Любой другой мужчина выглядел бы нелепо закутанным в стеганое одеяло с торчащими из-под него волосатыми ногами. Только не Джейк. У любого другого хватило бы благоразумия не соваться в гостиную или кухню, где Либби поставила на плитку кофе, или хотя бы посидеть в комнате Дэвида.
Только не у Джейка. Он слонялся повсюду. Обернувшись ниже пояса одеялом, позаимствованным у Дэвида, он расхаживал босиком из комнаты в комнату, изучая окна, которые требовалось зашпаклевать, краны, у которых стерлись прокладки, и даже обнаружил пару книжек, засунутых под холодильник, чтобы не открывалась дверца.
Либби, понаблюдав за ним в дверях, сообщила, что еще тридцать минут, и одежда его будет готова.
– Ладно, подождем, – пробормотал Джейк.
– Вот уж не думала, что без одежды ты вылитый римский император, – усмехнулась она. Когда Либби выбрала на кровать Дэвиду именно это, с изображением динозавра, одеяло, ей и в голову не пришло, что оно послужит тогой мускулистому подрядчику ростом в шесть футов и в два фута шириной.
Джейк кинул на нее сердитый взгляд. Она проскользнула в ванную, захлопнула за собой дверь и, прислонившись к косяку, с минуту постояла, прижимая к себе халат с сухим бельем и улыбаясь. Он такой… такой…
Она сама не знала, какой. Знала только, что рядом с ним у нее возникало странное ощущение – не то чтобы тревога и не то чтобы боль. Будто она вот-вот разрушит нечто такое, что связывает ее с нынешней жизнью.
То, что она свалилась в пруд, а он вытащил ее на грязный берег, еще не самое страшное, с грустью размышляла она. Естественно, пришлось разрешить ему отвезти ее домой, постирать и высушить его одежду. Теперь же, стоило войти в ванную, ей показалось, что он здесь, рядом, обливается водой, намыливается, наклоняет голову, чтобы смочить волосы, поднимает руку, другую, взбивает пену на своем плоском и упругом животе…
– О Боже, – простонала она, зажмурив глаза из-за попавшего в них шампуня.
Раздумывая, как выставить его из дому, пока между ними ничего не произошло, Либби, немного помедлив, завязала купальный халат на еще влажном теле и, минуя прихожую, поспешила в подсобку.
Осталось переложить белье из стиральной машины в сушильную. Еще тридцать минут, и все будет готово, рассуждала она, можно будет ехать.
Чтобы ускорить процесс, она перевела сушильную машину на максимальный режим работы и кинула в нее самые тяжелые вещи. Джинсы, свитер, джинсы Джейка и его рубашку. Мелкие вещи можно подбросить в самом конце – лифчик, носки, голубые нейлоновые трусики и…
– Джейк! Что делать с этими шерстяными носками? – крикнула она, не оборачиваясь.
– А что такое?
Он находился так близко, что от неожиданности она чуть не подскочила.
– Я не слышала, как ты вошел, – с укором сказала она.
– Я босиком. В следующий раз буду звенеть мелочью.
Она бросила взгляд на одеяло, артистически обхватывающее его бедра, и тут же отвела глаза. Лицо ее пылало, и она повернулась к выключателю и захлопнула дверцу сушильной машины.
– Может, они высохнут, если их положить сверху? – пробормотала она и поспешно сунула носки в машину, лишь бы поскорее выбраться из тесной комнатушки.
Джейк загораживал ей дорогу.
– Позволь мне пройти, – сухо проговорила она.
– Не позволю.
– Джейк, – она посмотрела на него умоляюще.
Приблизившись, он откинул ей за спину влажные волосы. Она ощутила на плечах тепло его рук, и ей показалось, что они самой судьбой предназначены друг для друга.
– Ко… кофе, наверное, уже готов, – прошептала она, чтобы хоть чем-то его отвлечь.
– Иди ко мне. – Джейк не клюнул на ее уловку. Темный блеск его глаз и кровь, прихлынувшая к худощавому выразительному лицу, говорили сами за себя.
Либби вроде бы и рванулась из его рук, а вроде бы и осталась на месте. Тело ее оказалось в разладе с самим собой.
– Знаешь, когда мы будем покупать какао, можно прихватить зефир. – Ее слова прозвучали до смешного нелепо. Так оно и было.
– Зефир. Ладно. Запишу. А теперь иди ко мне, Либби.
Что ей оставалось делать? Разве может прилив противостоять лунному притяжению? Делая последнюю отчаянную попытку прислушаться к голосу рассудка, она взмолилась:
– Джейк, пожалуйста, только без глупостей! Это все усложнит, а нам с тобой не нужно…
– Я сам знаю, что мне нужно, Либби. А также, думаю, знаю, что нужно тебе.
– Нет, не знаешь! Это мне нужно меньше всего!
Он стоял так близко, что она могла разглядеть морщинки в уголках его глаз и даже намечающуюся седую прядь в темных густых волосах.
– И что же тебе не нужно? Ты даже не знаешь, что я хотел предложить, – промурлыкал он.
Но она знала, и он знал, что она знает. Потому что они оба этого хотели. В какое-то мгновение Либби почти сдалась. Да, она его хочет. Мечтает ощутить прикосновение его тела, мечтает провести в его объятиях всю ночь, любоваться его мимолетной улыбкой и еще более мимолетным смехом. Разделить его глубокую печаль, а если не удастся, то, по крайней мере, на время его утешить.
Это не любовь, говорила она себе. Джейк никогда и не притворялся, что любит. Но, как бы там ни было, почему бы ей не согласиться хотя бы на то, что он предлагает? В конце концов, никто от этого не умрет. И никому никакого вреда. Все будет как прежде. И завтра, как всегда, взойдет солнце.
Не сводя с нее глаз, Джейк наклонился и поднял ее на руки. Его глаза говорили лучше слов. И оттого, что они говорили, ее снизу доверху прожигало огнем. Плечом он открыл дверь в спальню и медленно поставил ее на вышитый прикроватный коврик.
Она спустилась на землю в прямом и переносном смысле: отголоски прошлого пробудили в ней знакомое чувство неполноценности, от которого ей так и не удалось избавиться, и неважно, сколько килограммов она сбросила и насколько лучше стала одеваться.
Мнение о себе у нее сложилось давно. Время не освободило ее полностью от комплекса неполноценности, лишь приглушило его голос. Обнаружив в Либби уязвимое место, Уолт сразу же воспользовался им. До сих пор она стеснялась своей наготы. Слишком маленькой груди. Слишком широких бедер. В сравнении с ее ногами даже ножки рояля показались бы совершенством. Когда Джейк смотрел на них, она чувствовала себя не в своей тарелке и начинала сомневаться, может ли ее тело доставить удовольствие мужчине хотя бы на несколько минут.
Либби закрыла глаза, как будто от этого могла стать невидимой. Заметив в ней какое-то смятение, Джейк не торопил событий. В своем нелепом облачении он бессознательно вышагивал по спальне, трогал ее зеркальце в серебряной оправе, расческу, флакон с туалетной водой, стоящий рядом со школьным рисунком Дэвида. И не мог припомнить случая, когда еще ему приходилось ощущать себя одновременно и покровителем, и насильником.
Конечно, она волновалась. И он тоже. Но чему быть, того не миновать, и вряд ли стоит тянуть время, полагая, что кому-то от этого станет легче. Пропади все пропадом, находясь рядом с ней, он почти никогда не выходит из состояния возбуждения. До чего же глупо, в его-то годы!
Вот положеньице! Взглянул бы кто-нибудь со стороны – она стоит в одном конце комнаты и разглядывает столбик кровати, он тайком кидает на нее взгляды из другого угла – ни дать ни взять два сконфуженных подростка.
Откровенно говоря, она не красавица. В жизни ему не понять, где таится в ней эта… эта изюминка. Но как-то она все-таки проявляется, в незаметных мелочах. Хотя бы в том, как она вздергивает подбородок. Или как пружинит и переливается копна ее волос. Или как взгляд ее, сначала ласковый, становится серьезным, и вдруг в глазах зажигаются искорки смеха.
А главное, что он чувствует рядом с ней. Тепло, уют и безмятежность. Она принимает его таким, каков он есть, без объяснений.
Обойдя вокруг кровати, он подошел к ней и взял связку из нанизанных английских булавок, приколотых к отвороту ее халата.
– Великолепное украшение. Если не сказать больше.
– Это на всякий случай. По крайней мере, я всегда знаю, где их найти.
– Кстати, о пожарном случае. Тебе не стоит беспокоиться. По крайней мере, насчет меня, я тебя не подставлю. Если бы я хоть чуть сомневался, дело не приняло бы такого оборота.
– Знаю, Джейк. Насчет меня тоже.
Столкнувшись с бесцеремонностью и эгоизмом Уолта, она дала себе зарок держаться поосмотрительней. Но в этот вечер хозяйкой положения она уже не была.
– Джейк, у меня уже давно никого не было. Ты, наверное, также догадываешься, что я, ах, – она откашлялась, – я никогда не была особенно хороша в этом деле, – выпалила она.
– Ты уже говорила это о танцах, – напомнил он, и лукавая улыбка заиграла в уголках его глаз.
– Да, и разве я была не права?
– Думаю, вдвоем мы бы неплохо справились, – хмыкнул он, развязывая кушак на ее халате. – Вот только подкуем наши тапочки, и все.
Она с трудом сглотнула и закрыла глаза: будь что будет.
– Просто я боюсь тебя разочаровать.
– Позволь об этом мне судить самому.
Он провел по ней руками, и халат тихо сполз на пол.
– Этого я и боялась. Что ты будешь судить, – сказала она, срываясь на нервный смех. Судить, находить ее недостатки. Опять все сначала.
Когда его губы коснулись ямочки на шее, у нее подогнулись колени. Джейк обхватил ее за талию и, не выпуская из рук, уложил на кровать. Она вся напряглась, боясь шевельнуться и даже дышать. Лицо Джейка, нависшее над ней, казалось незнакомым. Точно суровая, неприступная маска, высеченная из камня.
Ошеломленная стремительностью происходящего, Либби без сопротивления покорилась, а он гладил ее тут, целовал там, ласкал так, что в них обоих пробудился вулкан нежности и страсти.
О, какое блаженство, в это невозможно поверить! Я не в силах устоять.
Но вслух у нее прорывалось только возбужденное дыхание, то глубокое, то учащенно-жадное.
– Джейк, что ты… Джейк!
– Тише, милая, я хочу, чтобы ты расцвела.
О, никогда в жизни она не испытывала такого наслаждения!
Распалившись так, что забыла обо всем на свете, Либби приподняла голову и взглянула на то, что он с ней делал.
И лучше бы этого не видела. Если поцелуи и ласки разжигали в ней пламень, то, созерцая, как его загорелые мозолистые руки блуждают по ее уязвимому телу, она добавляла масла в огонь.
– Помоги мне, – приказал он хриплым голосом.
– Помочь, но как? Джейк, прости, я не знаю как. Я все делаю не так.
– По крайней мере, сними с меня эту чертовщину, – прорычал он, заставив ее снова поднять голову. Либби увидела, что одеяло с изображением динозавра до сих пор болтается у него на поясе, точно хомут. Ее губы задрожали. – Только засмейся, и ты пожалеешь, – предупредил он, и стоило улыбке промелькнуть у нее на лице, как он ласково впился зубами ей в шею, правда, жалеть ей об этом не пришлось.
Путем совместных усилий им, наконец, удалось вызволить его из пут. К этому времени Либби значительно осмелела и глядела во все глаза на то, как он наслаждался ее телом, вкушая эротический букет из запаха мыла, сухих духов, пахнущих лавандой, и еще более пьянящего аромата сладострастия.
В своей жизни Либби случилось видеть всего трех обнаженных мужчин, двое из них были ее братья – она застала их нагишом на пруду, когда ей было девять лет. И теперь вот Джейк. Выглядел он потрясающе: широкие плечи, все еще загорелые после лета, на груди темная полоса волос, сбегающая вниз к…
О Господи!
– Прикоснись ко мне, Либби! – попросил Джейк и направил ее руку. Ни на секунду не отрывала она от него взгляда. Вся дрожала, но повиновалась и, осмелев, даже взяла инициативу в свои руки, пока Джейк не остановил ее, боясь выйти из-под контроля.
Понуждая себя к терпению, он не сводил глаз с дрожащей под ним обнаженной женщины. В женской уязвимости есть что-то невероятно трогательное. Правда, обычно на этой стадии игры ему не до размышлений. Все же в такой откровенной незащищенности кроется огромная женская сила. Разве может мужчина в трезвом уме причинить боль чему-нибудь столь трогательному?
Осторожно он провел рукой по изящной линии ее ключицы, скользнул в желобок между грудей, потом взобрался по бледному полушарию и прошелся вокруг коричневого кружка. Соски у нее были темными и большими, и он с восхищением подумал, что она ими кормила ребенка.
О Боже, что это он! В данную минуту он ни о чем не хочет думать, кроме этой женщины.
И, кроме того, что между ними происходит. Главное, чтобы ей было хорошо, потому что, он уверен, прежде ей особенно хорошо не было.
От острого желания он весь напрягся, стараясь превозмочь возбуждение, как будто таким образом мог сделать его бесконечным.
Бесконечным ничего не бывает, шептал ему внутренний голос. Его рука двинулась вниз по холмистой поверхности ее живота, и мышцы у нее непроизвольно вздрогнули. Успокоив их медленными круговыми ласками, его пальцы спустились в мягкие шелковистые заросли волос. Либби жадно ловила ртом воздух.
Джейк издал громкий стон. Больше он терпеть не мог. К сорока годам человек обретает способность – по крайней мере, чисто теоретическую – дольше сдерживать желание. В случае с Либби даже это маломальское преимущество полетело ко всем чертям. Он казался себе похотливым юнцом, у которого бурлила кровь, но который не владел искусством любви.
– Либби, – торопливо прошептал он, – я не хотел так быстро, но…
– Пожалуйста, быстрей, – умоляла она, впиваясь ему в плечи и увлекая к себе.
Либби удивило ее собственное поведение. В жизни ее обвиняли в чем угодно, но распущенной не называли никогда. В конце концов, какая разница, кто взял инициативу в том, что неминуемо должно произойти.
Отдавшись воле чувств, она вонзила пальцы в его гладкие плечи, изо всех сил прижимая к себе.
Божественный нектар. Чистый горячий божественный нектар разлился по ее жилам, как, только, раздвинув дверцы, он вошел в теплое женское тело. Ее дыхание стало прерывистым. Глаза широко раскрылись, а Джейк уткнулся носом в ложбинку у ее шеи.
– Не двигайся, – прошептал он. – Даже не дыши!
Казалось, что со стоном у нее сорвалось с губ его имя. Она затаила дыхание.
– Мне тоже осталось совсем чуть-чуть, – проговорил он, немного справившись с собой.
Но ей уже ничего не осталось. Никогда в жизни она не испытывала такого потрясающего, такого умопомрачительного восторга. Такого восхитительного наслаждения!
Вырываясь из пределов своих стесненных возможностей, она подняла бедра и обхватила его ногами. По сильному телу Джейка прошла судорога.
– Я хочу, моя радость, чтобы для тебя все было безупречно, – сказал он, переводя дух.
Но говорить об этом оказалось слишком поздно. Они уже пребывали в океане блаженства. Не помня себя, очертя голову они кинулись в пламень и ощутили жар пылающего солнца.
– Какое наслаждение! – успокоившись, выдохнул Джейк. – Истинное наслаждение!
…Его разбудило урчание старой печки. Судя по положению солнца за окном, прошло чуть больше часа, но и этого было достаточно. И даже более чем достаточно, горько усмехнулся про себя Джейк, натягивая пахнущее лавандой стеганое одеяло на голое плечо Либби.
Джейк, старина, на этот раз ты действительно крепко застрял, сказал он себе и тихо прикрыл за собой дверь спальни. Думал, что покончишь с этим одним махом.
Не тут-то было. На этот раз ты крепко влип.
Он вышел на кухню в чем мать родила, и налил в чашку кофе. Выпил его залпом, но результата не почувствовал. Уставившись на дверь спальни в конце коридора, он спрашивал себя, хватит ли у него духу все продать, уехать и начать жизнь сначала. Например, где-нибудь на Озарке. Или в Калифорнии.
Черт, а почему бы не на Луне, там было бы лучше всего! Но расстояние не все лечит. Разве что может немного помочь. Как правило, лучшим лекарством считается время, а чудодейственных средств нет вообще. Этот урок он усвоил слишком трудным путем.
Чуть позже, проходя мимо ее комнаты, Джейк услышал, что Либби уже встала: ящики шкафа открывались и закрывались. Потом до него донесся шум льющейся воды.
По крайней мере, она успела одеться, прежде чем выйти к нему. Покажись она в своем проклятом купальном халате или, не дай Бог, вообще без всего, за свои действия он ручаться бы не мог.
Джейк оделся в подсобной комнате. Джинсы по швам не высохли, носки остались сырыми. Но ему было все равно. Он думал, как поскорее выбраться отсюда, чтобы не выкинуть очередную непростительную глупость.
Вот именно, очередную непростительную глупость.
– Ты не забыл, что нам надо по дороге заехать в магазин? – спросила Либби, боясь встретиться с ним взглядом.
Лицо Джейка окаменело. Черт, он же собирался везти ее обратно, а ведь еще немного, и произнес бы перед уходом вежливую речь.
– Нет, конечно.
– Выпьешь кофе на дорогу? Он еще не остыл.
Джейк опрокинул в себя целых три чашки. Выхлебал без всякого толку. В нем не забрезжило даже искорки мудрости… Хотя призыв к мудрости был несколько запоздалый. В следующий раз он, пожалуй, выпьет кофе до того, как… А еще лучше – вместо того…
Но следующего раза может и не быть, говорил он себе. У него с Либби. Она не первая женщина, с которой он спал после Кэсс, но их было не так уж много. И долгое время он вообще не имел дела с женщинами. Неразборчивость была не в его стиле. Однако что-то подсказывало ему, что этот случай ему не удастся так просто выкинуть из головы, как все предыдущие. Он это нутром чуял с самого начала.
Но почему надо непременно выкидывать ее из головы?
– Поехали, пора, – пробурчал он, скрывая неловкость под личиной дурного настроения. Ему не нравилось, какими глазами она на него смотрела.
А потом ему не нравилось, какими глазами она на него не смотрела.
– Либби, что было, то было, верно? И думать об этом нет смысла, поэтому давай условимся считать, что ничего не было.
Джейк скорее почувствовал, чем увидел, какое действие на нее произвели его слова. Опять вздернулся подбородок. Опять расправились плечи. Он проклинал себя за то, что держится как последний негодяй. Называл себя трусом и знал, что это правда.
Обратный путь они снова проехали молча. Либби заскочила в «Фуд Лайн» за какао, сгущенным молоком и зефиром. В придачу прихватила с собой пакет «Ореос» и пару плиток шоколада. Надо чем-то порадовать Дэвида взамен ускользнувшей от него рыбы, говорила она себе, забывая 6 том, что Дэвид питает слабость к печенью, а не к шоколаду. Уж если кто и любил в их семье шоколад, так это сама Либби. При любой неприятности искала утешения в плитке «Херши». Грядущая ночь, пожалуй, потянет на целых три плитки.
Когда они приехали к месту, Джейк, прежде чем заглушить двигатель, развернул машину в обратную сторону. Это был легкий намек.
– Уже слишком поздно, – сказал он. – Думаю, мне пора.
– Да, понимаю, – отозвалась она с такой подчеркнутой обходительностью, будто это не ее ногти недавно оставили следы на его ягодицах.
Джейк изучал дерево персимон, растущее в нескольких шагах от них. Либби украдкой поглядывала на его суровый профиль. Глубоко вздохнув, она перевела взгляд вдаль, за пруд, а Джейк в свой черед повернулся и стал смотреть на нее.
– Джейк, если ты…
– Да, я лучше поеду, – поспешно проговорил он, и она на ощупь открыла дверцу. Джейк, тоже выйдя, стоял по другую сторону, пока она вынимала пакеты.
– Либби, – наконец окликнул ее Джейк, но тут подскочил Дэвид и дернул маму за руку.
– Мама, мама!
Либби рассеянно потеребила сыну волосы, не спуская глаз с Джейка, стоявшего за автомобилем.
– Спасибо, что довез, Джейк.
О Господи, что я несу! Лицо ее горело, а она продолжала в том же духе:
– Захочешь вернуться, хотя, думаю, ты не захочешь, но если все же решишь… порыбачить, то мы всегда тебе рады.
В любое время дня и ночи, сейчас и всегда буду тебе рада.
– Слышишь, мама, – теребил ее Дэвид, переминаясь с ноги на ногу.
Либби сознавала, что уже успела помимо воли привязаться к Джейку. И в глубине души понимала, что пройдет немного времени, и он окончательно разобьет ей сердце.
– Да, Дэвид, слушаю, дорогой, – отсутствующе пробормотала она.
Нет, глупой она не была. Возможно, немного бестолковой, но только не глупой. Ни одна женщина не устояла бы перед таким мужчиной, как Джейк Хэтчер. Но для супружеской жизни он не годится – он сразу дал ей понять. И то, что между ними произошло, не стоит принимать в расчет. Чтобы совсем не раскиснуть, Либби себе сказала, что у Джейка полно проблем. А зачем ей человек с проблемами? Хватит с нее и своих.
– Слушаю, милый, – повторила она, переключая внимание на сына. – Давай рассказывай – и пойдем, отнесем продукты к тете Луле. Я купила зефир для тостов. Как тебе эта идея?
Но Джейк еще не уехал. Обойдя автомобиль, он оказался так близко, что мог рассмотреть седые пряди в копне ее золотистых волос. Дэвид окинул его взглядом. Несмотря на более темный цвет кожи, воинственный облик мальчика представлял собой уменьшенную копию своей матери. Чтобы ростом сравняться с ребенком, Джейк присел на корточки.
– Ты должен заботиться о своей маме, Дэвид. Она не на шутку сегодня перепугалась.
– Моя мама умеет плавать, – возразил мальчик. – Она бы не утонула, даже если бы вы ее не вытащили. Да я и сам уже собирался прыгать за ней.
– Знаю, просто я оказался ближе, вот и все. Когда женщине нужна помощь, мы, мужчины, должны делать все, что потребуется, правда? – Джейк понизил голос и как-то сипло произнес: – Ей повезло, что у нее есть ты, сынок. Вы даже не знаете, как вам повезло.
Долго после этого Джейк вспоминал выражение его лица. Казалось, ребенок уже постиг эту истину, но не умом, а сердцем. Что за проклятое замужество у нее было!
Либби стояла на просеке и смотрела сквозь заросли вековых сосен вслед удаляющемуся автомобилю. Джейк ехал по извилистой насыпной дороге в сторону шоссе 158. Серебристое мелькание еще виднелось за дальними воротами и около четверти мили по дороге, пока не скрылось из виду.
– Мама, – Дэвид дернул ее за конский хвост, и она неохотно повернулась к сыну, – мама, я поймал рыбу весом в три фунта! Мы с дядей Кэлвином вытащили удочку, а рыба была еще на крючке. Дядя сказал, что у меня настоящая рыба. А у Джеффи всего две крошечные рыбешки. Мам, я съем ее на ужин, ладно?
…Джейк выпил две таблетки аспирина и уставился на бутылку виски. Как ни странно, его почти не тянуло выпить. Слишком долго он пытался найти утешение на дне бутылки. В конце концов, он выкарабкался, хотя, наверное, сила характера тут ни при чем. Просто ему оставалось либо выстоять, либо умереть – третьего было не дано.
Сейчас же виски ничего не решило бы. Хотя что, собственно говоря, нужно решать?
Резко оборвав ход своих мыслей, он вернулся к бумагам, на которые таращился битый час, пытаясь сосредоточиться на цифрах. Если прокладка новой автомагистрали станет делом решенным, то это послужит началом, хорошим началом. Хотя они и не Бог весть, какая фирма, но при таком обороте дел могли бы потягаться кое с кем покруче их.
Но Джейк знал, что крупные фирмы сильны своими специалистами. Прежде чем открыть свое дело, Бостик сам поработал на одного из своих будущих конкурентов. Теперь у них с Джейком свое небольшое предприятие. Их скромная прибыль, урезанная до предела накладными расходами, с экономией на каждом пенсе, идет на содержание первоклассных работников и оборудования. Зато беда не застанет их врасплох. Правда, от неожиданностей никто не застрахован. Авария. Болезнь. Неблагоприятные погодные условия. Все нужно учесть.
Это был бы смелый шаг. По крайней мере, ему найдется, чем занять свой мозг на сто с лишним процентов.
Любопытно, она еще там? Не угораздило ли ее еще раз промокнуть? Чего доброго, простудится и повесит всех собак на него.
Скупая улыбка пробежала по его суровому лицу, пока он глазел на безобразный кирпичный склад за окном, вертя в пальцах карандаш. Проработана только половина бумаг. А сколько еще впереди! Останься он на выходные дома, вместо того чтобы валять дурака, давно бы уже с работой разделался.
Правда, «валять дурака» говорят о школьнике, когда за какую-то проделку отбирают у него ключи от автомобиля. То, что сделал Джейк, настолько глупо, что ни в какие ворота не лезет. Как будто в жизни он не знал минут получше. Но все-таки что-то он в ней нашел, иначе в самом начале она не бросилась бы ему в глаза. Незнакомка в зале, где полно народу, и не просто незнакомка, а замужняя, да еще, которая вот-вот родит. Тогда Джейк отправил Кэсс с Джонни и няней на побережье и все не мог взять в толк, какого черта торчит в городе, когда их здесь нет.
Либби Портер. Возможно, они встречались, когда учились в школе, но он не помнит. Зато прекрасно помнит, что видел ее на благотворительном вечере. Уже тогда что-то в ней привлекло его внимание. Потом был вечер встречи. Хотя Джейк не сразу узнал ее, зато учуял, что вступил в зону повышенной опасности. Словно от нее исходило нечто вызывающее аллергию. Здравомыслящий человек, зная свою предрасположенность, держался бы от нее подальше.
А что сделал он? Затащил в постель. Сначала уселся с ее друзьями и родственниками у костра – уютно, тепло, удобно, а потом затащил в постель.
Еще долго Джейк спорил с собой, отрешенно уставившись на бутылку, которая красовалась посреди раскиданных на столе бумаг. Что за чертовщина, похоже, она в постельных делах ничего не смыслит. А правил игры так и не поняла.
Ведь это игра. Только не для нее. И неважно, что она была замужем и имеет ребенка, все равно осталась наивна, как дитя.
Господи, да у нее все на лице написано. Ясно, как днем. Кажется, она решила, что влюблена в него. И, верно, вбила себе в голову, что и он тоже. Глупее не придумаешь, да и повода к тому он не давал.
Нет, влюблен Джейк не был. Свои лучшие чувства он растратил уже давно. Все до последней капли. Но жизнь на этом не кончается. Впрочем, он и так уже прожил больше семи лет. Все же надо ей растолковать, что к чему, пока дело не зашло слишком далеко. Потому что у женщин мозги устроены не так, как у мужчин. Черт, у Либби они устроены даже не так, как у большинства женщин.
Вот-вот. Нужно просто внести ясность. В самой вежливой форме он даст ей понять, что относится к ней с теплотой и уважением, ценит ее общество, но все же лучше будет, если…
Джейк швырнул карандаш и посмотрел на часы. Было поздно, но не слишком. Дети, верно, видят уже седьмой сон, остальные наверняка сидят у костра и распевают старые ковбойские песни.
Или, что очень может быть, рассказывают казусы из своей семейной жизни, развода или родительского опыта.