Шофер. Назад в СССР. Том 2

Глава 17

— А как еще до вас достучаться, — отряхнул я свои брюки от наружней побелки, поправил закатанные рукава, — если вы засели в своем кабинете и не видите, что творится тут, в полях?

— Так! Землицын! — Завтоком встал, протер свой высокий лоб платочком, — ты не видишь, что у меня тут? Что важное дело идет! Люди… — он осекся и глянул на двух чиновников, сидящих на деревянных стульях, — с району приехали. Торопются. А ты тут чего вытворяешь? Залазишь в чужой кабинет, да еще и через окна!

Я глянул на чиновников. Оба они только первые мгновения смотрели на меня испуганно. Потом их выражения лиц изменились. Казалось, совсем они не смущались тому, что я только что влез в кабинет окном. Напротив, это скорее им понравилось, чем нет. По крайней мере, не заметил я на лицах их признаков неприязни.

Один, худощавый, но пухлощекий мужчина, носивший смешно зачесанные на лысину волосы, глядел на меня с интересом. Перебирал странички своего блокнота, одетого в черную обложку. Другой, полноватый с рябым от давнишней оспы лицом, поглядывал на меня через толстые линзы очков, черканул что-то у себя в записной книжке. Взгляд его искажённых, крупных через линзы глаз, быстро бегал от страниц ко мне и снова на страницы.

— Ну тут ничего не поделать, — пожал я плечами, — уборка идет полным ходом. А уборка — дело такое. Сами знаете, не мне вас, Петр Герасимович, учить. Всякое тут бывает. Вот и сегодня, — глянул я на завтоком, — случилось всякое. Да такое, что нужно ваше срочное внимание и помощь. Потому как вы самый ближайший к нашему шоферскому делу начальник. Да еще такой, кто в деле уборки непосредственное участие принимает.

— Ну нет у меня времени, Землицын! — Всплеснул руками завтоком, — нету времени, понимаешь?! Тут организация приема зерна в этом году мне всю плешь выела. Ох и корпел я над этим. Дело тут привычное, да не простое! Теперь вот, — он снова замолчал, покосился на чиновников, — товарищи с району прибыли. Тоже по важному делу. И не могу я их своим вниманием обделить. А теперь и ты! Чего мне, разорваться?! Поделиться на четыре части, чтобы всех вниманием своим объять?

— А чего вам разрываться? Чего делиться? — Изогнул я бровь, — послушайте вначале, чего я от вас прошу, а потом уже и руками всплескивайте.

— Землицын, — погрозил мне пальцем завтоком, — ты тут давай… Не это… не то самое…

— Петр Герасимович, — сказал вдруг рябой чиновник. Причем говорил он непривычно для кубанского уха, на твердую «г», как бывает в средней полосе, — давайте послушаем товарища. Вдруг там и правда что-то срочное, раз уж он залез к нам в окно, не стал ждать, пока мы закончим разговор.

— Верно, — воспитанно кивнул чиновник с пухлым лицом и залысиной, — даже преодолел нашего товарища Симонова. А Алексей упрямый. Мимо него так просто не пройдешь. Знает свое дело, если его о таком просят.

Завтоком уставился на обоих чиновников. Выдохнул и медленно опустился в кресло. Снял и протер и так чистые очки. Надел обратно.

— Ну чего у тебя там, Землицын? Что приключилось-то? — Спросил он более спокойным голосом.

— Авария на трассе, — сказал я, — один из наших рассыпал зерно. Там тонны три поперек дороги лежит.

— Да етить твою налево! — Махнув рукой, вспылил снова завтоком. Оказалось его, наступившее было спокойствие, напускным. Потом он замер, смущенно посмотрел на чиновников. Видимо, от возмущения, забыл он на краткий миг об их присутствии. Что-то совсем нервным стал Мелехов. Будто ко всем его заботам еще что-то его гложило. Что-то мне неведомое.

— Встречную мы очистили, — продолжил я, выждав пару мгновений, — но все остальное зерно нужно загрузить обратно в машину. Дайте мне на то людей. Я поеду обратным рейсом и доставлю их до машины. Пусть закидают в кузов.

— А как же так вышло-то? — Спросил завтком, — что зерно рассыпали? Это ж как надо было ехать, чтобы все растерять?

— Неполадка с кузовом, — пожал я плечами, — да только виноватых давайте потом будем выискивать да наказывать. Сначала надо поправить ошибку, а потом уж разбираться, что было не так.

— Мда, — вздохнул Мелехов как-то обречённо, — еще одна шишка мне в плешь.

— Ну так, а что с людьми-то? — Спросил я после краткого перерыва.

— Сейчас не могу, — покачал головой завтоком, — у меня прием идет полным ходом. Надо зерно укладывать так, чтобы оно как можно меньше места занимало. Вот-вот запустим зав на очистку. А до этого нужны мне все: и трактора, и люди, чтобы как можно плотнее кучи закидывать. Это самая главная головная боль у нас на току — свободное место. Вечно его не хватает. Уж спасибо надо сказать, что так неосмотрительно территорию под мехток отвели. Не заложили запасу. А теперь мы расхлебываем.

— Авария перегородила дорожный проезд, — возразил я, — ее устранить надо. Иначе тяжело ехать. Самосвалы уже вынуждены в очередь становиться, чтобы пройти то место. А что будет, когда погонят с поля на поле комбайны? Они там вообще не пройдут. Кроме как по зерну. Ну или давайте, — пожал плечами я, — разметаем весь груз по дороге. Пусть зерно передавят, пусть развеется частью. Отдадим воробьям да горлинкам на съедение. Так, что ли?

— Мда, — задумался завтоком, — дела. Ну сейчас, прости, никак не могу дать людей. Может, часам к пяти, кого и освободим.

— Часам к пяти, — сказал я, — мы уж сами закидаем. Шоферскими силами. Если мужиков скликать, кто-нить да согласиться прийти на помощь. Вот только тогда вы потеряете машин пять. Будут они стоять в простое. Так что, ситуация с какой стороны ни глянь, так себе.

В кабинете повисла тишина. Завтоком напряженно думал, взяв голову свою в руки, а локти поставив на стол. Оба чиновника «с району», смотрели молча, как бы наблюдая.

— Может, — спросил завтоком, — попросить трактор с ковшом? Пусть хоть сгарнет все с дороги на обочину?

— Там высокая насыпь, — покачал я головой, — в кювет, что ли все зерно сбросить предлагаете? Ну давайте разбазаривать. Ежели к одной машине такое отношение, так народ увидит и решит, что и к другому зерну так можно спустя рукава подходить. Сами понимаете, что не дело.

— Ладно, — махнул рукой завтоком, — подожди на улице пять минут, пожалуйста. Сейчас что-нибудь для тебя выдумаю.

— То не для меня, — нахмурился я, — а для колхоза. Мне что ли надо транспортный процесс налаживать?

— Ох, Землицын, — вздохнул Завтоком, — ладно. Для колхоза. Дай подумать минутку.

Я пересек кабинет, вышел наружу. Мужик, что сидел за партой аж подскочил, когда меня увидел. Его вытянутое лицо вытянулось еще сильнее. Маленькие глаза увеличились.

— Ты как туда попал?! — Сказал он ошарашенно.

— Секрет фирмы, — хмыкнул я, — а вы не переживайте. Охрана с вас что надо. К одной двери приставишь, так не отлепить.

Мужик проводил меня удивленным взглядом. Потом кинулся в кабинет, стал что-то говорить собравшимся внутри чиновникам и завтоку. Я же пошел наружу.

— Сергей Саныч! — Забежал в кабинет Алексей Симонов, — тут у вас все хорошо? Откудова взялся тот мужичок?! Я не пропускал! Чесслово!

Своими криками он вырвал завтоком Петра Герасимовича из раздумий.

— Да не переживай ты, — Глянул на Алексея лысоватый чиновник, по имени Сергей Александрович — он сам пролез. Через окно.

— Во как… — сглотнул Алексей.

— Да, все хорошо, — заверил его Сергей Саныч, — ничего плохого он не хотел. Так, небольшое ЧП. Сообщил начальству.

— Ну я его не пускал, — продолжал зачем-то оправдываться Симонов.

— Да-да, не пропускал, — второй, Егор Степаныч, сказал уже раздраженнее, — подожди, пожалуйста, за дверью.

Симонов как-то удивленно поглядел еще немного на чиновников и исчез за дверью.

— А кто это был такой? — Спросил Сергей Саныч, приглаживая редкие волосы, потревоженные сквозняком, который ворвался сквозь открытую дверь, — этот мужичок, что в окно влез?

— Игорь Землицын, — буркнул Петр Герасимович. Вздохнул, — вы его простите. Он упрямый. Если уж чего задумал, так ничего на свете его не заставит от своего отступить. Он это не со зла.

— Да видно, что не со зла, — сказал Егор Степанович, сняв и протирая очки от пота. Потом поглядел на завтоком маленькими кротовьими глазками, вернул очки на нос, — я бы даже сказал, будто бы из долга. Перед колхозом.

— Мда, — Задумался Сергей Саныч, — а гем трудится этот Землицын?

— Шофер он, — пожал плечами Петр Герамимыч, — ездит на самосвале.

— Вот значит как, — Сергей Саныч сделал задумчивое лицо, — шоферы нам как раз тоже нужны. Ну, в поддержку к комбайнерам. Ну так и что? — Он посмотрел на своего коллегу Егора Степановича.

— Возьмем его на карандаш, — сказал тот, все никак не отставая от очков, вечно поправляя их на маленьком носу, — поглядеть за ним надо. Как и за другими, кого мы выбрали в кандидаты.

— Предупреждаем, — сказал Сергей Саныч, — что через два дня ждите наблюдателей. Комиссию в составе двенадцати человек. И помните о том, что мы с вами обсуждали.

— Угу, — вздохнул завтоком, — не обращать на них внимания. Если кто из колхозников будет интересоваться, говорить, мол проверка.

— Верно. И прошу вас, — сказал Егор Степанович, — все правдивые слухи по поводу комиссии, на своем участке, пожалуйста, пресекайте. Ну а не правдивые, — он задумался, — неправдивые можете поддерживать.

— Ну хорошо, — пожал плечами завтоком.

— Ну и хорошо. А к этому Землицыну, — Сергей Саныч черкнул что-то в своем блокноте, — к Землицыну мы присмотримся. Смелый парень. А нам сейчас нужны смелые.

— Эй! Ты как туда залез?! — Услышал я чей-то мужской голос, прозвучавший где-то за конторкой.

Заинтересовавшись, я пошел на крик.

— Ну так слазь! Чего ты?!

— Сейчас! Сейчас слезу! — Пищал мальчишеский голосок, — только не смотрите!

Оказалось, было это вот что. У края мехтока, за большим бетонным забором стояла высоченная старая абрикоса. Ее бугристый ствол возвышался над верхушкой оградительных плит. Зеленая крона раздалась в разные стороны. Желтели везде промеж листьев многочисленные не совсем спелые еще плоды. А кое-что на ней, среди зеленого, краснело и чернело.

У забора собралась небольшая группка зевак, в основном колхозники: несколько женщин и девушек, двое мужичков. Все стояли, задрав головы кверху.

— Чего у вас тут? — Приблизился я.

— Да вон, — кивнул вверх сгорбившийся старичок в пиджаке и с седой редкой бородкой, — залез, а как в обратную слезать не хочить.

— А может, он не может, — сказала дородная колхозница в светлой от солнца косынке и платьице с повязанным поверх фартуком с цветочками, — залез, бедненький. А слезть не знает как. Совсем что твой котенок.

— И ничего я не не знаю! — Донеслось сверху.

Я глянул на голос. Там, на большой сучковатой ветке, отставшей от основного ствола, лежал, обхватив ее руками и ногами мальчонка лет восьми. Это он краснел рубашечкой и чернел брючками меж зеленых листьев. Светлокожая, но чумазая его мордашка смотрела вниз, на нас. Видно было, что прижался он к ветке до белых пальцев. Но вот выражение лица старался держать невозмутимым как так и надо. Висел он высоко. Не меньше пяти метров над землею, а то и все семь.

— Чего ты, — крикнул я, — там делаешь-то?

— Абрикосы ем, — крикнул он вниз, стараясь держать голос молодцом, чтоб тот не дрожал.

— И как, вкусные? — Я хмыкнул.

— Дак рано ешо, — возразил дед, потирая шею, — абрикос, он жиж не поспел совсем.

— Вкусные, — буркнул паренек уже тише.

— Ты слезай давай, — вклинилась колхозница лет пятидесяти, — упадешь же! Убъесся!

— Не убьюсь, — Гундосо сказал парень, и с трудом, прижавшись к ветке сильнее, вытер нос об плече.

— А коль уж вкусные, — закричал я, — скинь-ка одну, я попробую!

Парень замешкался, заводил головой туда-сюда, ища, где поближе есть абрикосы. И там правда были абрикосы, вот только видно было, что боялся он их доставать.

— Так, ладно, — я скрестил руки на груди, — застрял, значит?

— Ничего не застрял! — Возразил яростно мальчуган.

— Ну так слезай.

— Слезу! Когда захочу! А пока… пока не хочу!

— Мда, — я рассмеялся, — вот как. Тогда хоть скажи, а ты чей? Как звать?

— Владимирович я! — Крикнул он в ответ, — Александр!

— А по фамилии?

— Ну… Беляев.

— Вовки Беляева сынок, значить, — шепнула полная женщина, — знаю я его. Тракторист енто.

— Я так понял, на току он сейчас, — спросил я.

— Угу, — она кивнула.

— Ну что ж, Владимирович Александр Беляев, — хмыкнул я, — значит, ты там, по собственной воле сидишь и можешь слезть в любой момент?

— Конечно, могу! — Ответил паренек гордо, — только не хочу.

— Угу.

— Вреть, — сказала пожилая колхозница вполголоса, — стесняется, что остался на ентом дереве такой бессильный.

— А ты давай, малой, — Закричал дедок, — как залез, точно так же только в обратную сторону!

— Я знаю! — Крикнул мальчик, — только не хочу!

— Если вы знаете, — обернулся я к полной женщине, — кто егошний папка, позовите. Тут дело серьезное. Парень небось только сегодня понял, что боится высоты.

— Угу, — женщина кивнула и собралась уже было уходить.

— Не! Не надо папку! — Вдруг закричал мальчишка, — не надо!

— Это почему ж? — Спросил я.

— Заругает, что на ветку залез. Что так высоко сижу.

— Так слезь! Тогда не заругает!

Мальчик помялся, легонько пошевелился на ветке. Обернулся к стволу. Даже попытался проползти немножко назад, но замер.

— Нет, — сказал он очень горько, — не могу.

— Застрял, значит?

— Застрял, — признал мальчуган очевидное.

— Ну тогда надо тебя снимать. Не будешь же ты тут висеть до самой ночи.

— И как снимать? Может кто полезить за ним? — Спросила полненькая женщина.

— Неа, — я отрицательно покачал головой, — ветка на которой он сидит и одного то взрослого может не выдержать. Не говоря уж о взрослом с ребенком.

— И чего делать-то нам? — Спросил дедок, глядя на меня своими мутными глазками, — не бросишь жиж его тута одного.

— Не бросишь, — я поджал губы, — слушай, Саня, — Крикнул я пареньку, — а папка твой кто? Тракторист?

— Угу.

— И трактор у него с таким большим ковшом, которым грузят зерно в машины, да подгребают?

— Угу. С ковшом.

— Ну и отлично. Тогда уж посиди-ка тут. А я пойду его скликаю.

— Нет! Не надо папку! — Испуганно пискнул мальчик.

— Да ты не боись! Я его уговорю, чтобы он тебя не ругал!

Мальчик помолчал. Видимо, взвешивал все за и против. Потом выдал:

— Честное слово, что уговорите?!

— Честное-пречестное!

— А чего будете со мной делать?

— Ну вот смотри, Санек, — ответил я, — ты на тракторе катался?

— Конечно! — Не без гордости ответил он.

— А в ковше? Катался?

Парень посмотрел на меня пристально. Глаза его, в которых поблескивал страх, на миг загорелись другим чувством — интересом.

— Не-а.

— Ну вот и покатаешься. Все пацаны тебе завидовать будут.

— Они ж не увидят! — Отозвался мальчишка.

— А я, если что, — рассмеялся я, — им подтвержу. Всегда по этому поводу сможешь ты ко мне обратиться!

— Ну… ну хорошо… — согласился наконец мальчик, — если так слезть, то так я согласен. Так еще и лучше будет.

— Ну и хорошо, — ответил я и обратился к дородной женщине, — Где вы видели его отца?

— Так где и остальные трактористы сейчас, — пожала она пухлыми плечами, — на обеде. Вон там, у зава. Стоят в тенечке.

Тогда я пошел к заву. А там и действительно, стояли в рядок несколько тракторов. Возле них, в тени собственных машин сидели трактористы. Было их пятеро.

— Здоров мужики, — приблизился я, — мне Владимира Беляева надо.

Трактористы, что как раз в этот момент обедали тем, что жёны да матери им пособрали, подняли грубые лица на меня.

— Ну я Беляев, — сказал хрипловато именно тот тракторист, которого я когда-то пьяного облил из ведра, — а я тебя помню, — сузил он глаза, перекладывая папиросу в другой уголок рта. Потом посмотрел очень недобро, — чего надо?