Мастер Дон Син учил, что отбирать жизнь у животного, предназначенного в пищу, можно лишь с уважением к его жертве и непременно без боли. Имэй сто раз резала кур, уток и кролей, но все они умирали, не успев даже испугаться, ничего не поняв и не страдая ни мгновения. А ещё наставник строго запретил держать птиц в клетках или иными способами неволить дикое свободное существо. И ни разу его бамбуковая палка не опустилась на спину шкодливого дворового кобеля Калачика, что бы тот ни творил по щенячьему недомыслию.
«Вина собаки всегда на её хозяине лежит, ибо человеку дан разум, а, следовательно, и чувство ответственности за тех, кто под его властью обретается, — повторял Мастер, стоило пожаловаться на проделки пса. — Воспитывай животное тщательнее — не придётся огорчаться».
Так вот, никогда прежде Имэй не убивала столько животных из одного лишь милосердия, чтобы прервать мучение ни в чем не повинного существа. Умирающие, страдающие собаки, кошки и даже маленький козлёнок со сломанными ножками. С мокрым от слез лицом, с почти невидящими глазами Ли Имэй резала им глотки, освобождая от бесконечной боли и мук.
— Давай я? — предложил было брат Сяо.
— Нет-нет, — решительно отказалась девушка. — Надо всё сделать быстрее. Остановить это.
Часть заднего двора в резиденции сян-го была превращена в мучильню, в пыточные застенки для безвинных животных — клетки в сыром подвале, страшные даже на вид инструменты, мясницкие ножи и маленькие острейшие ланцеты, пилы и колья. И каждый раз, нанося милосердный удар, Имэй думала, что Чжу Юаню несказанно повезло. Большую часть жизни он провёл в Школе, рядом с нормальными людьми, а не в этом страшном доме, насквозь пропитанном ужасом. Тут мучили бедных тварей, убивали, закапывали их кости в саду, а духов превращали в яогуай. Кто этим занимался? Неужели сам Чжу И? Или его старший сын? Кто-то же приходил сюда каждый день и делал всё это.
Сяо Чу снова пришлось снять повязку, чтобы узреть малейшую магическую активность. Именно он заметил тот старый сундук в дальнем углу под лестницей.
— Там что-то есть. Глянь-ка, сестричка Ли.
Имэй с огромным трудом приподняла крышку и потрясенно ахнула. В ворохе грязных тряпок, пропитанных испражнениями, лежало человеческое дитя, самое большее двух лет от роду, ещё живое, пусть и находящееся на последнем издыхании. Маленькая девочка, а это была девочка, не могла ни кричать, ни плакать, только сипло и прерывисто дышала, и смотрела в пространство слезящимися глазами. Большими и карими, как у щенка, закисшими от гноя, глазами. Правая рука малышки заканчивалась собачьей лапой — с серой пятнистой шерстью и черными коготками.
Одноглазый лучник выругался площадными страшными словами, выхватил ребенка из «гроба» и, сорвав с плеч свой плащ, закутал в теплую ткань.
— Твари, вот ведь твари! Сломали и выжрали почти до дна, всю шэнь, весь дар. За что?! Такую маленькую — за что?!
Теперь-то Имэй точно знала, что чувствовал брат Люй, когда спас её саму от озверевших мародеров. Вот ровно то же, что и она сейчас: слепящую ненависть ко всем мучителям, жажду немедленной и лютой расправы над ними. Чтобы кровь так и хлестала во все стороны, чтобы от их криков лопалось небо, чтобы каждое мгновение из оставшихся им эти злобные нелюди испытывали ту же боль, что и их жертвы.
Свободной рукой братец Чу прижал к себе девушку.
— Не плачь, Ли Имэй, мы её спасем. Заберем в Школу, выходим-вылечим. Не плачь. А еще, Ли Имэй, мы им отомстим. Каждому, кто обидел нашу… Пуговку, каждому, кто сделал ей больно.
Имя ребенку даст потом Мастер, а для них с Сяо Чу она навсегда останется Пуговкой.
Девочка за все это время не издала ни звука, но её крошечное тельце, по крайней мере, перестало дрожать, а значит, она немного согрелась.
— Замотай поплотнее, чтобы никто лапку не увидел, — попросила Имэй. — А то еще, чего доброго, сожгут вместе с домом. Только бы не отобрали.
— У меня-то из рук? Ха! Пусть попробуют, — заявил лучник. — Идем!
В другое бы время они ни за что не осмелились дать такому маленькому ребенку эликсир, предназначенный для охотников на демонов. Но ГоЭр, осмотрев найденыша, ругаясь сквозь зубы, сразу полезла за пазуху за мешочком. Тщательно обсосала пилюлю, а свою слюну втолкнула к рот девочке.
— Иначе окочурится она у нас еще до рассвета. Изверги! Что с детенышем сотворили, уроды.
В хозяйстве Ли Имэй имелось всё необходимое для детей любого возраста — от пеленок и колыбелек до одежки на любой сезон. Мало ли кого ученики приведут-принесут с собой из странствий. Но то ж — в Школе. С другой стороны, все они, включая засранца Лю Ханя, умели заботиться о детях, даже самых маленьких, и получше иных матерей. Кормить, если надо то и из рожка, лечить от любой хвори, пеленки менять. Последнее умение требовалось редко, младенцам, как правило, «излом» пережить не получалось.
Имэй посмотрела в маленькое, с кулачок, личико заснувшей подобранки, дивясь стойкости такого маленького и беззащитного существа.
«Ты справишься, Пуговка. Вырастешь и станешь лучшей из нас, той, которая безошибочно найдет любого «сломанного» ребенка, — прозрела будущее стратег Ли. — У тебя не только лапка собачья, у тебя и нюх на магию такой же». И словно своими глазами увидела ту девушку, какой вырастет крошечная страдалица — сильную, отважную и бесстрашную ученицу Школы, её гордость и славу. Но это будет потом. Если, конечно, все они переживут эту ночь и все, что за ней неизбежно воспоследует.
Тем временем горожане окончательно осознали, с каким кошмаром по соседству они жили долгие годы. Сразу же вспомнились им все бесследные пропажи людей, когда взрослые и дети точно в воздухе растворялись. Сначала заголосила одна женщина, поняв, что надежды на чудо больше не осталось, и не вернётся её младший братишка в отчий дом, не постучит в дверь. Потому что кости его безбожно закопаны в саду у Первого министра. Её отчаянный вопль подхватила соседка. И загудела толпа растревоженным осиным гнездом, и двинулись разгневанные мужчины и заплаканные женщины на солдат, требуя отдать чёрного колдуна на расправу.
Начальник уголовного приказа, коротко посовещавшись с командиром столичного гарнизона, а также с поднятыми из тёплых постелей чиновниками разных рангов и, серьезно поразмыслив над последствиями своего решения, приказал упырицу немедля сжечь.
— Мало! Разорвать сян-го! — кричали люди, тесня служивых. — На костёр его! К упырице — в огонь!
Как известно, народ Поднебесной, ежели придёт в смятение, может и не захотеть вернуться в обычное уравновешенное состояние. И неровен час обрушится на Великую Лян гнев Небес за святотатство Первого министра. Мор или голод, война или какой еще разор, да мало ли? А всё почему? Из-за бесчинств сян-го!
— В огонь их всех!
— Казнить всех колдунов Чжу!
Бай-юнь Лу Синь громогласно поклялся учинить суровый допрос всем оставшимся в живых насельникам поместья, не делая исключения для хозяина и его семейства. А чтобы народ занялся делом, дозволил жечь дзянши. Горожане тут же сами натащили хвороста, лишь бы поскорее избавиться от чудовища, и костёр взметнулся едва ли не до небес.
Шаман не выдержал, отвернулся и бессильно уткнулся лбом в колени ГоЭр.
— Терпи, Чжу Юань, — тихо и серьёзно говорила охотница на демонов, поглаживая возлюбленного по сгорбленной спине. — Твоей матери тут нет, она давно умерла, её горняя душа вознеслась, и ты это знаешь лучше всех. Нам надо лишь перетерпеть и дождаться рассвета, чтобы уйти из Цзянькана.
— Да, братишка, — поддакнул лучник. — Пока никто не вспомнил о вашем родстве, надо делать ноги. Тут сейчас такой змеиный супчик вскипит, что язык ошпаришь.
— Да, цыц ты! Болтун! — рявкнула ГоЭр. — Накличешь ещё.
Но было поздно. Накликал одноглазый стрелок неприятностей. И так как сам был царского рода, то и проблему призвал того же высокого ранга.
— Тайцзы! Наследный принц!
Видимо, сторонники принца Сяо Туна снярядили гонца в монастырь ещё на том поле, где прошлым утром Юань нашёл восковых уточек. Ибо промедление в вопросе влияния на отца-императора подобно политической смерти. Тайцзы вернулся в столицу так скоро, как у него это вышло. Конь его — рослый гнедой жеребец — выглядел усталым, а сам наследник престола — измождённым, в край расстроенным и гораздо старше своих тридцати пяти. Широкое скуластое лицо осунулось, губы посерели от холода, а глаза ввалились.
— Что тут происходит? — спросил он, глядя как первого министра Чжу И вяжут цепями, собираясь отконвоировать в темницу управления.
И по мере того, как принц высушивал доклад, морщина между густых бровей становилась все глубже, а мешки под глазами — чернее. Не радовала его даже перспектива одним махом избавиться от своего главного врага при дворе — от Первого министра Чжу И.
Ли Имэй принца очень хорошо понимала. Суеверный Император, перепуганный до полусмерти этой гнусной историей с дзянши, не спустит сыну провинности с уточками. Бить своих, чтобы боялись чужие, это ж первое правило дворца.
— Надо сказать тайцзы Сяо Туну про… — Имэй куснула себя за губу. — Про то, что мы видели в погребальной зале.
Она уже мысленно прикинула, насколько эта откровенность будет выгодна им всем и, соответственно, Мастеру и Школе, и сочла её полезной.
— Иногда ты меня пугаешь, сестрёнка, — шепнул лучник. — Нельзя же быть настолько стратегом.
Девушка ответила удивлённым взглядом. Почему нельзя? Мастер дал задание разобраться, кто нацелился на Школу и откуда прилетели стрелы чёрного колдовства, а она еще и до половины не распутала этот клубок. За сян-го ведь кто-то же стоял. Кто? Зачем? На эти вопросы надо получить ответы. Так почему бы не с помощью наследного принца?
— Ученики наставника Дон Сина?
Сяо Тун подошёл к ним сам, неслышно и, как это принято во дворцах, неожиданно.
— Ваше высочество!
Должно быть, в глазах наследного принца они, коленопреклонённые, выглядели подозрительно и странно: девушки, одетые в мужскую одежду, израненный шаман в драном шеньи и одноглазый лучник с живым свёртком на руках. Имэй отлично помнила этот взгляд. Недоверие пополам с надеждой, сомнение и желание рискнуть — это самая простая смесь чувств, испытываемая нанимателями. В Школу приходили, когда все прочие возможности были исчерпаны, надеясь на чудо, а видели перед собой вместо небожителей — вполне обычных молодых мужчин и женщин. Если, конечно, не считать одноглазого Сяо Чу и пьяного в стельку Бродягу.
— А где Бай Фэн? — спросил принц.
— Что-что?
Имэй показалось, что она ослышалась.
— Я спрашиваю, где старший ученик Бай Фэн? Мне нужен он, — строго сказал наследный принц. — Я нанимал его.
Голова у Имэй стала лёгкой-лёгкой, и в ней, словно в тигле у алхимика из киновари, нефрита и золота, выплавилась мысль, столь же ценная, как «золотой эликсир», и столь же опасная в своей пронзительной ясности. От этого ноги девушки подкосились, и она рухнула в грязь возле сапог принца.
— Ваше Высочество, ваша мать — благородная гуйфэй Дин, что лежит в погребальной зале, превращена в дзянши! — воскликнула она быстро и яростно. — Вы должны торопиться, пока не случилось самое страшное! Ваши враги замыслили немыслимое коварство! Скорее, Ваше Высочество!
И до сего момента тягучая, как древесная смола, неопределённость происходящего вдруг закрутилась-завертелась, словно грязная вода в речном водовороте. Наследный принц прорычал что-то вроде: «Ах, он мерзавец!», и бросился к Чжу И, намереваясь допросить его сразу. Тот, в свою очередь, с воплем рванулся из цепей, забился в припадке, закричал будто раненый зверь, а потом вдруг рухнул бездыханным с выпученными кроваво-красными глазами.
И тут не нужно быть мудрым даосом, чтобы догадаться о причинах столь внезапной смерти. Кому-то стало невыгодно, чтобы живая кукла заговорила — по доброй воле или под пыткой, неважно. Наследный принц в сердцах пнул тёплый ещё труп царедворца и развернулся к магам:
— Так! Ты! — он ткнул пальцем в зеленоватого от потери крови Юаня. — Ты, шаман, рассказывай! Нет! Мы все вместе отправимся во дворец и всё проверим. Немедленно!
— Вот и кто тебя за язык тянул? — рыкнула ГоЭр на Имэй.
Но одноглазый стрелок сделал ей знак замолчать.
— А что она?! — ярилась охотница. — Юаню совсем плохо, не видишь? Ты, сестрица, хоть бы башкой подумала!
Ли Имэй в ответ только замычала и головой затрясла. Оправдываться она не собиралась, ей просто нужно было ещё немного времени, чтобы всё обдумать, сложить все детальки воедино.
— Чей это ребёнок? — спросил принц, указав на свёрток в руках Сяо Чу.
— Наш. Принадлежит этот ребенок женского пола нашей Школе Северного Пути, — молвил брат Чу, глазом единственным не моргнув. — Была злонамеренно похищена.
— Зачем?
И тут снова встряла Ли Имэй, злостно нарушая этикет:
— Ваше высочество! — воскликнула она. — Очевидно, что тот, кто совратил обитателей резиденции сян-го Чжу И, хотел заполучить одарённое дитя для своих жестоких опытов. Кто знает, что сотворил бы этот преступник из ребёнка-мага?
Наследный принц нахмурился ещё сильнее. Стрела, посланная умелой рукой, опять угодила точно в цель. У тайцзы слишком много обычных врагов, чтобы он смог отмахнуться от угрозы неведомого колдуна, чьи возможности внушают ужас. Пусть у принца сложится впечатление, что ученики Мастера Дон Сина уберегли его от ещё одной напасти. Тем паче, что всё сказанное почти чистая правда — Пуговка с того мгновения, как её взял на руки старший ученик, принадлежит Школе.
Двое соратников принца тут же уступили своих коней магам, ибо поспеть за жеребцом тайцзы на своих двоих те, при всем желании, не смогли бы. ГоЭр поддерживала Юаня, а Имэй крепко ухватилась за лучника, сидя у него за спиной.
— Как там наша Пуговка? — спросила она.
— Сопит. Если вдруг что, подержишь её?
Девушка тяжко вздохнула.
— Боюсь, нас уже опередили, братец. Тот, кто всё это затеял, успеет замести следы. Опоздала я с предупреждением.
— Тогда зачем мы едем во дворец с принцем?
— Чтобы помочь ему удержаться в ранге наследника престола, и чтобы он потом рассказал, зачем нанял Бродягу. Хотя я догадываюсь.
— А у нас получится?
— На все воля Небес, братец Чу.
Одноглазый стрелок невольно поёжился.
— Чо-т не тянет меня во дворец совсем. Нам бы вернуться в Аньчэн и там оборону держать. Ведь и туда сунутся же.
— Там Лю Хань и остальные. И Мастера со счетов не сбрасывай! — отрезала Имэй и пребольно ткнула братца в бок.
Ныть Сяо Чу умел как никто, самозабвенно и жалостливо, и пресекать его попытки пострадать следовало в самом зародыше, хоть у самой болело сердце за мальчишек.
Во дворце никто уже не спал, начиная от Императора и заканчивая самым младшим евнухом с хозяйственного двора. Стражу на воротах удвоили, а на стены по всему периметру выставили лучников. Только вот вряд ли все эти меры предосторожности помогли бы, восстань дзянши из гроба.
— К Погребальной зале! — скомандовал тайцзы, не медля ни секунды.
Они бежали по длинным и узким переходам, похожим на тропы, ведущие в какой-нибудь горный монастырь; по рукотворным ущельям между высокими стенами, отделяющие одни палаты от других. Впереди стражники с факелами, позади свора евнухов. В утреннем морозном воздухе пар от дыхания множества людей вился над головами, как походное знамя. На стенах перекликалась охрана, с писком разбегались в разные стороны служанки. Будь Сяо Тун обычным принцем, ему бы никто не позволил так вольно перемещаться по Запретному городу, но статус тайцзы, пока тот еще в силе, допускал больше самодеятельности.
Уже окончательно рассвело, когда наследный принц, распахнул настежь двери в Погребальную залу. И застыл как вкопанный.
— Где она? Где гроб?!
Голос его трубным ревом взлетел под высокую крышу.
— Я спрашиваю, мерзавцы, где моя мать?!
Стражники, а вслед за ними и остальные присутствующие, рухнули ниц. Место среди курильниц и цветов, где ещё несколько часов назад Имэй своими глазами видела роскошный и, к слову, очень большой гроб гуйфэй, пустовало.
— Вчерась ещё всё было, — проблеял командир охраны. — Никто не входил и не выходил. Клянусь!
— Колдовство… — зашептались вокруг. — Чёрная магия… Украли гроб с телом… ууууу
И шепоток этот, сначала тихий, как шуршание змеи в тростнике, ширился и разрастался, заполняя собой залу, и наконец превратился в придушенный вой.
И только принц сосредоточенно молчал.
— Что скажешь, помощник шамана? — спросил он, обращаясь к Имэй. — Как это понимать прикажешь?
Девушка и сама была растеряна и напугана. Даже если охране отвести глаза, а стражу на воротах подкупить, то во дворце найдётся ещё несколько сотен случайных свидетелей перевозки гроба. И каждый из них тут же, сбивая ноги, бросится доносить своему начальству или покровителю о подсмотренном. Это же дворец!
Но куда делся гроб? Как мог он исчезнуть?
— Ваше высочество, позвольте нам, — Имэй кивнула на соратников, — обыскать здесь каждый закуток. Вдруг мы найдём какие-то доказательства…
Взгляд её скользнул по вазам с цветами, по белым лентам и остановился на маленьких колокольчиках, завалившихся между двумя расписными циновками. Она уже руку протянула и рот раскрыла.
— Указ Императора! Указ Императора! — пронзительный голос тщедушного евнуха хлестнул по толпе придворных, как кнут по взмыленному скачкой лошадиному крупу. — Сын Неба срочно требует к себе Его высочество Наследного принца и магов из Школы Северного Пути.
Тайцзы скрипнул зубами, не скрывая ни раздражения, ни гнева.
— Идёте-ка со мной, — приказал он. — Император не будет ждать.
Имэй бросила быстрый и очень короткий взгляд на братца Чу. Тот на миг оторвался от покачивания Пуговки и как бы невзначай поправил повязку. И немедля переменился в лице. Что и следовало ожидать! Мимолётная догадка, мелькнувшая в голове, сразу нашла своё подтверждение. Так-так!
Ковёр в покоях Императора был чудо как хорош — с редким узором и необычным плетением нитей. Имэй дорого бы дала, чтобы разглядеть его повнимательнее. Но преклонить колени перед Сыном Неба на драгоценном ковре простолюдинам никто не позволил, разумеется. Как и поднять головы. Однако императорский голос тоже много чего рассказал чуткому уху Имэй о его владельце. Хрипловатый, потому что к старости ослабли голосовые связки, негромкий из-за лёгкой одышки — признака тучности и застойных явлений в лёгких. И каждое слово звучало, будто камень, брошенный в пруд. А вот это уже — от застарелого страха перед колдовством. Так отрывисто говорят люди, чьё сердце заходится в быстром беге, гонимое самыми черными подозрениями. Ничего хорошего никому из присутствующих эта утренняя встреча в роскошных палатах не сулила. Даже маленькая Пуговка, слабо поскуливавшая сквозь сон, благоразумно притихла в руках у Сяо Чу.
— Объяснись, Наследный принц, — требовательно приказал Сын Неба и шлёпнул ладонью об столешницу — Что за беспорядки устроены в пределах города? Откуда взялась дзянши в доме Первого министра? Что вообще происходит? Твой титул не просто дань моей любви и признание твоих заслуг, это ещё и великая обязанность! И что же я вижу? Цзянькан волнуется, на улицах льётся кровь, а ты тащишь во дворец этих… людей. К чему они здесь?
— Докладываю Императору, — отчеканил Сяо Тун, опускаясь на колени перед отцом. — Никаких беспорядков в столице уже не наблюдается. Ибо когда я прибыл на место событий, то чудовище было уже остановлено учениками Мастера Дон Сина.
Имэй не смогла сдержать ухмылки. Имя их наставника даже здесь, во дворце, использовалось как щит от несправедливых нападок. А это означало, что у принца нет других способов защититься, кроме неоднократного упоминания Мастера Школы.
— Встань немедля и говори: Чжу И допросили? Что он говорит?
— К сожалению, Первый министр внезапно умер. Не иначе как от колдовства.
— Точно? Его заставили замолчать? Кто? — настойчиво расспрашивал Сын Неба.
— Этого я не ведаю, мой повелитель, — признался тайцзы. — Но дом его был полон демонов, словно настоящая преисподняя. Яогуай стерегли ворота, а внутри засела дзянши.
Нога владыки в шёлковом домашнем туфле отстукивала сложный ритм об перекладину между ножками стола, за которым он сидел. А ещё Имэй даже на расстоянии слышала, как клокочет в груди повелителя Великой Лян излишек пневмы. Если бы тут был братец Лань, он бы поставил точный диагноз, но и без его познаний в медицине девушка могла сказать — Император серьёзно болен. А больной человек подозрителен и подвержен необъяснимым капризам. Тайцзы ходил по тончайшему льду, когда пытался донести до отца всю серьёзность совершенных Первым министром преступлений. Когда больному страшно, он, как правило, не слушает доводов рассудка. Если Ли Имэй хочет узнать что-то про Бродягу, принца надо срочно спасать.
Девушка тихонько хныкнула, как это делают маленькие дети, привлекая внимание Императора.
— Чей ребёнок? — спросил он тут же.
— Наш, Ваше величество, — бойко отозвался Сяо Чу и тут же вдохновенно соврал. — Самая младшая из учениц Мастера Дон Сина, если так можно сказать. Люди сян-го похитили её для своих бесчеловечных опытов.
— Так называемый «сломанный ребёнок»? Поднимись, ты…
— Старший ученик Сяо Чу, — низко поклонился лучник.
— Твоя фамилия Сяо? — в голосе Сына Неба снова зазвенел серебряный колокольчик вечного беспокойства. Вроде того, что остался лежать, всеми незамеченный, между циновками в погребальной зале. Кто-то приходил туда и звонил в него, исполняя ритуал удержания души-пов мёртвом теле гуйфэй. У Имэй пальцы так и зачесались написать ещё один талисман.
— Да, — признался одноглазый стрелок. — Но пишется она совсем другим иероглифом.
Какое-то время Император молчал. Должно быть, разглядывал собеседника. При этом он без остановки похрустывал пальцами.
— Что случилось с твоим лицом, старший ученик Сяо Чу?
— В моей деревне был пожар.
Здесь брат Чу не лгал ни единым словом. Деревню, где пряталась его мать с родней, и в самом деле сожгли дотла.
— А где она, твоя деревня?
— Я того не ведаю, Ваше Величество, — затылком Имэй видеть не умела, но точно знала, насколько обезоруживающе умеет улыбаться братец Сяо. — Мой дом в Аньчэне — в Школе Северного пути.
— Вот как? Подойди ближе, старший ученик. Оставь ребёнка и подойди.
Чу положил малышку рядом с Имэй и сделал несколько шагов вперед.
— Ближе, не бойся. Повернись в профиль.
Надо понимать Император пытался отыскать в облике Сяо Чу знакомые черты.
— Кем была твоя мать?
— Я её не помню.
И опять скрипучее дыхание владыки сквозь его стиснутые зубы.
— Так это ты остановил дзянши, старший ученик?
— Мы все её остановили. Я, вообще-то, за нашей Пуговкой пришёл. Кто ж знал, что она в доме сян-го окажется.
Он, пожалуй, единственный, кто не трепетал в присутствии Сына Неба.
Интересно, вдруг подумалось Ли Имэй, а если бы судьба иначе распорядилась, и папаша одноглазого стрелка усидел на троне, то каким стал бы Чу? Вряд ли лучше, чем он есть сейчас.
— Очень хорошо, вернись на своё место, старший ученик, — процедил владыка Лян и встал. — Но я так и не услышал причину, по которой наследный принц привёл этих людей сюда, во дворец?
«Давай, Ваше высочество, скажи про исчезнувший гроб! — беззвучно взмолилась девушка. — Не порть мне всю стратегию своей правдивостью!»
И тайцзы не подвел Имэй.
— Этой ночью гроб моей матери пропал из Погребальной залы.
— Что? Ты хочешь сказать, что предатель Чжу И к этому причастен? Или она тоже…
Голос Сына Неба совершенно сел от нахлынувшего волнения.
— Так иди и найди и гроб с телом матери, неблагодарный ты сын! Все — вон!
— Десять тысяч лет Императору! — взвыли перепуганные подданные и выскочили прочь. Даже Чжу Юань, большой любитель пострадать всласть, напрочь забыл о том, что у него всё тело болит, и взлетел над полом, как подстреленная утка. И не крякнул от боли.
Так стратег Ли и не увидела лица правителя Великой Лян. Но, может, оно и к лучшему, а?
— Уже и не чаял живым выбраться, — проворчал шаман.
Девушка покрепче прижала к себе Пуговку, стараясь не отставать от соратников, устремившихся за Наследным принцем. На отполированных гладких полах и самой поскользнуться недолго, и ребёнка выронить, успевай только ногами перебирать. А галереи-то длинные. Малышка вдруг совсем по-щенячьи жалобно заскулила.
— Тебе больно? Может, дышать нечем? Давай-ка поглядим…
Имэй остановилась, развернула складки жёсткой ткани, открыв лицо найдёныша. Девочка крепко зажмурилась и снова-таки, как собака, носом покрутила, словно принюхивалась.
— Ты чего? Чихнуть хочешь? Застудили тебя эти изверги, да?
Ночи холодные, неведомо, сколько несчастное дитя пролежало в сундуке без воды и пищи.
— Я тебе водички скоро дам, тёпленькой… — успела прошептать Имэй прежде, чем Пуговка вдруг широко распахнула одновременно глаза и рот. Словно закричать хотела, но голос пропал. Маленькие дети обычно голосисты, но страдалица не издала ни звука. Лучше бы она заорала на весь дворец, столько обжигающего ужаса застыло в круглых черных глазёнках.
Так порой просыпался Бродяга.
Кажется, дрыхнет же беспробудно, руки-ноги раскидал по постели, разве только слюни не текут, но стоит лишь коснуться плеча, как он вдруг глазищи свои распахнёт, а в них точно стоячая вода — жуть смертельная, родом вовсе не из снов, а из настоящей яви. Потом сморгнёт Бай Фэн раз-другой и утечёт всё плохое в чёрную точечку зрачка, останется только расслабленная улыбка и сильные руки, которые — хвать и прижмут к груди. И бесполезно вырываться, призывая к порядку и пристойности.
«А кто пожалеет усталого героя? — спросит он, пристраивая брыкающуюся Имэй к себе же под бок, словно кошку. — Кто сварит для него супчик на куриных потрошках?» Как будто сам не знает, кто всё это сделает
Но то ж взрослый мужчина, маг и воин, навидавшийся за свою жизнь столько страшного, что на ночь лучше не рассказывать, а тут — дитё малое.
— Что? Что случилось? Больно где-то стало? — перепугалась девушка, вглядываясь в перекошенное личико.
А потом услышала тихий шелест. Так шуршит сухой тростник на зимнем ветру холодным вечером. Морозный страх тоненькой струйкой сбежал вниз — от затылка к копчику — вдоль хребта. И на миг причудилось, что стоит обернуться на этот почти неуловимый ухом звук, как в лицо прыгнет полуночная бестия и одним укусом выгрызет глаза вместе с половиной лица. Даже крикнуть не успеешь.
Имэй до крови прикусила губу и резко развернулась на месте.
Ничего. Кроме, самого края взметнувшихся одежд. Пола темно-красного шэньи, расшитого золотыми нитями, мелькнувшая за поворотом коридора. И тихий-тихий звук быстрых шагов.
Кто-то стоял за драпировкой с шёлковой блестящей бахромой и наблюдал за ними, пока его не учуяла Пуговка. Дворцовые евнухи облачены в темно-зелёные одежды, служанки — в голубые…
— Имэй, ну чего ты стоишь? — позвал Сяо Чу. — Не отставай! Нас в Восточном дворце ждут.