Среди преступников укоренилось широко распространенное мнение, будто бы любой из чинов полиции является состоятельным человеком и что состояние полицейского всегда составлено путем воровства, взяточничества и шантажа.
Основной темой разговора во всех пекарнях и прачечных пятидесяти тюрем Англии являются богатства полицейских, причем все преступники убеждены в том, что жалованье всех сколько-нибудь видных чинов полиции является лишь незначительной частью бюджета и что у них имеются личные средства, о которых они предпочитают умалчивать.
Мистер Джон Ридер в течение двадцати лет имел дело с преступниками, подделывавшими банкноты и грабившими банки, — иными словами с аристократией и капиталистами преступного мира. Этого было достаточно для того, чтобы в преступной среде шли бесконечные рассказы о накопленных им богатствах, принадлежащем ему имении и прочих ценностях.
Никто из преступников не предполагал, что у Ридера имеется текущий счет в банке, на котором значится крупная сумма, — они отлично понимали, что столь умный человек не станет рисковать возможностью огласки и что он сумеет свои капиталы хранить в тайне.
По всей вероятности, он спрятал принадлежащие ему ценности и деньги в какой-нибудь тайник.
Сотни людей, всю свою жизнь занимавшихся тем, что они преступали закон, мечтают о том, что в один прекрасный для них день они найдут клад, который даст им возможность безбедно прожить остаток своей жизни.
И единственное, что успокаивало весь этот люд при мысли о богатстве Ридера, было то, что они считали, что скоро наступит день, когда (ведь Ридеру было за пятьдесят лет!) придется расстаться со своими ценностями, потому что даже золото плавится при определенной температуре, а банкноты, как известно, печатаются не на асбесте…
Прокурор обедал в обществе председателя суда. Они встретились в субботу в клубе, а, кстати сказать, суббота — один из двух дней недели, когда судья имеет возможность спокойно пообедать. Беседуя, они заговорили о Джоне Ридере, наиболее талантливом и удачливом сыщике, находившемся в распоряжении прокурора.
— Он человек исключительных способностей, — заявил прокурор, — но его шляпа действует мне на нервы. Он носит такую же шляпу, как мистер Икс… — И прокурор назвал по имени одного из выдающихся политиков страны. — А при виде его черного сюртука мне становится тошно. Все, кто приходят ко мне в канцелярию, принимают его за факельщика из похоронного бюро, но он на редкость толковый человек. Его баки мне действуют на нервы, и мне всегда кажется, что он расплакался бы, если бы мне пришло в голову сделать ему замечание. Он слишком чувствителен и сентиментален для моего ведомства. Каждый раз, когда ему приходится вызвать рассыльного, он извиняется перед ним за беспокойство.
Судья в достаточной степени был осведомлен о человеческих слабостях и ограничился легким смешком.
— Судя по вашему описанию, он мог бы оказаться одним из моих клиентов, обвиняемых в убийстве, — цинично заметил он.
В этом, несомненно, он допустил преувеличение, ибо мистер Ридер совершенно лишен был способности совершить что-либо противозаконное.
Но множество людей были ошибочного мнения о способностях Ридера. К числу этих людей, несомненно, принадлежал и некто Лью Кол, сочетавший свою деятельность банковского громилы с талантами фальшивомонетчика.
Обычно Ридер, на долю которого выпадало выслушивать немалое количество угроз, выслушивал их с легким интересом, не утрачивая при этом ни своего благодушного настроения, ни своего спокойствия.
Он был большим специалистом по части поддельных банкнот, и немалое количество людей, пытавшихся состязаться в своем умении с экспедицией заготовления государственных бумаг, были обязаны ему своим вынужденным бездельем и длительным пребыванием в тюрьме.
На долю милейшего мистера Ридера не раз выпадало выслушивать угрозы и проклятья побледневших от злобы арестованных, обещавших с ним расправиться после того, как они снова очутятся на свободе.
Не раз случалось ему встречаться с теми же лицами после того, как их выпускали из тюрьмы, но при вторичной встрече все эти люди оказывались настроенными гораздо более добродушно и успевали забыть о своих угрозах. А если о них и вспоминали, то с легким чувством стыда.
В 1918 году Лью Кола отправили на десять лет в тюрьму. При этом он не произнес ни одного лишнего слова, не бросил по адресу Ридера ни одной угрозы, не пригрозил при первом удобном случае вырвать из бренного тела мистера Ридера сердце, печенку и другие органы.
Лью улыбался, и, когда на мгновение его взгляд скрестился со взглядом Ридера, сыщик заметил, что водянистые глаза преступника были, по обыкновению, водянисты и невыразительны. В них не было ни ненависти, ни злобы, но они выдали ему сокровенную мысль Лью:
— При первой же возможности я прикончу тебя!
Ридер уловил эту мысль и тяжело вздохнул — он не любил шумных выражений чувств, и ему был неприятен весь тот гам, который обыкновенно арестованные преступники поднимали вокруг его персоны. В конце концов, ведь он лишь выполнял свой долг. Прошло немало лет, и годы эти внесли в деятельность мистера Ридера существенные изменения. Он был оторван от своей прежней деятельности, направленной во вред фальшивомонетчикам, и для него открылось более широкое поле деятельности у прокурора.
Но никогда он не забывал о том, как улыбался при последней их встрече Лью Кол.
Работа в Уайтхолле не была для Ридера затруднительной.
Через руки Ридера проходило множество анонимных писем, поступавших на адрес прокурора. Обычно не трудно бывало расшифровать, какие побуждения руководили авторами этих писем, потому что большинство из писем было составлено очень грубо и просто: ревность, зависть, злоба-вот что обычно заставляло людей обращаться к прокурору с анонимным письмом. Порой письма эти были результатом неудавшейся попытки шантажа.
Но порой поступали письма, вызванные мотивами иного свойства.
«Сэр Джемс собирается жениться на своей кузине, а ведь прошло всего лишь три месяца со времени смерти его жены, упавшей за борт во время переезда через канал в Кале. В этом деле что-то нечисто.
Мисс Маргарет не выносит его общества, потому что она знает, что он стремится заполучить ее деньги. Почему меня ночью послали в Лондон? Он неохотно разъезжает в автомобиле. И чего ради вздумал он ехать в автомобиле ночью, когда лил такой проливной дождь?»
Это своеобразное письмо было подписано:
У правосудия было большое количество подобных «доброжелателей».
«Сэр Джемс», о котором упоминалось в письме, был не кто иной, как сэр Джемс Тизермит, состоявший во время войны руководителем какого-то благотворительного учреждения, — за заслуги он был возведен в дворянское достоинство.
— Я попрошу вас навести справки, — сказал Ридеру его шеф, — если не ошибаюсь, леди Тизермит действительно утонула во время переезда через канал.
— Это случилось 9 декабря прошлого года, — торжественно ответил Ридер. — Она в сопровождении сэра Джемса направлялась в Париж и в Монте-Карло. Сэр Джеме, владеющий виллой у Майдстона, лично отвез ее на автомобиле в Дувр и поставил свою машину в гараж Вильсон отеля. Ночь была на редкость бурная, и переезд должен был быть многим в тягость. Незадолго до прибытия парохода во Францию, сэр Джеме явился к капитану и сообщил ему, что он не может найти свою супругу. Ее багаж, верхнее платье, паспорт и шляпа находились в каюте, но ее не было видно, И с той поры ее вообще больше не видели.
Прокурор одобрительно кивнул головой.
— Вижу, что вы ознакомились с этим случаем.
— Нет, я просто вспомнил о нем, — ответил Ридер, — потому что эта история в свое время вызвала во мне множество размышлений. Увы, по воле Господа я принадлежу к числу тех людей, которые во всем готовы видеть что-нибудь скверное. Должно быть, мой взгляд на людей и на жизнь не соответствует истине, но я вижу в каждом человеке преступника. Порой подобное мировоззрение бывает в тягость.
Прокурор подозрительно поглядел на своего подчиненного. Он никогда не мог понять, говорит ли мистер Ридер всерьез или шутит.
— Нет никакого сомнения в том, что письмо это написано уволенным шофером, — сказал он.
— Совершенно верно, — подхватил мистер Ридер, — Томас Дейфур, 179 Баррак-стрит, в настоящее время находится в услужении у «Кент Мотоурс Компанейшен». Имеет трех детей, из них двое — близнецы. Очень славные ребята.
Прокурору не осталось ничего другого, как расхохотаться.
— Я вижу, что вы обо всем, интересующем вас, осведомлены. Попробуйте-ка выяснить, что таится в этом письме. Сэр Джеме — видная персона в Кенте, он занимает должность мирового судьи и очень влиятельный в политическом отношении человек. Письмо, очевидно, вызвано личными мотивами и не имеет никакого значения. Но все же попытайтесь выяснить все, что возможно, и действуйте осторожнее.
У Ридера была собственная точка зрения на «осторожный способ действия».
На следующее утро он поехал в Майдстон, занял место в автобусе и, усевшись удобнее, поставил рядом с собою свой зонтик.
Прибыв к месту своего назначения, он покинул автобус и, миновав ворота, направился к большому серому дому. Перед домом на газоне он заметил сидевшую в шезлонге девушку. Завидев Ридера, она отложила книгу в сторону и поспешила ему навстречу.
— Я мисс Маргарет Летерби, — сказала она. — Вы прибыли сюда от… — и она назвала известную фирму адвоката, но, к ее вящему разочарованию, Ридер сообщил ей, что ни в какой связи с этим светилом адвокатуры не находится.
Девушка была очень красива — цвет лица ее был безукоризненно свеж, черты лица приветливы и мягки, хотя особым умом лицо не блистало.
— Я думала… Вы хотите видеть сэра Джемса? Он у себя в кабинете. Вам стоит лишь позвонить, и прислуга проводит вас к нему.
Если бы Ридер принадлежал к числу людей, способных удивляться чему-либо, то он несомненно поразился бы тому, что молодая и красивая девушка, к тому же располагающая собственным состоянием, готова выйти замуж за человека, который был намного старше ее. Но разгадка этой тайны была очень проста. Мисс Маргарет вышла бы замуж за каждого человека, который смог бы настоять на своем желании.
— Даже за меня, — сказал себе, меланхолически улыбаясь, Ридер.
Однако Ридеру не пришлось звонить и прибегать к содействию прислуги.
Большой, широкоплечий человек в спортивном костюме стоял на ступеньках крыльца, его светлые волосы были очень длинны и прядью спускались на лоб. Губы его были прикрыты мохнатыми усами, спускавшимися к выдающемуся, свидетельствующему об энергии, подбородку.
— Что вам угодно? — резко осведомился он у пришельца.
— Я прибыл сюда по поручению прокуратуры, — пробормотал Ридер. — Мы получили анонимное письмо.
Бледные глаза Ридера застыли на лице неприветливого хозяина.
— Войдите, — проворчал сэр Джемс. И прежде чем закрыть за собою дверь, он бросил взгляд на молодую девушку и на пустынную аллею.
— Я ожидаю одного болвана, его должен был прислать мой адвокат, — сказал он и захлопнул за собою дверь.
Ридер сообщил ему о причинах своего появления. Сэр Джемс спокойно выслушал его, и ничто — ни голос, ни внешний облик — не выдало его волнения. Он оставался совершенно спокойным.
— А какого вы мнения о подобных анонимных письмах, или вы вообще не обращаете внимания на такую чепуху?
Ридер добросовестно отложил в сторону свой зонтик и, отставив шляпу, полез в карман за листом бумаги. Вынув письмо, он протянул его сэру Джемсу, внимательно ознакомившемуся с его содержанием.
— Это вздорное письмо составлено, должно быть, кем-либо из тех, кто видел в Париже продающиеся драгоценности моей жены. Разумеется, это письмо — сплошной вздор. Я могу полностью отдать отчет в судьбе каждой из принадлежащей ей ценной вещи и после ужасного происшествия памятной ночи привез с собою назад ее шкатулку с ценностями. Почерк этот мне совершенно неизвестен. Кто этот наглый лгун, составивший подобное письмо?
— Я также не придал значения этому письму, — сказал Ридер. — В свое время я самым тщательным образом ознакомился с тем, о чем говорится в этом письме. Вы выехали после обеда…
— Поздно вечером, — поправил его сэр Джемс. Он не был расположен беседовать о случившемся, но просящий взгляд Ридера таил в себе столько силы, что он не счел себя вправе уклониться от беседы.
— Отсюда до Дувра всего лишь час двадцать минут езды. Около одиннадцати часов вечера мы были на пристани и тут же прошли на пароход, который вскоре должен был отплыть. Я принял ключ от нашей каюты и проводил туда мою супругу.
— Ваша супруга не страдала морской болезнью?
— О нет, и как раз на сей раз она чувствовала себя особенно хорошо. Она осталась в каюте, а я вышел погулять на палубу. — Шел дождь, и на море было сильное волнение, — заметил Ридер, словно предугадывая то, что ему собирался сообщить его собеседник.
— Да, но и я не подвержен морской болезни, но, во всяком случае, смею вас заверить, что вся эта история относительно драгоценностей моей жены — сплошной вымысел. Вы можете об этом сообщить вашему шефу, а заодно передайте ему мой сердечный привет и наилучшие пожелания.
И он распахнул перед своим гостем дверь. Но прошло еще немного времени, прежде чем Ридер бережно спрятал в карман письмо и собрал свои вещи.
— У вас чудесное имение, сэр Джемс, — сказал он, — скажите, оно очень велико?
— У меня три тысячи моргенов земли, — ответил сэр Джемс, не скрывая своего нетерпения. — Всего хорошего.
Ридер медленно направился к дороге, целиком углубленный в свои мысли.
Он пропустил автобус, в котором без особого труда мог бы занять место, и словно без определенной цели пошел бродить по тропинке, вившейся вдоль границы владения сэра Джемса.
Пройдя примерно с милю, он вышел на боковую дорогу, уходившую к шоссе и которая, как он предположил, была южной границей имения. У дороги за массивной металлической решеткой виднелась полуразрушенная сторожка; на крыше во многих местах зияли дыры, стекла в окнах были выбиты, а разбитый перед нею цветник порос сорной травой.
По ту сторону от решетки вилась узкая дорога, которая вела к парковым насаждениям. Услышав за своей спиной шорох, Ридер повернулся и увидел почтальона, собиравшегося сесть на велосипед.
— Что это такое? — спросил его Ридер.
— Соут Лодж — имение сэра Джемса Тизермита. Вот уже несколько лет, как никто здесь не живет и все пришло в запустение.
Ридер последовал за почтальоном и без особого труда выведал у словоохотливого спутника все, что его интересовало.
— Да, да, бедная женщина, она была очень мила и нежна. Она была из породы тех болезненных, слабых существ, которые переживают все же самых здоровых людей.
Ридер задал почтальону вопрос, на который последовал самый неожиданный ответ:
— Нет, она не переносила поездки по морю, мне доподлинно это известно. Каждый раз, когда ей предстояло отправиться в морское путешествие, я приносил ей бутылочку того снадобья, что, как говорят люди, помогает против морской болезни. Я поставил ей очень много этих бутылочек, пока наконец аптекарь Райке не завел их и у себя в аптеке. Дай Бог памяти, как оно называется это снадобье? Да, вспомнил: «Пикерс не знает морской болезни». Вот как оно называлось. Как раз на днях мистер Райке рассказывал мне, что он выписал полдюжины бутылочек этого лекарства и теперь не знает, что с ним делать, потому что здешние жители и думать не хотят о морском путешествии.
Ридер проводил его до деревни и потом отправился бродяжничать. Он транжирил свое драгоценное время самым невозможным образом.
Он успел побывать у аптекаря, у торговца скобяным товаром, у скромного штукатура и лишь с последним автобусом уехал в Майдстон для того, чтобы оттуда с последним поездом отправиться в Лондон.
На следующий день на вопрос своего шефа он ответил малозначительной фразой:
— О, да, я говорил с сэром Джемсом, это очень любопытная личность.
Все это произошло в пятницу. Суббота у него целиком ушла на текущую работу по канцелярии прокурора, а воскресенье принесло ему кое-что новое.
Выдался чудесный солнечный день. Мистер Ридер стоял у окна своего дома и смотрел на пустынную улицу. Он собирался провести день в блаженном ничегонеделании и на нем был стеганый халат и расшитые туфли.
На соседней церкви зазвонил колокол медленно и торжественно, созывая прихожан на молитву. На улице не было видно ни одного живого существа, за исключением черного кота, свернувшегося в клубок и мирно дремавшего на солнце.
Было около восьми часов утра, и мистер Ридер вот уже шесть часов кряду не отходил от своего письменного стола, работая при свете лампы (стоял октябрь месяц). Подойдя к столу, он достал из коробки дешевую папиросу и закурил. Он курил так, как курят дамы, ненавидящие запах табака, но курящие потому, что полагают, что этого требует хороший тон.
— Ах, ты… — прошептал Ридер, снова подойдя к окну. Он заметил на перекрестке силуэт одинокого прохожего, направлявшегося на виллу «Нарцисс», это пахучее наименование было присвоено месту обитания Ридера.
Прохожий был высоким, широкоплечим человеком, лицо его было исполнено мрачной решимости.
— Великий Боже! — прошептал Ридер, услышав, как задребезжал звонок.
Несколькими минутами позднее экономка постучала в дверь.
— Не угодно ли вам принять мистера Кола, сэр?
Ридер кивнул головой.
Лью Кол вошел в комнату и увидел перед собой пожилого человека, закутавшегося в яркий, украшенный цветами халат. На носу у пожилого человека с трудом держалось пенсне.
— С добрым утром. Кол!
Лью Кол взглянул на человека, упрятавшего его в тюрьму на десять лет, и губы его дрогнули.
— Здравствуйте, Ридер, — сказал он. — Мне кажется, что вы не ожидали меня увидеть?
— Я думал, что встречусь с вами несколько позже, — спокойно ответил Ридер, — я совсем упустил из виду, что в тюрьмах приобретают благую привычку вставать пораньше.
Он произнес эти слова тоном, каким обыкновенно произносят похвалу, одобряя чье-либо поведение.
— Надеюсь, вы догадались, зачем я явился к вам? Я не легко забываю что-либо, память у меня хорошая, а в Дартмуре мы располагали достаточным временем, чтобы кое о чем поразмыслить на досуге.
Ридер изумленно поднял брови, и пенсне его соскользнуло на самый кончик носа.
— Я где-то уже слышал эту фразу, — сказал он, глядя поверх очков. — Позвольте… я сейчас припомню… Совершенно верно, эту фразу произносят в какой-то старой мелодраме: не то в «Нарушенном обещании», не то в «Падших Созданиях».
Казалось, Ридер в самом деле озабочен невозможностью установить, в какой именно пьесе ему пришлось слышать эту злобную фразу.
— Вам предстоит полюбоваться совсем иным спектаклем, — мрачно прохрипел Лью. — Я рассчитаюсь с вами, Ридер. Будьте покойны, можете об этом рассказать вашему прокурору. Я рассчитаюсь с вами таким образом, что никто не сможет доказать моего участия в этом… и тогда я заполучу и ваши денежки.
Кол был не единственным, верившим в наличие у Ридера состояния.
— Ах, вы хотите заполучить мои денежки?! — заметил, чуть улыбаясь, Ридер.
— Вы отлично понимаете, что я хочу этим сказать. Подумайте об этом. В один прекрасный день я покончу с вами, и весь Скотленд-Ярд будет бессилен что-либо предпринять против меня. Я все обдумал…
— Да, да, ведь в Дартмуре у вас было достаточно времени для размышлений, — пробормотал Ридер. — Продолжайте в том же роде, Кол, и вы станете одним из величайших мыслителей мира. Вы знаете изумительное произведение Родена? Статую «Мыслитель»? Это чудесное произведение, оно изображает…
— Хватит болтать! — сказал Кол, грузно поднимаясь со стула. Угрожающая улыбка заиграла на его губах. — Подумайте о том, что я сказал, и имейте в виду, пройдет пара дней, и вам станет менее весело на душе.
Лицо Ридера вытянулось, оно стало трогательно печальным.
Казалось, что волосы его, и без того растрепанные, встали дыбом, а большие уши от волнения еще больше оттопырились.
Лью Кол прикоснулся к дверной ручке.
Бац!!
Раздался глухой звук, словно что-то шлепнулось о дерево двери. Мимо Кола что-то пролетело, и в двери образовалась дыра, его обдало щепками.
Заревев от бешенства, Кол повернулся и взглянул на сыщика.
У Ридера в руках был браунинг с глушителем.
Застыв от удивления, он рассматривал оружие и, казалось, не мог прийти в себя.
— Как это могло случиться? — пролепетал он сконфуженно. Лью Кол дрожал от злости и от страха.
— Вы… вы… поганая свинья! — прошипел он. — Вы хотели убить меня.
Ридер равнодушно посмотрел на него поверх стекол.
— Как могли вы это подумать? Надеюсь, вы раздумали убить меня, мой милейший Кол?
Кол попытался ему что-то сказать в ответ, распахнул дверь, сбежал вниз по лестнице и исчез.
В тот момент, когда его нога ступила на крыльцо, что-то пролетело мимо его головы и с треском ударилось о ступени.
Это была большая каменная ваза, украшавшая подоконник в комнате Ридера. Споткнувшись об осколки, Кол посмотрел наверх и увидел над собою удивленное лицо Ридера.
— Вы… вы… — прохрипел бывший заключенный.
— Надеюсь, ваза не задела вас? — озабоченно осведомился сыщик. — Ведь легко могло случиться, что ваза упала бы вам на голову. В один прекрасный день…
Но Лью Кол не стал слушать рассуждении сыщика, он предпочел убежать.
Мистер Стен Брайд был занят утренним туалетом, когда к нему ввалился его приятель и старый товарищ по тюрьме.
Стен Брайд был маленьким коренастым человечком с круглым красным лицом и жирным двойным подбородком. Прервав свой туалет и вытирая лицо полотенцем, он взглянул на посетителя.
— Что с тобою стряслось? Ты выглядишь, словно за тобою по пятам гонятся крючки. Чего ради ты так рано поднялся сегодня?
Лью рассказал о своем приключении, и лицо его приятеля вытянулось.
— Идиот! — проворчал он. — Вздумал накрыть Ридера подобного рода чепухой! Неужели ты не понимаешь, что он был подготовлен к твоему приходу? Или ты воображаешь, что он не знал о том, когда тебя выпустят из тюрьмы?
— Во всяком случае я нагнал на него страху, — возразил Лью Кол, вызвав лишь иронический смешок у приятеля.
— Неужели ты воображаешь, что можно припугнуть Ридера? Будь он таким же растяпой, как ты, то, быть может, он струсил бы! Но он не из таковских! Разумеется, он намеренно промахнулся, потому что если бы действительно вздумал подстрелить тебя, то теперь ты бы лежал в покойницкой. Но он этого не желал. Это не входило в его расчеты!
— Но откуда у него вдруг взялся в руках револьвер? В это мгновение за дверью раздался стук, и оба приятеля испуганно переглянулись.
— Кто там? — спросил Брайд.
В ответ послышался знакомый голос.
— Крючок!.. Из Скотланд-Ярда! — прошептал Брайд. «Крючком» оказался не кто иной, как сержант Оллфорд, приветливый молодой сыщик, предвещавший в будущем много хорошего.
— С добрым утром, мальчики! Что это. Стен, вы сегодня не в церкви?
Стен подобострастно ухмыльнулся.
— Как дела, Лью?
— Ничего, идут помаленьку.
Лью насторожился и подозрительно оглядел сыщика.
— Хотел потолковать с вами относительно огнестрельного оружия. Есть основание думать, что у вас имеется огнестрельная игрушка — кольт с автоматическим затвором, номер Р 7/976598. Это нехорошо, Лью, вы знаете, наша страна не приспособлена для того, чтобы в ней свободно разгуливали с огнестрельным оружием.
— У меня нет револьвера, — угрюмо заявил Лью.
Брайд сразу осунулся и как-то постарел: он тоже находился под надзором полиции, и неосторожные действия его приятеля могли повлечь за собою последствия и для него.
— Не хотите ли прогуляться со мною до ближайшего полицейского поста? Или вам угодно, чтобы я лично обыскал вас здесь?
— Ищите, — равнодушно ответил Лью и поднял руки вверх.
Полицейский обшарил его карманы.
— Я хочу лишь немного осмотреться здесь, — сказал он и занялся очень добросовестным и тщательным осмотром комнаты.
— Должно быть, произошло недоразумение, — сказал Оллфорд после тщетных поисков. — Собственно, что вы бросили в реку, когда проходили через мост?
Лью вздрогнул. Это было первым доказательством того, что за ним следили в это утро.
Брайд выждал, пока полицейский удалился, и затем набросился на приятеля.
— И ты воображаешь, что у тебя есть голова на плечах! И ты думаешь, что она у тебя набита мозгами! Старик доподлинно знал, что у тебя имеется при себе револьвер, он даже знал номер твоего револьвера. И если бы Оллфорд нашел его у тебя, то тебе бы снова пришлось сесть за решетку.
— Я выбросил его в реку, — ответил Кол. Брайд тяжело дышал.
— Оставь Ридера в покое! Он опаснее тысячи чертей, и если ты это не зарубишь себе на носу, то ты погиб! Ты думаешь запугать его? Ты — болван! Он перережет тебе глотку и еще напишет об этом целую книгу песен!
— Я не знал, что за мной следили, — сказал Лью, — но это ничего не значит. Я с ним расправлюсь.
— В таком случае проваливай отсюда, да поскорее, — коротко бросил Брайд. — Я могу водиться с аферистом, буду дружить и с убийцей, но с болваном, из которого прет всякая чепуха, я водиться не стану. Мне тошно слушать тебя. Если можешь, попытайся забрать у него его состояние, — бьюсь об заклад, — оно у вето вложено в недвижимость, поди попробуй стащить у него его дома!.. Я очень хорошо к тебе отношусь, но даже дружбе есть предел, и я чувствую, что ты приближаешься к этому пределу. Ридера я ненавижу, я ненавижу и змей, но предпочитаю не задевать их и не ходить в зверинец.
Следствием этой беседы явилось то, то Лью Кол был вынужден искать себе другое пристанище. Он поселился в верхнем этаже дома на Дин-стрит. Владелец его жилья был итальянец. Здесь он мог вдоволь размышлять над своими планами мщения и придумывать, что бы ему предпринять, чтобы посчитаться с Ридером.
А было над чем подумать!.. Все то, что ему казалось таким простым и осуществимым во время долгого сидения в Дартмуре, ныне оказалось гораздо более сложным и невыполнимым.
Намерения Лью пошатнулись. Он понял, что его попытки расправиться с Ридером могут потерпеть неудачу, и поэтому обратился ко второй части своего плана: стал думать над тем, как бы овладеть сокровищами Ридера.
Прошла еще неделя, и Ридер по своей собственной инициативе явился в кабинет к своему шефу и заставил почтенного шефа с изумлением выслушать возникшую у его подчиненного теорию о загадочной смерти миссис Тизермит.
После того, как Ридер закончил свой доклад, шеф изумленно откинулся назад.
— Дорогой друг, — сказал он и в голосе его зазвучало легкое волнение, — я не могу выдать приказа об аресте на основании ваших, ничем не подкрепленных предположений. Я не могу даже выдать ордера на производство обыска. То, что вы рассказываете, настолько невероятно, что ваш рапорт более похож на статью сенсационной газетки, чем на доклад прокурору.
— Стояла очень бурная ночь, и все же леди Тизермит не захворала морской болезнью, — продолжал убеждать Ридер. — Это очень важное обстоятельство, и мы не можем пройти мимо него.
Прокурор снова покачал головой.
— Ничего не могу предпринять или, вернее, ничего не могу предпринять, пока в моем распоряжении столь скудные данные. Эта история могла бы поднять шум, который повлек бы за собою необходимость моего выхода в отставку. Быть может, вы могли бы как-нибудь иначе выяснить положение вещей? Быть может, вы смогли бы предпринять кое-какие неофициальные шаги?
— Мое присутствие в тамошних краях и без того уже бросилось в глаза, — задумчиво ответил Ридер. — Я не считаю возможным еще раз появляться там… А между тем вполне убежден, что…
Но прокурора нельзя было переубедить.
Он покачал головой и сказал:
— Нет, Ридер, все то, что вы мне сообщили, — всего лишь необоснованная цепь ваших заключений. Да, я знаю, у вас есть ваше шестое чувство, ваше предрасположение к преступлениям, вы как-то мне об этом рассказывали, но именно это, помимо всего остального, вынуждает меня быть очень осторожным и не сделать того, что вы просите. Ничем не могу вам помочь в ваших действиях.
Ридер тяжело вздохнул и отправился к себе в контору. Однако отказ прокурора не очень огорчил его, потому что во время розысков он напал на нечто новое.
В течение недели Ридер неоднократно успел побывать в Майдстоне, но не было случая, чтобы он отправился туда в одиночестве.
Каждый раз за ним, словно тень, следовал Лью Кол, и Ридеру пришлось пережить немало беспокойных минут, прежде чем он уверился в том, что рано или поздно его эксперимент приведет к желательному концу.
Когда он во второй раз заметил бывшего преступника, следовавшего за ним, он пришел к определенному решению.
Будь в Ридере больше юмора, он несомненно расхохотался бы, заметив, что Лью Кол последовал за ним не только в Майдстон, но и дальше.
Почтенный мистер Брайд был погружен в очень похвальное занятие.
Он был занят карточным упражнением и пытался срезать колоду карт таким образом, чтобы во всех случаях внизу оказывался бы туз пик.
Неожиданно к нему в комнату ввалился его прежний товарищ по тюрьме.
— Я поймал его! — вскричал торжествующе Лью. Брайд отложил карты в сторону и поднялся с места.
— Поймал? Кого? — холодно спросил он. — Если это означает убийство, то ты можешь не продолжать. И изволь в таком случае немедленно выметаться отсюда.
— Кто говорит об убийстве?
Лью присел к столу и, засунув руки в карманы, заговорил. На лице его заиграла торжествующая улыбка.
— Вот ухе неделю, как я выслеживаю Ридера, а ты знаешь, не так-то просто выследить такого человека.
— И что же? — спросил Брайд, воспользовавшись тем, что Лью сделал драматическую паузу.
— Я выяснил, где он хранит свое богатство. Брайд почесал затылок и скорчил недоверчивую гримасу.
— Да ты и сам не веришь в то, что говоришь. Лью настойчиво закивал головой.
— В последнее время он частенько изволил ездить в Майдстон. А оттуда отправлялся в маленькое гнездо, расположенное в пяти милях от селения. И там я всегда терял его из виду. Но вчера… вчера мне повезло… Когда я собирался с последним поездом выехать в Лондон и прошел в зал вокзала, мне попался возвращавшийся Ридер. Он присел за столиком и не заметил меня. А я забился в угол и стал наблюдать за ним. И как ты думаешь, что он сделал? Брайд предпочел промолчать.
— Он вытащил бумажник, — выразительно сказал Лью, — и вынул из него вот такую большую… огромную пачку банкнот… Он успел побывать в своем… банке! Ты ведь понимаешь, что я хочу этим сказать! И потом он поехал в Лондон! На вокзале имеется буфет, и Ридер прошел туда и стал пить кофе. Я по-прежнему продолжал следить за ним. И когда он собирался уходить, он вытащил из кармана платок и вытер им рот. Он не заметил, как выронил при этом из кармана маленькую записную книжку. Я отчаянно струсил, что кто-нибудь другой также заметит его потерю, но все обошлось как нельзя лучше. Никто не заметил, и я успел поднять записную книжку… Вот, смотри!..
И он протянул Брайду маленькую, переплетенную в сафьян записную книжку.
Брайд потянулся к ней, но Кол отвел его руку.
— Одно мгновенье, — сказал Лью, — ты согласен войти ко мне в дело? Мы его сделаем пополам. Мне нужен помощник.
Брайд колебался.
— Если это дело ограничится воровством, то согласен, — сказал он затем.
— Тут только воровством и пахнет, да к тому же и легким, — воскликнул Лью, отбросив книжку своему приятелю.
Большую часть ночи они провели в оживленной беседе. Приглушенными голосами совещались они о том, как обчистить Ридера, восхищаясь систематичностью его записей в книжке и возмущаясь одновременно его коварством, позволившим ему скопить такое состояние.
В ночь на понедельник пошел сильный дождь, юго-западный ветер нагнал тучи и срывал с деревьев листву. Не обращая внимания на непогоду, Брайд и Кол выступили в поход, им надлежало пройти пять миль, отделявших тайник Ридера от деревни.
Они шли налегке, но все же под полами непромокаемого плаща у Лью таились инструменты для взлома, а Брайд нес при себе разборный лом. Никто не повстречался им на пути, и в то мгновение, когда они очутились у ворот Соут Лоджа, на башенных часах пробило одиннадцать.
Лью Кол легко подтянул себя к металлическим перекладинам ворот и спрыгнул по ту сторону изгороди. Брайд, несмотря на свою полноту, оказался ловким гимнастом и последовал его примеру.
Во мраке виднелся силуэт полуразвалившейся сторожки. Освещая путь потайными фонарями, они направились к ней, и затем непрошеные гости принялись доставать из карманов инструменты.
Через несколько минут дверь была взломана, и они оба очутились в помещении с низкими сводами.
На противоположной стене виднелся широкий камин.
Лью скинул плащ и направился к окну, затем он включил фонарь. Опустившись на колени, од сгреб в сторону золу в камине и внимательно осмотрел щели между плитами, устилавшими камин.
— Здесь вторично перекладывали плиты, — сказал он. — Это заметил бы даже малый ребенок.
И он всунул в щель острие своего лома и мало-помалу расшатал камень. При помощи остальных инструментов удалось высвободить его совершенно. Плита чуть приподнялась, и Брайд просунул лом под нее.
— А теперь-дружно… — прошептал Лью.
Обоюдными усилиями им удалось вытащить плиту. Лью опустился к образовавшемуся отверстию, направил на него свет фонаря и…
Он отчаянно вскрикнул…
Прошло еще одно мгновение, и оба взломщика, обезумев от ужаса, стремительно бросились бежать. За дверью сторожки их ожидало чудо: ворота, через которые они недавно перелезли, были открыты и какая-то темная фигура преграждала им путь к отступлению.
— Руки вверх, дорогой Кол! — скомандовал чей-то голос и, несмотря на то, что Лью ненавидел Ридера, он готов был упасть ему сейчас на шею и приветствовать, словно избавителя.
Примерно около двенадцати часов той же ночи сэр Джеме Тизермиг обсуждал со своей супругой кое-какие хозяйственные дела. Он собирался убедить ее в излишности забот адвоката, пытавшегося отстоять ее свободу распоряжаться своим личным состоянием. Со свойственной ему хитростью он доказывал излишность этого мероприятия.
— Вся эта шайка думает лишь о том, как бы побольше содрать гонорара, — сказал он, но в это мгновение в комнату вошел, не постучав, слуга. За ним следовал начальник местной полиции и какой-то человек, которого он где-то уже встречал ранее.
— Сэр Дхемс Тизермит? — осведомился начальник полиции, что было совершенно излишне, особенно если принять во внимание, что они были давнишними знакомыми.
— Да, разумеется, это я, полковник. Есть что-нибудь новенькое? — спросил сэр Джеме, и лицо его болезненно передернулось.
— Да. Я арестую вас по обвинению в умышленном убийстве своей жены, леди Эллинор Мэри Тизермит.
— Разрешение всего этого дела зависело от того, страдала ли леди Тизермит морской болезнью, или нет, — заговорил мистер Ридер, обращаясь к своему шефу.
Если она страдала от морской болезни, то было совершенно невероятным, чтобы ее не увидел кто-нибудь из прислуги, но прислуга не видела леди Тизермит. Ее никто не видел на пароходе по той лишь причине, что она вовсе и не прибыла на пароход.
Она была убита в парке. Сэр Джеме замуровал ее труп под каменными плитами старой сторожки и затем направился в Дувр.
Он сдал багаж на пароход и поставил машину в гараж отеля. Он точно рассчитал время своего прибытия на пароход и выбрал именно тот момент, когда на пароход направляется вся масса пассажиров, что позволило ему пробраться на борт, не обратив на себя внимания. Никто не знал, прибыл ли он один или в сопровождении своей жены. Впрочем, никого эго особенно и не интересовало. Он получил ключи от своей каюты, сложил в нее вещи своей жены, — официально леди Тизермит находилась на борту парохода, потому что была занесена в список пассажиров, на нее был выписан билет, и вещи ее находились на пароходе.
А потом он обнаружил ее исчезновение. Пароход обыскали самым тщательным образом, но само собою разумеется, что все поиски не привели ни к чему. Как я уже неоднократно замечал и ранее…
— Да, да, я знаю, у вас имеется предрасположение к преступлениям, — заметил добродушно прокурор. — Но прошу вас, милейший Ридер, продолжайте.
— Так как я во всем готов видеть преступление, то мне сразу бросилось в глаза, как просто, в конце концов, было создать иллюзию, что дама прибыла не пароход. И я пришел к выводу, что если в данном случае налицо убийство, то оно было совершено в немногих милях от дома. Потом штукатур рассказал мне, что сэр Джеме изволил взять у него несколько уроков штукатурного ремесла. Слесарь сообщил мне, что железные ворота были повреждены автомобилем сэра Джемса, — впрочем, это обстоятельство я заметил и ранее. Для меня не было никаких сомнений в том, что несчастная женщина была убита в пределах имения и погребена под каменными плитами, но без приказа об обыске я не мог проверить правильность моей теории. Не мог же я частным образом предпринять обыск, потому что в случае неуспеха моей попытки она навлекла бы нарекания на все наше ведомство…
Прокурор задумчиво поигрывал карандашом.
— Так вы, значит, заставили этого беднягу Лью Кола взломать камин. Вы уверили его в том, что там хранится ваше богатство. Я предполагаю, чтэ соответствующие записи вы занесли в вашу книжку, которую намеренно и обронили? Но чего ради им взбрело на ум, что у вас имеется где-то спрятанное состояние?
Ридер печально улыбнулся.
— Ход мышления преступника очень своеобразен, — сказал он, тяжело вздыхая. — В мозгу каждого преступника вы найдете множество иллюзий и мечтаний… К счастью, я обладаю способностью проникать в эти иллюзии и постигать ход их мыслей. Как я вам уже неоднократно докладывал…