Шанхайский синдром

7

Следователь Юй проснулся рано. Едва разлепив глаза, бросил взгляд на радиочасы, стоящие на прикроватной тумбочке. Еще нет шести, а впереди его ждет трудный день. Он встал, стараясь двигаться тихо, чтобы не разбудить жену, Пэйцинь. Снизу одеяло задралось; Юй осторожно прикрыл ее голые ступни.

Как правило, Юй вставал в семь утра, бегал трусцой по улице Цзинлиньлу, читал утреннюю газету, завтракал, провожал сына Циньциня в школу и уходил на работу. Но в то утро он решил нарушить привычный распорядок. Ему необходимо подумать. Поэтому он решил побегать по улице Жэньминьлу.

Пока он трусил в привычном темпе, наслаждаясь утренней прохладой, он размышлял о деле Гуань Хунъин. Прохожих почти не было; лишь пара стариков занималась гимнастикой тайцзицюань на тротуаре, у мебельного магазина «Японское море». В углу сидел молочник, разглядывая стоящую у его ног корзинку с бутылками и что-то бормоча себе под нос – скорее всего, он просто пересчитывал бутылки.

Еще одно уголовное дело. Разумеется, он, следователь Юй, сделает все от него зависящее, чтобы раскрыть преступление. Работу свою он любил, но ему не нравилось, в каком свете все представило руководство. Политика! Везде одна только проклятая политика. Какая разница между отличницей труда и обычной женщиной, если ее голый труп лежит в морге?

Согласно предварительным сведениям, перед смертью у Гуань не было постоянного спутника жизни – мужа, жениха, любовника. Более того, видимо, у Гуань много лет вообще никого не было. Она всегда была слишком занята, ей было не до романов. Вполне возможно, что в ее случае они столкнулись с очередным убийством на сексуальной почве. Насильник, с которым жертва не была знакома, напал на нее, не зная, кто она такая, и убил, когда она собиралась в отпуск вечером десятого мая. Так как ни улик, ни свидетелей нет, им предстоит нелегкая работа. Юй помнил множество подобных дел, когда, несмотря на все их усилия, расследование заходило в тупик.

В том, что касается насильников, у следователя Юя была собственная теория. Большинство из насильников – рецидивисты; они никогда не останавливаются на одной или двух жертвах. Рано или поздно их схватят и покарают. Однако без свидетелей и прямых доказательств вины полиция мало что способна сделать. Все решает время. Что же им остается делать? Простое ожидание в случае с Гуань немыслимо, учитывая ее статус. Но что еще тут можно сделать? Юй был человеком добросовестным. Он гордился тем, что является хорошим полицейским. Он любил свою работу и прекрасно понимал, что в их силах, а что – нет. Главное – расставить приоритеты.

А политическая подоплека… Разумеется, все притянуто за уши.

Китайцам в наши дни не по душе многое из того, что творится в стране, – коррупция, безработица, инфляция, жилищная проблема, транспортные пробки и так далее. Но ничто из этого не относилось к Гуань – ни прямо, ни косвенно. Правда, Гуань была известна на всю страну – ей присвоили звание Всекитайской отличницы труда. Тем не менее ее гибель никак не влияет на социалистический строй Китая. Если бы так называемые контрреволюционеры намеревались подорвать существующий строй, они бы выбрали своей мишенью другую личность, более значимую в политическом смысле.

Юй был сыт по горло речами секретаря парткома.

И тем не менее ему нужно играть свою роль. Дело может сыграть важную роль и в его жизни. Юй Гуанмин стремился к одному: превзойти отца, Юй Шэнлиня, больше известного среди сотрудников под кличкой Старый Охотник. Несмотря на то что старик был опытным и способным полицейским, он вышел на пенсию всего лишь в чине сержанта и сейчас жил на скудную пенсию. Единственная роскошь, которую он себе позволял, – выпить время от времени хороший чай «Лунцзин».

Когда Юй вернулся, тяжело дыша и вытирая пот со лба, Пэйцинь уже накрыла ему завтрак: миску дымящегося говяжьего бульона с лапшой и зеленым луком.

– Ешь, – велела она. – Еще горячий. Я позавтракала с Циньцинем.

Запахнув полы мягкого халатика, она села напротив, положив локти на стол и опершись щеками на ладони. Пэйцинь была на несколько месяцев старше мужа. Как гласит старинная китайская пословица, «старая жена умеет заботиться о муже». Юй улыбнулся жене. Сейчас, с длинными волосами, струившимися по плечам, она выглядела совсем юной.

Лапша вкусная, в комнате прибрано, Циньцинь уже переоделся в школьную форму и положил в пластиковую коробочку завтрак – бутерброд с курицей и яблоко. Юй не понимал, как его жена успевает столько сделать за такой короткий промежуток времени.

А ведь Пэйцинь приходится нелегко; на ней не только дом. Она работает бухгалтером в маленьком ресторанчике «Четыре моря», который находится очень далеко от их дома, в районе Янпу. Ее распределили туда на работу после того, как они вернулись в Шанхай. В те дни распределением ведало управление грамотной молодежи; направления на работу выдавали, не считаясь ни с образованием, ни с желаниями, ни с местом проживания соискателя. Жаловаться не было смысла, поскольку управлению и так приходилось нелегко. В те годы в Шанхай вернулись миллионы бывших «образованных молодых горожан». Любая работа почиталась за счастье. Но ежедневная дорога в ресторанчик отнимала у Пэйцинь почти час. Ездила она на велосипеде, и поездка часто превращалась в пытку: три-четыре велосипедиста двигались в ряд в плотном потоке машин. В прошлом году, в ноябре, после ночного снегопада, она упала. Ей наложили семь или восемь швов, хотя велосипед почти не пострадал, если не считать погнутого крыла. И сейчас Пэйцинь по-прежнему ездила на работу на том же стареньком велосипеде – и в дождь, и в жару. Она могла бы попросить о переводе в другой ресторан, поближе. Но не попросила. Дела в «Четырех морях» шли неплохо; она получала неплохие чаевые плюс доплату. Некоторые другие государственные рестораны так плохо управлялись, что прибыли едва хватало на покрытие медицинской страховки работников.

– Тебе нужно больше есть, – заметила Пэйцинь.

– Ты же знаешь, по утрам я много не ем.

– У тебя трудная работа. Боюсь, сегодня опять не будет времени пообедать. Не то что у меня в ресторане.

Вот еще одно неудобство в работе полицейского и преимущество в работе в ресторане. Пэйцинь не приходилось беспокоиться хотя бы о еде для себя. Иногда она даже угощала мужа и сына ресторанными лакомствами, фирменными блюдами, приготовленными шеф-поваром.

Юй не успел еще доесть лапшу, когда зазвонил телефон. Он поднял трубку только после того, как Пэйцинь укоризненно покачала головой.

– Доброе утро, это Чэнь. Извините, что так рано.

– Ничего страшного, – ответил Юй. – Что нового?

– Все по-старому, – сказал Чэнь. – Никаких новостей. В нашем графике тоже никаких изменений, за исключением одного. Комиссар Чжан выразил желание встретиться с вами во второй половине дня. Часа в четыре. Но перед тем как придете, позвоните ему – он просил.

– Зачем?

– Комиссар Чжан непременно хочет лично участвовать в расследовании. Например, провести допрос свидетеля. А потом сравнить ваши и его записи.

– Мне все равно. Могу выйти пораньше. Но неужели нам придется делать это каждый день?

– Скорее всего, дальше я сам буду докладывать ему. А сегодня… Поскольку наша особая следственная бригада работает первый день, вы уж уважьте комиссара.

Положив трубку, Юй вздохнул и повернулся к жене:

– Боюсь, сегодня тебе придется отвести в школу Циньциня.

– Хорошо, – кивнула Пэйцинь, – но… ты так много трудишься, а получаешь так мало!

– По-твоему, я не знаю? Сотрудник полиции получает четыреста двадцать юаней в месяц. Уличный торговец «чайными яйцами» зарабатывает вдвое больше!

– А этот твой старший инспектор – как его там зовут – все еще холостяк, но ему дали квартиру.

– Наверное, я прирожденный неудачник, – добродушно заметил Юй. – Из змеи никогда не выйдет дракон. Не то что старший инспектор.

– Нет, не говори так, Гуанмин. – Пэйцинь, начав убирать со стола, покачала головой. – Для меня ты – дракон. Не забывай этого.

Юй сунул в карман брюк газету, вышел из дому и зашагал к автобусной остановке на улице Цзюнкунлу. Настроение все больше портилось. Он родился в последний месяц года Дракона по китайскому лунному календарю – считается, что этот год является счастливым в двенадцатилетнем зодиакальном цикле. Однако по григорианскому календарю он родился в начале января 1953 года, то есть в начале года Змеи. Ошибка. Неудачник. Змея – не дракон; не видать ему удачи. Не то что старший инспектор Чэнь. Однако, когда подошел автобус, Юю настолько повезло, что он занял место у окна.

Следователь Юй пришел в полицию на несколько лет раньше Чэня. Несмотря на то что он успел раскрыть несколько дел, он вовсе не думал, что когда-нибудь его назначат старшим инспектором. Верхом его мечтаний было сделаться начальником отделения. Но и эту мечту у него отняли. В особой бригаде он был только заместителем старшего инспектора Чэня.

В том, что Чэня повысили благодаря его образованности, не было ничего, кроме политики. Раньше, в шестидесятых годах, чем больше человек был образован, тем более неблагонадежным считался. Председатель Мао учил: интеллигенция более подвержена тлетворному влиянию Запада. В середине восьмидесятых годов кадровая политика партии, которую возглавил товарищ Дэн Сяопин, претерпела существенные изменения. В целом Юй одобрял новые веяния, но только не применительно к их управлению и не в случае старшего инспектора Чэня. Однако Чэнь получил место, а потом и квартиру.

Тем не менее Юй отдавал Чэню должное. Несмотря на недостаток опыта, Чэнь честный и добросовестный полицейский, умный, из хорошей семьи, предан своему делу. Этим многое сказано. Вчерашние горькие слова Чэня о передовиках производства произвели на Юя неизгладимое впечатление. Старший инспектор сразу вырос в его глазах.

Пока Юй решил не противоречить Чэню. Скорее всего, убийцу они не найдут, но расследование займет недели две-три. А если все же их усилиями дело будет раскрыто – что ж, тем лучше.

В автобусе делалось все душнее. Выглянув в окно, Юй вдруг рассердился на самого себя. Сидит сиднем, как болван, и жалеет себя. Как только автобус повернул на улицу Сычуаньлу, следователь Юй первым соскочил со ступенек. Он пошел напрямик, через Народный парк. Одни ворота выходили на улицу Нанкинлу, главную торговую улицу Шанхая – почти непрерывную череду магазинов, протянувшуюся от набережной Вайтань до района храма Цзяньань. Все встречные – покупатели, туристы, уличные торговцы, рассыльные – радостно улыбались. Перед отелем «Хелен» выступали певцы; молоденькая девушка посередине играла на старинной цитре. Над ними висел плакат; жителей Шанхая и гостей города призывали соблюдать чистоту и сохранять окружающую среду: не плевать на улице, не бросать мусор куда попало. На углу стояли народные дружинники пенсионного возраста; они размахивали красными флажками, помогая регулировать дорожное движение. В лучах восходящего солнца сверкали вделанные в мостовую решетчатые плевательницы.

Следователь Юй невольно улыбнулся. Он такой же, как они все. Только он еще и защищает их. Впрочем, он выдает желаемое за действительное.

1-й универмаг находился в середине улицы Нанкинлу, напротив Народного парка, на пересечении с улицей Сичжуан. Как всегда, магазин был переполнен – сюда стекались не только шанхайцы, но и приезжие из других городов. На входе Юй с трудом пробился сквозь плотную толпу покупателей. Секция косметики находилась на втором этаже. Он подошел поближе, прислонился к колонне и некоторое время понаблюдал за работой отдела. Вокруг прилавков было много народу. Мужчины восхищенно цокали языками, разглядывая большие фотографии красивых фотомоделей и манекенщиц; при ярком свете их жесты и позы казались еще соблазнительнее. Молоденькие продавщицы показывали, как пользоваться косметикой. Они тоже выглядели очень привлекательными в своей форме – зеленой в белую полоску, светящейся в нескончаемой игре неоновых огней.

Юй вошел в кабину лифта и поднялся на третий этаж. Он заранее договорился о встрече с генеральным директором универмага Сяо Чи.

Гендиректор принял его в просторном кабинете, стены которого украшали всевозможные награды и фотографии в позолоченных рамах. На одной Юй увидел Гуань Хунъин. Она, делегат Десятого съезда КПК, пожимала руку товарищу Дэн Сяопину.

– Товарищ Гуань была ценным работником нашего универмага, – сказал Сяо. – Верный член партии… Ее трагическая гибель – огромная потеря для нас. Мы сделаем все возможное для того, чтобы помочь следствию.

– Спасибо, товарищ генеральный директор, – ответил Юй. – Если можно, для начала расскажите поподробнее о ее работе в универмаге.

– Товарищ Гуань была заведующей секцией косметики. Проработала в универмаге двенадцать лет. К работе относилась добросовестно, посещала все собрания партячейки и помогала сослуживцам чем могла. Отличница труда, она была передовиком во всем. Например, в прошлом году перечислила триста юаней жертвам наводнения в Цзяншу. Откликнувшись на призыв правительства, она также каждый год приобретала облигации государственного займа.

– А какого мнения были люди о ее работе?

– Она добилась выдающихся успехов. Была знающим, скрупулезным и в высшей степени добросовестным управленцем. Коллеги всегда были высокого мнения о ее работе.

– Действительно, отличница труда, – кивнул Юй. Почти все, что сообщил ему генеральный директор Сяо, можно было почерпнуть из личного дела Гуань. – Но я хочу спросить вас еще кое о чем.

– Пожалуйста. Я отвечу на любые ваши вопросы.

– Ее любили – я имею в виду, коллеги, сослуживцы?

– Да, наверное, но вам лучше расспросить их самих. Не могу назвать ни одной причины, почему ее бы не любили.

– Как по-вашему, у Гуань были враги?

– Враги? Товарищ следователь Юй, «враги» – это сильно сказано. Может быть, некоторые не очень ее любили. Как и всех. И вас тоже, наверное. Но вы ведь не ходите постоянно боясь, что вас убьют, верно? Нет, по-моему, врагов у нее не было.

– Что вам известно о ее личной жизни?

– Ничего. – Генеральный директор медленно провел средним пальцем по брови. – С чего бы молодой женщине откровенничать со мной, стариком, о своей личной жизни? Мы с ней говорили только о работе, работе и еще раз работе. Она очень ревностно относилась к своей должности и к положению Всекитайской отличницы труда. К сожалению, здесь я ничем не могу вам помочь.

– У нее было много друзей, подруг?

– Насколько мне известно, среди работников универмага близких друзей у нее не было. Наверное, из-за нехватки времени. Партийная работа, собрания…

– Она не говорила вам, куда собирается поехать в отпуск?

– Мне – нет. Она взяла всего несколько дней в счет отпуска, поэтому ей и не нужно было ничего говорить. Я расспросил нескольких ее сослуживиц; им тоже ничего не известно.

Следователь Юй понял: пора допросить других служащих.

Список коллег убитой уже был подготовлен.

– Они расскажут вам все, что знают. Если я могу еще чем-то вам помочь, пожалуйста, обращайтесь, – серьезно сказал на прощание гендиректор Сяо.

Для бесед с коллегами убитой Юю выделили конференц-зал, где обычно проходили собрания. В просторном помещении свободно усаживалось несколько сот человек. Служащие универмага ждали своей очереди в приемной; Юй видел их через стеклянную дверь. Предполагалось, что следователь Юй будет вызывать их по одному. Первой он пригласил Пань Сяосай, близкую подругу Гуань. Поскольку у нее было двое детей, один из которых – инвалид, она в обеденный перерыв бегала домой. Очевидно, Пань только что плакала. Юй заметил это по ее вспухшим, покрасневшим глазам.

– Какой ужас… – без выражения произнесла женщина, снимая очки и вытирая глаза шелковым платочком. – Поверить не могу, что Гуань… погибла. Я хочу сказать… какой прекрасный член партии! И подумать только, в последний день, когда Гуань была на работе, я как раз взяла отгул.

– Понимаю ваши чувства, товарищ Пань, – кивнул Юй. – Я слышал, вы были одной из ее близких подруг.

– Да, мы долго – шесть лет – работали вместе. – Пань вытерла глаза и громко шмыгнула носом, словно горела желанием подтвердить подлинность их дружбы. – Я вообще-то тружусь в универмаге десять лет, сначала в секции игрушек.

Однако, когда Юй спросил, что Пань известно о личной жизни Гуань, Пань нехотя заявила, что они с покойной не были настолько близки. За все шесть лет она лишь однажды побывала в общежитии у Гуань. В основном их общение сводилось к тому, что в обеденный перерыв они вместе разглядывали витрины, сравнивали цены или ели лапшу с карри в ресторане Шэна через дорогу. Вот и все.

– Вы не спрашивали ее о личной жизни?

– Нет, никогда.

– Возможно ли такое? Вы ведь с ней были близкими подругами?

– Как вам сказать… Гуань была своеобразная. Мне трудно описать это словами… В общем, она как будто проводила черту между собой и другими. В конце концов, она ведь была известна на всю страну!

В конце разговора Пань бросила на следователя умоляющий взгляд сквозь запотевшие очки:

– Вы найдете того, кто это сделал?

– Конечно найдем.

Следующей в зал вошла Чжун Айлинь, которая работала вместе с Гуань утром десятого мая. Она с порога начала выкладывать все, что знала:

– Товарищ следователь Юй, боюсь, я ничем не смогу вам помочь. Утром десятого мая мы с Гуань разговаривали очень мало, перекинулись двумя-тремя словами, и все. Мне она показалась такой же, как всегда. Она не сказала, что берет отпуск. Насколько я помню, она обмолвилась, что возьмет несколько отгулов. Это обычное явление. Как завсекцией, она часто работала сверхурочно, и у нее скопилось много отгулов.

– Она говорила вам что-нибудь еще – в тот день или на той неделе?

– Она ведь была Всекитайской отличницей труда, всегда занята, самозабвенно работала и служила людям, как когда-то говорил председатель Мао. Поэтому она больше общалась с покупателями, а не с нами.

– У вас нет никаких предположений насчет того, кто мог ее убить?

– Нет, никаких.

– Возможно ли, чтобы убийца был членом вашего трудового коллектива?

– Вряд ли. С ней было легко ладить, и она всегда безупречно выполняла свою работу.

Впрочем, Чжун Айлинь не скрывала: некоторые сослуживицы завидовали Гуань. Однако даже завистники не отрицали, что она отличный работник, порядочный и надежный человек – не говоря уже о политике.

– Что же касается ее жизни за пределами универмага, – сказала в заключение Чжун, – то мне ничего не известно. Знаю только, что она ни с кем не встречалась – возможно, У нее вообще никогда не было мужчины.

Следом за Чжун в зал вошла госпожа Вэн. Десятого мая она работала в вечернюю смену. Госпожа Вэн сразу заявила, что ничего не знает и в тот, последний, день не заметила в поведении Гуань ничего необычного.

– Она была такая же, как всегда. Кажется, чуть тронула веки тенями. Ну и что? У нас всегда есть бесплатные пробники.

– Что-нибудь еще?

– Она звонила по телефону.

– Когда?

– По-моему, где-то в полседьмого.

– Она долго ждала, пока ей ответят?

– Нет. Сразу начала говорить.

– Вы не помните, о чем она говорила?

– Нет. – Госпожа Вэн покачала головой. – Разговор был коротким. И потом, чужие дела меня не касаются.

Однако госпожа Вэн оказалась более словоохотливой, чем две предыдущие сотрудницы; она излагала свое мнение, не дожидаясь вопросов. И сообщала сведения, которые, как ей казалось, могли представлять интерес. Несколько недель назад одна гонконгская приятельница пригласила госпожу Вэн в караоке-клуб «Династия». Проходя по полутемному коридору, госпожа Вэн вдруг увидела, как из отдельного кабинета выходят высокий мужчина и женщина. То есть мужчина практически тащил женщину на себе; одежда у нее была в беспорядке, несколько пуговиц на блузке расстегнуты, лицо горит, походка неуверенная. Она, госпожа Вэн, тогда еще подумала: вот ведь бесстыдница! Отдельные кабинеты в караоке-клубах, как всем известно, служат совсем для иных утех! Но лицо той девушки показалось госпоже Вэн знакомым. Поскольку образ пьяной потаскушки совершенно не сочетался с тем, что мелькнуло у нее в голове, она узнала встречную не сразу – Гуань Хунъин! Госпожа Вэн не поверила собственным глазам, но все же решила, что не ошиблась.

– Вы внимательно ее рассмотрели?

– Когда мне показалось, будто я ее узнала, она уже прошла мимо. А гнаться за ней было неприлично.

– Значит, вы не до конца уверены в том, что видели Гуань?

– Да. Но мне кажется, все-таки там была она. Следующей в списке значилась Гу Чаоси. Несмотря на то что Гу была лет на пятнадцать старше Гуань, именно Гуань стала ее наставницей в универмаге.

Следователь Юй перешел прямо к делу:

– В последнее время вы не замечали в поведении или внешности Гуань чего-то необычного?

– Необычного? Что вы имеете в виду?

– Ну, например, не опаздывала ли она на работу? Или уходила домой пораньше. Меня интересуют любые мелочи, даже те, которые могут показаться вам несущественными.

– Нет, ничего такого я не заметила, – сказала Гу, – но ведь все так быстро меняется. Раньше в нашей секции косметики было всего два прилавка. Сейчас их восемь, а товаров море, и много косметики из США. Конечно, и люди тоже меняются. Гуань не исключение.

– Можете привести хоть один пример?

– В первый день, как я устроилась сюда на работу, – то есть семь лет назад, – Гуань прочитала нам всем лекцию, которую я помню до сих пор. О том, как важно следовать партийным курсом. Много работать и жить скромно. Более того, она особо остановилась на недопустимости пользоваться духами и носить украшения. А несколько месяцев назад я увидела на ней самой ожерелье с бриллиантами!

– Вот как, – сказал Юй. – Вы думаете, бриллианты настоящие?

– Точно не скажу, – ответила Гу. – Да нет, я не имею ничего против ее ожерелья. Просто сейчас, в девяностых годах, люди меняются. А вот вам еще пример: полгода назад, вроде бы в октябре, она ездила отдыхать. А меньше чем через полгода снова взяла отпуск!

– Да, это уже кое-что, – согласился Юй. – А вы знаете, куда она ездила в прошлом году, в октябре?

– В Желтые горы. Она показывала мне фотографии.

– Она ездила одна?

– По-моему, да. На снимках, кроме нее, больше никого не было.

– А сейчас?

– Я знала, что Гуань берет несколько дней, но она не сказала, куда едет и с кем. – Гу посмотрела на дверь. – Товарищ следователь, боюсь, больше я ничего не знаю.

Несмотря на то что в зале работал кондиционер, следователь Юй сильно вспотел. Он с тоской предчувствовал очередной приступ мигрени. Но в его списке оставалось еще пять фамилий.

В последующие два часа Юй не узнал ничего нового. Оставалось лишь свести все показания воедино.

Десятого мая Гуань пришла на работу около восьми утра. Она была по-обычному приветлива. Передовик производства, отличница труда, как с покупателями, так и с сослуживцами. Пообедала в столовой часов в двенадцать; позже присутствовала на партсобрании. Она не говорила сослуживцам, куда поедет, хотя обмолвилась об отпуске. В пять она могла бы уже уйти домой, но, как часто бывало, задержалась. Около половины седьмого звонила по телефону – никто не знает кому; разговор был коротким. Позвонив, она ушла с работы – скорее всего, домой. В последний раз ее видели в универмаге около десяти минут восьмого.

Сослуживцы отзывались о Гуань достаточно сдержанно. Единственным исключением была госпожа Вэн. Но и на сведения, полученные от нее, не особенно можно было полагаться.

Время обеда давно миновало, а в его списке оставалась еще одна фамилия. Последняя свидетельница на сегодня взяла отгул. Юй вышел из универмага без двадцати три. В мини-маркете на углу он купил два блинчика со свининой. Пэйцинь оказалась права: он действительно пропустил обед. При его работе некогда помнить о рациональном питании!

Последнюю из тех, с кем предстояло побеседовать Юю, звали Чжан Яцин, и жила она на улице Юньнаньлу. Она была заместителем заведующей секцией косметики и сегодня отпросилась из-за плохого самочувствия. По словам некоторых работниц, одно время Чжан считали потенциальной соперницей Гуань, но потом Чжан вышла замуж и зажила более прозаической жизнью.

С той частью улицы Юньнаньлу следователь Юй был отлично знаком. Всего в пятнадцати минутах ходьбы от универмага, после пересечения с улицей Цзинлиньлу, Юньнаньлу переходила в процветающую «Улицу Деликатесов», на которой размещались многие закусочные и рестораны. А вот южная часть улицы не слишком изменилась с сороковых годов. Здесь теснились старые обшарпанные домишки с угольными печами и общими мойками.

Юй подошел к серому кирпичному дому, поднялся по лестнице и постучал в дверь квартиры на третьем этаже.

Ему сразу же открыла стройная женщина лет тридцати с небольшим – не красавица, но симпатичная. Волосы цвета воронова крыла коротко подстрижены. На ней были джинсы и белая блузка с высоко закатанными рукавами. Ноги босые. Стройная фигура; в руке большая половая тряпка.

– Товарищ Чжан Яцин?

– Да.

– Я следователь Юй Гуанмин из шанхайского полицейского управления.

– Здравствуйте, следователь Юй. Сюда, пожалуйста. Мне уже позвонил генеральный директор, предупредил о вашем приходе.

Они пожали друг другу руку.

Ладонь у нее была прохладная и мозолистая, как у Пэйцинь.

– Извините, я тут убиралась…

Комнатка была размером восемь квадратных метров. В ней умещались две кровати и белый комод с зеркалом. У стены стояли складной стол и стулья. На комоде – увеличенная фотография: Чжан с улыбающимся крупным мужчиной и смеющимся маленьким мальчиком. Фото счастливой семьи. Хозяйка предложила гостю раскладной стул.

– Выпьете чего-нибудь?

– Нет, спасибо.

– Чего вы от меня хотите?

– Ответьте на несколько вопросов о Гуань.

– Да, конечно. – Чжан уселась на другой стул и поджала ноги, словно застеснявшись того, что она босиком.

– Давно вы работаете вместе с Гуань?

– Лет пять.

– И что вы о ней думаете?

– Разумеется, она была Всекитайской отличницей труда, а также верным членом партии.

– А можно чуточку поподробнее?

– Ну, политически активна… и грамотна… в каждом движении, предложенном партийным руководством. Серьезная, верная, преданная. Как заведующая нашей секцией она была добросовестным работником: первая приходила и часто последняя уходила. Не собираюсь утверждать, будто с товарищем Гуань было легко ладить, – но и как иначе, ведь она была таким известным человеком!

– Вы упомянули о ее политической деятельности. Возможно ли, что в ходе своей партийной работы она нажила себе врагов? Ее кто-нибудь ненавидел?

– Нет, я так не думаю. Она ведь не в ответе за смену политического курса. Никто не собирался возлагать на нее ответственность за культурную революцию. И потом, честно говоря, она никогда не переусердствовала. А насчет того, кто мог ее ненавидеть в личной жизни… Боюсь, тут я ничего не знаю.

– Хорошо, – вздохнул Юй. – Поставлю вопрос по-другому. Что вы думаете о ней как о женщине?

– Трудно сказать. Она была очень замкнута. По-моему, даже слишком.

– Что вы имеете в виду?

– Она никогда не рассказывала о своей личной жизни. Хотите верьте, хотите нет, но у нее не было постоянного мужчины – жениха, приятеля. Кстати, раз уж вы заговорили о ее личной жизни, у нее и близких друзей не было. Я этого не понимаю. Да, она прославилась на всю страну, но это ведь не означало, что она должна была всю свою жизнь посвятить политике! Такая жизнь не для женщин. Так живут, наверное, только героини какой-нибудь современной музыкальной драмы. Помните сестрицу А Цинь?

Юй кивнул и улыбнулся.

Сестрица А Цинь была широко известной героиней «образцового» спектакля пекинской оперы «Шацзябан» («Искры в камышах»), поставленного в годы культурной революции, когда считалось, что любое романтическое влечение – даже между мужем и женой – отвлекает людей от политической борьбы. У сестрицы А Цинь из оперы было то преимущество, что ей не нужно было жить с мужем.

– Наверное, она была слишком занята, – предположил Юй.

– Я не говорю, будто у нее совсем не было личной жизни. Но она как будто нарочно ее скрывала. Все мы женщины. Мы влюбляемся, выходим замуж, рожаем детей. Что тут плохого?

– Значит, вы не знаете, была ли она влюблена?

– Я готова рассказать вам все, что мне известно, но не люблю сплетничать о мертвых.

– Да. Понимаю. Спасибо большое за то, что вы мне сообщили.

Вставая, Юй еще раз оглядел комнату. На комоде он заметил множество флакончиков с духами, тюбиков с губной помадой, флаконов лака для ногтей. Некоторые были известных марок – он часто видел их в рекламе по телевизору. Такая косметика была хозяйке явно не по карману.

– Это все пробники, – пояснила Чжан, проследив за направлением его взгляда, – с работы.

– Конечно. – Юй решил: наверное, товарищ Гуань Хунъин предпочла бы держать всю косметику тактично спрятанной в ящике комода. – До свидания!

Следователь Юй не был доволен результатами сегодняшнего дня. Комиссару Чжану почти не о чем докладывать – правда, он и раньше не очень понимал, о чем можно говорить с комиссаром. Он позвонил ему из уличного телефона-автомата, но комиссара Чжана в кабинете не оказалось. Радуясь, что не придется выслушивать лекцию о политическом положении в исполнении старого комиссара, Юй пошел домой.

Дома еще никого не было. На столе он увидел записку: «Мы с Циньцинем в школе, на собрании. Разогрей себе ужин».

Взяв миску риса с полосками жареной утки, он вышел во внутренний дворик, где встретил своего отца, Старого Охотника.

– Изнасилование и предумышленное убийство, – сказал Старый Охотник, хмурясь.

Юй вспомнил, как страдал его отец в начале шестидесятых, когда ему пришлось расследовать примерно такое же преступление. Убийство на сексуальной почве, произошедшее на рисовом поле в Баошане. Труп девушки нашли очень быстро. Полиция прибыла на место преступления меньше чем через полчаса. Один свидетель мельком видел подозреваемого и довольно подробно описал его. На месте преступления обнаружили свежие следы и окурок сигареты. Старый Охотник работал день и ночь; он трудился несколько месяцев, но его усилия оказались напрасными. Преступника нашли лишь через несколько лет, причем случайно. Он продавал портреты жены Мао Цзэдуна, которая в тридцатых годах была второразрядной актрисой – развратная богиня в платье с низким вырезом. В те времена за такое преступление полагался смертный приговор. В ходе допроса обвиняемый сознался в убийстве, которое он совершил несколько лет назад в Баошане. И само дело, и неожиданная поимка преступника наложили неизгладимый отпечаток на Старого Охотника.

Такое дело похоже на туннель, по которому можно идти и идти без надежды когда-либо увидеть свет.

– По словам нашего партийного секретаря, у этого дела может быть политический подтекст.

Старый Охотник поморщился:

– Сынок, не вешай мне лапшу на уши. Какая политика? Как гласит пословица, «старый конь борозды не портит». Если такое убийство не раскрыть по горячим следам, в первые две-три недели, вероятность раскрытия сводится к нулю. И политика тут ни при чем.

– Но надо же что-то делать! Мы ведь, как ты знаешь, особая бригада.

– Фу-ты ну-ты, особая бригада! Вот если бы убийца оказался сексуальным маньяком, тогда еще создание вашей бригады можно было бы оправдать.

– Я тоже так думал, но руководство нам продыху не даст, особенно комиссар Чжан.

– И про своего комиссара мне тоже лучше не рассказывай. Вот уже тридцать лет он как чирей у всех на заднице. Никогда я с ним не ладил. Но я понимаю, почему твой старший инспектор так и роет землю. Политика!

– Он в политике хорошо разбирается.

– Не пойми меня превратно, – продолжал старик, – я не против твоего начальника. Наоборот, я верю, что он по-своему старательный, добросовестный молодой офицер. Небо у него над головой, земля у него под ногами – по крайней мере, ему это известно. Я прослужил в полиции много лет и разбираюсь в людях.

Побеседовав с сыном, Старый Охотник ушел к себе. Юй остался во внутреннем дворике один. Он курил, стряхивая пепел в пустую миску из-под риса. Утиные косточки на дне легли крестом.

Докурив одну сигарету, он прикурил от нее вторую, затем третью – тлеющая белая палочка напомнила ему антенну, которая пытается получить из вечернего неба какие-то непонятные сведения.