Шоколадная война

Глава тридцать пятая

Рехнуться можно.

Лотерея — но какая!

Такой лотереи еще не бывало ни в Тринити, ни в других школах.

Арчи, организатор и вдохновитель всего мероприятия, следил за его подготовкой: за тем, как наполняется стадион, как идут сплошным потоком зрители, как в свете прожекторов, чуть согревающих прохладный вечерний воздух, продаются и меняют владельцев бумажные лоскутки. Он стоял рядом с импровизированной сценой, которую под его руководством воздвигли сегодня после уроков Картер и остальные Стражи. Это был старый боксерский ринг — его извлекли из недр трибуны и вернули в прежнее состояние, если не считать отсутствия канатов. Платформа располагалась прямо на пятидесятиярдовой линии, перед самыми трибунами, чтобы каждый зритель мог видеть представление во всех подробностях и ничего не пропустил. Такой уж он, Арчи, — деньги, отданные за билет, должны окупиться до последнего цента.

Футбольное поле находилось по меньшей мере за четверть мили от школы и здания, в котором жили учителя. Но Арчи позаботился и о дополнительной страховке. Он выдал это сборище за футбольное состязание, закрытое для взрослых — якобы потому, что они смущают болельщиков. Разрешение добывал Карони — любимчик учителей, похожий на ангелочка или певчего из церковного хора. Ну кто такому откажет? И вот наконец все готово: народ собрался, в воздухе разлита бодрящая свежесть, он словно наэлектризован зрительским нетерпением — а в ринге, тревожно поглядывая друг на друга, стоят Рено и Янза.

Арчи всегда дивился, глядя на то, что он сам задумал и организовал. Вот, например, все эти ребята делали бы сегодня вечером что-то другое, если бы Арчи не сумел круто изменить их планы. И все, что для этого понадобилось, — капелька его воображения и два телефонных звонка.

Первый звонок — Рено, второй — Янзе. Но Янзе он звонил, можно сказать, для порядка. Арчи знал, что в его власти придать действиям Янзы любую форму, как комку глины. А вот звонок Рено требовал правильной тактики, изобретательности и толики того особого искусства, которым он, Арчи, так хорошо владел: действовать издалека, обходом, стороною. Как шекспировский Полоний, усмехнулся Арчи.

Телефон прозвонил, должно быть, раз пятьдесят, и Арчи не винил парня за то, что он не кидается к аппарату сломя голову. Но терпение принесло свои плоды, и наконец в трубке раздался голос Рено — невозмутимое «алло», в котором, однако, сквозило нечто еще. Арчи распознал это нечто — ледяное спокойствие, решимость. Прелестно. Теперь его можно брать голыми руками. Арчи почувствовал прилив торжества. Парень готов на все. Он хочет действовать, рвется в бой.

— Хочешь поквитаться, Рено? — подстегнул его Арчи. — Отомстить? Ответить ударом на удар? Показать всем, что ты думаешь об их дерьмовых конфетах?

— И как же я это сделаю? — Рено говорил осторожно, однако Арчи уловил в его голосе явную заинтересованность.

— Да запросто, — сказал Арчи, — если, конечно, в штаны не наложишь. — Подначка — первое оружие.

Рено молчал.

— Есть у нас в школе такой Янза. В общем-то, пустое место, дрянь дрянью, честно говоря. Натуральная скотина. И я слышал, ему понадобилась помощь целой банды дружков, чтобы тебя приструнить. Вот я и подумал, почему бы вам с ним не разобраться? На стадионе, у всех на глазах. В боксерских перчатках. Цивилизованно. Это способ расквитаться со всеми, Рено.

— С тобой тоже, Арчи?

— Со мной? — голосом изумленной невинности. — Черт, да я-то тут при чем? Я просто делал свою работу. Дал тебе задание — не продавать конфеты, а потом другое — продавать их. А все остальное ты сделал сам, приятель. Я тебя не бил. Я вообще не люблю насилия. Но ты, что называется, разворошил осиное гнездо…

Снова тишина в трубке. Арчи заговорил еще мягче, продолжая давить, улещивать, убеждать:

— Слушай, Рено, я даю тебе этот шанс, потому что верю в честную игру. Шанс покончить со всей этой дурацкой историей и вернуться к нормальной жизни. Ну не сошелся же весь свет клином на каких-то паршивых конфетах! Вы с Янзой на ринге — одни, лицом к лицу, без всякого жульничества. И на этом конец, точка, финиш. Я тебе гарантирую. Слово Арчи.

И парень повелся на это — проглотил и крючок, и грузило с леской, хотя разговор еще некоторое время не клеился. Но Арчи был терпелив. Терпение всегда приносит плоды. И он, конечно же, выиграл.

Теперь, обозревая результаты своих трудов — полные трибуны, толчею, в которой азартно продавались и перепродавались лотерейные билетики с нацарапанными на них указаниями, — Арчи тихо ликовал. Он успешно обвел вокруг пальца и Рено, и Леона, и Стражей, и всю эту жалкую школу. Я могу охмурить кого угодно. Я — Арчи.

Представь себе, что ты прожектор, сказал себе Оби, и водишь своим лучом по всему стадиону, останавливаясь то там, то сям, высвечивая отдельные места, выхватывая самое важное из происходящего. Потому что — давай это признаем — событие действительно важное, и Арчи, этот сукин сын, эта хитрая, хитрющая сволочь, снова попал в десятку. Вон он, стоит около ринга с такой физиономией, словно все, что он видит, ему подвластно. Да так оно, собственно, и есть. Он заманил сюда Рено, бледного и напряженного, как будто его вывели на расстрел, и этого урода Янзу, похожего на зверюгу, который ждет не дождется, когда его спустят с цепи.

Оби-прожектор направил свой луч на Рено. Бедный, глупый обреченный сосунок. Он не может победить, хоть и не знает этого. Кого победить — Арчи? На это никто не способен. Арчи, которому грозит поражение, — ах, какое это было восхитительное зрелище, там, на последней сходке Стражей, когда он стоял перед ними униженный, — но теперь он снова на коне, все конфеты благополучно распроданы, и он опять рулит, опять держит в узде всю школу. Из чего следует, что кроткие вовсе не наследуют землю. Тоже мне, открытие! Должно быть, Арчи это уже когда-то говорил.

Не шевелись. Чтоб ни одна мышца не дрогнула. Выжидай; смотри и жди.

Левая нога у Джерри заснула.

Как твоя нога может заснуть, если ты стоишь?

Не знаю. Но заснула.

Нервы, скорее всего. Напряжение.

Как бы то ни было, в его ногу впивались крошечные иголочки, и он сохранял неподвижность только ценой больших усилий. У него было такое чувство, что пошевелись он — и все его тело рассыплется на кусочки.

Теперь он понимал, что зря согласился прийти сюда, что Арчи перехитрил его, надул, как последнего дурака. На какой-то миг, когда вкрадчивый голос нашептывал ему в ухо о сладкой мести, Джерри и впрямь поверил, что это возможно — побить Янзу, и всю школу, и даже самого Арчи. Он вспомнил недавнюю ночь, когда их с отцом донимали звонками, и то, с каким несчастным, расстроенным видом отец положил трубку на столик, признавая свое поражение. Но я не сдамся, решил Джерри, слушая уговоры Арчи. Кроме того, ему хотелось сойтись один на один с Янзой — с Янзой, который назвал его гомосеком.

Так что он согласился на поединок с Янзой, позволив Арчи обмануть себя. Арчи обманул не только его, но и Янзу. Это из-за него они стоят здесь, на платформе, голые до пояса, чуть дрожа от вечерней прохлады, в боксерских перчатках. И только теперь Арчи, в глазах которого блестело злорадное торжество, огласил наконец правила боя. Ну и правила!

Джерри уже хотел было заявить протест, но Янза первым открыл рот:

— Мне годится. Я побью его любым способом, каким хотите.

И Джерри, к своему отчаянию, понял, что Арчи рассчитывал на такую реакцию Янзы, рассчитывал на ребят, заполнивших стадион. Он знал, что Джерри не сможет пойти на попятный, поскольку зашел уже слишком далеко. И Арчи улыбнулся ему своей гнусной приторной улыбочкой:

— А ты что скажешь, Рено? Принимаешь правила?

Что он мог сказать? После всех этих звонков, после того, как его избили. После того, как разорили его шкафчик, устроили ему бойкот, чуть не сшибли с ног на лестнице. После того, что они сделали со Стручком и с братом Юджином. Что такие, как Арчи и Янза, сделали со всей школой. Что они сделают с миром, когда покинут Тринити.

Джерри напрягся, преисполненный решимости. По крайней мере, он сможет нанести ответный удар, хоть раз да отведет душу. Пусть даже правила, установленные Арчи с помощью лотерейных билетов, практически исключают вероятность его победы.

— Ладно, — сказал Джерри.

И тогда, стоя на ринге — одна нога наполовину спит, в животе муторно, кожа в пупырышках от вечернего холода, — Джерри подумал, не проиграл ли он в тот самый момент, когда сказал «ладно».

Лотерейные билеты расходились бойко, как порнографические открытки.

Брайан Кокран не мог справиться с удивлением, хотя, казалось бы, ему пора уж было привыкнуть к тому, что действия Арчи Костелло всегда удивительны. Сначала неимоверный успех конфетной распродажи. А теперь — эта шизоидная лотерея. Никогда в Тринити не видели ничего подобного. Да и не только в Тринити — нигде. И он вынужден был признать, что смотрит на все это не без удовольствия, хотя сегодня после уроков, когда Арчи предложил ему руководить лотереей, он попробовал было отказаться. «С конфетами у тебя все прошло здорово», — сказал Арчи, и этот комплимент растопил сопротивление Брайана. Вдобавок Арчи с его Стражами нагонял на него непобедимый ужас. Личное выживание — вот что Брайан избрал своим кредо.

Правда, когда Арчи объяснил, как будут организованы лотерея и поединок, Брайана снова одолели сомнения. Разве удастся заставить Рено и Янзу на такое пойти? Вот что смущало Брайана. Запросто, уверил его Арчи. Рено жаждет мести, а Янзе лишь бы с кем-нибудь подраться. Да и не смогут они дать задний ход на глазах у всей школы. Потом голос Арчи снова похолодел, и у Брайана внутри все съежилось. «Ты знай свое дело, Брайан, продавай билеты. А подробности оставь мне». И Брайан отправился набирать ребят, чтобы помогли с продажей. И Арчи, конечно, оказался прав, потому что вон они на арене, Рено и Янза, и торговля билетами идет так, словно народ рассчитывает увидеть самое увлекательное шоу на свете.

Эмилю Янзе надоело, что его считают каким-то отребьем. Во всяком случае, такое впечатление возникало у него, когда он общался с Арчи. «Эй, зверь», — говорил Арчи. Но разве он зверь? У него тоже есть чувства, как и у всех остальных. Как у того купца из пьесы Шекспира, которую они проходили по литературе: «Если меня уколоть, разве у меня не идет кровь?» Ну да, он любит малость поприжать кого-нибудь, пощекотать нервы — так это же человеческая природа, верно? Себя-то он должен защищать. Достань других раньше, чем они достанут тебя. Заставляй людей гадать, что и как, — и держи их в страхе. Как Арчи с этой чертовой фоткой, которой, оказывается, вовсе и не существовало. В конце концов Арчи все же убедил его в том, что ее не было. Подумай сам, Эмиль, говорил он. Откуда она могла взяться? Помнишь, как темно тогда было в туалете? А вспышки ведь ты не видел. И пленки в аппарате тоже не было. Да если бы и была, когда бы я успел навести его на резкость? Узнав правду, Эмиль, с одной стороны, вздохнул свободно, а с другой — разозлился как черт. Но Арчи заметил, что злиться Эмилю следует на таких, как Рено. Разуй глаза, Эмиль! Твои враги — это парни вроде Рено, а не парни вроде меня. Эти маменькины сынки отравляют нам жизнь, они сдают нас учителям, они устанавливают правила. И потом — самое главное, решающий аргумент: а кроме того, в школе начинают поговаривать о том, как разделались с Рено, о том, что тебе понадобилась помощь других, а один бы ты не справился…

Эмиль взглянул на стоящего напротив Рено. Ему не терпелось начать бой. Показать себя перед всей школой. К черту всю эту вшивую психологию по методу Арчи — больше он не будет обзывать Рено голубым. Вместо языка он пустит в ход кулаки.

Эх, поскорей бы! Он размажет Рено по этой площадке у всех на глазах, и плевать, что там написано на билетах.

Но где-то в дальнем уголке его сознания еще пряталась крохотная неуверенность: а вдруг у Арчи все-таки есть его фотография в сортире?