Шерлок Холмс в России

Аноним ШЕРЛОК ХОЛМС В БАКУ

От автора рассказов «Шерлок Холмс в Москве» и «Шерлок Холмс в Одессе» мы получили и помещаемый ниже рассказ. Автором опять были приняты все меры, чтобы сохранить анонимность. Но конверт получен нами не из Баку, — как бы следовало ожидать, судя по содержанию рассказа, — а из Варшавы. Цель, которую преследует автор в этих рассказах, определяется совершенно ясно.

ревожные вести из Баку появились в начале 1905 года. Между съехавшимися из окрестных селений татарами и местными армянами произошло столкновение, столкновение перешло в битву, битва в погром, и это продолжалось четыре дня. Четыре дня царствовала полная анархия. Сжигали дома, вырезывали и сжигали живьем целые семьи. На промыслах, где только что кипела жизнь, стало тихо и пустынно, как на кладбище.

Мирные горожане запирались, дома были превращены в крепости и окружены баррикадами, и по опустевшим улицам с гиком носились татарские орды, опьяневшие от крови. В столицу полетели телеграммы за телеграммами. И это напряженное ожидание новых ужасов и пожаров продолжалось несколько дней.

Наконец, удалось повлиять на армянское и мусульманское духовенство, и была устроена торжественная процессия. На виду у всего волновавшегося народа шейх-уль-ислам поцеловался с армянским епископом, шейх-уль-ислам посетил армянский собор, а армянский епископ — мечеть. И здесь, и там были произнесены проповеди. И водворилось как будто спокойствие.

Но было очевидно, что спокойствие только наружное, что страсти не улеглись и под легким пеплом продолжают бурлить.

Каждую минуту можно было ожидать новой вспышки. И нефтепромышленники были настороже.

Настоящий мятеж вспыхнул в августе, в Шуше. Он начался разгромом и осквернением Акулинской армянской церкви. Татары завладели ею, обратили в крепость и, прочно засев, начали стрелять оттуда в мимо бегущих армян.

В церковь была брошена бомба.

Тогда татары ринулись на город, и в мгновение ока вспыхнули подожженные армянские дома и магазины. И в столбах дыма и огня среди рушившихся стен закипел отчаянный бой.

Попытки устроить, как прежде, примирительную процессию были безуспешны. Изрешетили вынесенные хоругви, и, не обращая ни на что внимания, люди, как бесноватые, метались и бросались друг на друга. Повсюду шмыгали какие-то люди с пучками воззваний, и мятеж, как пожар, разносимый ветром, стал перебрасываться с селения на селение, с уезда на уезд.

Уже целые полчища осаждали армянские поселки Хидзореск, Дигу, Арару, Зейву, Хознавар, Гарар… Все шире и шире раздвигалось кольцо, все ближе и ближе к центру, к Баку. Уже бакинские татары глухо волновались, а дашнакцутюны[42] спешно заготовляли оружие для наемных кадров зинворов-боевиков…

И вдруг в одну ночь словно плотина прорвалась. Разом в двадцати местах, на главнейших бакинских промыслах, в Балаханах, Романах, Сабунчах, в Забрате — взвились гигантские столбы огня. Вспыхнули вышки. Пропитанные нефтью, они вспыхивали, как порох, и в мгновение разгорались широким и страшным огнем, черпая все новую и новую силу из бивших фонтанов.

А на улицах уже творился ад. С воем и гиком носились черные массы людей, и каждый переулок выбрасывал все новые и новые массы.

Сейчас же выдвинутые войска были встречены градом камней. Толпа только на секунду расступалась перед налетавшими казаками, но сейчас же опять сливалась, и под трещавшими залпами, волнуясь и грозно бушуя, несла дальше смерть и разрушение.

Город объял ужас. Ждали, что подожгут Черный и Белый города с их керосиновыми заводами и близлежащие вышки на Биби-Эйбате.

И все-таки нашлись смельчаки, которые рискнули броситься в этот ад, чтобы спасти не горевшие еще промыслы.

Маленькая кучка людей, переодетых татарами, осторожно пробиралась переулками по направлению к Биби-Эй-бату. Это были рабочие Тер-Абовиана, только что начавшего выдвигаться нефтепромышленника. Его участки, на которых недавно забили чудовищные фонтаны, выбрасывавшие в день по 150 тысяч пудов нефти, оценивались в десятки миллионов, и их решено было во что бы то ни стало отстоять. Во главе экспедиции находился старший сын Тер-Абовиана, Грикор, заведовавший отцовскими промыслами.

Несмотря на то, что его почти насильно удерживали отец и жена, он настоял на том, чтоб идти, как во время февральской резни настоял, чтобы дом их был открыт для беглецов-армян.

По дороге к ним присоединялись еще группы рабочих и служащих других промыслов; все они бежали к Биби-Эйбату, охваченные ужасом, что сейчас вспыхнут вышки.

На Баилове уже кишмя кишел народ. Гора шевелилась, как живая. Кричали, что вышки уже горят, что у берега зажглась нефть.

Молодой Тер-Абовиан первый увидел эту величественную и страшную картину. Горела плававшая нефть, но казалось, что зажглось море, и что разбегающимися волнами сейчас весь Каспий будет охвачен огнем. В то же время было видно, как занимались вышки одна за другой. Огонь с них не перебрасывался. Зажигаемые чье-то невидимой рукой, они вспыхивали в разных местах, словно разбросанные по полю гигантские свечи. И от них, и к ним бежал народ. Было несомненно, что их поджигали.

На маленьком мостике, который отделяет Баилов от промыслов, какой-то мимо бежавший армянин заглянул Тер-Абовиану в лицо и крикнул с ужасом по-армянски:

— Назад, Грикор, назад! Татарва прорвалась! За моей спиной смерть!

— Вышки? — еле выговорил Тер-Абовиан.

— Подожгли!

Тер-Абовиан со стоном схватился за перила. Миллионы, которые он бежал спасти, уже были в огне. И вдруг, с перекошенным лицом, прежде, чем его могли остановить, он ринулся вперед, увлекая за собою рабочих.

От дыма, огня и запаха нефти становилось все труднее и труднее дышать. Горячий воздух обжигал лица. Земля жгла ноги. И все-таки маленькая группа людей пробилась к тому месту, где горели вышки. Теперь, впрочем, горели уже не только вышки, но и амбары, и бассейны, полные нефти. С треском разрывались резервуары. Какие-то люди кучками носились от вышки к вышке, от бассейна к бассейну и бросали горящие факелы.

Вот двое остановились около нашей компании. Понюхали воздух, как гончие, что-то шепнули друг другу и скрылись. Где-то тихо свистнули, где-то ответили на свист… Метнулись какие-то тени, и вдруг целая толпа окружила ее тесным кольцом. Кто-то сказал по-татарски:

— Это армянские собаки!

Кто-то со странным безволосым лицом скопца пристальнее взглянул на Тер-Абовиана и добавил:

— Это собака, спасавшая других собак!

Какая-то женщина крикнула:

— Сжарить живьем!

И десятки голосов дико заревели:

— В огонь! В огонь!

Раздался выстрел, второй, третий… Груды тел сплелись и покатились по земле, борьба завязалась на жизнь и смерть, и вдруг над головами высоко взметнулась чья-то темная фигура и грузно упала в кипящее озеро.

Крик ужаса вырвался у рабочих.

Это был молодой Тер-Абовиан.

Только под утро старый нефтепромышленник узнал о страшной участи, постигшей его сына. Весть об этом принес один из надсмотрщиков, Арменак Назарьянц, каким-то чудом спасшийся от татар. Он рассказал еще, что в огне погибли почти все вышки англичан, что в Кишлах, где у Тер-Абовиана тоже были участки, армяне окружены, но не сдаются, что в числе осажденных есть женщины и дети, что на рядом лежащих промыслах Мирзоева, Питоева и Манташева с минуты на минуту ждут прибытия войск.

Тер-Абовиан слушал молча. Он понимал, что теперь не время предаваться отчаянию. И он затаил свое горе, но дал себе клятву хотя бы ценою всего своего состояния найти убийц.

По рассказу Назарьянца он видел, что сын его сделался жертвой не толпы, а маленькой кучки людей, которая знала его в лицо, вероятно, искала уже и, наконец, бесчеловечно отомстила за спасение нескольких армянских семейств в феврале.

Назарьянц говорил, что из всей шайки он узнал бы двух: женщину с темными глазами и мужчину с худым, безволосым лицом, похожим на лицо евнуха. Тер-Абовиан это запомнил. Пока же нужно было приниматься за дело.

У него были сношения с английскими нефтепромышленниками, и весь о том, что большинство английских промыслов погибло, а остальным угрожает опасность, навела его на какую-то мысль и заставила сейчас дать срочную телеграмму в Лондон. Телеграмма была шифрованная, обстоятельная и длинная. И она имела два важным последствия.

Во-первых, Лондон сейчас же потребовал, чтобы были приняты все меры к охране жизни английских подданных. Во-вторых — во всех английских и американских газетах на другой же день появилось гигантскими буквами объявление, в котором обещалось царское вознаграждение в 50 тысяч фунтов стерлингов всякому, кто разыщет главных виновников поджога бакинских промыслов. Высказывалось, между прочим, предположение, что это дело рук нескольких человек, вернее всего, членов какой-нибудь международной шайки анархистов.

Таким образом, объявители как будто сами давали конец нити в руки.

Это объявление стало повторяться изо дня в день.

Один из негласных, но очень значительных пайщиков английских промыслов, хорошо известный всему лондонскому торговому миру, как владелец колоссальнейших мукомолен в Англии, мистер Эдвин Тор — в течение двух дней получил последовательно семь телеграмм из Баку.

В трех сообщалось, что приняты энергичные меры и есть надежда на спасение промыслов, которые еще не захвачены мятежниками, и наводились справки о том, отозвались ли в Англии на объявление.

В одной подробно описывалась осада селения Кишлы, где армяне, соединившись с промысловыми рабочими, уже несколько дней отражают нападения многотысячных татар, несмотря на отсутствие хлеба и воды. Упоминалось о каких-то темных, вновь появившихся, никому не известных и даже между собою незнакомых людях, которые рыщут повсюду и что-то вынюхивают. А в конце снова вопрос об объявлении и просьба о наискорейшей присылке агентов.

Эти четыре телеграммы были получены в один день. Потом последовал перерыв в двадцать восемь часов, и только на другой день к ночи получились три телеграммы подряд почти с одним и тем же содержанием.

Читая их, мистер Эдвин Тор сильно хмурился.

В последней говорилось: «Подозрительные лица, о которых я упоминал, принадлежат к опаснейшим типам анархистов-одиночек. За два дня они перезнакомились меж собою. Составлен, очевидно, общий план. Есть вероятие, что они же тайно руководили движением, находясь за границей. Не захваченные промыслы в опасности. Каждый час дорог. Удвойте, утройте куш. Полцарства за ловкого агента».

Эта телеграмма получилась уже к утру, и мистер Эдвин Тор читал ее, лежа еще в постели. Но через пять минут он был на ногах, через десять — умыт и одет, а двадцать минут спустя, уже успев позавтракать, сидел в экипаже, запряженном парой рысаков, которых так же хорошо знали в Сити, как и на лондонском ипподроме.

Шерлок Холмс только успел сесть за свой ранний кофе, как ему доложили о посетителе, который хочет его видеть. Было шесть часов утра. Очевидно, только очень важное и неотложное дело могло кого-нибудь заставить явиться в такую рань.

Согласно своему правилу: дело прежде всего — Шерлок сейчас же встал.

Два часа после этого он не показывался. Два часа просидел он с кем-то, запершись в своем кабинете, и никто не видел потом, кого он провел потайной лестницей, которая начиналась у него же в кабинете.

Когда он явился, наконец, в столовую, на лице у него ничего нельзя было прочесть. Оно было невозмутимо, как всегда.

— Ну-с, Ватсон, — спросил он спокойно, — что новенького в газетах?

Ватсон, привыкший к тому, чтобы скрывать свое любопытство, небрежно ответил, не подымая от газеты глаз:

— Да все то же… Россия и Россия!..

— Есть телеграммы из Баку?

— Есть! Прочесть?

— Читайте!

— Вот последняя: «На промыслах, заводах и в городе положение ухудшается. Сильный норд, пожары, разгромы. Все рушится. Положение критическое».

— Больше ничего? А виновники?

— О виновниках ни слова!

Шерлок задумался.

Ватсон хорошо знал: великий английский маг и волшебник только потому не едет в Баку, что обратились не прямо к нему, а просто стали вызывать охотников через объявление. Ватсон знал, что дело это очень интриговало Шерлока помимо суммы вознаграждения, что он охотно взялся бы за него и даром, не сложись так обстоятельства. Но Ватсон знал также и то, что ни за что в мире Шерлок не поступится своим самолюбием, и поэтому избегал говорить с ним о Баку и бакинских событиях.

Каково же было его удивление, когда Шерлок поднял голову и вдруг просто сказал:

— Ватсон! Вы едете сегодня в Баку!

— Я?!

— О, yes!.. Вместе со мною!.. Вы давно жаждали видеть Кавказ, и я был бы подлецом, если бы не дал вам возможности познакомиться с ним!

Ватсон вскочил с места.

— Браво! Наконец-то, Шерлок! Значит, 50 тысяч фунтов стерлингов не минуют-таки ваших рук!

— 50 тысяч?.. За кого вы принимаете меня, Ватсон? Это приманка для мальчишек! Шерлоку Холмсу предлагают вдвое больше!

— Сто тысяч?!

— Да, сто!..

На Лалаевском проезде, одна против другой, окна против окон, помещаются две лучшие гостиницы Баку, «Гранд-Отель» и «Европа». Обе были рекомендованы Шерлоку, ибо обе могли доставить приезжему одинаковый комфорт и одинаковые удобства. Шерлок остановился во второй.

Это было в конце августа, когда мятеж был в разгаре и наскоро подсчитанные убытки определялись в колоссальную сумму — 50 миллионов.

Город окутывал густой, черный дым; ветер, дувший с моря, вместе с тучами песку и пепла, приносил запах гари, нефти и жженых костей, ужасный смрад, от которого не могли защитить стены и от которого люди заболевали. Где-то далеко слышались ружейные выстрелы, и через правильные промежутки, заглушая их, воздух прорывали густые бухающие звуки артиллерийских орудий. Но на улицах, где не было бойни, стояла тишина, такая страшная, что казалось, все люди вымерли.

Наскоро устроившись, Шерлок сейчас же принялся за дело.

Там, где упущение в минуту могло грозить опасностью, он не позволял себе отдыха и мог работать столько же часов, сколько их имели сутки.

Прежде всего, он слегка загримировался. Два искусных, едва заметных штриха вдоль щек, наложивших на лицо как бы первый налет наступающей старости, пенсне, небольшая заостренная бородка с легкой сединой, изящный, но не франтовской костюм, — преобразили его в пожилого француза-туриста, одного из тех, которых любопытство и свободные деньги гонят по всему свету.

— Вы, Ватсон, можете одеться мне под масть! Мы сделаем маленькую прогулку!

План города был уже тщательно проштудирован Шерлоком в дороге, и он мог смело пуститься в путь, никого ни о чем не расспрашивая.

Был уже вечер, когда приятели вышли. Стоял тот же густой дым. Дувший ветер обвевал лицо тем же тяжелым, невыносимым смрадом и, как прежде, издалека, вероятно, с Биби-Эйбата или более далеких промыслов — Балаханов или Сабунчей — доносилась канонада. Солнце заходило, и его путь обозначался в тучах дыма зловещим багровым отсветом.

На улицах кое-где попадались люди. Это были большей частью русские, которые менее других могли опасаться нападений.

Из отрывочных разговоров, схваченных на лету, Шерлок узнал, что накануне должно было состояться совещание представителей борющихся партий, но татары по чьему-то наущенью не явились. Опасались, что ожидавшийся мир вряд ли будет теперь так скоро заключен. Между прочим, все сходились в том, что темные массы татар продолжают разжигать Бог знает откуда понаехавшие темные люди.

Шерлок жадно прислушивался. Оказывалось, что сведения, полученные им в Лондоне, совершенно согласовались с тем, что он случайно услышал на улице. И там, и здесь шла речь о кучке людей, которые пользовались разбойничьими инстинктами толпы для каких-то неведомых целей.

Но если о них говорили, — значит, их видели, значит, их пробовали ловить… Неужто же они так неуловимы?

Развивая план будущих действий, Шерлок шел очень быстро и через несколько минут незаметно очутился у чахлого скверика, называемого «Молоканским садом». Здесь он сразу остановился. Это была та часть Биржевой улицы, которую он искал. Бросив беглый взгляд на дома, он выбрал один из самых больших и солидных и подошел ближе к воротам. На их наружной верхней части была надпись: «Тер-Абовиан».

Тогда Шерлок кивнул Ватсону головой и оба скользнули в ворота.

Очевидно, старый нефтепромышленник был предупрежден относительно возможности прихода такого рода гостей, ибо, когда Шерлок и Ватсон представились ему, он не выказал ни малейшего изумления. Но в его грустных и потухших глазах блеснуло что-то похожее одновременно и на радость, и на жалость, и на тоску.

— Ах, дорогой мистер Холмс, — сказал он на прекрасном английском языке, — если б вы были здесь раньше, быть может, не случилось бы много такого, что уже безвозвратно потеряно! Ваш ум и энергия дали бы возможность предупредить…

Шерлок опустил на секунду глаза: он понял, что старик говорит о сыне.

— Но об этом тяжело говорить, да и поздно! Будем говорить о деле! Итак, вы хотите получить от меня необходимые сведения? Кстати, вы аккуратно получали телеграммы в дороге?

— Да, благодарю вас.

— Знаете вы, что Кишлы еще держатся?

— Знаю.

— Знаете вы, что сегодня могло состояться перемирие, но вчера кто-то опять взбунтовал татар?

— Да, я случайно уже слышал об этом.

— Это почти все. Все остальное, что вам необходимо знать, полнее даст вам один из моих служащих, который был свидетелем всего.

И Тер-Абовиан велел позвать Назарьянца.

Надсмотрщик явился. Это был средних лет, высокий и сильный человек с темным, обветренным лицом; он был давнишний, испытанной верности слуга дома Тер-Абовиана, начавший здесь свою службу еще мальчиком. Очевидно, Шерлок мог смело доверять ему, но сведения, которые тот давал, были очень скудны. Назарьянц помнил только два лица, мужское и женское, и в своем рассказе упорно сводил все к этим двум лицам, словно они преследовали его, как кошмар.

— Это были татары? — спросил Шерлок.

— Не знаем! Мужчина, черный брюнет с совсим голым мордам! Волос, как у мене подошва. Совсим нэт волос!

— Высокий? Маленький?

— Ростом тебе шибко похожим!

— Вы узнали бы его?

— Зачем нэ узнать? Хорошо помним! Будь спокоен!

— Быть может. Вы встречали его еще после этого?

Глаза Назарьянца мрачно блеснули.

— Нэ понимаешь? Нэт? Встречал бы — кинжалом глоткам тыкал, кишкам выпускал, татарский котлет делал. Понял?

— Ну а женщина? Она была одна с ними или были еще и другие?

— Нэ скажу! Что видал — видал! Может, и другая! А ее, как все равно тебе, помним. Маленькая, с большим глазом, как у ишака!

— Темные глаза?

— Совсим темные, как сажа.

— Они говорили все по-татарски?

— Нэ слыхали! На совесть нэ берем. Ругали по-татарски, били по-татарски, огнем жгли по-татарски, а говорили — нэ слыхали. Может, по-татарски, может — нэт!

Шерлок Холмс слегка нахмурился и отпустил Назарьянца.

— Быть может, в недалеком будущем, — сказал он Тер-Абовиану, — нам и придется воспользоваться глазами вашего человека, но покамест ограничимся тем, что он дал.

— Во всяком случае, — сказал старик, — мой дом, мои люди, моя касса и я сам каждую минуту к вашим услугам. Шерлок поклонился.

Не откладывая дела в долгий ящик, Шерлок решил в ту же ночь отправиться в Кишлы. В гостинице оба переменили грим. Теперь их трудно было отличить от любых персидских купцов, которые наводняли Баку.

Был уже час ночи. Очевидно, обе воюющих стороны утомились за день; было тихо, и город спал. Светила луна, и мягкий свет падал на плоские крыши татарских домов. Можно было вообразить себя где-нибудь в азиатском городе: на крышах виднелись одинокие фигуры в халатах и чалмах. Это татары спасались от накаленных стен домов. Некоторые тут же спали, некоторые тихо шептались, глядя на полусожженный город. Кое-где попадались женские фигуры, с лицами, закутанными в чадры.

За лалаевским проездом по дороге к набережной наши приятели увидели высокое облако черной пыли, которое окутывало какую-то фантастическую группу и медленно подвигалось к ним. Это был караван, который, пользуясь затишьем, снялся ночью и отправлялся теперь в Персию. Высокие одногорбые верблюды, нагруженные тюками, протянулись мимо них гуськом один за другим, сонно уставившись в землю, и погонщики-персы с удивлением посмотрели на двух своих собратьев, которые бодро шли к тому месту, откуда все бежали.

На больших улицах, Меркурьевской, Морской, Телефонной, с интернациональным европейским населением, тоже все спало. Получалось такое впечатление, будто все живое бросило на произвол судьбы свои жилища и бежало, куда глаза глядят. И дома стояли покинутые, грустные и одинокие.

Вступили в Черный Город, с его заводами, фабриками и мастерскими. Здесь — Шерлок знал — начинался знаменитый нефтепровод, который шел к Батуму на расстоянии более тысячи верст. Это сооружение, которое стоило таких колоссальных денег и произвело целый переворот в ходе русской нефтяной промышленности, начиналось скромным одноэтажным зданием, ничем не отличавшимся от простого обывательского дома. Но сюда по трубам, проложенным от всех промыслов, каждый день стекались миллионы. Теперь он бездействовал.

Шерлок и Ватсон долго стояли перед зданием, до тех пор, пока какая-то группа оборванцев, вынырнувшая из-за угла, не заставила их двинуться дальше.

Шерлок вскользь посмотрел на группу и задумался.

— Как много кругом сожженных домов! — сказал он про себя. — А нефтепроводная станция, которая стоит миллионы, цела! Тут есть над чем призадуматься, пожалуй; дело даже не в том, что она лучше охранялась. У бунтовщиков не было раньше общего плана. Они действовали совершенно слепо, не отдавая себе отчета. Дом так дом, завод так завод, ларек с яблоками — вдребезги и ларек. Теперь же начинает замечаться какая-то опасная планомерность. Появились, очевидно, руководители! Мне, например, Ватсон, сильно не нравится то, что кроме нас еще кто-то осматривал сейчас здание нефтепровода. Конечно, это может быть случайность, но все-таки…

Шерлок говорил все медленнее и медленнее и пристально смотрел вперед.

— Не нравится мне еще, Ватсон, — сказал он, весь как-то напрягаясь вдруг, но не ускоряя и не замедляя шага, — что эти люди остановились вон там, на перекрестке, и ждут, очевидно, пока мы не поравняемся с ними или не пройдем мимо… Не хватайтесь, Ватсон, за револьвер! Револьвер — это последняя инстанция! Будем спокойно приближаться и продолжать нашу беседу. Итак, я говорю, что раз есть руководители, мятеж может принять совершенно новые, опасные формы… Побольше хладнокровия — вы начинаете торопиться!.. С появлением системы — борьба уже становится труднее!.. Не смотрите так в их сторону! Сделаем вид, что считаем их такими же случайными гуляками, как и мы сами. Итак…

Поравнялись и тихо прошли мимо.

Оборванцы стояли группой и молча встретили их глазами. В группе было, вероятно, человек шесть-семь. Впереди четверо пожилых мужчин, все густо обросшие борода-ми, в рваных татарских полуказакинах-полухалатах; широкими спинами они прикрывали еще каких-то двух или трех человек, которых трудно было рассмотреть.

Никаких враждебных действий никто из них не проявлял.

Тем не менее, когда наши приятели отошли настолько, что их уже нельзя было слышать, Шерлок сказал:

— По совести, Ватсон, мне все это не по нутру!

— Что именно?

— Хотя бы то, что они нас молча пропустили. Почему молча? Мне бы больше понравилось, если бы они заговорили с нами, даже напали! Право! По крайней мере, было бы известно, с кем мы имеем дело. Нет, Ватсон, это не то! Я бы дал сейчас пять фунтов стерлингов, чтобы иметь возможность оглянуться… Постойте!..

Шерлок уронил платок и, наклонившись за ним, внимательно посмотрел назад в пространство, которое образовалось между его широко раздвинутыми ногами.

— Стоят еще… Следят… Вероятно, думают вернуться к нефтепроводу… А впрочем, может быть, они ждут, чтоб мы скрылись, а потом тихонько пойдут по нашим следам… Не ускоряйте, Ватсон, шага… Так…

Оба по-прежнему тихо подвигались вперед.

Они уже миновали Белый Город и вышли теперь в широкое поле, которое раскинулось на далекое пространство и вело к самым Кишлам. По земле, словно гигантские сказочные змеи, тянулись толстые нефтепроводные трубы, шедшие от промыслов к главному нефтепроводу в Черный Город. Некоторые уже были сломаны, но из черных впадин ничего не текло: по ним давно уже не бежала нефть. Кое-где, в поле, виднелись низкие постройки, выложенные камнями, которые Шерлок принял сначала за сакли. Это были запущенные колодцы. Около них шли полоски земли, недавно, очевидно, возделывавшиеся, но теперь затоптанные, с перемятыми и раздавленными остатками листьев и стеблей.

Прошли полем версты три, и Ватсон предложил сделать маленький привал. Это было кстати, так как оба порядочно устали. Выбрали широкий камень, лежавший недалеко от дороги.

Теперь они могли видеть и ту часть поля, которая лежала позади.

По-прежнему ярко светила луна, и в четверти версты от них, или даже ближе, в лунном свете отчетливо выделялись шесть фигур, которые медленно приближались по той же самой дороге, которую они только что прошли.

Случайно или нет, но характер был таков, что за ними не переставали следить.

— Хорошо, — сказал Шерлок, — теперь мы сделаем с ними то же, что они с нами! Мы пропустим их мимо себя! Подождем!

Долго ждать не пришлось. Спустя пять минут группа в том же порядке, как шла, приблизилась и прошла мимо.

Шерлок вздрогнул вдруг и крепко сжал Ватсону локоть.

— Женщина! — прошептал он. — Среди них есть женщина! Смотрите!

Ватсон видел. В хвосте шла маленькая фигурка, закутанная в клетчатый плащ. Из-под плаща виднелись шаровары, чулки и крохотные туфельки без задков, какие носят татарки. Женщина была без чадры и, когда она проходила мимо, можно было видеть молодое, смуглое лицо с темными, как ночь, глазами.

— Ватсон, верите вы в рок?

Шерлок спросил это, странно щуря глаза, и потом глубоко задумался.

— Говорят, Ватсон, — сказал он после долгого молчания, — что я ловок, проницателен, талантлив. Не знаю… Мне все кажется, что я просто человек, которому чертовски везет. Как объяснить, например, такую вещь? Мы только что приехали, мы сделали утомительнейший путь, и естественнее всего было бы лечь и отдохнуть. Случайно мы этого не делаем и идем… Город спит, и тысячи шансов за то, что мы собаки не встретим на улицах. И, действительно, собаки не встретили, но зато мы случайно, в первую же минуту, наткнулись на людей, которые, быть может… Ватсон, верите вы в то, что существует рок, фатум?

Ватсон, пораженный, даже приостановился.

— Да неужто, Шерлок, вы думаете…

— Я ничего не думаю, Ватсон! Я просто говорю, я высказываю вслух свои мысли. Я ни в чем не уверен! Знаю только, что у меня почему-то екнуло сердце! А почему екнуло — не могу сказать. Может ли вам объяснить моряк, почему он чувствует будущий норд, когда смотрит на безоблачное небо? Разве какой-нибудь лягаш знает, почему он за версту чувствует дичь? Это что-то необъяснимое!.. Это только чувствуется… Так… какой-нибудь пустяк… движение… мимолетный взгляд! А внутри уже что-то создается. Повторяю вам снова, Ватсон, я ничего не могу еще утверждать. Да и смешно было бы. Но сложилось, вероятно, это чувство у меня так. Город полон татар, которые никого и ничего не щадят. Кроме пары сумасшедших, вроде нас, никто не рискнул бы высунуть носа на улицу. Но шесть человек расхаживают беспечно, словно по какому-нибудь парку. Кто они? Для армян они слишком смелы, для татар — слишком спокойны! Мы встречаем их глубокой ночью! Они осматривают нефтепровод! Для чего им нужно именно ночью осматривать нефтепровод? Если они бакинские уроженцы, они его и так должны знать, если приезжие — для мирного осмотра может всегда найтись другое время! Значит, это делается с особой целью! Так? После этого они идут в Кишлы! Именно туда, где главный лагерь мятежников! Но допустим, Ватсон, что вся моя постройка никуда не годится, и все может быть совершенно иначе объяснено. Вы расхохочетесь, если я скажу вам, что настоящая уверенность создалась только тогда, когда я увидел среди них женщину. Даже не саму женщину, а только уголок ее глаза. Да, Ватсон! Именно этот пустяк!.. Можете смеяться теперь, сколько душе угодно… Пустяки создают события… Впрочем, дальнейшее покажет, прав я или нет! А теперь пойдемте за ними!

Группа оборванцев виднелась уже очень далеко впереди. Они шли прямо, не сворачивая с дороги, значит, могли идти только к Кишлам.

Шерлок и Ватсон пошли за ними. Оставалось сделать еще три-четыре версты. Утомленные, они шли тихо, каждый углубясь в свои мысли, и встряхнулись только тогда, когда замелькали уже огоньки. Это были сторожевые посты. Но тихо было по-прежнему: обе стороны еще отдыхали.

— Бьюсь об заклад, Ватсон, — сказал вдруг Шерлок, — что эта тишина недолго будет продолжаться! Не таковские парни, чтоб даром шляться по ночам. Помяните мое слово, что лишь только они придут, — а они придут раньше нас, — мы сделаемся свидетелями интересных событий. На всякий случай будем наготове!

Шерлок оказался прав.

Когда он и Ватсон приблизились к Кишлам, татарские полчища, обложившие селения, уже были в движении, и весь лагерь гудел, как вспугнутый рой. Строились, разделялись на отряды, сверкало оружие.

Ждали, очевидно, какого-то знака, чтобы броситься на приступ. На Шерлока и Ватсона не обратили внимания. Таких, как они, среди татар было много.

Пользуясь этим, оба приятеля стали переходить от кучки к кучке и жадно смотрели и слушали.

Долгое время поиски их были безуспешны. Оборванцы словно в воду канули.

Было, вероятно, уже три часа ночи, уже брезжил свет, когда Ватсон увидел вдруг, что Шерлок с изменившимся лицом неподвижно смотрит куда-то. Он проследил за его взглядом.

В стороне стояла группа вооруженных татар, и с ними говорил какой-то высокий татарин в рваном халате. Около него, почти прислонясь к его плечу, стояла маленькая женщина, завернутая в плащ.

Разговор был оживленный, с выразительной жестикуляцией. Продолжался он недолго, и по окончании его вооруженные татары сейчас же примкнули к одному из отрядов. Женщина отошла, высокий татарин тоже отошел, и через некоторое время Шерлок уже увидел всех шестерых оборванцев вместе. Они стояли недалеко от него и, не обращая ни на кого внимания, тихо о чем-то шептались.

— Ватсон, — почти губами произнес Шерлок, — есть рок или нет? Вы все видели?

Лицо у него было очень бледное, и глаза горели лихорадочным блеском.

— Возьмите меня под руку и подайтесь немного назад! Еще! Слышите вы что-нибудь?.. Я не слышу ни слова!.. Еще немного!.. Тысячу фунтов стерлингов за то, чтобы знать, на каком языке они шепчутся! О, черт!., мы поторопились… Смотрите, Ватсон!

Действительно, было на что смотреть. Вся группа растаяла у них на глазах. Все шесть человек разделились вдруг, разошлись в разные стороны и присоединились к шести различным отрядам.

И словно бы это было сигналом: татары с диким воем бросились на приступ.

Полетели камни, затрещали выстрелы, и сразу закипел бой.

— Это они, — сказал Шерлок. — Они, они, даю теперь голову на отсечение! Мне недостает только одной мелочи! Одной только мелочи, Ватсон, чтобы взять наряд полиции и забрать всех на месте!

Он широко перевел дух и за весь этот день в первый раз улыбнулся.

— Сердце — вещун. Мои историки, Ватсон, будут говорить о разных хитросплетениях, которые Шерлок Холмс пустил в ход, чтобы обнаружить виновных, но вы свидетель — их открыла одна минута вдохновения! Сердце екнуло, и я сказал: «Это они!»

— Да, это они! — повторил позади них чей-то тихий, незнакомый голос.

Оба сильно вздрогнули и разом оглянулись.

Около них стоял какой-то очень молодой человек, почти еще безусый, и пожилая женщина, оба одетые по-европейски.

Молодой человек мягко и приветливо смотрел на Шерлока и теперь повторил на плохом английском языке:

— Да, это они! Я уже давно так думаю!

— Вы знаете меня?

Легкая улыбка скользнула по губам незнакомца.

— Вы приехали сегодня из Лондона и остановились в гостинице «Европа». Я полагаю, что вы именно тот, кого Тер-Абовиан ожидал с таким нетерпением. Вы — Шерлок Холмс!

Шерлок Холмс и Ватсон быстро переглянулись. Но молодой человек поймал их взгляд и добавил:

— Не удивляйтесь тому, что мы подошли к вам так прямо. Это — моя мать! Оба мы потеряли здесь слишком много… Если бы они отняли у нас только состояние, это было бы ничто. Они отняли у меня сестру и брата, а у матери сына и дочь!

— Вы армяне?

— Нет, мы русские!

И молодой человек, который назвал себя Черепановым, стал рассказывать историю своей семьи. Это была печальная история людей, которые мучились и бились всю жизнь, работали, как волы, сколачивали по грошам рубли и когда добрались, наконец, до скромного, обеспечивавшего их положения — в одну ночь потеряли все, с придачей двух дорогих человеческих жизней. Все это сделала толпа, которую кто-то на них поднял. Теперь они бродили одинокие, не в силах будучи уйти из города, где они схоронили свое счастье, и со страстной жаждой мести. Но что они сами могли поделать, такие беззащитные, неопытные и слабые! Они следили, бродили, как кроты в потемках, находили какие-то нити, но кто бы им поверил, кто бы послушал их в этой сумятице?

— Мы слышали про ваш приезд, — закончил молодой человек взволнованным голосом (мать его давно уже плакала, закрыв лицо руками), — и случай помог нам узнать вас. Вся наша надежда теперь на вас. Мы поможем вам! Мы кое за кем уже следим. Остальное сделает ваш гений, который в одну минуту так много уже открыл. О, верьте: у нас одно желание с вами. Пусть злодеи потерпят заслуженное! Мы не успокоимся, пока не увидим этого! И… дайте нам быть около вас и идти с вами.

Шерлок был растроган.

— Итак, ваше мнение, что я не ошибся?

— Нет, нет! Мы уже неделю следим за этими людьми! Прежде они, скрываясь, мутили, теперь же, когда мятеж разгорелся, они уже показываются открыто! Но их трудно накрыть! Эти люди неуловимы!

Шерлок усмехнулся.

— Я имел дело, молодой человек, со многими людьми, которые считали себя неуловимыми!.. Ба! Кажется, наши молодцы потерпели неудачу!

С этими словами Шерлок вместе с Ватсоном и новыми знакомыми быстро подался назад. Татары, отхлынувшие в страшном беспорядке, могли их смять. Очевидно, отдохнувшие за ночь армяне и промысловые рабочие не только не хотели сдаваться, но дрались, как львы, и переходили в наступление. Среди выстрелов и криков слышались татарские проклятия.

— Ну, — сказал Шерлок, — я думаю, что у них этим днем дело не закончится! Слишком много пыла! Можем смело пока идти в город, в надежде, что мы застанем их еще здесь. Кстати же, в гостинице нам будет удобнее поговорить, чем тут, под выстрелами.

Путь был пройден незаметно, в оживленной беседе, и молодой Черепанов сумел понравиться не только своей скромностью и совершенно бескорыстной услужливостью, не только своей ненавязчивостью (он даже не зашел в гостиницу), но и сметкой, которую внезапно обнаружил.

По его совету Шерлок ничего не дал знать Тер-Абовиану, чтобы он и его слуга не вмешались в дело и не испортили бы его внезапно своей восточной горячностью.

Было решено известить их только в последнюю минуту.

Помимо того, по совету того же Черепанова, Шерлок решил как можно дольше не показываться у осажденного селения. Дело в том, что его появление там не прошло так незаметно, как ему казалось, и теперь требовалось некоторое время, чтобы усыпить всякие подозрения.

— Этому малому, Ватсон, — говорил Шерлок, укладываясь уже под утро в постель, — нужно дать ход! У него положительно голова!

Но Ватсон почти засыпал и только пробормотал:

— Обязательно, Шерлок! Подумайте: если бы не он, мы бы, пожалуй, и теперь еще не спали!

И, не слушая больше, он погрузился в глубокий сон.

В номере настала тишина.

Почти заходило уже солнце, когда Шерлок вскочил вдруг, словно от действия электрического тока.

Впоследствии он сам не мог объяснить, что именно заставило его подняться в ту минуту и сразу броситься к окну. Ему ничего не снилось, и его никто не будил. Это было какое-то внутреннее, ничем не объяснимое движение, пожалуй, тот рок, которому Шерлок придавал такое значение в своей жизни.

Он бросился к окну, как был, в нижнем белье, и сразу же застыл на месте. И уж не мог отойти.

Странную картину увидел он. Такую странную и неожиданную, что он не сразу поверил глазам.

— Ватсон, — тихо позвал он, не оглядываясь, — ради Бога сюда! Никогда вы мне не были так нужны, как в эту минуту.

И, когда полусонный Ватсон сполз с постели, он добавил:

— Не прямо, не прямо! Наклонитесь так, чтобы вас нельзя было увидеть в окно, и сюда скорее. Теперь смотрите на противоположную сторону, в окна «Гранд-Отеля», и скажите, что вы видите?

Ватсон прильнул к уголочку стекла.

— Гм… Это интересно!..

Сон мигом слетел с него.

— Я вижу, Шерлок, двух бритых европейцев, которые… гм… обращаются в двух бородатых татар!.. Ого!

Ватсон хлопнул себя по лбу.

— Это они!

Шерлок нашел только в себе силу кивнуть головой.

Оба тихо отползли.

— Да, Ватсон, — сказал Шерлок, придя через несколько минут в себя, — это они! Но скажите мне, ради Бога…

Он морщил лоб, очевидно, усиливаясь что-то вспомнить.

— Но скажите мне, почему их лица мне так знакомы? Или через улицу это мне кажется… Нет… нет… На каком собрании анархистов я мог их видеть? Мне все мерещится, что я видел их где-то! Но где?.. Хоть убей меня Бог — не могу вспомнить!

— Вы правы, что-то знакомое… Может быть, где-нибудь в притоне?

— Нет, нет, — но все равно! Главное в том. что это они! Да, да, Ватсон!.. Я говорил, что мне недостает мелочи!.. Помните?.. Я ее теперь нашел. Мне нужно было найти человека с голым лицом! Того самого, который сыграл такую роль в убийстве молодого Тер-Абовиана. Все сходилось, только этого не было. И мне в голову не пришло, что он мог скрываться, прибегая к маскараду. Да, да! Одного я не понимаю, Ватсон, как Черепанов не проследил их пристанища. Бедняжке, очевидно, не пришло в голову, что содержателя гостиницы можно так же надувать, как простого смертного. Ну-с…

У Шерлока сразу появилось на лице выражение железной энергии.

— Теперь не показываться, я думаю, совершенно лишнее! Мы сегодня же их захватим! Нужно ковать железо, пока горячо! Сперва в полицию за нарядом, а потом можно будет дать знать и старику! Пусть сличит и удовлетворится!.. Подумайте только, Ватсон…

Шерлок даже глаза закрыл от ужасной картины, которую, очевидно, рисовал себе.

— Не проснись я случайно, не вскочи я и не бросься к окну, мы упустили бы все! Мы не пошли бы сегодня, по совету этого мальчика, и все получило бы другой ход! А теперь?.. Господи!.. Почти в одни сутки начать и кончить дело, почти в одни сутки заработать сто тысяч фунтов стерлингов!.. Нет, Ватсон, этого и мне не снилось! Ну, скажите теперь, есть рок или нет?

В десять часов вечера целый маленький отряд отправился к Кишлам. Впереди Шерлок и Ватсон, а за ними в некотором отдалении наряд полицейских, переодетых в партикулярное платье.

Все шли бодро и уверенно, не опасаясь никаких осложнений, так как в эту ночь к Кишлам отправлялись значительные отряды войск.

По дороге их опережали роты пехоты, которые, грузно и четко отбивая шаг, проходили мимо с барабанным боем. Пронеслись казаки и прогрохотал взвод артиллерии. Было очевидно, что с татарами покончат.

И под прикрытием войска арест и захват всей шайки не представлялся ни трудным, ни опасным.

Когда наш маленький отряд подходил, уже разыгрывался почти последний акт драмы. Часть татар уже сдавалась и бросала оружие, часть еще держалась, но видно было, что это продержится недолго. Все реже и реже отвечали на залпы, все жиже и жиже становились ряды, и близка была минута, когда все дрогнет и побежит.

Шерлок и Ватсон смешались с татарами.

Почти в первой же группе отступавших они вдруг увидели Черепанова, который с неузнаваемым, бледным, злобным лицом отходил, сжимая револьвер.

Шерлок бросил ему на ходу:

— Сейчас будет конец! Держитесь!

Черепанов посмотрел, вздрогнул внезапно и пробормотал, махнув рукой по направлению к небольшой кучке людей, полускрытых насыпью:

— Идите туда! Там!

Шерлоку не нужно было объяснять, в чем дело. Быстро сделав знак полицейским, он бросился в указанную сторону.

Пуля прожужжала мимо самого его уха. Кто-то выстрелил.

Часть полицейских сейчас же отделилась, и позади себя он услышал бряцание оружия, проклятия и шум борьбы. Но глядеть ему было некогда. Он не отводил глаз от насыпи.

Он уже был от нее в двух шагах, как вдруг остановился, пораженный. Его внимание привлек молодой женский голос, который сказал по-английски, с видимым чувством бешенства:

— Вероятно, он уже здесь, этот проныра, англичанин! Будь он проклят!

Густой мужской голос ответил:

— Да, здесь! Рушились теперь наши планы, чтоб ему ни дна, ни покрышки! Он-то поймает!

— Да, уж не упустит, — подхватил третий, — не таковский, чтоб его земля проглотила!

— Дьявол! Черт! Выскочка! — послышались еще голоса.

Шерлок быстро прошептал Ватсону:

— Итак, это английские анархисты, и теперь нет сомнения, что видел я их именно в Лондоне… За мною!

И бросившись, полупригнувшись, за насыпь и сейчас же вытянувшись во весь рост, он крикнул весело и грозно:

— Вы не ошиблись: дьявол, черт и выскочка — здесь!

В мгновение ока вся группа была окружена полицейскими и взводом солдат.

— Да, да, это я! И любезность за любезность — за добрые пожелания я каждому из вас дарю по паре браслетов моего собственного изготовления!

Щелкнули розданные полицейским кандалы.

Анархисты дико смотрели друг на друга, дико смотрели на Шерлока и не боролись.

Почти одновременно с этим татары всею массою отхлынули и обратились в беспорядочное бегство.

Две драмы слились.

— Итак, господа, вы окончательно отказываетесь назвать себя? — в десятый раз переспрашивал Шерлок арестованных, когда они находились уже под стражей, в полицейском управлении.

Анархисты опять ответили отказом. Старший из них, загримированный, как все они, татарами, — тот самый, которого Шерлок и считал коноводом и главарем всей шайки, резко ответил:

— Мы это скажем только судебному следователю!

Шерлок иронически поклонился и отошел.

Ждали Тер-Абовиана, который дал уже знать, что сейчас явится с Назарьянцем.

Пока же Шерлоку нужно было еще кое о чем похлопотать. Дело в том, что среди общей сумятицы был захвачен случайно Черепанов с матерью. Двум полицейским показалось, будто это он стрелял в Шерлока, а его мать швырнула камень. Конечно, это могло только померещиться, и Шерлок рассказал, какую роль в действительности сыграли эти люди в поимке шайки.

— Можете их не только отпустить, — закончил он, — но и достойно наградить!

И, обернувшись к арестованным, которые были белы, как известь, ласково и тихо, так, что только они одни могли слышать, прошептал:

— Это, впрочем, я беру на себя! Шерлок Холмс не забывает оказанных ему услуг!

По его настоянию, они были, наконец, отпущены. Бедняжки до того обрадовались своей свободе, что даже забыли поблагодарить его, забыли даже попрощаться: так прямо и бросились к выходу.

Ровно через три минуты в комнате раздался отчаянный возглас:

— Мистер Холмс!..

Это воскликнул Тер-Абовиан, который вбежал с лицом, в котором кровинки не было. За ним, прихрамывая, ковылял Назарьянц и прижимал платок к щеке, из которой текла кровь.

— В чем дело?

— Ах, мистер Холмс!.. Большое, большое несчастье!..

— Что такое?

— Сейчас отсюда вышли мужчина и женщина…

— Да…

— Они сели в экипаж, и их нельзя было задержать.

— Да, но их и не нужно было задерживать!

— Мистер Шерлок Холмс!

У Тер-Абовиана сверкнули глаза.

— Это были они!

— Что?!

— Это были они! Назарьянц их сейчас же узнал!..

Шерлок усмехнулся. Он был спокоен.

— Это могло показаться ему только с перепугу!

— Нет, нет! Он бросился к ним и получил сейчас же сильный пинок в ногу и удар ножом в щеку!

— Ну, это потому, что он бросился! Они не поняли, зачем!

— Нет, нет, они крикнули ему вслед… Назарьянц, что они тебе крикнули?

Назарьянц мрачно выступил вперед и сказал:

— Велели говорить: «Увидишь Шерлока Холмса — скажи: ишак!»

— Как?

— Ишак!

Шерлок сильно насупил брови и обернулся к Ватсону:

— Я не хочу знать, Ватсон, — пробормотал он, — что значит «ишак». Но этот старый болван мне перестает нравиться! Он, кажется, меня хочет скомпрометировать.

И уже громко, обращаясь ко всем, саркастически сказал:

— Если те — они, то кто же, господа, по-вашему — эти?

И он небрежно махнул рукой на группу в шесть человек, из которых каждый стоял неподвижно с равнодушным каменным лицом.

— Назарьянц! Идите сюда! Посмотрите!..

Шерлок указывал на старшего, на главаря шайки…

— Посмотрите внимательно!.. Не смущайтесь тем, что у него борода… Это привязная штука; она упадет, лишь только придет следователь… Но посмотрите на глаза! Неужто вы не узнаете этих зверских глаз?.. Этот рост, похожий на мой?.. Что с вами?.. Назарьянц, Назарьянц, не стали ли вы пить?

Назарьянц открыл было рот, чтоб ответить, но дверь вдруг распахнулась и вбежал с лестницы запыхавшийся вестовой.

— Судебный следователь!

— Если не ошибаюсь — знаменитый Шерлок Холмс?

Следователь и Шерлок обменялись рукопожатием.

— Кажется, вам удалось сделать невозможное! Дважды счастлив видеть вас и познакомиться!

Шерлок слегка поклонился и сказал, как бы про себя, но сурово поглядывая на Тер-Абовиана и Назарьянца:

— Да… но есть люди, которые находят, что я ошибся!

— Вы, мистер Шерлок?

— Да, я… А теперь посмотрите на этих замаскированных негодяев! Видели ли вы когда-нибудь более типичные для анархистов лица?

С этими словами он заставил следователя обернуться в сторону арестованных. Как и прежде, все шесть стояли неподвижно, с равнодушными каменными лицами.

— Почему же они думают, что вы ошиблись?

Шерлок, улыбаясь, рассказал обо всем.

Против его ожидания, следователь выслушал его совершенно серьезно, даже стал немного угрюм, покачал головой и сказал с беспокойством:

— Итак, вы упустили ту пару… Боюсь, мистер Холмс, что это крупная ошибка!

— Как?.. И вы?.. Так кто же, по-вашему, эти?.. Вот эти, которых, вероятно, не одна русская полиция разыскивает?

— А это мы сейчас узнаем!

Все притихли и окружили шесть человек, которые продолжали стоять с равнодушными каменными лицами.

— Ваше имя и звание?

Этот вопрос был задан старшему, высокому мужчине с энергичными, темными глазами.

И впервые на равнодушном каменном лице заиграло что-то похожее на легкую улыбку… Упали на пол сорванные усы, борода, парик… и все, как один человек, тихо ахнули. В бритом мужественном лице узнали известного по тысячам снимков человека, которым гордилась вся Америка.

В то же время спокойный голос как бы подтвердил:

— Я — Нат Пинкертон, шеф нью-йоркской полиции!

— Ватсон, Ватсон… что он сказал?

— Нат Пинкертон, Шерлок!.. Он сказал, Шерлок, Нат Пинкертон!

— О, Ватсон… Ватсон… так вот почему… это лицо… так знакомо… О, Ватсон!.. Станьте ко мне поближе!..

Между тем следователь, смущенный, обратился к следующему:

— Ваше имя и звание?

Снова упали на пол борода, усы и парик… И снова по комнате как бы впечатление грома.

— Ник Картер из Сан-Франциско!

Шерлок сделался еще бледнее и ниже ростом.

— Ватсон! Что со мною?

— Ваше имя и звание, сударыня?

— Этель Кинг из Филадельфии!

— Ваше?

— Дик Картер!

— Чарль Люк!

— Боб Руланд[43]!

Ник Картер за всю компанию дал ошеломленному следователю показания, которые все присутствовавшие выслушали, затаив дыхание:

— В начале августа, — начал он, — я впервые прочел объявление, которое было помещено во всех американских газетах английской нефтепромышленной компанией… Я решил, джентльмены, ехать, и не только потому, что меня соблазнили пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, но и потому, что дело это показалось мне не совсем обыкновенным… Я прочел объявление вечером в своем нью-йоркском кабинете, а наутро, вместе с моим двоюродным братом, Диком Картером, уже садился на пароход, отходивший в Европу…

Не стану утомлять вас описанием своего путешествия… Оно было неинтересно… За все время пути, быть может, самым замечательным было то, что я всюду натыкался на две пары, из которых каждая была неразлучна. Это были: двое мужчин и женщина с подростком… Я пересаживался с парохода на пароход, я переезжал с вокзала на вокзал… Эти пары ехали за мною… Я встретился, наконец, с ними в бакинском экспрессе, и меня охватило глубокое недоумение… Мы очутились в одном купе и широко раскрытыми глазами стали смотреть друг на друга… Конечно, это долго не могло продолжаться… Мы должны были заговорить, и мы заговорили… Я снял грим (я не расставался с ним, чтобы не быть узнанным дорогой) и, к моему величайшему удивлению, мои незнакомцы, один за другим, тоже стали снимать грим… И тогда мы, улыбаясь, пожали друг другу руки… Вы, конечно, догадались уже, джентльмены, что это были мои соотечественники, которые, как и я, захотели попытать счастья и попутно овладеть золотым руном… Слишком пространные подробности теперь излишни, скажу коротко: мы ехали за одним и тем же, и решили и работать сообща… Но должен сознаться вам, джентльмены, Россия — не Америка… О, Россия — великая страна, и ее преступники шагнули дальше наших… Это великие преступники!.. Мы пробыли здесь две недели… Мы блуждали по всему городу… мы думали, что удастся накрыть преступников в момент, когда они станут разрушать нефтепровод — самое ценное, что есть в Баку… И ночевали у нефтепровода…

Все было напрасно… Только в самое последнее время мы напали как будто на след… Это были мужчина и женщина… европейцы… несомненно, опытные люди… Было слишком заметно, что они в сношениях с татарами… Мы видели их с прокламациями… видели, когда они шептались с представителями партий, видели, когда они водили целые толпы к армянским домам, видели, как они зажигали факелами вышки… И была близка минута, когда мы хотели уже открыть наши инкогнито и просить помощи, чтоб захватить их… Как вдруг приезжает великий Шерлок. Это, джентльмены, по правде, нас сильно смутило, и мы опешили… Великий, несравненный Шерлок!.. Мы заколебались… И вот этим-то моментом англичанин воспользовался… Мы это видели… Мы даже не поняли, как это сделалось… Мы удивлялись невероятной быстроте, с какой английский гений вынюхал, выследил и поймал свою жертву… И когда мы были захвачены, мы полагали, что это случайность, что это ошибка, которая могла произойти только в сумятице и которая сейчас выяснится… И были довольны, что та пара тоже захвачена. Пусть не мы победили, но pereat mundus, vivat justicia[44]! Преступление будет наказано!.. Но, джентльмены… — Ник Картер опустил голову… — Оказалось, что мы-то и есть преступники… а та пара на свободе…

— Ложь!.. Ложь!.. — вскричал Шерлок в крайнем возбуждении. — Все ложь!.. Докажите, что та пара виновна!.. Довольно слов! Я требую доказательств!.. О, эти американцы хорошо сыгрались, чтобы покрыть меня позором…

— Господин!.. Господин!..

В своем возбуждении Шерлок не чувствовал, как его настойчиво трогали за плечо.

Он обернулся с горящими глазами. Перед ним в почтительной позе стоял посыльный с письмом.

— Приказано передать!

— Кто?

Шерлок с недоумением посмотрел на конверт, на котором незнакомым почерком было выведено его имя.

— На вокзале, ваша милость… господин один с дамой… Как, значит, изволили садиться, — подозвали и велели передать в полицейское правление… Оченно точно вас описали…

Шерлок рванул конверт.

В это время следователь мягко приподнялся.

— Мистер Холмс, я почему-то подозреваю, что это прислали те господа… Так как оно может относиться к делу, я бы попросил вас прочесть письмо вслух.

Шерлок швырнул письмо на стол.

— Если угодно — делайте это сами!

Следователь взял письмо и слегка пробежал начало глазами. Потом, нахмурившись, внятно и громко стал читать:

— «Великий английский маг! Вероятно, армянин передал вам мой привет и, вероятно, вы ему не поверили… Теперь за услугу окажу вам настоящую услугу!.. Бросьте розыски, ибо дичь была у вас в руках и больше не попадется… За свободу — благодарю и, когда мы встретимся когда-нибудь, — я с удовольствием пожму вам руку… Тер-Абовиана я подстрекнул убить… Я же был в числе тех, которые натравляли татар и предавали огню накопленные богатства буржуев… Моя мать, которая, между прочим, с таким же правом может называться и вашей матерью, шлет вам также сердечнейший привет… Ваша доверчивость обоих нас спасла. Если бы не вы — нас выследила бы шайка сыщиков, которая шла уже по нашим пятам… Конечно, нам было интересно стать под вашу защиту и натравить вас на наших врагов… Так мы и сделали, а ваш гениальный нюх, который бросил вас на этот след, помог нам… Оба мы жмем вам руки и удостоверяем, что из всех известных нам сыщиков вы самый милый и любезный!..»

Следователь медленно сложил письмо. Все молчали.

И показалось — это могло только показаться — что из запекшихся уст Шерлока чуть слышно вырвались слова:

— Ватсон… Ватсон… Что скажет Конан-Дойль, который сидит в Лондоне и даже не подозревает, что с нами?