Глядя вниз со спины Страбона, летевшего высоко над Заземельем, Бен Холидей поймал себя на мысли о том, насколько быстро все может меняться. Всего час назад он находился в заключении внутри Шкатулки Хитросплетений и был так же далек от этого мира, как мертвые далеки от живых. Накануне днем он даже не знал, кто он такой. Он считал себя рыцарем, защитником какого-то господина. А кто был этим господином, сказать не мог. Ночной Мглы и Страбона не существовало: его спутниками были дама и химера. Они были потеряны для самих себя точно так же, как и он сам. Вместе они образовали странную компанию, лишенную реальных воспоминаний о своем прошлом, вынужденную начать жизнь заново в мире, о котором почти ничего не знали. Сблизившиеся в результате общего несчастья, вынужденные разделять жизнь, полную неизвестности и ложных надежд, они за время своих скитаний достигли некоего согласия, граничившего с дружбой.
Более чем просто с дружбой, щепетильно поправил он себя, в отношении Ночной Мглы.
А теперь все это ушло, было с них сорвано новым обретением их собственного «я» и возвращением в Заземелье. Можно было подумать, что их переделали дважды: один раз при попадании в Шкатулку Хитросплетений, а второй раз — по выходе из нее. Каждый раз они лишались знания жизни и должны были учиться всему заново — сначала став незнакомцами в непонятном мире, а потом снова старыми знакомыми в слишком хорошо понятном. И этот второй, знакомый мир требовал, чтобы они отказались от всего, что было в первом, потому что все это было приобретено и выпестовано на ложных предпосылках. Бена это печалило. Он разделил с Ночною Мглой такую близость, какой никогда не будет больше. Там их связывала взаимозависимость, которая навсегда исчезла. И со Страбоном все произойдет точно так же. Сейчас он нес их в замок Чистейшего Серебра, чтобы сквитаться там с Бурьяном, но, когда с этим будет покончено, он снова исчезнет. Бен не питал иллюзий. Между ними не будет таких разговоров, какие вели рыцарь и химера: они не будут делиться страхами и надеждами, пытаясь совместно понять, как устроена жизнь. Они пойдут каждый своим путем, как это было до того, как их заманили в Шкатулку Хитросплетений, и проведенное в волшебных туманах время забудется, как забывается сон после пробуждения.
Бен старался справиться с соблазном и не оглянуться на Хорриса Кью, который сидел позади него, перед Абернети. Вот кто виновник их несчастий, мрачно думал он… И в то же время он слишком глуп и невежествен, чтобы возлагать на него ответственность за случившееся. Настоящим врагом был Бурьян. Как у него сложится столкновение с этим существом? Тот обладает немалой волшебной силой и не колеблясь пустит ее в ход, особенно когда узнает, что Бен, Ночная Мгла и Страбон снова выпущены на свободу. Почему это чудовище вообще сочло нужным заключить их в Шкатулку? Какую угрозу они для него таили, коли оно решило избавиться от них таким образом? Или ему просто было так удобнее, только и всего?
Каковы бы ни были ответы на эти вопросы, в одном, к сожалению, можно было не сомневаться: для того чтобы справиться с Бурьяном, Бен уже будет вынужден стать Паладином, странствующим рыцарем короля, существом, которым он боялся стать окончательно. Именно этот страх заставил его увидеть себя рыцарем внутри Шкатулки Хитросплетений, и он едва пережил то, что это принесло: уничтожение горожан, речных цыган. Еще немного — и к ним прибавились бы шишиги. Его страх перед своей темной стороной грозил ему гибелью в волшебных туманах, но он спасся. И вот он снова должен будет тревожиться относительно того, насколько много свойств Паладина он усвоил, потеряв при этом какие-то свойства Бена Холидея, как это бывало при каждом превращении.
Бен увидел, как внизу под ними промелькнуло Сердце: белые бархатные подушечки нетронутыми полосками лежат на пышной зелени, штандарты королей Заземелья ярко полощутся на ветру. Какая-то часть его души жаждала перемены, хотела превращения. Так бывало всегда. Именно это и пугало его сильнее всего.
Хоррис Кью тоже размышлял, и мысли его тоже нельзя было назвать приятными. Всего через несколько минут должно было произойти столкновение Бурьяна и Холидея, и, кто бы в нем ни победил, самого Хорриса ждали большие неприятности. Оба будут считать его виновным в том, что сделал противник — или пытался сделать, или даже только собирался сделать. В случае победы Бурьяна Хоррису можно было особо не сомневаться относительно того, каким будет его наказание: оно обязательно будет весьма неприятным. Возможно, Холидей был бы более удачным выбором. Хоррис жалел, что не может посоветоваться с Больши. Он обнаружил, что, как это ни странно, ему сильно не хватает той птицы. Они одинаково относились к жизненным неприятностям и шансам на успех. Очень обидно, что превратности судьбы настигли Больши немного раньше, чем они оба ожидали. Хоррис остро ощущал свою потерю. По крайней мере он мог бы рассчитывать, что часть вины удастся свалить на птицу.
Он вздохнул. Такие мысли ничего не дадут. Он постарался переключиться и сообразить, что можно предпринять, чтобы исправить положение. Ему надо действовать быстро. Уже видны были стены Чистейшего Серебра. Встану на сторону Холидея, решил он. Есть надежда, что король Заземелья, сотоварищ по человечеству, так сказать, обойдется с ним лучше, нежели Бурьян. Тогда что он может сделать, что пошло бы ему на пользу? Что он может сделать, что приняли бы во внимание, когда придет время решать его судьбу?
Впереди рассвет казался алым пятном, расплывшимся на горизонте, — странное и пугающее зрелище. Красный цвет был таким ярким, что, казалось, пропитал и саму землю, запятнав травы, деревья, кустарники, реки, озера, дороги, поля, города, фермы и все живые существа повсюду, где мог видеть глаз. Вокруг них начали собираться тучи. Накануне днем их не было, и ночью их тоже не было заметно. Они появились словно по волшебству и заволокли все утреннее небо от запада до востока, грозя проглотить встающее солнце, предвещая грозу, которая стремительно приближалась.
Страбон начал опускаться — это было плавное снижение из отступающей ночи. Поднимающееся в небе солнце на мгновение ослепило его седоков, и они сощурились. Отполированные стены и башни замка красновато поблескивали, отражая странный свет. Решетка была опущена, ворота закрыты. Мост, который вел от острова к берегу, был разбит на мелкие кусочки. Тени густо расползлись по лугу напротив ворот замка, но можно было различить медленное движение строящихся шеренг. Бен Холидей вздрогнул. Боевые порядки включали две противоборствующие силы: в одной стороне луга строились солдаты Зеленого Дола, в другой — демоны Абаддона.
— Ваше Величество! — в ужасе вскрикнул перепуганный Абернети.
Бен обернулся и кивнул. Демоны из Абаддона. Значит, их должен был вызвать Бурьян, чтобы они помогли ему осуществить его планы. Что он им пообещал? Какую награду предложил? Они не вышли бы, если бы считали, что их может остановить Паладин — они всегда страшились Паладина. Значит, Бурьян должен был обещать им, что в отсутствие короля Заземелья защитник короля им угрожать не будет. А после расправы с Ночной Мглой и Страбоном ему можно было вообще никого не опасаться.
Бен сжал губы. Теперь ему придется сразиться одновременно и с Бурьяном, и с демонами Абаддона. Даже при содействии Страбона шансов на победу у него было мало.
— Страбон! — окликнул он дракона. Хитрый желтый глаз повернулся в его сторону. — Спускай нас вниз! Приземлись прямо между ними!
Дракон резко зашипел, начал снижаться более круто, широкой дугой пронесся над полем боя, чтобы все могли его видеть, а потом медленно приземлился в центре луга.
Бен, Хоррис Кью и Абернети поспешно слезли со спины дракона. Можно было подумать, будто спускаешься в какую-то странную картину — жутковатое изображение ада на Земле. Алый рассвет заставил всю степь казаться ирреальной. Даже Лазурные друзья стали кровавыми. Мужчины, женщины и дети сгрудились у группы деревьев и у подножия скал к северу, напоминая призраки усопших.
Бен повернулся к демонам и медленно выдохнул сквозь зубы, оценив размер их армии. Их было слишком много. Немыслимо много.
— Ваше Величество, по-моему, у меня есть… — начал Хоррис Кью, но Абернети грубо заставил его замолчать, крепко схватив за загривок.
Бен повернулся к писцу, который все еще крепко держал второй рукой Шкатулку Хитросплетений.
— Возьми Шкатулку и Хорриса и отходи к озеру, — приказал ему Бен. — Крикни советнику, чтобы он прислал челнок-бегунок и перевез вас обоих в замок. Быстро!
Абернети поспешно кинулся к берегу, волоча за собой протестующего Хорриса Кью. Бен снова посмотрел на демонов. Бурьян встал впереди их рядов — даже при этом странном освещении его закутанная в черный плащ фигура казалась безликой. Бен вышел из тени, отбрасываемой драконом, и повернулся лицом к демонам. Засунув руку под куртку, он извлек медальон королей Заземелья. Рядом с ним Страбон открыл пасть и резко кашлянул. Это прозвучало как взрыв. По тесным черным рядам прошло шевеление, говорившее о тревоге, о неуверенности. Одно дело было сразиться с лордом Зеленого Дола и его армией. И совсем другое — встретиться в бою с Холидеем вместе со Страбоном.
— Каллендбор! — позвал Бен, оборачиваясь к рядам солдат Зеленого Дола.
Почти мгновенно послышался звук приближающегося к ним сзади всадника. Бен повернулся. Каллендбор, облаченный с ног до головы в доспехи — только его лицо еще не было закрыто забралом, — резко осадил своего боевого коня.
— Великий король! — приветствовал он Бена. Его рыжебородое лицо было бледным, глаза опасливо косились на дракона.
Бен прошествовал к нему.
— Я знаю, какую роль вы тут сыграли, Каллендбор, — отрывисто бросил он. — Когда мы покончим с этим делом, вы должны будете ответить передо мной за все.
Каллендбор кивнул. В его ярких голубых глазах не видно было раскаяния.
— Если надо будет — отвечу. И если мы оба будем к вечеру живы.
— Ладно. А сейчас давайте сосредоточимся на том, как отправить демонов восвояси — и обманщика в черном вместе с ними. Ваши люди готовы к бою? — Дружески спросил Холидей.
— Мы к вашим услугам, король Заземелья. Ответ был дан без малейших колебаний.
— Тогда поезжайте назад и ждите моего сигнала, — приказал Бен.
Каллендбор приветственно вскинул руку и галопом умчался обратно. Ему и сейчас не стыдно, изумился про себя Бен. Некоторых ничто не меняет.
Он снова повернулся к Бурьяну и демонам. Громадный черный всадник выезжал вперед. Железный Марк. Остальные последуют на битву за ним. Предводитель демонов остановился и посмотрел на Бена и Страбона.
Корявая голова дракона повернулась к Бену.
— Вызывай Паладина, Холидей. Демоны вот-вот начнут.
Бен кивнул. Он уже смирился с необходимостью, но все равно испытывал отчаяние. Опять ему приходится вызывать Паладина, чтобы тот вступал за него в бой. Опять будут убийства и разрушения, и снова они будут главным образом делом его рук. Еще одна страшная битва, и он бессилен ее предотвратить, бессилен предпринять что-то, кроме как вступить в бой и надеяться, что он постарается сделать его как можно более коротким. Слабая надежда, рожденная отчаянием и отсутствием альтернативы. Он почувствовал, что Страбон наблюдает за ним. Во всем происходящем виновен Бурьян, и его надо заставить за это заплатить, но как это можно сделать? Много ли силы у этой гадины? Наверное, очень много, решил Бен, — ведь не зря эльфы пошли на такую крайнюю меру, чтобы запереть его в Шкатулке Хитросплетений и держать в ней неизвестно как долго.
— Холидей! — нетерпеливо проскрежетал дракон. Запереть Бурьяна обратно в Шкатулку Хитросплетений… Вот что надо сделать. Запереть навсегда. Но как? Какое для этого нужно волшебство?
Больше не было времени думать об этом, не было времени решать, откуда можно призвать помощь. Демоны начали наступать, приближаясь по лугу черной стеной — медленно, размеренно, неумолимо.
— Холидей! — яростно прошипел Страбон. Меч Паладина и огонь дракона — хватит ли их для того, чтобы спасти Заземелье?
Бен Холидей начал поднимать свой медальон, который скоро даст ему ответ на этот вопрос.
Хоррис Кью буквально бесился с досады. Он мрачно стоял рядом с Абернети у края воды, наблюдая, как на челноке-бегунке приближается советник Тьюс, и думал, что у него вот-вот отнимут его последний шанс на спасение.
Он попытался все сказать Холидею, но королю Заземелья было не до него. Он попытался все сказать Абернети, но писец и слушать не хотел. Он прикинул, не сказать ли все советнику Тьюсу, когда волшебник приедет, чтобы увезти их в относительную безопасность, под защиту стен крепости, но он был твердо уверен, что и с этой стороны ждать помощи ему не придется. Никто не желал слушать Хорриса — вот как ужасно обстояли дела!
А ведь именно сейчас Хоррис мог сказать всем нечто очень важное.
Он пошаркал огромными башмаками, обхватил свое туловище руками и попытался сохранить спокойствие. Но сохранять спокойствие было трудно, зная, что с ним станет, если Бурьян и демоны одолеют Холидея. Если Холидей победит, его положение все равно будет оставаться ненадежным, но все-таки терпимым. Но если победителем из боя выйдет Бурьян, из Хорриса Кью сделают котлету. Нет смысла прикидывать, какую именно приправу будут использовать, но результат получится один. Бурьян видел, как он стоял рядом с Холидеем и драконом, он видел его совершенно ясно. Вывод очевиден: Хоррис перешел на сторону врагов. И прощения не будет. Никаких извинений не примут. Бурьян разжует его и выплюнет, вот и все.
Хоррис вспомнил, что он чувствовал рядом с этой гадиной, когда их пакостное приключение еще только начиналось. Он припомнил мягкий угрожающий голос и неотвязный запах смерти. Он все еще ощущал, как волшебная сила Бурьяна позволила чудовищу стиснуть его горло невидимыми пальцами. Ему вовсе не улыбалось испытать все это заново. Впервые с того момента, как он выпустил Бурьяна из Шкатулки, у него перестал дергаться глаз. И это его единственный шанс избавиться от тика навсегда.
На западе загромыхал гром, раскатываясь из массы сталкивающихся туч. Их тяжелая гряда быстро поднималась к солнцу, проглатывая его свет, превращая все в ночь. Ветер пронесся по лугу и по стоящим друг перед другом армиям. Лошади вздыбились, послышалось бряцание оружия и доспехов. В воздухе запахло дождем.
Хоррис Кью думал о Шкатулке Хитросплетений. Как туда вообще попал Бурьян? Надо полагать, изменивший своему народу эльф не пошел в нее по своей воле — так же, как Холидей, ведьма и дракон. Хоррису уже дважды приходилось произносить слова заклинания, которые высвобождали из Шкатулки ее пленников.
Можно ли повернуть это заклинание обратно?
Он вспомнил о том, как туда были отправлены Холидей и остальные двое. Бурьян составил сложную сеть волшебства, которую он растянул вокруг того места, куда надо было заманить три его жертвы. А потом Хоррис вышел со Шкатулкой, произнес заговор, ожививший сеть, и ловушка захлопнулась.
Достаточно просто. На первый взгляд может показаться, что нужно предпринять такие же действия и для того, чтобы поймать в Шкатулку Бурьяна. Но только Хоррису не давала покоя одна мысль. Разве Шкатулка Хитросплетений не была создана специально для того, чтобы заточить в ней Бурьяна? Если это так, то тогда использование ее в качестве ловушки для Холидея и остальных было неестественным, было искажением ее главного предназначения. И кроме того, если бы Бурьян знал, что волшебство действует именно так, разве он позволил бы им себя поймать? А если он не знал этого тогда, то как узнал это с тех пор?
А как насчет вот этого: Бурьян помнил слова, которые его освободят, но не мог их произнести. Ему понадобилось воспользоваться Больши и всей этой комедией со Скэтом Минду, чтобы заставить Хорриса произнести эти слова вместо него. Разве это не говорит о чем-то? Разве это не значит, что по какой-то причине эти слова для Бурьяна невыносимы и поэтому ему надо, чтобы их произносил кто-то другой?
А не значит ли это, подумал Хоррис Кью, что то же самое заклинание — заклинание, которым Бурьян ни в коем случае не желал пользоваться сам — действует двояко?
Чем дольше он думал о таком варианте, тем более вероятным он представлялся ему. Эльфы, создавшие Шкатулку Хитросплетений, должны были применить особое волшебство, рассчитанное специально на то, чтобы заключить Бурьяна внутри, волшебство, которым он никогда не сможет воспользоваться сам для того, чтобы осуществить бегство. И такое волшебство не подействовало бы на других — например, на Холидея, Ночную Мглу или Страбона, — вот почему и понадобилось нечто другое, чтобы отправить их в ловушку. И возможно, это другое волшебство предохраняло и самого Бурьяна от того, чтобы снова не оказаться в Шкатулке Хитросплетений. И ради этого была создана тщательно продуманная сеть волшебства, которой воспользовался Бурьян.
Да, конечно, это были домыслы. Но Хоррис Кью находился в отчаянном положении, и его оппортунистически настроенный ум хватался за соломинку, потому что больше ухватиться было не за что.
Он полагал, что остальным следовало бы его выслушать. Холидею, Абернети, советнику Тьюсу — всем. Им следовало бы попробовать сделать то, что он предложит. Какой от этого может быть вред сейчас? Но с тем же успехом он может попросить сделать его королем. Глупо, конечно, надеяться, что кто-то захочет провести его план в жизнь.
Снова загромыхал гром: гулкие и долгие раскаты, сотрясшие землю, где он стоял. Из центра поляны Каллендбор ускакал к своей армии, а Холидей начал поворачиваться к Бурьяну и демонам. Марк встал во главе своего полчища и начал медленное наступление. Дракон приподнялся и принялся выпускать пар из ноздрей, накапливая в брюхе пламя. Хоррис оглянулся через плечо. Советник Тьюс был уже почти у самого берега. Абернети повернулся к волшебнику, на секунду забыв о Хоррисе.
Больши вечно обвинял его в нерешительности. Ему страшно неприятно было думать, что птица не ошибалась.
Хоррис Кью судорожно сглотнул, пытаясь смочить пересохшее горло. Сейчас или никогда, так ведь? Он снова взглянул на Холидея. Король Заземелья вытащил медальон своего сана из-под темной куртки и поднял его к свету.
«Ну же!»
Хоррис выдернул Шкатулку Хитросплетений у Абернети из-под мышки и тут же плечом столкнул изумленного писца в воду. А потом со всех своих длинных ног бросился к Бурьяну. Он думал, что, похоже, сошел с ума, что только что совершил самую серьезную ошибку в своей жизни. Его появление на поле боя вызвало громкие крики. Гневные возгласы летели в него со всех сторон. Краем глаза он успел заметить, как черная рогатая голова дракона поворачивается в его сторону, и уже представил себе, как будет охвачен пламенем. «Еще секунду! — думал он. — Одну только секунду!»
Бурьян наблюдал за Хоррисом не двигаясь. Он смотрел, как тот приближается, и, видимо, считал, что Хоррис снова возвращает ему Шкатулку Хитросплетений, до конца оставаясь глупой пешкой. Под плащом бури демоны передвигались, словно тени. Грозно поблескивало оружие. Хоррис Кью старался о нем не думать. Его долговязое тело тряслось от ужаса, неловкие ноги неуклюже вскидывались. Он обливался потом и задыхался от неимоверных усилий. Еще никогда не испытывал он подобного ужаса.
Хоррис услышал, как советник Тьюс выкрикивает его имя. Неровная струя огня пронеслась мимо его уха. Он в панике упал на одно колено и поставил Шкатулку Хитросплетений перед собой на землю. Посмотрел через луг на Бурьяна и по его страшным глазам понял, что тот наконец разобрался в происходящем. Черный плащ чудовища взметнулся: оно в ярости кинулось на Хорриса…
Хоррис Кью поспешно начал произносить слова спасительного заклинания:
— Рашун, облайт, сурена! Ларин, кестел…
Бен Холидей замер на месте. На мгновение забытый медальон все еще оставался у него в поднятой вверх руке. Он заметил Хорриса Кью всего секунду назад. Советник Тьюс вытаскивал Абернети из озера. Оба гневно кричали и размахивали руками. Страбон разворачивал свое гигантское тело и расправлял крылья, готовясь взлететь. Огонь вырывался сквозь его сжатые зубы.
И все они уже не успеют вмешаться, с отчаянием и безнадежностью подумал Бен.
Из Шкатулки Хитросплетений темным облаком вырвался туман, крышка исчезла, и вновь открылся путь в лабиринт. Злобный зеленый огонь вырвался наружу и смешался с багровым светом солнца и темнотой приближающейся бури. Загремел гром, начали падать первые редкие капли дождя. Луг вдруг затих, шум противостоящих армий сменился выжидательным молчанием.
Из Шкатулки Хитросплетений вырвался рой теней, туманные формы, которые закручивались и извивались, словно выпущенные на свободу темные видения, мелькающие в странном свете. Они тучей поднялись вверх, а потом стремительно ринулись через луг, к демонам. Бурьян издал ужасающий вопль отчаяния. Его пальцы начали плести сеть защитной магии, окружившую его тело, чтобы уберечь от нападения. Но тени прошли сквозь эту сеть, схватили Бурьяна и поволокли. Бурьян бился и вырывался. Он шипел, как кот. Он боролся, призвав на помощь всю свою силу и все магическое оружие, которыми обладал. Но тени были неумолимы. Они отволокли изменника-эльфа через луг к Шкатулке, окутали его своими телами и утащили вниз, в тюрьму, из которой он вырвался, как он считал, навсегда. В ужасающую тьму волшебных туманов. Они исчезли внутри, тени и Бурьян, и крышка Шкатулки Хитросплетений закрылась навсегда.
Ветер с воем промчался по лугу. Поднявшийся в воздух Страбон пронесся над Шкатулкой и Хоррисом Кью, словно смертная тень, но полетел дальше и опустился на демонов Абаддона, выдохнув среди них свое пламя. Десятки рассыпались в прах. Остальные, лишившись обещанной Бурьяном защиты и его волшебства, не хотели боя. Под предводительством Железного Марка они повернули к скале, из которой вышли, обратно к дыре в воздухе, послужившей им входом в Заземелье, и снова спустились в свой подземный дом. В считанные секунды они исчезли все до единого, и пространство, которое они ненадолго заняли в мире света, снова освободилось.
Страбон повернул обратно к армии Зеленого Дола, шипя в знак триумфа и вызова.
Бен Холидей все еще стоял в центре луга. Порывы холодного ветра продували насквозь, в лицо хлестали тугие струи дождя. Он медленно выдохнул и спрятал медальон королей Заземелья обратно под куртку.