— Черт, это новый священник, растудыть его, — громко шипит Джедди.
Суета в гостиной граничит с паникой. Скорость, с которой исчезают с глаз долой колдовские причиндалы, напоминает сцену из фильма Чарли Чаплина. Все происходит почти бесшумно, слышен только шорох ног по ковру. Энджи приходит в голову неплохая мысль, и она шепчется с Линдой. Линда радостно улыбается Донне.
— Донна! Донна! Пересади меня с коляски! — просит Линда.
Энджи и Донна вытаскивают Линду из коляски и пересаживают на диван.
Энджи открывает дверь, и входит отец Бойль. Девочки сразу отмечают, какой он молодой и красивый. Может показаться, что отец Бойль слишком молод для священника, но выйдите в город и посмотрите по сторонам — что тогда сказать об учителях и полицейских?
Единственная из сестер, с которой отец Бойль хоть как-то знаком, — это Венди, да и то он видел ее лишь мельком в школе. Отец Бойль не замечает главного: в инвалидной коляске — Донна, а Линда тихо-мирно сидит на диване. А как же атмосфера заговора, которая окутывает всю гостиную? — на нее он тоже не обращает внимания. Слегка удивляет священника лишь то, что ему так долго не открывали дверь.
Энджи выводит отца Бойля на середину комнаты и говорит:
— Извините, отец, мы как раз были заняты поисками хомячка.
Но это только приводит священника в еще большее недоумение. К тому же его воображение поражает Донна, а Джедди завладевает каждым дюймом его тела.
— Мы искали хомячка, отец. Он убежал.
— Поэтому мы так долго не отвечали на ваш стук в дверь, — поясняет Джедди, глядя отцу Бойлю прямо в глаза в надежде, что заразит его своей похотью.
Но отец Бойль не реагирует. Он же священник как-никак. Тогда Джедди энергичным движением перемещает свою задницу поближе к краю дивана. Еще немного — и диван бы треснул.
— Присаживайтесь сюда, отец, — приглашает Джедди, усмехается Девочкам и откидывает назад волосы.
Отец Бойль садится. Края их одежды соприкасаются, и словно электрический разряд проскакивает между ними.
Венди наклоняется к Энджи и шепотом передразнивает Джедди:
— Присаживайтесь сюда, отец. Поближе к моим сиськам.
Энджи фыркает в кулак, а отец Бойль осматривается, стараясь найти знакомое лицо. У него самого типичное для священника лицо из розовой пластмассы. Как только он поворачивает голову в сторону, Джедди расстегивает пуговицу на блузке, а потом еще одну, так что становится виден лифчик. Матушка хмурится и делает Джедди знаки, чтобы та застегнулась. Бойль краем глаза замечает движение матушки, и ей, после некоторого промедления, приходится притвориться, что у нее зачесался локоть. Джедди не обращает на матушку никакого внимания и устанавливает свою грудь в правильную позицию. Матушка жестами показывает Кэролайн, что отцу Бойлю надо подать чаю. Кэролайн встает с места и направляется в кухню.
— Чаю, святой отец?
— О да, самую капельку, — отвечает Бойль и еще раз оглядывает присутствующих.
Его окружают улыбающиеся лица. Когда в поле зрения попадает Джедди, взгляд священника невольно ползет вниз. Затем следует резкий поворот на девяносто градусов.
— Ну, так как вы все живете-поживаете?
— Замечательно, — говорит Донна.
— Волшебно, — произносит Энджи.
— Лучше не бывает, отец, — заверяет Венди.
— Прямо-таки в розовом свете, отец, — констатирует Джедди.
У Бойля возникает ассоциация, которую он относит на счет своего грязного воображения.
Лифчик у Джедди розовый, уж это-то он заметил. Да, и еще слева на бюстгальтере видны оборки. Оборочки. Господи, Боже мой… Бойль старается взять себя в руки. Это не так легко, ведь зад Джедди касается его тела. Бойль сосредотачивается на окружающей обстановке. Джедди концентрируется и так и обволакивает его своей сексуальностью. Входит Кэролайн с тарелкой, полной печенья. К счастью, печенье вовремя попадается на глаза матушке.
Бойль уже готов начать с Девочками богоугодную беседу.
— Ну как можно предлагать священнику «Излишество»? Ты рекламу видела? — возмущается матушка, встает с места и выпроваживает Кэролайн обратно в кухню. — Может, у тебя «Вэгон Вилс» есть?
Обрывки разговора долетают из кухни до Бойля.
— Не беспокойтесь насчет печенья, — громко говорит он.
— Но чай-то вы будете, отец? — интересуется Кэролайн.
Матушка в панике подзывает Венди и шепчет:
— Беги и купи пару упаковок «Мистера Киплинга». Вот тебе два фунта.
Венди пытается незаметно прошмыгнуть к выходу, но Бойль замечает ее маневр.
— Я на секундочку отлучусь, отец. — И Венди исчезает за дверью. Быстрее, быстрее, знаками показывает ей матушка.
Бойль замечает, что Кэролайн какая-то расстроенная. Какая-то не такая энергичная, как остальные сестры. Для священника нет ничего более привлекательного, чем человек в беде. Вот прекрасный случай показать себя и произвести должное впечатление.
— А как ваше житье-бытье, простите…
— Кэролайн, святой отец, — приходит на помощь матушка.
— Кэролайн, да? Какое красивое имя. Как вы, Кэролайн?
Бойль берет Кэролайн за руку. Но ожидаемой реакции не получается. Кэролайн ни с того ни с сего заходится рыданиями.
Бойль ошеломлен. Просто ошеломлен.
— Она прямо вся в разладе, — сообщает матушка.
Бойль поднимается с места и обнимает Кэролайн за плечи. На лице у Джедди оторопь.
— Ну же, ну, — успокаивает священник.
Джедди в размышлениях. Ничего не «ну, ну».
«Давай, давай!» — вот это было бы правильно. Тем более толку от сочувствия ноль — Кэролайн только громче рыдает. Священнику нужны объяснения, и матушка тут как тут.
— Ее бросил муж, святой отец.
— Да что вы? — говорит Бойль и еще крепче прижимает к себе Кэролайн. Глаза у Джедди сужаются.
— Ушел к молоденькой девчонке, — предоставляет дальнейшие разъяснения матушка.
— Девятнадцать лет, пупок проколот, — добавляет Старая Мэри.
— Пупок проколот, вы говорите? — переспрашивает Бойль голосом детектива, а не священника. Лоб у него наморщен.
Все Девочки кивают, подтверждая: «Да, пупок точно проколот». Брови у них подняты, а губы сжаты.
Кэролайн просто захлебывается слезами.
— Ну же, ну, — повторяет Бойль.
Кэролайн высвобождается из объятий святого отца и направляется в туалет. Перед ней все расступаются, точно перед вдовой на панихиде. Как только Кэролайн скрывается, отец Бойль задает вопрос:
— Эта девушка, она из нашего прихода?
— Стейси Грейси, отец, — говорит матушка.
— А! Эта юница. Меня предупреждали насчет нее.
— То есть как? — интересуется матушка.
Сестрам тоже любопытно. Вообще разговор становится все интереснее и интереснее.
— Еще до моего прибытия в приход. Мой предшественник, отец… отец…
— Куни, — подсказывает Старая Мэри.
— Да, да. Ларри. Отец Ларри Куни.
— Известная в наших краях поблядушка, эта самая Стейси Грейси, — объясняет Старая Мэри.
Бойль, мягко говоря, неприятно поражен. Впрочем, не в последний раз за этот вечер.
— Прошу прощения за мой французский, отец, — извиняется Старая Мэри.
— Эту курву в городе кличут «Братская Могила», отец, — сообщает Джедди.
Бойль смущен. Ему хочется чем-то занять свои руки. Они такие же люди, как и все мы, священники-то, и, попав в затруднительное положение, тоже вертят в руках какой-нибудь предмет. Вы когда-нибудь видели священника на алтаре с пустыми руками? Он обязательно что-нибудь тискает: Библию, потир, облатку, кадило, четки. И так до бесконечности.
Взгляд Бойля зацепляется за пламя в камине. Вот и возможность повернуть разговор и выйти из неприятной ситуации.
— Красиво горит, — произносит священник.
Тут в глаза ему бросается куча барахла у камина. Отец Бойль нагибается и поднимает с пола какую-то вещь. Теперь есть что повертеть в руках. Здесь, у пылающего камина, он чувствует себя сильнее и выше любого мирянина, как тому и быть надлежит.
— Что это? — спрашивает отец Бойль и тут же осознает, что в руках у него пара трусов. И не каких-нибудь там поганеньких черных трусов, нет. Шелковых трусов. И не каких-нибудь там поганеньких шелковых черных трусов, нет. Изрезанных черных шелковых трусов.
Отец Бойль роняет их на пол и выпрямляется во весь свой праведный рост. Девочки потихоньку смеются над ним, и он это знает. И они знают, что он это знает. И он знает, что они знают, что он это знает.
Старая Мэри разрушает злые чары.
— Похоже, у Матчи в кабаке драка.
Ее слова повергают отца Бойля в глубочайшую растерянность. Вроде он уже и не юный священник, а черт-те кто, мудозвон какой-то, замерший над кучей изрезанного мужского белья, которое когда-то принадлежало человеку, сбежавшему с девятнадцатилетней девчонкой с проколотым пупком. Подумать только, несколько минут назад он стучал в дверь, исполненный достоинства и значительности. Похоже, ему не скоро удастся вернуть утерянную солидность. Да и вообще неясно, что предпринять.
На помощь ему приходит матушка:
— Отец, она слушает полицейскую волну.
— О! — только и говорит Бойль.
— Это у нее хобби такое, — поясняет Энджи.
Все погружаются в молчание и молчат довольно долго, пока сквозь шипение и треск полицейской волны из туалета не доносятся звуки рыданий. Это Кэролайн. Бойлю все еще не по себе, и никто не подскажет ему, как выйти из неловкого положения. А если дела обстоят неважно, сами они не улучшатся. Вот насчет ухудшиться — это да. Это за милую душу.
Тут Старая Мэри замечает, что на пол лоджии села ворона и клюет кусок хлеба.
— Кы-ы-ы-ш-ш-ш!!! — кричит Старая Мэри.
Все испуганно подпрыгивают. Из туалета выскакивает Кэролайн. Бойль приходит в себя на полпути к входной двери, — оказывается, он так перепугался, что бросился бежать. Не успевает он более или менее опомниться, как Джедди вцепляется в него руками и ногами. Под ее весом Бойль чуть не падает на пол.
— Спаси нас, отец, — взывает Джедди. — Спаси нас.
— Оставь меня в покое, — следует ответ.
— Господи, благослови и спаси нас, — дурным голосом возглашает Старая Мэри и крестится.
Все озираются, не в силах понять, что так перепугало Старую Мэри. Энджи украдкой бросает взгляд на морозилку: не вывалилась ли на пол голова Стейси Грейси.
— Что такое? Что случилось? — в панике спрашивает Кэролайн, не сомневаясь, что это Бобби объявился опять.
— Оставь меня в покое! — втолковывает Бойль Джедди.
Старая Мэри рассказывает всем, что случилось:
— Большая черная ворона-красавица — бац! — и села на эту вашу адажию.
— Лоджию, бабушка, — поправляет Старую Мэри Линда.
Все успокаиваются. «Это была ворона, большая черная ворона», — бежит шепоток по гостиной. Все знают, какая Старая Мэри суеверная, и добавить к этому нечего.
Бойль безуспешно пытается стряхнуть с себя Джедди.
— Джеральдина! Немедленно отойди от святого отца! — грозно говорит матушка.
Джедди неохотно расцепляет объятия. У Бойля оскорбленный вид, но про себя он не может не признать, что ему было приятно. То, чего он по жизни лишен, неплохая вещь. Ну хорошо, лишен — неточно сказано, ведь если у тебя чего-то никогда и не было, лишить тебя этого невозможно. Однако в твоем теле живет тоска по непознанному. Бойль пытается отвлечься, но перед глазами у него задранная юбка Джедди, точнее, то, что под юбкой. Блузка у Джедди вся расстегнулась и распахнулась, словно за ней гналось по лесу чудовище. Настоящее чудовище. А Джедди кричала. А луна светила. А волк выл. Выл и выл.
— Извините, — говорит Джедди и испытующе смотрит священнику в лицо: как там насчет автоматических реакций? Джедди знает: лицо — это кинематограф души. А в душе у святого отца сейчас глубокий эротический триллер. А кто режиссер? Джедди. Понемногу все начинают приходить в себя, дыхание нормализуется. И если дыхание у Бойля по-прежнему учащенное, то причиной тому вовсе не испуг.
— Эта ворона — дурной знак, — говорит Старая Мэри.
— Ничего она не значит, — возражает Линда.
— Дурной знак, — повторяет Старая Мэри.
— Может, нам теперь уже нельзя… — начинает было Кэролайн, но Линда вовремя ее останавливает.
Перед глазами у Старой Мэри так и стоит ворона, севшая на лоджию.
— Это, наверное, сам дьявол, — тихонько шепчет она.
— Неужели вы такая суеверная, миссис Даффи? Такая хорошая католичка, как вы, и туда же? — упрекает Бойль. Его голос вновь обрел утерянную было значительность.
— Я суеверная.
— Отбросьте все это.
— За всем этим кроется значительно больше, чем зрит око, отец.
— Это грех, — произносит священник.
— Ну и ладно, — отрезает Старая Мэри и садится, тем самым показывая, что тема исчерпана и обсуждать больше нечего.
Повисает пауза.
Девочки смотрят на Бойля.
— Сам дьявол! Надо же! — вот и все, что может сказать тот в ответ.
Зря он это говорит. Старая Мэри сразу же видит брешь в обороне и бросается в атаку.
— Вы знаете, святой отец, мне это кажется странным. Священник — и не верит в дьявола. — Она потирает руки и, довольная, откидывается назад.
— Я этого не говорил, — защищается Бойль, прекрасно понимая, что, если Сатаны нет, для теологии могут наступить очень неприятные последствия.
— Очень, очень странно, — торжествует Старая Мэри.
Девочки ловят каждое их слово, готовые прийти на помощь. Они очень любят, когда Старая Мэри объявляет войну могучим силам.
— Я не говорил, что не верю в дьявола. — Отец Бойль явно пытается затянуть время и обдумать следующие ходы в споре. Что она скажет, что он скажет и так далее.
— Очень, очень странно, — повторяет Старая Мэри.
Девочки видят, что она не хочет углубляться в лабиринт библейских цитат и католических догм, а просто еще и еще раз провозглашает свою позицию, тем самым заставляя Бойля злиться и все с большим жаром отрицать обвинение. В конце концов он выйдет из себя и проиграет спор.
— Я этого не говорил.
— Я сама слышала, — настаивает Старая Мэри, — вот и все, что я могу сказать. Я сама все слышала.
— Я не признаю суеверия, — объявляет Бойль.
— Угу, угу.
— Я не верю, что дьявол может явиться в обличье вороны и в тому подобные штучки. — Голос священника дрожит, но вид у него надутый.
Энджи пополняет ряды атакующих:
— Похоже, отец, весь католицизм — просто суеверие.
— Дорогая, вы невнимательны в церкви, — резко говорит Бойль.
Но Энджи настоящая бабушкина внучка. У нее уже готов ответ, да еще пара реплик в запасе на всякий случай.
— Что? Вы имеете в виду пластмассовые фигуры Богоматери и всякий прочий вздор в этом духе? — парирует она. — Богоматерь из пластмассы?
Бойль не обращает на нее никакого внимания. На лице у него написано: «я проиграл». Чтобы спасти его, в спор вступает матушка. Надо же сохранять приличия. А то не семья, а нехристи какие-то.
— Энджела! То Джедди вешается святому отцу на шею, то ты говоришь такие ужасные вещи. Куда катится моя семья?
— Ничего, ничего, миссис Райли. Они еще молоды. — Бойль обеими руками хватается за возможность выйти сухим из воды.
— Не подумайте плохого о моем семействе, отец. Мы были в таких хороших отношениях с вашим предшественником, — продолжает матушка.
— С отцом Ларри, — вворачивает Джедди.
— Мы уж столько жертвовали церкви, столько жертвовали, — отмечает Старая Мэри.
Джедди перемещается поближе к Бойлю и сообщает ему, что отец Куни был очень милый, но он и в подметки не годится отцу Бойлю. Просто в подметки не годится.
Бойль делает большой шаг в сторону.
— Насчет суеверий это просто дурацкое недоразумение, — говорит он отчаянно легким тоном.
Брешь в обороне открывается опять, и в нее немедленно проникает Старая Мэри.
— А вы-то сами не суеверный, отец? — спрашивает она.
— Ни в малейшей степени, — отвечает Бойль, изо всех сил пытаясь угадать, куда это его может завести. Куда клонит эта пожилая женщина?
А она говорит ему, что он, наверное, очень суеверный. Как же без суеверий? Особенно в таком месте, где он живет. Бойль фыркает и вопрошает, откуда в нем взяться суевериям.
— Вы ведь живете в таком месте, — повторяет Старая Мэри.
— В каком таком месте? — спрашивает святой отец.
— Прямо у церковных ступеней. Там-то его и видели, — зловеще произносит Старая Мэри.
— Кого?
— Сторожа, — говорит Энджи, и взрыв смеха сопровождает ее слова.
— Того, чье имя нельзя называть, — сообщает Старая Мэри.
Разумеется, Бойль никогда не поверит, что тот, чье имя нельзя называть, зачем-то шляется по ступенькам церкви Св. Августина и вокруг. Однако Старая Мэри не хочет менять тему.
— Это я вам говорю! — восклицает она. В ее словах вкрадчивая убедительность.
Старая Мэри оглядывается по сторонам. Все кивают в знак согласия с таким видом, будто сами лично встречались с дьяволом, и в руках у него были вилы и лопата, а за спиной, словно маятник у обезумевших часов, раскачивался длинный остроконечный хвост. Бойль уже сыт всем этим по горло.
— Рассказать вам о нем, отец? — спрашивает Старая Мэри.
— Наверное, сейчас не время. Тем более мне уже пора, — говорит Бойль.
Он знает, что очень уж сопротивляться ни к чему, но надо же побороться за свой авторитет. Только не увлекаться, а то получится так, словно он еще раз подтверждает свое неверие в дьявола.
Старая Мэри принимается его убеждать.
— Это интересно, отец, уж я вам обещаю.
— У меня тут поминки через дорогу.
У него поминки. Он направляется прямо туда. Он все-таки новый священник. Они вполне могут отпустить его на поминки, не пытаясь больше подрывать его авторитет. Но уверенности в этом у Бойля нет. Совсем никакой уверенности.
Старая Мэри видит, что Бойль в раздумьях, и предлагает ему компромисс:
— Я вот что вам скажу, святой отец. Если вам станет неинтересно, вы в любой момент можете встать и уйти. Ну как?
Бойль колеблется.
— Еще чашечку чая святому отцу, — распоряжается матушка.
Энджи мчится за чаем. Бойль понимает, что его загнали в угол. Из ловушки не вырвешься. Нужно выждать. Нужно послушать их рассказ.
— Только дайте мне минутку. — И Бойль вытаскивает мобильный телефон.
— Две ложки сахару в чай святому отцу, — кричит матушка.
Бойль набирает номер и говорит:
— Алло, это Ханна? Я буду минут через десять, — хорошо?
— Бзбзбзбзбз…
— Начинайте без меня, а я подойду на тридцатой молитве, — ладно?
— Бзбзбзбзбз…
— Вот и чудненько. До встречи.
Конец связи. Энджи сует чашку чая и тарелку с печеньем прямо Бойлю в лицо. Священник отламывает маленький кусочек печенья, потом еще и еще. Надо же на что-то опираться. На что-то материальное.
— М-м, как вкусно. Что это за печенье?
— Это «Излишество», отец, — говорит Джедди.
— Как?
— Их рекламируют по телевизору: скушай печенюшку — и мужчина твоей мечты…
— Джедди! — прерывает ее матушка. Почти прерывает.
— Заберется к тебе в окно и поцелует в кончик носа!
Матушка с облегчением выдыхает. Дверь открывается, и входит Венди, вся красная и взволнованная.
— У них нет «Мистера Киплинга».
— Тсс! — шипит Линда.
— В чем дело? — одними губами спрашивает Венди.
Линда шепчет ей, что сейчас они расскажут священнику историю про дьявола на ступенях церкви, и Венди расцветает. Отличная история, да еще и священник в качестве слушателя. На секундочку ей делается жалко Бойля. Восемь баб поймали беднягу в ловушку и пытают россказнями. Да не какими-нибудь там побасенками, а правдивой историей про дьявола на ступенях церкви. Венди поворачивает выключатель, и в гостиной воцаряется полумрак — горит только одна лампа, пылает огонь в гигантском камине, заливая всю комнату отсветами, да черное небо смотрит в окно. Немного подождав, пока настанет подходящий момент, Старая Мэри начинает — неторопливо и легко.