Шоколадная война

Глава тридцать седьмая

Стручок прибыл на стадион в последний момент и протолкался через бурлящую толпу на самый верх трибуны. Сначала он не собирался сюда идти. Он поставил крест на этой школе с ее жестокостями и не хотел смотреть на постоянные унижения, которым подвергали Джерри. Кроме того, школа напоминала ему о его собственном предательстве и криводушии. Три дня он провел дома, в постели. Больной. Он не мог бы сказать определенно, то ли заболел по-настоящему, то ли его совесть восстала и подкосила организм. Во всяком случае, он был слаб и его мутило. Постель сделалась его личным миром, маленьким уютным уголком без людей, без Стражей, без брата Леона, — миром, где никто не продавал конфет, не разрушал классных комнат, не губил людей. Но потом кто-то из ребят позвонил и рассказал ему о поединке между Джерри и Янзой. И о том, что он будет проходить под диктовку лотерейных билетов. Стручок застонал от возмущения. Лежать в постели стало невыносимо. Целый день он метался и ворочался под одеялом, как животное в поисках сна, забвения. Он не хотел идти на поединок: у Джерри не было ни малейшего шанса на победу. Но и в постели оставаться не мог. Наконец, в полном отчаянии, он вылез оттуда и наспех оделся, не обращая внимания на протесты родителей. Проехал по городу на автобусе и прошел пешком полмили до стадиона. Теперь он съежился на скамейке, глядя вниз, на арену, и слушая, как Картер объясняет правила этого сумасшедшего боя. Бред и кошмар!

— …и тот, на чьем билете окажется записан удар, которым завершится бой — либо через нокаут, либо через признание поражения, — получит приз…

Но зрителям уже не терпелось увидеть схватку. Стручок осмотрелся вокруг. Эти ребята на скамьях — его знакомые, однокашники — вдруг превратились в чужаков. Они не отрывали от арены лихорадочных взглядов. Некоторые скандировали: «У-бей, у-бей…» Стручку захотелось заткнуть уши.

Картер вышел в центр ринга, где стоял Оби с картонной коробкой, сунул в нее руку и вытащил билет.

— Джон Тусье, — провозгласил он. — Здесь написано имя Рено. — Раздался гул разочарования, несколько насмешливых выкриков. — Он хочет, чтобы Рено нанес Янзе удар правой в челюсть.

Наступила тишина. Момент истины. Рено и Янза замерли друг против друга, на расстоянии вытянутой руки. Они стояли в традиционной позе боксеров, подняв перчатки перед собой, но это выглядело жалкой пародией на профессиональных бойцов. Потом Янза показал, что намерен соблюдать правила. Он опустил руки, готовый принять удар Джерри без сопротивления.

Джерри напряг плечи, отвел кулак. Он ждал этого мига с тех самых пор, как услышал по телефону дразнящий голос Арчи. Но теперь он медлил. Как можно хладнокровно ударить человека, пусть даже такую скотину, как Янза? Драки — это не мое, взмолился он про себя. Тогда вспомни о том, как Янза натравил на тебя своих дружков.

Зрители волновались. «Ну, давай!» — крикнул кто-то. Ему вторили и другие.

— В чем дело, голубок? — поддразнил его Янза. — Страшно ударить большого нехорошего Эмиля? Боишься поранить свою нежную ручку?

Джерри выбросил кулак в направлении подбородка Янзы, но сделал это слишком поспешно, не прицелясь как следует. В результате он почти промазал, только слегка задев противника и не причинив ему никакого вреда. Янза ухмыльнулся.

На трибунах презрительно зашикали. Раздался выкрик: «Туфта!»

Картер быстро кивнул Оби, приглашая его снова выйти с коробкой. Он чувствовал нетерпение зрителей. Они отдали свои деньги и хотят действия. Он надеялся, что на следующем билете окажется имя Янзы. Так и вышло. Некий Марти Хеллер пожелал, чтобы Янза нанес Рено правый апперкот в челюсть. Картер нараспев огласил эту инструкцию.

Джерри попрочнее расставил ноги, стараясь врасти в ринг, как дерево.

Янза изготовился к атаке. Его оскорбило, что их поединок назвали туфтой. Только потому, что Рено — жалкий дохляк. Но я-то не дохляк, я им покажу. Он решил продемонстрировать всем, что это честное соревнование. Пусть Рено не умеет драться, зато Эмиль Янза умеет.

Он ударил Джерри изо всех сил, какие смог собрать; начальный импульс пошел от самых ступней, вверх по ногам и бедрам, по всему туловищу — энергия прокатилась по его телу мощной волной, будто какая-то стихийная сила, и выплеснулась через руку, взорвавшись в кулаке.

Джерри ждал этого удара, но в нем оказалось столько свирепой злобы, что это застало его врасплох. На мгновение сама земля под ним треснула, стадион качнулся, в глазах затанцевали огни. Шею пронзила адская боль — его голова от удара Янзы резко откинулась назад. Потеряв равновесие, он попятился и чуть не упал навзничь, но каким-то чудом удержался на ногах. Подбородок у него горел, во рту появился кислый привкус. Кровь, наверное. Но он упрямо сжал губы. Потряс головой, чтобы в глазах прояснилось, и усилием воли вернулся в привычный мир.

Прежде чем он успел окончательно прийти в себя, голос Картера пропел: «Янза, правой в живот», — и Янза ударил без предупреждения, коротким резким тычком, по случайности угодив Джерри не в живот, а в грудь. Дыхание у Джерри прервалось, как при столкновении на футбольном поле, а потом восстановилось опять. Но в этом ударе уже не было такой силы, как в апперкоте. Он снова чуть сгорбился, выставив кулаки перед собой, ожидая дальнейших инструкций. До него смутно доносился гул зрителей, их возгласы, насмешливые и подбадривающие, но он сконцентрировался на Янзе, который стоял перед ним со своей обычной идиотской ухмылкой.

Очередной билет дал Джерри шанс на ответную атаку. Какой-то школьник, о котором он даже никогда не слышал, — некий Артур Робилар, — подарил ему правый кросс. Что это такое, Джерри представлял себе весьма туманно, однако сейчас ему очень хотелось ударить Янзу, отплатить ему за тот первый свирепый выпад. Он отвел назад правую руку. Во рту чувствовалась горечь. Он послал руку вперед. Его перчатка врезалась Янзе прямо в лицо, и Эмиль невольно покачнулся. Результат изумил Джерри. Он еще никогда не бил никого вот так — яростно, расчетливо, и ему понравилось это ощущение выброса всех своих сил в сторону мишени, этой освобождающей вспышки, в которую он вложил все свои разочарования, всю свою жажду мести и негодование не только против Янзы, но и против всего, что он собой олицетворял.

Брови Янзы подскочили от удивления — такого он от Джерри не ожидал. Его первой реакцией было ответить ударом на удар, но он вовремя сдержался.

И снова Картер: «Янза. Апперкот левой».

Опять эта резкая, ослепительная боль в шее после мгновенного, без подготовки, удара Янзы. Джерри устало попятился. Почему у него подгибаются колени, когда его бьют в подбородок?

Зрители на трибунах зашумели сильнее, и от их криков у Джерри пополз по спине холодок. «Давай, давай!» — вопили они.

И тут Картер совершил роковую оплошность. Он взял у Оби следующий листочек и сразу, без паузы, прочел вслух то, что было на нем написано. «Янза, прямой в пах». Как только эти слова сорвались с его губ, Картер понял, что они упустили из виду при подготовке матча. Они не предупредили зрителей о недопустимости запрещенных ударов — а в школе всегда найдется умник, готовый добыть приз хоть бы и самым подлым способом.

Услышав Картера, Янза тут же замахнулся, целя Джерри в область таза. Джерри увидел летящий на него кулак. Он поднял руки в перчатках и недоуменно глянул на Картера, чувствуя, что произошла какая-то ошибка. Кулак Янзы врезался в низ его живота, но Джерри слегка подался назад, смягчив удар.

Зрители не поняли, что случилось. Большинство из них вообще не слышало команды Картера о запрещенном ударе. Они видели только, что Джерри попытался уклониться, а это было против правил. «Убей его. Янза!» — послышался чей-то голос.

Янза тоже растерялся, но только на мгновение. Черт возьми, он следовал инструкциям, а этот Рено, паршивый трус, взял и нарушил правила! Ну и пошли они тогда, эти правила! В приступе ярости Янза принялся молотить Рено куда попало — по голове, по лицу, пару раз в живот. Картер отступил к дальнему краю арены. Оби и вовсе сбежал, поняв, что дело пахнет керосином. Где же Арчи, черт бы его подрал? Картер его не видел.

Джерри, как мог, старался выстроить оборону против кулаков Янзы, но это было невозможно. Янза был слишком силен и слишком быстр, действовал чисто на уровне инстинкта, охваченный жаждой убийства. В конце концов Джерри просто закрыл перчатками лицо и голову, терпеливо перенося сыплющиеся на него удары, но вместе с тем дожидаясь удобного момента. Толпа на трибунах бурлила — кричала, свистела, подзуживая Янзу.

Ударить Янзу еще только один раз — вот чего хотел Джерри. Съежившись под его натиском, он выжидал. Что-то было не так с его челюстью, слишком уж сильно она болела, но Джерри не обращал на это внимания. Главное — достать Янзу, повторить тот первый чудесный удар. На нем самом уже не осталось живого места, и шум толпы внезапно усилился, точно кто-то повернул регулятор гигантского магнитофона.

Эмиль начал уставать. Этот гад все не падал. Он отвел руку назад, медля, выискивая уязвимое место, чтобы нанести последний, решающий удар. И тут Джерри поймал долгожданную возможность. Борясь с болью и тошнотой, он увидел, что грудь и живот Янзы не защищены. И ударил — и снова получилось чудесно. Вся сила его решимости и жажда мщения, вложенные в удар, застали Янзу врасплох и вывели его из равновесия. Он качнулся назад, и его лицо исказила гримаса удивления и боли.

Когда Джерри увидел, как Янза шатается на слабых, подгибающихся ногах, в нем взметнулось ликование. Он обернулся к зрителям, ища — чего? Аплодисментов? Но они свистели. Освистывали его. Тряся головой, пытаясь прийти в чувство, щурясь, он разглядел в толпе Арчи — довольного, ухмыляющегося. И на Джерри накатила новая волна тошноты, вызванная осознанием того, кем он стал — таким же зверем, таким же скотом, еще одним безжалостным агрессором в безжалостном мире, вредителем, который не тревожит вселенную, а разрушает ее. Он позволил Арчи сделать это с собой.

А эти зрители, на которых он хотел произвести впечатление? Неужели он всерьез надеялся доказать им свою правоту? Какая чушь — они же хотят, чтобы он проиграл, чтобы его здесь прикончили!

Кулак Янзы врезался ему в висок, чуть не отправив в нокдаун. Другой кулак утонул у него в животе. Он инстинктивно схватился за живот и тут же получил два ошеломляющих удара в лицо — левый глаз точно расплющило, раздавило вместе со зрачком. Его тело загудело от боли.

Объятый ужасом, Стручок считал удары, которые Янза обрушивал на своего беззащитного оппонента. Пятнадцать, шестнадцать. Он вскочил на ноги. Остановите его, остановите! Но никто не слышал. Его голос потерялся в оглушительной лавине чужих воплей, голосов, требующих убийства — у-бей, у-бей… Стручок беспомощно смотрел, как Джерри наконец опустился на ринг, весь в крови, опухший, ловя воздух открытым ртом, уже не в силах даже сфокусировать взгляд. На мгновение его тело напряглось, как у раненого животного, и он рухнул, точно сброшенная с крюка туша в мясницкой лавке.

И свет погас.

Оби знал, что никогда не забудет этого лица.

За минуту до того, как потухли прожекторы, он не выдержал и отвернулся от арены. Он больше не мог смотреть, как Янза избивает этого беднягу Рено. Его всегда мутило от одного вида крови.

Направив взгляд мимо трибун, он остановил его на небольшом холме поблизости от спортивного поля. Вернее, это был огромный валун, вросший в землю и частично покрытый мхом, а также исписанный разными непристойностями, которые приходилось соскабливать почти ежедневно.

Сначала Оби безотчетно уловил там какое-то движение. И лишь потом увидел лицо брата Леона. Леон стоял на вершине холма в накинутом на плечи черном плаще. В отраженном свете прожекторов его лицо блестело, как монета. Вот сволочь, подумал Оби. Я спорить готов, что он был там все время — стоял и смотрел.

Лицо исчезло, когда наступила тьма.

Тьма была густой и внезапной.

Будто кто-то посадил на трибуны, арену, все поле гигантскую чернильную кляксу.

Будто весь мир вдруг стерли, опустошили.

Черт бы их взял, думал Арчи, медленно пробираясь от трибун к маленькой подстанции, где находились электрощитки.

Он споткнулся, упал и с трудом поднялся на ноги.

Кто-то проскользнул мимо него. С трибун доносился громкий шум, зрители кричали и ругались, протискиваясь между скамьями к проходам. Темноту разрывали маленькие вспышки — это загорались спички и зажигалки.

Кретины, подумал Арчи, какие же все кретины. Он единственный сохранил присутствие духа настолько, что догадался пойти на подстанцию — а где еще искать причину отключения электричества?

Споткнувшись о чье-то упавшее тело, Арчи свернул к домику и побрел дальше, вытянув вперед руки. Когда он добрался до двери, свет вспыхнул опять, ослепительный с непривычки. Одурело моргая, Арчи распахнул дверь и наткнулся на брата Жака. Его рука лежала на выключателе.

— Милости прошу, Арчи. Я полагаю, ты все это устроил, не так ли? — Голос учителя был холоден, но в нем сквозило откровенное презрение.