Шаги в неизвестное

Миша Перышкин и антимир

До сих пор наука не в состоянии объяснить так называемый «Кратовский феномен».

Коротко говоря, дело было так.

1 августа этого года в два часа ночи в районе железнодорожной станции Кратово, в сорока километрах от Москвы, в небе возник слабо светящийся радужный столб. Его свечение длилось около трех часов, и затем он погас. Ширина столба составляла примерно триста метров. Нижний конец располагался в километре-полутора над землей, верхний уходил в ионосферу на высоту в восемьдесят — девяносто километров (в какой-то момент верхний конец столба пересекло серебристое облако — это и позволяет определить его приблизительную высоту).

Несколько человек в Раменском и Жуковском видели это явление. Очень удивило всех, что свечение не то чтобы постепенно померкло, а прекратилось сразу, как бы погашенное или сознательно выключенное.

Снимок столба, сделанный юным фотолюбителем Феликсом Противоположным, опубликован в журнале «Техника — молодежи». Нет недостатка и в научных гипотезах. Наибольшее количество сторонников нашла та, которая говорит о потоке электрически заряженных частиц, вторгшихся в земную атмосферу со стороны Солнца.

Но никто не знает того, что в августе впервые в истории человечества с нами вступили в контакт обитатели другого мира. Что эта встреча позволяет сделать чрезвычайно интересные и важные выводы: а) человечество еще не вполне созрело для широкого общения с представителями других миров и вселенных; б) вопреки мнению некоторых ученых, а также авторов научно-фантастических произведений люди ни в коем случае не должны опасаться таких контактов. На Землю из космоса не могут явиться враги — это невозможно. Только друзья. Получается так потому, что подобные предприятия под силу лишь таким созданиям, высокое развитие которых уже само по себе исключает возможность антагонизма с другими мыслящими существами.

Пока что, однако, никто не знает этого. Никто, кроме Миши Перышкина и его ближайших знакомых. Мише Перышкину (по его словам, во всяком случае) выпала честь первым из людей вступить в общение с существами внеземной цивилизации.

Но прежде всего несколько слов о Мише.

Миша — фотокорреспондент нашей газеты. Читателям, наверно, не раз попадались подписанные им снимки: «Новый продовольственный магазин на улице Мира», «Нина Рывина, участница художественной самодеятельности завода „Луч“», «В Москву пришла зима», «В Москву пришла весна»… И в таком же духе.

Работает Миша в газете давно. Образование у него небольшое — всего семь классов. Но работник он старательный, и в редакции его ценят. Привычки у Миши самые скромные. Вечерком любит посидеть у телевизора. По воскресеньям не прочь «забить козла» с соседями. Никак не скажешь, чтобы он много читал. Но вместе с тем Миша постоянно подписывается на журнал «Советское фото» и очень любит просматривать тома «Большой советской энциклопедии».

В спорах «физиков и лириков», которые частенько ведутся в редакции, он не участвует. И вообще не любит «умных разговоров». Стоит при нем начать что-нибудь об итальянском неореализме, как на лице у него тотчас появляется выражение озабоченности, он хлопает себя по карманам, начинает ворошить бумаги на столе и со словами: «Куда же это я оттиски задевал?» — поспешно выходит из комнаты…

Вот, пожалуй, и все, что можно сказать о Мише Перышкине… Он женат, и его жена очень хорошо готовит украинский борщ. Десятилетняя дочка ходит в музыкальную школу. Сын Коля учится в техникуме и увлекается кордовыми моделями самолетов…

Да, вот еще: у Миши удивительная память. Один остряк-стиляга, который, кстати говоря, недолго удержался в нашем коллективе, сказал как-то о Перышкине: «Память поразительная, доходящая до глупости». Миша на него не обиделся, так как вообще никогда не обижается.

Но, так или иначе, у него прекрасная память, и только благодаря ей сохранились все подробности необычайного происшествия в ночь на 1 августа.

Часто бывает, что при описании больших событий приходится говорить о мелких подробностях, которые сами по себе незначительны, но сопровождают то большое и важное, что произошло, и придают ему определенную окраску.

Сопровождающей подробностью в данном случае является тот факт, что Миша в день, предшествовавший появлению радужного столба, не выполнил задания редактора и сорвал поступление материала в очередной номер.

Еще за неделю до 1 августа один из сотрудников редакции подготовил большую статью о благоустройстве двора в новом доме на 2-й Ярославской улице. Миша несколько раз сфотографировал двор, а затем отдал снимки ретушировать. Но здесь-то и получилась загвоздка. Ретушер оказался человеком недобросовестным: пообещал принести снимки в субботу и не принес. Причем именно Миша настаивал на том, чтобы отдать фотографии этому ретушеру, а ответственный секретарь нашей газеты Петр Иванович Техминимум сомневался.

К вечеру стало ясно, что снимков от ретушера ждать не приходится. Тогда Миша решил, что съездит в Кратово на дачу — у него там были негативы, — отпечатает новые снимки и еще успеет с ними к тому времени, когда номер пойдет в машину. Он кинулся на электричку, два километра от станции пробежал бегом и убедился, что комната, где он летом жил с семьей, закрыта. В двери была оставлена записка, в которой жена сообщала, что вместе с детьми поехала на день рождения к бабушке, а ключ отдала коменданту. Не переводя дыхания Миша помчался на соседнюю дачу, но коменданта на месте не было, и, судя по настроению комендантовой жены, ушел он отнюдь не в библиотеку.

(Вообще нашим дачам с комендантами как-то не везет. За два года уже второй комендант, и все страдают одним и тем же пороком — увлекаются изделиями спирто-водочной промышленности.) Миша уселся на крыльцо ждать коменданта в полном отчаянии. (Мы забыли упомянуть, что вообще Миша очень дорожит мнением о себе начальства. Такой казус приключился с ним впервые лет, может быть, за десять.) Прошел час, другой, третий… Теперь снимки не поспели бы в номер, даже если б Миша уже имел их у себя на руках отпечатанными. Он пошел на станцию и с почты позвонил, чтобы его не ждали и ставили в полосу что-нибудь из запаса. (Миша не решился разговаривать с ответственным секретарем, который как раз был ночным дежурным, а соединился с корректорской и попросил передать.) Вернувшись на дачу, он увидел наконец коменданта, получил свой ключ и, глубоко расстроенный, взялся у себя в комнате за негативы, хотя необходимость в какой-либо спешке теперь отпала.

Был час ночи.

Неподалеку, на дачах издательства «Молодая гвардия», еще некоторое время гоняли патефонные пластинки. Затем женский голос, принадлежавший, очевидно, какой-нибудь утомленной редакторше, потребовал тишины. Молодые голоса несколько минут спорили, потом молодежь стала расходиться. Сделалось совсем тихо.

Миша развел проявитель и закрепитель, зажег красную лампочку и приступил к работе.

Ночь была теплая, душистая. Пахло свежим сеном, несколько кучек которого лежало в саду.

Миша отпечатал один снимок, второй… Затем он почувствовал какое-то беспокойство. Ему вдруг стало душно и тревожно. По спине потекла струйка пота.

Он настежь распахнул окно. Но ощущение духоты не проходило, и какая-то неясная тревога все росла и росла в Мишином сознании. Он подумал, не собирается ли гроза, однако безлунное ночное небо над садом было чистым.

Неожиданно по всей даче задребезжали стекла в рамах, и тонко запел стакан на столе. Это было два раза. Стекла дребезжали, как перед землетрясением.

Мишино беспокойство увеличивалось. Он почти физически ощущал, что в воздухе что-то нависло. Ему вдруг вспомнился фронт и секунда ожидания в тот момент, когда неподалеку упала бомба, уже в глаза ударил блеск взрыва, но грохот его и осколки еще не докатились, и тело сжимается, ощущая смертельную опасность.

Казалось, будто в воздухе висит нота, слишком низкая, чтобы ее можно было услышать, но колеблющая барабанную перепонку. И эта нота вот-вот прорвется в границы слышимости, со страшной силой оглушит, даже ударит, бросит на пол.

В этот момент Миша случайно бросил взгляд на дачные часы-ходики на стене и увидел, что времени без двух минут два. (Напомним, что первые наблюдатели радужного столба увидели его в два часа ночи.) Болезненное и мучительное ощущение все нарастало. Миша поймал себя на том, что бросил на пол карандаш, который держал в руке, ломает пальцы и с трудом удерживается от того, чтобы не закричать.

Такого с ним еще никогда не бывало. Он встал, сам не зная для чего, быстро спустился по лестнице и выбежал в сад.

И тут мучительное ощущение вдруг оборвалось. Оно оборвалось, но Миша увидел в саду нечто необычайное.

Над группой молодых елочек в десяти шагах от Миши плясало и вертелось большое радужное светящееся пятно. Еще одно такое пятно висело возле качелей. А когда Миша оглянулся, то увидел третье на крыше дачи возле своего окна.

Сначала Миша подумал, что это галлюцинация. Но пятна были очень определенными, непроницаемыми. Сквозь них ничего не было видно, они слегка освещали то, что было рядом.

Мише захотелось подойти к ближайшему пятну, но он убедился вдруг, что не может сделать ни шагу. Ноги и руки не повиновались ему.

И тут он почувствовал Голос.

Мы нарочно говорим: «почувствовал» Голос, а не «услышал». Впоследствии Миша лишь с большим трудом смог объяснить, каким образом Некто из другого мира общался с ним. У этого Некто не было ни глаз, ни тела, а следовательно, и голосового аппарата, но тем не менее Миша и Некто разговаривали. Причем разговаривали очень свободно.

Короче говоря, Мише в голову пришла мысль. Но он понимал, что это не его мысль. Не порождение его собственного мозга. Что-то заставило его так подумать. Что-то со стороны воспользовалось его мозгом и заставило его подумать:

«Не бойтесь. Вам ничего не грозит».

И тотчас Миша подумал (сам подумал):

«Что это такое?»

И опять ему в голову пришла мысль:

«Это Антимир. Мы ставим гигантский опыт. Второй раз. Мы входим в соприкосновение с вашим миром. Пожалуйста, не бойтесь. Мы не причиним вам вреда».

— А я и не боюсь, — сказал Миша хрипло. — С чего бы мне бояться?

Но на самом деле он здорово испугался. Он подумал, что у него бред.

Он хотел повернуться и еще раз посмотреть на третье пятно, но не мог двинуться. Что-то его зажало.

Опять Голос зазвучал в его мозгу. Но голос без звуковой плоти — без тембра, без громкости.

«Сейчас мы дадим вам возможность двигаться. Извините нас».

Мишино оцепенение спало. Он неуверенно подвигал шеей, поднял руку, опустил ее. Потом оглянулся и успел увидеть, как третье пятно скользнуло с крыши через открытое окно в его комнату.

— Пожалуй, это у меня бред, — сказал он вслух. Он весь дрожал.

И сразу в мозгу его раздался Голос:

«Нет, это не бред. С вами общается Антимир. Второй раз мы производим огромный опыт. Впервые мы это сделали около миллиона лет назад. Тогда еще на вашей планете не было мыслящей материи».

— Нет-нет, я брежу, — сказал себе Миша. — Все ясно. Кошкин меня доконал. (Кошкин была фамилия ретушера, который не принес снимков.)

Миша потер себе лоб и пошел было к дому, чтобы разбудить жену. Но тут же сообразил, что ее нет дома.

И опять подумал:

«Мы очень сожалеем, что потревожили вас. Но иначе мы не могли. Не беспокойтесь, у вас не будет больше неприятных ощущений».

Снова это была не его мысль, а посторонняя. Он очень отчетливо разбирал, когда думал сам, а когда что-то заставляло его подумать.

Миша посмотрел на небо и в отчаянии сказал:

— Послушайте, а вы не можете чем-нибудь доказать, что я не брежу? Что-нибудь такое сделать?

И получил ответ в своем собственном мозгу:

«Пожалуйста. Мы можем, например, поднять вас в воздух. Хотите?»

Не успел еще Миша дать ответ, как вдруг увидел, что трава и протоптанная в ней тропинка уходят из-под его ног и что он повисает в воздухе. Несколько крупных берез были видны отсюда как кусты. Дача тоже укатила вниз, и он как-то совершенно непроизвольно обратил внимание на то, что над комнатой его соседки большой участок дранки совсем прогнил и отстал от крыши.

Он даже не успел испугаться как следует. Прошло еще мгновение, земля стремительно поднялась, подкатилась ему под ноги, и Миша стал на прежнее место.

«Убедились?» — прозвучало в Мишином мозгу.

А кругом уже был обычный ночной сад. Чернели ветви деревьев. В двухэтажной даче «Молодой гвардии» под крышей еще горел свет в одном окошке. Небо мерцало звездами, поперек него светлой накрененной полосой лежал Млечный Путь.

— Убедился, — сказал Миша.

Он был совершенно ошарашен, у него ослабели ноги. Сделав несколько шагов, он опустился на скамью возле кучи песка, из которого маленькие ребятишки днем делали свои куличи и пироги.

Некоторое время Голос молчал, затем в Мишиной голове опять засверлило:

«Если вы не возражаете, мы обследуем ваше жилище. Вы позволите нам?»

Миша вздрогнул и сказал:

— Ничего, ничего, валяйте.

Оба радужных пятна сорвались со своих мест и полетели к окну Мишиной комнаты, где уже было третье. Миша проводил их взглядом.

Постепенно ему начало приходить в голову, что если это не бред и Антимир действительно вступил с нами в общение, то это очень здорово. Он подумал, что светящиеся пятна и есть люди Антимира.

Однако в его мозгу прозвучало:

«Нет. Это не живые существа. Это просто мои проявления».

— Но ведь это здорово! — сказал Миша. Он начал осваиваться с обстановкой. — Это очень здорово!

«Что „здорово“?» — спросил Голос.

— Ну, вот Антимир… И вообще…

«Что „вообще“?»

— Ну, что вы приехали. Добрались до нас.

«Да, — согласился Голос. — Это огромное событие. Мы давно хотели установить контакт с вами».

Затем Миша Перышкин и представитель Антимира начали беседовать, и эта беседа длилась около часа. Радужные пятна все это время сновали по Мишиной комнате, летали вокруг дома и порой приближались к Мише. Но он уже привык к ним, и они его не беспокоили.

Первое, чем заинтересовался Миша, — это каким образом выходит так, что вопросы и ответы Голоса являются Мише в качестве его собственных мыслей.

Голос ответил, что у него есть аппарат (или прибор), кодирующий то, что Голос хочет сообщить Мише, в виде токов, которые затем наводятся на Мишин мозг. В то же время Голос признал, что не знает ни русского, ни каких-либо других земных языков.

Впоследствии Миша рассказывал, что Голос как-то очень здорово объяснил ему, как это получается, и доказал, что, попадись ему француз, он говорил бы с ним по-французски, а встреться немец — по-немецки. И Миша понял объяснение и понимал его минут пятнадцать или двадцать. Но позже он попытался повторить его для себя и понял, что перестал понимать.

Затем Мишу обеспокоила одна мысль. Он подумал, что раз представители Антимира добрались до нас раньше, чем мы до них, то технически они сильнее нас и могут при желании причинить нам вред.

И тотчас Голос ответил ему:

«Нет. Это невозможно».

— Почему? — спросил Миша.

«Но ведь вы же являетесь представителями мыслящей материи», — сказал Некто.

— Ну и что?

«Как же мы можем причинить вам вред?»

— А почему не можете?

«Да потому что вы мыслящие существа…»

Они довольно долго толклись вокруг этого, и Голос тоже кое-что вынес из этого разговора. Он спросил:

«Значит, у вас на Земле есть враждующие группировки мыслящих существ?»

— Да, — признал Миша. — То есть пока есть. Но скоро этого не будет. Мы все объединимся.

Затем Миша спросил, будет ли Антимир поддерживать теперь более тесную связь с Землей.

«Да, — ответил Голос. — Но, поскольку вы еще враждуете между собой, это затруднено. Другое дело, когда вы объединитесь».

Между тем радужные пятна продолжали летать над дачей и в Мишиной комнате. Время от времени он на них поглядывал.

Уловив, очевидно, какую-то Мишину невысказанную мысль, Голос объяснил, что пятна собирают и передают в Антимир информацию о людях. Так, например, они уже передали содержание всех книг в шкафу — это были учебники Мишиного сына и его кое-какая художественная литература, — определили материалы, из которых сделан фотоаппарат (что позволит судить о земной металлургии), проанализировали образцы пищи на тарелках и прочее и прочее…

После этого разговор как-то угас.

Миша взглянул на ручные часы. Было без десяти три. (Заметим, что в окружности в пять — восемь километров вокруг Кратова несколько человек уже около часу любовались радужным столбом.) Миша чувствовал, что ему надо бы о чем-нибудь спросить представителей Антимира, но не мог придумать, о чем именно. Он несколько устал. Из вежливости Миша держал голову все время повернутой к калитке, то есть так, как он первый раз услышал Голос, и у него заболела шея. Ему захотелось курить, но он боялся, что, если он пойдет к себе в комнату, Некто сможет понять это как нежелание продолжать разговор.

Не успел он додумать эту мысль до конца, как получил ответ:

«Пожалуйста. Если вам нужно, идите в комнату. Мы все равно можем разговаривать».

Миша поднялся к себе наверх. Все три пятна вертелись в комнате. Одно у кровати, другое на шкафу, третье на столе возле увеличителя. Миша испугался, что оно засветит ему пленку, и помахал рукой. Пятно отлетело.

В саду Миша закурил. Ему пришло в голову, что если существа из Антимира прилетели сюда, на Землю, то они, по всей вероятности, могли бы ненадолго взять его к себе на корабль. Было бы интересно взглянуть, как у них там все выглядит.

Он откашлялся и сказал в воздух:

— Послушайте, и что, если бы вы взяли меня к себе? Минут на пятнадцать хотя бы.

Некоторое время он не получал никакого ответа, затем в его мозгу явилась мысль (не его мысль):

«Можно. Но вы бы у нас ничего не увидели. Вы бы перестали быть самим собой».

— Почему?

«Но ведь вы коллоид».

— Кто? Я?

«Да. Вы. Все живые существа на вашей планете — коллоиды, — объяснил Голос. — Все живое у вас представляет собой коллоидные растворы различной густоты и различных строений. Разве не так?»

— Гм… Гм… Пожалуй, — Миша поперхнулся. Он вспомнил, что в школе слышал нечто подобное на уроках биологии. — Примерно так.

«Ну вот, поскольку вы коллоид, — продолжал Некто, — вас можно было бы разжижить и пропустить, например, через замочную скважину вашей двери. Так же и с Антимиром. Мы можем протащить вас к себе. Но тогда вы перестали бы существовать в качестве того, чем вы сейчас являетесь. Понимаете?»

— Да, — сказал Миша. Потом он поспешно добавил: — Тогда, конечно, не надо.

«Вы бы нарушили свою коллоидную структуру».

— Нет, нет! — сказал Миша. — Я уже все понял. Раз нельзя, значит, нельзя.

Они помолчали, и Миша спросил:

— Скажите, а как же вы сюда попали? Вам можно, да? Вашу структуру это не разрушает?

И тут он получил ответ, который его глубоко поразил.

«А мы и не попали, — сказал Голос. — Мы находимся у себя, в Антимире».

— Как — в Антимире? — удивился Миша. — Выходит, что вы сейчас не здесь? Вы лично, с которым я разговариваю.

«Нет, — прозвучало в его голове. — Мы не на Земле. Мы у себя в научном центре, в лаборатории. Сидим и наблюдаем у аппаратов».

— Значит, вы не прилетели сюда?

«Нет, не прилетели, — сказал Голос. — В том-то и дело, что мы не прилетели. Нам неоткуда было лететь. Мы и так здесь. Нас с вами разделяет не пространство. Мы другая форма материи, еще не известная вам. Понимаете, мы в другом ряду. Мы существуем параллельно с вами, но в другом ряду. А сейчас мы прорвались к вам, достигли вашего мира. Понимаете?»

— Понимаю, — задумчиво ответил Миша. — А вы меня видите?

«Нет, не вижу, — сказал Голос. — У меня же нет глаз».

После этого Некто принялся рассказывать Мише об Антимире. Он сказал, что это прекрасный мир, хотя его обитатели и не ощущают света, как, например, люди. Что магнитные поля образуют там удивительные пейзажи. Что там есть и день и ночь, но по-своему, и когда поднимается их Солнце (было непонятно, другое у них Солнце или то же самое), то его силовое поле отчетливо очерчивает другие поля и вступает с ними в сложные взаимодействия, а когда приходит ночь, их мир делается менее ясным и отчетливым.

Но Миша слушал теперь невнимательно. Ему опять стало казаться, что все это бред и ничего такого, пожалуй, не существует. Стараясь отогнать чужие, не принадлежавшие ему мысли, Миша подумал, что давно уже не засиживался так поздно. Он нервно зевнул.

Голос умолк и молчал несколько секунд.

На востоке серело. Рассеянный свет сменил густую вечернюю темноту. Деревья и соседние дачи сделались невесомыми, слегка нереальными. Стало заметно прохладнее.

Затем Миша вдруг опять почувствовал духоту, как тогда в комнате. Неожиданно запели стекла на даче. Мишино тело стало ломать и корежить.

И вновь раздался Голос:

«Ну, вот и все. Мы сделали то, что намеревались. Собран огромный материал. Мы очень благодарны вам за то, что вы помогли в этом замечательном опыте. Всем разумным мирам, с которыми мы уже имеем связь, мы сообщим об этом великом событии. Еще немного, и другие цивилизации установят с вами постоянный контакт. Прощайте! Мы заканчиваем опыт. Прощайте!»

Голос начал отчетливо, но постепенно он слабел, и в то же время пляска энергетических полей вокруг Миши все ускорялась.

Несколько секунд он прислушивался к этим ощущениям, а затем его осенило: они кончают! Опыт кончается!

Он вскочил со скамьи и крикнул:

— Эй, эй, подождите!

«Что такое?» — спросил Голос.

Напряжение в воздухе несколько спало.

— Подождите, — сказал Миша спокойнее. — Нельзя же так, в самом деле! Кто мне поверит в случае чего? Надо, чтобы вы оставили какое-нибудь доказательство. Сделайте что-нибудь.

«Доказательство?» — переспросил Голос.

— Да.

«Доказательство мы не можем, — раздалось в Мишином мозгу. — Понимаете, лучше, если это останется тайной — то, что мы с вами связались. Мы не знали, что на вашей планете еще есть враждующие группы. Обычно так не делается. Обычно ждут, пока население того или другого мира объединится. Но мы готовы сделать что-нибудь для вас лично».

— Так сделайте, — согласился Миша.

«А что? — спросил Голос. — Что именно?»

Эта вторая часть Мишиных приключений может кое-кому показаться уже совсем недостоверной. Но для тех, кто следит за современным состоянием физики, полет Миши в Москву и даже предложения Голоса насчет автомобиля и рояля вовсе не явятся неожиданными. Возможность превращения энергии в материю обоснована уже и нашей земной наукой. Она заложена в учении Эйнштейна, который образно назвал материю «застывшей энергией».

Впрочем, будем последовательны.

Когда Голос спросил у Миши, что тот хотел бы получить, Миша, в свою очередь, осведомился, каковы же возможности Антимира. Могут ли они, например, сделать что-нибудь материальное? Голос ответил, что могут, что, посылая на Землю пучки энергии, они имеют возможность выполнить здесь любую работу и создать любое материальное тело. Но в то же время у них есть и некоторые ограничения. В их силах — и Голос подчеркнул это — выполнить только какую-нибудь личную просьбу Миши. Такое, что не задело бы интересов других людей. Это правило для общения с планетами, где население не составляет еще единого целого. В противном случае создалась бы возможность злоупотреблений, произошло бы вмешательство в суверенные права обитателей того или иного разумного мира. Одним словом, пусть Миша предложит что-нибудь личное.

— Личное? — повторил Миша.

«Да, личное», — подтвердил Голос.

Миша задумался. Затем он встал и прошелся несколько раз взад и вперед возле скамьи. Сейчас он опять уже верил в существование Голоса, и его занимал вопрос, как бы не продешевить с этим личным желанием.

«Может быть, вам нужен еще один костюм? — подсказал Голос. — Мы можем материализовать такой же костюм, какой висит у вас в шкафу в комнате».

— Но обязательно личное?

«Обязательно».

Миша подумал еще секунду — он был бледен. Потом сказал:

— Ладно. Я все понял. Осушите Сахару.

«Что?»

— Осушите Сахару.

От нервного напряжения он так и сказал: «осушите» вместо «обводните». Но потом сразу поправился:

— То есть обводните. Обводните Сахару.

«Сахару?» — переспросил Голос.

— Да-да, Сахару. — Миша чувствовал, что у представителей Антимира уже мало времени, и сам начал спешить. — Это у нас в Африке пустыня. Совершенно нет воды.

В Антимире помолчали, потом Голос мягко объяснил, что Миша, очевидно, не понял сути дела. Им нельзя совершать такие действия, которые изменили бы судьбы больших групп населения. В Антимире не имеют права этого делать. Да и как ее обводнять, Сахару? Если набить туда воды, например, из Средиземного моря, там кто-нибудь может утонуть. И вообще, такие вещи не делаются с маху. Неужели Миша не знает, что такое «личное»?

— Знаю, знаю, — нетерпеливо отмахнулся Миша. — Чего там тянуть. Все ясно.

Он опять задумался и затем сказал:

— Тогда уничтожьте Австралийские Кордильеры. Просто снесите их совсем.

И сразу принялся объяснять, что Австралийские Кордильеры — это огромная горная цепь, которая тянется вдоль всего восточного побережья Австралии и задерживает влажные ветры, дующие на материк. (Он вычитал это в энциклопедии.) На этот раз в Антимире молчали довольно долго, потом Голос сухо спросил:

«Это нужно вам лично? Эти горы лично вам мешают?»

— Да, лично мне, — твердо ответил Миша. Затем он сразу испугался, что Голос спросит его, бывал ли он в Австралии. Он там, естественно, не бывал, а врать ему не хотелось.

Но Голос заговорил о другом.

«Скажите, а как вы понимаете „личное“? Что это такое?»

И тут оказалось, что Миша не знает, что такое «личное». Всю жизнь он полагал, что личное — это то, чего ему хочется больше всего. Во время войны, например, ему хотелось, чтобы она скорее кончилась. Потом — чтобы быстрее была побеждена разруха. Еще позже — чтобы скорее строились дома. Все это было его личными желаниями, и, побуждаемый ими, он старательно воевал, затем ездил от газеты строить колхозные электростанции, рыл землю на субботниках. А теперь его заботило, что в Сахаре нет воды, что огромная часть Советского Союза покрыта вечной мерзлотой, что между Англией и Францией до сих пор нет подводного туннеля, что количество подписчиков на нашу газету растет медленнее, чем хотелось бы, и что вопросы использования энергии приливов еще не подняты на надлежащую высоту…

«Но подождите! — прервал его Голос. — Неужели вы не хотите, например, чтобы мы скопировали для вас автомобиль? Такой же, как в соседнем саду».

На какой-то миг перед умственным взором Миши встало видение новенькой «Волги», сияющей никелированным радиатором. Но он тотчас же сообразил, что такой неизвестно откуда взявшийся автомобиль никак не удастся зарегистрировать в ГАИ.

«А рояль?»

Но рояль ему некуда было поставить. Он жил с семьей в одной-единственной комнате на Серпуховке.

«Может быть, тогда квартиру?»

Но и это отпадало, так как на работе он должен был на днях получить ордер.

Они вдвоем отбрасывали одно предложение за другим, и постепенно выяснилось, что Мише лично ровно ничего не надо. То есть ему надо было очень многое. Не помешали бы и автомобиль, и дача, и новый костюм, и шуба для жены, и даже просто прибавка к зарплате. Но всего этого он хотел добиться сам.

В конце концов Миша поднял голову и спросил, не могут ли представители Антимира просто перенести его сейчас в Москву. Минут на пять. Ему хотелось бы взглянуть, как в редакции справились с номером.

«Пожалуйста», — сказал Голос.

И в ту же минуту сад стал проваливаться под Мишей, он сам очутился на огромной высоте, а внизу уже плыли крыши дач, темные прямоугольники и квадраты садов и далеко протянулась двойная нитка железной дороги.

В ушах у Миши засвистело, ветер грубо влез ему под пиджак и рубашку за пазуху, обхватил грудь и голую спину крепким, ощутимым холодным объятьем.

По словам Миши, он долетел до Москвы минут за пятнадцать. Но ему не пришлось насладиться этим полетом и толком ничего рассмотреть внизу, так как у него сразу же от сопротивления воздуха начали слезиться глаза. Сначала он вцепился пальцами в полы пиджака — почему-то ему показалось, что так будет безопаснее. Позже он отпустил пиджак и прижал руки к груди, чтобы было не так холодно.

«Куда теперь?» — раздался через некоторое время Голос.

Полет замедлился, Миша открыл глаза и увидел, что висит над улицей Горького, в районе Центрального телеграфа. Совершенно окоченевший, он попросил опустить его, встал на ноги и огляделся.

Странно и непривычно выглядела улица Горького в этот предутренний час. Небо было еще темным, над асфальтом горели фонари, и витрины изнутри светились. Хотя ночь стояла безоблачная, на тротуаре и на мостовой, подсыхая, чернели лужи. Миша догадался, что здесь недавно прошли поливные цистерны.

Сначала ему показалось, что кругом нет ни души. Но, осмотревшись и попривыкнув, он увидел там и здесь в отдалении дворников в белых выстиранных фартуках, две машины для уборки мусора, а напротив магазина «Сыр» — ремонтную вышку трамвайно-троллейбусного управления. А совсем близко, шагах в пяти от него, стояли какие-то две фигуры. Одна, судя по доносившемуся к Мише лающему гортанному говору, принадлежала иностранцу. Вторая — при синем джазовом пиджачке и маленьких усиках — соотечественнику. Личность с усиками поспешно засовывала под пиджак что-то завернутое в газету.

Увидев неожиданно появившегося Мишу, фигуры испуганно отпрянули одна от другой.

Миша уже подумал, не следует ли ему взглянуть, чем они занимаются, но тут заметил и третье действующее лицо этой маленькой сценки. Со стороны Ермоловского театра к двум коммерсантам приближался лейтенант милиции. Его взгляд был так пристально устремлен на личность с усиками, что Мише сразу стала ясна ненужность вмешательства со стороны.

Уже несколько отогревшийся, он попросил представителя Антимира поднять его в воздух и, указывая направление, полетел на небольшой высоте над Охотным рядом и площадью Дзержинского.

Очень обидно, конечно, что Миша так и не решился зайти, или, вернее, «залететь», в редакцию во время этой богатой событиями ночи. Если б он, например, вошел в окно отдела строительства — отдел помещается на четвертом этаже — и предстал перед глазами завотделом, нашего уважаемого Петра Петровича, всякие сомнения в подлинности случившегося отпали бы.

Но факт остается фактом — Миша Перышкин не залетел в редакцию. Он только порхал в воздухе возле ее окон в течение трех или пяти минут.

По его словам, Миша видел, как Петр Петрович сидит за столом и, отражая своей умной, несколько полысевшей головой свет высокой настольной лампы, читает еще сырой лист гранок. И действительно, впоследствии удалось установить, что Петр Петрович сидел в этот час как раз в позе, описанной Мишей, и читал весьма содержательную статью об уборке дворов с ярким, но, быть может, не вполне удачным заголовком «Время жить и время убирать».

По словам Миши, он совсем было приблизился к подоконнику — окно было раскрыто — и совсем уже вознамерился ступить внутрь, но в этот момент дверь в кабинете распахнулась, и туда ворвался, потрясая какими-то листами, Петр Иванович Техминимум.

И опять-таки установлено, что в эту ночь Петр Иванович несколько раз врывался в отдел строительства и требовал, чтобы статья об уборке дворов была сокращена: первый раз на пять строк, затем еще на десять и в последний раз — на пятнадцать.

Но так или иначе, увидев ответственного секретаря, Миша сразу вспомнил, как он подвел газету со своими снимками. Сердце у него сжалось, он оттолкнулся рукой от стены и попросил, чтобы его перенесли обратно в Кратово.

Без приключений он был доставлен на дачу и опущен в саду на то место, с которого поднялся. Во время полета и Миша и Некто в Антимире молчали. Миша — потому, что был очень утомлен, и Некто — по той же самой, очевидно, причине.

Когда Миша стал на ноги возле нашей дачи, Голос еще раз поблагодарил его за любезность, оказанную во время опыта, и сказал, что близкое знакомство с Мишей и в особенности его концепция «личного» позволяют им в Антимире сделать вывод, что момент, когда на Земле уже не будет враждующих группировок и классов, гораздо ближе, чем сначала показалось. А это означает, что приближаются и регулярные контакты с другими разумными мирами, консультации, советы и взаимная помощь.

Услыхав слово «помощь», Миша в последний раз оживился и уже вдогонку спросил, не могут ли представители Антимира хотя бы построить мост через Мессинский пролив между Сицилией и собственно Италией. (Он как раз недавно беседовал с сыном о том, что такой мост сберег бы уйму производительных сил итальянцев.)

«Нет», — ответил Голос.

— Ну, тогда хоть дранку на крыше замените! — воскликнул Миша. Он вспомнил об отставшей дранке, которую видел во время первого подъема в воздух, и о том, что соседка недавно жаловалась на протекающий потолок.

«Хорошо», — ответил Некто как бы уже издалека, и это было последним не своим словом, которое раздалось в Мишином мозгу.

После этого все пошло, как три часа назад. В саду возникла неслышимая нота, задребезжали стекла. Мише сделалось душно и жарко, вокруг завертелись невидимые силовые поля. Духота с каждой секундой увеличивалась, у Миши отчаянно заныли мускулы, какое-то стесненье стало подниматься от живота к груди.

Испытывая боль во всем теле, он сделал несколько неверных шагов к дому, затем упал, скорчившись, на траву. Неслышный звук все нарастал. Мише опять показалось, что его вот-вот ударит какая-то страшная волна.

Но через мгновение все уже пошло на убыль. Стекла перестали звенеть, жара спала, боль в теле прекратилась.

Миша сел, несколько раз глубоко вздохнул, затем поднялся на ноги, пошатываясь взобрался к себе на второй этаж и, вконец обессиленный, свалился на койку.

Было пять утра — то самое время, когда, по сообщениям наблюдателей, исчез, как бы выключился светящийся столб над Кратовом.

Вот, собственно, и все, что рассказывает Миша Перышкин о своей встрече с обитателями другого мира.

В какой же мере все это достоверно?

Оставим пока этот вопрос открытым и поговорим о другом. Какие бы сомненья ни внушала нам вышеприведенная история, она заставляет нас кое о чем задуматься.

В самом деле. Бесконечность Вселенной мы обычно мыслим себе как возможность бесконечно лететь в любую сторону от Земли. Нам свойственно как-то забывать при этом, что Вселенная бесконечна и неисчерпаема не только вширь, но и вглубь. Но верна ли такая односторонняя точка зрения?

Почему, действительно, мы считаем, что разумные миры и другие самые невероятные открытия будут сделаны именно космонавтами, которые заберутся в наиболее отдаленные углы Галактики? Почему мы не думаем о том, что ничуть не менее удивительные вещи явятся и при исследовании бесконечной материи вглубь? Здесь же, на Земле, в лабораториях ученых.

Разве в свое время не перевернули все наши представления о мире «зверушки», которых Левенгук увидел в своем «микроскопиуме»? Можно ли утверждать, что первое знакомство с микромиром было событием меньшего масштаба, чем открытие, например, колец Сатурна? И разве исключена, наконец, возможность, что первый привет из другого разумного мира придет на Землю не радиограммой с многоступенчатой ракеты, а колебанием стрелки на точнейшем и умнейшем приборе в Дубне?

Это во-первых.

Во-вторых, история с Мишей Перышкиным заставляет нас поразмышлять и о том, насколько наш сегодняшний мир готов к встрече с другими разумными существами.

Давайте предположим на минуту, что Землю уже посещали посланцы внеземной цивилизации. Предположим, это было, например, в средние века, в эпоху крестовых походов. С кем бы мы им посоветовали вступать в контакт, на чью сторону становиться? На сторону рыцарей, предавших огню население Никеи, Тарса и Антиохии, или на сторону сельджукских султанов-рабовладельцев? И разве не логичнее было бы для пришельцев постараться оставить свой визит в тайне и скромно удалиться до лучших времен?

Да что там средние века! А сегодня? Что станет делать человечество, если сегодня на Земле высадятся представители другого мира? Если они высадятся и предложат свою помощь в обводнении той же Сахары, разве не восстанут против такого плана те, кому Сахара нужна в качестве полигона для испытаний атомного оружия? Разве любой разумный с точки зрения трудящегося человечества план не будет встречен в штыки теми, кто сам не трудится, но пока еще сохраняет власть и силу над огромными территориями нашей планеты?

С этой точки зрения нет ничего недопустимого в том, что чьи-нибудь внимательные и добрые глаза уже давно следят за нашей планетой, что пришельцы уже бывали у нас и ждут, когда же наконец они смогут вступить в переговоры с человечеством, не разделенным на классы. А если это так, то налаживание контактов с другими мирами может быть вопросом не только наших научных успехов, но и прогресса социального. Первый день всеобщего коммунизма на Земле может стать и тем днем, когда нами будет получена первая поздравительная телеграмма от других великих цивилизаций…

Но вернемся, однако, к Мише Перышкину.

Много толков в среде научной общественности возбудит, вероятно, вопрос о том, почему Голос говорил о себе как о представителе Антимира. Ведь известно, что соприкосновение частицы антивещества с веществом не может вызвать ничего, кроме сильнейшего взрыва. Но, возможно, это был и не Антимир, а что-то другое, чему нет названия на нашем языке, и Голос использовал это слово потому, что вынужден был ограничиваться Мишиными представлениями.

Не исключено затем, что будет подвергнута сомнению и вся история в целом. Найдутся, очевидно, скептики, которые будут говорить, что и Голос и полет в Москву попросту приснились Мише, расстроенному своей неудачей со снимками. Хорошо, допустим, что это так.

А дранка?

Новая дранка, которая появилась на крыше взамен старой и сгнившей!

Ведь не секрет, что через два дня после той ночи Миша сам залезал на крышу и убедился, что подгнившее место отремонтировано. Ведь не секрет, что крыша уже не течет.

Не скроем в этой связи, что в редакции, правда, возникла и получила некоторое распространение гипотеза, утверждающая, будто крышу починил сам комендант. Но мы заявляем, что каждый, кто хоть чуть-чуть знаком с нашим бывшим комендантом — он уже ушел от нас, — назовет эту теорию не только антинаучной, но и попросту вредной.

Одним словом, подождем. Нам в газете кажется, что наш скромный друг Миша Перышкин действительно разговаривал с представителями другого мира в ночь на 1 августа.