Шаман

Глава 25

Бихару радостно встретили караван. Усталые купцы отстегнули топоры и мечи, притороченные к седлам, и прыгнули на землю, широко улыбаясь. Они здоровались с гостеприимными хозяевами и меняли вино на воду. Через некоторое время купцы поставили свои шатры, разожгли костры и, рассевшись, приступили к торговле. Огерн поразился тому, какие великолепные товары выложили на продажу бихару: браслеты, кольца, бусы тончайшей работы, циновки и ковры чудесных рисунков и ярких цветов. Без стеснения подслушивая разговоры, Огерн узнал, что каждый из бихару — искуснейший ремесленник и создает вот такие чудеса в часы, выкраденные у времени, посвященного выживанию. Но еще больше Огерн удивился, увидев, что бихару страстно любят поторговаться и набить цену своим товарам при обмене на руды металлов, красители для тканей, драгоценные камни, вина и прочую роскошь.

И еще от зорких глаз Огерна не укрылось, что только с полдесятка из купцов действительно занимались меновой торговлей, а остальные слонялись по лагерю и как-то слишком подозрительно присматривались к бихару. Огерн тоже принялся бродить между шатров. Тревога его нарастала, а затем стала неотступной: как только он увидел, как трое из купцов, сбившись плотной кучкой, что-то бормочут друг дружке и при этом бросают нехорошие взгляды на одного бихару…

На Дариада, конечно.

Приятно сознавать, что кто-то еще заметил в твоем знакомом исключительные качества, однако Огерну вовсе не нравился интерес, проявленный купцами к юноше. Поэтому весь вечер он старался находиться поблизости от Дариада. Когда разожгли большой костер, принялись жарить мясо и передавать из рук в руки бурдюки с вином, Огерн подвел к безмятежному кочевнику Лукойо как бы для того, чтобы вместе с полуэльфом и Дариадом понаблюдать за танцами. Когда же бихару и гости — купцы, покачиваясь, начали расходиться по своим шатрам, Огерн не спускал глаз с Дариада. Юноша отправился в свой шатер, Огерн пошел следом и поэтому оказался совсем рядом, когда из-за шатра выскочили пятеро торговцев и в полном молчании напали на Дариада.

Огерн громко закричал и бросился на помощь юноше. Но Дариад вырвался, в руке его блеснул нож. Трое купцов бросились на него, двое — на Огерна. Один подпрыгнул, пытаясь ухватить кузнеца за голову и пригнуть к земле, другой, согнув колени, пошел на Огерна с ножом. Огерн вскричал и широким взмахом руки выхватил собственный клинок. Тот, который хотел пырнуть его ножом, вынужден был на миг отступить, и этого мига Огерну хватило для того, чтобы ухватить купца, пытавшегося покуситься на его голову. Огерн цепко поймал его за шею согнутой в локте рукой. Купец, правда, исхитрился врезал Огерну в глаз. На краткое мгновение Огерн ослеп, только яркие искорки вспыхнули на черном фоне, но он с силой отшвырнул обидчика от себя, и тот угодил прямо на своего товарища. Огерн отступил, принял боевую стойку, тряхнул головой. Купцы поднялись и снова двинулись к Огерну. Двигались они на сей раз более осторожно. Один шел прямо на кузнеца, а второй выжидал, думая, по всей вероятности напасть в удобный момент сзади. И все молча, тихо, беззвучно…

Они не кричали. Зато крикнул Огерн:

— Бихару! На помощь! Ваш сородич в беде!

Купец от страха забыл об осторожности, даже не стал пытаться заткнуть Огерну рот. Он прыгнул на кузнеца с ножом, но тот ухватил злодея за запястье и вывернул ему руку. У купца от боли и изумления отвисла челюсть, но рукоятка ножа Огерна помогла ему закрыть рот. Кузнец швырнул бесчувственного злодея на руки его товарища, который как раз собирался повторить подвиг друга. Нож, приготовленный для Огерна, угодил в спину первому злодею, после чего Огерн быстро расправился со вторым — треснул его по затылку рукоятью кинжала. Было у Огерна, конечно, искушение перевернуть клинок, но начинать настоящую войну с торговцами кузнец боялся. Отбросив потерявших сознание торговцев с дороги, Огерн поспешил к Дариаду.

Кочевник стоял, тяжело дыша. По его щеке сбежала струйка крови, еще одна струилась по руке от локтя и кисти. Однако юноша по-волчьи скалился, и у его ног лежало три трупа. Из одного хлестала кровь. Дариад, вышедший победителем из страшной схватки, смотрел на Огерна.

— Спасибо… ты спас мне жизнь, Огерн. Не думаю, что я бы справился со всеми пятью — ножами они работают ловко.

У Огерна язык отнялся. Он только лупал глазами. Неужели это один и тот же человек — тот самый тихий, ясноглазый Дариад, который так светло и безмятежно говорил с ним о Боге?

А потом послышались крики, и Огерн, приготовившись обороняться, прижался спиной к спине Дариада, но это бежали кочевники, вооруженные мечами и кинжалами.

— Ты ранен, Дариад? — на бегу выкрикнул один из них.

— Пустяки, царапины, — выдохнул Дариад. — Спасибо Огерну.

Бихару подбежали и в ужасе уставились на поверженных убийц.

— Торговцы? — восклицали они удивленно. — Убийцы среди торговцев?

— Убийцы, и к тому же обученные. — Огерн опустился на колени, разжал челюсти одному из убитых, потом второму, третьему… — У них отрезаны языки, чтобы они нападали молча и не проговорились, кто послал их.

Кочевники в ужасе взирали на убитых. Наконец один из бихару спросил:

— Так они на самом деле торговцы или только ехали вместе с ними, одевшись под торговцев?

— Похоже, все они никакие не торговцы! — воскликнул предводитель бихару и выхватил из ножен меч. — Быстрее! Защищайте ваших жен и детей!

Бихару помедлили всего мгновение, развернулись и с криками бросились к кострам торговцев.

— Будьте осторожны! — крикнул на бегу Дариад. — Эти люди нападают сзади!

Не замедляя бега, бихару рассыпались по лагерю, следуя за Дариадом. Огерн остановился посередине между шатрами, не зная, куда бежать.

Тут к нему подбежал Лукойо. Он сжимал в руке кривой меч Лабины и орал:

— Огерн! Купцы! Посмотри!

Огерн посмотрел, и как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как торговцы резко отбросили полы своих одежд и обнажили мечи. Еще мгновение — и пламя костров выхватило из мрака ночи не купца, а отряд воинов в килтах и кожаных жилетах, выкрашенных в багряный цвет Куру — цвет куруитов, цвет Улагана!

— Лучник! Где твой лук? — воскликнул Огерн.

— Он сейчас бесполезен! — Лукойо развернулся и встал спина к спине с Огерном. — Они слишком близко. Их впятеро больше, чем нас, Огерн!

— По меньшей мере впятеро, — согласился Огерн, и в это самое мгновение на него с боевым кличем бросился куруитский воин, размахивая мечом так, словно в руке у него был зажат топор.

Огерн заслонился от удара и стукнул куруита под ложечку. Тот упал на спину, но его место тут же заняли двое. Огерн заслонялся и наносил ответные удары поочередно то мечом, то кинжалом и довольно скоро отрубил куруиту голову, а второго заколол. Затем на него двинулись сразу четверо воинов, выстроившихся полукругом. Двое перепрыгнули через тела павших товарищей. Первый из них упал, сраженный мечом Огерна. А другой… другой ранил кузнеца в грудь, когда тот не успел закрыться. Боли Огерн не почувствовал, он вообще не заметил, что ранен. Он уже отражал удары второй пары воинов, за которой шли еще двое.

А у него за спиной высоким, чистым голосом издал боевой клич Лукойо, перекрыв глухое рычание куруитов. Огерну стало немного спокойнее, когда полуэльф задорно крикнул:

— А ну ложитесь! — и подкрепил свой приказ действиями — уложил насмерть первого куруита.

Один из воинов попытался проткнуть полуэльфа копьем. Лукойо уклонился от удара в последнее мгновение и… отрубил мечом руки нападавшего. Куруит с воплем упал на землю, однако кончик его копья обагрился-таки кровью — видимо, он уколол в спину Огерна. Но кузнец, не обращая внимания на раны, продолжал бой. Вот он пригнулся, спасаясь от удара. Куруит споткнулся, ударился о плечо Огерна, а кузнец вогнал свой кинжал по самую рукоятку под грудину врага. Воин коротко вскрикнул. Огерн, не мешкая, отшвырнул его, закрылся от занесенного меча справа, нанес ответный удар, описал мечом круг над головой и полоснул по горлу очередного куруита. Глаза отсеченной головы страшно выпучились. Огерн поднял меч и оглянулся. Грудь его тяжело вздымалась…

На миг его боевой пыл охладел: он увидел Гракхинокса и клайя, бьющихся спиной к спине. Оба уже были исполосованы вражескими клинками, истекали кровью, но тем не менее бились, и бились отчаянно. Но вот дверга и клайя скрыла от глаз Огерна дерущаяся толпа. Повсюду развевались белые балахоны кочевников, которые, не щадя живота своего, дрались насмерть с куруитами, разрубали их скрещенные на груди ремни и кожаные килты. Огерн был просто потрясен: каждый из бихару дрался одновременно не меньше, чем с четырьмя врагами. Многие из кочевников прямо на глазах у Огерна успевали разделаться с большей частью куруитов и добивали последних, после чего тут же бросались на помощь соплеменникам.

За считанные мгновения бой был закончен, и куруиты пали до последнего. Вскоре Огерн увидел дверга и клайя, окровавленных, но живых. Бихару разговаривали с ним уважительно и дружелюбно.

Подошел и Дариад. Он тяжело дышал, и губы его кривила жестокая ухмылка.

— Они хорошие бойцы, эти куруиты. Трое людей из нашего племени погибли, а еще с десяток ранены так сильно, что не смогут пока ехать верхом. Так что придется нам пробыть в этом оазисе на неделю дольше, чем мы собирались.

— Не думаю, что это мудрое решение, — возразил Манало, вынырнув из темноты. — Теперь куруиты знают, где вы, и могут послать против вас другой отряд. Вашему народу пора исчезнуть в песках.

Дариад нахмурился:

— А судья что скажет?

— Я с ним поговорю. — И Манало отправился к предводителю племени.

Огерн наблюдал за тем, как несколько бихару в белых балахонах расхаживают между поверженными телами, время от времени обнажая мечи и нанося удары.

— Что они делают?

— Добивают раненых, — печально вздохнул Дариад. — Это жестоко, я понимаю, но мы и так живем бедно, чтобы позволить себе кормить и поить еще с десяток раненых врагов.

— Это очень жестоко, — с отвращением проговорил Огерн.

— Но еще более жестоко было оставить их медленно умирать под палящим солнцем, — возразил Дариад. — И потом, вспомни: они пришли к нам обманом, подло напали и перебили бы нас всех до единого, если бы смогли.

Огерн вспомнил, как напали на Дариада пятеро немых, и промолчал.

— Тех, кто может ходить, мы отпустим. Они могут даже забрать своих верблюдов, но, если они попробуют вернуться и снова напасть на нас, мы убьем их на месте.

Тут с той стороны, где располагались шатры купцов, послышался крик. Дариад выкрикнул:

— Хаджфет! Зебра! Хаба! Охраняйте наших раненых!

— С каких это пор ты вождем заделался? — раздраженно буркнул один из названных Дариадом мужчин.

Дариад пожал плечами.

— Если вы считаете, что я не прав, делайте, как хотите!

С этими словами он развернулся и бегом бросился в ту сторону, откуда донесся крик. Огерн не отставал от юноши, следом за ним мчался Лукойо. На бегу Огерн оглянулся и заметил, что трое бихару остались около раненых, как велел Дариад, что-то было в этом юноше такое, из-за чего его слушались.

Они замедлили бег около шатров куруитов и увидели сбившихся в кучку пятерых торговцев — тех, которые и в самой деле торговались и менялись товарами с бихару.

— У них под балахонами только набедренные повязки, — сообщил судье один из кочевников, — никаких куруитских одежд. И оружия нет.

— Нам воины не разрешили, — объяснил один из торговцев.

— Ну, значит, это настоящие торговцы, — сказал, шагнув вперед, Огерн. — И единственные из всего каравана, не сомневаюсь. Почему вы привели сюда воинов?

— Это не мы их привели, а они нас, — отвечал торговец.

— Говорили, будет хорошая торговля, — подхватил другой. — Говорили, нам и товаров-то своих брать не надо — они нас всем обеспечат.

— Но вы же знали, что они воины, — нахмурился Дариад. — Неужели вам и в голову не приходило предупредить нас? Мы же вели с вами честный торг, мы поделились с вами хлебом и солью!

— Мы как только к вашему лагерю подъехали, — объяснил первый торговец, — эти люди нам сразу мечи к горлу приставили и говорят: «Скажете слово — вам конец».

— Ну да, а вам-то с какой стати о нас заботиться? — с отвращением выговорил Дариад. — Кто мы вам? — Юноша посмотрел на судью.

— Что мы будем с ними делать?

Торговцы в ужасе смотрели на предводителя бихару.

— Вот мое слово, — торжественно провозгласил судья, — мы отпустим их на волю, дав каждому по верблюду и по мечу, чтобы они могли защищаться от грабителей, но не более того.

— Нам останется не меньше тридцати верблюдов! — воскликнул один из кочевников. — Десяток шатров, мешки с товарами! Совсем неплохо.

— Да, но мы потеряли наших сородичей… — нахмурился Дариад.

— Смерть когда-то настигает нас всех, — напомнил юноше судья. — А наши товарищи погибли с честью. Но они умерли не по вине этих торговцев. Им бы следовало сказать нам правду, но все же они не заслуживают казни.

— Благородно, — оскалился Лукойо. — Но глупо. Разве они не могут снова привести к вам куруитов?

Кочевники переглянулись и улыбнулись.

— Могут, — кивнул Дариад. — Если найдут нас.

— Разве можно найти следы в песках? — хитровато проговорил один бихару. — Разве можно выследить сирокко?

— Никто не сумеет понять, Где прошли бихару, — пояснил судья. — Мы не оставляем следов, а когда хотим спрятаться — нас никому не найти, ну разве только если мы сами этого захотим.

— Но ведь нашли же вас эти воины! — воскликнул Лукойо.

— Это верно, — согласился судья. — Но ведь мы и не прятались. На самом деле мы даже хотели, чтобы нас нашли, чтобы нас нашел торговый караван.

Лукойо вспыхнул и промолчал. Но Огерн заметил:

— Эти воины знали, где вас искать, и сомневаюсь, что они искали кого-нибудь, кроме вас.

— А может быть, они следили за вами? — предположил один из кочевников.

Бихару зашептались, стали бросать недобрые взгляды на Лукойо, Огерна и Манало, который только подошел.

— Может быть, и за нами, — сказал мудрец. — Но может быть, они искали кого-то из вас.

— Дариада! — воскликнул Огерн — запрокинул голову и в тревоге посмотрел на юного кочевника. — Наверняка Дариада! Ведь они явились сюда переодетыми, стремясь обмануть вас, усыпить вашу бдительность!

— Верно! — яростно выкрикнул Лукойо. — С какой бы стати им таиться, если бы они искали нас одних? Они бы тогда явились открыто, выждали, пока мы покинули бы ваш лагерь, ушли бы подальше, а потом — потом они бы напали на нас из засады.

— В том, что они говорят, есть истина, — с тяжелым сердцем проговорил судья.

— Но… Дариад! — изумленно протянул один из стариков. — Малыш Дариад?!

Остальные Бихару обернулись к старику, но Манало твердо, уверенно проговорил:

— Все равно. Дело в Дариаде. Ты во многом неповторим, юноша. В тебе — великая сила. Любой из колдунов Улагана за считанные мгновения распознает такую печать судьбы.

— А с воинами был жрец Улагана, — вдруг признался один из торговцев.

— Где он теперь? — сурово сдвинул брови судья.

Торговец рассеянно огляделся по сторонам.

— Стоял рядом с нами, там же, где были дозорные.

— Я видел… видел, как он исчез, — еле слышно добавил другой торговец дрожащим голосом. — Он растаял в воздухе!

— Значит, и правда, дело в Дариаде, — помрачнел судья. — Нам нужно спрятаться и, вооружившись, защищать наших сородичей!

— Я не стану подвергать вас опасности! — воскликнул Дариад. — Я уйду, затеряюсь в пустыне!

Но прежде, чем судья успел вымолвить хоть слово, Манало сказал:

— Лучше затеряйся вместе с нами. Нам нужно идти дальше по Песчаному морю. Доведи нас хотя бы до того места, откуда оно начинается, а потом дождись нашего возвращения. А я окутаю тебя заклинанием, которое защитит тебя даже от самых лучших колдунов Улагана.

Бихару испуганно попятились, зароптали, а судья требовательно вопросил:

— Стало быть, ты и сам колдун?

— Мудрец, — поправил его Манало. — Мудрец, по силе равный любому из жрецов Улагана.

Лукойо нахмурился.

— Как же тогда тебя удержали цепи в Байлео?.. О… — И полуэльф умолк.

Манало обернулся к нему и кивнул.

— Цепи сковал колдун, равный мне по силе. И разорвал их Огерн, я тут ни при чем. — С этими словами мудрец посмотрел на Дариада. — Так ты пойдешь с нами?

— Если тем самым я спасу свой народ от нападения куруитов? Пойду, конечно.

Но бихару роптали, а судья заявил:

— Мы своих сородичей в беде не покидаем. Если вы идете к Песчаному морю, то и мы пойдем вместе с вами!

Юноша широко раскрытыми глазами смотрел на судью — встревожено и растроганно.

— Снимайте шатры и мчитесь, подобно песку, гонимому ветром, — посоветовал Манало. — Воины не вернулись в Куру, поэтому вместо них пошлют еще больше.

Судья презрительно сплюнул.

— Мы не боимся воинов, и мы не бросим нашего сородича! Если ты, Дариад, идешь к Песчаному морю, мы идем с тобой!

Дариад обвел всех взглядом, полным любви и благодарности, но затем эти чувства отступили и сменились тревогой.

— Я не хочу стать причиной гибели никого из вас!

— А мы не оставим тебя на растерзание воинам! — решительно воскликнул один из бихару.

Все остальные подтвердили его слова дружным кличем.

— Хорошо, что вы пойдете вместе с Дариадом, — сказал Манало. — Потому что Улаган то и дело подсылает к людям своих приспешников, дабы они убивали в них все доброе и смелое, чтобы потом Багряный мог пленять слабых и порочных и пользоваться ими ради своего удовольствия. Самые страшные из слуг Улагана — воины из Куру, ибо Куру — город, целиком и полностью преданный Улагану, город, где почитают только его! — Манало обернулся к Дариаду, и голос его стал звонким и торжественным: — Это говорю вам я, а я знаю, что говорю, ибо я мудрец, служитель Ломаллина! Я говорю это тебе, Дариад! У зеленого бога есть для тебя работа — для тебя и для всех, кто пойдет за тобой! Для всех, кто пойдет за тобой во имя Создателя звезд!

Дариад смотрел на Манало с благоговейным трепетом. Еще мгновение — и истина, скрытая в словах мудреца, проникла в душу юноши, наполнила его непоколебимой уверенностью. Казалось, юноша взрослеет прямо на глазах.

— Да, — согласился он, — я вижу правду в том, что ты сказал, вижу, что борьба на стороне Ломаллина спасет мое племя! — Дариад обернулся к своим сородичам и воскликнул: — Мудрец говорит правду! Ломаллину нужна наша помощь! Ему нужна помощь ради нашего бога, ради всего, что только есть на свете доброго! Сородичи мои, я не прошу вас погибать ради моей суетной славы, но ради славы Создателя звезд, ради жизни, спасения и свободы людей, а это стоит каждой капли нашей крови!

Бихару откликнулись дружным ревом, взмахнули мечами, а судья сказал:

— Если эти воины приходят из Куру, если Улаган думает, что никто не устоит перед этими воинами, значит, Куру должен быть разрушен!

— Да! — крикнул Огерн, увидев перед собой лицо умирающей Рил. — Куру должен быть разрушен, а вместе с ним Улаган!

Бихару вновь дружно взревели. Любое племя устрашилось бы, услышав призыв уничтожить бога, но все дело в том, что бихару не верили в то, что улины — боги! Они признавали, что улины сильнее людей, но ведь и верблюд сильнее человека, а бихару сумели приучить верблюдов — так почему бы не убить одного из улинов?

Когда часом позже племя покинуло оазис, Дариад ехал верхом на верблюде рядом с Манало, Огерном и Лукойо. Бихару мрачно и решительно следовали за ними, а среди них ехали клайя и Гракхинокс. Теперь их побаивались только верблюды.

Дариад, снова ставший самым обычным, не слишком уверенным в себе смертным, обернулся, посмотрел на свое племя и обратился к Огерну:

— Неужели я достоин их доверия?

— Достоин, — коротко отозвался Огерн, а юноша расправил плечи и устремил взгляд вперед. Кузнец-великан вдруг понял, что теперь вождем племени вместо мудрого судьи стал этот странный, кажущийся таким простачком юноша, и никому даже в голову не пришло с этим спорить!

Но когда караван добрался до края Песчаного моря, Манало подъехал к Дариаду и сказал ему:

— Спрячься в песках — спрячься, как умеют это делать те, кто родился в пустыне! Далеко-далеко, в глубинах Песчаного моря у меня назначена встреча, и мне нужно, чтобы над ней присутствовал хоть кто-то из людей, хотя я не могу никого заставить идти с собой.

— Если нужно, я пойду с тобой! — не задумываясь, воскликнул Дариад.

Манало улыбнулся так, что сомнений не было: сердце его согрелось. Мудрец положил руку на плечо юноши.

— Я знал, что ты так скажешь, и я благодарю тебя. Но мне важно знать, что ты здесь, что ты защитишь тех, кто будет уходить. Со мной пойдут только Огерн… Огерн и Лукойо.

Полуэльф в страхе уставился на мудреца, но судья проворчал:

— Да ничего там нет, в этом Песчаном море, мудрец, ты уж мне поверь, кроме проклятых развалин, которых боятся даже бихару! Молю тебя, не ходи туда, ибо ты умрешь от жажды еще до того, как доберешься до этого жуткого места!

Бихару согласно зашумели и стали уговаривать Манало не ходить дальше, но мудрец был непреклонен.

— Нет, — воскликнул он. — Мне непременно нужно идти. — Его лицо омрачилось. — Может быть, и впрямь там ничего нет, в этих песках, но тот, с кем у меня назначена встреча, будет ждать меня. Я должен идти. — Он обернулся к Огерну и Лукойо. — Если не хотите, можете не ходить со мной.

— Я хочу идти, — резко проговорил Огерн, а Лукойо только рот успел раскрыть.

Полуэльф, правда, тут же закрыл рот и заворчал, глядя на друга. Да кто он такой, этот Огерн, чтобы унижать его и выставлять трусом! На самом деле полуэльф собирался сказать, что идти с Манало он не хочет, но Огерн снова вылез вперед со своей дурацкой храбростью. Что теперь оставалось гордому Лукойо? Какая женщина посмотрит на него, если он теперь откажется?

— О, я тоже пойду, — проворчал полуэльф. — Но давай хоть верблюдов возьмем, Учитель!

— Будут вам и верблюды, и вода в дорогу, — сказал судья.

И несколько мгновений спустя три верблюда уже уносили Манало, Огерна и Лукойо вдаль, к Песчаному морю. Лукойо, правда, думал о том, что верблюды везут вперед бурдюки с водой и троицу непроходимых глупцов. За их спинами медленно садилось солнце.