Шхуна «Колумб»

1. ТРУП В БУХТЕ

В потоке утреннего света гасли последние звёзды. Из-за морского горизонта вынырнул алый край солнца, его лучи побежали по воде и заиграли самоцветами в росистой траве на острове. Начиналось утро жаркого августовского дня.

Остров и выселок просыпались. Вылетали птицы на поиски добычи, струился синий дым над трубой крайнего рыбачьего домика, начиналось движение во дворах, и слышалось бряцанье вёдер возле колодца.

На берег накатывал прибой, далеко выбрасывая пенные языки волн, слизывал всё, что попадалось ему на пути, и откатывался назад, обнажая гладенький ровный пляж. Вода отбегала от острова, сталкивалась с новой волной, поднималась вверх и снова с шумом бросалась на берег, чтобы на миг остановиться и с шипением отступать для нового стремительного броска. В этом бурлящем водовороте у самого берега болтался какой-то тёмный предмет. Волны то поднимали его вверх, заливая, то подкатывали к берегу, чтобы с первым же обратным движением отбросить назад. Однако движение вперёд преобладало, и тёмный предмет подплывал ближе и ближе, временами уже касаясь каменистого побережья. Размеренно накатывались одна за другой волны прибоя, швыряя мелкие камешки и обтачивая их.

В это время на берег пришёл мальчик, держащий в руках смотанный шпагат с нанизанными на нём крючками.

Мальчик был смуглый, босоногий, в длинных чёрных трусах и синей майке; из-под соломенной шляпы торчал белобрысый чуб. Идя по берегу, мальчик поглядывал на восток и пел:

А навстречу ему камбала — Один глаз и колючий хвост. Альбатрос, альбатрос, альбатрос!

Это был восьмилетний Гришка Завирюха, сын смотрителя маяка на Лебедином острове. Летом Гришка жил не дома, а у сестры Марии в рыбачьем выселке Соколином. Сегодня он встал очень рано, чтобы пойти на берег и наловить бычков. Он знал одно место, где по утрам хорошо ловились на крючок крупные бычки. Гриша считал себя настоящим рыбаком и сердился, что взрослые никогда не брали его с собой в море. Больше всего претензий у него было к старшему брату Марку. Шхуна часто приходила в бухту Лебединого острова, и Гришка не раз просил Марка, чтобы он поговорил со шкипером и взял его в море. Марк всегда отвечал одно и то же: «Подожди». Гришка сердился, но брат каждый раз привозил ему подарки: с моря какую-то чудную рыбу, а из порта заводной автомобиль, пистолет, всевозможные лодочки, и, получив очередной подарок, мальчик утихомиривался. Вот и сейчас, идя рыбачить, он думал о том, что ему привезёт Марк. «Колумб» ждали в бухте дня через два.

Гришка подошёл к камню и начал разматывать шпагат. Но, прежде чем успел забросить крючки, он заметил, что волна прибила что-то к берегу шагов за сотню от него.

Мальчик не мог рассмотреть, что это такое, но вспомнил, что весной волна выбросила из моря мёртвого дельфина, и какую сенсацию это произвело среди его товарищей-одногодков. Может быть, это тоже дельфин? Но, подойдя совсем близко, он увидел, что это человек.

Утопленник лежал лицом вниз. Ноги и почти весь правый бок были в воде. Иногда волна накрывала его целиком и, откатываясь, шевелила. Тогда казалось, будто человек шевелится. С каждым сильным ударом его подбрасывало выше. Спина утопленника казалась мальчику знакомой, но он не мог сказать, кто это такой. У него промелькнула мысль, что, может быть, погиб «Колумб» и это лежит кто-то из его команды.

Минуты две стоял Гришка над утопленником и внимательно присматривался, пытаясь узнать. Но, так и не узнав, развернулся и стремглав побежал к выселку. Он спешил принести в рыбачьи дома страшную новость.

За полчаса почти все жители Соколиного выселка сбежались на берег. Рыбаки, их жёны и дети обступили труп. Тимош Бойчук перевернул его, и все увидели изуродованное ударами о камни и песок лицо. Одежда была разорвана. Однако Тимош, присмотревшись к мертвецу, узнал его.

— Это наш новый рыбный инспектор, — сказал он.

Теперь большинство присутствующих узнали утопленника. Это, действительно, был новый рыбный инспектор, приехавший в Соколиный выселок только дней десять тому назад, назначенный на место Ковальчука. Вчера вечером он поплыл на каике, чтобы зажечь огонёк на плавучем бакене при выходе из бухты. До бакена он, как видно, добрался, потому что огонёк там мигал всю ночь и, наверное, до сих пор не погас. Вернулся ли инспектор, никто не обратил внимания, а теперь всем стало ясно, что его каик перевернулся, а он, наверное, не умея плавать, утонул. Из выселка принесли холстину, положили на неё утопленника, прикрыли куском парусины и отнесли в Красный уголок. Похороны назначили на следующий день.

День прошёл в разных хлопотах. Большинство рыбаков были на шаландах в море и должны были вернуться этой ночью. Бригада Тимоша Бойчука осталась в выселке и в море не вышла. Рыбаки сбивали из досок гроб для инспектора, а несколько девочек вместе с Ясей Найдёнкой, которая жила теперь у Бойчука, пошли по островной лужайке собирать цветы на венок.

В сумерках с запада надвинулись тучи и стали обступать звёздное небо. Нужно было снова зажечь бакен возле входа в бухту, чтобы указать путь шаландам, которых ночью ждали с моря. Тимош Бойчук сел в каик, приветливо махнул рукой Ясе, стоявшей на берегу, и двинулся через бухту, уверенно загребая веслом. Вскоре он исчез в темноте. Девочка постояла ещё немного и пошла домой.

2. ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ

В тот же день за несколько километров от Соколиного выселка, на высоком песчаном холме геологоразведывательная партия профессора Ананьева заложила первую скважину, чтобы исследовать глубину торианитовых россыпей. Несколько дней назад вокруг холма появились белые палатки исследователей земных глубин. Их прислало сюда Главное геологическое управление, которое чрезвычайно серьёзно отнеслось к исследованиям и проектам профессоров Ананьева и Китаева.

Профессор Ананьев тоже перебрался сюда с Соколиного и жил в маленькой палатке на склоне холма. Люда помогла отцу устроиться, создала из его палатки уютную, удобную для работы и отдыха комнату и оставила остров на несколько дней, выбравшись на «Колумбе» в море ловить рыбу. С разрешения Рыбтреста Стах Очерет, шкипер «Колумба», взялся поставлять геологической партии свежую рыбу. Когда шхуна забирала в море улов из шаланд, то, прежде чем идти в порт, она заходила в бухту Лебединого острова и передавала для геологов несколько вёдер самой лучшей рыбы. На этот раз «Колумб» вышел на самостоятельную рыбную ловлю далеко в чистое море. Рыбаки надеялись отыскать косяки скумбрии, уже давно исчезнувшей возле берегов. «Колумб» забрал с Соколиного бригаду рыбаков, потому что небольшая команда шхуны сама не смогла бы справиться с тралом, выданным им для этого случая в Рыбтресте.

Отец отпустил девушку на рыбалку спокойно, потому что хорошо знал команду «Колумба».

В последние дни профессор полностью посвятил себя геологическим делам, почти не появлялся в выселке, так как не хотел даже на несколько часов оставлять без присмотра песчаный холм, теперь называвшийся Торианитовым. Первые исследования дали такие многообещающие результаты, что Андрей Гордеевич решил пробыть на острове ещё какое-то время и отправил письмо в университет с просьбой продлить ему отпуск на несколько месяцев.

Сегодня во время обеденного перерыва состоялась очередная лекция профессора, посвящённая на этот раз монациту, поскольку первые же результаты бурения показали, что под слоем торианитового песка попадаются гнёзда монацита.

Этот минерал добывается в основном в Индии, Бразилии и на Цейлоне. Обычно монацит находят в песках, на отлогих берегах и на дне рек. Это меленькие, но тяжёлые золотисто-жёлтые или тёмно-красноватые камешки. Особенно много их бывает в монацитовых песках на морских побережьях. Из монацита добывают редкие металлы торий и церий и благородный газ гелий. Если песок содержит в себе один-два процента монацита, то его уже считают промышленным. Добывают его приблизительно так же, как золото. Монацитовый песок промывают на вашгердах[4]. Вода вымывает более лёгкий песок, оставляя более тяжёлый монацит. После обогащения руда обрабатывается крепкой серной кислотой, в которой монацит растворяется. Монацит также даёт много гелия. Кроме того, монацит, как и торианит, содержит в своём составе так называемый радиоактивный мезоторий, подобный радию. Радий имеет колоссальное значение в медицине и потому ценится очень высоко. Такое же значение имеет мезоторий. Правда, вряд ли на земном шаре есть хотя бы два килограмма мезотория, поскольку добыча его — дело сложное, а его количество в монаците мизерное. То, что монацит обнаруживают рядом с торианитом, неудивительно — ведь оба материала близки между собой, только торианит сложнее и содержит в себе помимо тория ещё и уран. Есть возможность, что на Лебедином острове обнаружится ещё ряд ценных минералов. Об этом Андрей Гордеевич и рассказывал рабочим, которые трудились на Торианитовом холме. Как только он закончил, к ним подошёл мужчина с кожаной сумкой через плечо. Это был почтальон с Зелёного Камня, который переплыл сюда на каике через пролив и принёс профессору телеграмму. В телеграмме сообщали, что греческий пароход «Антопулос» на два дня придёт в Лузаны, и спрашивали, не считает ли профессор возможным, чтобы «Антопулос» вместо Лузан зашёл в бухту Лебединого острова.

Профессор знал, что на этом пароходе должно прибыть закупленное в Соединённых Штатах Америки оборудование для торианитовых разработок на Лебедином острове. «Антопулос», идущий из Америки, забрал багаж, предназначенный для Лебединого острова. Телеграмма сообщала, что самые тяжёлые части этого оборудования достигали полутора тонн, и если на месте найдётся необходимая рабочая сила и соответствующие плавучие приспособления, то пароход возможно разгрузить быстро.

Андрей Гордеевич, взвесив все обстоятельства, пришёл к выводу, что если помогут рыбаки, то в течение двух дней оборудование можно выгрузить. Это, безусловно, удешевило и ускорило бы разработку залежей.

Посоветовавшись с товарищами, профессор решил вечером пойти в выселок и поговорить с рыбаками. Он был уверен, что Соколиный пойдёт ему навстречу, поскольку добыча на острове торианита стала гордостью местного населения.

Конец дня прошёл в напряжённой работе. Только когда стемнело, Андрей Гордеевич в сопровождении троих рабочих отправился в выселок — шли медленно, потому что за день устали, да и темнота мешала. До Соколиного добрались довольно поздно. В большинстве домов уже погас свет — должно быть, их жители уже легли спать.

Профессор Ананьев, не заходя в свою квартиру, отправился прямо к Тимошу Бойчуку, который был в выселке уполномоченным Зеленокаменского сельсовета. Он хотел сразу же поговорить о своём деле с энергичным рыбаком, пользовавшимся уважением и авторитетом у своих товарищей. У калитки двора Бойчука темнела чья-то невысокая фигура. Присмотревшись, профессор узнал Найдёнку. Она отошла в сторону, пропуская его. Возле дома неподвижно стояла другая фигура. Когда Андрей Гордеевич подошёл ближе, эта фигура бросилась к нему, но остановилась разочарованно, разглядев не того, кого, по всей видимости, ожидала.

— Добрый вечер! — поздоровался профессор.

— Доброго здоровья, — послышалось в ответ, и Ананьев узнал по голосу жену Тимоша.

— Тимош Петрович дома?

— Нет. Ждём, а его нет.

— Где же он?

— Поплыл через бухту зажигать свет на бакене.

Профессор взглянул в сторону бухты и увидел вдали тусклый красноватый огонёк.

— А там уже светится, значит, скоро вернётся.

— Уже давно светится, а его нет… Не случилось бы чего…

— Да что вы? Чего волнуетесь? Погода тихая, Тимош Петрович опытный рыбак.

— Да после сегодняшнего несчастья…

— Какого несчастья?

Узнав, что профессор ничего об этом не слышал, женщина рассказала ему о гибели нового инспектора.

От калитки к ним подошла Найдёнка.

— Тётя, — сказала она, — может быть, сойдём на берег и покричим?

Они подошли к самой воде. Маленький фонарик на столбе на краю берега разгонял около себя темноту, но делал ещё непрогляднее даль. Под этим фонариком тихо плескалась тёмная волна.

Они вслушивались в тишину, надеясь услышать плеск от удара весла по воде или голос, но ничто не нарушало ровного дыхания моря. Вдали всё так же мерцал огонёк на плавучем бакене. Пахло сырым и солёным воздухом морского побережья.

Найдёнка, выпрямившись, набрала в лёгкие воздух и закричала высоким звонким голосом:

— Дядя Тимош! Дя-дя Ти-мо-о-ш!

Её голос прозвенел в темноте и утих. Они ждали ответа, но никто не отзывался. После этого звала жена Тимоша, кричал профессор Ананьев. В конце концов, кричали вместе втроём, потом прислушивались, но ответа не было.

Вскоре из выселка прибежали несколько людей, встревоженных этими криками. Узнав, в чём дело, они присоединили и свои голоса, но и это не дало желаемых результатов. Яся Найдёнка хотела было сесть на каик и поплыть к бакену, но её не пустили. Нашлось ещё двое желающих, но и их от этого отговорили. Сообща решили вместо каика отправить шаланду с пятью-шестью рыбаками. С этим все согласились, и через десять минут шаланда бригады Тимоша Бойчука отплыла. Шестеро гребцов усиленно работали вёслами, и шаланда шла с большой скоростью. С ними поплыла и Найдёнка.

На берегу остались жена Тимоша и его соседи. Они молча ждали. Спустя некоторое время шаланда вернулась, но Тимоша в ней не было. Тогда на двух шаландах и нескольких каиках зажгли фонари, дважды обошли бухту, зовя Тимоша, но безуспешно. Уже перед рассветом, уставшие, все вернулись домой. На берегу остались только женщина и девочка, которые всё-таки надеялись, что близкий им человек вернётся.

Андрей Гордеевич собирался сразу же заснуть, поскольку чувствовал себя очень усталым. Но, несмотря на это, сон не брал его. Тревожные мысли одна за другой сновали в голове, ему казалось, будто с тех пор, как он приехал, начались несчастья на этом острове. Полтора месяца назад здесь произошли волнующие события, многим угрожала смертельная опасность. Правда, убит был только инспектор Ковальчук, который этого вполне заслуживал. Теперь — бессмысленная гибель нового инспектора и странное исчезновение Тимоша Бойчука. Ему хотелось верить, что рыбак найдётся. Хотя, казалось, последние события никакого отношения к профессору Ананьеву не имели, но как-то подсознательно связывались с его пребыванием на острове. Думал он также о загадочном появлении здесь Анча. Он понимал, что Анч был диверсантом, врагом, но никак не мог понять упрямых попыток уничтожить его, Андрея Ананьева. Для него было очевидным только то, что преследование, которому он подвергся, было связано с проблемой гелия. Мысли набегали одна на другую совершенно беспорядочно, и в конце концов, когда начал сереть рассвет, профессор заснул.

3. ПОСЛЕДНЯЯ ДОБЫЧА

Уже взошло солнце, начался новый день, а в бухте всё оставалось по-старому. Никто ничего не знал о судьбе Тимоша Бойчука. Утром усилился низовой ветер[5], в море увеличилась волна, а в бухте прибоем заливало берег. Рыбаки снова вышли на поиски своего бригадира, пересекли бухту в разных направлениях, надеясь найти если не его самого, то хотя бы каик. Шли часы, но никто не приносил утешительного известия. Наконец над причалом возле Соколиного закурился дымок. Это был сигнал лодкам возвращаться. Одна из лодок нашла на западном побережье труп Тимоша Бойчука. Бригадир утонул, но при каких обстоятельствах, и куда делся его каик — неизвестно. Посиневший утопленник лежал на пристани, прикрытый парусиной. На нём была та же самая одежда, в которой вчера его видели товарищи; не было только кепки. Предполагая, что каик по какой-либо причине перевернулся, все удивлялись, почему Тимош, попав в воду, не разделся. Его знали как неплохого пловца, который сумел бы в воде снять одежду и доплыть до берега.

Над Тимошем, ломая руки, голосила жена. Беззвучно рыдала мать. Здесь же на песке сидела и Яся. Девочка сжала зубы, закрыла глаза и, держась руками за голову, в своей неподвижности вся являла собой образ невыразимой скорби. Ей улыбнулась судьба, когда она после тяжёлого детства попала в семью Тимоша Бойчука, где к ней отнеслись так прекрасно и тепло, будто к родной. Семью постигло горе, и Яся чувствовала его. Она хотела подойти к жене Тимоша, обнять её, хотела припасть, как к матери, выразить всю свою ласковость и сочувствие, но стеснялась посторонних, стоявших вокруг. Она чувствовала в эту минуту потребность в крепкой дружеской поддержке, которую могла бы ожидать от Люды, Лёвки и Марка. Но все они были в море на «Колумбе» — и неизвестно, когда вернутся.

Тимоша перенесли в его дом и начали готовиться к похоронам. Решили хоронить обоих утопленников вместе, ближе к вечеру, потому что в море уже заметили шаланды и знали, что вскоре все товарищи вернутся в выселок. Тимоша обмыли и переодели. Женщины, которые занимались этим, обратили внимание на правую руку мёртвого. Он крепко сжал кулак, будто держа в нём что-то. Хотели разжать его, но пальцы будто окаменели. Наконец это удалось сделать одному из рыбаков. Из кулака утопленника выпала пуговица. Рыбак поднял её и, горько улыбаясь, сказал:

— Последняя добыча на морском дне.

Потом стал внимательно рассматривать пуговицу. Присутствующие женщины тоже заинтересовались ею. Возможно, Тимош, когда тонул, хотел раздеться, рванул пуговицу, оторвал её и больше не успел ничего сделать. От чего именно он оторвал пуговицу, никто не проверял — одежду уже унесли. Наверное, от куртки. На пуговице был какой-то незнакомый рисунок. Должно быть, Тимош раздобыл такую пуговицу где-то в городе. Рыбак спрятал её в карман, решив, что она останется у него, как память о Тимоше.

Вскоре в бухту вошли шаланды. Рыбаки вернулись с богатым уловом, но радость их была омрачена печальным известием о гибели двоих людей.

К вечеру собралось охваченное грустью всё население выселка. В полном составе пришла геологоразведочная партия. Рабочие принесли красные флаги с чёрными траурными лентами. Друзья подняли на руки два гроба и под пение похоронного марша отправились к маленькому кладбищу.

На гробах лежали венки из живых цветов.

Заканчивался день, когда последние комья земли укрыли свежие могилы. Долго в молчании стояли над ними рыбаки, вспоминая тех, кто там лёг навеки.

Солнце спускалось к закату. Вдали в море показались две чёрных точки. Какие-то суда приближались к острову. Одно из них приближалось очень быстро, другое шло медленно.

4. РАЗГОВОР НА ШХУНЕ

После трёхдневного пребывания в море «Колумб» обнаружил скумбрию, и рыбаки с помощью трала наполнили шхуну рыбой. На четвёртый день шхуна отправилась к берегу, взяв курс на Лебединый остров. Экономя горючее, шкипер приказал выключить мотор и, пользуясь свежим попутным ветром, идти под парусами. Рыбаки и команда, за исключением рулевого, отдыхали. Марк с помощью Люды с утра наготовил для всех еды на целый день и теперь, в свободное время, изучал азбуку Морзе. За последние недели его учёба быстро пошла вперёд, так как Люда тоже интересовалась радио. Они приобрели два телеграфных ключа и батарейку и каждую свободную минуту отстукивали друг другу радиограммы. Сначала выходила путаница, как при игре в «испорченный телефон». Но с каждым днём их успехи росли. Когда сегодня на горизонте показался остров, Марк отстучал Люде:

-.- ….-…..-…-.-

Девушка обернулась и вдали, в противоположной стороне от острова, почти прямо за кормой шхуны увидела чуть заметный дымок. Вскоре на горизонте появилась чёрная точка — по-видимому, их догонял какой-то пароход. Глядя на эту точку, Люда вспомнила, что в учебниках географии рассказывается о том, как на море можно убедиться, что форма Земли шарообразная. Для этого учебники рекомендовали наблюдать на морском горизонте появление корабля. Сначала наблюдатель увидит на горизонте верхушку мачты, потом верхние реи, потом среднюю часть корабля и, наконец, всё судно. Люда внимательно всматривалась в горизонт, чтобы проследить все эти изменения, но, заметив дымок, а потом чёрную точку, она не увидела ни верхушек мачт, ни средних рей. Пароход появился сразу, быстро растущей точкой.

Неизвестный пароход догонял их всё быстрее и быстрее. Вскоре они узнали военный корабль, а позже убедились, что это их давний друг — эсминец «Буревестник». Он тоже держал курс на остров, опередил «Колумб» и вошёл в бухту перед самым заходом солнца. Рыбаки с завистью смотрели, как быстро шёл эсминец. Стах Очерет, понимая, что его пассажиры хотят быстрее прибыть домой, приказал Лёвке включить мотор.

Это было своевременно ещё и потому, что ветер утихал, и скорость шхуны стала уменьшаться. Когда затарахтел мотор, у рыбаков сразу поднялось настроение. Они даже завели песни, чувствуя близость своих домов и семей, куда принесут радостную весть об улове скумбрии, этой самой ценной в их районе рыбы.

Марк теперь возился возле бачков с горючим, помогая Лёвке. Люда подошла к рулевому и тоже предложила свои услуги, но тот поблагодарил и попросил приготовить чай, потому что Очерет не собирался отпускать команду на берег. Он решил задержать шхуну в бухте только до рассвета, а поскольку они подойдут к берегу достаточно поздно, им останется подождать каких-то четыре-пять часов. Как только начнёт светать, шхуна пойдёт в Лузаны. А значит, команда «Колумба» в выселке ужинать и завтракать не будет. Люда тоже собиралась остаться на «Колумбе», поскольку ей нужно было в город. Она знала, что отца сейчас в выселке нет, и считала разумным на берег не сходить, ведь уже следующим вечером они вернутся из Лузан, и тогда её плавание на «Колумбе» завершится.

Девушка принялась готовить чай по просьбе Андрея Камбалы. Собственно, Андрей не столько любил настоящий чай, сколько всевозможные фальсификации, которые специально готовил для него Марк. Люда нашла на камбузе у Марка «чай» морковный, шиповниковый, розовый и даже лавровый. Этот последний «чай» Марк изготовил из пережжённого лаврового листа. Обычно Андрей просил для себя специальную заварку, куда входили в разных пропорциях все эти специи и немного настоящего чая. Когда Люда управлялась с этим сложным напитком, к ней подошёл Марк и сказал, что в бухте они застанут эсминец «Буревестник».

— Шкипер обещал послать на эсминец подарок — мешок скумбрии, — говорил Марк. — Значит, надо отобрать самую лучшую. Ты мне поможешь, Люда. Сегодня мы уже не сможем отвезти, к кораблю ночью никого не подпускают, сделаем это завтра перед отходом.

Солнце уже зашло. Зашло, как сказал шкипер, «на туман», — это его обеспокоило, но после продолжительной дискуссии все рыбаки пришли к выводу, что хоть завтра и будет туман, но продержится он недолго, и «Колумб» сможет его переждать, а возможно, даже не застанет.

В бухту зашли, когда совсем уже стемнело, пользуясь светом огонька на плавучем бакене и фонаря на причале на берегу. Рыбаки попрощались с командой и покинули шхуну. Их никто не встречал, все уже спали — было около полночи. В глубине бухты, ближе к безлюдному юго-восточному берегу, стоял эсминец. Его скрывала темнота, но он выдавал себя, время от времени бросая вокруг могучий луч света из прожектора. Под этим светом чернела вода в бухте и белели домики на берегу.

«Колумб» остановился неподалёку от берега. Шкипер поставил шхуну на якорь и приказал команде ложиться спать. Никто из них ничего не знал о событиях последних двух дней в Соколином.

Первым на вахту встал Марк. Не спала также и Люда. Она отбирала лучшую скумбрию, чтобы на рассвете передать свой подарок «Буревестнику». Серебряная чешуя блестела под светом рыбачьего фонарика. Юнга и девушка разговаривали тихо, чтобы не мешать троим старшим товарищам, которые сразу заснули на корме, так как рубку теперь отдали в распоряжение Люды. Но, укрывшись кожанками, на палубе спать превосходно и в холодные ночи, даже в ноябре.

В бухте ощущалась зыбь — она то поднимала, то опускала шхуну и чуть покачивала её из стороны в сторону; волна, по словам Марка, шла в правую скулу, а бриз поддувал по левой стороне кормы. Люда качки не боялась. Марк же давно уже привык ко всем неприятностям морской жизни, к которым также относится качка, и чувствовал её только в одиннадцатибалльный шторм. А сейчас до шторма было не только далеко, а наоборот — зыбь утихала, бриз вот-вот должен был стихнуть до утра. Шхуна качалась всё меньше и меньше.

Двое часовых успели выспаться днём и теперь, не чувствуя усталости, быстро работали.

За время своего недолгого знакомства Марк и Люда сдружились. Этому немало способствовали приключения и опасности, которые им обоим пришлось пережить. Однако Марк в глубине души скрывал ревность к её знаниям и спортсменским способностям. Она была образованнее его. Упражняясь в спорте, Люда быстрее, чем он, бегала и плавала (хотя последний раз в решительный момент он её опередил), умела играть во всевозможные игры, которых он не знал.

Безусловно, на его стороне был абсолютный перевес в знании морского дела, в выносливости и, возможно, в отчаянности. Они двое были чрезвычайно упорные в работе, но постороннему наблюдателю трудно было бы определить, кто из них в большей степени отличался этим качеством.

— Мне бы надо на берег поехать, — говорила Люда.

— Зачем?

— Повидать Ясю. Лёвка собирается отвезти её в конце месяца в Лузаны и устроить в школу переростков. Она хочет и не хочет. А жена Тимоша отговаривает от этого, говорит, что ей сейчас в городе нечего делать, что с ней может отдельно заниматься наш учитель.

— А почему она не хочет в город?

— Боится оказаться среди людей, которых не знает.

— Я бы посоветовал другое, — сказал Марк. — Почему бы… не забрать её в твой город? Через две недели я еду туда сдавать экзамены в техникум. В конце месяца ты тоже туда едешь. По всей видимости, мы проживём там целую зиму. С нами она, должно быть, согласится поехать.

— Наверное, хотя — кто знает. Я намекала об этом Лёвке, но он и слушать не хочет. Говорит, вот вы там все соберётесь, вам хорошо будет, а я останусь здесь с дядей Стахом и Андреем… Я всё-таки соглашаюсь с тобой, Марк, что лучше забрать её с нами, не оставлять ни здесь, ни в Лузанах. А во время зимних каникул мы сможем приехать сюда втроём. И если за это время как следует поработаем с Ясей, то её здесь никто не узнает. С её способностями она за половину зимы три первых класса, во всяком случае, пройдёт.

Марк недоверчиво покачал головой, но Люда, охваченная желанием взять с собой Ясю, не обращала на это внимания.

— Ты знаешь, — увлечённо говорила она, — я жалею, что этот мерзавец Ковальчук раньше не погиб. Сколько Яся потеряла времени, живя у него! Вот негодяй!..

— Ну, знаешь, я Ковальчука уже забыл и никогда о нём даже не вспоминаю. Вот тот фотограф — это другое дело… Кажется, не бывает дня, чтобы мне он не вспоминался. Главное, куда он исчез? Ведь на следующий день весь остров обыскали, под каждым кустиком смотрели, проверили каждую лодку, на своём ли она месте. Как-то он всё-таки сбежал, если не утопился в болоте.

— О, это страшный враг. И именно из-за него я боюсь оставлять отца здесь одного. Ведь он хотел убить папу. И это, вне всяких сомнений, он украл его портфель с документами. Правда, отец говорит, что самые главные документы он прятал в секретном месте, а в портфеле ничего такого уж важного не было. Только ведь отец уверяет, что Анч не посмеет теперь здесь появиться.

— Могут другого прислать. Мне кажется, нам следует теперь следить, чтобы не появился кто-нибудь другой вместо Анча. Конечно, те, кому следует, тоже на страже, ну а мы — сами по себе…

— А как же быть, когда мы в город поедем?

— Об этом надо подумать…

Возможно, они бы до чего-нибудь и додумались, если бы не появился шкипер и не приказал им ложиться спать. Он скрутил папиросу, выкурил её не спеша, размышляя о завтрашних делах в Рыбтресте, потом разбудил Андрея на вахту, а сам лёг досыпать.

Теперь на носу шхуны сидел рулевой. Работы никакой не было, и он клевал носом, ожидая рассвета. Зыбь почти улеглась, ветра не было, ощущалась свежая прохлада августовской ночи.

Лёвке, наверное, снился какой-то сон — он несколько раз переворачивался с боку на бок и что-то бормотал.

Приближался рассвет.

5. КРИК В ТУМАНЕ

На рассвете на море и на бухту упал лёгкий туман. Будто сквозь вуаль просматривался выселок, а в глубине бухты — корабль. Андрей разбудил Марка и Люду и сказал им, что уже время отправляться с подарками на эсминец.

Молодые люди не выспались и всё время зевали. Лёгкий каик «Альбатрос», который Марк уже с месяц возил на шхуне, был вытащен прямо на борт, и Лёвка сбросил в него мешок со скумбрией. На «Альбатросе» легко устанавливалась мачта и поднимались паруса, но в этот раз ветра не было, и молодым рыбакам предстояло переплыть бухту на вёслах. Люда примостилась возле руля, а Марк сел грести. И как раз в это время наполз ещё более густой туман, скрыв берег и эсминец.

— Куда вы в такой туман? — обратился к ним Андрей. — Заблудитесь ещё. Лучше подождать.

— А это у нас слепой полёт, — ответил юнга, — ориентируемся по прибору. — И указал на компас.

Где-то совсем близко послышались удары вёсел о воду. Кто-то в тумане плыл на лодке.

— О, ещё какие-то мастера слепого полёта, — засмеялся Марк.

И правда, метров за двести от шхуны появились очертания каика. Он быстро приближался к «Колумбу». Марк и Люда заинтересовались утренним гостем и ждали, пока он подплывёт к шхуне. Каик подплывал всё ближе, и вскоре они узнали Ясю Найдёнку.

— Молодец, Яся! — восхищённо воскликнул Марк. — Как раз вовремя, чтобы увидеться.

Девочка подплыла молча, ничего не говоря. Муть утреннего тумана скрадывала грустное и взволнованное выражение лица. Молчание же её никого не удивляло, все к нему привыкли.

— Вот и переждите туман, раз уж гостья прибыла, — посоветовал рулевой.

— Нет, — ответил Марк, — мы гостью заберём с собой. — Потом обратился к девочке: — Яся, оставляй свой каик и перебирайся к нам.

— Перебирайся, Яся, — поддержала юнгу Люда. — Мы плывём на «Буревестник».

— И куда же вы втроём на каичек, да ещё с рыбой? — отговаривал их Андрей.

— Мы же лёгкие, — смеясь, отвечала ему Люда.

— Утоните!

— Да мы такие, что море переплывём, — парировала девушка и сказала Найдёнке, чтобы та быстрее перебиралась на «Альбатрос».

Яся молча привязала свой каик к тросу, спадающему со шхуны в воду, и перебралась к своим друзьям. Марк сел на вёсла, и они отплыли от «Колумба». Андрей смотрел, как каик, отплывая, терял свои очертания в тумане. На миг ему показалось, что каик остановился и даже повернул назад, будто Марк не осмелился плыть дальше. Но вскоре туман поглотил лодку.

Андрей хотел разбудить шкипера и моториста, но, учитывая туман, решил дать им выспаться. Всё равно они сейчас не смогут выйти из бухты. Правда, туман не будет долго держаться, поскольку стелется над морем, и, как только солнце хорошо пригреет, он исчезнет. Рассудив таким образом, Андрей принялся распоряжаться на шхуне.

Андрей Камбала не относился к очень уж храбрым морякам, но считался трудягой, никогда не сидел без дела, разве что рюмка, грубая папироса и чей-то очень интересный рассказ могли ненадолго оторвать его от работы.

Он редко сходил на берег, ему комфортнее было оставаться на шхуне. Правда, в минуты опасности, в сильные шторма или ещё какие-нибудь неприятные моменты, он всегда уверял, что в последний раз в море, и нога его никогда больше не ступит на палубу. Он клялся тогда, что будет ловить рыбу только удочкой с берега. Но как только шторм утихал и опасность исчезала, Андрей Камбала забывал о своих намерениях и обещаниях. Со Стахом Очеретом Андрей рыбачил много лет ещё до того, как они начали плавать на «Колумбе». В моменты, когда Камбала пугался, шкипер кричал на него, ругал и этим немного подбадривал.

Каждый такой раз Стах Очерет говорил, что в последний раз терпит на своём судне этого трусишку. Но как только распогоживалось, ни шкипер, ни Андрей больше об этом не вспоминали.

Сопя, Андрей открыл канатный ящик и стал вынимать из него разный хлам. Там лежали обрывки тросов разной толщины, какие-то крючки, проволока, жестянки с краской и маслом, куски резины, жестяные трубки, стеклянные шары от рыбачьих сетей. Андрей раскладывал их в определённом порядке, иногда некоторые вещи подолгу рассматривал, пытаясь вспомнить, для чего они нужны.

Прошло минут десять, как отплыл «Альбатрос», когда Андрей, вскочив с места, замер, всматриваясь в туман и прислушиваясь. Из бухты, полной тумана, долетел крик. Кто-то звал на помощь. Дважды подряд слышался этот крик и, умолкнув, больше не повторялся. Андрею показалось, что кричали с той стороны, куда поплыл каик. Он постоял несколько секунд, прислушиваясь, потом наклонился через борт и тоже крикнул:

— Эге-ге-эй! Марк!

Мощный голос Андрея разбудил Стаха и Лёвку. Оба вскочили.

— Что случилось? — спросил шкипер.

Посоветовавшись, решили, что моторист сядет в Haйдёнкин каик и поплывёт через бухту в направлении эсминца.

— Не было хлопот, — ворчал Стах. — Ох уж этот мальчишка, наверняка какой-нибудь фокус там выкинул…

Лёвка быстро спрыгнул в каичек, когда-то принадлежавший Ковальчуку, а потом перешедший по наследств Ясе, отвязал его, оттолкнулся веслом от шхуны и поспешил в туман, сверяясь с компасом и время от времен крича, а потом прислушиваясь, не слышно ли ответа.

Вёсла погружались в воду и вмиг легко взлетали в воздух. Моторист умел хорошо грести. Шхуна быстро исчезла из его поля зрения, и он очутился в одиночестве.

— Отзовитесь! — крикнул он. — Плывите ко мне!

Ответа не было. Лёвка не знал, сколько проплыл, но, по всей вероятности, был где-то посреди бухты, когда до него долетел чей-то голос.

— Держись! Держись! Подавай голос!

Моторист понял, что кто-то спешит кому-то на помощь, и сам повернул на этот голос. Несколько минут спустя он увидел шестивесёльную шлюпку, а подплыв ближе, узнал краснофлотцев. Это шла шлюпка с «Буревестника». Краснофлотцы подплыли к нему и спросили, что случилось, почему он орал.

Лёвка попросил прощения и сказал, что не имеет привычки орать, а потом объяснил, почему здесь оказался. Краснофлотцы ответили, что они тоже слышали крик и спустили шлюпку, думая, что кто-то тонет. «Альбатроса» они не встречали — возможно, разминулись, а может, на нём тоже слышали крик и поспешили на помощь. Но странно, что с «Альбатроса» не отвечали ни на зов краснофлотцев, ни на Лёвкин. Оставалось предположить, что он подобрал кого-то из воды и направился к берегу.

Решили вернуться на «Буревестник», и если там не застанут Марка и девочек, то пройти к береговому причалу, где «Альбатрос» уж наверняка должен быть. Лёвка перебрался на военную шлюпку, взявшую его каичек на буксир. Старшина скомандовал «вёсла на воду», и они поплыли сквозь туман искать корабль. Им помогал компас, а потом звуки сирены, которые начали подавать с эсминца. По этим ориентирам шлюпка быстро подошла к борту корабля. Там её собирались уже поднимать, так как вахтенный командир, увидев в шлюпке лишнего человека, решил, что это спасённый рыбак. Но, узнав, в чём дело, командир приказал шлюпке пройти к берегу.

Взяв по компасу курс на берег, шлюпка вышла к причалу. Там «Альбатроса» тоже не нашли. Лёвка встревожился, не заблудился ли Марк в тумане. Но как раз к тому времени туман стал развеиваться. С берега уже можно было рассмотреть шхуну. Лёвка попросил краснофлотцев ещё раз переплыть бухту и поискать «Альбатроса», а сам поспешил на «Колумб». Там его ждали взволнованные шкипер и рулевой.

Когда Стах Очерет узнал, что Марка с девочками не нашли, он сейчас же приказал Лёвке включить мотор, и «Колумб» отправился медленным ходом вокруг бухты, держась близко от берега. Шкипер предполагал, что «Альбатрос», заблудившись в тумане, забился куда-нибудь под берег, или, в худшем случае, если с ним что-то случилось, то трое пловцов должны были выплыть на берег, хотя бы и в разных местах.

Шхуна, тарахтя мотором, проходила левым бортом на расстоянии полтораста метров от берега. Андрей стоял у руля, шкипер рассматривал берег, а Лёвка, время от времени посматривая на мотор, следил за бухтой с правого борта.

За выселком они никого не заметили на берегу. Также никого и ничего не видел Лёвка в бухте. Прошли мимо бывшего домика Ковальчука и круто повернули. Туман редел, и Стах Очерет надеялся, что вот-вот он совсем растает. Шкипер нетерпеливо поглядывал вокруг, ожидая, пока распогодится. И вот этот миг настал. Туман стал быстро исчезать, засияло солнце, и рыбаки сразу увидели остров и море. Только на горизонте оставалась мгла. Шхуна заканчивала обходить восточное побережье бухты. Прошли мимо бакена и повернули на эсминец. Андрей заметил, что с корабля им подают какие-то сигналы, и обратил на это внимание шкипера.

— Зовут подойти, — сказал Стах и приказал Лёвке дать полный ход.

Приближаясь к «Буревестнику», обошли его с правого борта и увидели под кормой каик. Это был «Альбатрос». В каике стоял, склонившись, краснофлотец и вычерпывал из него воду.

Экипаж «Колумба» заволновался. Взглянули друг на друга, но никто ничего не сказал: каждый прочитал в выражении глаз другого надежду и в то же время тревогу. Они внимательно осматривали палубу корабля, но не заметили там ни Марка, ни Люды, ни Яси. Рыбаки поняли, что их на эсминце нет. И это было так.

Перед тем как туман окончательно развеялся, военная шлюпка отыскала среди бухты полузатопленный каик с надписью «Альбатрос». Ни в каике, ни поблизости людей не было. По-видимому, с каиком что-то случилось. Возможно, будучи перегруженным, он зачерпнул воды и начал тонуть, а те, кто был в нём, выпрыгнули в воду. Куда они поплыли, неизвестно. В тумане они могли даже выплыть из бухты в море.

До полудня искали пропавших. Кроме «Колумба», в поисках принимали участие краснофлотцы с «Буревестника» и все рыбаки с Соколиного выселка. Только теперь Стах Очерет узнал о гибели нового инспектора и Тимоша Бойчука. Все соколинцы были встревожены событиями последних дней, и многие шёпотом уверяли, что через день-два прибоем вынесет на берег трупы Марка, Люды и Найдёнки. Все чувствовали себя во власти таинственных непонятных событий. Послали на Торианитовый холм дать знать профессору Ананьеву об исчезновении дочери. Бледный, взволнованный, он прибыл в Соколиный, расспросил, в чём дело, и немедленно поехал на эсминец.

После полудня поиски прекратились. «Колумб» поднял траурный флаг и отправился в Лузаны. Рыба не могла ждать, её нужно было сдавать на завод.

6. ВОДОЛАЗЫ НА ГРУНТЕ

По окованным медью ступенькам трапа, согнувшись, всходил на эсминец профессор Ананьев. Он шёл с непокрытой головой, и на седину волос ложились лучи солнца. Навстречу ему вышел капитан-лейтенант Трофимов. Старый моряк крепко сжал руку профессора и проводил его в свою каюту.

— Семён Иванович, что это всё значит? — в отчаянии спросил Андрей Гордеевич. — За три дня — пять смертей…

Командир эсминца прошёлся по каюте, повернулся к профессору и ответил:

— Мне известно только о двух смертях. О трёх других я ничего не знаю. Я принимаю только неопровержимые доказательства. Особа, пропавшая без вести, считается умершей только после пятилетнего отсутствия. В исключительных случаях, если есть основания считать, что эта особа наверняка могла погибнуть, этот срок сокращается до шести месяцев.

— Вы шутите, — с болью в голосе произнёс профессор.

— Нет, прежде всего война научила нас не считать убитыми всех без вести пропавших. Я не верю в смерть троих молодых людей. Не хочу верить и считаю необходимым сделать всё возможное, чтобы их разыскать.

— Но какое трагическое происшествие! Уже отправили сообщение в Зелёный Камень?

— По моему мнению, это не происшествие, а продолжение событий, которые начались уже давно. Поэтому я оповестил кого следует через свою радиостанцию.

— О, я очень благодарен вам, но какие меры вы ещё посоветуете принять?

— Откровенно говоря, я хочу убедиться в том, в чём убеждаю и вас. Для этого я приказал водолазному старшине вместе с группой водолазов обыскать дно бухты. Если все трое погибли, они найдут как минимум одного. Минут через десять первые водолазы уже спустятся под воду.

— Глубоко вам благодарен. Разрешите мне присутствовать при этом.

— Пожалуйста.

Командир вызвал вахтенного и поручил ему перевезти профессора на водолазный баркас. Это распоряжение краснофлотцы выполнили сразу же, и через несколько минут Андрей Гордеевич очутился на баркасе, стоявшем недалеко от берега, почти при выходе из бухты в море. Водолазы начинали поиски отсюда, их старшина, младший командир Варивода, положив на колени план бухты, расчертил его карандашом на квадраты. Он решил обыскать всё дно, не оставляя без внимания ни единого квадратного метра. К спуску в воду готовились два водолаза. Они натёрли руки мылом, чтобы легче просунуть их в тесные манжеты рукавов, потом с помощью четверых товарищей влезли в скафандры. Их спустили по очереди — одного с левого борта, другого с правого. Краснофлотцы постепенно нагнетали помпами воздух в шланги, проведенные к водолазам. В маленькой рубке возле телефона сидел связной и с помощью двух трубок одновременно поддерживал разговор с обоими водолазами. Он слушал, что они ему говорили, и пересказывал это старшине и профессору, стоявшим рядом.

— В первом квадрате ничего пока что не обнаружено, — передал краснофлотец слова водолаза, пересекающего широкий пролив, который соединял бухту с морем.

— А здесь вряд ли что-то удержится долго, — заметил старшина. — Отсюда должно либо выносить в море, либо, что вероятнее, заносить в бухту… Ну, а что Соловей?

— Во втором квадрате наткнулся на старый якорь, а больше ничего. Говорит, грунт хороший, мелкий камень.

— А ну-ка, скажи, пусть идёт параллельно Мухину, — приказал старшина, обращаясь к связному. Потом обернулся к профессору и образно объяснил свой замысел: — Мы бухту прочешем, как гребешком.

— Есть, товарищ командир, — ответил связной и крикнул в телефон: — Соловей, иди параллельно Мухину.

Водолазы старательно осматривали каждый камень на дне, заглядывали в каждую щель между камнями, изредка попадавшимися там, обыскивали каждый куст в морских водорослях, рассчитывая под ними обнаружить кого-нибудь из утонувших. Прошёл час, уже обыскали чуть ли не треть бухты. Баркас медленно передвигался с места на место вслед за водолазами. Поиски не давали никаких результатов.

Через час к баркасу подошла шлюпка командира «Буревестника». Перейдя на баркас, он спросил, что слышно, а потом сказал:

— Долго вы копаетесь, дорогие мои. А ну-ка, товарищ Варивода, давайте и вы в воду. Так будет быстрее.

— Есть, товарищ командир. Разрешите в рейдовой маске.

— Разрешаю.

Старшина водолазов разделся, натянул на лицо водолазную маску, прикрывающую только нос, глаза и уши, и пошёл в воду. В такой маске в тёплую воду легко можно опускаться на глубину до сорока метров. Варивода пошёл в воду, а капитан-лейтенант сел на телефон. Одну трубку он дал профессору, чтобы тот слушал, что будет говорить водолаз.

— Водолаз на грунте, — услышал профессор в телефон. Это Варивода сообщал, что он идёт по дну.

— Что видно? — спросил Трофимов.

— Песок, на песке два краба, в песке камбала. Дно чистое, первоклассный пляж, если бы его поднять.

— Видимость?

— Вода прозрачная, как стекло.

Профессор вслушивался в этот разговор с надеждой, что водолазы ничего не найдут. Он хотел верить командиру «Буревестника», что без вести пропавшие — ещё не значит мёртвые.

— Товарищ командир, — обернулся к капитан-лейтенанту связной. — Соловей нашёл на дне затонувшую лодку.

— Заметил что-то тёмное справа, — вдруг послышался в телефон голос Вариводы. — Подхожу.

— Так, так, давай, давай! — ответил Трофимов, одновременно обращаясь к обоим. Потом взял телефонную трубку у связного и крикнул:

— Соловей, какая лодка? Старая? Рыбачий каик? Так. Хорошо. Подожди, мы его поднимем. Варивода, рассмотрите. Так, так. Что? Рыбачий каик? Хорошо, хорошо. Его мы тоже поднимем.

Командир обратился к профессору:

— Мне говорили, что, когда утонули инспектор и рыбак, их каики исчезли. Возможно, это они. Мы сейчас вытащим их и посмотрим, а потом продолжим поиски.

Оба затопленных каика быстро вытащили. Для этого не пришлось применять понтоны и другую сложную технику судоподъёмного дела. Тонким тросом закрепили один конец лодки, и достаточно было хорошо потянуть, чтобы она всплыла вверх дном на поверхность. Действительно, один из этих каиков принадлежал новому инспектору, а второй — Тимошу Бойчуку. Потопление лодок было довольно странным. Казалось, их нарочно кто-то утопил, наполнив водой.

Лежали лодки близко друг от друга, и это говорило о том, что с инспектором и рыбаком несчастье случилось почти в одном и том же месте. Краснофлотцы уверяли, что и «Альбатроса» они нашли в этом же районе. Трофимов приказал водолазам особенно тщательно обыскать те квадраты бухты, где лежали каики.

Часа полтора ещё длились поиски, но больше ничего водолазы не нашли. Капитан-лейтенант дал приказ водолазному баркасу возвращаться на корабль. Сам он вместе с профессором Ананьевым на своей шлюпке тоже отправился туда.

7. НАХОДКА НА «АЛЬБАТРОСЕ»

Когда Трофимов вернулся на «Буревестник», там его ждали радиограммы из штаба. Капитан-лейтенант зашёл в каюту, пригласив туда и профессора. Снял фуражку, положив её донышком на стол, и, сев в крутящееся кресло, просмотрел радиограммы. Одна особенно привлекла его внимание. Отложив её в сторону, командир обратился к профессору:

— Это ответ на моё донесение о здешних событиях. — Он указал на радиограмму, лежащую на столе. — Штаб поручил мне проводить расследование до прибытия представителей следственной власти. «Буревестник» пока что остаётся у Лебединого острова.

— Но что же здесь расследовать, если фактически нет никаких следов, никаких намёков, объясняющих, что произошло, — взволнованно произнёс профессор.

В это время в дверь постучали.

В каюту вошёл комиссар эсминца, молодой моряк Драган.

Командир попросил его сесть и подал ему полученные из штаба радиограммы. Комиссар внимательно перечитал их, а потом, вернув, сказал:

— Я хотел показать вам одну вещь. — Он вытащил из кармана и положил на стол перед командиром чёрную металлическую пуговицу.

Семён Иванович взял её и начал рассматривать. На пуговице был вытиснен какой-то рисунок. С тыльной стороны в ушке торчал маленький лоскуток сукна. Пуговица была, что говорится, вырвана с мясом.

— Так, так, — протянул командир. — Где вы её взяли?

— А вы узнали рисунок, Семён Иванович?

— Узнал, узнал, но откуда она у вас?

— Краснофлотец, вычерпывая воду из «Альбатроса», нашёл эту пуговицу на дне лодки. Заинтересовавшись рисунком, он стал расспрашивать товарищей, а тут как раз боцман увидел и узнал, что это. Они сразу же передали её мне.

Профессор слушал этот разговор, не понимая, в чём дело. Командир, заметив заинтересованность Ананьева, подал ему пуговицу и спросил:

— Скажите, пожалуйста, вам приходилось видеть такие вот пуговицы?

Профессор развёл руками. Он не помнит, но этот рисунок… Это же герб известного агрессивного государства!

— О, рисунок. Безусловно. Но не могла ли эта пуговица принадлежать кому-нибудь из рыбаков на «Колумбе»?

— Я думаю, пока «Колумба» здесь нет, возможно, об этом скажет кто-нибудь из жителей Соколиного выселка, — сказал профессор.

— Вы правы, — произнёс капитан-лейтенант, отодвигая от себя пепельницу. — Придётся поехать сейчас на берег и расспросить об этом соколинцев. Тогда проверим. Поехали, товарищ комиссар.

В пять часов дня командирская шлюпка подошла к причалу, и Трофимов с Драганом и профессором поднялись в выселок. Они зашли в дом покойного Тимоша Бойчука. Туда же позвали нескольких соседей. Капитан-лейтенант показывал каждому найденную на «Альбатросе» пуговицу и спрашивал, не видел ли кто-нибудь такую пуговицу у кого-то из колумбийцев. Несколько человек сказали, что не видели, но вот одна женщина вспомнила, что именно такую пуговицу нашли зажатой в кулак Тимоша Бойчука, и назвала молодого рыбака, который тогда её забрал. Оказалось, что рыбак дома, его сейчас же позвали.

— Скажите, пожалуйста, — спросил его комиссар, — где та пуговица, которую вы вытащили из кулака Тимоша Бойчука?

— У меня её взяла Яся Найдёнка.

— Зачем?

— Она увидела её у меня и очень просила дать ей на память о Тимоше. Я сначала хотел было себе оставить, но потом отдал.

— Это она? — спросил капитан-лейтенант, показывая пуговицу.

— Она, — быстро взглянув, уверенно ответил рыбак.

— Значит, на «Альбатросе» её оставила Яся, — задумчиво произнёс Ананьев.

Рыбак взял пуговицу и стал внимательно рассматривать её, по-видимому, заинтересовавшись ушком. Брови его то опускались, то сходились, он чему-то удивлялся.

— Та самая пуговица? — повторил свой вопрос командир эсминца, наблюдая за лицом рыбака.

— Та самая, только её уже пришивали.

— То есть?

— Я хорошо помню, что тогда на пуговице сукна не было.

— Не было?

Все взгляды устремились на молодого рыбака.

— Тогда ушко было чистым. Я хорошо помню.

Все молчали. Трофимов взял у рыбака пуговицу и стал с любопытством рассматривать ушко.

— Эту пуговицу пришивали крепко, — наконец задумчиво произнёс он.

Дальнейшие вопросы ничего не дали. Командир хмурился, он не мог понять эту тайну.

— Пора на корабль, — обратился Трофимов к комиссару.

Все, кто был в доме, вышли за ними во двор. И сразу же услышали металлический гул. Со стороны моря шёл самолёт. Он снизился, сделал круг над бухтой и пошёл на посадку. Сев в центре бухты, самолёт двинулся по воде в направлении выселка и остановился метров за сто от причала. На борту его алела надпись: «Разведчик рыбы».

В самолёте управлялись двое людей. Вот они оба, оставив машину на якоре, поплыли на надувной лодке к берегу. Такую лодку соколинцы ещё никогда не видели. Одним из них она напоминала испорченный мяч, другим калошу, третьим спасательный пробковый круг. Рыбаки удивлялись лодке, но когда она пристала к причалу и из неё вышел человек в кожаном шлеме, то уже удивились и военные моряки. Безусловно, это был лётчик, но вместо левой ноги у него была деревяшка.

8. ИСКАТЕЛИ РЫБЫ

Это случилось за несколько лет до того, как произошли события, о которых рассказывается в этой книге. Однажды весенней ночью, когда в глубокой пропасти безоблачного неба ярко замигали звёзды, из ангаров беззвучно выкатились самолёты. Нежное дыхание ветра доносило до аэродрома пряный запах черёмухи, аромат сирени и ещё каких-то неизвестных цветов. В это время в небе появились первые движущиеся звёзды. Они светили то красным, то белым, то зелёным светом, а скоростью и направлением движения удивили бы астрономов, случись им попасть в объективы их телескопов. На аэродроме этому не удивлялись. Там знали: это светили бортовыми и хвостовыми огнями самолёты, вылетевшие в ночные тренировочные полёты.

В густую темноту взлетали боевые корабли. Они отправлялись на учебные тренировочные бомбардировки. Ориентируясь по звёздам и компасу, самолёты должны были найти полигон, рассмотреть мишень и сбросить запас бомб, попадая в цель.

Вот корабли уже в воздухе, исчезли в темноте. С аэродрома ещё видны их огни, но бегут минуты, и глаз аэродромного наблюдателя уже потерял их следы. Следя за приборами, пилоты прокладывают курс на полигон. И вот они уже над ним. Лётчик-наблюдатель жмёт на рычаг, и стальные гостинцы падают вниз, попадая в цель, и освещают землю огненными вспышками.

Все бомбы сброшены. Осталась последняя. И вдруг раздался взрыв. Неизвестно по каким причинам под машиной разорвалась бомба. Воздушный корабль содрогнулся от страшного удара. Лётчики из других машин мысленно попрощались с боевыми товарищами.

В ту же ночь повреждённый самолёт спустился на своём аэродроме. Осколки бомбы пробили фюзеляж, крылья, оба руля, но рулевые приборы остались целы, и это дало возможность пилоту удержать самолёт в воздухе. Экипаж был спасён. Только пилот получил ранения, его вынесли из кабины всего окровавленного, с перебитыми ногами и тяжёлой раной на голове.

Звали лётчика Пётр Петрович Барыль.

За исключительную выдержку его наградили орденом Красной Звезды. В своей бригаде он считался лучшим пилотом. Там долго вспоминали об одном необычайном случае с этим лётчиком.

Однажды ночью в воздух одновременно поднимались несколько самолётов. Пётр Барыль стоял слева от ведущей машины, которая находилась на несколько десятков метров впереди.

Гудят моторы. Лётчики напряжённо внимательны. Командир дал старт, и машины в строевом порядке, прокатившись по полю, взлетают в воздух. И когда машины ещё не набрали ни высоту, ни скорость, в самый опасный момент, во время взлёта, сдал мотор ведущего самолёта, его пилот был вынужден приземлиться, не отходя от прямой линии, потому что справа и слева шли самолёты. Но ведущий не выдержал прямое направление и, идя на снижение, свернул влево. За миг две машины должны были столкнуться в смертельном ударе. Барыль не мог тоже повернуть влево — ведь тогда уже он налетел бы в темноте на своего соседа. В один миг он повернул навстречу ведущему и, пользуясь тем, что тот летел выше него, шмыгнул под ним, пронеся колёса своего самолёта на высоте один метр над землёй. Он буквально проскользнул между самолётом и землёй.

Машина ведущего успешно совершила посадку, а машина лётчика Барыля отправилась выполнять задание. Были спасены две машины и жизнь их экипажей…

После взрыва в воздухе лётчик долго лежал в больнице.

Когда он выписался и явился в свою часть, у товарищей и командиров болезненно сжались сердца. Его левую ногу заменил протез.

Пётр Петрович получил увольнение с военной службы и пенсию по инвалидности. Ему ещё пришлось съездить в столицу, где он получил благодарность и орден. Но Барыль не представлял своей жизни без авиации. Он уверял своих знакомых, что ещё будет летать.

— Вилли Пост, — говорил он, — лишившись глаза, дважды вокруг света облетел, ну, а нога в нашем деле по сравнению с глазом — это мелочь.

В конце концов, он добился своего. Пройдя многочисленные комиссии, получил разрешение летать на лёгких не пассажирских самолётах.

В тот день, когда в бухте Лебединого острова водолазы обыскивали дно, в Лузанах Барыль принял самолёт Рыбтреста «Разведчик рыбы» и впервые вылетел на нём на море.

Лузанская база Рыбтреста приобрела самолёт для разведки рыбы и дельфинов в открытом море. Опыт рыболовной авиации доказал, что с самолётов можно легко обнаружить большие стаи рыбы и дельфинов. Самолёты быстро находят их в море и немедленно вызывают рыбаков и зверобоев.

Барыль, получив поручение, вылетел на рыбтрестовском самолёте в разведку. Правда, случилась неожиданная задержка — сломался протез. Но лётчик не растерялся, раздобыл деревяшку и решил лететь.

Вместе с ним летел штурман-наблюдатель Петимко.

На первый вылет их пришли провожать чуть ли не все сотрудники конторы Рыбтреста и половина рыбаков, находящихся в то время в Лузанах. Маленький гидроплан, подняв треск, пробежал чуть ли не километр, пока взлетел в воздух. Барыль мысленно похвалил механика, оставшегося на берегу. Заряжая самолётик горючим, механик влил в него столько бензина, будто лётчик собрался бить рекорд на продолжительность пребывания в воздухе. Поэтому-то перегруженный самолёт и сделал такой длинный пробег перед тем, как взлететь в воздух.

Оказавшись над морем, Барыль ощутил удовлетворение: машина была очень стойкой, лёгкой и послушной.

Хорошая солнечная погода давала возможность осмотреть широкий водный простор. Барыль и Петимко видели вдали несколько пароходов, ближе к Лузанам многочисленные рыбачьи шаланды, а между портом и Лебединым островом заметили маленькое моторное судно. Это шёл «Колумб», но ни лётчик, ни штурман не обратили на него внимания.

Оказавшись далеко в море, они миновали мель, и тут штурман заметил, что в одном месте над водой кружились огромные стаи чаек. Петимко толкнул Барыля и закричал в переговорную трубку, чтобы тот пролетел над чайками. Пилот повернул туда. Штурман внимательно всматривался вниз. Он не ошибся: здесь шло большое количество хамсы. На неё и охотились прожорливые чайки.

Лётчики, обнаружив рыбу в этом районе, должны были согласно полученной инструкции не в Лузаны возвращаться, а лететь на Лебединый остров и дать знать о находке тамошним рыбакам. Барыль свернул к Лебединому острову. Штурман отметил в блокноте местонахождение хамсы. Он нагнулся над блокнотом, защищая его от струи встречного воздуха, который мог бы вырвать все листы. В этот момент Барыль коснулся Петимко, привлекая его внимание, и указал ему вниз на море. Наблюдатель посмотрел. Он думал, что пилот видит какое-то судно или косяк рыбы, но ничего не заметил. В одном месте его острый глаз отметил в воде какое-то тёмное пятно, но оно было ничем не примечательным, и он не обратил на него внимания. Барыль ещё несколько раз оглядывался на штурмана и потом поглядывал вниз, но тот так и не понял, в чём дело.

Меньше чем за минуту пилот потерял из поля зрения то, что привлекало его внимание. Вскоре показалась бухта Лебединого острова, и «Разведчик рыбы», снижаясь, пошёл на посадку.

Барыль посадил самолёт в самом центре бухты. Ничто не мешало ему маневрировать. С интересом взглянув на эсминец, пилот повёл машину к берегу. Пока он бросал якорь, Петимко успел с помощью автомобильного насоса надуть резиновую лодку-клипербот, и через несколько минут, оставив самолёт, они поплыли к берегу. Там их ожидала группа рыбаков с двумя военными моряками в центре. Барыль, выскочив на причал и бодро постукивая деревяшкой, подошёл к рыбакам. Он откозырял военным и представился:

— Старший лейтенант Барыль, временно на гражданской службе в должности искателя рыбы. Командую вот этой машиной. — Он указал на свой самолёт. — А это мой экипаж — Михаил Степанович Петимко, — представил он штурмана.

Штурман, прикрепив клипербот, улыбаясь, подходил к группе.

— Можете выезжать за рыбой, — обратился к рыбакам пилот и, указывая на Петимко, сказал: — Он вам расскажет, где и что.

Важное известие о рыбе заставило рыбаков сейчас же готовиться к выходу в море. Хорошая погода обещала держаться ещё несколько дней, и следовало этим воспользоваться. Утром с береговым бризом шаланды должны были выйти в море, а потому в Соколином закипела работа, началась беготня, готовили продукты, проверяли снасть, ремонтировали паруса и просмоленные плащи.

Моряки и профессор подошли к Барылю. Трофимов хотел воспользоваться самолётом и переслать в Лузаны письмо начальнику местной группы прибрежной охраны, а Ананьев — попросить, чтобы они взяли его с собой. Он рассчитывал ускорить выезд на Лебединый остров следователя.

— Письмо можно, — ответил Барыль, — писем сколько угодно, а вот человека — нет, не могу, не могу, дяденька. У нас самолётик на два места, куда же я вас посажу?

Трофимов тоже отговаривал профессора от полёта, уверяя, что уже завтра на Лебедином острове будут все, кому следует быть.

— Для этого есть множество оснований, — говорил он.

Профессору пришлось согласиться.

— Ну, счастливо, — попрощался с пилотом и штурманом Трофимов. — Через пятнадцать минут шлюпка передаст вам пакет.

— А вы в море ничего не замечали? — спросил комиссар, пожимая на прощание руку Барылю.

— Ничего, кроме подводной лодки.

— Подводной лодки? — переспросил, оборачиваясь, Трофимов, уже, было, ступивший шаг от них.

— Да, видели подводную лодку. Я показывал штурману.

— Я не видел подводной лодки, — возразил Петимко.

— Как не видел? Я же тебе показывал. А ты ещё головой мне кивнул.

— Когда ты вниз показывал? Здесь недалеко от острова?

— Ясное дело!

— Так я ничего не видел.

— Ну и наблюдатель из тебя, — возмутился Барыль. — Хамсу видел, а тут… слона и не заметил! Тёмное пятно, помнишь, под водой?

Штурман ничего не ответил, только руками разводил.

— А почему вы решили, что это подводная лодка? — спросил Трофимов.

— Это уж будьте уверены. Я её хоть и на двадцать метров под водой узнаю. На то я и в военной авиации служил, и на гидропланах не впервые летаю.

Возвращаясь на корабль, командир сказал комиссару:

— Мне казалось, что после наших манёвров весь подводный флот сосредоточился на учебных сборах в юго-западном заливе.

— Надо запросить штаб, — ответил комиссар.

— Да, да, — согласился командир.

Их шлюпка уже стояла под бортом эсминца.

9. НАПАДЕНИЕ

Вернёмся же к нашим юным героям, которые так таинственно и внезапно исчезли.

В тот миг, когда Андрею Камбале показалось, будто «Альбатрос» остановился или возвращается, на самом деле так и было. Именно тогда Яся нарушила своё молчание и сказала о гибели Тимоша Бойчука и нового инспектора. Поражённые этим известием, Марк и Люда хотели немедленно вернуться на шхуну и рассказать печальную новость старшим товарищам. Люда уже развернула каик, но Марк передумал и предложил всё же сначала отвезти рыбу.

— Мы быстренько на эсминец и сейчас же вернёмся назад, а заодно уже оповестим об этих событиях и моряков.

Люда согласилась, и они поплыли дальше.

Почти сразу после этого шхуна исчезла в тумане. Не было видно ни берега, ни эсминца. Вокруг лишь вода и туман. Марк хотел грести быстрее, но из этого ничего не получалось, так как его внимание отвлекал рассказ Яси. Люда, хотя и не сводила глаз с компаса, чтобы не заблудиться в тумане, тоже слушала, не пропуская ни слова и часто перебивая девочку вопросами. Яся вкратце рассказывала о том, как был найден каждый из утопленников, а потом вытащила из кармана чёрную металлическую пуговицу, показала своим друзьям и сказала:

— Эту пуговицу нашли у дяди Тимоша. Он крепко держал её, зажав в кулак. Насилу кулак ему разжали.

Марк перестал грести и взял у девочки пуговицу. Таких пуговиц ему никогда не приходилось видеть.

— У нас говорили, — продолжала Яся, — что дядя Тимош, когда попал в воду, хотел, наверное, сбросить одёжу, но только успел оторвать пуговицу. Но я не помню, чтобы у него была такая пуговица. Потом нарочно пересмотрела одежду, в которой его нашли, но там все пуговицы на месте, ни одна не оторвалась.

— Ну, — с любопытством взглянул на неё Марк, — а откуда же эта?

— Я думаю, — ответила Яся, — что дядя Тимош оторвал пуговицу у того, кто его утопил.

Каик стоял на одном месте. Марк не грёб, а Люда не следила за рулём. Они смотрели на Найдёнку и осмысливали её слова.

Так прошла минута, когда лёгкий всплеск воды заставил Ясю оглянуться. Она увидела совсем близко лодку с двумя людьми. Она выплыла из тумана и незаметно приблизилась к «Альбатросу».

Девочка присматривалась, чтобы узнать, кто это плывёт, но не смогла. Её поразила странная форма лодки — ей ведь никогда не приходилось видеть клиперботы, а это была именно такая лодка, правда, больших размеров.

Марк и Люда тоже обернулись вслед за Ясей и, увидев лодку, ждали, пока она подплывёт. Одежда на людях в лодке напоминала военную форму.

— Это, наверное, с «Буревестника»? — тихо спросила Люда.

— Не иначе, — ответил юнга и крикнул: — Привет, товарищи!

Надувная лодка встала рядом с каиком. Один из незнакомцев, здороваясь, поднял руку. Второй, сидевший к ним спиной, теперь обернулся. Это был мужчина с длинной бородой и усами. Марку его лицо казалось знакомым, но он никак не мог припомнить никого из экипажа «Буревестника» с такой бородой и усами. Бороду на эсминце, вообще-то, носил только один человек: интендант, младший командир из сверхсрочников, ведающий продовольствием на корабле. Но это наверняка был не он.

— А мы к вам на корабль, — сказал юнга.

— К нам? — усмехнулся бородатый. И когда он это произнёс, его голос тоже показался Марку знакомым. Его вдруг охватила тревога.

Парень обернулся к Люде и Ясе, чтобы увидеть по выражениям их лиц, знают ли они этого человека. Яся сидела окаменевшая и испуганно смотрела на бородатого. Это был Анч — фотограф, диверсант, шпион, убийца. Марк узнал его и по взгляду Люды понял, что она тоже узнала Анча. Юнга сжал руками вёсла. Надо сейчас же уплывать, убегать, а если на них нападут, поднять крик, чтобы услышали на шхуне и эсминце… Его мысль оборвалась.

Люда только заметила, как бородатый мигом вскочил на ноги, будто его подбросила пружина, и, размахнувшись чем-то, сильно ударил Марка по голове. Марк всё же успел вскочить и броситься на напавшего. Больше она ничего не видела, потому что товарищ бородатого ловко набросил мешок ей на голову и ослеплённую повалил на дно «Альбатроса».

Свидетелем этих событий оставалась Яся Найдёнка, которая в тот же миг вскочила на ноги и с криком «помогите» бросилась в воду.

Ясе повезло больше, чем её товарищам, но ненадолго. Она прыгнула в воду, но Анч поймал девочку за ногу и потянул к себе. Она рвалась вперёд, молотя руками и свободной ногой по воде, но диверсант крепко держал её, а потом схватил за вторую ногу, подтянул к себе и всё-таки втащил её в лодку. Умелым приёмом он скрутил своей пленнице руки. Она успела ещё дважды крикнуть, но какой-то кусок тряпки сразу же очутился у неё во рту. Глаза ей не завязали, и она видела, что делают с Марком и Людой. Сначала она думала, что их будут топить. Анч разговаривал со своим подручным на каком-то чужом языке — по-видимому, они советовались, что им делать с «Альбатросом». Подручный шпиона вытащил ведёрко и начал заливать каик. В это время из тумана донёсся голос: это со шхуны кричал Андрей Камбала. Яся поняла, что там её услышали. Вскоре крики повторились. Спугнутые злодеи оставили «Альбатрос». Девочка увидела, что они не собираются никого топить, а, наоборот, хотят всех троих забрать с собой. Напавшие очень умело подвязали пленным спасательные пробковые пояса под мышки и, сбросив всех троих в воду, привязали верёвками к своей лодке. Перед этим всем троим связали руки и ноги. Мешок с головы Люды не снимали. По-видимому, Анч считал девушку особо опасной. Ясю же он знал, как дефективную, поэтому ей глаза не завязывали; всё равно она ничего, кроме воды и тумана, не видела.

Надувная лодка со связанными пленниками на буксире спешила. Полузатопленный «Альбатрос» остался в тумане. Яся слышала ещё несколько вскриков, а позже гул сирены, но никто не приплыл им навстречу. Она понимала, что там в тумане их ищут, она напрягалась, пытаясь вытолкнуть тряпку изо рта и закричать. Во рту было противно, в горле давила слюна, девочку охватывало отчаяние: сколько она ни пыталась, ничего не получалось. Чуть повернув голову, она видела Марка и Люду, которые плыли на буксирных тросиках, как поплавки. Голова юнги свисала без каких-либо признаков жизни.

Труднее всего было Люде. Она ничего не видела, но чувствовала, как со связанными руками и ногами её бросили в воду и теперь волокли, будто какой-то багаж. Сквозь мешок свет почти не проникал, девушка была совершенно беспомощной и считала, что наступают последние минуты её жизни. «Они утопят нас, как котят», — думала Люда, и в её воображении всплывал берег острова, к которому волной прибьёт их трупы. Но это её не впечатляло — она задыхалась в мешке, причинявшем ей нестерпимые муки. Сколько ещё будет длиться это ужасное путешествие?

Получасовое путешествие показалось ей двухчасовым. Когда оно завершалось, произошло ещё одно событие. В воде Марк наконец пришёл в себя: поднял голову, чуть приоткрыл глаза и, ещё не осознав, что именно с ним случилось, какую-то минуту продолжал плыть. Когда же вспомнил, хотел рвануться вперёд, но почувствовал, что руки и ноги его связаны. Захватчики на лодке заметили, что юнга пришёл в сознание, тотчас же подтянули его к себе и стали завязывать ему глаза и рот. Парень мотал головой, и ему удалось поймать зубами руку Анча. Диверсант со злостью стукнул его кулаком по голове, но на этот раз юнга сознания не потерял.

После этого, как видно, что-то осмыслив, Анч подтянул Найдёнку, и ей тоже завязал глаза — наверное, путешествие на буксире за лодкой приближалось к концу.

Так и случилось. Минут через пять пленные почувствовали, что лодка остановилась, по-видимому, пристав к берегу или какому-то судну. Был слышен негромкий разговор. Говорили на чужом языке, его понимала только Люда. Девушка даже воспрянула духом в своём мешке, когда услышала понятные ей слова.

— Сколько вы их проволокли? — удивился какой-то голос, очевидно, имея в виду пленных.

— Богатый улов, но мы скоро их… — ответил другой голос. Кажется, говорил Анч.

— Внутрь?

— Да, забирайте, надо быстрее отсюда уходить.

— Есть опасность?

— Наделала одна дура шума. В бухте военное судно, наверное, их уже ищут.

Сильные руки нескольких мужчин вытащили из воды пленных. Марк по движениям людей и звукам их шагов догадался, что они находятся на палубе какого-то судна. Их связанных понесли куда-то вниз. Вход был, наверное, узким, неудобным для того, чтобы проносить такую ношу. Марка несколько раз ударили и толкнули об дверь, стену, возможно, о поручни трапа. Юнга пытался посчитать количество ступеней, по которым его несли, но из-за этих толчков сбивался. Наконец их бросили куда-то на пол. С головы Люды сняли мешок, но в помещении было совсем темно, и она всё равно ничего не видела. Разговаривать они не могли.

Когда открылась дверь, из помещения вышел тот, кто снимал с головы девушки мешок, и она заметила, что за дверью светит электричество. Но дверь сразу же закрылась, и стало будто ещё темнее, чем тогда, когда она была в мешке. Почти сразу же все трое почувствовали какое-то дрожание: наверное, судно, на котором они очутились, отплыло. Марк припал к палубе ухом, пытаясь услышать стук паровой машины или звук дизеля, но этого характерного для пароходов и теплоходов звука он не услышал.

Лежать было очень больно и неудобно, но Марк был уверен, что это не будет продолжаться долго. Захватили их, без всяких сомнений, не для того, чтобы только возить с собой. Если Анч испугался, что они его узнали и выдадут, то наверняка их скоро прикончат. Непонятно только, почему не сделали этого до сих пор. А не так ли точно они встретили инспектора, а потом Тимоша Бойчука и, чтобы избавиться от свидетелей, утопили их? Значит, в бухте происходит что-то очень серьёзное. Откуда это судно, на котором они сейчас находятся? Какое новое адское дело затеял здесь Анч? Какие новые преступления он задумал? Парень терялся во многих догадках: то предполагал, что на острове спрятаны какие-то сокровища или важные документы, то думал, что, может быть, на острове хотят создать тайную базу, и, возможно, здесь есть опасные для них люди, которых они хотят уничтожить. Но сколько он ни размышлял, не мог остановиться ни на чём, кроме… торианитовых разработок. Всё началось с момента открытия торианита профессором Ананьевым. Но ведь не могут же они выкрасть отсюда торианитовый песок? Чтобы его вывезти за одну ночь, им нужен флот чуть ли не всего мира. К тому же песок нужно добыть… Потом Марк думал о том, что, возможно, шпионы попробуют их использовать ещё для какого-то дела. Может быть, их хотят держать заложниками и потом на кого-нибудь обменять. Может, их будут заставлять помогать преступникам. Марк твёрдо решил, что лучше умереть, чем выполнять то, что будут требовать от него захватчики. Он не боялся за себя — парня пугала только судьба его спутниц. Неужели им придётся погибнуть в трюмах этого неизвестного судна или быть утопленными в море?!

Послышался звон ключа, кто-то открывал дверь. К ним вошли, щёлкнул выключатель, и Люда зажмурилась от яркой лампы. Марк и Яся сквозь повязки тоже ощутили свет.

10. ВРАГ ПОД ШАПКОЙ-НЕВИДИМКОЙ

Шёл второй месяц Первой мировой империалистической войны. На западе и востоке европейского материка не утихала артиллерийская канонада, в атаку шли полки и дивизии, немецкие полчища захватили Бельгию, разворачивались грандиозные бои в Восточной Пруссии, Польше и Галиции. Война на море ощущалась мало. Схоронившись в своих портах-норах, немецкие корабли почти не рисковали оттуда показываться, опасаясь встречи с более сильным английским флотом. Корабли английского флота блокировали берега Германии, никого не пуская к ним и не выпуская от них, и охраняли прибрежные города Англии от наскоков вражеских крейсеров.

22 сентября по Северному морю вблизи входа в Дуврский пролив шли друг за другом кильватерным строем, придерживаясь интервалов около двух миль, три английских крейсера: «Абукир», «Хог», «Кресси». Они несли дозорную службу в Английском канале.

Внимательно смотрели со своих постов вахтенные, но вокруг всё было спокойно. Ни одного подозрительного дымка на горизонте; чувствительные антенны не перехватывают ни единого обрывка вражеского радиошифра. Вдали чернел плавучий маяк Маас, и свежий ветер кудрявил мелкие барашки на море. Вдруг раздался взрыв, и вахтенные на «Хоге» увидели, как над крейсером «Абукир» поднялся столб чёрного дыма, и огромный фонтан воды упал на корабль. Крейсер осел кормой глубоко в воду, одновременно задрав вверх форштевень.

На «Хоге» и «Кресси» взвыли сигналы тревоги. Оба крейсера дали полный ход, но опоздали.

За несколько минут «Абукир» пошёл на дно. Крейсеры застопорили машины и спустили шлюпки, чтобы спасать людей, которым удалось остаться на поверхности моря. В этот самый момент загремел новый взрыв. На этот раз сверкнуло пламя, и поднялся столб дыма и воды над крейсером «Хог» — он погрузился в воду так же быстро, как и предшественник. На поверхности моря остался одинокий крейсер «Кресси» и несколько сотен людей на волнах. Командир крейсера и его команда лихорадочно искали врага, но враг, казалось, скрывался под шапкой-невидимкой — его нигде видно не было. Гремит новый взрыв, и гибнет последний из трёх английских крейсеров.

На протяжении часа английский флот потерял три корабля и более тысячи моряков. Их утопила немецкая подводная лодка «У-9»[7]. Она направлялась в Дуврский пролив, чтобы выйти в западную часть Английского канала, где имела поручение срывать коммуникации[8] между Великобританией и Францией. Она воспользовалась выгодной обстановкой и утопила все три крейсера торпедами. После первых двух торпедных выстрелов лодка спряталась глубоко под воду, перезарядив торпедные аппараты, снова всплыла и дала последний выстрел.

Это был исключительный успех немецких подводников. В последующем таких случаев не происходило — надводные военные корабли стали более осторожными и научились защищаться от подводных лодок. Тем не менее история войны на море знает ещё много успехов подводного флота. Тот же «У-9» через восемнадцать дней после своего успеха утопил старый английский крейсер «Хаук». Всего за время мировой империалистической войны подводные лодки утопили более двухсот военных кораблей.

Особенно много вреда натворили подводные лодки, топя коммерческие пароходы и разбрасывая мины в самых неожиданных местах. На таких минах подорвались английский линкор «Рессель» и крейсер «Хэмпшир». На «Хэмпшире» погиб английский военный министр лорд Китченер.

Подводный враг во время мировой войны стал самым страшным врагом. Больше всего подводных лодок строила Германия. Её надводный флот за время войны имел только одно столкновение с английским, отступил и больше не осмеливался выходить в море. Подводные же лодки воевали активно. После империалистической войны государства Антанты захватили весь немецкий флот и намеревались распределить его между собой. Но за одну ночь на севере Шотландии возле Скапа-Флоу, главной английской морской базы, немцы утопили весь свой флот, кроме подводных лодок; где-то около ста двадцати подводных лодок остались государствам Антанты. Согласно Версальскому договору Германия наряду с многочисленными всевозможными обязательствами не должна была также строить большие военные корабли и подводные лодки. Через двадцать лет, как известно, не осталось в силе ни единого пункта этого договора…

Теперь подводными лодками вооружены морские флоты всех государств. Появились настоящие подводные великаны, которым даже не подходит определение «лодка». Это уже подводные крейсеры с экипажем от ста до ста пятидесяти человек. Их вооружение — десять-двенадцать торпедных аппаратов, три-четыре пушки.

Слабой стороной подводных лодок остаётся меньшая скорость хода по сравнению с надводными кораблями и совсем небольшая скорость под водой. Проходя по четыре-пять километров в час, лодка может не подниматься на поверхность три-четыре дня. А со скоростью двадцать километров она может идти под водой максимум два часа. Кроме того, подводная лодка очень уязвима. Достаточно, чтобы в неё попал снаряд, бомба или сильно ударило надводное судно, и лодка гибнет. Но все эти недостатки вполне компенсируются её невидимостью.

Из этого рассказа читатель, наверное, уже догадался, что наши герои попали на подводную лодку, явившуюся к советским берегам с диверсионными и шпионскими заданиями.

О том, где они находятся, Марк догадался вскоре после того, как его развязали и вывели из помещения; где держали всех троих, — их развели по разным помещениям, вероятно, для того, чтобы они между собой не разговаривали.

В подводном корабле было не особенно просторно. Казалось, его строитель старался не оставить лишним ни одного кубического сантиметра. Количество свободного места было точно рассчитано на количество членов команды. Марка провели по узкому коридору, открыли ещё одну дверь, и он увидел, что в соседнем помещении светит уже не электричество. Откуда-то сверху сквозь иллюминатор проходил жёлто-зелёный свет. Это были солнечные лучи, профильтрованные через не очень толстый слой воды. По-видимому, лодка шла неглубоко. Если бы Марк хоть немного знал устройство подводной лодки, то догадался бы, что та идёт под перископом. Длина перископа, то есть металлической трубы со сложной системой оптических стёкол, служащих для наблюдения из-под воды над поверхностью моря, редко превышает семь метров. Значит, лодка в это время пребывала на глубине пяти-шести метров.

Марк находился возле входа в командирскую рубку. Рядом с ним стоял моряк, сопровождающий парня с того момента, как его развязали и вывели в коридор. Моряк сказал ему несколько слов, но Марк его не понял. Парень спросил:

— Куда идёт этот корабль?

Часовой посмотрел на него и ничего не ответил.

— Кому принадлежит эта подводная лодка?

Часовой молчал. По его виду невозможно было угадать, понимает ли он Марка.

— Который час? — снова спросил пленный.

Моряк поднял руку и вытащил из-под рукава часы. Стрелки показывали 6.30. Юнга присмотрелся к одежде моряка: это была военная форма, только какой страны, он не знал. Команда подводной лодки могла состоять только из военных моряков. То, что они не скрывали форму, обещало Марку только худшее. Безусловно, они не выпустят его, ведь он же о них расскажет; хотя и не знает, кому принадлежит эта форма, но постарается запомнить её во всех деталях. Он должен присмотреться ко всему на этом корабле, должен прислушаться к каждому слову, хотя и не понимает их языка. Должен запомнить два-три слова, это поможет потом определить национальность пиратов. Ведь, возможно, что ему и удастся спастись из этой ловушки.

Юнга присматривался ко всему, что видел вокруг себя, отыскивая какие-то надписи, буквы или любые другие признаки. Однако не нашёл ничего, кроме знаков умножения, минусов и звёзд, количество и расположение которых он пытался запомнить. Но их предназначение оставалось для него полнейшей тайной.

Если бы Марк разбирался в военных формах всего мира, то он бы очень удивился, рассматривая одежду своего конвоира. Она напоминала военную форму многих флотов, но ни к одному из них не относилась. Командование подводной лодки, которая в мирное время появилась с вражескими целями в чужих водах, применило на всякий случай разные способы маскировки, а также снял все надписи и типичные обозначения на стенах, дверях и машинах, заменив их различными иксами, чёрточками и звёздочками. Всё было сделано для конспирации, для того, чтобы не выдать своё государство в случае провала Только Анч случайно надел китель с форменными пуговицами. И в самой сложной конспирации из поля зрения конспираторов всегда выпадают какие-то мелочи, которые позже могут сослужить добрую службу внимательному разведчику. Так, например, в империалистическую войну случилось, что радист, передавая важную шифрованную радиограмму, будучи другой национальности, сделал маленькую грамматическую ошибку. Эта ошибка привел к тому, что вражеский разведывательный шифровальный отдел расшифровал радиограмму. Противник принял меры, и важная боевая операция была сорвана…

Марк стоял, прислонившись к стене, поскольку чувствовал усталость и слабость после жестоких побоев и не подвижного лежания связанным. На руках он увидел красные полосы, оставшиеся от верёвки. Наверное, такие же следы были и на ногах. Часовой, стоявший возле него с довольно равнодушным видом, потянул за планку, при креплённую к стене, и оттуда отодвинулся на пружине приставной стульчик, подобно тем, которые бывают в коридорах мягких вагонов, только не деревянный, а из тонкого алюминиевого листа. Он показал парню, чтобы тот сел. Марк с благодарностью поднял глаза на часового ему казалось, что на лице моряка промелькнуло выражение сочувствия.

По коридору прошёл Анч. Он был без бороды, и юнга теперь сразу узнал шпиона. Значит, Анч приделывал бороду, боясь, что кто-нибудь из островитян его узнает. Анч не взглянул парню в глаза, скользнул по нему взглядом казалось, не видя его, и вошёл в помещение командира лодки.

Подводный корабль шёл куда-то, не останавливаясь. «Наверное, в открытое море, чтобы там на протяжении дня скрываться», — подумал Марк. Он уже не чувствовал волнения — вместо этого его одолевала сонливость. Это было последствие короткого сна ночью, а потом усталости от напряжения и волнения. Зевая, снова попросил часового показать, который час. И часовой немедленно, но всё так же молча сделал это. Оказалось, он пребывал в коридоре уже сорок пять минут. Кроме Анча за это время никто сюда не заходил. В лодке царила тишина, не считая шума электромоторов и каких-то постукиваний за стеной. Где находились это время Люда и Яся, Марк не знал.

Часовой тоже, наверное, устал стоять, потому что выдвинул себе такой же стул, как перед этим Марку, и сел на него, неподвижный и равнодушный. Лишь иногда Марку казалось, что взгляд часового задерживается на нём, будто тот к чему-то присматривается, и в глазах его едва проскальзывает любопытство.

Дверь командирского помещения открылась. Оттуда высунулась голова Анча.

— Марк Завирюха, зайдите сюда, — приказал шпион.

Часовой вскочил на ноги и замер под стеной. Юнга встал и пошёл к двери. Анч пропустил его перед собой.

Марк стоял перед командиром подводной лодки.

11. ДОПРОС

Командирское помещение было поделено на две части: спальню и кабинет. В спальне стояла пружинная кровать, умывальник, тумба и небольшой гардеробный шкаф. Всё это отделялось от кабинета занавеской из толстого тёмносинего бархата. Кабинет был маленький, в нём могло одновременно поместиться самое большее шесть человек, но сесть им всем было негде. Маленький письменный стол служил наполовину сейфом, наполовину комодом. Верх стола ограждал сантиметровый барьерчик. Он был установлен как мера пресечения от возможных неприятностей во время качки.

Вещи на столе имели на тот же случай специальные углубления и держатели.

Мебель в кабинете состояла ещё из двух стульев и коротенькой софы.

Кроме электричества, каюта освещалась также и дневным светом через иллюминатор.

Марк увидел в кресле за столом лысого мужчину с синеватым цветом лица и рыжими бровями. Парень догадался, что это был командир лодки — уже немолодой, но крепкий, жилистый, с бесцветными глазами, напоминающими своим выражением змеиные. Это был именно такой взгляд, которым змеи парализуют птиц и маленьких зверят, и они, охваченные ужасом, неспособны пошевелиться.

Возможно, командир знал эту особенность своих глаз, потому что с минуту он всматривался в Марка, будто рассчитывал увидеть на его лице тот самый парализующий ужас. Юнга выдержал этот взгляд, хотя и почувствовал такое омерзение, будто за пазуху ему бросили крысу.

Не получив ожидаемого эффекта, командир перестал смотреть на парня и обратился к Анчу. Шпион без особого уважения к командиру, — он, по-видимому, не был подчинённым ему непосредственно, — выслушал, что тот говорил, и потом перевёл Марку:

— Командир корабля просит вас сесть и отвечать на его вопросы.

«Рыжая гадюка», как мысленно прозвал юнга человека за столом, лёгким движением руки указал на стул напротив себя. Марк сел на указанное место, а шпион устроился на софе сбоку, чуть позади парня.

Пираты перемолвились между собой несколькими словами, не сводя глаз с пленного. Последний, стараясь сохранять спокойствие, с показным равнодушием рассматривал свои колени.

Анч положил руку Марку на плечо и сказал:

— Вы понимаете, что попали вместе с вашими спутницами в обстоятельства не совсем обычные. Вам также понятно, что о вашем пребывании здесь никто из ваших друзей не знает, и вы, возможно, думаете, что вам угрожает опасность. Но те, к кому вы попали, вовсе не собираются причинять вам какого-либо зла.

— Где Люда Ананьева и Яся Найдёнка? — спросил Марк.

— Какой заботливый кавалер! — улыбнулся Анч. — Они обе здесь, на корабле, в полной безопасности.

— Почему их не привели сюда? Могут они быть здесь при нашем разговоре?

— Видите ли, здесь тесновато. Если бы у нас было помещение просторней, мы бы это, безусловно, сделали. Но позвольте закончить мои замечания, которые я хотел бы выразить ранее, чем мы перейдём к основному в нашем разговоре. Прежде всего, не требуйте никаких пояснений, потому что их вам давать не станут. Отвечайте без каких-либо возражений на все вопросы и давайте ясные и понятные пояснения, когда вас об этом попросят. В награду через некоторое время вы получите возможность вернуться на свой остров и к своим друзьям, правда, дав обязательство молчать о том, что вы здесь увидите, что услышите и что сами будете говорить.

— А если я не буду отвечать?

— Это не в ваших интересах: молчание обойдётся вам слишком дорого.

Юнга посмотрел на командира. Тот не понял их, но, безусловно, знал, о чём говорит Анч. В змеиных глазах проглядывали интерес и ожидание.

— Ну, а теперь перейдём к тому, для чего вас сюда позвали, — сказал Анч. — Помните, я только переводчик между вами и командиром.

Анч снова обратился к командиру. Тот качнул головой и что-то спросил, обращаясь к Марку.

— Командир интересуется, почему вы сегодня утром очутились в бухте и куда вы плыли?

Марк помолчал, с ненавистью посмотрел на обоих и тихо, но решительно ответил:

— Я отвечать не хочу. Я требую, чтобы меня и моих друзей немедленно высадили на берег.

— Я так и знал, — насмешливо кривя губы, сказал Анч. — Видите ли, товарищ герой, высадить вас на берег мы не можем, потому что мы посреди моря, а вот пустить вас отсюда вплавь — сможем всегда. Что же касается ваших подруг, то вы ведь не знаете, согласны ли они оставить этот корабль.

Марк сидел молча на стуле и, сжав зубы, рассматривал картину на противоположной стене. Картина была новейшим перепевом легенды о Саломее, падчерице иудейского царя Ирода, которая требовала за свой танец голову проповедника Иоанна. На этой картине трём танцовщицам, стоявшим на столах, трое мужчин: моряк, кавалерист и элегантный гражданский, — каждый подавал на блюде по отрезанной человеческой голове.

Анч сказал командиру несколько слов. Тот нахмурился, сильно хлопнул ладонью по столу и закричал на парня. Марк даже не повернул к нему голову, хотя и знал, что непонятные крики содержат ругань и угрозы в его адрес. Командир кричал приблизительно минуту. Наконец он замолк.

Анч вышел из каюты, оставив юнгу и командира один на один. Марк всё с тем же показным безразличием рассматривал стену. Командир молча следил за ним.

Анч быстро вернулся вместе с матросом. Моряк подошёл к юнге и взял его за руку, но парень вырвал её и поднялся на ноги, готовый обороняться. Он не знал, что с ним хотят делать, но решил защищаться изо всех сил. «Быстрее застрелит», — подумал он. Защищаться он мог только кулаками — ни одного тяжёлого предмета под рукой не было. Поднимаясь, он толкнул ногой стул, но оказалось, что стул прикреплён к полу, и пробовать оторвать его было безнадёжно.

Матрос бросился на Марка и начал его бить кулаками в лицо. Юнга прикрылся руками и в свою очередь, подогнув ногу, изо всех сил ударил напавшего в живот. Матрос попятился и упал в кресло с перекошенным от боли лицом. Рыжий командир сорвался с места, схватил револьвер и прицелился в пленного. Стрелять не пришлось, потому что Анч выхватил из кармана руку и, размахнувшись, изо всех сил ударил Марка по голове кастетом. У парня потемнело в глазах, темноту прорезали огни радуги, и он опустился на пол. По его щеке потекла струйка крови.

Он пришёл в себя, сидя в кресле. Всё тело болело, ныли кости.

Шпион и командир ждали, когда пленный откроет глаза.

— Я вам говорил, — тем же холодным голосом продолжал Анч, — вы не послушались и получили первое предупреждение. Кажется, вы уже успокоились. Итак, продолжим наш разговор. Имейте в виду, этот удар — самое лёгкое наказание. Итак, скажите, откуда и куда вы плыли на каике?

Марк молчал. Он думал о том, что всё равно они из него ничего не вытащат, сколько бы его ни били. Но вспоминал своих спутниц и ужасался за их судьбу. Они, значит, вне всяких сомнений, подвергнутся таким же пыткам. Он взглянул в змеиные глаза командира, и теперь у него похолодело под сердцем. Пусть, он будет, будет говорить… Парень обессиленно откинулся на спинку стула.

— Ну? — вопросительно произнёс Анч и медленно потянул левую руку из кармана.

— Я плыл со шхуны «Колумб» на эсминец «Буревестник». Вчера мы прибыли сюда с грузом скумбрии. Шкипер поручил нам доставить туда мешок свежей рыбы. Мы…

— Стоп! Стоп! Откуда же взялась шхуна «Колумб», она ведь погибла от взрыва.

— Нет! — почти крикнул Марк. — Она не погибла, она плавает, как всегда плавала.

— Ага… — хмуро протянул Анч. — Хорошо. Скажите, что здесь делает «Буревестник»?

— Этого я не знаю. Мы были в море, когда он пришёл сюда.

— Та-ак. Вроде бы вы говорите правду. Есть ли ещё здесь военные корабли?

— Кажется, нет. Я не знаю.

— Допустим. Расскажите, что делает на острове профессор Ананьев.

— Он искал там торианит, но теперь, кажется, отказался. Говорят, торианита там очень мало.

— Так вам кажется. Лучше было бы, если б вам не казалось, а чтобы вы знали наверняка… Расскажите, кто сейчас из посторонних есть на острове. Какая здесь охрана? Где находятся охранные пункты?

— Сюда должны прибыть около двухсот человек охранников.

— Ну вот, а вы говорите: «кажется, от торианитовых разработок отказываются…» Ну и где они разместятся?

— Они разместятся на маяке, в посёлке, меньшая часть возле Торианитового холма. Они устроят шесть или семь дозорных пунктов. Я точно не знаю, но так мне рассказывали рыбаки.

— Что вы знаете об исчезновении рыбаков из Соколиного выселка?

— Они утонули в бухте из-за неосторожности. Больше ничего не знаю.

Анч переводил ответы командиру подводной лодки, а тот что-то отмечал в своём блокноте. Потом командир сказал Анчу несколько слов. Он, по-видимому, интересовался ещё какими-то сведениями.

— Скажите, кто сейчас командир «Буревестника»? Тот же, что и был раньше — Семён Иванович Трофимов?

— Да, ему только назначили нового помощника.

— Ещё какие-нибудь изменения в составе экипажа за последнее время?

— Там сменили почти треть команды. Прибыли также новый штурман и новый командир артиллерии. Теперь там добавили четыре зенитные пушки. Потом сделали какие-то изменения в торпедных аппаратах. Какие именно — не знаю. Но из-за этих изменений назначен новый командир. Так мне сказали. Если бы я попал туда сегодня, то об этом всём знал бы наверняка.

— Жаль, что вы не выехали туда раньше, мы забрали бы вас при возвращении.

Анч снова обратился к командиру. Тот о чём-то спросил.

— Вы часто бываете в Лузанах, — продолжал переводчик, — и знаете, наверное, где именно поставлено там минное заграждение, где расположены военные склады и подземные баки для горючего? Вот вам ориентировочный план Лузанского порта. Покажите это всё и сделайте, если нужно, поправку в этом плане.

Командир расстелил на столе перед Марком план. Парень склонился над ним. Несколько минут внимательно рассматривал бумагу и убедился, что план составлен недавно, но по старому плану и, возможно, новыми наблюдениями на глаз. Ряд важных объектов в плане отмечены не были. Парень попросил карандаш и начал делать в плане поправки и разные отметки. Он отметил условное минное заграждение, куда, по его словам, не заходили даже военные корабли. Показал возле них ориентировочные проходы. Начертил размещение подземных баз с горючим вокруг Лузан. Отмечая красным карандашом точки, он проставлял возле каждой какую-то букву.

— Я не знаю, что значат эти буквы, но запомнил их. Кроме того, знаю, что в западной половине Лузанской бухты строится большой подземный ангар, но туда никого не пускают, и я там никогда не был. Слышал разговор, что во время войны Лузаны будут базой подводных лодок.

Допрос продолжался долго. Марк отвечал на все вопросы довольно подробно и, по-видимому, удовлетворительно, поскольку больше его не обвиняли во лжи и не прибегали к угрозам. Наконец вопросы прекратились. Командир и переводчик долго разговаривали между собой. Потом Анч снова вышел. На этот раз его не было дольше, и вернулся он не с матросом, как в первый раз, а с Людой.

Увидев Марка, Люда обрадовалась, но потом помрачнела и побледнела. Её поразил измученный вид парня, окровавленные голова и лицо. Кровь до сих пор сочилась. Волосы на голове слиплись, лицо и одежда были в крови.

— Садитесь, — пригласил Анч Люду и, когда она села, кратко повторил то, что говорил вначале и Марку, добавив: — Не вынуждайте нас применять решительные методы, вы видите это на его примере. Имейте в виду, что он в конце концов, ответил на все вопросы. Да, Завирюха?

Марк нахмурился и склонил голову, стараясь избежать взгляда Люды. Оба — командир лодки и шпион — следили за ним. Девушка прищурила глаза. Она, казалось ждала, что ответит юнга. Анч снова настырно спрашивал его:

— Ну, скажите, Завирюха, верно я говорю? Вы всё рассказали?

— Да, я всё рассказал, — хмуро ответил парень.

— А теперь, — Анч обратился к Люде, — скажите пожалуйста, в районе Лебединого острова, кроме «Буревестника», есть ещё корабли?

Девушка склонила голову и сжала её руками. Она молчала, будто не слыша Анча.

— Кстати, — продолжал он, — скажите, кто командует теперь «Буревестником»?

— Теперь новый командир, — глухо сказала девушка.

Марк содрогнулся от этих слов.

— Как его фамилия? — продолжал, не меняя тона, Анч.

— Что-то вроде… Прибивайло или Перевертайло, я его не видела и не знаю.

— Та-ак. Ну, а ещё какие военные корабли вы знаете в районе Лебединого острова? — допытывался шпион.

— В проливе находятся ещё эсминцы и торпедные катера. Говорят, там…

— Люда! — дико вскрикнул Марк, поднимаясь со стула и замахиваясь на девушку кулаком. — Предательница… — Голос его шипел, выражение лица было отчаянно ненавистным. — Молчи!

Девушка сразу же умолкла.

— Это что значит? — угрожающе спросил Анч. Он наклонился к Марку и воткнул ему в бок острое шило, лежащее на полке над софой.

Марк со стоном склонился на стол.

— Не надо, прошу вас, не надо! — умоляюще крикнула девушка.

— Итак, рассказывайте, — сказал Анч.

Но его перебил командир. Он попросил Анча минуту подождать.

— Выведите девушку, — сказал командир, — мы ещё раз допросим его одного. Надо проучить как следует. Мы должны знать, кто из них говорит правду. Кроме того, приведите вторую, увидим, как он будет себя вести в её присутствии.

Люда совершенно ничем не выдала, что поняла этот разговор, но какую же радость она ощутила! Она поняла Марка.

Этот чудесный парень под пытками ответил на все вопросы. Но как? Запутывая напавших! Хорошо же, как ей ни трудно, но она его поняла и будет продолжать эту опасную игру.

— Вам на минутку придётся выйти, — сказал ей Анч.

Она послушно встала и вышла вместе с ним.

В комнате остались командир и Марк. Пират поднялся, наклонился и несколько раз ударил юнгу ручкой револьвера, негромко произнося непонятные парню ругательства.

В дверь, ведущую на командный пост, постучали. Вошёл, по-видимому, офицер, возможно, помощник рыжего, и что-то доложил ему. Тот выслушал, ответил приказом, и офицер вышел, а за полминуты лодка, казалось, остановилась и будто начала медленно проваливаться. В каюте стало темнеть. Командир включил электричество. Вскоре Марк почувствовал, как корабль обо что-то стукнулся, будто подскочил, снова споткнулся и остановился.

Подводная лодка лежала на грунте.

Анч вернулся из каюты вместе с Ясей. Её посадили на стул, на котором только что сидела Люда. Марк не смотрел на неё. Его голова лежала на столе. Но если бы он взглянул на девочку, то удивился бы разительной перемене. Казалось, последние полтора месяца совсем не отразились на ней. За столом сидела не Яся — это снова была Найдёнка, воспитанница и работница инспектора Ковальчука: хмурая, нелюдимая, неразговорчивая. Анча она не удивила: он видел её такой, какой оставил когда-то на произвол судьбы в тёмном сыром погребе.

— Ну, Найдёнка, мы давно не виделись, — начал шпион. — Мы ещё с тобой поболтаем, но сейчас скажи нам, есть ли в проливе между островом и суходолом какие-нибудь пароходы?

Девочка молчала. Анч сердился.

— Тебе что, язык кто-то отрезал?! Отвечай! Ты знаешь, я к тебе неплохо относился. Между прочим, тут у меня есть твоя фотография.

Анч открыл одну из папок, лежащих на столе. В ней была пачка конвертов. Взял один конверт и вытащил оттуда карточку. Это была фотография Найдёнки. Девочка стояла посреди двора в одежде, подаренной ей Лёвкой, Людой и Марком. Анч рассчитывал, что именно эта фотография больше всего заинтересует Найдёнку, но она не обратила на неё никакого внимания и сидела будто окаменевшая.

В конце концов Анч возмутился, и командир подводной лодки тоже, как видно, разделял его настроение.

— Балда! Идиотка! Ты будешь мне отвечать? — закричал на неё шпион.

Марк поднял над столом голову. Переводчик стоял над девочкой и угрожающе смотрел на неё. Найдёнка даже не хлопнула ресницами. Её глаза равнодушно, чуть расширенно смотрели куда-то перед собой.

Шпион размеренно поднял над её головой руку, вооружённую кастетом. В тот же миг Марк, следивший за ним, вскочил со стула и сунул свою руку между кастетом и головой девочки. Кастет с силой ударил по руке, сбив её до крови. Удар по голове девочки был смягчён, но Марк от боли снова упал на стул. Анч разозлился, а на лице командира лодки появилась мерзкая улыбка. Будь там Люда, могла бы перевести слова командира. «Этот галантный кавалер получил по заслугам», — и от удовольствия пират захихикал.

От Марка требовали, чтобы он подтвердил свои слова и объяснил поведение во время допроса Люды. Наконец его, покрытого синяками, ранами, всего залитого собственной кровью, вывели и посадили в маленьком помещении, где пленники лежали первое время после прибытия на лодку. Теперь там светила электрическая лампочка. Туда же привели и Ясю, так и не сказавшую ни единого слова. В кладовке она тоже молчала и не отвечала на вопросы Марка.

В кабинете допрашивали Люду. Марк не знал об этом наверняка, но догадывался и думал, как она будет осуществлять свой смелый план.

Вскоре он погрузился в забытье, а когда пришёл в себя, увидел склонившуюся над ним Ясю. Девочка прикладывала к его голове мокрый платок. Возле неё стоял графин с водой. Он не знал, что Яся подняла бешеный стук и требовала воды. Ей дали воду, она оторвала кусок блузки, обмыла ему лицо и смачивала голову. Но перевязывать раны Яся не умела. К счастью, они были неглубокими, и кровь быстро засохла. Вскоре после этого в их закуток толкнули и Люду.

12. «БУРЕВЕСТНИК» ИДЁТ В РАЗВЕДКУ

В маленькой кают-компании «Буревестника» пили чай. Семён Иванович держал в руке массивный серебряный подстаканник и, медленно отпивая из него маленькими глотками, слушал рассказ старшего механика о том, как можно было бы увеличить ход эсминца на три мили против максимального. Это была любимая тема старшего механика. Месяца за два или три перед манёврами он начинал при любом случае говорить об этом с командирами, машинистами и кочегарами и докучать Семёну Ивановичу рапортами о необходимости сделать всевозможные усовершенствования в машинном отделении. В конце концов, своего он всегда добивался. И хотя на манёврах «Буревестник» выходил среди однотипных кораблей на первое место по скорости, обещанных механиком трёх миль эсминец не набирал. Перевес среди других кораблей составлял двести — триста метров. После этого старший механик прекращал разговоры и отмалчивался, когда его с улыбкой спрашивали насчёт проектов. Проходило месяца два, и проект увеличения скорости появлялся в каком-то новом виде. И снова повторялась та же история. Старший механик служил на «Буревестнике» четвёртый год и уже славился на весь флот как «прожектёр». Сейчас он излагал своим слушателям, в том числе и командиру, самую свежую идею.

— Тут даже не требуется разрешения инженера дивизиона. Достаточно разрешения командира корабля, и, идя максимальным ходом, мы делаем, полное перекрытие на главном паропроводе при увеличении давления. За полторы минуты у нас поднимется давление, допустимое в исключительных случаях. Мы выключаем вентиляционную установку, и количество оборотов винта доходит до шестисот двадцати. Вот вам и увеличение на три с половиной мили.

— Ого! В этот раз уже на три с половиной! — засмеялся комиссар.

— Не меньше!

— А в машине и кочегарке температура повышается до семидесяти, — сказал Семён Иванович. — Люди падают с ног, в результате лопается дейдвудный вал или, ещё хуже, разлетаются котлы. Спасибо за такой проект.

— Духота, и правда, будет, но опасности нет, я вас уверяю. У нас материалы из исключительно крепкого материала. Я всё проверил и подсчитал.

— Слышал уже не раз, а когда дойдёт до дела…

— Но мы ведь всегда впереди всех!

— А иначе я бы вас вообще никогда не слушал… Ваши три мили сделают нас скоро посмешищем всего флота.

В это время в кают-компанию зашёл краснофлотец и подал командиру радиограмму. Содержание её гласило:

«Командиру эсминца “Буревестник”. В районе Лебединого острова наших подводных лодок нет. Советую немедленно провести разведку. Для охраны Лебединого острова оставить патрульную шлюпку. Исполнение радируйте. Начальник штаба флотилии».

— Сейчас выходим в море, — сказал Трофимов, поднимаясь из-за стола. — Разведка подводного врага.

Кают-компания мигом опустела. Через двадцать минут патрульная моторная шлюпка, вооружённая пулемётом, под командованием младшего лейтенанта, медленно описывая круг, отошла от эсминца.

— Средний ход! — приказал командир эсминца.

Оставляя вспененный след, эсминец вышел из бухты.

В командирской рубке Семён Иванович размечал на морской карте квадраты, которые по очереди должен был обследовать «Буревестник».

Солнце на западе стояло уже над горизонтом. Приближался вечер. Солнечные отблески мерцали на мелкой волне. В воздухе белело несколько чаек.

— Дайте распоряжение не зажигать огней, — сказал командир эсминца своему помощнику.

Барыль видел подозрительное пятно, которое он принял за подводную лодку, километров приблизительно за двадцать — двадцать пять на север от острова. Куда она шла и двигалась ли вообще, он не рассмотрел. Всё же командир и старший штурман приблизительно определили район, в котором могла быть лодка. Прошло уже часа четыре. За это время лодка могла идти под водой экономическим ходом, полным ходом, наконец, всплыть на поверхность, идти на дизелях. В первом случае её скорость могла равняться максимум семи километрам в час, во втором — двадцати. Надводным ходом за это время лодка могла пройти более ста двадцати километров. На карте были начерчены циркулем три соответствующих концентрических круга. Учитывая ещё ряд других обстоятельств, были определены возможные места нахождения лодки.

— Думаю, он далеко от острова не отошёл, — сказал командир. — Здесь, кажется, есть для него какой-то магнит.

— Кроме того, если бы он удирал отсюда полной надводной скоростью, нам всё равно нечего за ним гнаться, — заметил штурман.

— Правильно, — сказал командир. — Прикажите идти тихо, сигналов никаких не подавать. Слушателям на гидрофонах замереть.

Когда совсем стемнело, «Буревестник» с погашенными огнями шёл переменным ходом, обследуя квадрат за квадратом район возможного пребывания подводной лодки. Вахтенные на палубе всматривались в темноту, следя за огнями пароходов и рыбачьих судов. Они обошли два парохода, и те даже не заметили, что поблизости от них был военный корабль.

Основную работу во время разведки выполняли слушатели на гидрофонах. Эти специальные приборы улавливают на значительном расстоянии различные шумы и звуки в море. Ими одинаково пользуются как корабли для подслушивания подводных лодок, так и подводные лодки для подслушивания надводных кораблей. За бортами эсминца повисли широкие раструбы — собиратели звуков, а на самом эсминце, припав к наушникам, слушатели «выслушивали» море, будто доктор грудь больного.

Эти приборы очень точны. Однажды американский эсминец напал на немецкую подводную лодку и забросал её глубинными бомбами. После атаки слушатели на гидрофонах слышали, как слабо работали машины лодки, лежащей на грунте, но вот они стихли. После этого слушатели уловили двадцать четыре выстрела. Это кончала самоубийством команда повреждённой подводной лодки, убедившись, что спастись нельзя. Возможно, это выдумка, но среди моряков она очень распространена и даже приводится в специальной литературе…

Целую ночь ходил «Буревестник», и слушатели не оставляли своих аппаратов. Только раз они слышали звуки, похожие на работу винтов подводной лодки. Как только об этом оповестили командира, он приказал остановить машины. В машинном отделении всё стихло. Корабль двигался по инерции. И почти в тот же миг слушатели перестали слышать звуки, которые казались им характерными для подводной лодки. Только один уверял, что секунд десять после того улавливал едва слышный шум от вращения винта. Ему на это ответили, что это, наверное, он слышал работу винтов «Буревестника».

Почти час эсминец стоял неподвижно. Но как бы ни прислушивались наблюдатели, никто не слышал больше ничего подозрительного. Наконец командир приказал дать эсминцу тихий ход.

Ещё раз поздно ночью гидрофоны уловили отдалённый взрыв, и больше никакие звуки не вызывали подозрений.

Проходив всю ночь, поутру решили возвращаться. «Буревестник» отошёл от Лебединого острова более чем на сто километров. Взяли курс на Соколиную бухту. Шли быстро: Трофимов хотел поскорее узнать, как прошла последняя ночь.

Ясным весёлым утром подошли к острову и вошли в бухту. Навстречу вышла патрульная шлюпка. Поравнявшись со шлюпкой, командир прокричал в трубку привет краснофлотцам и спросил, что нового. В ответ зазвучало громогласное «здравствуйте», а потом слова лейтенанта:

— В бухте всё спокойно.

«Буревестник» бросил якорь ближе к выселку.

13. ПРОЩАЛЬНОЕ ПИСЬМО

За Людой защёлкнулся автоматический замок в двери. Перед ней на полу, опёршись спиной о стену, сидел Марк, а возле него стояла на коленях Яся с мокрой тряпкой в руках. Помещение было таким тесным, что если бы они хотели вместе лечь на полу, то не смогли бы уместиться. Там не было ни одной вещи, только пол, стены и потолок с лампочкой над дверью. Потолок нависал так низко, что Люда чувствовала, как касается его волосами. Когда девушка увидела своих друзей, то даже вскрикнула от радости. Она вновь почувствовала себя среди своих, родных, после тяжёлого допроса, когда Анч задавал ей многочисленные вопросы, на которые она должна была немедленно придумывать ответы. Она видела — захватчики этим ответам не очень-то верили, но поскольку девушка отвечала на каждый вопрос, вели себя с ней достаточно вежливо. Теперь, когда девушка оказалась среди товарищей, она обрадовалась, но одновременно содрогнулась от боли, увидев избитого Марка. Наклонилась к нему, намереваясь спросить, как парень себя чувствует, но тут же замерла, услышав ругательство:

— Негодяйка, трусиха! Прочь от меня!

Люду даже охватил испуг, но, посмотрев Марку в глаза, она поняла его. Марк боялся, что их подслушивают, и продолжал игру, начатую в каюте командира подводной лодки.

Люда села рядом с ним, не говоря ни единого слова. Она улыбнулась ему, но Марк отвернулся. Этого девушка уже не понимала: ведь они были здесь одни.

Яся не знала, в чём дело, и потому удивлённо поглядывала то на Люду, то на Марка, не осмеливаясь что-либо сказать.

Юнга вытянулся и повернулся спиной к Люде. Девушка продолжала сидеть неподвижно. Через некоторое время почувствовала, что Марк взял её за локоть и крепко сжал. Потом пожал несколько раз всей ладонью, а после этого только большим пальцем. Она не понимала, в чём дело. Пожатие продолжалось. Это ей что-то напоминало, но что именно? Он жмёт то всей рукой, то только большим пальцем. Между этими пожатиями определённые интервалы. Так… так… один всей рукой, один пальцем, два всей рукой, интервал, один пальцем, два всей рукой, один пальцем, интервал, один всей рукой, один пальцем… Что же это такое? Ага! Точка, точка, точка, интервал. Точка, тире, точка, точка, интервал. Точка, точка, тире, интервал. Точка, точка, точка, точка, интервал. Точка, тире, интервал. Точка, тире, тире, тире. Теперь она поняла: Марк разговаривает азбукой Морзе. Так никто их не услышит и не увидит. Она напрягает память, припоминает знаки азбуки Морзе.

Марк рассказывал, как допрашивали его и Ясю, и опасался, что их могут не только подслушивать, но каким-то незаметным способом подсматривать, поэтому надо очень остерегаться. Он спрашивает о её допросе. Люда подробно рассказывает. Она много навыдумывала о военных кораблях, о разных изменениях на острове и на побережье. Спрашивали об отце, о торианите, но она всё совершенно перепутала. Только, кажется, ей не очеиь-то верят. Она согласна с Марком — надо их ввести в заблуждение. Но ей тяжело видеть, как с ним обращаются. Парень отвечает, что так и должно быть. Всё равно придётся погибнуть. Тем не менее надо бороться, может быть, им ещё удастся навредить диверсантам. Пусть он погибнет первым, а она пусть продолжит их обманывать. В таком положении — это единственный выход. Сейчас он предлагает начать вслух разговор. Пусть она объясняет ему, почему всё рассказала, а он в ответ будет её ругать. Если их подслушивают, то так даже лучше. Она согласна и даже просит, чтобы Марк её побил. В ответ на это Люда почувствовала нежное пожатие руки. Это уже никакой не знак Морзе. Это просто дружеское, искреннее пожатие, возможно, последнее в жизни. У девушки на глазах выступают слёзы, когда она начинает говорить. Эти слёзы звенят в её голосе. Если кто-то их подслушивал, то слова, которые она произносила, безусловно, производили то впечатление, на которое рассчитывал Марк.

— Марк, пойми меня! От нас ведь не требуют никаких страшных действий… Нас только спрашивают, и мы должны отвечать, потому что иначе нас будут мучить и убьют. Разве то, что мы расскажем, имеет такое уж большое значение? Это же мелочи! Важного мы всё равно не знаем.

— Дура! — кричит он ей в ответ. — Трусиха! Тебя мало убить!

— Марк, как они тебя побили! Марк, я боюсь…

— О, проклятая гадина! Молчи! Или я тебя задушу. Скажи мне, что ты там рассказала?

Люда, всхлипывая, стала рассказывать о допросе. Марк перебивал её ругательствами и обещаниями жестоко с ней расправиться. Так прошло несколько минут. Люда замолчала и, пожимая парню руку, требовала, чтобы он её побил. Но Марк не осмеливался этого сделать. Наконец он несколько раз замахнулся на неё, но не ударил. Кулак его здоровой руки прошёлся мимо неё и легко стукнул в стену. Найдёнка, наблюдая за их ссорой, всё это воспринимала серьёзно. Она вскочила и обняла Марка, чтобы не дать ему ударить Люду. Люда повернулась головой к стене и закричала не своим голосом. В тот же миг открылась дверь, и на пороге появился Анч. За его спиной стоял тот самый матрос, который сторожил в коридоре Марка. Люда повернулась к ним лицом, вымазанным кровью. Перед этим она так стукнулась носом о стену, что выступила кровь. Анч, выругав Марка, забрал девушку с собой.

Снова закрылась дверь, и юнга с Ясей остались одни. Марк погладил девочку по голове, но она резко отвернулась от него. Парень горько улыбнулся: он боялся, что Найдёнка так никогда и не поймёт его. Попробовал заговорить, но девочка в ответ лишь укоризненно поглядывала на него.

Время тянулось чрезвычайно медленно, но, наконец, дверь открылась, и знакомый уже матрос поставил перед ними тарелки с едой и хлебом. Оставляя их, он будто случайно толкнул Марка. А когда тот обратил на него внимание, указал глазами на подставку с хлебом.

Как бы Марк за день ни натерпелся, но здоровый организм победил всё, и у него проснулся волчий аппетит. Он приглашал Ясю попробовать, чем их кормят, но девочка хлебнула одну ложку и больше ничего не ела.

— Что будет — увидим, а сейчас давай поедим, — говорил он ей. Но Яся отрицательно покачала головой.

Ломая хлеб, вспомнил, как матрос, будто нарочно, выразительно показывал туда глазами. Марк осмотрел подставку для хлеба. Она была накрыта белой салфеткой, а под салфеткой что-то лежало. Он снял её и увидел несколько маленьких листочков бумаги и короткий огрызок карандаша. На одном из этих листов, загнутом вдвое, что-то было написано на русском языке. Вспомнил свои попытки поговорить с этим матросом в коридоре. Тогда матрос не отвечал, но на вопрос «который час» показал, что язык понимает. Юнга начал разбирать написанное:

«Вы герой. Вас ждёт смерть. Помочь вам я не смогу. Но я вам сочувствую. Если хотите написать письмо родителям или товарищам, то я обязуюсь его переслать по указанному вами адресу. Будьте осторожны, вас подслушивают. Ваш друг».

Значит, здесь, на пиратской лодке, есть человек, который сопереживает ему. Неизвестный «друг»… Конечно же, это и есть матрос, принёсший им обед. А может быть, это провокация? Но нет, какие у него основания так думать? И потом, вероятно, уже обещали бы освобождение. А тут ничего подобного. Неизвестный друг сочувствует, хотя ничем помочь не может. Ясно. Он здесь только один. И обещает ему только передать письмо родителям и друзьям. Письмо после смерти… Значит, он должен умереть…

Что же делать? Наверное, надо поспешить с письмом, ведь сюда каждую минуту может зайти Анч или кто-нибудь другой, и тогда пропадёт возможность отправить своё последнее письмо.

Но Марк не знал, сколько времени он сможет писать, и потому должен был торопиться. Вот его письмо:

«Мои любимые и самые дорогие! Я должен умереть. Собственно, мы должны умереть. Нас захватили враги, которые подошли к Лебединому острову на подводной лодке. Мы умираем с мыслями о вас, о Лебедином острове, о “Колумбе”, о нашей Родине. Это письмо, кроме меня, подписывает Яся Найдёнка. Ваш Марк».

Он быстренько сунул в Ясину руку карандаш и, водя ею, подписал также её имя. Девочка послушно подчинялась. Потом написал адрес, скрутил письмо в тоненькую трубочку и вместе с карандашом положил назад под салфетку. Записку матроса он ещё раз пробежал глазами, скомкал и проглотил.

Только закончил, как дверь вдруг открылась. Вошёл Анч, а из-за его спины показалось хмурое и напряжённое лицо матроса. Казалось, матросу полегчало, когда ни он, ни Анч ничего особенного в пленных не заметили. Матрос забрал тарелки и подставку с хлебом и ушёл, унося спрятанное под салфеткой письмо.

Анч посмотрел на пленных и сказал:

— Командир лодки даёт вам ещё два часа подумать. Если вы не согласитесь дать точные сведения, которые от вас требуются, то можете считать свою жизнь законченной. — Потом помолчал и продолжал: — Марк Завирюха, может быть, вы сейчас согласны говорить?

— Мне нечего отвечать.

— А ты, Найдёнка?

Девочка молча отвернулась к стене.

— Ну, что ж, считайте тогда секунды последних двух часов. — Анч закрыл за собой дверь.

Марк обнял Ясю, и она склонила ему на плечо голову. Юнга думал о Люде: где она? Останется ли в живых? Вряд ли. Она ведь не сказала им ни слова правды.

— Марк, — прошептала Яся ему на ухо, — что делать?

— Главное, Яся, не пугайся, — так же тихо ответил ей Марк. — Мы покажем, что мы смерти не боимся. Что бы они ни делали, не будем говорить ни единого слова.

— А Люда?

Губы Марка чуть заметно зашевелились, и Яся скорее догадалась, чем услышала: «Она… но так надо… Её ждёт то же самое».

14. ЛЮДА ПРОСИТ СВИДАНИЯ

Конец дня Люда провела в крошечной каюте с одной койкой. Туда её привёл Анч. Он возмущался поведению Марка, обещал его жестоко наказать, успокаивал девушку и уверял, что он и командир корабля сделают всё, чтобы она как следует отдохнула и вообще чувствовала себя как можно лучше. Он даже напомнил ей, как хорошо они танцевали во время праздника на Лебедином острове.

Девушка просила Анча не делать ничего плохого Марку и обещала рассказывать обо всём, что она знает, только пусть их всех оставят в живых. Особенно просила, чтобы к ней провели Найдёнку и не разлучали их. Анч обещал поговорить об этом с командиром и выразил надежду, что тот разрешит, если Люда будет послушной. Он зажёг электричество и вышел, оставив девушку одну.

Осмотрев каюту, девушка решила, что здесь, по-видимому, жил кто-то из командного состава подводного корабля, а возможно, и сам Анч. Откидная пружинная койка, возле неё специальный сундучок с бельём, плюшевым одеялом, одной обычной и несколькими резиновыми надувными подушками. Рассматривая их, Люда догадалась, что они заодно предназначены служить спасательными поплавками. Кроме того, в каюте обнаружились зеркало, откидной умывальник, электрический вентилятор, столик, полочка для книг и вещей. В углу стоял маленький запертый шкаф. Ящик в столике тоже был заперт. Люда сразу осмотрела всё, не нашла ничего интересного, откинула койку, надула резиновую подушку и легла на неё.

Ей не спалось. Ныло всё тело, болели ноги, голова, и казалось, будто она чувствовала усталость как минимум после недели какой-то чрезмерной физической работы. Люда думала, что будет дальше. Представить ближайшее будущее, хотя бы через час или два, не могла. Она погибнет — не верится, чтобы её выпустили отсюда живой. А если уж погибать, то нельзя ли пустить заодно на дно этот пиратский корабль? О, если бы здесь пробыть ещё какое-то время вместе с Марком! Вдвоём они, безусловно, придумали бы что-то. А может быть, им ещё удастся спастись. Она хотела бы знать, как их будут убивать… Припомнила рассказ Яси о смерти рыбного инспектора и Тимоша Бойчука. Их, наверное, тоже захватили эти же самые пираты. Наверное, допрашивали, а потом убили. Яся рассказывала, что на них не нашли никаких следов насильственной смерти. Они утонули. То есть их утопили. Наверное, пираты обычно топят своих пленников. Только сомнительно, чтобы они просто сбрасывали их с лодки, не применяя никаких других методов, ведь в таком случае Тимош Бойчук, безусловно, доплыл бы до берега. Если же Тимоша так быстро выбросило море, значит, его утопили поблизости от острова. Наверное, там же, в бухте, где его захватили. Люда представила себе, как её погрузят головой в воду и будут так держать до тех пор, пока она не задохнётся… А перед этим она ещё наглотается воды… От этих мыслей становилось жутко.

Лёжа на койке, она вытянулась, сложила руки, как мертвец, и заснула. Это был кратковременный, тяжёлый и неспокойный сон. В сонном воображении роились кошмарные призраки. Ей казалось, кто-то неизвестный, страшный нападает на неё, а она не может даже пошевелиться, чтобы защититься. Она знала, что это только сон, хотела проснуться и не могла.

Наконец Люда проснулась. В каюте никого не было. Повернулась на бок и так лежала, пока не принесли еду. Есть не хотелось, но заставила себя, зная, что надо беречь силы.

Во время обеда почувствовала, как лодка содрогнулась, лёгкая вибрация под палубой свидетельствовала о работе электромоторов. Подводная лодка поднялась с грунта и куда-то направилась, видимо, выплывая на поверхность, потому что, когда у неё забирали тарелки, услышала сквозь открытую дверь, как в коридоре кто-то сказал:

— Глубина тридцать семь метров.

Позже лодка останавливалась, а потом снова двигалась с места. Временами девушке казалось, что она поднимается, может быть, даже всплывает, а потом снова погружается. Она заснула снова и, наверное, спала на этот раз долго, потому что, когда её разбудили, ощутила прилив свежих сил.

Разбудил её матрос и знаками велел идти за ним. Девушка подошла к зеркалу поправить растрепавшиеся волосы и помятое платье. В подводной лодке был сухой воздух и высокая температура, и всё на ней успело высохнуть. Матрос деликатно вышел на минуту за дверь. Девушка, стоя перед зеркалом, увидела, как в нём отражается полочка над койкой. Там лежало несколько резиновых подушек, на одной из которых она спала. Люда быстренько вернулась, схватила одну из этих подушек, смяла её и спрятала под платье. Матрос снова вошёл в каюту и движением головы приказал идти за ним — в знакомую уже каюту командира подводной лодки. Ей пришлось немного подождать в коридоре, пока её туда позвали. Как девушка и предполагала, она застала там командира и Анча.

— Уважаемая Людмила Андреевна, — очень вежливо обратился к ней переводчик, — садитесь, пожалуйста.

Люда села.

— Командир нашего корабля просит выразить вам благодарность за ваше поведение. Вы сразу нас поняли и не встали на путь молчания и возражений. Видите, мы тоже относимся к вам как можно лучше. Мы пока что не можем освободить вас. Но, наверное, вы беспокоитесь о вашем отце, полагаем, как и он о вас? Командир разрешает вам написать отцу письмо.

Люда удивлённо и настороженно слушала Анча. Что скрывается за этой любезностью?

— Мне можно писать в письме всё, что я захочу? — спросила она.

— Да, только за одним исключением — ни единого слова об этом корабле и о людях на нём.

— Позвольте, но о чём же тогда я могу писать?

— Вы можете писать о своих чувствах, спрашивать о домашних делах, наконец, о том, что нам угрожает опасность, что вы попали в очень затруднительное положение, но ничего не пишите о местопребывании. Кажется, достаточно.

— Да, спасибо. Я подумаю.

— А о чём же, собственно, думать?

— Думаю, как нелегко написать такое письмо в моём положении… Я должна написать так, чтобы вы его пропустили, но мне ведь хочется что-то о себе сказать…

— О, я вас понимаю. Если хотите, могу помочь вам составить письмо. Кстати, вот что… Если вы напишете отцу, чтобы он немедленно приехал в Лузаны увидеться с вами, то… вы тем самым спасёте его от смертельной опасности, которая угрожает ему в эти дни на острове… и… не обманете его… До того времени всё закончится, и вы с ним увидитесь.

Анч обратился к командиру, переводя ему свой разговор с Людой.

Девушка смотрела на них непонимающими глазами. Она очень боялась выдать каким-нибудь движением или взглядом, что знает их язык. Посмотрев на одного и второго, она опустила глаза и, глядя себе под ноги, мысленно перевела то, что они говорили.

— Кажется, здесь будет лучше, чем там, — сказал командир.

— Возможно, — ответил Анч. — Хотя я не ожидал от неё такой покорности и страха перед нами.

— А с теми надо кончать.

— Тем же способом?

— Это самый лучший способ, но в данном случае, когда парня вынесет на берег, могут обратить внимание на характер ранений. Я думаю, мы ещё до утра выбросим их в открытом море. Они в таком состоянии, что за десять минут пойдут на дно.

— Трупы, в конце концов, может принести к берегу.

— Следов избиения к тому времени никто не различит, а больше мы им физических неприятностей причинять не будем, — улыбаясь, пояснил командир.

Люда почувствовала, как у неё тяжелеет голова, ей хотелось крикнуть: «Разбойники, убивайте меня вместе с моими товарищами! Я понимаю вас. Всё равно ничего от меня не добьётесь». Но, напрягая всю свою волю, девушка сдерживала себя. Если бы Марк знал, он вполне одобрил бы её поведение.

Командир нажал кнопку звонка, и на сигнал вошёл матрос. Ему приказали привести пленного парня. Анч обратился к Люде.

— Ну, вы можете идти и писать письмо. Я вас провожу.

— Вы обещали, — сказала Люда, — перевести ко мне Найдёнку.

— Найдёнку? А, да, действительно. Командир не возражает дать вам с ней свидание, поговорите с девочкой, уговорите её изменить своё поведение. Когда она это сделает, её поместят вместе с вами.

— А когда можно её увидеть?

— Это можно сейчас. — Потом, повернувшись к командиру, думая, что Люда не понимает его, добавил: — Устрою ей последнее свидание.

Когда вышли из командирской каюты, в коридоре встретили Марка.

Увидев, что за ними следит Анч, парень отвернулся от Люды. Анч проводил девушку в каюту, где была Яся, и оставил их одних.

15. СИНИЙ ПАКЕТ

Возвращаясь, шпион велел Марку идти за ним в командирскую каюту. Командира в ней не застали. Он, по-видимому, вышел в рубку, оставив дверь, которая вела туда, приоткрытой. Марк, заглянув в рубку, догадался, что сейчас либо ночь, либо лодка спустилась очень глубоко в воду. Сквозь иллюминатор не проникало никакого света. По ощущениям лодка ускорялась.

Анч сел в кресло командира и, не предлагая садиться Марку, обратился к нему резким голосом, с явной насмешкой.

— Итак, славный герой, прошло два часа. Сейчас произойдёт наш последний разговор. Надеюсь, вы за это время подумали о своём поведении и передумали? А?

— Да, я думал, — с ненавистью в голосе произнёс Марк. — Вам ничего не удастся вытянуть из меня. Возможно, это мой последний час, но и ваш последний час тоже близок. За меня сумеют отомстить.

— О, оставьте, юноша, красивые слова. Лучше послушайте меня. Вы, конечно, знали двоих людей с Лебединого острова, которые недавно погибли. Одного из них звали Тимош Бойчук. Обоих уже нет. Но вы ничего не знаете об их последних минутах. Первый был утоплен, как мышь. Его погрузили в воду, двое матросов держали за ноги. Мне пришлось возиться с его головой. Он бился в воде, как дельфин. Временами ему удавалось вырвать голову на воздух: глаза его были выпучены, как у жабы, из носа и рта текла вода. Наверное, он напился её в достатке, а это, вы знаете, не очень вкусный напиток. Мы с ним возились больше пяти минут, пока его брюхо набрало достаточный балласт, а из груди вышел весь воздух. Тогда он погрузился в воду без задержки. С Тимошем Бойчуком возни было больше, но лишь до тех пор, пока его не упаковали в мешок. Он начал буянить, и потом я не нашёл на своём кителе одной пуговицы — вторую позже, кажется, вы, молодой человек, сорвали… Но как только мы его туда упаковали, дело пошло легко: мы бросили его в воду на несколько минут, а потом вытащили неподвижное чучело, чтобы выбросить из мешка. Этот мешок хранится у меня как памятка. Показать вам его?

— Сволочь!

— Не ругайтесь, не поможет. Ваше последнее слово?

В это время подводная лодка вдруг остановилась. Анч и Марк по инерции вздрогнули и качнулись в одну сторону. Из командирской рубки доносился тревожный разговор. Анч поднялся со своего места, подошёл к полуоткрытой двери и, повернувшись к Марку спиной, кого-то о чём-то спрашивал.

Парень не знал, что командир внезапно остановил подводную лодку, потому что встревожился из-за сообщения своих слушателей на гидрофонах. Они наблюдали шумы парохода с сильной машиной и очень быстрым движением. Скорость и направление корабля, определённые шумопеленгаторами, не подходили ни к одному курсу для грузовых или пассажирских пароходов в этом районе и вызвали подозрение, что он принадлежит военному кораблю. Осторожности ради пираты решили остановиться. Но особенно их поразило, что почти одновременно, как только они остановились, стих шум корабля. Такая случайность показалась им подозрительной, поэтому командир решил лежать на дне и переждать некоторое время, наблюдая шумы с помощью гидрофонов. Лодка залегла на глубине сто сорок пять метров.

Пока Анч беседовал с теми, кто находился в центральном посту управления, Марк оглядывался во все стороны, отыскивая какой-нибудь путь к спасению. Вот бы найти какое-нибудь оружие, схватить его и уничтожить шпиона и «рыжую гадину»! Но единственным предметом, отдалённо напоминающим оружие, был костяной нож для разрезания бумаги. Кроме того, на столе лежали три или четыре книги, стопка бумаги, карандаши и маленькая шкатулка, которую Марк раньше не видел. Шкатулка была открыта, и в ней были видны бумаги. Наверное, командир просматривал эти бумаги, когда его позвали в пост центрального управления, и не успел закрыть шкатулку.

«Наверное, там какие-то важные документы», — подумал юнга и, прикинув, что на него никто не смотрит, протянул к шкатулке руку. Это была напряжённая минута: у него остановилось дыхание, когда пальцы коснулись этих бумаг.

Стараясь соблюсти абсолютную тишину, он почувствовал, что сжал какой-то грубый пакет. В посту слышался громкий разговор между Анчем и командиром лодки. Последний что-то рассказывал прерывистыми и сжатыми фразами. Шпион перебил его вопросом и сделал спиной движение, будто оборачиваясь. В это время рука Марка с пакетом в ярко-синем конверте повисла в воздухе над столом. Парень отдёрнул руку и спрятал конверт под стол, а взглядом остановился на картине с головами на трёх блюдах. Анч и правда обернулся, взглянул на пленного, но, не заметив никаких изменений в его позе, снова продолжал свой разговор. Марк ещё четверть минуты интересовался картиной неизвестного художника, потом обернулся к Анчу. Тот стоял к нему спиной. И синий пакет быстренько исчез под рубашкой Марка. «Возможно, мой труп прибьёт к берегу, — подумал парень, — а бумаги какое-то время могут храниться. Этот пакет и моё письмо, переданное матросу, всё объяснят».

Поговорив ещё недолго, Анч вернулся к пленному. Сразу же вслед за ним вошёл командир. Они заняли свои обычные места. Анч в последний раз предложил Марку дать правдивые ответы на их вопросы.

— То, что говорит Люда Ананьева, вы подтверждаете?

— Нет, это неправда.

— Ну, всё понятно… Значит, вы думаете, что погибнете героем, что о вас будут слагать песни, легенды, что добудете себе вечную славу. Ха-ха-ха!..

Анч перевёл свои слова командиру, и тот тоже мерзко захихикал.

— Но никто не будет знать, как вы погибли. Даже когда найдут ваш труп, то всего-навсего решат, что неосторожный юноша утонул в море. Закопают — и всё. Крышка.

Командир лодки не понимал слов шпиона, но догадывался о них по выражению лица Анча и, саркастически улыбаясь, как видно, добавлял свои замечания, к счастью, непонятные Марку.

Юнга, сжав зубы, слушал их, а потом, поднявшись, твёрдо сказал:

— Ошибаетесь, господа: о моей смерти узнают скоро и заплатят вам как следует.

— Ха-ха-ха! — смеялся Анч. — Откуда узнают? — и что-то сказал командиру.

Последний выдвинул ящик из стола, вытащил оттуда какой-то листок и подал его Анчу. Марку этот листок показался знакомым. И он, действительно, был ему знаком, потому что Анч, растягивая слова, прочёл:

— «Мои любимые и самые дорогие. Я должен…»

Кровь ударила Марку в голову, и он бросился на Анча. Но, ожидая этого, Анч заранее вооружился кастетом. Шпион ударил парня по переносице, а матрос, вскочивший в каюту, схватил юнгу за руки и ловким приёмом заломил их назад.

— Горяч, — насмешливо произнёс Анч, — но всё же мы дочитаем.

Матрос связал верёвкой руки Марка и, бросив его на стул, стал рядом. Шпион дочитал письмо, подтрунивая над каждым словом. Тем временем на лице командира проступило настоящее наслаждение, пока он наблюдал, как злился юнга, слушая шпиона. Однако Марк переборол свои чувства. Он должен сохранять спокойствие, безразличие, не отвечать ни на один вопрос, быть хладнокровным и немым, как рыба, не обращать никакого внимания на своих мучителей. Но каким образом это письмо попало в руки пиратскому начальству? Неужели тот матрос с добрым лицом проявил неосторожность, потерял это письмо, либо его нашли у него? Что его ждёт?

Юнгу вывели со связанными руками в коридор и повели в то помещение, где держали вместе с Найдёнкой.

Идя по коридору, он почувствовал на себе чей-то взгляд. Это на него смотрел матрос. Он улыбался, и его «доброе» лицо стало нестерпимо омерзительным Марку.

— Провокатор! — вскричал парень и плюнул ему в глаза.

16. ВЫСТРЕЛ ТОРПЕДОЙ

Правобортный наблюдатель на гидрофоне сообщил в пост центрального управления, что снова слышит шум винтов парохода. Направление то же самое, что и раньше. Командир лодки немедленно вышел из своей каюты в пост центрального управления. Там дежурил его помощник. Командир занял своё место, осветил перед собой карту моря и, надев на уши телефонные наушники, с помощью переводного телефонного аппарата поддерживал связь со всеми частями лодки, а в первую очередь с гидрофонами. Какое-то судно со скоростью, которая явно была слишком большой для коммерческих пароходов, но медленной для боевых кораблей, приближалось к ним. Следя за показаниями шумопеленгатора, можно было установить, что этот пароход идёт не по прямой линии, его движение зигзагообразное, то есть он время от времени менял курс, как делают пароходы, когда боятся быть торпедированными, — или тральщики, выбирающие мины, или миноносцы, если они, вдобавок ко всем этим заданиям, ещё проводят в море тщательную разведку.

За спиной командира стоял Анч. Он хотя и не относился к экипажу этого корабля, но пользовался привилегированным положением, как представитель специальной разведывательной службы.

— Что там? — спрашивал он. — Какие-то новости?

Командир отмечал на карте движение парохода, приближающегося к ним.

— Девять из десяти, что это военный корабль, — сказал он. — Я бы охотно всплыл и послал ему порцию тротила, но его предыдущий быстрый ход и эти манёвры наводят на некоторые сомнения, удастся ли сделать это хорошо.

— А в чём дело?

— Наиболее вероятно, что это миноносец, то есть самый страшный наш враг. Кроме того, если он имеет подозрения, что поблизости есть подводная лодка, или даже если проводит на эту тему ночное учебное плавание, то может наделать нам беды.

— Мы долго будем стоять?

— Пока не отойдёт на значительное расстояние этот корабль. Иначе он может подслушать нас своими гидрофонами.

Шумопеленгаторы и обычные гидрофоны показывали увеличение движения неизвестного пиратам судна. Но их командир оставался спокойным. Сто сорок пять метров — достаточный слой воды, чтобы спрятать подводную лодку, если она совершенно неподвижна. В таком случае единственное, чем её можно было бы отыскать — это разведка инфракрасными лучами, но, учитывая сложность и новизну этих установок, он был уверен, что миноносец такую разведку проводить не мог.

Вот неизвестный корабль уже совсем близко. Показатели шумопеленгаторной установки на таком близком расстоянии уже не могут определить его местонахождение. Стрелки начинают танцевать, будто стрелки компаса во время магнитной бури. Командир хмурится. Минуту тому назад он был совершенно спокоен, но теперь закралась тревога: а что, если этот корабль всё-таки имеет специальное оборудование для разведки инфракрасными лучами?! Вот сейчас он пройдёт над лодкой и, определив её местонахождение, сбросит глубинные бомбы.

Тогда его не спасут и сто сорок пять метров. Наоборот, на такой глубине бомба, если даже не попадёт в лодку, а взорвётся поблизости от неё, может нанести повреждения, и на поверхность лодка подняться не сможет… Уже без всяких приборов слышно, как корабль проходит над лодкой, лопасти его винтов вспенивают воду. Но вскоре после этого шум начал отдаляться. Пароход прошёл и направился куда-то дальше, всё таким же переменным курсом. Пиратская подводная лодка спокойно лежала на дне, ожидая, когда шумы совсем стихнут.

Некоторое время спустя наступил ожидаемый момент. Гидрофоны не улавливали ни единого звука.

— Малый ход! — скомандовал командир своему помощнику. — Руль глубины вниз!

Заработали электромоторы, и лодка поползла по грунту. Рулевой повернул правило руля, и лодка пошла вверх. Вот она всплыла на перископную глубину. Чтобы подняться выше, на лодке нужно было открыть баллоны со сжатым воздухом, или выжать из балластных цистерн воду. На поверхность подняли перископ, но в нём только отражались звёзды на небе. Командир приказал радисту прослушать эфир.

Далеко посреди моря болтался пароход-база для обслуживания подводной лодки. Он часто менял покраску и название. По одним документам он шёл в порты Советского Союза, а по другим, наоборот, оттуда. И те, и другие документы были фальшивыми и подготовленными заранее. Фактически заданием этого парохода было служить передаточным пунктом между пиратской подводной лодкой и её метрополией. Пароход должен был также встречаться в море ночью с лодкой и передавать ей необходимые запасы горючего, воды, пищи, либо забирать добычу, награбленную в ходе пиратских диверсионношпионских действий против других государств.

Из осторожности радист не поднял над водой антенну, а выпустил её в воду. Этого ему было достаточно, чтобы слышать радиостанцию парохода-базы. Он достаточно быстро настроился на нужную волну, поймал разыскиваемую радиостанцию и начал записывать карандашом шифрованную радиограмму, которая шла в эфир под названием метеорологических сводок. Радиограмма была достаточно длинной. Закончив записывать, радист прослушал её повторную передачу. Это делалось специально для проверки. Радиограмму он отдал на расшифровку помощнику командира.

Помня известную историю с шифровальной книгой крейсера «Магдебург», командир подводной лодки предложил, чтобы его помощник заучил шифр наизусть. Во время империалистической войны в Балтийском море был утоплен немецкий крейсер «Магдебург». Русские водолазы спустились на дно, проникли в помещение командира крейсера и среди прочих документов нашли книгу секретных кодов и шифров немецкого военного флота. Книгу позже передали английскому морскому командованию. Благодаря этой книге англичане долгое время быстро расшифровывали разговоры между немецкими кораблями и, передавая различные фальшивые радиограммы, путали планы немецкого командования…

Вскоре помощник подал командиру расшифрованное сообщение, переданное надводной базой. Там было следующее:

«Пароход “Антопулос” — на пути из Америки в Советский Союз. На “Антопулосе” идёт оборудование для Лебединого острова. Пароход проходит в ста милях на запад от базы. Держит радиосвязь с Салониками. Позывные — ВС. Необходимо срочно принять самые решительные меры».

Командир пиратской лодки показал радиограмму Анчу. Тот просмотрел её и, встревоженно взглянув на командира, сказал только одно слово:

— Торпеда!

В ту же минуту радист получил приказ слушать позывные и, уловив, запеленговать их. Предполагалось, что утром пароход будет связываться по радио с каким-то портом, и тогда его можно будет обнаружить. Пока что подводная лодка вынуждена была ходить на линии, параллельной курсу Лебединый остров — Лузаны, поскольку где-то здесь могла произойти встреча с «Антопулосом».

Командир и Анч говорили о том, как надводная база могла раздобыть сведения об «Антопулосе».

— Это наши американские агенты, — с уверенностью заявил Анч, — не иначе, поскольку с агентами в Советском Союзе связь почти разорвана. Кто остался жив, зарылся глубоко в болото, пережидая плохую конъюнктуру.

Пиратам очень везло. Старший помощник доложил, что радист уловил разговор «Антопулоса» с Афинами.

Двойное пеленгование показывало, что «Антопулос» находится приблизительно на расстоянии двадцати миль от подводной лодки, идя медленным экономическим ходом, лодка не могла его догнать. Всплыв же на поверхность и идя на полной скорости, она могла сделать это за полтора часа. Была дана команда продуть цистерны. Могучая струя сжатого воздуха выжала несколько сотен тонн воды из цистерн за борт. Через семь минут подводная лодка «неизвестной» национальности шла полным ходом, догоняя греческий пароход. Радист-грек продолжал свою работу и оставлял в воздухе невидимый, но улавливаемый радистом-пиратом след.

На подводной лодке был отдан приказ торпедистам заряжать торпедные аппараты и готовиться к боевому выстрелу.

Торпеда. Обитатели суши незнакомы с этим страшным оружием. Это снаряд длиной пять-семь метров со специальными исключительно сложными механизмами. Они заставляют снаряд двигаться под водой со скоростью девяносто километров в час, не отклоняться от заданной цели в сторону, держаться определённой глубины, нести запас взрывчатого вещества, достаточного, чтобы при успешном попадании утопить самый большой военный корабль. Особенно страшен этот снаряд для грузового или пассажирского парохода. Когда моряки такого парохода замечают, как по водной поверхности к ним приближается пенистая дорожка, у них холодеет под сердцем, и они готовы в тот же миг спускать шлюпки. Только очень неудачное попадание оставляет пароход на воде. За время первой империалистической войны торпедами было утоплено более шести тысяч торговых пароходов и немало военных кораблей. Одних только линкоров и крейсеров погибло от торпед более тридцати…

Подводная лодка догоняла греческий пароход. Командир с несколькими членами команды находились на палубе и всматривались в горизонт, надеясь вот-вот заметить топовый огонь «Антопулоса». Рулевой правил по пеленгатору, за настройкой которого следил радист. Радист на «Антопулосе» прекратил радиопередачи только тогда, когда его огни заметили с подводной лодки. Возможно, он перешёл на слушание и слушал, как где-то на огромном расстоянии кто-то выстукивал предназначенные для него точки и тире. Но ни он, ни вахтенные на пароходе не слышали, как приближалась к ним смертельная опасность. Наверное, скучал на капитанском мостике дежурный штурман, и рулевой автоматически сверял курсовую черту ходового компаса под стеклянным колпаком с заданным ему курсом. Одиноко светились в море огни — топовый, почти под клотиком, и два бортовых, по обе стороны капитанского мостика. Больше снаружи огней не было. Ещё светило электричество где-то в глубине пароходных помещений, в машинном отделении и в кочегарке, где машинисты и кочегары время от времени переговаривались о своих будничных делах, либо о необычном грузе «Антопулоса»…

Никем не замеченная лодка описала полукруг, обходя пароход. Командир приказал очистить палубу и приготовиться к погружению, а радисту следить, будет ли «Антопулос» посылать после взрыва SOS[9]. Подводная лодка шла погружённая наполовину. За полминуты она могла исчезнуть под водой. В боевой рубке остались только командир и его помощник. И вот послышалась команда: «Выстрел!» Под водой из трубы торпедного аппарата вылетела торпеда, брошенная силой сжатого воздуха. В первый момент её никто не видел, но вот стала заметна дорожка на воде, помчавшаяся наперерез пароходу. Когда она дойдёт до линии его курса, то столкнётся с ним. Напрягая зрение, за вспенённой дорожкой следят командир и его помощник. Торпеда выпущена твёрдой рукой, руководимой метким глазом, но будто нарочно, почти одновременно с выстрелом, пароход по каким-то причинам замедлил ход. Возможно, заболтались кочегары и уменьшилось давление пара в котлах, возможно, что-то другое произошло в машине, но именно из-за этого замедления хода торпеда прошла перед самым носом «Антопулоса», не затронув его. Из уст офицеров-пиратов сорвались ругательства и проклятия, однако их успокоило то, что на пароходе торпеду не заметили. Радист не уловил в эфире ни одного намёка на SOS, а торпеда пошла дальше. Это была торпеда с машиной концентрически-циркуляционного действия, заставлявшая смертельно-разрушительный снаряд в случае, если он не попадал в цель, возвращаться и продолжать свой путь по спирали, кружа вокруг своей жертвы всё меньшими кругами и, в конце концов, сталкиваясь с ней. Прошло минута-полторы, торпеда уже свернула и метнулась по спирали. В её тёмном блестящем теле исправно работал двигатель, горела керосиновая грелка, отогревавшая уменьшенный запас сжатого воздуха, тем самым увеличивая его силу. Всё уже и уже сжимался круг вокруг парохода. Наконец вахтенный штурман, возможно, и заметил нечто непонятное, мчавшееся быстрее дельфина, но прежде, чем он понял, что это, прогремел могучий взрыв, колоссальная струя воды обрушилась на пароход, сбивая с ног людей, смывая за борт плохо прикреплённые грузы, заливая внутренние помещения. Пароход содрогнулся так, что главная машина сдвинулась с места, и начал оседать в воду. Снаружи и внутри погасли все огни, послышались испуганные крики.

Радист греческого парохода не послал сигнал SOS.

Оставляя в темноте утопающий пароход, подводная лодка скрылась под воду и сменила курс.

17. РАСПРАВА С ПЛЕННЫМИ

Когда Марк вернулся в свой карцер, Люды там не было. Яся, увидев парня, схватила его за руку и шёпотом спросила:

— Что? Опять били?

Юнга улыбнулся и качнул головой, будто сказал «нет». Задумавшись, они долго сидели молча друг напротив друга. Яркий электрический свет утомлял глаза, раздражал, но они не могли от него избавиться — выключателя в помещении не было. Слышали, как поднималась лодка, как она шла под водой, как всплыла и, по-видимому, пошла по воде. Марк обо всём этом догадывался по лёгким толчкам и дрожанию машин.

Это была ночь перед казнью. В тишине Марк чувствовал какой-то стук. Он прислушался: это стучала кровь в висках, и, казалось, время летит неимоверно быстро. Он напрягал волю, стараясь быть совершенно спокойным, и углубился мыслями в воспоминания.

Закрыл глаза, и будто наяву перед ним предстала буйная трава на Лебедином острове, облачное небо перед дождём, ветер пронёсся над островом и гонит по траве волну. Вдали, по едва протоптанной тропинке, в этом вихре мельтешит чей-то силуэт. Небо прорезает молния, грохочет гром… Он катится долго, то слабея, то усиливаясь, и вот падают первые большие капли, вестники летнего ливня. Над силуэтом незнакомки раскрывается туго натянутый зонтик. Дождь стучит по нему. К Марку оборачивается лицо, и он видит перед собой каре-зелёные миндалевидные глаза Люды. Ему припомнилась эта первая встреча, а потом последняя, здесь, когда Люда делала вид, что он её побил… А перед этим молчаливый разговор с помощью рук. Он тешил себя надеждой, что она останется в живых и расскажет об их судьбе. Одновременно с этими мыслями его охватывал приступ бешенства, что он не может ничем повредить этот пиратский корабль, дать знать о нём… Марк вспомнил о синем пакете у себя на груди. Просунул руку под рубашку, нащупал его и с радостью обнаружил, что конверт сделан из крепкой пергаментной бумаги, размокающей не так быстро, как обычная. Значит, бумаги сохранятся долгое время, и, возможно, его труп принесёт какие-то важные сведения… Вдруг до него долетает звук отдалённого взрыва. Марк прислушивается, но больше ничего особенного… Только чувствует, что лодка снова погрузилась под воду.

Марк засмотрелся на Ясю, которая заснула, положив голову ему на колени. Её худенькое загорелое лицо казалось совсем детским, утратив выражение серьёзности, которое он всегда привык на нём видеть. Коротко заплетённая коса упала на тонкую руку с мозолистой ладонью. Юнга подумал о жизни Найдёнки, которая не помнила ни материнской, ни отцовской ласки… До последнего времени у неё не было друзей, да и вообще близких людей. Лишь когда был убит Ковальчук, ей начала улыбаться судьба… И вот, ни за что ни про что, с ней случилось это ужасное происшествие, теперь она погибнет… А может быть, пираты её не убьют? Может, для них будет достаточно его смерти? Нет, эти ночные злодеи боятся оставлять живых свидетелей. Всех троих ждёт одно и то же — смерть. Возможно, Люде удастся прожить ещё какой-то день или два. Правда, это увеличивает её шансы на спасение… Марк пытался найти какой-нибудь способ спастись, но придумать ничего не мог.

Яся спала очень спокойно, и парень, вглядываясь в её лицо, несколько раз замечал на нём лукавую улыбку: наверное, ей снилось что-то приятное. Он жалел девочку и завидовал ей, потому что сам заснуть не мог. Несколько раз он пытался это сделать, но каждый раз, когда приближалась дремота, обливался холодным потом, потому что в его воображении возникали Яся и Люда, умирающие ужасной смертью. О себе он уже забыл, передумал всё, но его спутницы не выходили из головы, и каждый раз он вспоминал рассказ Анча об утоплении инспектора и рыбака. В такие минуты он сжимал кулаки и бил ими по палубе, но каждый раз боль в раненой руке возвращала ему рассудительность, и он со страхом поглядывал, не проснулась ли Яся. Он хотел, чтобы она крепко спала и чтобы ей снились последние сладкие сны в её жизни. Девочка не просыпалась. Только один раз повернулась на бок, припала щекой к его ноге, как к подушке, и, выпустив из руки косу, прошептала: «Мама». И осветившаяся щёчка заискрилась радостью. Наверное, девочке приснилась мать, которую она давно забыла. Марк окаменел и впервые за всё время почувствовал, как по его лицу катятся слёзы.

Вдруг открылась дверь. «Неужели пора?» На пороге стоит Анч, а за ним матросы. Марку предлагают выйти. Он целует Ясю в лоб, осторожно укладывает её голову на пол и поднимается. Как только он оказывается в коридоре, Анч вскакивает в помещение, толкает девочку, будит её и велит тоже выйти. Их ведут мимо командирской каюты куда-то дальше. Значит, больше допрашивать не будут. Впереди идёт матрос, за ним Марк, за Марком Яся, а позади Анч и ещё двое или трое матросов. По трапу через открытый люк выходят на палубу. Их овевает лёгкий поток ночного воздуха.

Лодка, всплыв на поверхность, стоит неподвижно. Вскоре должно светать. Уже начинают бледнеть звёзды на небе, светлеет широкая полоса на востоке, редеют сумерки. Чёрная мелкая волна легонько плещется о металлические стены лодки.

Матрос, шедший впереди, пропускает их перед собой, а потом прячется назад в люк. Вместо него показывается Анч. Он обращает внимание парня и девочки на великолепное звёздное небо, на тихую погоду. Потом спрашивает, почему они дрожат, ведь на воздухе совсем не холодно.

— На вашем море август — прекрасный месяц, — говорит шпион. — А вскоре начнутся лунные ночи… К сожалению, сейчас мы можем дать вам возможность рассматривать только звёзды и дышать свежим морским воздухом. Это целебный воздух. Доктора считают, что в морском воздухе на расстоянии более ста километров от берега нет ни единой бактерии.

Марк и Яся не отвечали. Они стояли на палубе, смотрели на море и, действительно, с наслаждением дышали свежим воздухом после долгого пребывания в закрытой лодке под водой. Они искали глазами какой-нибудь хотя бы отдалённый огонёк или силуэт. Но безуспешно — командир подводной лодки выбрал место, отдалённое от всех морских путей, куда даже редко заезжали рыбаки.

Анч помолчал, а потом, остановившись на ступеньках к люку, сказал:

— Может быть, вам показать мешок, в котором провёл несколько приятных минут Тимош Бойчук? Молчите? Ну, тогда позвольте пожелать вам всего наилучшего.

Он быстро скрылся и закрыл над собой люк. Парень и девочка остались одни. Яся подошла к Марку и прижалась, будто ища у него защиты. В это время в надстройке боевой рубки открылся маленький иллюминатор, и оттуда вновь послышался голос Анча:

— Эй, там! Сейчас лодка уйдёт под воду. Если в последнюю минуту вы согласитесь делать всё, что вам скажут, стукните сюда.

Стекло иллюминатора опустилось.

Послышалось бурление воды за кормой. Лопасти винтов, медленно вращаясь, перелопачивали воду, и лодка понемногу сдвинулась с места. Движение ускорялось.

За лодкой побежали чёрные бороздки; она начала погружаться в воду. Парень и девочка, крепко сжав друг другу руки, стояли на палубе. Марк почувствовал, что Яся вырывает свою руку, и отпустил её. Девочка бегом бросилась к боевой рубке и начала молотить кулачками в иллюминатор. Юнга растерянно посмотрел ей вслед и мигом подскочил к ней. Два противоположных чувства боролись в нём. Он сам боялся, что Яся погибнет, но пусть уж лучше погибнет, чем станет предательницей. Он протянул руки, чтобы оттащить её от иллюминатора, но руки повисли в воздухе. Лодка перестала погружаться, открылся иллюминатор, и снова послышался торжествующенасмешливый голос Анча:

— Одумались? Вы согласны?

— Я хотела вам сказать, рассказать… — торопилась девочка.

— Яся! — с выражением отчаяния и предупреждения вскричал Марк.

Девочка не обратила на него внимания.

— Вы никогда ни от кого об этом не узнаете… Это могу рассказать только я. Вы не знаете, почему вам никого не удалось отравить вашими папиросами? Потому что я подсмотрела, как вы их делали, и потом подменила на другие, а отравленные сожгла… Я сказала всё. Ха-ха-ха! — Девочка захохотала.

В тот же миг иллюминатор захлопнулся. Лодка начала погружаться. Марк обнял Ясю. Его сердце наполнилось гордостью за эту маленькую девочку, его товарища в последние минуты жизни. Волны прокатились по их ногам, они снова взялись за руки. Лодка шла вперёд, ветер овевал их лица.

— Прощай, Люда! — крикнул Марк и, держа Ясю за руку, вместе с ней бросился в море. Волной их отбросило от борта и закружило в водовороте за кормой.

Лодка исчезла под водой, увозя с собой Люду, которая спала сейчас, ничего не зная о судьбе своих спутников и не слыша их прощального крика. Командир лодки и Анч в перископ следили, как бросились в море пленные, и вскоре потеряли их в сумерках.

Заканчивалась ночь над морем, к Лебединому острову после безуспешной разведки приближался «Буревестник», затерявшись в море, плыла шлюпка с командой «Антопулоса», успевшей спастись после взрыва. Где-то почти посреди моря болтался пароход — база подводной лодки, и радист парохода принимал зашифрованную радиограмму-рапорт об успехах пиратов и их планах на ближайшее будущее. Небо светлело, звёзды гасли одна за другой, покачивалась поверхность бескрайнего моря, играя мелкой волной.

Из порта Лузаны выходила в море шхуна «Колумб», неся на верхушке мачты чёрный креп.

18. СНОВА В РАЗВЕДКЕ

Андрей Гордеевич Ананьев с тревогой ждал возвращения «Буревестника». Он не спал всю ночь. Однако надо было работать, и профессор дал инструкции геологоразведочной партии продолжать работу на Торианитовом холме и одновременно договорился с рыбаками об их помощи, если к острову прибудет пароход с грузом из Америки. Андрей Гордеевич ждал «Буревестник», чтобы узнать о результатах ночной разведки и передать через радиостанцию эсминца в Лузаны, чтобы «Антопулос» шёл прямо в бухту Лебединого острова.

Как только эсминец показался перед островом, Андрей Гордеевич сошёл на берег и занял место в каичке одного рыбака. Когда «Буревестник» бросил якорь, каик сразу же отошёл от причала.

После ночного похода большинство моряков на корабле спали. Такое распоряжение дал командир, заботясь об отдыхе краснофлотцев. Собирался заснуть и сам Трофимов, но тут прибыл профессор. Семён Иванович пригласил его к столу, уверяя, что, пока они закончат завтракать, придут ответы на их радиограммы. Профессор согласился. В кают-компании сидели только командир, старший механик и гость.

За завтраком механик снова отстаивал свой проект увеличения скорости «Буревестника», и Семён Иванович, чтобы отвлечь профессора от грустных мыслей, поддерживал разговор, подробно вникая во все детали задумки механика. Андрей Гордеевич слушал их из вежливости, потом и сам заинтересовался, ему казалось, чем быстрее будет ходить эсминец, тем больше шансов у него найти Люду, и профессор начал горячо поддерживать механика, хотя и не очень разбирался в устройстве корабельной машины. Механик почувствовал, что наступил удобный момент, когда он сможет уговорить своего командира. Иногда ему месяцами приходилось ловить такой случай, и он знал, что если уж Семён Иванович увлечётся мыслью об увеличении скорости, то будет поддерживать проект, пока не доведёт его до конца и… очередного конфуза. И вот под конец завтрака Трофимов позволил механику подготовить всё, что тот считает нужным для осуществления своего проекта.

— На это хватит одного дня, — заявил механик, никогда не откладывавший таких дел.

— Однако, — предупредил командир, — я ещё вызову на консультацию главного инженера дивизиона.

Последнего механик немного побаивался, поскольку главный инженер в прошлый раз заявил, что больше на подобные проекты согласия не даст.

Как только закончили завтракать, принесли радиограммы.

В одной из них командир дивизиона эсминцев приказывал продолжать дозорную службу в районе Лебединого острова и держать связь с пограничной охраной, оберегающей двенадцатимильную прибрежную зону. «В случае обнаружения подводной лодки, — говорилось в радиограмме, — ближе чем за двенадцать с половиной миль от берега, немедленно её утопите. Если же обнаружите её в открытом море, примите все меры, чтобы выяснить её национальность, курс, характер плавания. Держите связь с самолётом Рыбтреста “Разведчик рыбы”. В случае необходимости вызывайте помощь. Немедленно с авиабазы вылетят самолёты, а также выйдет соединение эсминцев».

В радиограмме, полученной профессором Ананьевым, капитан порта Лузаны сообщал, что капитану парохода «Антопулос» будет дано распоряжение идти к Лебединому острову, как только радисту порта удастся связаться с пароходом. Одновременно с этим радист «Буревестника» доложил своему командиру:

— Наблюдая за эфиром, обнаружил, что радиостанция на «Антопулосе» не работает. Её непрерывно вызывают рация порта Лузаны и рация одного греческого порта, но «Антопулос» не отвечает.

— Эти купцы, наверное, спят, либо у них вечно что-то ломается! — пренебрежительно заметил механик.

Капитан-лейтенант приказал радисту:

— Попробуйте вызвать «Антопулос» и, если это удастся, помогите ему связаться с портом.

— Есть, товарищ командир! — ответил радист и вышел из кают-компании.

Почти в то же самое время вахтенный на корабле заметил быстрое моторное судно пограничной охраны, входившее в бухту, а на горизонте — самолёт, который тоже быстро приближался к Соколиному выселку. На моторном судне прибыли представители следственной власти, а самолёт был «Разведчиком рыбы». Барыль мастерски посадил свою машину на воду и с минимальным пробегом бросил якорь за полсотни метров от рыбачьего причала. Надув клипербот, лётчики перебрались на берег. Они привезли с собой почту, в том числе и письма профессору и капитан-лейтенанту Трофимову.

В письмах не было ничего особенно нового, но их авторы свидетельствовали, что событиям на Лебедином острове придаётся исключительно важное значение, хотя в присутствие подозрительной подводной лодки почти никто не верит. Единственным свидетелем в этом деле выступал лейтенант в запасе Барыль, который будто бы видел лодку во время полёта, но штурман Петимко его показаний не подтверждал.

В прошедшую ночь оба лётчика мало спали, так как после показаний, данных ими вечером, начали спорить. Барыль возмущался, что Петимко не видел подводной лодки, а Петимко заявлял, что он хотя и не военный лётчик, но имеет вполне здоровые глаза, рыбу с воздуха видит, и странно, как это он не мог увидеть целый корабль. Наконец сошлись на том, что Барыль совершил ошибку, не крикнув громко, когда увидел лодку, а ошибка Петимко заключалась в том, что он невнимательно отнёсся к знакам, подаваемым ему Барылем. Надо сказать, что до утра Барыль всё-таки убедил Петимко, и теперь это был единственный, кто кроме Барыля безусловно верил, что в море плавала неизвестная подводная лодка. Был ещё один человек, который почти верил в присутствие подводной лодки. Это Семён Иванович Трофимов, который, правда, отмалчивался, поскольку не имел никаких доказательств, кроме слов Барыля и очень неуверенных высказываний наблюдателей на гидрофонах. О наблюдении Барыля знали только военное командование, пограничная охрана и профессор Ананьев.

Барыль, постукивая деревяшкой, прошёл навстречу представителям следственных органов, как к старым знакомым. Он встречался с ними накануне вечером, а сегодня утром опередил их судно, ещё ночью вышедшее из порта.

Капитан-лейтенант Трофимов первым давал показания в деле утопленных, поскольку эсминец стоял под парами, готовый к выходу в море. Разговор командира корабля со следователем длился недолго, и, быстро освободившись, он вызвал к себе Барыля и Петимко.

Условились о плане разведки.

— Что это за хозяин из вашего Рыбтреста, у которого на морском самолёте нет радио? — возмущался командир «Буревестника».

— Будет, — ответил Петимко. — Мы летаем на этом самолётике временно. Недели через две нам обещают прислать полностью оборудованный самолёт. Экипаж — четыре человека, а если надо будет, то можно даже десятерых посадить.

— Ладно! А пока что договариваемся насчёт сегодняшнего дня. Значит, каждый час вы будете подлетать к «Буревестнику», — сказал командир. — Горючего у вас на пять часов. Ну, мы вам добавим. Совершите в море посадку, и мы подольём. Значит, идёте на высоте от трёхсот до шестисот метров. Счастливо! До встречи в море!

Эсминец покинул бухту Лебединого острова. В командирской рубке штурман изложил капитан-лейтенанту свои соображения по поводу возможного района пребывания подводной лодки. После ночи этот район значительно расширился. Правда, в прибрежную двенадцатимильную зону вышли на специальную разведку суда береговой охраны, но если бы они даже и обнаружили подводную лодку, то сами вряд ли смогли с ней справиться. Радиостанция «Буревестника» поддерживала с ними постоянную связь.

Как только эсминец вышел из бухты, самолёт поднялся в воздух, догнал корабль, сделал над ним круг и пошёл на юго-восток. Летел невысоко, иногда отклонялся то в одну, то в другую сторону, и вскоре вахтенный уже потерял его из поля зрения. Минут сорок эсминец мчался на полной скорости, а потом перешёл на среднюю. За десять минут после этого вахтенный заметил на горизонте чёрную точку, и ровно через час после выхода «Буревестника» в плаванье рыбачий самолётик снова сделал над ним круг. Корабль остановил машину, а «Разведчик рыбы» сел на воду. Барыль подрулил к «Буревестнику» и вскоре чрезвычайно ловко поднялся по ступенькам трапа на палубу. Он ранее предупреждал, что ему парадного трапа не нужно, и теперь убедил в этом военных моряков. Он просто поднялся на руках.

Пилот доложил капитан-лейтенанту, что во время первого полёта ничего не обнаружено, и попросил подлить горючего для мотора. Краснофлотцы немедленно выбросили за борт шланг, и Барыль наполнил баки бензином. У лётчиков и шофёров есть одна общая черта: их настроение улучшается по мере наполнения баков горючим. Через четверть часа «Разведчик рыбы» снова поднялся в воздух. «Буревестник» продолжал свой поход переменным курсом, а самолёт на этот раз исчез за горизонтом, взяв направление на юго-запад от корабля.

На протяжении дня слушатели не отходили от гидрофонов, вахтенные на палубе пристально осматривали морской простор, отмечали в корабельном журнале всё, что замечали в море, расшифровывали каждый звук и каждую точку, но не нашли ни единого намёка на подводную лодку. Новых событий на Лебедином острове за это время не произошло. Трофимов допускал, что если сюда и подходила иностранная подводная лодка, то, по-видимому, уже покинула эти места. Единственное, чего не мог понять командир эсминца, это — с какими заданиями могла приходить лодка? Вряд ли всё сводилось к тому, чтобы уничтожить нескольких людей, не имеющих отношения ни к обороне, ни к каким-либо государственным тайнам. Возможно, эта лодка имела какие-то важные задания диверсионного характера. Но выполнила ли их? Вряд ли! Значит, она должна была скрываться где-то поблизости, чтобы появиться снова. Трофимов упрямо продолжал поиски.

Кроме того, возникла новая проблема. После третьего полёта «Разведчик рыбы» не вернулся к эсминцу. Прошёл ещё час. «Буревестник» топтался на одном месте, ожидая самолёт. Трудно было допустить, что лётчики сбились с пути. Но если это произошло, то всё должно быть, как условлено заранее. Барылю надлежит лететь к первому встречному пароходу или к ближайшей береговой радиостанции и оттуда связаться с «Буревестником». Командир приказал радисту опросить все ближайшие радиостанции, нет ли известий о самолёте. Прошёл ещё час, и все опрошенные радиостанции ответили, что известий о «Разведчике рыбы» у них нет. Пришлось менять маршрут и наряду с подводной разведкой проводить поиски Барыля и Петимко, у которых, по-видимому, произошла вынужденная посадка, а возможно… авария. Моряки на «Буревестнике» беспокоились.

Шло время, ничего похожего на самолёт наблюдательные посты на эсминце не замечали. Под конец дня радист передал командиру услышанное им по радио сообщение:

«Пароход “Магнитогорск” подобрал в море шлюпку с греческого парохода “Антопулос”. Капитан “Антопулоса” сообщил, что команда этой ночью оставила тонущий пароход за сто двадцать километров от берега. Предполагают, что пароход потерпел аварию в результате взрыва, который мог произойти при столкновении с миной. Вахтенный штурман рассказывает, что в последние секунды перед взрывом он заметил возле парохода нечто похожее на след торпеды, но поблизости не было ни одного судна, которое могло бы выпустить торпеду».

Командир перечитал содержание этого сообщения, макнул перо в чернила, черкнул несколько слов и отдал радисту, приказав:

— Немедленно командиру дивизиона.

Капитан-лейтенант Трофимов просил выслать на следующее утро отряд гидросамолётов для детальной разведки моря. В тот вечер «Буревестник» не вернулся к Лебединому острову. Он оставался в море, ему на помощь вышли ещё два эсминца. Всем пароходам в море передали распоряжение искать «Разведчик рыбы» и быть осторожными, поскольку «возможно, в море появились плавучие мины».

19. В ОТКРЫТОМ МОРЕ

Волна, поднятая подводной лодкой, накрыла утопающих. Сильная струя тянула их под лопасти винта, но другая струя отбросила от опасного места и вбросила в водоворот за кормой. Марк намеревался сразу идти ко дну, чтобы не мучиться. Если бы он не терпел издевательств от пиратов, не потерял так много сил, то, безусловно, пытался бы продержаться на воде несколько часов, надеясь на случайное спасение. Но парень знал, что с почти перебитой правой рукой сможет продержаться на воде самое большее пятнадцать-двадцать минут. Однако осуществить своё намерение он не смог. Ему препятствовала Яся, крепко держа за раненую руку. Не хватало силы воли тащить девочку за собой в морскую бездну. Они вместе вынырнули из водоворота, выплюнули воду, попавшую в нос и в рот, и медленно поплыли, поддерживая друг друга. Лодка исчезла. Ещё минуты две слабо доносился плеск воды за её винтами. Предутренняя темнота обволакивала море. Высоко в небе в проблесках медленно меркли звёзды восточной половины небосклона. За полторы сотни километров от берега по морю медленно плыли раненый юнга и девочка.

Безлюдье, пустота, одиночество встретили их перед смертью. Марк освободил свою руку из руки Яси, перевернулся на спину и решил лежать, сколько сможет. Девочка, плывя рядом с ним, звонко крикнула:

— Марк, держись! Мы ещё спасёмся!

Это было произнесено с такой уверенностью, что юнга перевернулся со спины на бок и, загребая рукой воду, посмотрел на своего маленького товарища. Девочка тро-пула его рукой и сказала, чтобы следил за её движениями и помог ей полежать немного на спине. Для Марка это было нелегко — когда он пытался грести раненой рукой, чувствовал острую боль. Перевернулся опять на спину и, работая ногами, подставил здоровую руку Ясе под голову. Таким образом он поддерживал девочку и дал ей возможность вытащить руки из воды. Едва шевеля ногами, она сосредоточилась на какой-то работе. Что именно она делала, Марк не видел, а только чувствовал. Ему казалось, будто она раздевается, высоко поднимает вверх руки и делает ещё что-то, потому что её голова, а вместе с ней и туловище начинали внезапно погружаться в воду, так что он едва мог её удерживать. Тогда девочка на какой-то миг утихомиривалась, продолжая плыть, как и перед этим.

Так она возилась минут десять. Марк начал чувствовать усталость и вздохнул с облегчением, когда Яся перевернулась со спины в обычное для пловца положение. Попросила его сделать то же самое. Когда Марк сделал это, увидел рядом нечто похожее не то на плохо надутый мяч, не то на подушку. Девочка держалась за ремешок, отходивший от этого поплавка. Марк заметил второй такой ремешок и тоже ухватился за него. Сразу почувствовал облегчение; так он смог бы ещё долго держаться на воде.

— Это что такое? — спросил он сразу же повеселевшим голосом.

— Когда тебя забрали на допрос, ко мне приводили Люду. Она вытащила эту штуку, показала, как её надувать, потом выпустила воздух и сказала спрятать.

— Она тебе рассказывала?

— Нет, показывала на подмигиваниях, но я догадалась, для чего это. Я тебе ничего не сказала, боялась, что нас подслушают.

Это была резиновая надувная подушка, которая могла одновременно служить и спасательным приспособлением.

Тоненькими ремешками её можно было пристегнуть к себе, и тогда она могла сколько угодно носить пловца по морю, даже если бы он лишился сознания или умер. Теперь Марк был уверен, что синий пакет попадёт в руки моряков с какого-то парохода, либо его принесёт к берегу. Хотя у него была слабая надежда, что поплавок поможет им спастись.

Яся не смогла как следует надуть подушку. Немного отдохнув, Марк сам взялся за это дело, ему пришлось хорошенько напрягаться, и не один раз он погружался с головой под воду, когда выдыхал из себя воздух, но каждый раз крепко зажимал зубами ниппель подушки, рукой загребал воду и всплывал на поверхность. Подушка была надута как следует, и теперь она свободно могла поддерживать их обоих. Конечно, одному было бы удобнее пользоваться ею, поскольку пловец мог бы просто привязать её к спине и беззаботно лежать на воде. Марк понимал, что как бы ни было ему сейчас легко держаться одной рукой, но всё же в конце концов рука устанет, или могут схватить судороги, и тогда от боли выпустишь спасительный ремешок. Чтобы было легче держаться на воде, Марк и Яся разулись и сняли верхнюю одежду. Марк, правда, рубашку не снимал, боясь, чтобы из-под неё не выпал синий пакет. О пакете он рассказал Ясе, чтобы она, если с ним что-нибудь случится, знала об этих бумагах. Потом они разорвали Ясино платье и полосками от него привязались к ремешкам от поплавка, так, что он оказался между ними почти затопленный в воде. Теперь они двое могли лежать без движения.

С этой работой провозились до самого светлого утра. Рассвет смёл с неба звёзды одну за другой и, в конце концов, погасил ясную Венеру. Перед восходом солнца наступило время торжественной утренней тишины. Марк никогда не просыпал этих минут, когда ночевал на «Колумбе» в открытом море. Ему нравилось любоваться и закатом, и восходом солнца, когда на море до самого горизонта стелилась широкая мерцающая дорога. Но в этот раз солнце вынырнуло из моря где-то совсем близко и сразу же быстро устремилось вверх. Если в море лечь на воду, горизонт сильно сужается. Море теперь казалось небольшим диском, прикрытым синим, необычайно глубоким куполом. Утро в море встретило пловцов, будто одиноких путников в пустыне, напряжённо высматривающих оазис, где они получат отдых, воду и пищу. Повеял прохладный ветерок, мелькая мелкой волной вокруг. Это раздражало, поскольку мешало рассмотреть горизонт и брызгало солёной водой в рот и в нос.

Долговременное пребывание в воде тоже охлаждало пловцов. Правда, в августе в этой части открытого моря днём температура воды достигала более двадцати пяти градусов, но в то утро она была не выше двадцати. Продолжительное пребывание в такой воде вскоре дало себя почувствовать, и Марк с Ясей должны были поработать руками и ногами, чтобы согреться. Они громко били по воде руками и ногами, поднимая фонтаны брызг. Это их даже развеселило. Вообще, убедившись, что резиновая подушка может поддерживать их обоих, парень и девочка почувствовали надежду на спасение.

Вдруг поблизости послышался лёгкий плеск. Подняв головы, они увидели, как из воды показалось несколько чёрных кругов, будто выглянули колёса паровоза. Они выкатились на поверхность и снова исчезли. Одновременно. послышалось какое-то сопение. Марк узнал плавники «чёрной морской свиньи». Он хорошо знал этого самого большого в нашем южном море дельфина, у которого вместо острой спицеобразной морды круглая, нерповидная голова и только одно белое пятно на животе. В прошлом году «Колумб» месяца два ходил на дельфинов, и юнга ознакомился со всеми тремя породами, встречавшимися здесь. Он на расстоянии, уже по стилю плаванья и размерам, мог отличить «острорылых», «пихтунов» и «чёрных морских свиней».

Дельфины шли большой стаей, гоняясь друг за другом. Это была не просто игра. Они гнались за какой-то добычей, так как далеко на солнце заблестела серебряной чешуёй рыба, выбрасывающаяся из воды и с громким плеском падающая обратно. Яся встревоженно посматривала на дельфинов. Некоторые из них приблизились к людям, которые, наверное, вызывали их интерес, поскольку они ныряли и выныривали так близко, что девочка холодела от страха. Марк успокаивал её, уверяя, что дельфины их не тронут, и советовал не шевелиться. Некоторые дельфины были какие-то забавно толстобокие. Присмотревшись, Яся заметила, что на них сидели будто какие-то небольшие существа. Это были примерно двухмесячные дельфинята, которые плавали, держась за боковой плавник матери. У некоторых самок было по двое малышей, державшихся с каждой стороны. Дельфины не отплывали от парня и девочки, желая, наверное, лучше их рассмотреть. Наконец, Марк решил избавиться от назойливых соседей. Он посоветовал Ясе громко хлопнуть в ладоши, так, чтобы это напоминало ружейный выстрел. Когда один дельфин почти прикоснулся к ней, девочка сделала, как советовал Марк. Хотя звук получился мало похожим на выстрел, он, по-видимому, всё-таки напугал животных. Они немного отплыли, а потом и вовсе оставили людей и начали охоту на рыбу. Пловцы снова остались одни.

Солнце поднималось всё выше и начинало припекать. Парень и девочка стали чувствовать, как лучи нагревают их ничем не прикрытые головы. Приходилось всё чаще погружать голову в воду, чтобы легче переносить жару. Определив по солнцу стороны света, Марк предложил медленно плыть на север. Они плыли, потом отдыхали, потом снова продолжали плыть. Они знали, что их оставили где-то очень далеко в море, и им самим до берега не добраться, а единственным спасением может быть какой-нибудь пароход, который заметит их. Один раз им показалось, будто они видят вдали дым, но вскоре этот дым исчез. И они так и не знали, действительно ли шёл какой-то пароход, или просто поднимался туман или облачко над морем.

Сначала они бойко общались, но постепенно разговор почти прервался. Каждый чувствовал усталость, а главное — жажду. Неимоверно хотелось пить. Это была необычайная мука — видеть вокруг себя только воду и не иметь возможности утолить жажду. Яся не удержалась и попробовала глотнуть морской воды, но почувствовала, что ей стало ещё хуже. Прошло какое-то время, и Марк услышал, что девочка тяжело вздохнула. Борясь с сонливостью и желанием забыться, лежать неподвижно, парень всё же повернулся к ней, чтобы подбодрить свою маленькую спутницу. Он, улыбаясь, напомнил ей, как ловко она бросила Анчу в последнюю минуту въедливое объяснение, и попросил её рассказать, что это была за отрава. Не открывая глаз, она тихим голосом, иногда переходящим в шёпот, рассказала, что перед тем, как неожиданно сдох чёрный подсвинок, она несла в дом воду. Из любопытства глянула в окно и увидела, как Анч смешивал с табаком какой-то порошок, а потом набивал папиросы. Эти папиросы он положил в портсигар отдельно. Позже она заметила, как бумажку от этих порошков нюхал поросёнок. А когда поросёнок неожиданно сдох, она догадалась, что в этой бумажке отрава. Пробыв после этого с Людой в доме, вышла на минутку в чулан, увидела в нём портсигар и заменила в нём отравленные папиросы. Потом она подслушала разговор Анча с Ковальчуком, из которого узнала, что шпион собирался убить профессора Ананьева, и догадалась, для кого предназначались эти папиросы.

Яся замолчала, и снова воцарилась тишина. Они долго лежали неподвижно, думая каждый о своём. Но вот вместе одновременно подняли головы. Откуда-то донёсся звук, сразу же вливший в них свежие силы. Где-то близко тарахтел мотор. «Что это?» Они оглядывались во все стороны, но ничего не видели. Мотор тарахтел за пределами видимости, за их узким горизонтом.

— Самолёт или моторная лодка? — спросил Марк и сразу же сам себе ответил: — Самолёт.

Он догадался об этом по металлическому гулу — так может гудеть только самолёт в воздухе. Он пролетал где-то близко. Неужели лётчик не заметит их? Они подняли головы так высоко над водой, будто их только что бросили в море и они не чувствовали никакой усталости. Гудение самолёта усиливалось, он приближался к ним; им хотелось кричать изо всех сил, но это было бесполезно. Они ничем не могли подать знак, у них не было никакого способа обратить на себя внимание. Минуту спустя вдалеке увидели самолёт. Он шёл не так уж и высоко — они не могли себе представить, чтобы их не заметили. Казалось, вот сейчас он закружит над ними и опустится или даст знать, что заметил, и полетит вызывать сюда пароход. Однако самолёт больше не приближался, наоборот, начал отдаляться и быстро пропал из глаз.

Трудно себе представить, что чувствовали пловцы.

Надежда на спасение, вызвавшая такой бурный прилив энергии, исчезла так же быстро, как и появилась. Разочарование было таким огромным и таким болезненным, что они даже не сказали друг другу ни единого слова и снова, закрыв глаза, откинули головы на воду. Шум самолёта замирал, и, только напрягая слух, Марк едва ещё улавливал его. Но вот по воде до него докатилось что-то похожее на выстрел из пулемёта, и одновременно совсем замолчал самолёт.

Солнце свернуло с полудня. Сверху пекло, в воде схватывало судорогой ноги, от жажды распухали языки, от усталости омрачалось сознание. Над морем царила тишина, и даже ни единой птицы над ними не пролетало. Только какое-то белое лохматое облачко смилостивилось и на несколько минут прикрыло их от пылающего солнца.

20. ПОД ОГНЁМ ЗЕНИТНЫХ ПУЛЕМЁТОВ

— Флаг на ней есть?

— Не вижу.

— Это наша или чужая?

— Не знаю.

— Я не заметил ни одного человека на палубе.

— Я тоже.

— Снижаюсь и делаю над ней круг, рассматривай.

— Советую быть осторожным.

Этот разговор через переговорную трубку происходил на «Разведчике рыбы», летящем на высоте шестисот метров над морем.

Барыль и Петимко заметили внизу военное судно и сразу определили, что это была подводная лодка. Она всплыла на поверхность и стояла на одном месте, не подавая никаких признаков жизни. Металлическая палуба, освещённая солнцем, лежала перед глазами лётчиков неподвижно пустынной. Барыль, делая над лодкой круг, снизился почти на двести метров. В это время Петимко показалось, будто что-то вжикнуло мимо его лица, и сейчас же он увидел, как на борту самолёта одновременно появились две отметины, будто кто-то резанул его невидимым резцом. Несмотря на гулкий рокот мотора, Петимко услышал сильный удар в крыло и, взглянув туда, увидел несколько маленьких дырочек. Штурман хотя и был моряком-рыбаком, а не военным, тем не менее сразу догадался, в чём дело.

— Стреляют! — крикнул он в переговорную трубку.

Барыль понял это одновременно со штурманом, так как ему обожгло плечо, и он по звуку уловил неожиданное изменение в работе мотора. На палубе подводной лодки всё так же не было видно ни единого человека, но, по всей вероятности, зенитные пулемёты осыпали самолёт пулями. Стрельба заглушалась грохотом мотора.

Лётчик рванул свою машину вверх и прочь от лодки. Через несколько секунд пули попадали только в хвост самолёта, что могло бы привести к большой опасности, если бы они перебили штурвальные тросы. К счастью для лётчиков, тросы остались целыми. Зато, по-видимому, не всё в порядке было с мотором. По прямой он тянул сносно, но высоту набирал понемногу, а выше шестисот метров идти отказывался.

— Как дела? — крикнул Петимко.

— Небольшое повреждение, — ответил Барыль, — надо сделать посадку. Подкрутим пару гаек и полетим дальше.

Пилот знал, что «небольшое повреждение» надо устранить как можно быстрее, поскольку минут через десять оно уже будет грозить большими неприятностями. Он сразу же начал снижаться, чем встревожил штурмана, который, оглянувшись назад, заметил, что подводная лодка полным ходом двинулась за ними. Там догадались, что самолёт идёт на вынужденную посадку, и решили догнать его и захватить.

Ни пилот, ни штурман не знали, чья это подводная лодка. Даже пронеслась, было, мысль: «Может быть, советская», — но сейчас же возникло опровержение. Во-первых, командир «Буревестника» сообщил им, что в этом районе советских подводных лодок нет. Во-вторых, с лодки, безусловно, рассмотрели самолёт в бинокль и прочли его название. И советская лодка, даже если бы не хотела, чтобы над ней кружился самолёт, сообщила бы об этом флаг-сигналами, а не обстреливала воздушных разведчиков рыбы.

Попасть на подозрительную подводную лодку — такая перспектива не прельщала лётчиков, и когда Петимко крикнул Барылю, что лодка идёт за ними, Барыль быстро снизился и пошёл над морем бреющим полётом, пытаясь быстрее исчезнуть с глаз неизвестных подводников. А чтобы замести следы, пилот повернул в открытое море, взяв чуть вправо, на восток. Это было сделано для того, чтобы обмануть лодку.

Если самолёт будут искать, то, конечно, по прямой, по которой он исчез, и ближе к берегу. Тем временем лётчики отремонтируют мотор, взлетят и будут искать «Буревестник», чтобы сообщить о своей находке.

Пройдя так несколько минут, Барыль выключил мотор и коснулся поплавками воды. Посадка была не совсем удачной, левый поплавок, как видно, был повреждён пулями во время обстрела, но, к счастью, не сломался.

Барыль влез на мотор и стал рассматривать повреждения. Как и надеялся лётчик, починить его можно было быстро и легко. Немного беспокоил поплавок. Он объяснил Петимко, что теперь надо быть осторожным, делать как можно меньше посадок, потому что если сломается поплавок, то дело будет плохо. Оставалось после ремонта мотора, не поднимаясь в воздух, идти по морю, превратив самолёт в моторную лодку, и только в крайнем случае рисковать поплавком.

Ремонт не отнял много времени, но как только Барыль его завершил, обнаружилась новая неприятность. Петимко обратил внимание пилота на поверхность воды вокруг самолёта. Она блестела масляными разводами. Барыль бросился к бензиномерам и увидел, что горючее из одного бака вытекает с катастрофической скоростью. Осмотрев баки, пилот обнаружил, что один из них пробит пулями. Бензин из другого бака истратили раньше. Отремонтировать пробитый бак было невозможно. Пилот решил как можно быстрее использовать тот бензин, который ещё оставался, и, включив мотор, двинулся по морю. Всё же «Разведчик рыбы» шёл не по прямой, а полукругом, обходя район, где боялся встретить подводную лодку. Сначала самолёт шёл неплохо, оставляя за собой вспененный след и сбивая волну, будто торпедный катер. Но на половине дуги, именно тогда, когда они находились дальше всего от берега, мотор зафыркал, оповещая об окончании горючего.

Барыль ругался и клял подводного пирата так, что Петимко даже заслушался. Наконец, немного успокоившись, пилот постучал деревянной ногой и сказал:

— Ну, я не утоплюсь! Меня моя деревяшка удержит, а ты как?

Петимко засмеялся и ответил:

— А у меня клипербот. Наверное, я всё-таки в лучшем положении.

Оба улыбнулись. Однако надо было подумать о каком-нибудь способе спастись. Пилот решил согласно морским обычаям выбросить сигнал об аварии.

— Ну, штурман, поднимай свои флаги, — сказал Барыль. — Может, кто-нибудь нас заметит!

— А что поднимать: «ОВ» или «ОУ»?

— А какая разница?

— Первое значит «случилось несчастье, нужна срочно помощь»; второе — «случилось несчастье, нуждаюсь в помощи». Можно и такой сигнал: «ЩД», то есть «нужна помощь», или «ЩЕ» — «нужна помощь, на судне несчастье».

— Да какая мне разница! Лишь бы кто-то увидел и немедленно подошёл.

— Ещё можно «БО» — это значит «имею значительные повреждения», или «ГБ» — «присылайте немедленно помощь».

— Давай такой сигнал, чтобы нас, заметив, немедленно забрали отсюда.

— Можно ещё…

— Да что ты мне «можно и можно». Поднимай хоть все флаги! — Барыль рассердился, но, взглянув на штурмана, увидел, что тот смотрит на него не менее сердито.

— В чём дело? — спросил пилот.

— А в том, — ответил штурман, подчеркнув голосом «в том», — что у нас нет ни одного флага, потому что, когда мы вылетали из Лузан, командир так спешил, что решил лететь без флагов.

Барыль вспомнил, что, действительно, так оно и было, протянул руку штурману и примирительно сказал:

— Ну, давай помиримся, в этом я таки виноват.

Петимко махнул рукой и, выбравшись на крыло самолёта, стал осматривать море вокруг. Он вооружился биноклем и пристально всматривался в пустынный горизонт, надеясь увидеть какой-нибудь пароход, но вместо парохода в нескольких сотнях метров заметил странный плавучий предмет, напоминающий вроде бы человека, но казавшимся больше, чем человек. Внимательнее присмотревшись, понял, что это плавают два или три трупа.

— Пётр Петрович! У нас, кажется, появились «приятные» соседи.

— А именно?

— Утопленники плавают.

Гремя деревяшкой, Барыль полез к штурману. Он тоже увидел неподвижных пловцов.

— Надувай, Степанович, клипербот и гони в разведку, — сказал Барыль. — Посмотри, что это за мертвецы.

Штурман взялся за клипербот и вскоре оттолкнулся веслом от самолёта. Барыль, разместившись на поверхности крыльев, наблюдал, как лодочка быстро шла к утопленникам. Петимко грёб изо всех сил. Он сидел спиной к самолёту и только время от времени оглядывался назад. Вот лодочка уже совсем близко от них. И в этот момент пилоту захотелось протереть объективы своего бинокля, ему показалось, будто мертвец зашевелился и поднял голову. Лодка стояла уже рядом с утопленниками, и штурман склонился над водой. У Барыля заболели глаза от напряжения, он зажмурился, а когда снова посмотрел, то ясно увидел, что Петимко кого-то втаскивает в лодку.

— Тю-тю, фью-фью-фью! — засвистел пилот. — Значит, один ещё жив. Хотя б только этот медведь Степанович не перевернул клипербот, а то придётся мне плыть им помогать. — И он испытующе посмотрел на свою ногу.

Назад штурман возвращался очень медленно. Он буксировал за собой утопленников.

— Чего он мертвяков сюда тащит? — спрашивал самого себя Барыль. — Что это за драгоценность?..

Когда клипербот подошёл совсем близко, пилот увидел, что за лодкой плывёт только один мертвец, да и тот… одной рукой загребал воду.

— Эй, на лодке! — закричал Барыль. Сорвав с головы шлем, он потряс им в воздухе, выражая этим свои самые лучшие чувства.

Петимко не отвечал. Он грёб изо всех сил, стараясь как можно быстрее пришвартоваться к «Разведчику рыбы». Наконец, резиновый борт коснулся самолёта, и пилот помог штурману вытащить из лодочки девочку в полуобморочном состоянии. Её посадили на место наблюдателя, поскольку положить на маленьком самолёте было негде, разве что на крыльях. Потом вытащили того, кто оставался в воде и, по-видимому, едва держался за поплавок. Это был парень, которого штурман узнал только тогда, когда он очутился на хвостовой части фюзеляжа.

— Марк Завирюха! — удивлённо сказал Петимко. Он встречал несколько раз юнгу с «Колумба» и очень жалел, когда узнал в Соколином о его гибели. В воде он его вначале не узнал.

Услышав имя Марка Завирюхи, Барыль сразу понял, кто перед ним.

— Люда Ананьева? — спросил он, указывая на девочку, которой так же, как и Марка, никогда не видел.

— Нет… — хрипло ответил Марк. — Дайте воды!

Штурман немедленно протянул парню фляжку с водой, но тот жестом указал, чтобы сначала напоили девочку, и назвал её:

— Яся Найдёнка.

Пока штурман вливал Ясе в рот воду, Барыль спросил Марка:

— Люда Ананьева утонула?

— Нет, она на подводной лодке.

Напившись воды, девочка открыла глаза, видно, ей сразу полегчало.

Петимко пришлось устроить спасённых на крыльях самолёта. Пилот усердно помогал, насколько это позволяла ему деревяшка. Следовало что-то подстелить, приспособить всё так, чтобы неожиданные гости не скатились с плоских крыльев. Наконец, надо было раздеть их и растереть, а потом одеть в сухую одежду. «Разведчик рыбы» цейхгауза не имел, и обоим лётчикам пришлось снять из-под комбинезонов часть своей одежды и отдать спасённым. Ясю одели в костюм Барыля, и одна штанина у неё была короткой, а вторую пришлось подкатывать. Костюм Петимко хоть и выглядел на Марке длинным и мешковатым, но в целом пришёлся впору, и, переодевшись, парень почувствовал себя очень хорошо. Он хотел сразу же встать, но штурман приказал обоим отдохнуть.

Уже было без пяти минут шестнадцать, солнце припекало почти так же, как и раньше, но с юго-запада повеял ветерок и принёс небольшую прохладу. Горизонт оставался пустынным. Петимко, произведя расчёты, показал Барылю на карте место их пребывания. Оба пришли к неутешительному выводу, что «Разведчик рыбы» был довольно далеко от линии, по которой курсируют пароходы между Лузанами и соседними портами. Правда, где-то поблизости проходил путь экспрессных пароходов, которые раз в три дня поддерживали пассажирскую связь с заграницей. Завтра можно было рассчитывать на встречу с одним из них.

— Нас будет искать «Буревестник», — сказал пилот, — хотя сегодня вряд ли найдёт, мы же отлетели далеко и потом при побеге сменили курс, а он прежде всего будет искать там, где мы должны были пролетать, как условились с командиром эсминца. Лишь бы только в шторм не попасть, а так мы несколько дней просидеть сможем. Воды немного есть, и аварийного запаса дня на три хватит.

— Шторма не должно быть, — ответил штурман. — Ветер стоит ожидать, но не больше пяти баллов.

— Нет худа без добра, нам всё-таки повезло, — указал Барыль на спасённых.

— Я, понимаешь, подплываю, смотрю, один шевелится… Ну, услышал голос, быстрее к ним. А они совсем обессилели. Если бы не этот поплавок, то уже давно бы оказались на дне.

— А ну-ка, покажи его, посмотрим, что это такое.

Петимко наклонился и вытащил резиновую подушку, которая держалась на воде между клиперботом и самолётом. Оба с интересом рассматривали спасательное приспособление.

— Надувная подушка, — сказал Барыль. — Но мне такой видеть не приходилось. Откуда они её раздобыли?

— Это с подводной лодки, — сказал Марк, приподнимаясь над крылом самолёта. На втором крыле так же показалась Яся.

— О, детки, вы уже оклемались? — обрадовался Барыль. — Ну, давайте поговорим. Откуда вы здесь посреди моря взялись?

— Нас выбросили с подводной лодки, — ответил Марк.

— Чья это лодка?

— Не знаю.

— Да, дела!

Марк рассказал о приключениях на подводной лодке, а после этого сказал о своём синем пакете. Теперь вместе попробовали его открыть. Оказалось, пакет был из непромокаемой бумаги. Прочесть документы никто не мог. Петимко, знающий иностранные языки, определил, что документы зашифрованы.

— Ничего, это не беда, — заявил Барыль. — Вы молодцы, что раздобыли его. У нас найдутся такие специалисты, что самый запутанный шифр за день-два разберут.

21. ПАРУСА НА САМОЛЁТЕ

Юго-западный ветер усилился до трёх-четырёх баллов и понемногу относил «Разведчика рыбы» на северо-восток. Лётчики были только рады этому, потому что в итоге приближались к берегам. Петимко уверял, что с такой скоростью дня за три-четыре их донесёт до Лебединого острова. К сожалению, он не ручался за то, что ветер продержится даже до ночи. И также не мог утверждать, что он не сменит направление.

— Одним словом, товарищ метеоролог, — сказал Барыль, — выражаю вам своё неудовольствие, раз вы не можете установить нужный нам ветер.

— Зато, — ответил Петимко, — я могу установить неплохой парус, который вдвое, а то и втрое ускорит наше продвижение.

— Из чего?

— А наши парашюты…

— У-у-у. Правильно! Это дело.

— Тогда вперёд за работу!

В полшестого на самолёте уже заканчивали устанавливать паруса. Распустили парашюты и натянули их между тросами, идущими от крыльев, а кроме того, пристроили мачту, связав для этого вёсла от клипербота. Марк, привыкший иметь дело с парусами, проявил немалую сноровку и получил за это похвалу и благодарность от Барыля. В шесть часов самолёт уже шёл под парусами со скоростью более трёх миль. Барыль сидел за штурвалом и довольно успешно правил рулём, будто только и плавал на таком самолёте-паруснике.

Ясю посадили в кабину наблюдателя, а Петимко и Марк умостились верхом на фюзеляже.

Это было не очень удобно, но при той скорости, с которой двигался самолёт, вполне терпимо. Если бы это было во время полёта, то их бы сорвало струёй воздуха, теперь же они чувствовали себя приблизительно так, будто сидели на корме лодки, опустив ноги за борт.

Через полчаса плаванья Марк, рассматривая горизонт в бинокль, увидел какую-то чёрную точку чуть влево от них. Петимко, взглянув в том же направлении, подтвердил наблюдения Марка.

— Пароход? — спросил пилот.

Штурман и юнга почти уверенно это утверждали. Когда же стали подплывать, у обоих появились сомнения. Странное какое-то судно — казалось, оно стояло на месте.

— Может быть, это подводная лодка? — спросил Барыль и, встревоженный этой мыслью, взялся за бинокль. Однако, присмотревшись получше, удостоверился, что это не лодка. Когда самолёт-парусник ещё ближе подплыл к судну, стало понятно, что это пароход — между двумя мачтами вырисовалась труба. Только пароход этот почему-то очень глубоко сидел в воде.

— Наверное, с ним случилось что-то неприятное, — говорил штурман, продолжая рассматривать пароход в бинокль.

— Там «ОВ» или «ОУ», не видно? — спросил пилот.

— А вот подойдём ближе и увидим.

Приближался вечер, ветер начал спадать и, будто назло, совсем утих, когда самолёт оказался приблизительно за полмили от парохода.

Теперь уже ясно видели, что пароход был полузатоплен. Никаких признаков жизни на нём не замечалось: из трубы не шёл дым, никто не ходил по верхней палубе, лежащей почти наравне с водой. Никакие флаги-сигналы не трепетали на мачтах.

— Наверное, его оставили, — сказал штурман, — а он всё не тонет.

— Ты думаешь, что он скоро может утонуть?

— Кто его знает. Мне кажется, с тех пор, как мы его видим, он не погружается больше.

— А если к нему подплыть на клиперботе и осмотреть внимательнее, это очень опасно?

— Осторожно всё можно. Давай я поеду туда.

— Смотри, чтобы не потянуло и тебя на дно вместе с ним.

— Если за то время, пока я доберусь до него, он не уйдёт глубже, бояться нечего. А если будет заметно погружаться, я просто приближаться не стану.

— Возьмите меня с собой, — обратился к штурману Марк.

— Давай. И правда, вдвоём мы быстрее управимся.

— Вот моряки, бросить нас хотят! — засмеялся Барыль, обращаясь к Ясе.

— Пусть плывут, — ответила девочка, — мы на вашей машине тоже не пропадём.

— О, молодец! — похвалил её Барыль и добавил: — Мы на этой машине ещё всех спасём.

Клипербот отправился в плаванье. Петимко и Марк торопились, чтобы вернуться назад до наступления темноты; солнце уже зависло над горизонтом очень низко, и времени у них осталось мало. Гребли они по очереди, хотя Марк ещё чувствовал боль в руке. Яся тем временем влезла на верх самолёта и махала им платочком.

— Это чудесная девочка, — сказал Марк штурману и вкратце рассказал ему историю Яси Найдёнки. Когда же он вспомнил о последнем разговоре со шпионом, Петимко даже перестал грести и захохотал от удовольствия.

— Вот так девочка! Почему же вы её дефективной считаете? Да она же умнее сотни обычных парней и девчонок!

До полузатопленного парохода оставалось метров полтораста, и следовало быть осторожными и внимательными. Корма почти целиком погрузилась в воду — где-то, должно быть, на полметра. Обходя пароход с кормы, Петимко несколько раз громко крикнул, чтобы проверить, не остался ли кто-нибудь на пароходе, но никакого ответа не получил.

— Шлюпки с левого борта не видно, — сказал штурман. — Значит, на той шлюпке команда покинула пароход. Как бы нам название прочесть…

Но этого сделать им не удалось, поскольку нос парохода едва выглядывал из-под воды, и под самым краем они разобрали при свете исчезающего за горизонтом солнца только латинское «S» — это была последняя буква названия парохода. Обойдя кругом пароход «S», как назвал его Петимко, оба моряка, старший и младший, взглянули друг на друга и выразили одну мысль:

— Подойдём к борту…

— Он не скоро утонет, — успокаивающе сказал штурман. — Я такие случаи знаю. Иногда пароход с трубой под водой исчезнет, а мачты ещё несколько дней вверх торчат. Когда-то я плавал на севере, в Карском море, мы обнаружили среди моря мачты под водой. Это была шхуна «Белуха», затонувшая две недели тому назад за сто миль дальше на юг от места нашей встречи. Наш пароход прошёл мимо тех мачт, и неизвестно, сколько ещё они держались на поверхности воды. Значит, где-то в цистернах остался воздух и не выходит, или трюм чем-то плавучим наполнен.

Наконец подплыли к борту парохода, точнее, клипер-бот заплыл на самый пароход и остановился возле трапа, который вёл с затопленной кормы на шлюпдек. Осторожно, стараясь не намочить ноги, Петимко поднялся на ступеньки трапа и привязал резиновую лодочку к поручню.

За ним влез Марк.

Из воды торчали только палубные надстройки, капитанский мостик, радиорубка, труба и мачты. По нижней палубе можно было пройти, но при этом пришлось бы намочить ноги почти до колен. По внешним признакам Петимко мог только определить, что это иностранный пароход. Располагая небольшим промежутком времени, помещения осмотреть они не могли. Штурман хотел только зажечь бортовые огни на капитанском мостике, чтобы предотвратить неожиданную аварию, которая могла бы случиться ночью, если бы здесь проходил какой-нибудь пароход. По этим огням с «Разведчика рыбы» также могли следить за этим «плавучим рифом», и если он до утра не погрузится целиком в воду, то им ещё можно будет воспользоваться. Петимко с Марком прошли по шлюп-деку, поднялись на капитанский мостик и заглянули в штурманскую рубку. На столе лежала английская карта с проложенным на Лузаны курсом. Над курсовой линией, начерченной мягким карандашом, стояла надпись: «2.20.7/VIII».

— Два часа двадцать минут седьмого августа, — сказал штурман. — Значит, авария случилась сегодня ночью…

Ни судового, ни вахтенного журналов не было. Должно быть, их забрал вахтенный или капитан, когда отплывали на шлюпке.

В целом же вид штурманской рубки свидетельствовал, что её оставили очень поспешно. Не задерживаясь, Петимко вылез из рубки и стал зажигать бортовые фонари. Оба были с исправными керосиновыми лампами, но почему-то у обоих лопнуло стекло. Зажигая фонари, Петимко вспомнил, что в окне штурманской рубки стекло тоже почему-то высажено.

Закончив с фонарями, они вернулись назад к клипер-боту.

Солнце уже спряталось за горизонтом, небо на западе пылало алым светом. Вдалеке виднелся «Разведчик рыбы». Посмотрев на самолёт, штурман поставил ногу на клипербот и ещё раз обвёл прощальным взглядом тонущий корабль. Его внимание привлекли несколько железных бочек, выставленных под стеной надстройки, которая была, по-видимому, кубриком. Вид бочек заинтересовал штурмана, и он попросил Марка подплыть туда. Он прочёл на одной бочке надпись, взволнованно ощупал её и нашёл с другой стороны краник, открывавшийся довольно легко. Из краника на руку потекла жидкость.

Поднеся руку к носу, он понюхал и крякнул с таким удовольствием, будто старый пьяница, который после длительного вынужденно трезвого режима отыскал водку.

— Чем пахнет? — спросил Марк.

Штурман поднёс к его носу ладонь. Парень понюхал, прищурился и сказал:

— Бензин! Хороший бензин!

Юнга, не раз исполнявший обязанности моториста на «Колумбе», разбирался в горючем. Он знал различные его виды, начиная от наихудшего лигроина и заканчивая авиационным бензином, который иногда где-то добывал Лёвка. Он сразу сообразил, какая это ценная находка.

— Как же нам его взять? — спросил Марк.

— Вот я и сам думаю, но эту бочку нам вдвоём не осилить, а если бы и осилили, то клипербот не поднимет. Надо спустить шлюпку, но вдвоём мы этого тоже не сможем сделать, у тебя же рука болит. Был бы ветер, мы бы подтянули сюда наш разведчик… Но ветра нет. Может быть, ночью подует…

— Знаете что? — предложил юнга. — Едьте вы один клиперботом к самолёту, заберите оттуда нашего командира, а я буду ждать вас здесь. Втроём спустим шлюпку, перекатим туда бензин и доставим его к самолёту.

— Ну, оставить тебя! А если этому «S» вздумается пойти на дно?

— Это будет не так быстро, а вот пока мы будем ветра ждать, то он таки может с нами распрощаться.

— Так давай я останусь, а ты плыви за Барылем!

— У меня же рука болит, я долго плыть не смогу, — ответил юнга.

Петимко не хотелось оставлять парня одного на этом не особо надёжном пароходе, но, взвесив все обстоятельства, он согласился. Марк полез назад на шлюпдек, а штурман на клиперботе отошёл от парохода.

Юнга следил, как лодочка отдалялась и наконец исчезла. На самолёте загорелись бортовые огни. Должно быть, Барыль включил маленький аккумулятор. Парень сел возле шлюпки, смотрел на чёрную морскую воду, в которой начали отражаться первые звёзды, и терпеливо ждал возвращения клипербота. Так просидел он долго, когда вдруг насторожился: где-то совсем близко послышалось не то рычание, не то мяуканье. Оно становилось всё громче, и, будто в ответ, в темноте, на затопленном пароходе, зарычал какой-то зверь. Вскоре к нему присоединился второй.

22. СТРАННЫЙ ПАРОХОД

Барыль с нетерпением ждал штурмана и юнгу. Он следил за ними в бинокль, видел, как оплывали пароход, ругался, когда заметил, что подплывали очень близко к нему.

— Отчаянный народ, — сказал он Ясе. — У нас в бригаде о таких говорили: «Мир не удивит, а разбиться может».

— А может быть, они там кого-нибудь нашли? — предположила девочка.

— Я против! Где же мы разместимся? — пилот обвёл рукой самолёт.

Размещаться, и правда, больше было негде.

Когда зашло солнце, сразу заметили на пароходе зелёный огонёк. Пароход стоял к ним правым бортом. Первые лёгкие сумерки уже мешали рассмотреть там людей. Когда клипербот отошёл от парохода, Барыль не спускал с него глаз, пока он не приблизился к самолёту, и стало видно, что на клиперботе только один человек.

— Боялись мы, Яся, что привезут нам пассажиров, а выходит, что наш один там остался. Вот народ! — удивлялся пилот.

Барыль и Яся с нетерпением ждали, когда лодочка подойдёт ближе.

Наконец Петимко подплыл. Узнав о бензине, Барыль сразу засуетился:

— Так у меня же левый бак целый, а с половинным запасом мы часа три сможем продержаться.

Пилот согласился на план, задуманный штурманом — правда, он не очень охотно согласился оставить самолёт, но другого выхода не видел. Петимко мог бы забрать с собой Ясю, но при спуске тяжёлой шлюпки она мало чем могла помочь. Проинструктировав Ясю, как ей вести себя на случай разных неожиданностей, Барыль пересел в клипербот.

— Значит, если что-нибудь случится, — сказал пилот девочке, — мигай бортовыми огнями. Твоя надутая подушка пусть будет всё время возле тебя.

Яся пообещала выполнять всё, как ей сказано, и лётчики отплыли. К тому времени ночная темнота уже полностью накрыла море. Резиновая лодочка плыла при свете звёзд, направляясь к зелёному огоньку парохода. Огни самолёта остались позади. На вёслах сидел Барыль, а Петимко в это время отдыхал.

— Кроме штурманской рубки, вы ни в одно помещение не заходили? — спросил пилот.

— Нет.

— А может быть, там есть кто-нибудь живой?

— Не выдумывай. Может быть, мёртвый, а в живых разве что крысы остались. Марк сейчас, должно быть, слышит, как они пищат.

В это время они оба в один миг замолчали и стали вслушиваться в ночную тишину. До них долетел стон. Низкий, могучий стон — раз, потом второй. Этот стон переходил в глухой рёв.

— Это что? — спросил пилот.

Штурман молчал. Он прислушивался, не повторится ли необычный звук. Вскоре он и повторился. Начинался будто стоном, а заканчивался чем-то подобным рёву сирены: о-о-у-у-у. Но не протяжно, а громоподобно, раскатисто. Казалось, эти звуки неслись от парохода, но с уверенностью этого не могли сказать ни штурман, ни пилот.

— Если это на пароходе поют крысы, — сказал Барыль, изо всех сил налегая на вёсла, — то я не завидую нашему парню.

Встревоженные этими звуками, они торопились. Ещё несколько раз слышался вой, потом воцарилась тишина. Клипербот шёл так быстро, как только мог. В темноте уже вырисовался силуэт парохода. Он чернел в ночных сумерках, будто невысокая башня с маленькими пристройками. Над ней спокойно светил единственный зелёный огонёк. Штурман сложил ладони рупором и крикнул:

— Ма-арк! Ма-арк!

Звук утонул в пустоте, не отразившись эхом. Они ждали ответа, но тишина ничем не нарушалась. Тогда они крикнули вместе. На этот раз с парохода долетел ответ:

— Алло-о! Алло-о!

— Он или не он? — спросил штурман, не узнавая голос.

— Да он! — уверенно заявил пилот и снова крикнул: — Марк! Где ты? Как подойти?

— Подходите под фонарь, — послышался ответ, и теперь штурман уже убедился, что отвечал им всё-таки Марк.

Они направили лодку к фонарю. Когда очутились под трапом, ведущим на нижний капитанский мостик, снова услышали громкое мяуканье. Где-то на пароходе мяукал большой зверь. На ступеньках трапа появился Марк.

— Эй, парень, что это у тебя здесь за концерт? — спросил Барыль. — Степанович уверяет, что это крысы тебя развлекают.

— Да к чертям бы этих крыс! Я когда услышал, то сначала так испугался, что хотел в воду прыгать и к вам плыть. Потом привык. Наверное, здесь зверинец везли, и не все звери утонули.

— Пока они не выбрались на палубу, давайте спускать шлюпку, — предлагал Петимко.

Стали искать ручной фонарь. При свете его осмотрели шлюпки. Их осталось на пароходе три. Одна на левом борту, две на правом. Четвёртой, должно быть, воспользовалась команда, покидая судно. Оказалось, что подтянуть шлюпку на талях, а потом спустить в море им всё-таки не под силу. Легче было бы сдвинуть шлюпку с наклонной палубы прямо в воду, но для этого надо разбить подпорки, на которых она стояла.

Освободив шлюпку от талей, все трое решили искать топор или какой-нибудь тяжёлый предмет, которым можно было бы разбить подпорки. Но вскоре этот план был отвергнут.

Осматривая палубу, они нашли несколько пустых деревянных бочек. По их запаху Барыль сразу определил, что они были из-под пива.

— Зачем нам возиться со шлюпкой, — сказал обрадованный лётчик. — Мы можем наполнить вот эту бочку бензином и прибуксировать её вплавь за клиперботом к самолёту.

Безусловно, пилот нашёл лучший выход из сложного положения. Осталось перекатить пустую бочку на корму, то есть спустить её на воду, и найти способ перелить бензин из металлической бочки в деревянную. Эту проблему тоже решил Барыль, не мудрствуя лукаво.

— Наш насос, которым надуваем клипербот, — сказал он. — Это немного медленно, но за час бочку наполовину наполним. Этого хватит. Во всяком случае, тогда мы на нашем «Разведчике» подойдём сюда. А то, как буксировать бочку, я уже не знаю. Это вы, моряки, должны придумать.

— Это пустое, — ответил штурман, — мы с Марком сейчас её ошвартуем таль-тросом.

И правда, эту операцию они быстро выполнили, скатили бочку в воду и подтянули на корму. Но только взялись перекачивать бензин, как Барыль, взглянув на море, где должны были светить огни «Разведчика рыбы», не увидел их. Всё вокруг укрыла темнота. Самолёт исчез.

Волновались, впрочем, недолго, потому что Барыль, хлопнув себя ладонью по лбу, первый догадался, что случилось, и объяснил товарищам:

— Тыква, а не голова! У меня же аккумулятор изношенный, а я забыл показать девочке, как крутить ручную динамку, когда аккумулятор перестанет давать электричество.

Кому-то следовало поехать и разыскать в темноте самолёт, зажечь огни с помощью ручной динамки, а потом вернуться за бензином. Сейчас брать бочку с бензином не осмеливались — такой багаж мог бы задержать поиски.

— Поеду я, — сказал Барыль, — голос у меня хороший, отплыву немного и начну кричать. Яся меня услышит, отзовётся, а тогда я по голосу сориентируюсь. Вы тут пока что переливайте бензин.

Штурман и Марк согласились, но настаивали, чтобы Барыль взял с собой на клипербот фонарь, и они могли бы следить за ним.

— А как же вы здесь будете работать?

— Нам достаточно света звёзд, — ответил штурман.

Барыль взял фонарь и отплыл.

Работали быстро, как только могли, набирая насосом бензин и выливая его в деревянную бочку, лежащую на воде.

Огонёк на клиперботе быстро отдалялся. Вскоре Петимко и Марк услышали крики. Это Барыль звал Ясю.

Изнутри пароходных помещений всё так же время от времени слышалось громкое мяуканье и рёв. Штурману приходилось бывать в зоологических садах, и он сказал Марку, что ревёт не иначе как лев, и, наверное, не один.

Но что за зверь мяукал, он не мог сказать. Возможно, тигр или барс, но, во всяком случае, безусловно какой-то хищник. Разговаривая о зверях, старались по всем признакам разгадать, что же это за пароход и почему он погиб. Но ни для одного допущения не находили оснований.

— Я думаю, этот пароход шёл с грузом живых зверей, — говорил штурман. — Но откуда? Зверей к нам привозят больше всего из Гамбурга, от Гагенбека, и поставляют их через Ленинград. Откуда же это? Из Африки, что ли?

— А какой он может быть национальности?

— Это установить почти невозможно. Построен в Англии, это видно по табличке над дверью штурманской рубки, но пароходы, построенные в Англии, плавают во флотах всех государств.

— Ну и с чего бы ему гибнуть?

— Ясно, что получил повреждения ниже ватерлинии. Если бы там просто появилась течь, команда смогла бы откачивать воду, пока не пришли бы в ближайший порт, либо вызвали бы помощь. Рифов среди нашего моря нет, значит, пароход не мог на них наскочить. А если бы это произошло у берега, он бы там и остался, а не убегал в море. Должно быть, это утопление случилось чрезвычайно быстро… так… так… — штурман прервался, — я понял, это произошло от взрыва. В фонарях и в штурманской рубке, ты видел? — полопалось стекло. Так бывает от сильного сотрясения воздуха во время артиллерийской стрельбы или большого взрыва. Вот только что же тогда могло здесь взорваться? Если котлы, то они разнесли бы пароход, как когда-то «Дельфин», о котором мы вспоминали. Хм… Наверное, в трюме было какое-то взрывчатое вещество.

— В ту ночь, когда мы были на подводной лодке, я слышал взрыв в море, — сказал Марк.

— Возможно, тогда всё и случилось именно с этим пароходом, мы же вас подобрали не очень далеко отсюда.

— Знаете, я думаю… А не работа ли это подводной лодки?

— А действительно… Но зачем бы подводной лодке этот пароход? Э-э… Так вот оно что… Теперь мне всё понятно. На Лебедином острове ждали какой-то греческий пароход «Антопулос» с машинами для профессора Ананьева. Теперь соображаешь, что значит последняя буква «S»? Вот это он и есть, тот самый «Антопулос». Пираты утопили его, и в этом нет ничего странного. Ты же сам говорил, что все события как-то сосредотачивались вокруг этого профессора и его находки на Лебедином острове.

Так они разгадали тайну парохода. Оставалось непонятным только, откуда там взялись звери, куда и для кого вёз их «Антопулос», ведь нельзя же было допустить, что профессор Ананьев заказывал львов для Лебединого острова…

На море снова засветились бортовые огоньки «Разведчика рыбы».

Значит, Барыль успешно добрался туда и показывал Ясе, как крутить динамку. Временами свет гас, это значило, что динамку перестали крутить. Но достаточно того, что огоньки горели, хоть и с интервалами.

Вскоре едва заметный огонёк поплыл от самолёта к пароходу. Резиновая лодочка возвращалась назад. Тогда штурман и юнга с ещё большей энергией принялись переливать бензин. Одну железную бочку опорожнили и сразу же взялись за другую. Вдруг Марк вскрикнул. Он случайно задел раненое место на руке и сразу же почувствовал острую боль. Когда объяснил Петимко, в чём дело, тот запретил парню дальше работать. Марк отдыхал, следя за приближением лодочки. Когда клипербот подошёл к «Антопулосу», над ним поднялась фигура с фонарём в руке. Это была Яся. Девочка поздоровалась.

— Здравствуйте. Меня не ждали? Командир готовит самолёт к полёту и просил быстрее доставить бензин.

— Молодец, девочка, быстро справилась! — похвалил Ясю штурман. — Это вы с командиром хорошо придумали, что он остался, а ты приплыла.

— Я сама так захотела, он сначала сомневался, отпустить меня или нет, а потом согласился, — ответила Яся. — Передавал, чтобы вы привезли бензин, а мы с Марком останемся на пароходе и будем ждать, пока подойдёт самолёт.

— Тоже неплохо придумали. Тем временем у Марка рука отдохнёт, и с тобой ему скучно не будет. Мне одному будет легче тащить эту бочку за клиперботом. Только устраивайтесь на капитанском мостике, туда львы, надеюсь, не доберутся.

23. ХИЩНИКИ

Штурман обвязал себя буксирным тросом, поскольку на клиперботе прикрепить его было не к чему. Единственное металлическое ушко годилось только для тоненькой бечевы, которой пришвартовывали эту лёгкую лодочку. Петимко сейчас же отправился в плаванье, таща с собой бочку с бензином. Клипербот шёл теперь очень медленно и к самолёту должен был прийти не раньше, чем через час или полтора. Понадобится ещё более получаса, чтобы заправить машину, а потом через несколько минут самолёт будет стоять около парохода. Оставалось решить, как они вчетвером умостятся на «Разведчике рыбы». Но в минуты острой необходимости всегда находится какой-нибудь выход, и Марк с Ясей об этом не беспокоились.

Парень и девочка, оставшись на пароходе одни, прежде всего отправились на капитанский мостик, чтобы оттуда с помощью фонаря дать знать Барылю, что Петимко отплыл с бензином. Пилот условился с девочкой, чтобы в этом случае несколько раз закрыть левобортный фонарь. Взойдя на капитанский мостик, юнга сейчас же полез к фонарю и несколько раз подряд закрывал его руками. Вскоре увидели и ответ: столько же раз на самолёте гас и вновь высвечивался огонь, что значило: «Всё в порядке, жду бензин».

А пока юнга и Яся должны были терпеливо ждать, тока не услышат, как загудит мотор. Капитанский мостик находился низко над водой, но всё же оставался самой высокой надстройкой на пароходе. Марк предложил посидеть, устроившись на широком планшире фальшборта. Так они сидели минут десять, обсуждая события последних полутора суток.

— Ну, теперь, когда узнают от нас о подводной лодке, её быстро найдут, — уверенно сказал Марк.

— И спасут Люду? — спросила Яся.

— Несомненно. Ну, держитесь, пираты. Мы ещё с вами расправимся! — сказал юноша с ненавистью.

Посидев на планшире, решили осмотреть штурманскую рубку и каюту капитана. С помощью спичек надеялись найти фонарь, керосиновую лампу или свечу. Юнга уверял девочку, что у капитана обязательно должен найтись электрический фонарик, если он не забрал его во время бегства отсюда. И они стали искать. Надо сказать, они теперь совсем не боялись, что пароход быстро утонет. За несколько часов пребывания там Марк не заметил никаких признаков дальнейшего погружения судна. Юнга даже сказал Ясе, что этот пароход, возможно, удастся прибуксировать в бухту Лебединого острова и там выгрузить нужные профессору Ананьеву машины.

В штурманской рубке ничего интересного Марк не увидел, не нашлось там также ни фонаря, ни свечи. В маленьком ящике щёлкал хронометр, под пальцами шелестели карты и листы лоций и астрономических таблиц.

Выйдя из рубки, пошли на так называемый капитанский мостик, где обычно располагается каюта капитана. Дверь в капитанскую каюту обнаружили закрытой, а не открытой настежь, как в штурманской рубке, это свидетельствовало в пользу капитана «Антопулоса». Должно быть, он оставил корабль без такой уж сильной паники. Марк и Яся зашли в каюту и очутились в совершенной темноте. Парень чиркнул спичкой и осветил маленькую уютную комнату с двумя дверьми, кроме той, через которую они вошли. Каюта состояла из двух, а может быть, трёх комнаток. На столе в первой лежало несколько журналов. Марк порвал один из них и наделал из клочков бумаги несколько факелов, которые сгорали быстро, но всё-таки сохраняли спички. Электрический фонарь они и правда нашли в соседней комнате, где стояла кровать. Помня недавнее приключение с аккумуляторами в самолёте, Марк решил экономить батарейку и, удостоверившись, что фонарь исправен, погасил его, продолжая жечь бумагу. Их не интересовал капитанский гардероб, а из инструментов, кроме ножа, ножниц и секстанта, не нашли ничего. Заинтересовавшись второй дверью, Яся толкнула её, а Марк сунул в отверстие клок горящей бумаги. За дверью пролегала маленькая площадка, с которой шёл вниз трап, соединяющий каюту с внутренними помещениями парохода. Протянув руку вперёд и подняв вверх факел, Марк наклонился через плечо Яси, заглядывающей вниз. Оба одновременно заметили там блестящие глаза и едва освещённую их факелом большую страшную морду никогда не виданного ими зверя. Свирепую морду обрамляла лохматая шерсть. Зверь смотрел на них немигающими глазами. Возможно, его ослепил свет и даже испугал; несколько секунд зверь совершенно не двигался, и также неподвижно и испуганно смотрели на него люди, но вот он раскрыл пасть и, едва выставив клыки, зарычал: «Фуфф-ва…» После этого послышалось новое урчание. Он был не один. Парень и девочка отскочили назад, быстро закрыв за собой дверь. Одновременно услышали за дверью падение тяжёлого тела — это зверь прыгнул на трап.

— Лев! — крикнул Марк, выбегая вслед за Ясей из каюты и поворачивая за собой ручку двери.

Они пробежали по шлюпдеку в направлении кормы. На капитанский мостик не рисковали подниматься, опасаясь, что лев может туда забраться, когда вырвется из каюты. Ближе к корме шло несколько дверей, очевидно, ведших в камбуз и кают-компанию, но на самом краю высилась радиорубка. Пробегая мимо кают-компании, юнга поднёс к окошку электрический фонарь и увидел, что на диване разлёгся во весь рост зверь. Напуганный светом, хищник поднял голову и внимательно смотрел в окошко. Этот зверь был не таким большим, как лев, и не имел гривы, но тоже принадлежал к хищникам семейства кошачьих. Наверное, в панике кто-то открыл дверь в помещение со зверями, и они разбрелись по пароходу. Схватив Ясю за руку, Марк вихрем помчался к радиорубке. Оставалась одна надежда — спрятаться там. К счастью, там зверей не было. Она поднималась над палубой вровень с капитанской каютой, дверь её была крепкой, и там юнга и девочка почувствовали себя в относительной безопасности. Сквозь окошко радиорубки виднелись огоньки «Разведчика рыбы», которые то появлялись, то исчезали.

Марк и Яся решили сидеть тихо и не светить зря фонарём. Прислушивались, не слышно ли мягких шагов какого-нибудь зверя, но теперь не слышалось даже рычания, которое раньше всё же время от времени долетало изнутри парохода. Ни Марку, ни Ясе не сиделось на месте. Наконец парень зажёг фонарь и стал осматривать хозяйство радиста на «Антопулосе». Ему приходилось бывать в радиорубках на других пароходах, когда он однажды был на двухнедельных радиокурсах в Лузанах.

Он осмотрел аппаратуру и увидел, что она для него несложная, и он смог бы ею воспользоваться. Осмотрел готовую к включению, но почему-то не включенную в радиопередатчик аварийную аккумуляторную батарею. Наверное, радист собирался дать сигнал «SOS», но потом, охваченный всеобщей паникой, боясь, что его оставят на тонущем пароходе, бросил аппарат и молниеносно метнулся к шлюпке, спускаемой в воду. Марк проверил аппаратуру. Она была вполне исправна. Припомнилось ему, что недавно он видел антенну, натянутую между мачтами. Волнуясь, он включил аварийный аккумулятор в приёмный аппарат, повернул рубильник и простучал ключом знак вызова:

-…-…-…-…-…-…-…-…-…-…-…-.

После этого трижды простучал

…—…

Яся торжествующе смотрела, как работал Марк. До последнего времени она думала, что радисты для того, чтобы послать радиограмму, пишут её на бумаге и каким-то таинственным образом выбрасывают в воздух. И сейчас надеялась увидеть, как он будет писать и выбрасывать листок. Но выстукивание ключом и искры, вылетающие из передатчика, поразили её ещё больше.

Завершив передачу, Марк переключился на приём. Он слышал стрекот каких-то искровых радиостанций, но разобрать ничего не мог. Временами угадывал отдельные буквы, но лишь горько сожалел, что его знания радиодела были такими мизерными, и корил себя, что не занимался как следует изучением радио раньше. Так он просидел минут пятнадцать и, наконец, снял наушники. Теперь надо было взглянуть на «Разведчик рыбы». Юнга погасил фонарь, и Яся открыла иллюминатор. В море было темно. Не видно было ни огней на самолёте, ни фонарика на клиперботе, на котором Петимко повёз бензин.

— Наверное, штурман уже приплыл к самолёту, и они, управляясь там, закрыли от нас маленький фонарик, — высказал предположение юнга.

— Зверей не слышно, — шёпотом сказала Яся.

В небе ярко светили звёзды.

Но что такое? — вдруг какой-то отблеск ярко мелькнул перед иллюминатором, будто прожектор освещал пароход с левого борта, которого им не было видно. Неужели за это время к ним подошёл другой пароход? Может быть, он проходил поблизости и услышал «SOS», посланное отсюда Марком? Парню и девочке хотелось выскочить из рубки, но, опасаясь хищников, они решили выйти осторожно. Первым отправился Марк. Вышел на цыпочках и тихо высунул голову за угол рубки. Неподалёку от парохода стояло какое-то судно, наставляя прожектор на «Антопулос». Оно, наверное, стоит уже не одну минуту, потому что юнга заметил шлюпку, отходящую от борта этого судна. Прожектор ещё больше, чем темнота, мешал рассмотреть его очертания. Но прожектор направлен на капитанский мостик «Антопулоса», а не на радиорубку, и это всё-таки даёт Марку возможность рассмотреть, что у этого парохода очень низкий борт. Прожектор освещает путь шлюпке, которая уже посередине между двумя судами. Марк приготовился крикнуть предупреждение о хищниках, но, ещё раз всмотревшись в едва видимые очертания только что прибывшего парохода, без единого звука скрылся назад. Он узнал пиратскую подводную лодку. К пароходу приблизились ещё худшие хищники.

24. НА ПОДВОДНОМ КОРАБЛЕ

Пиратская подводная лодка почти весь день лежала на дне, выбрав для себя хороший песчаный грунт на глубине более ста двадцати метров. Здесь пираты чувствовали

себя в безопасности. Случай с военным кораблём, на присутствие которого в прошлую ночь указывали гидрофоны, немного беспокоил командира лодки. Однако он мог считать эту встречу случайной, а если это и был военный корабль, то вряд ли он подозревал присутствие в этих местах подводной лодки. Наконец, как бы то ни было, лодка пребывала в нейтральных водах. Анч, шутя, предлагал пройтись по дну и поискать греческий пароход или недавних гостей, покинувших этой ночью подводную лодку.

— Если их ещё не съели крабы, они вскоре распухнут и всплывут, — ответил командир.

Днём всё же пришлось всплыть на поверхность. Лодка значительное время пребывала под водой, и старший офицер, проверяя качество воздуха, обнаружил, что у него осталось лишь несколько баллонов кислорода. Но их берегли на крайний случай, пока не раздобудут новый запас на надводной базе. Подводная лодка, осмотрев в перископ поверхность моря, выплыла на пятнадцать минут, чтобы провентилировать помещение и набрать чистого воздуха. Уже пребывая на поверхности, увидели самолёт. Он шёл на незначительной высоте. Посмотрев в бинокль, сразу определили, что это самолёт старой конструкции, а значит, не военный. Анч выразил догадку, что этот самолёт ищет рыбу. Когда он приблизился и, снижаясь, стал кружиться над лодкой, на его борту прочли надпись: «Разведчик рыбы». Название подтверждало догадку Анча. Упрямое любопытство самолёта, так низко кружившего над лодкой, встревожило и рассердило пирата-командира. Он приказал расстрелять самолёт из зенитных пулемётов. Командир был уверен, что собьёт эту чересчур любопытную машину и успеет безнаказанно уничтожить её и лётчиков. Знал, что лётчики не услышат пулемётной стрельбы и не догадаются о ней, пока пули не попадут в самолёт.

Попасть в аэроплан на такой незначительной высоте нетрудно, и после нескольких пулемётных очередей командир заметил, что самолёт подбит. Пираты видели, как «Разведчик рыбы» начал снижаться, и сейчас же погнались за ним, боясь, чтобы он не отлетел далеко и не сообщил кому-нибудь о лодке. Вскоре самолёт пропал из виду. Но пираты были уверены, что он уже на воде, и продолжали погоню тем же курсом. Не найдя самолёт, решили, что он утонул, и командир приказал задраить люки и пустить воду в цистерны, чтобы лодка снова могла уйти на глубину…

Люда проснулась рано и взялась писать письмо к отцу, как ей предложили пираты. Девушку долго никто не тревожил, и у неё было время обдумать каждую фразу. Вспомнила, как прошлым летом, когда она жила в лагере, к ней приезжал отец. В тот день стояла плохая погода, шёл дождь, и обитатели лагеря почти всё время провели в палатке-клубе. Развлекались разными играми, а в особенности разгадыванием шарад, кроссвордов, всевозможных задач и загадок. Отец тоже играл с ними. Значит, надо напомнить ему о том дне, чтобы он понял, что её письмо тоже следует читать, как загадку, как кроссворд, как ребус, к решению которого нужно найти ключ. Она припомнила, как тогда писали письма, подбирая фразы таким образом, чтобы в них читалось лишь одно определённое слово. Чтобы составить такое письмо, надо было мобилизовать всю свою изобретательность. Обдумывая каждое слово, она в результате написала:

«Дорогой папа!

Помнишь наше пребывание в лагере в прошлом году? Как наша поездка туда нас захватила! Сколько прекрасных переживаний подарили нам те развлечения в палатках в дождливые дни и на реке в солнечные — в особенности лодка. Припоминаю, как мы ловили с тобой в реке мелкую рыбёшку, рачков, а в болоте лягушек и тритонов, чтобы потом любоваться, как смотрится в аквариуме эта стихия подводная. Когда вспоминаю те дни, чувствую, как настоящее волнение охватывает меня. Надеюсь, мы ещё туда поедем, и твои дела тебя на этот раз не удерживают. В этот раз я возьму свой фотоаппарат отдельно.

Мне кажется, что такая прогулка будет наконец-то тем отдыхом, которого врачи давно от тебя требуют.

Беспокоюсь, что до сих пор не имела от тебя известий (надеюсь, ты получил моё письмо). Поскольку мне уже надоели твои геологические дела, а в особенности этот торианит, хотелось бы на какое-то время это забыть и уже плыть с тобой по реке и смотреть на корабли. Уверена, что в этом году, когда мы уедем, у тебя будет надёжная охрана. Чуть не забыла: присматривай за тем бакланом, которого мы купили у рыбаков. Чтобы с ним не случилось того же, что на прошлой шестидневке с белым мартыном, которого убили. Когда будешь ехать в Лузаны (я жду тебя здесь), захвати мой плащ и не забудь одежду свою. Приезжай, ведь мне скоро опять за школьную парту, а отдохнуть перед учебным годом — это прямая обязанность.

Жду тебя скоро, так как твои обещания — немедленно выполнять мои разумные просьбы — помню.

Целую крепко. Твоя Люда».

Перечитав письмо, девушка почувствовала удовлетворение. Безусловно, Анч ничего в нём не поймёт, а отец должен был сразу же вспомнить ту игру, которую он показывал в лагере, о чём она и вспоминает в начале письма. Именно так она тогда и написала свою записку, и он первый её разгадал. В Лузаны он не поедет, поскольку должен уже обеспокоиться неожиданным исчезновением её, Марка и Яси. К легковерным людям он не относился. Но всё же сердце девушки сжимал страх, что вот возьмёт и поедет. Но, хорошо обдумав все обстоятельства и своё письмо, она пришла к окончательному выводу, что отец прочтёт его как надо и сумеет немедленно отреагировать так, как надлежит в таких случаях.

Когда пришёл Анч, Люда лежала на койке и думала о своих товарищах. Её беспокоило, что ничего о них не знает: живы ли они ещё. Девушка сразу спросила о Марке и Ясе.

— Хорошо себя чувствуют… и, кажется, уже не будут упираться, — улыбаясь, ответил Анч, а потом спросил о её письме к отцу.

Когда он молча читал письмо, девушка внимательно следила за его лицом, но на нём не дрогнул ни единый мускул. Казалось, Анч знакомится с содержанием письма совершенно равнодушно, хотя Люда никак не могла поверить этому.

— Я не знал, что вы так интересуетесь живой природой, — сказал Анч, дочитав письмо, — прямо юный натуралист… И рыбки… и лягушки… и бакланы… и мартыны. Постараюсь обогатить ваш аквариум представителями морских глубин.

— Буду благодарна, — ответила девушка.

— Хорошо, обещаю это письмо немедленно переслать вашему отцу. Думаю, командир нашего корабля не станет возражать против такого содержания. Можете писать ещё. Хотя, надеюсь, вскоре вы увидитесь с отцом.

Анч вежливо кивнул и вышел.

Шпион прошёл в каюту командира, где разместился временно, пока его помещение было занято девушкой.

Анч сел за стол, положил перед собой Людино письмо и минут двадцать — тридцать внимательно его рассматривал, будто выискивая что-то особенное. Считал буквы вертикально по столбикам, складывал между собой первые буквы и первые слоги слов, выбирал буквы и слоги из середины, переворачивал письмо вверх ногами, рассматривал на свет, держа горизонтально, подносил на уровень глаз. Потом снова положил на стол и снова задумчиво рассматривал, будто перед ним было не обычное письмо, а египетский папирус, исписанный иероглифами. Если бы Люда видела, как тщательно шпион изучал её сочинение, наверное, очень бы испугалась. Просидев над письмом с полчаса, Анч спрятал его в карман.

Зашевелилась занавеска, прикрывающая маленькую спальню, и оттуда показался командир. Он сощурил заспанные глаза, провёл рукой по лысине и сел на стул.

— Что? — спросил он Анча.

— Написала. Мой помощник может сегодня ночью перебраться на остров.

— Вы вполне уверены в его конспиративных способностях?

— Иначе я не взял бы его с собой. Он так же владеет русским языком, как и я. Кроме того, это настоящий артист, достойный сцены. Вы сами знаете, как ловко он обманул того рыбацкого мальчишку с запиской.

— А что она написала?

— Прошу. — Анч подал командиру письмо.

— Я же ничего не понимаю!

Анч перевёл ему письмо слово в слово.

— Мне не совсем нравится… Хотя может быть и так… А там что-нибудь не зашифровано?

— Вы забываете о моём опыте! — засмеялся Анч.

Шпион попросил минутку внимания, подчеркнул карандашом в письме несколько слов и показал командиру. Теперь письмо выглядело так:

«Дорогой папа!

Помнишь наше пребывание в лагере в прошлом году? Как наша поездка туда нас захватила! Сколько прекрасных переживаний подарили нам те развлечения в палатках в дождливые дни и на реке в солнечные — в особенности лодка. Припоминаю, как мы ловили с тобой в реке мелкую рыбёшку, рачков, а в болоте лягушек и тритонов, чтобы потом любоваться, как смотрится в аквариуме эта стихия подводная. Когда вспоминаю те дни, чувствую, как настоящее волнение охватывает меня. Надеюсь, мы ещё туда поедем, и твои дела тебя на этот раз не удерживают. В этот раз я возьму свой фотоаппарат отдельно.

Мне кажется, что такая прогулка будет наконец-то тем отдыхом, которого врачи давно от тебя требуют.

Беспокоюсь, что до сих пор не имела от тебя известий (надеюсь, ты получил моё письмо). Поскольку мне уже надоели твои геологические дела, а в особенности этот торианит. Хотелось бы на какое-то время это забыть и уже плыть с тобой по реке и смотреть на корабли. Уверена, что в этом году, когда мы уедем, у тебя будет надёжная охрана. Чуть не забыла: присматривай за тем бакланом, которого мы купили у рыбаков. Чтобы с ним не случилось того же, что на прошлой шестидневке с белым мартыном, которого убили. Когда будешь ехать в Лузаны (я жду тебя здесь), захвати мой плащ и не забудь одежду свою. Приезжай, ведь мне скоро опять за школьную парту, а отдохнуть перед учебным годом — это прямая обязанность.

Жду тебя скоро, так как твои обещания — немедленно выполнять мои разумные просьбы — помню.

Целую крепко. Твоя Люда».

— Я читаю подряд последние слова каждой фразы:

«Нас захватила лодка подводная. Меня удерживают отдельно. Требуют известий: торианит, корабли, охрана. Рыбаков убили. Свою обязанность помню».

Над переносицей командира собрались морщины. Глаза стали маленькими и злыми.

— Значит, она всё наврала! — воскликнул он. — Теперь она у меня кое-что узнает перед тем, как нырнуть на дно.

— Этого следовало ожидать, — ответил Анч. — Хорошо, что не выдумала ничего сложнее, чем эта детская игра.

— Что же нам делать?

— Бросить её в море мы ещё успеем. Пока что пусть сидит и пишет письма: они нам пригодятся.

— Заставить её написать под диктовку?

— Не надо. Я дал ей возможность писать это письмо в спокойной обстановке, чтобы иметь её обычный почерк. Мой помощник копирует почерки с такой же ловкостью, как я орудую кастетом. По этому образцу он сам напишет нужное письмо, с которым завтра утром явится к профессору Ананьеву, а вечером профессор станет нашим «квартирантом». Дочка ещё пригодится, когда будем выпытывать у профессора его формулы.

До вечера подводный корабль лежал на дне, а когда стемнело, выплыл и направился в бухту Лебединого острова, чтобы там высадить помощника Анча. Новое — фальшивое — письмо от Люды, адресованное профессору Ананьеву, лежало в кармане шпиона.

Как обычно, лодка шла без огней, очень осторожно. Но вот вахтенный офицер заметил в море красный огонёк. Один красный огонёк должен был означать, что это парусное судно идёт носом справа от того, кто его заметил. Паровое судно в таком случае должно было иметь ещё топовые огни, то есть один или два белых фонаря на мачтах. Пираты решили приблизиться к паруснику и посмотреть на него, не выдавая себя. Но, приблизившись, они увидели такое необычное судно, что командир приказал осветить его прожектором. При свете прожектора увидели почти затопленный пароход. Рассматривая его, старший офицер уверил командира, что узнал «Антопулос», в который прошлой ночью они выпустили торпеду. На палубных надстройках, торчащих из воды, пираты не заметили никого. Безусловно, экипаж покинул судно. Командир лодки приказал спустить шлюпку, чтобы несколько человек поднялись на пароход и осмотрели штурманскую рубку и каюты перед тем, как окончательно пустить пароход на дно.

Шлюпка с пятью мужчинами немедленно отошла. В ней поехал также помощник Анча, так удачно сыгравший перед Марком роль сочувствующего матроса.

25. НЕИЗВЕСТНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ

В ту ночь на «Буревестнике» не жалели топлива. Эсминец ходил на полной скорости, давал гудки, пускал ракеты, а после этого останавливался и затихал. Тогда на палубе и на мостиках вахтенные прислушивались к звукам в море, всматривались в темноту, не блеснёт ли огонёк, зовущий на помощь. Радист каждые полчаса запрашивал ближайшие радиостанции о «Разведчике рыбы». Но никто не отзывался на эти гудки, не отвечал на ракеты, и все рации передавали одно и то же: «Известий о "Разведчике рыбы” не имеем». Капитан-лейтенант Трофимов долго не сходил со своего мостика. Рядом с ним стоял комиссар, и оба они молча всматривались в темноту. Туда же на мостик Трофимову принесли шифрованную радиограмму от командира дивизиона. Командир приказывал к утру занять 138-й квадрат и сообщал, что в море действительно есть пиратская подводная лодка и, если до того времени она не отойдёт на значительное расстояние, ей не вырваться из заграждения, которое до утра создадут эсминцы и гидросамолёты.

Просмотрев с комиссаром радиограмму, командир позвал старшего радиста и приказал доложить, какие новые сведения есть у него о гибели «Антопулоса».

«Антопулос», греческий пароход, шёл из Нью-Орлеана, откуда у него был багаж, адресованный в Лузаны для геологического комитета. Пароход был нагружен пустыми бочками, которые он взял в Марселе и должен был доставить после захода в Лузаны, в один из заграничных портов. В Лузанах планировал стоять лишь сутки. Команда состояла из двадцати восьми человек. Все спасены.

Из показаний, данных капитаном и часовым штурманом, если их показания правдивы, делают выводы, что причиной утопления «Антопулоса» является торпеда, выпущенная неизвестно кем.

— А как скоро пароход пошёл на дно? — спросил командир.

— Радист не успел дать «SOS». Когда шлюпка отходила от борта, над водой ещё оставался капитанский мостик. Шлюпка быстро отошла в темноту, поскольку боялась, что её расстреляет судно, пустившее торпеду.

— Так они видели это судно?

— Вроде бы нет, но, наверное, подозревали его присутствие.

— Кто это вам рассказал?

— Радист с «Магнитогорска».

— И это всё?

— Ещё там звери погибли.

— Какие звери?

— Они везли для какого-то дрессировщика двух африканских львов, двух южноамериканских ягуаров и одного бенгальского тигра. Радист сообщает, что звери были под твиндеком и в последнюю минуту подняли бешеный рёв.

— Если львы умеют плавать, то мы их встретим, — улыбнулся комиссар.

— Хорошо! Можете идти, — сказал командир радисту. — Если будут какие-то новости, немедленно сообщайте мне.

— Слушаюсь, товарищ командир.

Радист ушёл. Капитан-лейтенант и комиссар остались одни. Поблизости стоял только вахтенный командир. «Буревестник» продолжал идти переменными курсами, пересекая район, где надеялись отыскать «Разведчика рыбы». На карте всё это место штурман очертил карандашом. Линии пролагали одна от другой на расстоянии всего лишь мили.

— Если у них не случилось вынужденной посадки, то можно ожидать наихудшего…

— Думаете, серьёзная авария? — спросил командир.

— Возможно, им пришлось выброситься на парашютах.

— Тогда бы они постарались выбросить свою лодку.

— Могли не успеть.

— Будем искать до тех пор, пока не найдём хотя бы мёртвыми.

Около полуночи Трофимов пошёл в каюту подремать.

В это время радисты старательно слушали, как переговаривались между собой многочисленные рации. Один дежурил на длинных, второй — на коротких волнах. Пропускали без внимания сообщения о чьём-нибудь здоровье, о датах отъезда и приезда, о высылке с первым рейсом кому-то цветов, — их интересовали сообщения о самолёте, о лётчиках, об авариях. Продолжали регулярно опрашивать все станции, нет ли известий о «Разведчике рыбы». Вдруг радист, слушавший на длинных волнах, насторожился. Он как раз слушал ответ одной станции на свой запрос, когда ухо уловило тревожные звуки, врывавшиеся в ответ со стороны. Кто-то медленно, будто неопытной рукой, выстукивал «SOS». Кто-то звал на помощь. Радист уже ничего не слушал, кроме этой рации, подающей бесконечное количество раз три точки, три тире, три точки. Хотел узнать её позывные, но неизвестный радист их не подавал. Но вот он назвал свой пароход. Радист-слушатель автоматически записывал на бумаге карандашом:

«SOS, SOS, SOS, SOS… Пароход “Антопулос” тонет. Спасаемся. Ищите пилота Барыля, штурмана Петимко, Ясю Найдёнку, Марка Завирюху. SOS, SOS, SOS…»

Неизвестный радист снова и снова сообщал одно и то же, не отмечая местонахождения тонущего парохода.

— Пеленг, пеленг бери! — закричал радист своему помощнику коротковолновику.

Тот понял, что его товарищ слушает что-то чрезвычайно важное, оставил свой приёмник и схватил наушники от длинноволнового аппарата. Он прислушался, услышал «SOS» и бросился к пеленгатору. Потерял, было, сигнал «SOS», но, быстро вертя колёсико, снова поймал его. Теперь пеленгатор был направлен на линию, которая вела на рацию, дающую «SOS».

Эта линия шла под углом 110 градусов на юго-восток от курса эсминца. Где-то на той линии, должно быть, не очень далеко от них, находилась рация, передающая «SOS». Но лишь только успели взять радиопеленг, как рация замолкла.

Старший радист немедленно протелефонировал об этом Трофимову.

— Молодец! — похвалил его командир. — Но это немного похоже на провокацию. Какие радиостанции есть на этой линии?

— На суше ближе Багдада нет. Это может быть только плавучая рация.

— Хорошо! Слушайте дальше. Может быть, ещё поймаете этого неизвестного корреспондента. Обязательно пеленгуйте! — и командир повесил трубку.

Две минуты спустя Трофимов стоял наверху. Он приказал сменить курс на запеленгованную радистами рацию, а вахтенным — быть готовым к боевой тревоге. Слушатели на гидрофонах усилили наблюдение. Были вызваны на боевые места часть артиллеристов, пулемётчиков и торпедистов.

Командир «Буревестника» полагал, что эта радиограмма — провокация. Но кому нужно было провоцировать и с какой целью? Этого он не знал и приготовился к какой угодно неожиданности. Возможно, в этом заинтересована та самая таинственная лодка, в существовании которой Семён Иванович почти полностью удостоверился.

Зазвонил телефон. Радист сообщил, что сигнал «SOS» слышали несколько радиостанций, но никто не уловил ни позывных, ни указания о местонахождении «Антопулоса». Одна из береговых радиостанций тоже запеленговала рацию, подающую сигналы тревоги. Радист передал результаты пеленгования. Имея в наличии два пеленга, уже возможно приблизительно определить место этой рации. Вахтенный штурман тут же сделал это. Рация находилась приблизительно на расстоянии в пятнадцать — двадцать миль от эсминца, с возможной поправкой по горизонтали на полторы-две мили.

— Дайте приказ в радиорубку сохранять абсолютное молчание, — распорядился командир.

Обстановка требовала не подавать с корабля по радио ни единого звука, чтобы не обнаружить себя. Иначе с помощью радиопеленгаторов враг мог быстро определить, где находится корабль, уловив лишь несколько звуков и подметив два-три пеленга.

Ни единого огонька не светилось на миноносце, хотя он мчался полным ходом.

Через пять минут вахтенный доложил, что на шумопеленгаторе уловили что-то похожее на звук выстрела из лёгкой пушки. Выстрел прозвучал по курсу корабля.

— Дайте боевую тревогу! — распорядился командир.

Палец жмёт на кнопку — и по всем помещениям эсминца раздаётся резкий звонок. Будто подброшенные на пружинах, слетели с подвесных коек краснофлотцы. За минуту опустели кубрики и каюты. Каждый стоял на своём месте, готовый слушать приказы командиров. Задраивались люки, слетали чехлы с пушек, пулемётов и торпедных аппаратов. Торпедисты, артиллеристы и пулемётчики стояли в готовности послать врагу свои смертоносные гостинцы. При свете звёзд блестели положенные на тумбу рейки для торпед, в трюмах лежали готовые для механической подачи наверх снаряды, в машине стрелки манометров подтверждали, что котлы доверху полны пара. Весь корабль, напряжённый, как человек, готовый к боевому прыжку, разрезал темноту и море, и только звёзды освещали ему путь.

Но вот на горизонте появился ещё один свет. Там вспыхнул огонёк и не гас, а, наоборот, разгорался. Должно быть, огонёк превращался в пожар, потому что над морем росло зарево.

— Товарищ командир, разрешите доложить. На море по нашему курсу горит судно, — сказал вахтенный, который хотя и видел, что командир смотрит в ту сторону, считал нужным доложить ему.

— Дайте распоряжение подготовить помпы, огнетушители и шлюпки для спуска на помощь утопающим, — ответил Трофимов.

Возле командира неподвижно застыл комиссар. За бортами эсминца шипела чёрная вода, а прямо перед ним вырастало плавучее пламя.

— Гидрофоны слышат подводную лодку, — прозвучал голос вахтенного.

26. ПОЖАР

Маленькая шлюпка с пятью пиратами обошла вокруг полузатопленного парохода и причалила к шлюпдеку, откуда трап вёл на нижний капитанский мостик. Трое, в том числе помощник Анча, поднялись на пароход, а двое отвели шлюпку на несколько метров от него, чтобы лучше следить за действиями своих товарищей.

В радиорубке под крышей было небольшое отверстие. Сквозь это отверстие Марк и Яся могли следить за пиратами с того момента, как они приблизились к пароходу. Они видели, как все трое поднялись на капитанский мостик и остановились перед штурманской рубкой. Двое вошли в неё, а один остался у двери. В окошке рубки зажёгся свет. Пираты, наверное, искали бумаги, которые могли бы их заинтересовать. Вскоре один из них вышел, что-то сказал и исчез за рубкой. Потом свет в окошке погас, и вышел второй. Он что-то держал в руках. Должно быть, нашёл всё-таки для себя что-то нужное. После этого они полезли к бортовым фонарям, наверное, как догадывался Марк, чтобы их погасить. Яся в это время высматривала в иллюминатор, не виден ли за бортом «Разведчик рыбы», но ничего в море не заметила. Когда она шёпотом сказала об этом Марку, тот ответил, что, возможно, лётчиков с лодки не заметили, а «Разведчик рыбы» маскируется, и у него есть возможность спастись.

Пираты завершили осмотр штурманской рубки и теперь о чём-то совещались. Вспомнив о пребывании на подводной лодке, Марк почувствовал боль в голове и руке. Вне всяких сомнений, пираты заглянут в радиорубку и обнаружат их. Одному ещё можно было бы залезть под софу, на которой спал радист, но вдвоём там поместиться невозможно. Выйти из радиорубки незамеченными они ещё могли, но где спрятаться? За три четверти метра от двери вздымался борт большой шлюпки. Когда они готовили её к спуску, немного отвернули тент, которым обычно прикрывают лодки от дождя. Она могла стать единственным местом спасения. Схватив Ясю за руку, парень шепнул ей, чтобы она залезла под тент. Девочка сразу же поняла, вскочила в шлюпку с ловкостью обезьянки и юркнула под тент, как мышка. Марк шмыгнул за ней с не меньшей скоростью. Радиорубка прикрывала их от света прожектора, а щель между тентом и бортом шлюпки возле кормы давала возможность следить за тем, что происходит на всём правом борту парохода. Сразу пришлось притихнуть и лечь на дно, поскольку все трое пиратов, посовещавшись, ушли с капитанского мостика в радиорубку. Вот уже их шаги шаркают по шлюпдеку. Юнга и девочка затаили дыхание. Пираты, по-видимому, считали главными пунктами, где могло остаться для них что-то ценное, штурманскую каюту и радиорубку. Направляясь к последней, один из них хлопнул ладонью по тенту на шлюпке, буквально в нескольких сантиметрах от Ясиной головы, но не заглянул под брезент. Марк боялся, как бы в радиорубке пираты не обратили внимание на аппаратуру, которой он только что пользовался. Аккумуляторы, наверное, ещё не охладились. Но пираты, как видно, этим не интересовались, так как очень быстро вышли из рубки, забрав только бумаги. В небольшую надстройку на корме, выглядывающую из воды маленьким островком, никто из них не пошёл. Говорили они так близко от Марка, что он мог бы высунуть руку из-под тента и ухватить одного из них за воротник. К сожалению, юнга не понимал ни единого слова из этого разговора. Когда они отошли, парень снова заглянул в щель. Двое пиратов остались на шлюпде-ке и принялись осматривать каюты, отделённые камбузом от кают-компании, а третий снова пошёл к капитанскому мостику, направляясь в каюту капитана. Марк замер. Ведь они непременно должны были зайти в кают-компанию. А в ней и в каюте капитана находились звери… Вот на палубе не осталось никого из пиратов. Последний открыл дверь капитанской каюты и исчез за ней. Должно быть, он вначале ничего там не увидел, потому что минуты полторы на пароходе царила тишина. Двое осматривавших каюту вышли оттуда и подошли к кают-компании. Но как только переступили её порог, как из капитанской каюты послышался крик. Будто в ответ ему в кают-компании прогремел выстрел. По пароходу метнулся свет прожектора. Подводная лодка стояла по левому борту, а значит, там, безусловно, не видели, что происходило на правом, откуда двое пиратов заходили в кают-компанию. Дверь же капитанской каюты выходила на середину парохода, и прожектор ярко освещал то место. Марку видны были весь правый борт и нижний капитанский мостик. Юнга увидел, как на нём открылась дверь и оттуда выскочил пират, а вслед за ним огромный зверь. Он ударом лапы сбил пирата с ног и, остановившись над своей жертвой, раскрыл пасть, оскалив большие острые зубы. Света прожектора зверь не испугался. Казалось, такой свет был ему привычен. На подводной лодке сразу заметили, как падал человек, и увидели льва. Тем временем из кают-компании прозвучал новый выстрел, и оттуда, как ошпаренные, выскочили два пирата, а за ними со страшным рычанием рассвирепевший, должно быть, раненый зверь. Это был чёрный южноамериканский ягуар, самый страшный зверь Нового Света, который по своей силе мог сравниться со львом и тигром. Обычно осторожный и опасающийся человека, он свирепеет, если его ранят.

События разворачивались с неимоверной быстротой. Пулемётчики с подводной лодки, чтобы спасти своего товарища, дали несколько выстрелов по первому зверю. Лев ответил на них громовым рёвом и упал грудью на барьер. В это время из двери капитанской каюты показалась голова нового хищника: пригнувшись, оттуда выглянул тигр. Он молниеносно схватил пирата за ногу и втащил его назад в каюту. Почти одновременно Марк увидел, как один из тех, что выскочили из кают-компании, бросился в море. Второй получил от ягуара могучий удар когтями, разорвавший ему руку от локтя вниз и бедро. От этого удара пират свалился за борт.

С подводной лодки гремели выстрелы, в воде кричал тонущий раненый. Шлюпка, стоявшая под левым бортом, спешно оплывала пароход. Когда она прошла килевую линию, Марк рассмотрел перепуганные и растерянные лица гребцов. Надо сказать, что Марк и Яся чувствовали себя тоже не очень хорошо, так как в нескольких шагах от их убежища стоял чёрный зверь, будто приготовившись прыгнуть в воду, и злобно рычал. Но вот шлюпка подобрала обоих пиратов, приблизившись на каких-то пятнадцать метров к пароходу. В этот момент ягуар выгнул спину и вдруг прыгнул на шлюпку. Он не долетел до неё только метра три. А падая в море, так всколыхнул поверхность, что шлюпка закачалась, едва не зачерпнув воды. Пираты налегли на вёсла, но ягуар, вынырнув, поплыл за ними вдогонку.

Марк почти полностью высунулся из-под брезента, следя за зверем и шлюпкой.

Казалось, хищник вот-вот догонит шлюпку, но пираты, охваченные ужасом, налегали на вёсла и заметно отдалялись. Юнга, воспользовавшись тем, что внимание всех сосредоточилось на звере, выскользнул на палубу и вскочил в радиорубку. Здесь он припал к удобному для наблюдений отверстию.

На палубе подводной лодки суетились несколько человек. Они, наверное, ждали шлюпку. Когда она показалась из-за парохода, на неё бросили луч прожектора. Ягуар ещё плыл за шлюпкой, но уже существенно отстал. Однако пиратам не везло. Один матрос загрёб чересчур сильно, и весло сломалось. Теперь шлюпка заплясала на месте. Матрос попытался грести одним веслом, но шлюпка шла очень медленно, поскольку была перегружена. Ягуар приближался к ней. С палубы подводной лодки поняли, в чём дело, и стали что-то кричать. Тогда шлюпка свернула в сторону и пошла параллельно лодке. После этого все, кто был в шлюпке, пригнулись. Затарахтел пулемёт, подняв брызги возле ягуара. Зверь заревел в последний раз, дёрнулся головой назад и исчез под водой. После этого на минуту воцарилась тишина. Но вскоре раздался страшный львиный рёв из-под капитанского мостика.

Шлюпка постепенно приблизилась к своему кораблю. Свет прожектора мешал Марку рассмотреть тех, кто стоял там на палубе, но ему казалось, будто он узнаёт сухощавую высокую фигуру Анча. Казалось, пираты хотят отрядить на корабль новую экспедицию, возможно для поиска матроса, попавшегося зверям в капитанской каюте. Когда шлюпка снова отошла от корабля, Марк опрометью бросился в лодку, залез под тент и рассказал Ясе о своих наблюдениях. Решили сидеть как можно тише, в надежде, что пираты вскоре покинут пароход. Огней «Разведчика рыбы», как и раньше, не видели. Он, должно быть, скрывался в темноте. Марк и Яся больше не выглядывали из своего убежища, а только прислушивались, не слышны ли шаги на палубе. Под тентом было совершенно темно. Они не видели друг друга и старались дышать так, чтобы это дыхание не долетало даже до них самих. Наконец они услышали плеск вёсел поблизости, но шагов на палубе всё же не различали. Так прошло несколько бесконечно длинных минут.

Но вот возле парохода зашумела вода. Поблизости проходил корабль. «Наверное, подводная лодка обходит вокруг парохода», — подумал Марк и не ошибся, потому что в темноте сейчас же появился и свет. Подводный корабль обошёл «Антопулос» с правой стороны, освещая его прожектором. Теперь Марк и Яся не могли даже выглянуть из шлюпки, потому что их бы сразу заметили. Шум винта стих, корабль остановился. Возможно, пираты осматривали пароход с этой стороны, чтобы узнать, не остались ли ещё на нём звери. Возможно, они таким образом хотели узнать о судьбе своего матроса. Так прошла минута. Потом громкий, казалось, двойной грохот взрыва ударил по ушам. Юнга и девочка почувствовали сильное сотрясение, где-то поблизости что-то трещало, взлетало в воздух, падало в воду. Это подводная лодка, пожалев торпеду, выпустила по надстройке капитанского мостика снаряд из лёгкой пушки. Грохот выстрела почти слился с грохотом взрыва. Снаряд разворотил штурманскую рубку и верх капитанской каюты, разбросав части всех лёгких деревянных надстроек вокруг по морю. Какой-то обломок упал на брезент, прикрывающий шлюпку, и прорвал его, едва не задев Ясю. В тот же миг послышался звериный рёв. Возможно, взрыв напугал зверя, а возможно, и ранил. Загорелось то, что осталось от капитанского мостика. Марк и Яся неподвижно лежали на дне шлюпки. Марк ждал, когда подводная лодка отойдёт, тогда они бросятся в воду и, возможно, спасутся на каких-нибудь обломках, которые должны были после взрыва плавать вокруг. Но лодка стояла на месте и не сводила с парохода свой прожектор. Новый грохот выстрела слился с грохотом нового взрыва. Теперь Марк и Яся видели отблеск огня, а взрыв произошёл, казалось, у них под головой. Снаряд попал в камбуз, правда, в нескольких шагах от них, и поджёг кают-компанию. Запахло дымом. В третий раз грохнула пушка, и на этот раз взрыв был особенно громким, так как снаряд попал в надстройку на корме и разорвал одну, а может быть, и две бочки с бензином. Пламя вмиг охватило всю кормовую надстройку, она загорелась, как огромный факел, ярко освещая море на сотни метров вокруг. Подводный корабль погасил прожектор. Теперь он ему был не нужен — света хватало. Пираты больше не хотели тратить снаряды. Хватило трёх выстрелов, чтобы открыть доступ воде сквозь верхнюю палубу в трюм. Мачты «Антопулоса» начали укорачиваться. Пароход погружался в воду. Лёгкое дыхание ветра на какую-то минуту заволокло радиорубку и почти весь шлюпдек дымом. На воде возле парохода виднелись пылающие пятна. Это горел разлитый из бочек бензин. После обстрела пароход начал быстрее погружаться носом в воду. Об этом свидетельствовали наклон фок-мачты и затопление капитанской каюты, в которой страшно рычал зверь.

В шлюпке, где неподвижно лежали Марк и Яся, ощущалась жара. Где-то близко, должно быть, из кают-компании, сюда подступал огонь. Здесь происходило соревнование между водой и огнём — кто быстрее затопит радиорубку. Такая же судьба должна была постигнуть и шлюпку. Ни Марк, ни Яся уже не отваживались выскочить из неё. Им казалось, что лучше утонуть вместе с «Антопулосом», чем снова попасть в руки Анча и «рыжей гадюки». Их мучила жара, их душил дым. Они слышали под собой всплески. Это значило, что пароход вошёл уже шлюпдеком под воду и вот-вот пойдёт на дно и сотворит следом могучий водоворот. Марк сжимал Ясину руку и пересохшими губами шептал слова надежды.

Подводная лодка следила за агонией парохода, в прошлую ночь обманувшего пиратов, оставшись после взрыва на поверхности и дрейфуя почти целые сутки. Казалось, пираты боялись, что пароход снова обманет их, десятисантиметровая пушка угрожающе смотрела на него дулом. Пираты решили выпустить ещё один снаряд и удостовериться, что с пароходом покончено. Снова звук выстрела, грохот взрыва и блеск огня над радиорубкой почти сливаются во что-то единое. Разлетаются стены радиорубки, взлетают в воздух части аппаратуры, вздымается пламя над местом взрыва. Теперь, кажется, на пароходе не осталось ни одного места, не затопленного водой или не охваченного пламенем. Лишь металлические мачты спокойно торчат над этим кострищем. В это время до пиратов, стоявших на палубе своего корабля, долетел металлический гул с воздуха, сверху. Приближался самолёт. Вмиг опустела палуба подводного корабля, захлопнулись люки и, глотая воду в цистерны, он исчез с поверхности моря. Только широкие круги разбегались по морю и бушевал на корабле пожар.

27. БОЙ С ПОДВОДНЫМ КОРАБЛЁМ

Эсминец услышал врага. Неизвестно, знал ли также и враг о приближении эсминца, но «Буревестник» не уменьшал хода. Только шёл он зигзагами, на всякий случай опасаясь торпеды. Теперь штурман прокладывал курс уже не по радиопеленгу и не на свет от пожара, а по шумопеленгатору, определяющему местонахождение корабля под водой. Пират, должно быть, пересекает путь эсминцу наискосок. Возможно, он заметил надводный корабль и пытается исчезнуть, но капитан-лейтенант Трофимов твёрдо решил его не упускать. Эта встреча должна быть последней, здесь должен произойти смертельный поединок, хоть оба корабля и напоминают противников с завязанными глазами. Правда, чаще в таком положении бывает эсминец. Командир отдаёт приказ осветить море прожекторами, надеясь заметить перископ. Но лодка либо ушла совсем под воду, либо умело свой перископ скрывала. Однако командир «Буревестника» знал, что подводный враг не мог далеко удрать. На поверхности эсминец непременно догнал бы его и утопил, а под водой лодка вряд ли отважится идти полным ходом. А значит, «Буревестник» её найдёт. Лодке оставалось неподвижно лежать на грунте, пока эсминец не уйдёт отсюда, или же подняться на перископную глубину и попытаться утопить корабль торпедами. Другого выхода у пиратов не было.

За это время «Буревестник» приблизился к месту пожара. Теперь горящий пароход находился от него ближе, чем за милю. С миноносца видели, что он почти утонул, на нём ещё горели верхние надстройки. Казалось, пожар свирепствовал и внутри корабля, потому что пламя над тем местом, где должен быть капитанский мостик, било высоким столбом, как из жерла. Наверное, внутри корабля тоже происходило состязание воды с огнём, так как вместе с огнём и дымом оттуда вылетали клубы белого пара.

В эту напряжённую минуту Трофимов отчётливо услышал шум мотора в воздухе. В темноте над морем проносился самолёт. Откуда, куда, что ещё за самолёт? Командир и вахтенный поднимают головы вверх, отыскивая над собой огоньки, которые должны быть на самолёте, но их не видно. Может быть, они исчезли на ярком фоне пожара, но тогда самолёт был бы виден на половине неба, освещённой им. Звучит приказ — готовить зенитную артиллерию. Тоненькие дула зенитных пушек поднимаются в тёмное небо. И замирают настороженно, готовые забросать подоблачную высоту своими снарядами.

Гидрофоны упустили шум подводной лодки. Но командир эсминца хорошо знал правила поведения врага: значит, пират остановился, замер и таким образом пытался избежать опасности. Так он будет лежать до тех пор, пока его гидрофоны не перестанут улавливать звук винтов эсминца, когда тот отсюда уйдёт. «Напрасная хитрость!» — Капитан-лейтенант Трофимов готов соревноваться на долготерпение. Но вряд ли это будет нужно. Как охотник выкуривает лису из норы, так старый боевой командир «Буревестника» сумеет заставить подводную лодку сдвинуться со своего места. Только минута внимания — его встревожил неизвестный самолёт. Если против него два врага — и подводный, и воздушный, — то будет горячий бой. Прожекторы всё так же носятся по морю и небу, то простирая параллельные столбы света, то скрещивая их, то вновь разбегаясь в разные стороны. Наконец луч прожектора уловил маленькую тёмно-серебристую птицу. Её освещают, не выпускают, берут в перекрестье прожекторов, чтобы ослепить пилота и навести на самолёт зенитные пушки. Артиллеристы готовы с первого приказа окружить его чередой взрывов, но команды нет. В ярком свете видно, что это маленький самолёт, неспособный сбросить тяжёлые бомбы. И остроглазые командиры, стоящие на мостике, почти готовы признать, что это «Разведчик рыбы».

Продержав самолёт полминуты освещённым, прожекторы по приказу командира оставляют его и снова ощупывают море вокруг корабля. Под светом прожекторов вода становится чернее ночи.

Дорожки света бегают по морю, но никто не замечает маленькой трубки над водой. Тем временем самолёт стих, и снова наступила напряжённая тишина. Такая напряжённость выматывает больше самой тяжёлой работы.

Пожар утихал. Теперь над водой горели только крыши капитанского мостика и радиорубки. Вокруг огня расплывались и горели на воде обломки и разные предметы, смытые с палубы. Вот огонь ещё раз поднялся столбом над пароходом. За радиорубкой стояло несколько бочек с бензином. Он вспыхнул, с громовым взрывом разлетелись бочки, высоко поднялся столб пламени, будто прощальный сигнал, и пароход исчез под водой. На поверхности пылали лишь несколько огарков, едва освещая медленно погружающиеся мачты. Но вот исчезли и они. И снова темнота, ещё более густая, чем перед этим обволокла море. Откуда-то с того места, где утонул пароход, гидрофоны миноносца уловили звук винтов подводной лодки. Трофимов догадался, что подводная лодка скрывалась между эсминцем и утопающим пароходом. Теперь пароход, идя на дно, создаёт водоворот и тащит за собой лодку. Чтобы вырваться из этого водоворота, пират пустил в ход электромоторы. В памяти командира эсминца мелькнуло воспоминание, как во время империалистической войны одна подводная лодка, спасаясь от миноносцев, нырнула под большой тонущий пароход и, пройдя под ним, вырвалась из водоворота и сбежала от погони.

Трофимов был уже готов отдать приказ идти на врага и искать его по ту сторону парохода, когда палубный наблюдатель с левого борта крикнул:

— По левому борту торпеда!

Командир оглянулся и увидел при свете прожектора пенистую дорожку — след торпеды, приближающейся со скоростью моторного катера. Ещё минута, и могучий удар встряхнёт корабль, разрушительная сила разворотит борт или дно эсминца, может даже оторвать нос или корму, а через мгновения после этого команда будет спасаться, бросаясь за борт с пенопластовыми поясами и кругами, если не успеет спустить шлюпки. Последними оставят корабль радист и потом командир, если им повезёт и удастся это сделать.

— Право руля! — В голосе командира прозвенел металл, а его рука крутанула машинный телеграф на «полный боевой ход».

Прошло три-четыре секунды. Эсминец рванулся вперёд, уходя от торпеды, но пенистая дорожка была уже за тридцать метров от кормы. На мостике рядом с неподвижным командиром стояли вахтенный и комиссар. Все трое будто измеряли глазами скорость торпеды. На миг она исчезла с освещённого места, но прожектор снова осветил воду за кормой. Вспененная дорожка прошла на расстоянии десяти метров от кормы. Вот всё и закончено — командир отвернулся от кормы. Скоростью и удачным манёвром корабль спасён. Торпеда ушла дальше в море. Она пробежит определённое расстояние и утонет. Надо искать подводного врага. И снова всё внимание на гидрофоны. Палубные вахтенные не спускают глаз с освещаемого прожекторами корабля. Эсминец уменьшил ход до минимального и медленно закружился. Так прошло несколько минут, когда снова прозвучало предостерегающе-грозное:

— Торпеда!

Теперь её заметили с правого борта, и следя за её курсом, невнимательный наблюдатель мог бы сказать, что она не угрожает кораблю. Однако внимательное наблюдение вскоре показало, что торпеда кружит вокруг эсминца с бешеной скоростью, всё уменьшая круги. Это шла та же самая торпеда, которая недавно прошла за кормой. Это была торпеда спирального действия. Заметили её тогда, когда эсминец уже не мог вырваться из её смертельной спирали. Никто не знал, куда именно ударит торпеда, но для всех было ясно, что она попадёт в корабль через каких-то полминуты. Вахтенный помощник поднял на командира глаза, ожидая приказа дать аварийную тревогу. Капитан-лейтенант понимал, что все напряжённо ждут его решения. И снова прозвучал звенящий металлом голос:

— Подводными снарядами по торпеде — огонь.

Этот приказ был неожиданным для вахтенного. Ещё секунду царила тишина: полсекунды артиллеристы осознавали команду, секунду наводили пушки. И вмиг загремели выстрелы. Пушки с неимоверной скоростью выбрасывали на торпеду снаряды, которые погружались в воду и там разрывались. Канонада продолжалась секунд десять и завершилась оглушительным взрывом, вспышкой огня над морем и фонтаном воды, частично упавшим на палубу эсминца. Один снаряд, метко посланный артиллеристом, попал в торпеду и взорвал её за несколько секунд до удара по кораблю.

На подводной лодке, услышав взрыв, были уверены, что торпеда попала в цель. Командир-пират хотел взглянуть на последствия своей атаки. Первую минуту после взрыва эсминец стоял с погашенными прожекторами, и когда пираты выставили перископ, они ничего не заметили. Возможно, предполагали, что удар торпеды был очень метким — и корабль сразу пошёл на дно. По-видимому, желая убедиться в этом, подводная лодка не ограничилась наблюдениями в перископ, а всплыла на поверхность. Ещё звенело в ушах после взрыва, когда лучи прожекторов снова забегали по морю, и вахтенный на «Буревестнике», протянув руку вперёд, крикнул:

— Подводная лодка!

В машинном отделении прозвучал приказ: «Полный боевой вперёд». Старший механик дал ход, как на последних флотских гонках. Весь машинный отдел вздрагивал. Механик надеялся, что в эту ночь командир прикажет дать увеличенную скорость по его проекту, но приказа всё не было. Однако миноносец, приближаясь к подводной лодке, разрезал морской простор с быстротой скорого поезда. На лодке поняли манёвр «Буревестника», и пират начал быстро погружаться. Если бы эсминец протаранил его своим форштевнем, бой в ту же минуту был бы окончен. Уже палуба лодки исчезла под водой, стала погружаться рубка. Но эсминец вот-вот налетит на врага. И лодка, погружаясь, одновременно дала полный ход электромоторам. Этим она выиграла несколько секунд. Скорость приближения эсминца уменьшилась, поскольку лодка от него убегала, хоть и шла почти вдвое медленнее эсминца. Теперь на поверхности был виден только перископ, освещённый прожектором. И за перископом, как гончая за лисой, мчался «Буревестник». Кажется, нужно лишь одно мгновенье — и гончая схватит зверя за хвост, но этого мгновенья как раз и не хватило: перископ полностью исчез под водой. Но не всё ещё потеряно — только бы зацепить килем рубку подводной лодки. «Буревестник» проносится над тем местом, где только что исчезла чёрная рубка перископа. Кое-кому из краснофлотцев кажется, будто они слышали лёгкий удар в корпус корабля. Но нет — командир отрицательно качает головой. Возможно, сбили перископ, но и только, а лодка пошла в глубину. Звенит машинный телеграф, требуя застопорить машины. Эсминец возвращается, кружит на месте, так как гидрофоны сообщают о медленном движении подводной лодки. Он где-то здесь, совсем близко, почти под эсминцем.

Капитан-лейтенант гремит в рупор:

— Глубинные бомбы за борт!

С корабля выбрасывают в море снаряды, специально предназначенные против подводных лодок. Глубинные бомбы исчезают под водой. И вскоре оттуда доносится гул, волнуется поверхность воды. Это на предназначенной им глубине со страшной силой разрываются бомбы, неимоверно увеличивая давление воды. Чтобы уничтожить лодку, не обязательно попасть в неё бомбой. Достаточно, чтобы она взорвалась поблизости, и лодка будет разрушена. Даже при взрывах на расстоянии у подводной лодки от сотрясений гаснет электричество, трескается стекло, рвутся натянутые тросы, не удерживаются на ногах люди. Снова и снова разбрасывает эсминец глубинные бомбы, пытаясь смертельно поразить невидимого врага.

После короткого перерыва, во время которого эсминец прислушивался к подводным шумам, снова отправились вдогонку. Подводные шумопеленгаторы указывают, что лодка со скрипом поползла по грунту. Глубина более ста метров, но звуки оттуда доносятся чётко. Теперь эсминец проскочил над тем местом средним ходом и даже уменьшил скорость до минимальной, когда снова начал сбрасывать глубинные бомбы. Они взрывались на глубине, где давление воды достигает десяти атмосфер, и достаточно было бы самой небольшой пробоины, чтобы лодка навсегда осталась на дне.

Сбросив очередную порцию бомб и пронаблюдав с поверхности за их взрывами, Трофимов снова остановил корабль.

Командир ощущал уверенность в своём успехе. Не мог подводный пират укрыться от этой лавины бомб. Но всё же не мешало бы проверить свои догадки, простояв здесь до вечера и не прекращая ни на минуту шумовые наблюдения. Только теперь он поднял голову и взглянул на звёздное небо. Приближался час рассвета. Глядя вверх, капитан вдруг стал прислушиваться. Казалось, там снова звенело что-то, но после пушечной стрельбы, взрыва торпеды и гула глубинных бомб уши слегка утратили восприимчивость.

— Самолёт, товарищ командир! — доложил вахтенный.

И снова над ними появился самолёт. Трофимов хотел приказать прожекторам снова поймать его, но передумал и решил не показывать, где стоит эсминец. Но, наверное, пилот отважился сесть на воду при свете звёзд, так как скоро с эсминца заметили на какой-то миг его очертания, потом грохот утих, и самолёт, снижаясь, исчез в темноте. Вскоре после этого вдали мигнул огонёк фонаря. Время от времени он то зажигался, то гас, светил то красным, то зелёным. Вахтенный сигнальщик доложил:

— Даёт сигнал: хочет говорить.

— Спросите, кто он и чего хочет?

В ответ быстро замигали огоньки.

— Отвечает, что. «Разведчик рыбы». Просит разрешения подойти.

— Сообщите: подходить немедленно. Прожектор! Осветить путь к кораблю.

Снова затарахтел мотор, и при свете прожектора с миноносца увидели, как к ним по воде приближается самолёт. Вскоре он остановился сбоку от борта.

Лётчикам сбросили трос, они закрепили им свою машину, а потом по длинному трапу с плавучим мостиком поднялись на палубу эсминца. Постукивая деревяшкой, Барыль взошёл на командирский мостик и отрапортовал о приключениях, случившихся с «Разведчиком рыбы». Окончание рапорта было таким:

— …Во время зарядки бака горючим мы заметили, что какое-то судно осветило «Антопулос» прожектором. Судно стояло по ту сторону парохода. Рассчитывая, что парень и девочка дадут о себе знать, а одновременно и сообщат о нашем пребывании, мы никаких мер не предпринимали. Продолжая готовить самолёт к полёту или же самостоятельному походу по морю, мы рассчитывали, что судно с прожектором подойдёт к нам. Почти уже завершили подготовку аппарата, когда нам показалось, будто со стороны парохода донеслись выстрелы и крики, а потом звериный рёв. Зная, что на пароходе есть дикие звери, мы решили, что там случилось какое-то несчастье, возможно, зверь выскочил на палубу.

Очень скоро после этого судно с прожектором обошло пароход, продолжая его освещать. По очертаниям судна мы узнали подводную лодку. Поняли, что это пират. Сразу же прозвучали два пушечных выстрела, и на «Антопулосе» вспыхнул пожар. Через некоторое время пират дал третий выстрел. Мой аппарат стоял готовый ко взлёту. Мы немедленно поднялись в воздух, а лодка, должно быть, услышав нас, погрузилась в воду. Сделав круг над огнём и не обнаружив поблизости на воде людей, я взял курс на север к берегу. Вскоре нас осветили прожекторы. Кто освещал, мы не знали, думали, что подводная лодка. Вскоре услышали в море канонаду и повернули на неё, чтобы узнать, в чём дело. Благодаря вашим прожекторам догадались, что какой-то корабль ведёт бой с подводной лодкой, так как наблюдали момент, когда вы её догоняли. Потом мы решили сесть на воду и искать боевой корабль.

— А где же юнга и девочка?

— Если они не погибли, то снова попали в плен к пиратам.

— Вы говорите, у юнги были документы с подводной лодки?

— Да.

— Люду Ананьеву пираты оставили на подводной лодке?

— Так было, по крайней мере, двадцать четыре часа тому назад.

— Оставайтесь возле корабля. Через два часа рассветёт, и вы подниметесь в воздух. Мы обыщем этот район, возможно, найдём какие-нибудь останки «Антопулоса» и следы пиратов. А пока поспите хоть полтора часа.

— Слушаюсь.

Прошёл час. Рассвет гасил звёзды, расширял горизонт. Утром подул ветер. Он быстро усиливался, и вскоре тяжёлые волны покатились по морю. Барыля разбудили, так как командир корабля опасался, чтобы волны не разбили самолёт. Он приказал поднять его на палубу. Петимко окидывал взглядом море и, подставив ветру палец, произнёс:

— Я говорил, что может быть до пяти баллов.

— Шесть баллов тянет, — поправил его старший штурман с «Буревестника». — В эти дни возможны небольшие кратковременные шквалы…

Утром эсминец прошёл по морю. Нигде никаких следов парохода или подводной лодки не нашли. Они лежали на глубине сто двадцать метров, как показывал это эхолот в штурманской рубке «Буревестника».

Эсминец вернулся к Лебединому острову. На командирском мостике стоял капитан-лейтенант Трофимов и задумчиво смотрел вдаль. Если бы кто-нибудь заглянул ему в глаза, то прочёл бы в них выражение глубокой печали и сожаления.