Шерлок Холмс и доктор Джекил

XV. Крик о помощи?

Мы пересекли три улицы после ухода из борделя Фанни Флэнаган, прежде чем до меня дошло, что мы движемся по кругу. Я хотел было обратить на это внимание моего товарища, но тот оборвал меня на полуслове, приложив палец к губам.

— Как я и думал, — заметил он шёпотом через несколько шагов. — Не оборачивайтесь, но за нами следят. Не оборачивайтесь, я сказал!

Я невольно повернул было голову, чтобы взглянуть через плечо, но при строгом приказе осёкся. До меня донеслись крадущиеся шаги, огибающие угол.

— Кто это? — прошептал я.

— Я мельком взглянул на него, когда останавливался прикурить трубку. Никогда не видел этого человека прежде. Идёмте дальше.

Мы дошли до следующего угла, и тут на большой скорости появился одинокий кэб — очевидно, его кучер спешил покинуть эту местность, спустив здесь выручку с предыдущего вечера. Холмс махнул ему.

— Наш преследователь приближается, — предупредил сыщик, когда мы уже готовы были сесть. — Будьте готовы ко всему, Уотсон.

— Эй, парни, это мой кэб.

Холмс и я оглянулись. Внешность подошедшего, равно как и тон его заявления, побудили меня сжать рукоятку револьвера в правом кармане. Это был мускулистый шотландец из низов, облачённый в поношенное длинное пальто, из потрёпанных рукавов которого не выглядывало даже намёка на манжеты. На его левый налитый кровью глаз была натянута перепачканная лёгкая кепка, чей помятый козырёк и без того почти полностью скрывал черты небритой физиономии. Одна его рука угрожающе скрывалась за отворотом пальто.

— Прошу прощения? — сказал Холмс.

— Не проси того, чего нет, приятель. Я первым увидел этот кэб, и он мой. Если только не хочешь уладить этот вопрос по-мужски. — Здесь он оскалился, продемонстрировав два ряда прокуренных, с многочисленными пробелами зубов.

Холмс притворился, что не обращает на него внимания, и вновь повернулся к кэбу. Шотландец резко дёрнулся, и в его руке, которую он доселе прятал в кармане, что-то блеснуло.

— Холмс! Берегитесь! — Я стал вытаскивать револьвер из кармана, однако его дуло, зацепившись за ткань, прорвало её.

Но знаменитый сыщик оказался готов к нападению. Не успел шотландец сделать выпад ножом, как Холмс обеими руками схватил его за вытянутое запястье, пригнулся и ловко перебросил нападавшего через спину, так что тот с нестройным шлепком приземлился в канаву почти под самыми копытами лошади. Животное заржало и попыталось сдать назад, однако его хозяин крепко держал поводья. Воспользовавшись ситуацией, кучер объехал растянувшегося вдоль улицы человека, щёлкнул кнутом и живо был таков.

Стоило шотландцу оказаться на земле, как Холмс, всё ещё удерживая его запястье, перешагнул через негодяя и упёрся каблуком подле его затылка. Затем подался вперёд, выворачивая шотландцу руку. О мостовую лязгнул нож. Холмс, однако, продолжал выкручивать руку. Человек на земле издал стон.

— Пришло время прояснить ситуацию, друг мой, — объявил Холмс. — Кто ты такой и почему хотел убить меня?

Ответа не последовало. Холмс надавил на руку. Шотландец судорожно глотнул воздух.

— Я не хотел никого убивать! — выдавил он.

— В таком случае, дружище, тебе придётся научиться знакомиться с людьми. Отвечай на вопрос! — Он ещё сильнее нажал на руку шотландца. Тот выругался сквозь зубы.

— Бог свидетель, мне не нужна была твоя жизнь! — выпалил он за один выдох.

— Что же тогда? — Холмс немного ослабил нажим.

— Это должно было послужить тебе предупреждением. Всего лишь предупреждением, не больше.

— От кого?

— Не знаю. — Холмс нажал. Человек на земле дёрнулся. — Клянусь, он не называл своего имени. — Хватка вновь ослабла. Шотландец вздохнул. — Сжалься, дружище, — взмолился он. — В подобном положении человеку трудно собраться с мыслями.

Холмс неохотно отпустил его руку и шагнул назад, позволив ему сесть. Движения негодяя были замедленными. Усевшись, он с гримасами боли принялся потирать повреждённую руку.

— Меня зовут Иэн Мактиг, — начал он, — и вам было бы известно это имя, если бы вы почаще заглядывали в театры в Глазго или Абердине одиннадцать лет назад. Я метатель ножей, которому нет равных во всём королевстве. По крайней мере, был таковым, пока девушка, с которой я работал, не сделала неверного движения. Но всё это отражено в судебных записях, если вам угодно проверить. После освобождения я зарабатывал на жизнь во всех пабах, отсюда и до границы с Англией, пронзая за шиллинг носовые платки или игральные карты с расстояния в шесть метров.

Я познакомился с этим человеком прошлым вечером в пабе «У волынщика». Коротышка, даже на цыпочках едва достанет мне до плеча. Голова большая, лицо узкое, а взгляд — злой, какого я отродясь не видывал. Аж мороз по коже, а я человек бывалый. Я тогда только-только заработал на ужин, попав прямёхонько в центр трефового туза. Он отвёл меня в уголок и предложил двадцать фунтов, если я кое-что для него сделаю. Признаться, я сильно удивился.

«Двадцать фунтов? — говорю. — И кого же надо покалечить?» — «Калечить никого не надо, — отвечает он. — По крайней мере, не так сильно, как ты думаешь. Это должно быть предупреждением». — «Какого рода?» — «Ну, мне потребуется от тебя резная работа». — «Что ещё за резная работа?». — «Этакая симпатичная заглавная буква X, какую только художник вроде тебя сможет изобразить ножичком на щеке другого человека» — во как он мне тогда сказал.

— Боже мой! — воскликнул я.

— И как долго ты следил за нами? — спросил Холмс.

— С самого утра. Сейчас выдалась первая возможность напасть на вас без свидетелей.

— А какие указания были насчёт Уотсона?

— Этот тип сказал, чтобы я о твоём дружке не беспокоился: дескать, он просто шут, которого ты таскаешь с собой для развлечения.

Холмс фыркнул:

— Не стоит быть слишком доверчивым. Этот «шут», как ты его назвал, чуть не вышиб тебе мозги.

С этими словами Холмс мотнул подбородком в сторону моего револьвера, который я наконец-то сумел извлечь, правда принеся в жертву подкладку кармана. Впрочем, похвала мне отнюдь не польстила, потому как я отлично знал: если бы всё зависело только от моей расторопности, знаменитый сыщик лежал бы сейчас в канаве вместо Иэна Мактига, с кровавым инициалом на щеке.

— Этот парень упомянул, где остановился? — спросил Холмс шотландца.

Мактиг назвал отель, который был мне хорошо известен.

— Я должен был пойти туда и получить дополнительное вознаграждение, если управлюсь до наступления вечера, — пояснил он и немного помолчал. — Полагаю, теперь вы сдадите меня в полицию.

— А есть, на твой взгляд, какие-либо причины, по которым стоит не делать этого?

Злоумышленник не ответил. Холмс вздохнул:

— Вероятно, я совершаю серьёзную ошибку.

Он махнул шотландцу, чтобы тот поднимался. Мактиг неловко подчинился, бросив тоскливый взгляд на нож на мостовой.

— Э, нет, мой друг. — Наступив пяткой на устрашающего вида лезвие, сыщик нагнулся, взялся за рукоятку и резким рывком отломал её от клинка. Затем бросил обе половинки в придорожную грязь. — Если ты обладаешь здравым смыслом, который почти всегда уступает притязаниям прирождённого актёра, — сказал он удручённому метателю ножей, — то поймёшь, почему я это сделал и даже не подумаю возмещать утрату. Человек в нашем мире может выбиться в люди и посредством иных, достойных уважения средств — при условии, что задача ему по силам. Уотсон, нам надо спешить.

Отель, в который мы направились, некогда обслуживал самую изысканную клиентуру, однако ход времени и непостоянство вкусов неблагоприятно сказались как на его убранстве, так и на постояльцах, так что изящные старые медные подвески в вестибюле покрылись неприглядным зелёным налётом, а ворс выцветшего бордового ковра был испещрён потёртостями. Впрочем, отель всё-таки сохранил кое-что от былого достоинства, это проявилось в чопорных манерах элегантно одетого старика за стойкой, когда Холмс спросил его о постояльце по имени Эдвард Хайд.

— В нашем отеле под таким именем никто не останавливался, — заявил тот, заглянув в книгу записей постояльцев.

Худой едва ли не до прозрачности, своим сложением он как бы говорил о множестве блюд, принесённых в жертву возможности облачиться в изящную одежду, что была на нём. Высоко на его тонком синеватом носу были водружены очки без оправы, посредством линз которых он умудрился создать впечатление, будто смотрит на моего товарища сверху вниз, хотя и был по меньшей мере сантиметров на пять ниже частного сыщика.

— Он и не мог зарегистрироваться под этим именем, — объяснил Холмс и начал подробно описывать преследуемого нами человека. В бесцветных глазах клерка мелькнуло узнавание.

— Его зовут Эмиль Кэш, — перебил он, не дав Холмсу закончить. — Этот постоялец отбыл два часа назад.

— Можем мы осмотреть его номер?

Если пожелаете, но после его отъезда комнату убрали.

— Он снова сумел это сделать, Уотсон, — сказал Холмс, когда мы вышли на улицу. — Осторожно подкрался и ускользнул прямо из-под носа. Да вдобавок ещё и посмеялся над нами.

— Почему вы так решили?

— Ну как же, он сказал в отеле, что его фамилия Кэш. A «cache» по-французски означает «тайник». Если мерзавец таким способом не ткнул нас носом, то даже не знаю, что ещё это может означать. Сообразительная он тварь, не могу не признать. Требуются отнюдь не заурядные способности, чтобы проскользнуть мимо всех чиновников, под пристальным осмотром которых приходится пересекать границу. Мне это известно, потому как сам проделывал это.

— Куда, как вы думаете, он направился?

— Назад в Лондон, несомненно. Даже такое хитрое создание, как он, не может надеяться выбраться за пределы острова, находясь в розыске, и всякий зверь возвращается на территорию, которую знает лучше всего. Он бросился в свою нору, как только убедился, что его послание будет доставлено.

Я вздрогнул при воспоминании о том, что рассказал нам Мактиг.

— Да в нём нет ничего человеческого! Это надо же — додуматься заклеймить вас, как американцы поступают со скотом! Он наверняка очень боится, что мы узнаем его страшную тайну, в чём бы она ни заключалась.

— Боится? Едва ли. Только не Хайд.

— Тогда чего же он хотел добиться, обезобразив вас?

— Если судить поверхностно — триумфа. То, что нам известно о его характере, определённо не исключает и склонности к садизму. Если же копнуть поглубже… — Холмс вдруг умолк, задумчиво нахмурившись.

— Что? — спросил я.

— Я не уверен. — Нечто в выражении лица собеседника говорило мне, что эти слова были не просто образным выражением. На сегодняшний день я могу пересчитать по пальцам одной лишь руки, сколько раз Шерлок Холмс сомневался в собственной правоте, но сейчас как раз был подобный случай. — Возможно ли, — произнёс он наконец, — что по прошествии всего этого времени мы до сих пор не знаем Хайда? Возможно ли, что под этой порочной наружностью, сколь бы глубокой она ни была, таится отчаявшаяся душа, взывающая о помощи? Хотел бы я знать. — И с этими словами он погрузился в то угрюмое молчание, вывести из которого его не мог никто на свете.