Школа Стукачей

Глава 7 Москва

Мы лежим на крыше конвейера. Вымытой, выжженной и просмолённой. Ранняя весна в ферганской долине. Снизу, на земле уже довольно комфортно и тепло. Здесь, из-за ветра ещё довольно свежо.

Но мы терпим. Так надо.

Здание галошесборки трехэтажное, самое высокое в зоне, и обзор отсюда великолепный. Наблюдательны пункт. Булка, я и Бибик играем в шерлок холмсов.

По-моему во многих людях живет маленький шерлок-холмс. Интересно следить за кем-то, совать нос в чужие дела — вообще кайф!

Сегодня из комфортного ТБ на продуваемую степными ветрами ферганской долины крышу нас выгнала нужда.

Упёртый Мурод, зажравшийся шеф повар промки, отказывается уже три дня давать нам продукты. Хочет, наверное, чтоб мы жрали баланду. Приходится через Ганса тянуть с воли самсу втридорога.

Это не выход. Мало и дорого. Да и Ганса не всегда докличешься. Его же не посадили пока ещё.

У шеф-повара толстая, но одновременно какая-то плоская жопа.

Приходилось видеть такие? Уже за это его можно ненавидеть. А если мало — можно представить как он срёт, выкатив оловянные глаза маслокрада со стажем.

Мурод многократно заверяет, что прекратил всякое движение.

Скоро амнистия, запал-мапал — не канает! На волю собрался, пропидор. Он значит — на волю, а голодать из-за этого нам? Запал-манал не канает? Взорвать шеф-повара в зоне это как стрелять шрапнелью в дирижабль. Попадёшь, даже если стреляешь мимо.

Поэтому сейчас мы затаились на крыше и ждём. Мурод замахнулся на святое. Нашу кишкатуру. Мы будем биться до последней капли баланды. Это не мы развязали агрессию. Мы никому ни хотим зла.

Мы добрые стукачи, как Робин Гуд. Истина и Бог — с нами. Просто не надо будить в нас зверя.

Главная опасность поста на крыши — могут заметить надзоры. Крыша это off limits. Стэй Эуэй. Строго воспрещается. Штампик «Склонный к побегу» можно схлопатать на первую страницу личного дела. А вот интересно есть ли на свете НЕ склонные к побегу? Люди, которые не хотят бежать из тюрьмы. Не хочу с ними ничего общего иметь! Я по жизни склонный к побегу. До сих пор. Бегать видно буду до старости лет.

Из изолятора-то нас Дядя вытащит, и от «склонных» отмажет, но пока нас туда будут тащить, каждый надзор отметится добрым пинком, ещё бы — такой шанс, пиздануть исподтишка известных косымовских стукачей. Как будто самого Косыма попинать. В зоне и в посёлке желающих отпинать Косыма становится все больше. Ниточки его липкой паутины тянутся и на волю.

Так что лучше тихо тут гаситься. Сознание риска придаёт остроты.

А острота лучшая альтернатива тюремной тоске. Хотя, бывает, такая тоска накатывает и на воле. Это вы уже зажрались, друзья. Начинайте бегать трусцой по утрам.

— Ну а чо ещё он написал-та, кроме Собачьего сердца? Рассказывай, давай! «Собачье сердце» Ганс мне обещался за пол-литра наманганской у сестры своей тиснуть. Притаранит на следующую смену.

Булка в тайне гордится своим великим однофамильцем, хотя знает о нем только из моих рассказов. Булкагов Олег — трижды судимый вор-рецидивист. Хотя иногда в компании таких людей морально мне гораздо легче, чем среди рафинированных начитанных гандонов с высшим образованием, которые на все глядят с миной лёгкого презрения и моментально курвятся, как только хуй подкрадывается к жопе, как вот, скажем, например, скурвился я. Владимира Ильича Ленина о том, что вся наша интеллегенция — это гавно, не самое худшее из того, что он вообще наговорил. С её потворства и проститутского безучастия мы благополучно похоронили и Российскую империю, и хрущёвскую оттепель, и Советский Союз.

— Еще Булгаков написал книгу о которой до сих пор спорят — Мастера и Маргариту.

— А про чо эта?

— Ну как тебе сказать, «про чо», про Христа, Бога который пришёл нас лечить, а мы его распяли, про любовь, про писателя и талант, ну, трудно это охватить в двух словах.

— Расскажи. Не лечи меня, просто подряд давай дуй — как про Шарикова.

— Что, Мастера и Маргариту? Не, не смогу, до хуя делов. Тонкая вещь. Её даже экранизировать толком не могут. Вечно всякая мистика происходит то с актёрами, то с режиссёром. С ума сходят, впадают в депр…

— Да не выебывайся, расскажи! Депр, хуепр. Какие такие трудности эти актёры твои ебаные в жизни видели? Чуть что не так — депр у них. Это все от того что под хвост долбиться любят, но стремаются, вот и весь депр. Закрой меня с любым актёром на пару часов в хату, любого укатаю, как тёлочку заезжую. Э-эх, как к нам приехали врачи, хуесосы-москвичи! Давай трави про Маргаритку.

— Олежка, я честно плохо помню.

— Ща, сука, с крыши сброшу, довыёбываешься штучка нарядная!

Булка неожиданно пинает меня в коленную чашечку своим желтоватым ковбойским сапогом. По традиции принятой ещё с первой отсидки, он заливает носки сапог свинцом. Оружие шпаны. Школа зоны-малолетки.

— Ладно, ладно, ладно… В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей, кавалеристской походкой…

— Да заткнётесь вы нахуй? Смотрите вон Дончик лезет! Проголодался, нехороший человек! Кишкомания хуже наркомании.

Бибик пихает меня в ребро. Терпеть не могу такого отношения. Надо спалить кого-нибудь срочно. А то они мне тут или ребра переломают, или вообще сбросят с крыши.

В это время из дырки в заборе между механическим и задним двором столовой полностью материализуется сутулая фигура Дончика.

С крыши он кажется маленьким и напоминает морского конька, набравшегося смелости и вырывающегося из куста водорослей на открытое пространство. Не хватает голоса натуралиста Дроздова за кадром: «Борьба за выживание в агрессивной среде мирового океана толкает это экзотическое животное на подвиги, поразительные по своей смелости».

Дончик — признанно лучший мастер по производству кнопочных ножей-выкидух. «Чопиков» — как он сам их ласково называет. Он хорошо чувствует сталь и у него неплохой вкус. Может сделать даже самурайский меч, если понадобится, но чопики это его хлеб с маслом. Все хотят отправить домой памятные сувениры с зоны, и это делает чопики очень популярными. Запал с чопиком — пятнадцать суток ШИЗО. А на бизнес Дончика менты глаза закрывают, сами чопики страсть как любят. У него монополия. Остальных умельцев быстро сдают. Подозреваю, не без участия нашего горбатого оружейника.

Дончик тоже не может сидеть на пайке, как и мы — вот он воровато скрывается внутри варочного цеха. «Пошёл, родименькой!» — радостно и смрадно шепчет мне в ухо Бибиков.

Через несколько минут морской конёк, удачно поохотившись, порскнув тощим хвостом, скрывается в своих водорослях.

«Один есть!» — голосом Урри из детского фильма говорит Булка: «А вот и второй!» В столовую бодрым хозяйским шагом входит Мутанов. Художник — анашист. Основополжник папской шпоночной школы живописи. Ну как же ему усидеть на пайке!

За полчаса мы насчитали двадцать девять человек, претендующих на особые льготы и усиленное питание. Баландная элита. Соискатели права на более вкусную и питательную пищу. Со времён основания нашей страны всегда были люди уверенные, что заслуживают кусочек пожирнее. И хотя наша страна теперь уменьшилась до размеров футбольного поля, элита все равно жжёт огнемётом. С такими Город Золотой не построить.

А вот появился и представитель главного защитника мужиковских интересов — смотрящего Андрея. Ничего человеческое не чуждо и идейным борцам воровского движения. Хорошее питание — им необходимо для дальнейшей борьбы. А быдло конвейерное пусть жидкарь хлебает. Чтоб запора не было.

Мы довольны. Засада сработала. Охота идёт по плану. Кабан загнан и окружён. Остаётся роковой выстрел. Контрольный. Или — в нашем случае, телефонный звонок. Мурод мёртв. Политически уничтожен.

«Ещё один сгорел на работе!» — как говорится.

— Дядя, а вот Мурод, такой нехороший, продукты открыто продаёт на промке! Из пайки ворует! Представляете?

— Ты меня этим хочешь удивить? Вы что там опять курите, активисты-общественники?

— Но он много продаёт и почти открыто, обнаглел! Разговоры уже поползли. Давайте накроем его для острастки.

— Мне придётся его «закрыть» в случае запала. Поставить запрет на промку. А он сами знаешь, наверное, к кому чай-пай пить ходит.

Дядя намекает на зам по РОРа Имомова. А потом, где я другого шеф-повара вам возьму? Лишь бы ёбнуть. А там хоть трава не расти.

А столовую кто держать будет? Знаешь, какие в зоне голодные бунты бывают? Придумаешь что поумней, перезвонишь. Это у вас — срока, а у меня времени нет, хуйней разной страдать. Будь.

Дядя явно не поддаётся на мои манипуляции.

Я передаю разговор с Худым совету стукачей. Нам нужен свой человек на этой жизненоважной позиции. Чтоб кормил без выебона. Подберём кандидата и шлёпнем Мурода без суда и следствия. Клиентам его жрать нужно каждый день, так что ёбнем его когда захотим. В любой день и любую погоду. Теперь мы точно знает куда, как и во сколько из столовой мимо котла выстреливают сырые продукты.

Тут сюрприз преподносит Бибиков. Глядя на нас своими голубоватозелёными глазами, на удивление, я бы сказал, трезвыми, он выдает:

— Меня поставьте шефом! Что тут думать?

Вот уж не подозревал, что он лелеет такие наполеоновские амбиции.

Шеф-повар!

Искусный кулинар Бибиков.

Автор бестселлера «Хозяйке на заметку». Макаревич обгрыз себе все ногти.

— Ты совсем охуел? Кто ты есть? Всю жизнь маслокрады сидели в столовой. Всю жизнь платили в штаб. Со своего вольного бабла! А ты кто? Голь перекатная в шёлковой робе. Может лучше в гарем тебя, мамой-розой сразу выбрать? У тебя вторая пара мадепаланов- то хоть есть, шеф блядь?

Это вставляет Булка, а мадепаланы — это трусы. Думаю, корень французский, Ма де Палан. Феня-матушка.

— Идите нахуй! Пидоры! Вам же лучше будет! Сытенькие будете у меня ходить! Оладушки вам с утра буду печь с вафлями! А? Не оставлю! А бабло заносить с продаж будим — как нехуй делать! Когда с продуктов, когда с дряни, когда с разбойных налётов на швейку Гриффица! Всех их сук прожорливых к ногтю прижмём.

— А чем мы рискуем, Булка? Стопроцентный контроль над столовой, плюс Бибик подставляет своё раздолбанное очко и не выебывается!

Всё получится.

Как бы в подтверждение моих слов, Бибик приподнимается над стулом и звонко выпускает вонючий воздух. Терпеть не могу, когда люди пердят не скрываясь. Это особенно любят делать бывшие спортсмены и учителя физкультуры.

Пару дней — перекроем продажи, дадим всем попоститься, потом взвинтим цены, и пополним дядин фонд. Со жрачкой легче крутить, чем с наркотой. Хотя и ни так прикольно. Просто надо продумать, как беззапально организовать продажи. Чтоб Бибика не ёбнули по муродовской схеме.

Я думаю надо прекратить, чтоб покупатели сами приходили. Организовать доставку на места. Бесприкольно. Красиво. Я мог бы сам доставку прокалачивать, а если надзорам меня шмонать вздумается, ни один галош с хим участка им уже Олежка не даст отработать. На таких вот круговых поруках, я подозреваю, и держится не только наша пенитенциарная система, но и вся армия, и военно-морской флот.

Интересный проект, интересный! Нечего возразить. Наконец-то что — то новое в этой дыре! Я с удовольствием возьмусь за организацию.

Сегодня же на ковёр, к Дяде на презентацию.

— А робу эта мразь теперь из золотой парчи пошьёт, бугагага! У меня одно замечание — пусть эта сучка щербатая на клык у нас с нарядчиком возьмёт, и мы тут же его утвердим.

К нашему удивлению Дядя полностью одобряет новоиспечённого кандидата. Мурод ещё не знает, а его уже «ушли». Остальное дело нехитрой стукачёвской техники. Руку на оперативных мероприятиях мы уже набили.

… По всему СНГ фирма перевыполнила полугодовой план продаж на сорок процентов. Голодный постсоветский рынок. Всё можно продать и всё купят. И ещё в очередь выстроятся. Тем более — оргтехника. При советской власти под запретом были копировальные машины, ксероксы так называемые. Чтобы Солженицына не копировали. Разрешили копировать, так и читать стали единицы, не модно. А модно теперь быть менеджером, банкиром и предпринимателем — инвестором.

А наша фирма угадайте, как называется? Никому не скажите?

Рэнк Ксерокс! Во как! Тогда свобода и капитализм крепко загнули пост — советское пространство. Поставили его раком в полном соответствии со стасовой теорией женщин-инструментов. Чтобы вы лучше поняли положение вещей, я студент второго курса — практически заместитель главы представительства Ксерокс во всея Средней Азии. А мой отец, доктор исторических наук, профессор универа, сидит без работы, он больше не востребован в стране с великим будущим. Обретя независимость от Москвы, средняя Азия теперь на аглицкий манер называется «Центральная». Жизнь населения от этого становится такой же сытый и богатой, как в Швеции, если судить по теленовостям, которых на русском языке становится все меньше с каждым днём.

Чтобы вы лучше прочувствовали дух того времени, послушайте как сама богиня эстрады, Иштар Борисовна на пару с Ириной Отиевой горланит тогда каждые пятнадцать минут в рекламных паузах «Рэээнк Ксеееерооокс, рэнк ксерооооккс, рэээээнк ксерокс», как раз между прокладками и роликом эксимопроксимодолбобанка, вечного среди бурь, как сникерс.

Доход нашей фирмы превышает в десятки раз обороты операции ЦРУ известной как «Иран-Контрас» — это когда оплот свободы и демократии, которые теперь через задний проход прививаются и у нас, продаёт оружие исламистам, чтобы выручить средства на финансирование партизан в Никарагуа. Вот до чего их довёл ебаный хозрасчет и самофинансирование. Нашим же, кажется, что они умнее и все сработает гораздо лучше. Где-то за сто дней из разрушенной Верхней Вольты с ракетами, мы станем вдруг южнокорейским экономическим чудом.

По этому поводу хозяева Ксерокса, люди в шёлковых галстуках-бабочках, разорились на фуршет в Москве для всех региональных представительств. В том числе и для нашей ташкентской шарашки.

Прилетайте, будет интересно.

Хотя платит фирма только за манагеров среднего и высшего звена.

Остальные на общих основаниях. Я попадаю под эту классовую категорию, а принцесса моя — нет.

Плевать. Сам заплачу за мою девочку. Из Гулиного бездонного стола. Нас так учили в школе — экспроприация экспроприаторов.

Это сейчас говорят, будто неправильно награбленное грабить. Конечно, неправильно. Лучше этим дядям в шёлковых галстуках чистить ботинки и сосать у них хуй. Может, и раздобрятся и научат, как достичь такого потрясающего финансового успеха. И опять вижу, хуёво вы в школе на уроках слушали — перед тем как такими импозантными стать, дяди сами какого-то ограбили и повесили на корабельной рее, как, например, это делал основатель одной из старейших и влиятельнейших финансовых компаний — Джи Пи Морган Чейз, флибустьер и поклонник ямайского рома.

Эвон как фирма план-то перевыполнила, не обеднеют! Без всякого зазрения совести я вытягиваю из стола Вероникины командировочные — пока Гуля пьёт кофе в ланч-руме. Воровать там где работаешь — это наследие режима, которую я всосал вместе с советской молочной смесью «Малютка».

Я тоже внёс вклад в продажу копировальных машинок. Имею право оттянуться. А Веронича, солнышко моё, и подавно заслужила маленький отпуск и московский шоппинг тур.

Собираясь в дорогу теперь, кроме бритвы беру ещё один «джентльменский набор». Одноразовые шприцы. А в контейнер для хранения мягких контактных линз вливаю жестокий раствор. Чуть больше одиннадцати кубов влезло. Думаю на трое с половиной суток должно хватить. Должно хватить. Да. Надеюсь. Тут главное не жадничать.

Фуршетик был говённый. Сначала мурыжили часа полтора в конференц-зале, показывали какие-то разноцветные слайдшоу. Графики и таблицы кривого роста. Это прикольно поначалу, а потом ловишь себя на мысли, а чем эта заграничная хрень от простого партсобрания отличается? Те же лозунги, догоним, перегоним, перевыполним раньше срока и сверхплана. Просто раньше мы не знали, куда же это все перевыполненное утекает. А теперь знаем — большую часть захапает вон тот крепкий старик, воон, воон тот, Джон Пимбертон, видите? Тот, что изредка пыхтит ароматным дымком своей вересковой трубочки-носогрейки, оторвав взгляд от дорогущего ноутбука с обгрызанным яблоком раздора на крышке. Неслучайный символ это яблоко, как мне кажется. Ведь не огурец выбрали, яблоко! Мистика!

Сколько тайного смысла — грехопадение Адама и Евы — яблоко, начало троянской войны — яблоко, молодильные яблоки скандинавского бога Локи, Яблочный Спас, яблоко, которое ставил на башку Вильгельм Телль, отравленная яблоком спящая красавица, ну и вверх яблочной тайны: песня которую наяривал в трактире, совсем недалеко от нынешнего Балчуга, сам незабвенный Клим Чугункин:

И какого хрена я машинку оставил в гостиничном номере? Погнать можно от этих показателей капсоревнования.

Ща бы приляпался в надраенном до блеска, пахнущим горячим яблочным сидром туалете Балчуга, и этот задорный гон подготовленный отделом маркетинга специально для нас воспринимался бы уже гораздо легче. Бизнес под наркозом. Как нам пожёстче выебать Минолту, Кэнон и Шарп уже в третьем квартале фискального года.

Большинство слушающих в зале, это люди с высшим или незаконченным высшим, полученным в СССР, образованием. Судя по их лицам — они думают о том же, и полностью придерживаются моего мнения. Поэтому когда, наконец, дают зелёный свет на фуршет, это скорее напоминает состязание по количеству бокалов выпитых за первые десять минут.

Мы с Никой тоже заглатываем по большому сладкому Кампари с апельсиновым соком, из-за опиумного пинака не могу пить ничего крепче, и, поулыбавшись минуты две по сторонам, ловко выпуливаемся.

Вероника рвётся по магазинам. Скребёт асфальт копытцем, как почувствовавшая волка стройная серна. Предвкушает шоппинг с первых секунд, ещё с аэропорта в Ташкенте.

Москва, центральный универсальный магазин нашей великой родины. Так было задумано ещё с ленинских времён — все магазины только в одном городе, чтоб целенапгавленно товагищи могли отовагиваться.

И чтоб народ, живший непосредственно у кремлёвской стены был к вождям подобрее. Вот корни теории дифференциации баланды.

Мы с Вероникой сейчас тоже ближе к кремлёвской стене, так что на нас с треском вываливается вся потребительская корзина.

В Кремле в это время тихо орудует застенчивый человек, разбивший в детстве голубую чашку. За сто дней он гарантирует России процветание. К счастью до московских магазинов этот чукигек еще не добрался. Веронике повезло.

Ой, ходить с бабьем по магазинам это жопс. Ноги сотрёшь до колен!

Они ведь до последнего момента не знают чего ищут! Малейшего понятия не имеют — чего хотят! Процесс — вот что им вставляет.

Я вот иду в магазин только когда мне что-то надо, шапку там или плейер. Вошёл, хватанул с полки, заплатил или, если повезёт, нет, и съебался. Делов!

Эти же, инструменты наши, будут круги наматывать. Раз, другой, третий, вернулись, примерили, не то, ушли, опять вернулись, теперь взяли, на новый круг, боже мой!

Стою обвешанный сумками у примерочной. За дверкой Вероника страдает необходимостью выбора. Вздыхает как лошадь. Мучается.

Я тоже уже начинаю злиться — утренний дозняк почти выветрился, пора подлечится, а тут стой как идиотто.

— Эй!

— Чо «эй»? Ты скора там, сдохнуть же можна!

— Зайди, глянь.

— ООх, ща.

Захожу, глянул, а Ника там в одних похожих по форме на короткие шортики трусиках. Ко мне руки тянет! Во удумала! Во счастье-то привалило!

— Иди ко мне.

— Что? Прям здесь хочешь? Прям здесь?!

Вместо ответа она закрывает мне рот долгим сладким поцелуем. Я чувствую, как меня касается её голый сосок, и мне становится всё равно — где. Только быстрей! Времени, думаю, у нас совсем в обрез.

Чтобы ускорить события, жёстко, даже грубо начинаю тереть рукой ей «там», прямо сквозь алые трусики. Это так приятно, видеть, как её скрипичный ключ мгновенно реагирует, лишая меня остатков разума и здравого смысла.

Расстёгиваюсь, разворачиваю её лицом к зеркалу во всю стену примерочной кабинки, наклоняю немного вперёд, и лезу туда не снимая её атласных трусиков. Просто максимально отодвигаю немного в сторону в том месте, где их почти и так нет, пока не обнажается предмет безумного вожделения.

Вероника не любит, когда в неё входишь резко, жёстко, то есть именно так, как нормальному мужику больше всего и хочется, поэтому я быстро наклоняюсь и на пару секунд припадаю к её второй паре губ переполненным слюной, как у собаки Павлова, ртом. Тут уж не до церемоний. Кабинка из фанеры в центре переполненного москвичами и гостями столицы магазина не самое лучшее место, чтобы расслабляться. Поэтому въезжаю сразу до конца, на всю глубину. Она суховата, но встречает меня начатками мокрой теплоты. Пара раз и Вероника уже совсем мокренькая и горячо-нежная, чаще задышала, щёчки порозовели.

Лишь бы орать не начала, а то сбегутся хуерлыги, подумают, я её здесь граблю. Кончить надо как можно быстрее, не заботясь о чувствах Вероники, но ханка не самый в этом деле лучший помощник.

И только когда я случайно замечаю в зеркале как ей хорошо, вдруг начинаю извергаться на тысячу мелких мутно-жемчужных брызг. В эту секунду нормальная Чёрная Вдова и должна нас прихлопнуть. А не опускаться до высуживания жилплощади и алиментов на ребёнка. Смерть в такую секунду любой самец должен почитать за великое благо.

Мы, обмениваясь победоносными взглядами, наскоро одеваемся и покидаем кабинку. У входа нас уже поджидает огромная женщина, похожая фигурой и походкой на медведя гризли. В Советском Союзе таких обычно использовали на строительстве железных дорог.

— Уу совсем совесть потеряли прошмандовки подзаборные! И как земля вас носит, лярвы!

Все почему-то адресовано в женском роде. Моё участие в грехопадении аннулировано напрочь. Прячусь за узенькой и стройной Вероникиной спиной.

А себя я тоже в тот день побаловал — купил воздушную копию немецкого Вальтера. Ну, знаете, который сжатым газом заряжают, и он дробинками такими потом мочит. Бутылку от шампанского прошивает с близкого расстояния. Она и не разбивается, а именно — насквозь. Покачнется только слегка и звякнет. Выходное отверстие чуть больше входного. Баллистика епть.

Классная игрушка! Я доволен.

Мы, мужики так сильно от оружия прёмся, даже полунастоящего.

Это очень глубоко в нас сидит.

Вальтер так сладко вписывается в мою ладонь, как будто я снова в Веронике. Может даже круче ощущение. Однозначно из той же оперы. Задействованы центры счастья.

Весь вечер с удовольствием луплю из окна в белый свет и чьи-то машины на паркинге гостиницы Севастопольская.

Манагеры — в Метрополе, а мы здесь. На Метрополь рылом не вышли. Но вот в Метрополе точно не похуяришь так долго из Вальтера, а в Севаке — милости просим. Успевай только заряжать. ещё сбруя такая, ментовская, с кобурой подмышечной, рраз Вальтера из под- мышки!

— Чо так смотришь? А?

— Кто? Я смотрю?

— Ты, сука, смотришь, ты, НА! НА! НА! НА!

Это я перед зеркалом отжигаю, как школьник. Вальтер теперь всегда будет со мной. Мой лучший друг воронённой стали. Лишь бы не доебались в Домодедове, когда обратно полетим. Сдам в багаж.

Не буду расставаться теперь с мои новым другом. То у Юры встретишь каких-нибудь людей с нервными лицами, то Веронику потянет по злачным местам Ташкента. Главное не пистолет, а чувство, что он есть. Остальное приложиться непременно.

А уж с её новым хобби — ебаться, где придётся, уж точно не помешает. И потом он так сливается с моим телом своей мягкой кожаной кобурой, что я вообще не представляю, как жил без него раньше!

Штаб стукачей переместился из ТБ в небольшую комнату позади кухни. Подальше от штаба, поближе к столовой, так, кажется, солдатики наши говорят?

Бибик слово держит, и меню наше необычайно разнообразилось.

Укуриваться опять же можно прямо здесь без страха запала. Что мы и делаем.

Но идиллию нашу нарушает Его светлость смотрящий за промкой.

Андрей с подходящей фамилией — Мастерских. Мастерских Андрей, смотрящий за промкой. Воровская мастерская.

— Кайфуете гады?

— Эт ты меня словом «гад» — обозвать хочешь? А я нахуй эти горжусь!

Булка ненавидит блатных ещё больше, чем мы с Бибой. Он сам раньше был блатной, наверное, поэтому.

— Гады вы и есть! Совсем нюх потеряли! Смотрите — мыло в бане уроните, поднимать не спешите! На хуй вас оденут, не успеет вам Худой ваш помочь. Суки. За своё будущее нихуя не думаете. Как будто в последний раз сидите.

— А ты думал мы по жизни двинем? Конечно в последний раз, мы потом учится пойдём на вечерний. Давай основания за гадов.

— Кому основания — вам? Шушера мусорская, хуесосы штабные, вот между ног основание висит. Не расчувствуйтесь. В зоне воровской ход. Не путайте нахуй движений. За козлиные прокладки ваши спросим отдельно, не всю жизнь за погонами будете тариться. Менты домой уходят, а мужики здесь всегда. Не боитесь? Молчите? вот то-то!

А пока — чтоб все правильно было с братвой. И пайки в столовой — полные.

— А сам на пайку чо не сядешь? Не канает?

Бибик играет в борца за справедливость. За это Андрей молча и быстро пинает его в пах: «На! вот тебе канает, вот тебе основание, мануфта ты обвафленая».

Бибиков сгибается в три погибели. Он не боец ведь совсем, Бибигон наш.

Олежка быстро вырывает из голенища заточку.

— Чо фраерила припудренный, ногами тут машешь, ща шашлык «воровской» из тебя нахуеверчу. Иди, иди сюда, Андрюша!

— Эй, эй, угомонитесь, друзья, все в норме, все друг друга поняли. Все.

Все. Расход.

Я выполняю функцию миротворческих сил. Все в комнате знают о моем смертельном оружии — телефоне с добавочным Худого. Санкции нас колбасить у блатных нет, а то явились бы вдесятером.