Шесть дней в лесах

VIII. Испытание

"Теперь к лосиному следу! Кто первый найдет — тот свободен; а второму — обед варить..." Ребята отыскали вчерашнюю дорогу и пускались на хитрости, забегая один вперед другого. В это время большой сорокопут привлек их внимание. Пришлось вынуть бинокль и записные книжки. Птица сидела открыто на вершине тонкой березки. Белая грудка четко рисовалась на фоне неба, которое медленно заволакивали рыхлые тучи. "Гришка! Что за безобразие!" — деланно возмутился Севка и негодующе покачал головой: перелистывая Гришин альбомчик, он обнаружил на предпоследних страницах два рисунка токующих тетеревов и начатый набросок лисицы. "Изрисовывает целые альбомы да еще не показывает. Я тебя больше брать не буду".— "Э, брат, не очень нужно! Я и один сюда доберусь!" — задорно отвечал младший. У него была хорошая зрительная память; нередко он делал точные наброски животных спуст несколько часов после наблюдений. Сорокопут сидел неподвижно, нахохлился и как будто вяло посматривал по сторонам. Севке уже несколько раз случалось наблюдать этих птиц во время пролета, и он знал, что апатичность маленького хищника - только кажущаяся. Стоит ящерице или мыши появиться хотя бы в двадцати шагах от него, и зоркий глаз уже заметит жертву. Как ни помогает ей скрыться защитная, маскирующая окраска, сходная с цветом сухого листа, несчастная через мгновенье будет биться в жестоком клюве. Он наколет ее на острый сучок, чтобы растерзать по кусочкам или оставить про запас. Эти - то запасы - лягушата, полевки и землеройки, реже птички, наколотые на сучки, заткнутые в развилки ветвей, загнанные в расщепы обломанных вершин, нередко обезглавленные, так как мозг жертвы - лакомство для сорокопута, - были известны Грише гораздо лучше, чем птица, обладавша такой своеобразной привычкой. Он мог бы похвастаться многими зарисовками таких жертв, ему тем более интересно было познакомиться с сорокопутом в обстановке его оседлой жизни.

Землеройка — запас сорокопута

Ребята перестарались — подкрались слишком близко; испуганный сорокопут слетел. Нырнул с вершинки вниз почти до земли и полетел на небольшой высоте характерным волнистым полетом. На лету стала хорошо заметна пестрота наряда сорокопута: сочетание белого, черного и серого цветов. У ближайшей группы деревьев птица круто поднялась от верхушек сухих травинок, которых почти касалась на лету, до макушки березы, где и уселась, нахохлившись как всегда. Солнце глянуло из - за туч, когда друзья подобрались к сорокопуту вторично. Они услышали, что он поет, вполголоса, как будто только для себя самого, не считаясь с присутствием слушателей. Голос этой птицы оказался очень чистым и приятным, но песня отличалась теми же качествами, что и у скворца. Все лучшее в ней было заимствованным. Друзья без труда различили грустные крики нескольких видов куличков, дальше шла какая - то путаница из голосов неизвестных птиц, в которую вплетались блеяние ягненка и скрип ведер, качающихся на коромысле. Сорокопут был зарисован. Он перелетел к следующей группе деревьев, совершая обычный путь по своим охотничьим владениям.

Обезглавленная полевка — запас сорокопута

Ребята продолжали поиски лосиного следа и долго бродили, прежде чем нашли отпечатки копыт, достаточно отчетливые, типичные, достойные быть увековеченными в альбомах. Судя по следам, лось на бегу пересек тропинку, направляясь через молодой сосняк, и только километрах в двух отсюда шаги зверя укоротились, следы стали давать мелкие извивы, делать повороты: он начал подходить к осинкам — кормиться. Многие мелкие ветви осин были обломаны и съедены полностью. Гриша вскоре заметил, что кругом, на большом расстоянии, нельзя найти ни одной осины с неповрежденными ветками на высоте от одного до двух с лишком метров. Молодые ивы и рябинки тоже были сильно повреждены.

Полет большого сорокопута

Песня большого сорокопута

Многие стволики и ветви имели потемневшие, засохшие изломы, сделанные в предшествующие годы. Этот глухой уголок был, видимо, излюбленным местом зимних лосиных стоянок. Несколько дальше ребята заметили ярко - белую полосу на стволе деревца — здесь лось ободрал и обглодал сочную осиновую кору от земли до той высоты, куда даже Севка не доставал рукой — "богатырь лесов" был немалого роста.

Следы привели мальчиков к большой падине с болотцами, группами камыша и густыми зарослями молодого чернолесья. Здесь нашли место, где лось лежал, отдыхая. Туловище зверя, его согнутые колени оставили вдавленный отпечаток на мягких мхах и опавших листьях. Тут же была большая куча лосиного помета — целые десятки продолговатых "орешков", похожих на большие бурые желуди. "Кормится ветками и корой, как заяц - беляк; выбирает горьковатые деревья. Отдыхать ложится не на чистом месте, а в зарослях". Так подытожили свои наблюдения юные натуралисты и продолжали идти вдоль падины, затаив надежду повстречаться с виновником их последних скитаний. Но леса умеют скрывать своих питомцев, и друзья расположились обедать, так и не увидев "богатыря лесов". Обоим было жаль ощипывать наряд красивого тетерева - они решили пока удовлетвориться жидкой кашицей с горсточкой сухарей и чашкой горячей воды, сильно пахнувшей болотом.

Рябинка, сломанная лосем при объедании ветвей зимой. Летом лось ощипывает листья, не откусывая ветвей и не лома стволиков

Погода, хмурившаяся с полдня, резко изменилась к худшему. Мелкий дождь изредка брызгал из низких облаков, когда каша еще не начинала кипеть, а по окончании обеда дождь серой завесой окутал окрестные леса. Непрерывно шуршал по старым листьям и хвое, монотонным шумом напоминая об осенних ненастьях. Уныние прокралось в сердца ребят. День померк, над густыми испарениями, спеленавшими землю, опускались угрюмые, преждевременные сумерки. Лес потемнел, замолк и насупился... Капли воды четками повисли на каждой ветви, пение птиц прекратилось; они попрятались так, словно их не было. Друзья забились под большую густую ель и с подветренной стороны прижались к ее смолистому стволу, совсем так, как делал их сосед — зяблик, измокший, нахохлившийся, старавшийся скрыться под толстым сучком. Почти час просидели они здесь — непогода не прекращалась и, скрепя сердце, мальчики двинулись к Настану долу. Дождь на вечерней заре не всегда предвещает непогоду на утренней, слабая надежда на глухариный ток еще не была потеряна.

Кому приходилось видеть, как теплый весенний дождь сгоняет остатки снега, "съедая" его на глазах у наблюдателя, тот не удивится, что друзья во многих местах не нашли ни малейших признаков своих следов, проложенных утром. Это незначительное обстоятельство сильно смутило обоих. Восстановить свой путь по компасу они не имели возможности, так как шли тогда по воле извилистой лосиной тропы. Много сил и стараний потратили ребята на разыскивание дороги. Они кружились туда и сюда, находили свой след, теряли его, снова находили. То возвращались, то бросались вперед, давали круги и вправо и влево — все понапрасну! Густа темнота, сменившая сумерки, застигла их растерянными, беспомощными, потерявшими надежду куда - либо выбраться, среди совсем незнакомых мест в непроходимой чаще молодняка, которая не могла укрыть от дождя, с каждой минутой становившегося все более частым, крупным и злым. Куртки намокли и отяжелели. Повешенные вниз стволами ружья цеплялись и бились о деревья. В беспросветной мокрой мгле ночи мальчики, стиснув зубы, лезли по каким - то трущобам, брели по лужам, проваливались в ямы. Скользкие ветви, прегражда дорогу, больно хлестали в лицо злополучным путникам, то и дело налетавшим на деревья, падавшим, поднимавшимся и упорно продолжавшим врезаться в зловещую, темную глубину неведомого леса.

Ветер гудел, шатая вершины одиноких сосен, свистел в щелях ветвей, и жестокий дождь, словно мстя за что - то, лил и лил беспрерывно.

Жители города мало привычны к подобным невзгодам. Ребята не имели ни настоящей охотничьей закалки, ни достаточного опыта. Оба начинали терять присутствие духа. Гриша почти плакал. Севка временами переставал соображать от бессильной злобы на неудачу.

Куртки промокли, холодная вода, добравшись до тела, струйками стекала по плечам и спине; мальчики озябли и дрожали, стуча зубами. Гриша измучился настолько, что все казалось ему страшным сном. Потом впечатления потеряли свою остроту. Как в дремоте, он брел, безучастно следя за смутными силуэтами деревьев, машинально шагал, падал и поднимался, почти не слушая Севки. А тот твердил, что нужно добраться до крупного леса, развести костер во что бы то ни стало. Но когда мелколесье окончилось, они увидели, что пришли на большую пустынную гарь, где бешеный ветер ревел без удержу и дождь хлестал прямо в лицо. Жестокая насмешка! Хуже этого ничего нельзя было придумать. Друзья в нерешительности остановились. Возвращаться назад не имело смысла — они двинулись навстречу ветру без всякой надежды хоть чем - нибудь облегчить свое положение. И вдруг... о радость! Гриша попал ногой в колею дороги, проходившей в нескольких саженях от опушки. Но куда идти: направо или налево? "Пойдем направо — не все ли равно!" И снова две тени, одна за другой, побрели под проливным дождем, спотыкаясь о кочки, нащупывая дорогу ногами или иззябшими руками, отыскива ее колеи среди холодных луж, полуистлевшего хвороста и травы.

Перья молодых тетеревов

Казалось, целую вечность прошли они, прежде чем облик местности изменился: дорога привела их в давно сгоревший бор, дальше шли поляны, чернели столбы, гудел высокий лес, а перед лесом мутным пятном маячила какая - то приземистая постройка. "Смотри - ка, должно быть землянка углежогов!" — не веря глазам, произнес Севка, направляясь к таинственному жилью. Постройка оказалась низенькой, с разбитой дверью и сильнейшим запахом дыма. Мальчики ввалились в сенцы. Гриша взвел курки ружья, а Севка чиркнул спичкой и осветил эту "избушку на курьих ножках". Торжество ребят не имело границ, а дымный аромат сразу нашел объяснение, когда постройка оказалась баней с сильно покосившимися гнилыми стенами. Крыша протекала в нескольких местах, печь - каменка развалилась. Примятая охапка сена лежала на полке, где русские люди имеют обыкновение париться. "Ого! Да тут, брат, и постель уже готова!" — воскликнул повеселевший вожак. "Уж не баба ли яга нежилась на этом прекрасном ложе? — добавил он, зажигая бересту, предусмотрительно собранную еще днем. — Гришка, ты, наверное, не прочь зарисовать следы ее ножек?" Они уже начинали шутить. Ночные блуждани остались позади и казались теперь забавным приключением, хотя оба еще тряслись от холода. Среди сена, разбросанного по полу, они нашли несколько окурков и в темном углу — перья тетеревов с мягкими бородками, не вполне вышедшими из чехликов. Севка многозначительно промычал при виде этих красноречивых следов и, заметив несколько рыжих волнистых волос в расщепленном торце бревна, восстановил всю картину. Не они первые нашли приют в этой бане; прошлым летом, после сенокоса, точнее, в начале августа, когда линяют молодые тетерева, здесь останавливался охотник с большой желто - рыжей собакой и одноствольным ружьем. Следы ружья были на закопченой стене. "А баба - яга еще не нашла сюда дороги..."

Развести костер на почерневших камнях печки было делом одной минуты. Добывание топлива осложнялось тем, что приходилось вылезать под дождь и в темноте собирать валявшиеся на поляне обломки. Утром выяснилось, что они остановились на пепелище хуторка, когда - то захваченного сильным лесным пожаром, пощадившим одну только старую баню.

Едкий дым начинал наполнять тесное помещение. Сизыми слоистыми волнами он плавал сначала под крышей, заставив друзей согнуться, затем опустился до уровня полка, вынудив мальчиков ползать на четвереньках, и, наконец, достиг пола. Он щипал и разъедал несчастным глаза, забирался в легкие, заставляя кашлять, чихать, обливаться слезами, смеяться, снова плакать и ругаться. Наконец друзья не выдержали и выскочили под дождь. Только заткнув сеном все дыры, щели и оконце, мальчики добились того, что дым поредел и прямо от костра потянулся через двери на волю. В бане потеплело, друзья протерли ружья, скинули куртки, сушились, обогревались и начинали дремать. Гриша, забравшись на сено, вскоре заснул. Севка, еще не вполне просохший, сидел у огня, грелся и клевал носом. За стеной бушевала непогода, лес скрипел и стонал при каждом порыве ветра, торопливый дождь хлестал так, словно наступили дни потопа...