Шаги в неизвестное

Стальная змея

Иногда приходится удивляться тому, насколько тесно история жизни на земле (и ранняя история человека в частности) связана с особенностями существования того или иного биологического вида. Есть такая точка зрения, например, что, если бы на Американском материке до прихода белых водилось какое-нибудь крупное копытное, подобное лошади, индейцы не так сильно отстали бы в своем развитии от Европы. И тогда первые испанские колонизаторы, высадившиеся в Новом Свете, нашли бы там цивилизацию, лишь совсем немного уступавшую их собственной.

Или, скажем, стальная змея. Еще более разительный пример. Будь это морское чудовище приспособлено к жизни на небольших глубинах, порядка трех — пяти метров, вся ранняя история человечества пошла бы, возможно, несколько другим и замедленным путем, так как нескольких тысяч таких тварей было бы совершенно довольно, чтобы отбить у первобытного охотника желание приближаться к большим водоемам. А это на какой-то срок отодвинуло бы освоение морей.

Впрочем, все это рассуждение имеет цену только применительно к самым первым этапам истории человечества. Теперь, при современной технике, людям, конечно, ничего не стоило бы справиться со стальными змеями, даже если бы чудовище поднялось на поверхность океана в массовых количествах. Может быть, пришлось бы временно отказаться от использования мелких деревянных судов. Пожалуй, возникла бы необходимость как-то обезопасить население приморских городов. Но так или иначе, схватка человека с anguilla loricatus сейчас может окончиться только быстрой и решительной победой человека.

В доисторические времена людям пришлось бы труднее…

Вообще обстоятельства нападения чудовищ на Ленинград достаточно интересны, чтобы их стоило рассказать.

Уже впоследствии животное было названо anguilla loricatus, что означает на латыни «панцирный угорь». В те дни, когда оно впервые вынырнуло в Неве, все называли его змеей или стальной змеей.

Мнения о количестве животных, совершивших свой набег на берега Невы, все еще колеблются. В журнале «Природа» кандидат биологических наук В. Гусенок утверждает в своей статье, что змея (мы так и будем называть панцирного угря для краткости) появилась в Ленинграде в количестве шести особей. Автор, однако, не берет во внимание того, что отдельные свидетельства о появлении животных отстоят одно от другого на целые сутки. Так, например, первые две змеи были зарегистрированы на пляже у Петропавловской крепости днем 8 июня, третья — на следующий вечер в доме на Греческом проспекте. Учитывая большую подвижность твари, можно предположить, что мы имели дело с одним и тем же экземпляром. Число «четыре», приведенное в последнем выпуске «Ученых записок» Института океанологии, представляется более близким к истине. Но вернее всего было бы предположить, что только три стальные змеи приплыли в Ленинград. Во всяком случае, только три их и попало в руки людей: одна — убитая старшим сержантом милиции Зикеевым, вторая — та, которую облила серной кислотой уборщица в Молочном институте в городе Пушкине, и третья — сдохшая от неизвестных причин и найденная на том же Петропавловском пляже.

Два экземпляра змеи находятся сейчас в Ленинграде. Один — в Зоологическом музее, другой — на кафедре ихтиологии биологического факультета ЛГУ. Кафедра хотела оставить у себя и третью змею, но ее после длительной и деликатной борьбы пришлось отдать в Институт океанологии в Москве.

Лучше всего сохранился университетский экземпляр, так как в ЛГУ попала змея, обнаруженная на пляже. У экземпляра, доставшегося Зоологическому музею, голова несколько повреждена пулей из пистолета Зикеева. А в Москве хранится, собственно говоря, только скелет anguilla loricatus, так как его панцирь и внутренние органы разъедены кислотой.

Число пострадавших от нападения чудовищ точно не установлено. Предполагают, что ранено было десять или одиннадцать человек, причем сюда нужно включить и тех, кто получил ушибы во время памятного бегства на пляже.

Убит был, как известно, один человек.

Мы уже писали, что первая встреча ленинградцев со змеями произошла 8 июня. Над городом в тот день установилась великолепная ясная погода, и, так как голубого неба не видели уже целую неделю, желающих позагорать у Петропавловской крепости оказалось очень много. С самого раннего утра трамваи и автобусы через каждые пять-шесть минут высаживали возле университетского общежития целые толпы ленинградцев. К одиннадцати часам на пляже были разобраны все сдающиеся напрокат шезлонги и зонтики, и в мужской раздевалке не осталось свободных мест.

Одним из дежурных на станции Освода был в тот день Саша Комов, восемнадцатилетний парень, мускулистый и ловкий. В его задачу входило следить, чтобы купающиеся не заплывали за линию буйков, в двадцати метрах от берега, где на Неве начинается уже большая глубина. С этим Саша справлялся, катаясь вдоль буйков на шлюпке.

Слева от него все время раздавался ровный разноголосый шум пляжа, в котором сливались разговоры, выкрики, звуки песенок, передаваемых радиоузлом. Справа было тихо и спокойно. Со стороны Дворцового моста доносился смягченный расстоянием звон трамваев, и за катящейся, блещущей под солнцем, гладью могучей реки видны были подернутые жаркой синеватой дымкой дворцы на противоположном дальнем берегу.

Саше было скучно, но купающиеся, как назло, вели себя дисциплинированно, и никто не пытался вырваться за буйки на речной простор. Саша только лениво пошевеливал веслами, чтобы течение не отнесло его к Малой Неве.

В двенадцать часов он решил, что подгонит сейчас шлюпку к базе и отдаст ее приятелю.

Когда он уже миновал заборчик, отделяющий на берегу платный пляж от базы Освода, за его спиной вдруг раздался пронзительный, очень болезненный и испуганный крик.

Саша мгновенно обернулся и метрах в двадцати от себя увидел над водой искаженное болью лицо мужчины лет сорока. Мужчина отчаянно боролся с чем-то находящимся под водой.

Комов сделал энергичный гребок и тотчас очутился около утопающего. Мужчина как раз скрылся под водой, затем сразу вынырнул. Саша уперся коленом в борт, схватил мужчину под мышки и разом втащил его в шлюпку, так что она слегка зачерпнула левым бортом. В этот момент ему показалось, будто вокруг пояса мужчины в воде обвился кусок стального троса.

На берегу, на территории базы, уже стояли начальник местного отделения Освода Николай Григорьевич Кусков и дежурный врач в белом халате.

Утопающий хрипел, хватаясь за Сашу. От мужчины сильно пахло спиртным, и Комов решил, что он попросту выпил и в таком виде полез купаться. Саша попробовал усадить мужчину на среднюю скамью, но тот так страшно и протяжно застонал, вцепившись в своего спасителя, что Саша даже растерялся на мгновение.

В этот момент к нему на помощь пришла другая шлюпка, и через несколько секунд он был уже у берега. Не перестававшего стонать мужчину быстро перенесли в будку, где у осводовцев хранится всевозможное лодочное снаряжение, и положили там на дощатый пол.

Все это вместе взятое — от первого крика мужчины до того, как пострадавший очутился в будке, — заняло так мало времени, что на пляже почти никто и не заметил случившегося. Два или три человека из тех, кто нежился на песке совсем рядом с заборчиком, отгораживающим пляж от базы, поднялись и подошли к ограде. Но осводовцы тотчас отогнали любопытных.

Мужчина, лежавший на полу в будке, быстро бледнел. На губах у него появилась пена, вокруг пояса выступила кровавая полоса. Он силился что-то объяснить, но у него получался только прерывистый хрип.

Врач послушал пульс пострадавшего, поднял голову, тревожно и недоумевающе посмотрел на начальника Освода и предложил немедленно вызвать «скорую помощь».

Пока ее вызывали, Саша сказал начальнику, что видел в воде что-то похожее на стальной трос.

— Серьезно, Николай Григорьевич, что-то такое было, — подтвердил он в ответ на недоверчивый взгляд Кускова. — Честное слово!

Оба знали, что в этом месте на дне не может быть никаких тросов.

— Ну, давай поглядим, — сказал Кусков.

Взяв с собой багор, они уселись в шлюпку, и Саша выгреб туда, где вытащил мужчину.

Вода в Неве вообще чистая и прозрачная, но в этом месте летом она всегда бывает взбаламучена купающимися и мутнеет от поднятой со дна глины.

Саша и начальник некоторое время всматривались в воду, затем Кусков взял багор и опустил его со шлюпки.

Обо всем, что случилось потом, они впоследствии рассказывали немножко по-разному.

Так или иначе, багор вдруг оказался с силой выдернутым из рук Кускова и переломленным пополам. В двух метрах от шлюпки (Саша утверждал, что в одном) вынырнула небольшая — размером в теннисный мяч — голова с разинутой пастью, переходящая в змеиное туловище. Змея ушла под воду, и в следующий момент находившиеся в шлюпке ощутили резкий удар в борт. Бортовая доска лопнула, как спичка, и в пролом вместе с хлынувшей водой просунулась голова чудовища. Тварь повела маленькими глазками, как бы озираясь[1], и метнулась к юноше. Саша, еще не поняв как следует, что произошло, увидел, как у него на бедре в раскрытой ране розовеют мышцы и как их быстро покрывает выступившая из кровеносных сосудов кровь.

Змея подняла голову, затем тело ее переломилось. С силой парового молота она ударила носом в противоположный борт, проломила его с такой же легкостью, что и первый, и ушла в пролом.

Шлюпку быстро заливало. Кусков схватил весла, брошенные Сашей, и несколькими сильными гребками пригнал судно к берегу…

Пляж между тем продолжал жить своей обычной жизнью. Загорающие играли в шахматы и в «козла», болтали или просто молча поджаривали спину и живот. У Трубецкого бастиона медно-красные и коричневые богатыри делали сальто и поднимали друг друга на вытянутых руках. Бойко торговали мороженщицы. По самому бережку, осторожно перешагивая через руки и ноги, бродил дежурный милиционер в полной форме, в тяжелых, как гири, русских сапогах и свистел на тех купальщиков, которые начинали в воде играть в волейбол.

И надо всем этим плыла затасканная и давно уже всем надоевшая мелодия: «Утомленное солнце тихо с морем прощалось»…

Около четверти первого тягучий ритм танго вдруг прервался, и отдыхающие услышали взволнованный, запинающийся тенорок:

— Товарищи! Внимание!.. Просьба всем немедленно выйти из воды. В Неве обнаружена змея.

Это был голос техника радиоузла…

Теперь, чтобы дальнейшие события стали читателю совершенно ясны, необходимо дать более подробное описание места действия.

Пляж у Петропавловской крепости, или, как его фамильярно называют ленинградцы, «Петропавловка», расположен у крепостной стены напротив Зимнего дворца через Неву. Сама крепость стоит на островке, который отделен от суши узким, но достаточно глубоким Кронверкским проливом. Тот, кто хочет попасть на пляж с Петроградской стороны, должен подойти к проливу с проспекта Добролюбова, например, и пересечь его по деревянному мосту. Тогда слева он будет видеть наполовину спрятавшееся в зелени старинное кирпичное здание арсенала («кронверка», как он назывался во времена Петра I), справа, внизу на канале, — шлюпки и катера учебной станции Освода, а прямо перед ним будут стены крепости, а за ними бывший пустырь, который в последние годы прибран и украшен газонами. На пустыре стоит роща очень высоких, развесистых старых ив, которые с противоположной Дворцовой набережной и от Ростральных колонн смотрятся как великолепное густое зеленое пятно на фоне старинных крепостных стен и зданий.

Берег пустыря на Большой Неве называется «диким пляжем». Отсюда-то и приплыл подвыпивший гражданин, первым подвергшийся нападению змеи. Платный пляж начинается там, где стены крепости почти вплотную подходят к воде, и отделен от «дикого» заборчиком. Спасательная станция Освода находится на стыке двух пляжей и обслуживает оба…

Нечего и говорить о том, что призыв, раздавшийся из репродукторов на пляже, произвел действие, обратное тому, на какое был рассчитан.

Тотчас после слов диктора количество купальщиков возросло чуть ли не вдвое. Даже те, кто только что вышел на песок, замерзнув в холодной невской воде, кинулись обратно «ловить змею».

Пожалуй, только матери на всякий случаи подозвали к себе маленьких детей.

Но из радиоузла, где место техника занял Николай Григорьевич Кусков, продолжало раздаваться:

— Приказываю немедленно выйти из воды! Опасность очень велика. Только что с тяжелыми ранениями отправлены на «скорой помощи» два человека… Приказываю немедленно выйти из воды…

Постепенно пляж начал прислушиваться. Выкрики и шум прекратились. Неожиданно стало тихо.

И в этой тишине вдруг раздался испуганный крик. Несколько девушек шарахнулись в стороны от парня, лицо которого болезненно исказилось. Парень, сильно хромая, поспешно выбрался на берег. С ноги у него, пониже колена, стекал широкий рукав крови.

На берегу его, сопровождаемого любопытными и испуганными взглядами, подхватила сестра из медпункта и увела за павильон газированных вод.

Первыми из воды выбежали девушки, за ними нехотя потянулись и парни. Те, кто на пляже ничего не знал о случившемся, видели, что люди напротив павильона вышли на песок, и просто последовали их примеру. Через несколько минут на всей протяженности платного пляжа в воде не осталось уже никого.

Люди стояли молча, в напряженной необычной тишине и с тревожным ожиданием смотрели на воду.

Тогда и появилась первая змея.

Над мелкой рябью возникла голова на тонком серо-стальном туловище. Скрылась и вынырнула у самого берега.

Кто-то охнул. Люди стали постепенно отступать от воды, образуя широкий полукруг.

Голова змеи качнулась. Тварь сделала какое-то быстрое движение и в следующий момент очутилась на песке.

Теперь ее было видно всю. Длинное, около трех метров, тело толщиной примерно в четыре сантиметра. Голова по толщине почти не отличалась от туловища. По всей длине спины невысоким гребнем выступал плавник.

Змея упала на песок, вытянувшись как палка или даже как стальной длинный и совершенно прямой шест. Затем этот шест переломился в двух местах (не перегнулся, а именно переломился), задняя часть уперлась в песок, и животное прыгнуло, но не вперед, как можно было ожидать по общему направлению его движения, а несколько в сторону.

Полукруг людей еще более расширился. Передние отступили, а задние, жаждавшие увидеть, что происходит, продолжали нажимать. Получилась небольшая давка.

Неожиданно юноша с копной кудрявых волос над выпуклым широким лбом шагнул из круга, бросился к змее и схватил ее пониже головы. Тварь дернулась с огромной силой, и юноша (студент университета Федор Коньков) полетел в толпу. У него были вывихнуты кисти рук.

Сразу несколько парней кинулись к змее, и на мгновение она вся скрылась под массой загорелых мускулистых тел. Но только на мгновение. Через секунду все парни с различными ушибами были отброшены от чудовища.

Один из осводовцев выскочил из круга, ударил змею багром, но это окончилось ничем, так как багор полетел в одну сторону, а осводовец — в другую.

После этого внимание чудовища привлекла стойка зонта. Змея переломилась, с размаху ударила носом по стойке и срезала толстую жердь, как ножом.

В ней была какая-то непобедимость, в этой твари. Она даже не казалась живым существом, а чем-то бездушным и именно в силу этой бездушности — совершенно неуязвимым. (Можно понять тех, кто ее испугался. Представьте себе вдруг оживший и взбесившийся железный рельс, настроенный враждебно к людям и разрушающий все вокруг.) Расправившись со стойкой зонта, змея опять подняла голову, слепо тычась в воздух и как бы прислушиваясь к чему-то.

И вот тогда на пляже началось волнение.

До этого люди в каком-то странном оцепенении глядели, как змея расправляется с теми, кто пытается ее схватить. Все молчали. Только милиционер, пробиваясь сквозь стенку любопытных и еще не зная, на что они смотрят, бодро покрикивал: «Разойдись, граждане! Распределяйся равномерно, не мешай отдыхающим!»

Но срезанная, как бритвой, стойка пробудила толпу. Раздался женский крик. Стена людей дрогнула, и народ двинулся от чудовища.

Это и было то памятное отступление с пляжа, о котором его участники впоследствии вспоминали со стыдливой улыбкой.

Большая часть людей пошла вправо от фасада крепости — к выходу с пляжа. Несколько человек пустились было бегом, но более спокойные остановили их, и панике не дали распространиться. Миновав заборчик, отделяющий платный пляж от «дикого», люди растеклись по газонам у Кронверкского пролива на пустыре.

Те, кто пошел направо, сгрудились в узком пространстве между водой и крепостной стеной. Они-то и видели, как напротив павильона газированных вод на берег выползла вторая змея.

Недоумевающий милиционер тоже был увлечен толпой и, роняя и вновь подбирая фуражку, тщетно выспрашивал, куда вдруг заторопились отдыхающие.

Не пострадал и никто из детей. Взрослые подхватывали их и торопливо уносили.

Через минуту или две пляж опустел. На песке остались только опрокинутые шезлонги, брошенные пиджаки, платья, шахматные доски, женские туфли и всякая мелочь вроде гребешков и портсигаров.

Люди ушли опять-таки молча. Пожалуй те, кто видел змею, были слишком ошеломлены. Ошеломлены тем вызовом, который эта тварь сделала человеку.

Прошло около получаса, прежде чем первые смельчаки в трусиках и в купальных костюмах начали осторожно перебегать от заборчика на середину пляжа, опасливо осматривая песок и тревожно оглядываясь на недавно еще столь мирную гладь Невы, и подбирать свои ботинки и брюки. Самым первым был, впрочем, все-таки милиционер. Ему наконец растолковали, в чем дело. Он поправил портупею, проверил, верно ли сидит фуражка на голове, и, придав лицу официальное выражение, твердым строевым шагом направился на пляж.

Было похоже, что он собирается воздействовать на змей параграфами из «Обязательного постановления Ленсовета о поведении граждан в общественных местах».

Милиционер-то и сообщил всем остальным, что чудовища исчезли.

На газонах у Кронверкского канала все время росла возбужденно переговаривающаяся толпа. С трамваев и автобусов сходили все новые и новые желающие позагорать и останавливались у поваленного заборчика, чтобы выслушать историю о нападении змей.

Пострадавшие были быстро увезены «скорой помощью», машины которой несколько раз с надрывным гудением пробирались через толпу.

Появился взвод милиционеров, которые с револьверами стали у воды на всем протяжении платного пляжа.

А за каналом, всего в ста метрах от того места, где только что было ранено несколько человек, позванивая, катили трамваи, кондуктора объявляли название следующей остановки — Зоологический, — и город еще ничего не подозревал.

Странно, но все те, кто ушел от змей с платного пляжа, на «диком» почему-то чувствовали себя совершенно спокойно. Это был какой-то массовый гипноз. Люди — некоторые еще держали в руках ненадетые части туалета — оживленно переговаривались, и никому не приходило в голову, что чудовищам, в конце концов, все равно, платный пляж или бесплатный, и они могут выползти на берег в любом месте.

Но вдруг смуглая девушка, которая гребешком расчесывала влажные черные волосы, прекратила это занятие и испуганно уставилась в какую-то точку на поверхности зеленоватой воды канала. Стоявшие рядом заметили это и, хотя ничего не было видно, стали с тревогой переглядываться.

Сознание опасности разом овладело толпой. Разговоры умолкли, как по команде. Настала полная тишина.

Но никакого волнения на этот раз не было. Торопливо, но спокойно люди потянулись через мостик. Толпа еще некоторое время стояла у остановки возле общежития ЛГУ и потом рассеялась.

Еще через полчаса, ровно в три, все репродукторы в городе вместо обычных сообщений областного радио передали постановление Центрального управления милиции:

«На Неве возле Петропавловской крепости обнаружены опасные животные типа водяных змей. Впредь до особого распоряжения категорически запрещается купание в Неве, на Финском заливе и во всех водах Ленинграда и области. Запрещается передвижение на лодках всех типов.

Администрации пляжей и лодочных станций немедленно обеспечить выполнение указанного постановления…»

На Кировских островах, в Петродворце, на острове Декабристов, в Сестрорецке и Зеленогорске служители пляжей и осводовцы изгоняли из воды разочарованных и раздосадованных ленинградцев. По Неве, по Фонтанке, по Мойке и каналу Грибоедова понеслись катера речной милиции, возвращая катающихся к лодочным станциям.

Посты вооруженных милиционеров встали у Ростральных колонн, у Лебяжьей канавки, на Карповке, на Екатерингофке — по всем рекам и речкам города.

Вечером того же дня по Летнему саду прогуливались студент-первокурсник ЛЭТИ Митя Колосов и штамповщица Невского завода Надюша Зайцева.

Это было их первое в жизни свидание.

После великолепного дня настал великолепный вечер. Закат отпламенел, солнце давно уже село куда-то за шпиль крепости. В саду, в легком сумраке, смутно белели мраморные статуи. Воздух был таким теплым, что казалось, будто его и нет совсем.

Однако, несмотря на эти благоприятные обстоятельства, встреча у Мити с Надей не удалась.

Получилось так, что, когда молодые люди встретились, Митя от застенчивости и смущения начал острить и говорить Наде разные колкости. И девушка, тоже от застенчивости, стала отвечать ему тем же.

Держась друг от друга на расстоянии вытянутой руки, они побродили по Марсову полю и вошли в Летний сад, продолжая все то же пустое и совсем им не интересное пикирование. Митя нудно подтрунивал над родным городом Нади, Костромой, а Надюша острила по поводу избранной юношей специальности — он намеревался стать слаботочником.

Эта перебранка им давно уже надоела, так как им обоим хотелось говорить совершенно о другом.

В половине одиннадцатого Надя довольно сухим голосом сказала, что ей пора домой.

Они пошли на Петроградскую сторону через Кировский мост и на середине его остановились.

На Дворцовой набережной уже зажглась сверкающая нитка фонарей. Под ногами у молодых людей, где-то далеко внизу, мерно вздыхала Нева. Впереди, вдали, на фоне темного неба едва вырисовывались Ростральные колонны, фронтон Военно-морского музея и башенка над кунсткамерой. За Тучковым мостом на Большой Невке низко прогудел работяга буксир, тянущий баржу, и звук раскатился на необъятной водной шири.

Мите хотелось сказать, как прекрасен раскинувшийся перед ними простор, как ему нравится Надюша и каким большим человеком он хочет сделаться, чтобы стать достойным ее, но вместо всего этого он, удивляясь сам себе и ужасаясь своей глупости, фальшивым и развязным тоном заявил, что вот в Ленинграде даже и водяные змеи есть, а в Костроме их нету. Он некстати вспомнил сообщение по радио.

Оба они смотрели на воду, и оба одновременно увидели змей.

Три слабо фосфоресцирующие ломкие линии вдруг возникли на поверхности воды примерно напротив Музея Ленина и быстро двинулись вверх по течению. Они плыли так же, как передвигалась на песке змея, появившаяся днем на пляже, — резкими, сильными толчками. Светящаяся линия переламывалась в двух или трех местах, затем мгновенно выпрямлялась, как отпущенная пружина, и тотчас оказывалась метрах в двадцати дальше. Казалось, в черной воде бегут три молнии.

Чудовища плыли в ряд с интервалом примерно в пять-шесть метров. В их движении чувствовалась какая-то согласованность — ни одно не обгоняло двух других.

Сверху их было очень хорошо видно в темной воде.

Змеи проплыли под ногами у молодых людей и скрылись за пролетом моста.

Все это заняло не более двух-трех секунд.

Митя и Надюша посмотрели друг на друга. Им обоим было немного страшно.

Всю фальшь и наигранность их сегодняшней встречи сняло как рукой, и Надя доверчиво прижалась к груди юноши. А Митя перед лицом опасности сразу почувствовал ответственность и за свою мать в квартире на улице Восстания, и за весь город, и в особенности за девушку, стоявшую рядом с ним. Ему было страшно этой ответственности, и в то же время он был счастлив, что берет ее на себя.

Он властно обнял Надюшу за плечи, и они пошли прочь, испуганные, замолчавшие, наслаждаясь неожиданно возникшей между ними близостью и оглушенные этим новым чувством.

Трех змей видели на Неве еще много ленинградцев. Судя по свидетельствам, чудовища проплыли до Охтенского моста и вернулись обратно к крепости. В третьем часу ночи в них стрелял из дробового ружья охотник Петрюк, следовавший пешком с Финляндского вокзала через Литейный мост.

На следующий день животные дали еще одно доказательство своей удивительной жизнеспособности. Одно из них проникло в канализационную систему города.

Рядом с Мальцевским колхозным рынком на углу Греческого проспекта и улицы Некрасова стоит одно из тех больших серых зданий, которые пожилые ленинградцы по старинке называют «перцевскими домами». До революции их владельцем был инженер Перцев, зять генерал-адъютанта Стесселя, печально прославившегося во время русско-японской войны.

Дома, несмотря на то что они строились примерно полвека назад, снабжены вполне современными удобствами. На всех лестницах есть лифты, в квартирах — паровое отопление и ванны.

На шестом этаже в этом доме жила (и живет сейчас) молодая женщина, Анна Михайловна Пузанова. По специальности она искусствовед и отличается тем, что совершенно не переносит вида и даже упоминания о животных класса пресмыкающихся. По ее словам, во всяком случае, ей довольно только услышать о змеях или о крокодилах, чтобы тотчас упасть в обморок.

В описываемое время — вечер 9 июня — Анна Михайловна или, как звали ее знакомые, Анетта Михайловна сидела в комнате и обдумывала статью в ленинградскую молодежную газету «Смена». Кажется, это была рецензия на какой-то кинофильм. Поразмышляв час или два, молодая женщина переоделась в халат и вышла в ванную комнату умыться.

Однако, к ее разочарованию, раковина водопровода оказалась засорившейся.

Анетта Михайловна поковыряла в стоке проволокой, затем попробовала протолкнуть воду специальной резиновой нашлепкой. Безрезультатно — вода не хотела стекать.

Тогда молодая женщина вышла на лестничную площадку и позвонила в квартиру, где жил домоуправленческий водопроводчик Матвей Федорович Ахов. Хотя время было позднее, она считала, что добрососедские отношения позволяют ей попросить его помощи.

Матвей Федорович еще не спал. Он охотно откликнулся на просьбу, неторопливо собрал сумку с инструментами и проследовал в квартиру соседки. Там он прошел в ванную комнату, покрутил головой над раковиной и поцокал языком. Затем сказал Анетте Михайловне, что давно уже ожидает, что водопроводная система в доме придет в полную негодность.

— На халтуру все сделано, — вздохнул он. — Разве они, черти полосатые, работают? Они срам разводят, а не работают.

Дело было в том, что месяц назад в доме произвели ремонт водопроводной системы. К этому мероприятию Матвей Федорович готовился давно и на вырванном из ученической тетради листке составил список требований к ремонтникам. Но бригада из канализационной конторы не пожелала слушать его медлительных рассуждении о фановых трубах и тройниках. Кроме того, управдом наотрез отказался оплачивать Матвею Федоровичу его услуги по ремонту (часть их была, правда, воображаемыми).

Водопроводчик страшно оскорбился. Его печальные усы повисли еще печальнее. Сначала он жаловался на управдома по всем квартирам, а позже, когда жильцам надоело его слушать, пристрастился поверять свои обиды бутылке.

Сейчас он тоже вознамерился подробнее поведать Анетте Михайловне о несостоятельности ремонтников. Но молодая женщина извинилась перед ним и пошла в свою комнату.

Ахов, впрочем, и не нуждался в живых слушателях. У него уже был опыт бесед с неодушевленными предметами.

Договорив газовой колонке все, что ему хотелось сказать, он вздохнул, кряхтя, присел на корточки и газовым ключом стал отвертывать гайку водоотстойника. Тут его поразило, что одна из труб, идущих от тройника, а именно, соединяющаяся с раковиной, — была раздута и даже лопнула по вертикали.

Ахов отвернул крепящую ее гайку, рассеянно поковырял в щели пальцем. Труба вышла из тройника и со звоном упала на кафельный пол. На ее месте осталось что-то серое, напоминающее металлический трос.

— Вот, черти, что сделали! — сказал Ахов, обращаясь к висевшим на полочке полотенцам. — Они же сюда кусок троса загнали, халтурщики! (Ему не пришло в голову, что, если бы трос был в трубе со времени ремонта, Анетта Михайловна обратилась бы к нему еще месяц назад).

Матвей Федорович дотронулся до троса. Это было что-то твердое, но не металлическое.

— Халтурщики! — повторил он.

Внезапно трос изогнулся и стал втягиваться вниз, в тройник. И сразу из гайки под раковиной показался его конец — маленькая змеиная голова с оскаленной пастью.

Ахов растерянно поднял газовый ключ — он все время был у него в правой руке — и попытался затолкать эту змеиную голову дальше в тройник. Змея оттолкнула ключ. Ахов головкой ключа нажал на змею, стараясь затиснуть ее обратно. Но змея была сильнее и отжала ключ в сторону.

Даже в этот момент водопроводчик был не столько испуган, сколько возмущен. Ему все еще чудились происки ремонтников.

Матвей Федорович встал и, выйдя в коридор, позвал Анетту Михайловну.

— Змея, — сказал он, показывая в сторону ванной. — Понимаете, Анна Михална, что сделали — змею засунули в тройник! Я Петру Васильевичу говорил, что это не работа.

Затем он заглянул в ванную комнату и увидел, что змея вылезает из тройника. Она струилась оттуда, как толстая резиновая лента.

Тут Матвею Федоровичу в первый раз стало страшно. Он побледнел и притворил дверь.

— Какая змея? — спросила Анетта Михайловна. (Справедливость требует отметить, что в обморок она не упала.) — В чем дело, Матвей Федорович? Вы уже кончили?

— Змея, — повторил водопроводчик. Губы у него дрожали. — Вылезает.

В этот момент в коридоре раздался сильнейший удар. Змея стукнула головой в нижнюю доску дверной рамы.

— Что это? — спросила Анетта Михайловна.

Матвей Федорович, не отвечая, что было сил прижимал дверь.

Раздался еще удар. Анетта Михайловна побледнела.

С третьим ударом филенка двери лопнула, и одним быстрым движением чудовище вымахнуло в коридор.

Секунду все трое не двигались — Анетта Михайловна, змея и водопроводчик, который все еще жал на дверь, хотя в этом не было уже надобности.

Первой опомнилась молодая женщина. Она раскрыла рот, зажмурила глаза и испустила визг такой поразительной силы, что Матвей Федорович оглох на неделю.

Змея тоже была ошарашена. Она сделала молниеносный поворот и скрылась в проломе двери.

(Интересно, что на заседании облисполкома известный ихтиолог профессор Ртищенский выдвинул план борьбы с чудовищами, как две капли воды похожий на тот, который стихийно применила Анетта Михайловна: он предложил поставить ультразвуковой барьер через Финский залив.) Так или иначе, когда через полчаса Анетта Михайловна и подталкиваемый ею Ахов осторожно заглянули в ванную комнату, змеи там уже не было. Она ушла туда же, откуда появилась, то есть в канализацию.

По всей вероятности, именно с этой особью и столкнулся старший сержант милиции Зикеев, когда он на следующее утро принял пост возле Мальцевского рынка.

Это может показаться странным, но Зикеев не знал о нападении змей на город. Получилось так потому, что он только что вернулся из Саблина, где вместе с другими многочисленными родственниками отмечал золотую свадьбу своих тещи и тестя. Празднество длилось два дня без перерыва, праздновали крепко, и вся история со змеями прошла мимо собравшихся.

В Ленинград сержанта подвез рано утром на мотоцикле его свояк, и тут Зикеев, не успев даже побывать на наряде, отправился на пост. (Поскольку он был чрезвычайно исправным сотрудником милиции, заместитель начальника отделения посмотрел на это маленькое нарушение сквозь пальцы.) Попрощавшись со своим сменным, Зикеев обошел участок и заглянул на рынок, где уже выстраивались молочницы, чтобы убедиться, не происходит ли чего-нибудь неположенного. Неположенного не происходило, и он, подойдя к ограде Прутковского садика, разрешил себе маленькую вольность — закурил.

Он два раза с аппетитом затянулся и с удовольствием вспомнил, как теща с тестем плясали «русского» и как хорошо вообще посидели за столом.

В это время с Греческого проспекта на улицу Некрасова поспешно вышел полный гражданин. Он шагал быстро, подпрыгивая на ходу и сильно размахивая руками. Шел он не по тротуару, а по самой середине мостовой, между трамвайными путями.

Когда гражданин приблизился, Зикеев заметил, что он тащит за собой какую-то длинную веревку. Кроме того, сержанту стало ясно, что гражданин не идет, а бежит. Но бежит так, как это делают люди, бегать совершенно не умеющие. То есть попросту подпрыгивает на ходу.

Старший сержант бросил папиросу — он предусмотрительно стал возле урны — и поспешил навстречу полному гражданину. Приближаясь к нему, он понял, что за гражданином тянется вовсе не веревка, а не более, не менее, как крупная живая змея.

Они встретились на трамвайной линии как раз напротив магазина «Вино-фрукты». На лице гражданина был написан панический страх. Волосы его были растрепаны, воротничок шелковой рубашки выбился из-под шевиотового пиджака. Вообще чувствовалось, что он испуган, как никогда в жизни.

Змея преследовала его почти что по пятам.

Он силился что-то объяснить Зикееву, но ему не хватало воздуха. Издав заячий писк, он юркнул за спину милиционера.

Змея сделала рывок вправо, затем влево и тоже обошла старшего сержанта, который пытался загородить собой беглеца. Зикеев обернулся и успел увидеть, как чудовище взвилось в воздух и головой ударило полного гражданина в висок.

Тут Зикеев решил, что змея производит «действия, представляющие опасность для населения». Он выхватил пистолет «ТТ» — личное оружие, подаренное командованием за три подожженных в бою фашистских танка, — спустил предохранитель и, почти не целясь, выстрелил в змею. Пуля попала чудовищу в глаз, и оно моментально сдохло.

Старший сержант оттащил рухнувшего на мостовую гражданина к тротуару и пощупал пульс. Пульс не прослушивался. Полный гражданин был убит на месте.

Прибывшая тут же «скорая помощь» подтвердила диагноз милиционера.

Имя и фамилия погибшего до сих пор не установлены. В его карманах были обнаружены две пачки денег в сумме двадцать тысяч рублей и несколько незаполненных бланков 5-й мыловаренной артели с круглой печатью.

Гибель неизвестного является наиболее трагическим эпизодом с anguilla loricatus, так сказать, ее кульминационным пунктом. После этого случаев нападения на людей не было.

Вторая змея была найдена полусдохшей на территории Молочного института в городе Пушкине (по всей вероятности, она поднялась из Невы по реке Ижоре). Уборщица института Власенкова увидела ее в траве и в испуге облила серной кислотой — она как раз несла бутыль со склада в лабораторию.

Последнего anguilla loricatus, как мы уже говорили, обнаружили на пляже у Петропавловской крепости. Это было 18 июня, а змея лежала там, по-видимому, с 15-го.

Вообще надо признать, что город весьма спокойно отнесся к этому вызову его мирному существованию. После первых двух-трех дней серьезного отношения к проблеме чудовища стали для населения предметом шуток и анекдотов. Эстрадная певица Тамара Травцова — та, которая поет «Розочку», — включила песенку о змеях в свой репертуар и исполняет ее в течение уже не первого, увы, сезона…

На этом, пожалуй, можно было бы и закончить наш рассказ. Но в истории нападения anguilla loricatus на людей есть мораль, о которой стоит поразмыслить.

Появление стальных змей на берегах Невы показало нам, как мало мы еще знаем об огромном шестом континенте — о морской стихии. В самом деле, перед человечеством простирается еще совершенно не разведанная обширнейшая сфера биологической жизни, площадью примерно в 2,4 раза больше суши и глубиной почти в четыре километра[2]. Эта сфера не только по размерам, но и по разнообразию видов и форм жизни в несколько раз превосходит сферу суши. Может показаться странным, но живая жизнь на нашей планете главным образом сосредоточена в океане. А он во многих отношениях пока еще остается для науки белым пятном.

Мы привыкли воспринимать океан прежде всего как поверхность, а в действительности он — глубина.

Что же нам известно о жизни на больших глубинах?

Предположим на мгновение, что в воздухе на высотах в десять или пятнадцать километров обитают разумные существа, обладающие способностью видеть на расстоянии в несколько десятков метров (примерно так же человек видит в воде). Что они знали бы о человеческой цивилизации, если бы дело происходило до начала авиации? Почти ничего. Используя «глубоковоздушный» лот, они смогли бы, пожалуй, сорвать где-нибудь черепицу со случайной крыши, ветку с дерева, взять пробу со вспаханного участка поля, может быть, втащить к себе наверх какую-нибудь кошку или муравья. Но сумели бы такие предметы и живые существа — черепица, комок земли и муравей — дать им верное представление о всей сложности жизни на поверхности земли? Бесспорно, нет.

Между тем примерно в таком же положении находимся мы сами с нашими глубоководными лотами по отношению к тайнам океана.

Мы извлекаем пробы дна, нам удается иногда вытащить какое-нибудь забредшее по рассеянности в нашу сеть живое существо, но мы еще почти не знакомы с биологическими взаимоотношениями на океанских глубинах.

Если мы представим себе, что стоим на дне мирового океана, то над нашими головами будет толща воды, простирающаяся во все стороны на миллионы квадратных километров и вся пронизанная жизнью, в отличие от земли, где жизнь располагается почти исключительно только на дне океана воздушного.

Другими словами, биология пока что справилась только с одной, может быть, третью своих первоначальных задач. Наука о живой жизни не завершает свой путь, а только еще начинает свои завоевания. И здесь человеку предстоит встретиться еще со множеством неожиданностей, раскрыть множество тайн и секретов.

Одной из таких неожиданностей является и anguilla loricatus со своей необыкновенной силой и поразительной жизнеспособностью.

Читателю будет, очевидно, интересно познакомиться с результатами исследования трех змей, попавших в руки людей.

Как теперь уже твердо установлено, anguilla loricatus принадлежит к отряду угреобразных подкласса костистых рыб и приходится дальним родственником нашему обыкновенному угрю.

Тело животного цилиндрическое, покрытое чешуей. Брюшных и грудных плавников нет. Спинной плавник, отчетливо выраженный, начинается почти сразу позади головы и продолжается до заостренного хвостового, с которым сливается в одно целое. Небольшая голова треугольной формы сверху немного приплюснута. Челюсти усажены острыми и твердыми зубами.

Длина змеи около трех метров, но, по мнению специалистов, могут быть особи, достигающие и десятиметрового размера.

Обитает панцирный угорь на больших глубинах — порядка шести и семи тысяч метров. Об этом свидетельствуют как особенности его строения — почти атрофированные глаза и очень плотный плавательный пузырь, — так и то, что в современную эпоху его ни разу не встречали на море.

Вместе с тем, в отличие от других глубоководных рыб, имеющих чаще всего облегченный скелет и рыхлую мускулатуру, anguilla loricatus обладает огромной мускульной силой и весьма прочным скелетом. Профессор Ртищенский считает, что панцирный угорь, являющийся активным хищником, имеет особый своеобразный способ охоты, нигде более не встречающийся в животном мире. Угорь не сдавливает свою добычу кольцами, как это делает на суше удав, и не схватывает ее подобно акуле пастью. Anguilla loricatus, нанеся своей жертве сильнейший удар головой, протыкает ее собственным телом, нанизывая на себя. Умертвив таким образом добычу, чудовище затем обгладывает ее своей сравнительно маленькой пастью… Поразительна твердость чешуи чудовища. В угря, специально вывезенного на полигон спортивного общества «Динамо», с расстояния в пятьсот метров стреляли из боевой винтовки. Пули оставляли только едва заметную вмятину на теле животного. Хирургический скальпель не мог поцарапать чешую, а алмаз сделал легкие царапины на ней, но не оставил и следа на роговых пластинках носа и лба. (Напомним, что Зикееву удалось убить змею только потому, что пуля благодаря чистой случайности попала ей прямо в глаз.) Остается лишь поражаться качеству сплавов, которые природа изготовляет в своих литейных цехах.

Особенности anguilla loricatus делают его самым сильным животным из всех обитающих на нашей планете. Не мудрено, что он вызвал небольшое волнение на пляже.

По различным сопоставимым данным можно предположить, что районом обитания панцирного угря является Атлантический океан между островом Мадера и глубоководной впадиной, лежащей примерно на 45° северной широты и 20° западной долготы.

Много споров вызвал вопрос о том, что побудило стаю стальных змей подняться на поверхность океана и совершить свое путешествие в Финский залив. Однако автору этих строк кажется, что он нашел ответ в одной старинной венецианской рукописи, которая попалась ему на глаза во время работы в Ленинградской публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина.

Рукопись представляет собой отрывок из венецианской хроники 1252 года (то есть за год до начала путешествия Марко Поло). В ней излагаются приключения храброго кавалера Никколо Сагредо, решившего проникнуть далеко на запад от геркулесовых столбов (по всей видимости, попытка добраться до нынешних Канарских островов).

Приведем выдержку из рукописи, сохранив несколько наивный и напыщенный стиль подлинника:

Огромные волны при тихой погоде не могли быть чем-нибудь иным, как результатом подводного землетрясения или «моретрясения». Теперь их называют цунами. «Моретрясение» и заставило змею Никколо подняться на поверхность.

Остается добавить, что за месяц до появления змей на Финском заливе все сейсмографические станции мира отметили сильнейшие колебания дна в районе к северу от острова Мадера.