Шестикрылый Серафим

Глава 2

18 сентября 1986 г., пос. Дагомыс. 19 час. 10 мин.

— Не нравится мне все это. Весь этот съезд, ну прямо выездная партучеба. Море, пальмы, песок и пляж… Только светимся даром. Замашки какие-то барские, Дагомыс, разговор на десять минут, а путевка на два лица, оплаченная на десять дней. Кто он есть? Откуда взялся? Сильно смахивает на комитетчика. Речь какая-то странная: то ли ученый, то ли блатной, то ли покупает, то ли пугает. Как думаешь?

— Да не думаю я. Никак. Свалилась на голову путевка в Дагомыс, двухместный номер-люкс оплачен, взял куклу и поехал. И ей радость, и мне удовольствие. Ну пришел, ну послушал. Ты чего так засуетился-то?

— Я не пойму. У меня же серьезное дело. Если я его сейчас остановлю, мне придется, — он начал загибать короткие пальцы, — тысяч сто пятьдесят людям отдать, чтобы тихо разойтись.

— Всего-то? Жлоб ты, однако. Раньше таким не был. Стареешь, что ли? Завод твой пашет днем и ночью, продукция течет буквально рекой, из реки этой непосредственно тебе накапывает совсем немало. А человек дело говорит. Осторожнее надо быть. Система в этом деле нужна. Строить ее надо, а не каждому около своей делянки трястись и ждать, что тебя или менты схапают, или придут свои и башку откусят, Ты мне честно скажи, чего ты больше боишься? Что молчишь? Ясное дело, своих. Они тебя где хочешь достанут.

— Не знаю. Не верю я ему. Вот он сказал, что мы незнакомы и только сегодня впервые друг друга в лицо увидели. А мы-то с тобой уж сто лет знакомы. И дела вместе делали. И не заваливались ни разу. И как-то без всей его системы обходились. Не так, что ли?

— А помнишь, милый мой, кудрявый, как ты ноги еле унес с Чимкентского фармзавода? В каком году это было-то? Не помнишь? Я напомню. В одна тысяча девятьсот семьдесят восьмом. По первому, можно сказать, снегу рванул. А почему, не в обиду тебе, восточному человеку, будь сказано, тебя не взяли тогда? Думаешь, потому, что ты такой прыткий оказался? Нет, милый. Как раз потому, что начала работать система.

— Что же ты про нее раньше не говорил? Мы же с тобой вместе работали и рисковали тоже вместе, и не один раз.

— Тоже мне, напарник героя-разведчика. Рисковали мы каждый сам по себе. И сидели бы каждый за свое. Мне, например, чужого не надо.

— Так и я про то же. Не хочу лезть ни в какую организацию. Буду потихоньку, как раньше, гнать им ацетон. А в случае чего всегда в сторону отойду. У меня хороший человек есть в республике, в обиду не даст.

— На этих твоих хороших людей, которые тебе, кстати, немалых денег стоят, сейчас надежда слабая. Сегодня они у власти, а завтра — хорошо, если на пенсии. А то и рядом с парашей. И чтобы себя выгородить, тебя за собой потянут. Так что ты подумай. Ну ладно, пойдем коньячку попьем. Обмоем, так сказать, встречу…

Январь 1980 г., г. Ленинград

— Скажите, пожалуйста, как пройти к доктору Орлову?

— Сюда, пожалуйста.

— Юрий Романович, здравствуйте. Можно, к вам на минуточку?

— Извините, я занят.

— Ну, а на правах старого знакомого?

— Простите, не припоминаю.

— Я вижу, не вспомнили. Ну, а Олю, Олю-то Гусеву помните?

— А, ну конечно… Простите, вы, кажется, ее муж? Да-да, теперь вспомнил. Саша?

— Доктор, у вас поразительная память!

— Ну да, я вас помню, но уж никак не ожидал увидеть здесь, в Ленинграде, да еще в клинике. Проходите, присаживайтесь.

— Спасибо. С удовольствием.

— Вы что же, специально ко мне? У вас лежит здесь кто-нибудь?

— Да, Юрий Романович, я специально к вам. Взгляните на эту фотографию. Вот он здесь и лежит. Вы не его сейчас ждете?

— Нет, он в другом корпусе, на процедурах. А что у него случилось? Почему такая таинственность?

— Случилось, дорогой Юрий Романович, не у него. А у вас. С ним случилось.

— Простите, не понял.

— Повторяю. У вас, Юрий Романович, с вашим больным, или, если вам будет угодно, из-за вашего больного, случилась беда. Беда — это я. Поскольку в свободное от исполнения супружеских обязанностей время исполняю иные обязанности в известной вам пока только по отечественным детективам организации, расположенной по адресу: Москва, улица Петровка, 38. Там, Юрий Романович, находится Управление московского уголовного розыска, то бишь МУР, где я имею честь трудиться. Документы показать?

— Да, да, Оля мне что-то говорила… Но это было так давно.

— Полюбопытствуйте, вот мое удостоверение. В Ленинграде такие нечасто встретишь.

— Интересно. Капитан милиции. Состоит на службе в Управлении уголовного розыска. Владельцу удостоверения разрешено хранение и ношение огнестрельного оружия. А применение?

— И применение.

— Страшный вы человек, Саша.

— Ну что вы, Юрий Романович. Зачем же вам меня бояться?

— Одну-то неприятность вы, Саша, мне уже причинили — увели у меня невесту.

— Это дело поправимое. Что, вернуть хотите? Я шучу. У вас же жена красавица. Молодая, двадцать шесть лет. Натуральная блондинка, глаза — голубые, машина, квартира в центре, гараж, мама в Москве в «Елисеевском» работает. Неужели вам все это надоело?

— Я не шучу. Вы действительно страшный человек, Александр. Простите, не запомнил вашего отчества.

— Да ладно, мы же старые знакомые. К чему этот официоз? Я хочу, чтобы беседа наша протекала непринужденно, так сказать, по-домашнему.

— Ничего себе «по-домашнему». У меня такое впечатление, что я у вас «под колпаком», как у Мюллера.

— Правильное впечатление, Юрий Романович. Как говорит известный философ, ваше впечатление правильно, потому что оно верно.

— Шутить изволите?

— Не изволю я шутить. Плохи ваши дела, Юрий Романович. Как говорится, беда пришла в ваш кишлак. Друг-то ваш, который сейчас на процедурах, не в соседнем корпусе, а в ресторане «Метрополь», что напротив Гостиного двора, «лечение», принимает. Очень он нехороший человек.

— С чего вы взяли?

— А вы послушайте, Юрий Романович, послушайте. Прямо скажу, плохой человек. Потому как совершил он хищение продукции родного Чимкентского химфармзавода, препаратов, которые являются наркотиками. Хищение это непростое, а золотое, то есть в особо крупных размерах. И грозит ему, коли попадет он в суд, справедливое неминуемое наказание. От восьми лет до «дыма».

— Простите, что значит до «дыма»?

— А это значит, что от него только дым и останется — до высшей меры социальной защиты от таких нехороших людей, то бишь расстрела.

— А я-то тут при чем?

— Вы, Юрий Романович, тут, к моему сожалению, очень даже при чем. Да еще как. С одной стороны, вы являетесь соучастником этого нехорошего дела. Соучастие ваше проявляется в форме пособничества. Вот дружок ваш лечится у вас при своем завидном здоровье уже полтора года. И все эти полтора года, почитай, все время с небольшими перерывами находится у вас в больнице, а точнее — в вашем отделении. Лечите вы его консервативно, и особый, очень хитрый режим, который вы, видимо, рекомендовали вашему больному, позволяет ему не только кушать коньяк в «Метрополе», но и делать то же самое в Чимкенте, Баку, Москве и некоторых других городах нашей необъятной родины. В эти города в период фактического пребывания там вашего больного его люди доставляли по фиктивным накладным, которые он же и подписывал, похищенные наркотики. В случае обнаружения накладных ваш приятель опротестовал бы свою подпись, сказал бы, что она поддельная, и представил документ о том, что находился на лечении у вас в больнице. И, естественно, никуда, кроме как в соседний корпус на процедуры, не отлучался. Кстати, вот ксерокс двух таких справок, выданных вами по запросу Главного следственного управления МВД СССР. Надеюсь, вам знакомы эти документы? Или это не ваша рука? Ваша, ваша. Но вы их потом внимательно рассмотрите. Я вам их дарю. А то, я смотрю, вы такой интерес к ним проявили, как будто видите впервые.

— Да, похоже.

— Конечно, похоже. Просто очень похоже. У нас, знаете ли, прекрасный ксерокс. Так вот. Справки эти, Юрий Романович, стоили вашему приятелю денег, и немалых. Первая — пять, а вторая — аж десять тысяч. Кстати, хотелось бы уточнить, почему такая разница. Ведь текст-то одинаковый, числа только разные. У меня есть одно предположение, но об этом разговор особый. А ведь дружба ваша начиналась, прямо скажем, безоблачно. Врач вы действительно от Бога и диагноз в свое время только вы ему правильный поставили. Не будь вас, не поставь вы ему вовремя правильный диагноз, открылось бы у него кровотечение, а при его четвертой группе крови да положительном резус-факторе в одночасье бы преставился. Вы его, можно сказать, от смерти спасли. А он вам за это такую свинью подложил! Машину подарил краденую. С поддельными документами и фиктивной доверенностью на ее продажу с правом получения денег. Сам же помог ее продать и новую купить. Так что дорогой подарок вы приняли. И стал он вам дорогим другом. А дорогому другу отказать неудобно. Приезжает этот друг в город Ленинград и говорит вам примерно вот так: «Юра, дорогой! Полежать хочу у тебя в больнице. Поправить хочу свое здоровье. Недельки на две — на три. Но, поскольку мне надо будет уходить из больницы, когда захочу, дела у меня, понимаешь, я тебя прошу положить меня в палату отдельную, девушку-медсестру приставить ко мне скромную и неболтливую. Я за это ей хорошо заплачу, она очень довольна будет». А вы ему, Юрий Романович, на это отвечаете: «Дорогой ты мой друг! Девушка такая у меня на примете есть и палата такая у меня есть в отделении, и понимаю я, что заплатишь ты, но сделать ничего сейчас не могу — палата эта занята. Подожди недельку, и все будет. Я тебе телеграмму пришлю куда скажешь». Тут вы и о коде вашем договорились, телеграфном. Поскольку больше месяца он у вас не лежал, то телеграмма ваша такого, например, содержания «Пиши мне по адресу: ул. Мира, д. 8, кв. 25» означала, что с 8 по 25 марта отдельная палата и медсестричка Лора ждут дорогого гостя. И восемь телеграмм ваших у нас есть. Ксерокопии подарить?

— Не надо.

— Ну не надо — так не надо. За каждую такую «лежку» получали вы немало. Прямо как в шикарной гостинице. Да все наличными. По пятьсот рублей день. Ну и Лоре, конечно, перепадало. Вот с Лорой-то у вас и произошел прокол. Наркоманка ваша Лора, и вы ведь об этом знаете не хуже меня. Друг ваш Лору быстро раскусил и начал ее вместо денег товаром подкармливать. А она, добрая душа, подружке своей помогла как-то раз, между прочим, из соседней больницы. Ну, а что знают двое — знает и свинья. Тут потихоньку вся ваша конструкция и посыпалась. Так что если взять вас, Юрий Романович, то пойдете вы по двум статьям — и за хищение в особо крупных размерах, и, само собой, как взяточник. Ну и под конец вернемся к моему предложению насчет стоимости выданных вами справочек. Я думаю, не вы ли были инициатором назначения цены, хотя и являлись лицом заинтересованным. Цену эту оговорил друг ваш Сахиб с самого начала, как только предложил прикрывать его в больнице. Вы ведь, Юрий Романович, человек осторожный и педантичный, в недавнем прошлом — порядочный и взяток не бравший. И «поломал» вас Ахундов суммами, которые через его руки проходят, а вернее — процентом с этих сумм. Вот почему и цена за справки разная. С другой стороны, напугал он вас сильно. Когда вы ту новую машину купили, он вам как-то в порыве откровенности, тщательно, впрочем, продуманно, рассказал, что старая машина была краденой, а документы на нее, включая доверенность, — чистая «липа», хотя и сработанная на совесть. И стали вы с его легкой руки, извините за выражение, барыгой, то бишь сбытчиком краденого. А это — тюрьма. Вот такой расклад у нас на сегодня, Юрий Романович.

— Огорошили вы меня, Саша. Какая-то странная логика во всем этом просматривается. Почему вы, в Москве, занимаетесь мной, коренным ленинградцем? Насколько я знаю, у нас тут свой уголовный розыск есть, на Литейном или на Дворцовой, точно не знаю. Как я понял из ваших слов, все свои преступления я в Ленинграде совершал. При чем же здесь Москва? Или я чего-то недопонимаю?…

— Недопонимаете, недопонимаете Юрий Романович, Я тоже в вашей онкологии не все понимаю, так что тут я вас не виню. Дело мы ведем по всему Союзу, если это вам интересно. И дело ваше как по соучастию в хищении наркотиков, так и по взяточничеству в соответствии с законом скорее всего будет присоединено к деду о хищениях в особо крупных размерах на Чимкентском химфармзаводе. Слушаться это дело будет не в Ленинградском городском суде, жену председателя которого вы, честь вам и хвала, вытащили из практически безнадежного положения с раком груди, а в Чимкентском городском суде, а то и в Верховном суде Казахстана, где, насколько мне известно, на приватное снисхождение вам рассчитывать вроде бы трудно. Мне будет крайне обидно, если ваши лучшие годы вы проведете в местах лишения свободы. А такая перспектива вполне реальна.

— Насколько я понимаю, вы говорите со мной, надеясь получить от меня согласие на что-то взамен этой мрачной перспективы? Исходя из этого, я могу прийти только к одному выводу: если вы человек психически нормальный, а вы производите именно такое впечатление, то мотивы вашего визита ко мне продиктованы отнюдь не садистскими наклонностями. Это означает, скорее всего, что вы являетесь владельцем определенной, спору нет — достоверной, информации. И приходите ко мне, человеку, явно заинтересованному в том, чтобы она не пошла дальше вас, с тем чтобы я согласился ее купить. Ну что же, называйте вашу цену. Поговорим как культурные люди.

— Мне нравится, Юрий Романович, ваша железная логика. На нее я и рассчитывал. Давайте подумаем дальше, Я не настолько провинциален, чтобы банально вымогать у вас деньги под имеющуюся у меня информацию, хотя она, согласитесь, их стоит. Я пришел к вам, выражаясь высоким стилем, за вашей душой. Вы мне нравитесь, Юрий Романович, и я хочу вам предложить со мной поработать. Работа эта, может быть, на первых порах и менее прибыльная, чем та, которую предложил вам Ахундов, но, позволю себе заверить вас, куда как менее опасная. Вашу безопасность будет гарантировать система ее обеспечения, разработанная и созданная мною — профессионалом. Мне нужно ваше безусловное доверие во всех вопросах, которые я сочту нужным обсуждать с вами. Мне нужны ваши связи в городе Ленинграде, ваш авторитет врача и ваша безукоризненная репутация. Поверьте, со своей стороны я сделаю все, чтобы ее сохранить. Вам нет нужды вдаваться в подробности нашей совместной деятельности. Ваш повышенный интерес к каким-нибудь незначительным на первый взгляд мелочам может существенно, а то и фатально снизить уровень вашей безопасности. Это, кстати, касается и вашей семьи. Система, которую я создал, не позволяет отдельным элементам, входящим в нее, совершать ошибки, влияющие на жизнедеятельность всей системы. В случае отказа какого-либо элемента система его отторгает. Как правило, путем ликвидации. И продолжает работать.

— Позвольте хотя бы спросить, какова цель этой вашей системы? Для чего вы ее создавали?

— Создавал я ее, в общем-то, из любви к искусству. Она получилась красивой, а значит, правильной. И, как Галатея у Пигмалиона, ожила сама и заработала. Как ни стыдно и обидно, цель ее не может быть признана социально полезной, поскольку система является частью отвратительной отрасли человеческой деятельности, именуемой наркобизнесом. Этому виду бизнеса сотни лет. Никакие законодательные и правоохранительные усилия государства, направленные на его ликвидацию, не могут оказать на него существенного влияния, с одной стороны, в связи с его невероятной прибыльностью, с другой стороны — потому, что система государственного принуждения в подавляющем большинстве случаев работает в непересекающейся с наркобизнесом плоскости. Вам, как врачу, я думаю, понятно, что, если ввести уголовную ответственность, скажем, за заболевание диабетом, невозможно снизить ни болезненность, ни заболеваемость. Попробуйте завтра запретить курение уголовным законом и прекратить продажу сигарет. Ведь это социально полезно. И что вы получите? Черный рынок. Невероятные цены. Вы сделаете каждого потребителя табака преступником, потому что он не сможет купить жизненно необходимый для него товар за ту зарплату, которую он может получить легальным путем. Однако нет никаких других способов борьбы с распространением наркотиков и наркомании, кроме запретительства, преследования и наказания. Потому всякий, кто занимается наркобизнесом, — в постоянной опасности. Уберечься от провала я вам и предлагаю. Логика и здравый смысл должны убедить вас принять мое предложение.

— А какие гарантии, что те материалы, которыми вы располагаете, не будут использованы против меня, если я соглашусь?

— А вы согласитесь, и тогда вам будет достаточно моего слова. Я же говорил вам, что базовым условием нашего сотрудничества является ваше полное доверие ко мне.