Шахиншаху шах

Событие шестьдесят восьмое

Это что — клуб самоубийц? Галеры были метров тридцать в длину и около шести в ширину, гребцы находились под палубой, а на палубе стояли по обоим бортам примерно 6-ти фунтовые пушки на невысоких деревянных лафетах. По пять штук на борт. А на носу, как и у кораблей Брехта, были на вертлюгах расположены два фальконета. И с таким вооружением эти «храбрецы» на трёх корабликах вышли воевать против двадцати двудечных кораблей. Ладно, про Единороги они не знала, про шрапнель даже не слышали, но втроём на двадцать. Так двадцать это не всё, там следом чего только нет, при этом многие мелкотравчатые судёнышки у русских лучше этих галер вооружены.

Пока Иван Яковлевич удивлялся отваге османов и «Святой Иоанн» и «Святой Павел» начали книппелями поливать галеры.

Бабах. Бабах. И так каждые две — три секунды. Вместе орудия не стреляли, чтобы не наломать дров и не завалить корабль. Всё же выстрел из огромного орудия с калибром в 245 мм — даёт чудовищную отдачу. Лафеты закреплены верёвками за борт и препятствуют откату орудий вплоть до противоположного борта, но если несколько пушек выстрелят одновременно, то канаты вырвут просто борт.

Не все книппеля попали по вёслам. Чего с парней лишнее требовать, эти артиллеристы в боевых действиях не участвовали, волновались. Но и пяти попаданий хватило. Особенно показателен был второй выстрел. Два полушария, скрепленные цепью, угодили точно по вёслам правого борта идущей первой галеры и переломали шесть, намотавшись и вырвав весло из рук гребца на седьмом. Всего у галеры было десять пар вёсел. Гребцы левого борта успели сделать ещё два гребка и развернули кораблик поперёк реки. В подставленный борт тут же врезались два книппеля, сломав по паре вёсел и проломив борт. А следующий удар пришёлся неудачно с точки зрения того, что приказ был стрелять по вёслам, но крайне удачным по последствиям. Два пудовых полушария проломили фальшборт и снесли одну из пушек. А та, уже выстрелив в это время, при отдаче сломала противоположный фальшборт и ухнула на оставшиеся целыми вёсла противоположного борта.

Плохо было то, что ветра не было вообще. Два Святоши окутались вскоре дымом так, что собственной руки не видно. Брехт успевший сойти до галерной атаки на берег со стороны видел, что бомбардиры явно потеряли цель. Галеры все три потихоньку сносило назад и вправо течением, а книппеля летели теперь по большей части мимо.

Видимо это понял или как-то сумел разглядеть и Пётр Петрович, так как грохот выстрелов умолк. А нет, всё же небольшой ветерок есть. С запада. Он за пару минут согнал клубы дыма к тому месту, где за боем Иван Яковлевич и наблюдал в подзорную трубу.

Но, видимо, Бредалю теперь стало видно куда стрелять, и Единороги зарявкали вновь.

Только досмотреть эту драму герцогу Бирону не дали. Сверху с каланчи надтреснуто запел тревогу горн и почти сразу стали трещать ружейные выстрелы от щитов.

Турки оказались предсказуемы. Весна ранняя на дворе, не захотели голыми из крепости выходить, зябко. Потому, паши их выпустили в атаку на гяуров всадников. Много. Не менее полутысячи. Одетых. Не будь колючей проволоки и что-то османам удалось бы. Но проволока была. Добирались до неё на полном скаку джигиты и валились вместе с лошадью в траву. Проволоки намотали прилично — в три ряда на разной высоте. Наверное, одну бы порвали вскоре, а так заграждение выдержало больше минуты, пока образовавшаяся куча-мала не придавила все три проволоки шипастые к земле. За это время два батальона преображенцев успели из штуцеров сделать по одному выстрелу и разрядить оба двуствольных пистолета.

Бах. Бах. И от вражеской кавалерии и трети не осталось. Осознав, что впереди смерть, турки повернули. Поздно, им во фланг уже выезжали башкиры. Небо чёрным от стрел не стало, и на скаку точность не велика, но ведь тысячи стрел. Пару минут и всё, ни одного скачущего османа. Лишь несколько раненых, должно быть, лошадей без седоков удирают в сторону Азыка.

А всё поле перед щитами завалено трупами и ранеными людьми и лошадьми, и вой стоит над степью, хоть уши затыкай.

— Всего лишь предложил заголиться на пару минут, — брату — Густаву Бирону сообщил Брехт, — Вот так всегда, хочешь как лучше, а получается гора трупов. Отправляй, братец, народ добивать раненых. Ну и лошадей тоже. На нервы действует это ржание.

Отвлекшись на избиение конницы Иван Яковлевич краем уха всё же слышал грохот пушек за спиной, но тут было горячей и пока конница турецкая не кончилась, пришлось стоять к реке спиной. Повернувшись, наконец, к Дону-батюшке передом, а к горе трупов задом, Брехт только присвистнул. Тут тоже побоище подходило к концу. Адмирал Бредаль, лишив галеры подвижности и согнав их в одно место, принялся с дистанции в полверсты обстреливать их шрапнельными гранатами. Свинцовые шарики быстро очистили верхнюю палубу от басурман и теперь на галерах никто в морской бой больше не играл.

Злой норвежец может быть и дальше бы тратил драгоценные шрапнельные гранаты, но над одним из кораблей османы подняли чью-то рубаху за рукава привязанную и, следуя правилам войны, адмирал бойню прекратил.

— Густав, — повернулся Иван Яковлевич к командиру Преображенского полка, — отправь разъезд вдоль Дона. Что-то мало корабликов турки прислали. Может это какая хитрая ловушка.

Бывшего командира полка Салтыкова Семёна Андреевича Брехт отправил командовать конницей, что должна пройтись по Приазовью и дойти до Кубани, зачищая степи от орды. Так что командиры гвардейских полков поменялись. Главным — Преображенским герцог Бирон поставил командовать младшего брата.

Событие шестьдесят девятое

Упивались они квасом, заедали ананасом. На самом деле упивались ромом, а вот закусывали, в том числе, и колечками этого экзотического… овоща, должно быть. Растёт как капуста, а капуста — это овощ. Адмирал Вильстер до того ананасы не пробовал и ему понравилось, не на жареное мясо налегал и всякую птицу, а засовывал в себя одно за одним жолто-прозрачные колечки. Напротив, на резном троне из красного дерева сидел вице-король Португальской Индии граф де Сандомил. Чуть с боку на стуле немного поменьше, но также искусно украшенном сложной растительной резьбой, сидела, проглотив палку и мило улыбалась почти чёрными зубами, графиня. Смотреть на неё было неприятно. Судя по всему, жена дона Педро болела малярией, и кожа у неё приобрела жёлтый оттенок, а вся графиня высохла, и кожа обтянула кости черепа. Мумией эдакой жёлтой смотрелась Амалия де Маскаренас. С левой стороны стола восседали две девицы — дочери губернатора и пацан лет тринадцати — наследник. Дочери были разными, нет не одна блондинка высокая, а вторая брюнетка пышечка, обе были среднего роста и чернявы, как большинство испанцев. Просто одна, всяко разно, тоже схватила малярию, а вторая нет. У старшей — Анны кожа была, как у матери, жёлтая, а худоба прямо выпирала из платья с открытыми плечами. Кости, обтянутые кожей жёлтой.

— Адмирал, а расскажите ещё раз для донны Амалии и детей про вашу стычку с маврами, — дон Педро широко повёл рукой семейство своё обозначая.

— Конечно. Это малярия? — повернул он голову к графине.

— Совершенно замучила, — натянула улыбку на кости бедная женщина.

— У меня в каюте есть целебная настойка и сбор, который нужно отваривать и пить горячим…

— Это кора хинного дерева? — махнула рукой в перчатке, скрывающей кости, Амалия. Не помогает, должно быть.

— Нет… Там другие травы. — Чуть не проболтался Юрий Данилович, что основой сбора является полынь. Герцог Бирон предупреждал, чтобы сильно о составе лекарства, которого им несколько мешков на борт загрузили перед отплытием, не распространялись.

— Будем очень признательны, адмирал…

— А можно сейчас послать? — впервые вступила в разговор дочь.

— Конечно, прикажите позвать Ивана Солдатова, ну, боцмана, что со мной при… прибежали.

— Ох, Ваше Превосходительство, простите уже этих дураков, я прикажу их сослать в Восточный Тимор, чтобы прежде думали, чем руками махать.

Дальше была отправка боцмана на корабль в сопровождении десятка гвардейцев, на всякий случай, и рассказ адмирала Вильстера о своих боях с маврами, под вздохи девиц. Когда Митрич принёс зеленого стекла бутылку с зелёной спиртовой настойкой полыни и мешочек с растёртой в порошок этой полынью… (Возможно, там и другие травы были, но герцог Бирон о том не говорил, а узнать, из чего сделан порошок, было невозможно, только терпкий, щекочущий ноздри запах полыни и чувствовался). Юрий Данилович изрядно набрался рому. Потому и сам не заметил, как влез в очередную историю.

— Не беспокойтесь, адмирал, — похлопал его по плечу вице-король, — обязательно накажу этих невежд. Они непременно будут сосланы в нашу самую далёкую колонию в Восточный Тимор. Как только туда корабль пойдёт… А вы, Ваше Превосходительство, не желаете туда наведаться? Там можно довольно дёшево купить пряности. Корица, гвоздика… Мне нужно отправить туда для пополнения гарнизона сотню солдат, вот было бы удачно, если бы вы туда отправились. И обидчиков ваших прихватили и солдатиков наших и пряностей бы там дешево прикупили, продав их в Лондоне, скажем, можно стать сразу богатым человеком.

— Тимор? — Вильстер прикрыл глаза.

Отправляя флотилию в плавание, герцог Бирон задачу Вильстеру поставил такую. Главное — это доставить груз с корабельной оснасткой в Охотск. На втором месте — довезти в целости и сохранности туда плотников, корабелов и переселенцев. В-третьих — закупить в Макао максимальное количество продуктов — риса, в основном, или другой крупы и доставить это в Охотск.

Но было и в четвёртых. После выполнения этого похода четыре корабля надлежало оставить с командами в распоряжении адмирала Беринга, а с двумя оставшимися сделать на обратном пути небольшой крюк. Да! Даже если не все шесть кораблей дойдут до Охотска, то оставить Берингу сколько получится, а на двух всё же вернуться в Ригу. Только на обратной дороге после Макао нужно взять южнее и дойти до самой дальней колонии Португалии острова Тимор.

Герцог Бирон, рассказывая об этой задаче, достал из секретера от руки нарисованную карту и протянул её Вильстеру.

— Юрий Данилович, к югу от острова Тимор… Прямо к югу, есть тот самый пятый материк — Австралия. Он не очень большой. Вот на этой карте, я его примерно нарисовал. Наши разведчики добыли карту одного Голландца, который был на севере и северо-западе Австралии. Вам же нужно обследовать её восточную часть. Ну, примерный маршрут я нарисовал. Расстояния точные я не знаю. Одно точно могу сказать, если от острова Тимор поплывёте на юг, то не промахнётесь. И осторожнее там с местными, не пускайте их на корабль и не ввязывайтесь в их склоки между собой. Слышали же, что как погиб Фернан Магеллан.

Вот сейчас в хмельной голове Вильстера и промелькнула мысль. А что, если сделать немного не так. Он же теперь не шесть кораблей имеет, а одиннадцать. Восемь можно отправить в Макао и дальше в Охотск, а самому на «Принцессе Анне» и двух бригантинах, довезти солдат до Восточного Тимора, в самом деле набрать там пряностей на ту долю денег, что досталась ему при дележе добычи пиратов, потом обследовать Австралию и тем самым на веки вписать своё имя в анналы Истории, как первооткрыватель Австралии, а затем добраться до Охотска, ну а после повернуть назад. Это не только не удлинит его плавания в целом, но и немного сократит, тем более что до Тимора он пойдёт с опытным штурманом, который на нём уже бывал, как пообещал дон Педро.

— Хорошо. Я согласен.

Событие семидесятое

Карл Бирон стоял на высоком холме и снизу, тем не менее, рассматривал на другом берегу Днестра крепость Хотин. Да, не простое будет мероприятие. Даже не сильно понятно, как к такой крепости приступать. Вернее, как до этой крепости добраться. Хорошо хоть они отнеслись серьёзно к письму старшего брата — герцога Бирона и сделали всё точно, как он и написал. Намного, на неделю целую, впереди себя выслали казаков на разведку, те под видом крестьян продающих барашков переправились через Днестр на пароме и заехали в крепость. Продали трёх баранов, продали пару мешков пшеницы и вернулись. Как раз передовые часть его корпуса подходили к Каменцу, что стоял на противоположном берегу Днестра. Тут ещё недавно хозяйничали ляхи, но теперь Государыня прислала сюда военного коменданта и два батальона Новгородского пехотного полка.

Панов в городе осталось много и Бирон, прежде чем переправляться, ещё и их о Хотине расспросил. Не радовали ни их рассказы, ни данные, принесённые разведкой. Двадцать лет назад во время победоносной для России Северной войны турками Хотин был у ляхов отбит. И они все эти двадцать лет крепость ремонтировали, обустраивали и расширяли. Сейчас это не только сама крепость, она обнесена в полуверсте от крепости местами валами земляными, брёвнами укреплёнными, местами — каменной стеной, в которой сделаны ворота. Через крепость протекает небольшая речушка, которая впадает в Днестр. Так что, лишить защитников воды при осаде будет затруднительно, тем более что и сама крепость стоит прямо на берегу реки. Оставить без продовольствия проще. И самое интересное, что это будет очень действенная мера. Почему? Да, потому что на этом в общем небольшом пятачке османы сосредоточили огромные силы. Там стоит армия в тридцать тысяч человек. Всё пространство между крепостью и стеной застроено казармами и их продолжают строить, целыми днями телеги с досками и саманными кирпичами въезжают в ворота. Строят же укрепления турки не сами, а с помощью французских специалистов. Казаки даже, когда барашков привозили, их видели. Те ругались с турками на подъёмном мосту. Руками размахивали. С французами в Страсбурге казаки виделись, так что уверены, что это именно они уж очень язык запоминающийся, словно говна человек в рот набрал и решил не выплёвывать, а так говорить.

— Что, думаешь, Пётр Петрович? — повернулся Карл Бирон к генерал-аншефу Ласси, что стоял рядом с такою же точно трубой подзорной, начали их выпускать на стекольном заводе в Санкт-Петербурге.

— Как предписано братом твоим, так и будем действовать. План мне нравится, а то что министр стремится уменьшить потери в своих войсках — считаю похвальным.

— Кого в заслон поставим? — Карл сложил трубу и сунул в сумочку кожаную, что прицеплена была к новомодной портупее.

— Ингерманладцев. И башкир спешенных к ним в усиление. А для флангового удара вон за тем холмом расположим кавалергардов. Как побегут турки, так они им и ударят в правый бок.

— Трофейные пушки за щитами будем ставить? — Бирон спрашивал так для проформы, на самом деле битва при Хотине, как обозвал её брат меньшой была детально описана в его инструкции, и самое главное, что написано всё правильно, будто Иоганн был тут уже, и осмотрев всё, и разведав, написал ту инструкцию.

— Поставим несколько штук для порядка. Тренироваться в стрельбе бомбардирам надо.

План был простой на первый взгляд. Переправляются они всей армией, всеми двумя корпусами на правый берег Днестра и строят в версте примерно на холме заграждение из крепких деревянных щитов. За ними стрелки со штуцерами и пищалями и хоронятся. Укрепление это строить надо на холме, если меньше или больше версты получится, так не страшно. Можно и две версты даже, если местность ближе не позволит. Всё одно Единороги двухпудовые, на которых вся битва и строится, бьют при максимальном возвышении ствола на три версты.

Как все выстроятся, так бомбардиры из всех двадцати четырёх Единорогов начинают шрапнельными и картечными гранатами обстреливать пространство между крепостью и наружной стеной. По замыслу брата, поняв, что отсидеться не удастся, турки предпримут атаку, чтобы уничтожить такую вредную и опасную батарею. И по дороге наткнутся на целый полк, скрытый за деревянными щитами. Больше тысячи стрелков должны за пару минут, что они приблизятся сильно проредить конницу противника, а что вышлют для захвата артиллерии именно кавалерию сомнений не было. У османов есть нормальные командиры и подзорные трубы. Они отлично поймут, что пехота слишком долго будет до орудий добираться, ведь их нужно поставить на расстоянии двух вёрст от стены. Кавалерии той не может быть больше двух тысяч, ну даже трёх. Её ещё до подхода к щитам ингерманландцы выбьют. Умные и трусливые повернут назад. Вот тут по ним и ударят кавалергарды.

Что дальше будет — понятно. Турки попробуют оставшиеся войска увести за крепостные стены. Только двадцать тысяч человек — это двадцать тысяч человек, а замок от силы на три — четыре тысячи рассчитан. Единороги подтянут на версту, опять прикроют щитами и пехотинцами, и начнут бомбардиры уже за крепостную стену шрапнельные и картечные гранаты посылать.

Карл Бирон бы сдался. А турки?

(В Реальной истории Бурхарду Миниху в 1739 году в битве при Хотине сдалось девяносто тысяч турок).