Шоколадник

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Райан просыпается в комнате, залитой серым дневным светом.

Он сжимает живот от внезапной боли, которая быстро увеличивается вдвое. Он снова зажмуривается и со стоном перекатывается на бок.

— Тебе там хорошо, маленький Райан? — спрашивает знакомый голос.

Райан оглядывает свою спальню, но дяди Креба нет на своём обычном месте у двери.

Кровать качается. Грязная рука тянется снизу и хватается за конец матраса Райана. Появляется другая рука, и Райан жмурится от знакомого аромата. Перед ним поднимается пучок примятых колючих волос, затем широкий лоб, покрытый прожилками и размазанными отпечатками пальцев, а затем пара закатывающихся голубых глаз.

У Райана так сильно болит живот, что он почти кричит.

Дядя Креб, всё ещё скрывая нижнюю половину лица, говорит:

— Похоже, у тебя проблемы, маленький человечек. Может быть, тот шоколад, который ты добавил к своему ужину, был для тебя слишком вкусным, а?

— Почему ты заставил меня это сделать? — спрашивает Райан.

Дядя Креб начинает поднимать лицо из-под кровати, пока Райан не видит его острый нос, сжатые губы и щёки с коричневыми прожилками. У него странная улыбка, как будто он голоден.

— Некоторые семьи живут на любви, маленький Райан. Другие живут на лжи. Наша семья существует и на том, и на другом — плюс шоколад. Единственная причина, по которой я сейчас здесь с тобой, — это то, что ты делал, чтобы помочь мне стать сильнее, чтобы я мог помочь вам всем вернуться домой. Я так долго ждал в темноте и не хочу возвращаться один. Я хочу свою семью — ты это понимаешь, не так ли?

Райан вроде понимает, но пятилетнему ребёнку сложно представить что-либо, кроме своей семьи. Он знает о горстке других людей, но по бóльшей части жизнь Райана — это его мама и папа, Хейли, бабушка и дедушка, а теперь и дядя Креб.

Его живот снова сжимается.

— Что я могу сделать, чтобы это остановить?

Дядя Креб усмехается.

— У меня есть лекарство.

Одна из его рук скользит по матрасу к мальчику, оставляя грязный след. Она приближается к лицу Райана, как будто собирается погладить его, карабкается по его щеке и останавливается на его глазах.

Спальня становится чёрной.

— Ты мне доверяешь, не так ли? — говорит дядя Креб.

Что-то в странном запахе дяди успокаивает его. Вместо того, чтобы заставить Райана заткнуть рот или отстраниться, боль в животе смягчается от запаха.

— Да, — говорит он.

Дядя Креб не убирает руку с глаз Райана, но он чувствует, как вес дяди перемещается по кровати, как когда его мама наклоняется и щекочет его. Райан слышит шелест ткани, скользящей по коже, и его нос наполняется гипнотизирующей остротой.

— Всё в порядке, маленький Райан, — говорит дядя Креб. Он звучит так, будто отвернулся. — Не нужно бороться. Это тебя сразу вылечит.

Райан чувствует тепло, исходящее от его дяди, но не понимает, что происходит.

Что-то мясистое касается подбородка Райана.

— Ой, прости за это. Просто пытаюсь правильно прицелиться.

Звуки брызг наполняют уши Райана, и поток тёплого смердящего воздуха обволакивает его лицо.

— Широко раскрой рот, человечек, — говорит дядя Креб. — А вот и шоколадный поезд.

Райан паникует, изо всех сил пытаясь отвернуть лицо, несмотря на странную привлекательность богатой вони его дяди.

— Не будь таким — ты же хочешь, чтобы боли в твоём животе прекратились, не так ли?

Райан чувствует, как зажимает нос и открывает рот, чтобы не задохнуться. Что-то объёмное ударяет его по языку. Его желудок сводит, но когда аромат танцует вокруг его рта — грязный, грубый, мощный — боль в животе превращается в щекотку, такое же приятное ощущение, которое он испытывает, когда папа толкает его на качелях. Он впивается в колбасную гадость, волнение бушует в его голове.

Это лучше конфет! Лучше пиццы! Это заставляет его хотеть пробовать всевозможные новые и невероятные вещи.

Он сглатывает и высовывает язык ещё, но рука его дяди исчезает вместе с давлением на кровать. Он открывает глаза. Отрыгивает. Его горло наполняется чем-то нехорошим.

Он не может дышать, поэтому резко выпрямляется в постели, кашляя. Что-то тёмное слетает с его губ, как пуля, а затем по подбородку катятся более мелкие крупицы. Он снова может дышать, но чтобы убедиться, что все застрявшие частицы исчезли, он царапает ногтями язык. Его пальцы выглядят так, словно он обмакнул их в шоколадную пасту.

На покрывале между его ног лежит грязный самородок. Кажется, будто он светится, но этого не может быть.

Райан отшатывается, чувствуя запах того, что выпустил изо рта. Он такого же размера, как и его любимая мышка Ниппи, до того, как она заснула и не проснулась. Часть его хочет схватить грязный самородок и проскользнуть обратно в рот, и один за другим обсосать его грязные пальцы, но теперь, когда дяди Креба нет здесь, он задаётся вопросом, что сказали бы его мама или папа, если бы он это сделал?

Он прижимается спиной к изголовью и кричит:

— Ма-а-ам!

Несколько мгновений спустя его мама толкает дверь, одетая в длинную чёрную футболку до колен. Она похожа на привидение из одной из жутких видеоигр, в которую играет Райан: влажные волосы прилипли к её лицу, большие пристальные глаза и кожа, похоже, покрытая мукой.

— Что случилось, дорогой? — спрашивает она тише обычного.

— Меня вырвало. Я плохо себя чувствую.

— О, Райан, — говорит его мама. — Я думаю, что мясное рагу, которое мы ели вчера вечером, было плохим. Я тоже нехорошо себя чувствую.

Райан указывает на вещь на своей кровати.

— Всё в порядке, дорогой, — говорит она, шаркая к нему и держась за живот. — Мы очистим это и… ох, — она видит, что он извергнул. — Я думала, ты сказал, что… — её голос затихает, дыхание прерывистое. — Неважно, мы всё очистим и принесём тебе новое покрывало.

— У меня забавный привкус во рту, — говорит Райан.

Его мама качается, как будто она может упасть.

— Ладно, пойдём со мной, и мы тебя вымоем.

Райан ставит одну ногу на пол, и в животе у него булькает.

Комнату наполняют два отдельных, одинаково отвратительных звука.

Когда мать и сын смущённо смотрят друг на друга из-за несчастного случая с близнецами, Райан чувствует боль в затылке, как будто там что-то растёт. Он встаёт с кровати и следует за своей мамой из комнаты.

Он оглядывается на комок, которым его вырвало, и задаётся вопросом, как получить ещё?