Шри Ауробиндо, или Путешествие Сознания

Глава 4. Безмолвие разума

Первым этапом в йоге Шри Ауробиндо и главной задачей, решение которой послужит ключом ко многим постижениям, является установление безмолвия в разуме. Могут спросить: зачем нужно это безмолвие ума? Очевидно, если мы хотим открыть новую страну внутри себя, то для начала нам необходимо покинуть старую, и все зависит от решимости, с которой мы делаем этот первый шаг. Иногда это похоже на вспышку. Что-то кричит в нас: «Довольно этой болтовни!», и мы сразу оказываемся на пути и идем не оборачиваясь назад. Другие говорят «да», затем «нет» — они колеблются до бесконечности между двумя мирами. Еще раз подчеркнем, что мы не стремимся оторвать от себя то, что у нас уже есть и что досталось нам тяжелым трудом, во имя Мудрости — Мира — Просветленности, и постараемся избегать слов высоких и пустых; мы стремимся не к святости, а к юности — вечной юности вечно растущего существа, мы стремимся не к ущемленному бытию, но к существованию более совершенному и прежде всего более широкому: Не приходило ли вам когда-нибудь в голову, что если бы они действительно стремились к чему-то холодному, темному и мрачному, то они были бы не мудрецами, а ослами?[33] — как-то шутя заметил Шри Ауробиндо.

Действительно, когда останавливается машина ума, человек делает разного рода открытия и, прежде всего, он понимает, что если способность думать — это замечательный дар, то способность не думать[34] — дар гораздо более великий. Пусть ищущий попытается не думать хотя бы в течение нескольких минут — он быстро увидит, с чем имеет дело! Он поймет, что живет в невидимом хаосе, в изматывающем непрестанном вихре, заполненном исключительно его мыслями, его ощущениями, побуждениями и реакциями — «я», всегда «я» — гном-переросток, который во все вмешивается, все затемняет, видит и слышит только себя, знает только себя (если вообще знает!), гном, чьи неизменные темы создают иллюзию новизны лишь благодаря тому, что они постоянно сменяют друг друга. В определенном смысле мы есть ни что иное, как сложный сгусток ментальных, нервных и физических привычек, удерживаемых вместе несколькими управляющими идеями, желаниями и ассоциациями — амальгама из многих самоповторяющихся сил и нескольких основных вибраций.[35] К восемнадцати годам мы как будто сформировались, сформировались наши главные вибрации. А затем вокруг этой первичной структуры все более плотными слоями, слоями все более изысканными и утонченными непрестанно наращивается одно и то же — то, что имеет тысячу лиц и что мы называем культурой или нашим «я». В действительности мы заключены в какую-то конструкцию — она может быть совершенно непроницаемой, без малейшего отверстия, или изящной, как минарет, но так или иначе мы замурованы — в гранитной ли оболочке или в стеклянной статуе. Мы без конца повторяем самих себя, жужжим всегда одно и то же. Первая задача йоги — это научиться свободно дышать. И разрушить, конечно, эту ментальную завесу, которая пропускает лишь один вид вибраций, раскрыть, наконец, многоцветную бесконечность вибраций, увидеть мир и людей такими, каковы они есть в действительности, и найти внутри себя другое «я», которое невозможно оценить на ментальном уровне.

Когда мы сидим с закрытыми глазами с тем, чтобы установить молчание ума, вначале мы оказываемся затопленными потоком мыслей. Они появляются отовсюду, подобно испуганным или даже агрессивным крысам. Есть только один путь как их утихомирить: пытаться выполнять это вновь и вновь, терпеливо и настойчиво, а главное — не делать ошибки: не бороться с умом ментально — необходимо сконцентрироваться на другом. У всех у нас над умом или глубоко внутри есть стремление — то самое, что привело нас на путь, некий пароль, который имеет для нас особое значение. Если мы придерживаемся этого стремления, то работать становится легче, из отрицательной работа превращается в положительную, и чем больше мы повторяем наш пароль, тем более действенным он становится. Можно также использовать образ, например, безбрежный океан, гладкую поверхность без зыби, на которой мы лежим, по которой мы плывем, становясь этой спокойной беспредельностью. Так мы учимся не только успокоению ума, но и расширению сознания. На самом деле, каждый должен найти свой путь, и чем меньше напряжения вкладывается в эти поиски, тем быстрее придет успех: Можно начать тот или иной процесс ради цели, которая обычно требует длительной работы, и пережить при этом, даже вначале, быстрое вмешательство или явление Безмолвия с результатами, которые не соизмеримы с теми средствами, которые были использованы вначале. Начинают практиковать некий метод, но работу принимает на себя Милость свыше — от Того, к чему стремятся, — или же, это другой случай, она свершается внезапным вторжением бесконечности Духа. Именно таким путем я сам пришел к абсолютному безмолвию ума, о котором я не мог иметь представления прежде, чем получил реальное переживание.[36] Действительно, это чрезвычайно важный момент. Ведь можно подумать, что все эти красивые и интересные йогические переживания находятся далеко за пределами обычных человеческих возможностей; куда уж таким, как мы, достичь этого. Наша ошибка заключается в том, что по нашему нынешнему «я» мы судим о возможностях другого «я». При этом в ходе йоги автоматически, вследствие одного лишь факта, что человек встал на путь, пробуждается целый ряд скрытых способностей и невидимых сил, которые во всех отношениях превосходят возможности нашего внешнего существа и могут делать за нас то, чего при обычных условиях мы делать не можем: Нужно расчистить проход между внешним разумом и чем-то во внутреннем существе… ибо они (йогическое сознание и его силы) уже находятся внутри вас,[37] и лучший способ «очищения» этого прохода — заставить замолчать ум. Мы не знаем, кто мы такие, и еще меньше знаем о том, на что мы способны.

Но упражнения в медитации не являются подлинным решением проблемы (хотя вначале они могут быть необходимы для того, чтобы сообщить нам начальный импульс), потому что даже если мы достигаем относительного безмолвия ума, мы теряем его сразу же за порогом нашего убежища, попадая в привычную суету, подвергаясь привычным разделениям внутреннего и внешнего, жизни внутренней и жизни мирской. Нам нужна жизнь во всей ее полноте, мы хотим жить в истине нашего существа каждый день, каждую минуту, а не только по праздникам или в уединении. И достичь этого блаженными медитациями в идиллической обстановке просто невозможно. В нашем духовном уединении мы можем закостенеть и обнаружить позднее, что нам трудно во всей полноте [triumphantly] излить себя вовне и применить к жизни наши достижения, относящиеся к высшей Природе. Когда мы обратимся к внешнему, чтобы к нашим внутренним завоеваниям присоединить и это царство, то обнаружим, что мы слишком привыкли к чисто субъективной деятельности, которая на материальном плане неэффективна. Преобразовать внешнюю жизнь и тело будет чрезвычайно трудно. Или же мы обнаружим, что наши действия не соответствуют внутреннему свету; они продолжают следовать привычными ложными путями и подчиняться старым несовершенным влияниям. Истина внутри нас по-прежнему отделена болезненным разрывом от невежественного механизма нашей внешней природы… Все происходит так, как если бы мы жили в другом мире, мире более широком и более тонком, но не имели бы никакого не только божественного воздействия, но и никакого иного, даже самого малого, влияния на материальное и земное существование.[38] Поэтому единственное решение — практиковать успокоение ума там, где это кажется труднее всего: на улице, в метро, за работой — везде. Вместо того, чтобы проходить четыре раза в день по бульвару Сен-Мишель, вечно спеша, как будто за нами кто-то гонится, мы можем идти, сознавая все внутри и вовне, как и подобает ищущему. Вместо того, чтобы жить от случая к случаю, рассеянными во множестве мыслей, которые не только не приносят никакого удовольствия, но и выматывают, как испорченная пластинка, мы можем собрать разбегающиеся нити нашего сознания и работать — работать над собой — каждую минуту. И тогда жизнь становится удивительно увлекательной, потому что малейшее обстоятельство становится возможностью для победы — мы сосредоточены, мы куда-то идем вместо того, чтобы идти в никуда.

Ибо йога — это не способ действия, но способ существования.

Итак, мы заняты поисками иной страны. Но нам следует знать о том, что между той страной, которую мы покидаем, которой мы еще не достигли, лежит ничья земля [no-man's-land], в которой все находится в крайнем смятении. Это период испытания, продолжительность которого зависит от нашей собственной решимости. Но, как известно, история духовного восхождения человека с незапамятных времен — от восточных, египетских или орфических инициаций и до поисков чаши Грааля — всегда сопровождалась испытаниями. Может быть, эти испытания и поражали воображение своей необычностью и таинственностью, но, в конце концов, что особенного в том, чтобы заключить себя в саркофаг под звуки флейт или отметить у погребального костра собственные похороны? Сегодня ритуалы с саркофагами стали публичными, а жизнь некоторых людей подобна похоронам. ПОэтому имеет смысл совершить определенные усилия для того, чтобы выбраться из всего этого. А, кроме того, если вглядеться попристальнее в окружающее, то терять-то нам почти нечего.

Основная трудность переходного периода — это внутренняя пустота. После того, как мы долго жили в ментальном возбуждении, мы вдруг начинаем чувствовать себя так, как чувствует себя выздоравливающий после серьезной болезни — немного растерянными, со странным шумом в голове; мир кажется нам ужасно шумным и утомительным. Мы становимся чрезвычайно чувствительными — создается такое впечатление, будто мы ударяемся обо все на свете — о серых и агрессивных людей, о тяжелые предметы, об отвратительные события — весь мир представляется нам сплошным абсурдом. Это верный признак начала погружения вовнутрь. Однако, если мы пытаемся с помощью медитации сознательно нисходить внутрь себя, то находим там все ту же пустоту — что-то вроде темного колодца или аморфного безразличия; если мы настойчиво продолжаем наше нисхождение, то можем даже погрузиться в сон — на две секунды, десять секунд, две минуты, иногда больше; на самом деле, это не обычный сон — мы лишь переходим в другое сознание, но пока еще нет связи между ним и нашим обычным сознанием и кажется, что мы выходим из него не более просвещенными, чем вошли. Такое состояние, характерное для переходного периода, может привести к своего рода нигилизму довольно нелепому: нет ничего вовне, но и внутри — тоже ничего. И по ту, и по эту сторону — ничто. И именно здесь мы должны быть очень осторожны, чтобы после того, как мы разрушили наши внешние ментальные построения, не стать пленниками иной конструкции, обладающей ложной глубиной и несущей в себе абсурдность, иллюзорность, скептицизм, даже какую-то мятежность. Мы должны идти дальше. Раз мы взялись за йогу, нам нужно идти до конца — неважно, до какого именно, — ибо если мы потеряем нить, то можем уже никогда не найти ее. И это, действительно, испытание. Просто ищущий должен понять, что он рождается к другой жизни, и его новые глаза, новые органы чувств еще не сформировались; он подобен новорожденному, только что явившемуся на свет. На самом деле, это не умаление сознания, но переход к другому сознанию: Чашу нужно вычистить и опустошить для того, чтобы божественный напиток мог наполнить ее.[39] Единственным средством, к которому мы можем обратиться в данных обстоятельствах — это держаться нашего стремления, позволить ему расти и расти именно потому, что мы ощущаем ужасную недостаточность всего вокруг — расти подобно огню, в который мы кидаем все наши старые одежды, нашу старую жизнь, наши старые идеи, наши чувства; просто мы должны иметь непоколебимую веру в то, что за этим переходом откроется дверь. И вера наша не безрассудна, это не глупость доверчивости, но предчувствие [pre-connaissance] — что-то, что знает раньше, чем мы, видит раньше нас и посылает свое видение и знание на поверхность как стремление, искание, необъяснимую веру. Вера, — говорит Шри Ауробиндо, — это интуиция, которая не только ожидает опыта, подтверждающего ее, но и ведет к опыту.[40]

Мало-помалу пустота заполняется. У нас появляется целый ряд наблюдений и переживаний значительной важности, но их невозможно представить в виде логической последовательности, потому что с того момента, как мы покидаем старый мир, мы обнаруживаем, что все возможно и прежде всего что не бывает двух одинаковых случаев — нам открывается ложь всех духовных догматов. Здесь мы можем дать лишь несколько основных направлений опыта.

Прежде всего, когда в уме довольно прочно установилось если и не абсолютное безмолвие, то во всяком случае покой, когда наше стремление, наша потребность выросли и стали постоянными, когда они стали подобны не закрытой ране внутри нас — чувству внутренней пустоты, которую ничто не может заполнить, — мы наблюдаем феномен, имеющий огромные последствия для всей нашей последующей йоги. Вокруг головы, и особенно в затылке, мы ощущаем какое-то необычное давление. Вначале нам может показаться, что это — головная боль; мы не можем долго выносить ее и пытаемся от нее избавиться, отвлекаясь на что-нибудь или «пытаясь думать о чем-то другом». Постепенно это давление обретает более конкретную форму, и мы действительно начинаем чувствовать нисходящий ток силы, который не похож на бьющий электрический ток, но, скорее, подобен текучей массе. И тогда мы понимаем, что «давление» или ложная головная боль вначале были вызваны ничем иным, как нашим сопротивлением нисхождению этой Силы, и единственное, что нам нужно делать, — это не препятствовать этому потоку, задерживая его в голове, а позволить ему низойти во все слои нашего существа — с головы до пят. Вначале это нерегулярный, спазматический ток, и необходимо небольшое сознательное усилие для того, чтобы вновь связаться с ним, когда он исчезает. Потом он становится непрерывным, естественным и возникает спонтанно, автоматически, принося приятное ощущение свежей энергии — это подобно новому дыханию, дыханию более полному, чем дыхание легкими. Этот поток окружает, омывает, озаряет нас и придает нам устойчивость. Физическое ощущение почти такое же, как при быстрой ходьбе на ветру. Мы не осознаем по-настоящему его истинной силы (он входит в нас постепенно, маленькими дозами) до тех пор, пока по той или иной причине — отвлечение внимания, ошибка или неумеренность в чем-либо — мы не оказываемся отрезанными от этого потока. Тогда мы вдруг чувствуем себя опустошенными, съежившимися, как будто нам не хватает кислорода; возникает очень неприятное ощущение, как будто мы физически сократились в размерах, как высохшее, лишенное запаха и цвета яблоко, из которого выжали сок. И мы искренне недоумеваем, как мы могли жить без этого прежде. Это первый признак преображения наших энергий. Вместо того, чтобы обращаться к привычному источнику, который находится вокруг нас во всеобщей жизни, мы черпаем свыше. Эта энергия — гораздо более ясная, постоянная, без перерывов и, главное, — гораздо более динамичная. В нашей повседневной жизни, в гуще нашей работы и тысяч иных забот ток силы бывает довольно слаб поначалу, но стоит нам на минуту остановиться и сосредоточиться, как он превращается в мощный напор. Все приходит в полный покой. Этот ток наполняет нас. Само ощущение «тока» исчезает, как если бы все тело с головы до ног было заряжено огромной энергией — плотной и прозрачной одновременно (цельная прохладная глыба покоя,[41] — говорит Шри Ауробиндо). И если наше внутреннее видение уже начало открываться, то мы обнаруживаем, что все стало голубым. Нас как будто проницает аквамариновый свет, мы чувствуем себя безбрежными, как океан. Штиль без ряби. И эта неописуемая свежесть. Ощущение поистине такое, как будто купаешься в Источнике. Эта «нисходящая сила» на самом деле есть не что иное, как Сила Духа — Шакти. Духовная сила — это не просто слово. В конечном итоге нам уже не нужно будет закрывать глаза и уходить в себя, чтобы почувствовать ее; мы будем ощущать ее присутствие во всякое мгновение нашей жизни, независимо от того, чем мы заняты — едим ли, читаем или разговариваем; мы станем свидетелями того, как эта сила будет приобретать все бОльшую интенсивность по мере того, как наше существо будет привыкать к ней. На самом деле речь идет об огромном количестве энергии, а мы получаем лишь малую долю ее, ограниченную нашей «емкостью» и восприимчивостью.

Когда ученики говорят о переживании этой нисходящей Силы, они называют ее «Силой Шри Ауробиндо и Матери». При этом они не имеют в виду, что эта Шакти есть личная собственность Шри Ауробиндо и Матери — таким образом они просто выражают тот факт, что у этой силы нет эквивалента ни в одной из известных йог. И здесь мы подходим к фундаментальному отличию йоги Шри Ауробиндо (пурна-йога) от других йог. Ведь отличительной чертой традиционных йогических систем является то, что после определенного периода занятий практикующие начинаю ощущать восходящую (а не нисходящую, как в йоге Шри Ауробиндо) силу (называемую в Индии кундалини), которая пробуждается — довольно грубо — у основания позвоночного столба и затем восходит от уровня к уровню до тех пор, пока не достигает макушки головы, где она «распускается» в некую светящуюся, излучающую пульсацию, что сопровождается ощущением необъятности (и часто — потерей сознания, называемой экстазом), как если бы человек выходил в вечное Потустороннее. Все йогические методы, которые можно назвать термогенетическими (асаны хатха-йоги, все виды концентрации раджа-йоги, дыхательные упражнения или пранаяма и т. д.), направлены на пробуждение этой восходящей силы. Они могут быть опасны и создать глубокие нарушения — здесь необходимы присутствие и защита просветленного Учителя. Мы еще вернемся к этой теме. Это различие в направлении тока — восходящее — нисходящее — объясняется различием целей этих йог, которое невозможно переоценить. Традиционные йоги и, как мы полагаем, религиозные учения Запада стремятся, по сути дела, к освобождению сознания: все существо, охваченное стремлением ввысь, устремляется туда; ищущий пытается пробиться за пределы видимого и выйти вверх, в Покой или экстаз. Отсюда как следствие — пробуждение восходящей Силы. Но целью Шри Ауробиндо, как мы видели, является не только восхождение, но и нисхождение, не только найти вечный Покой, но и преобразовать Жизнь и Материю, начав с той маленькой частички жизни и материи, которую представляем собою мы. Отсюда, как следствие — пробуждение или, скорее, «отклик» нисходящей Силы. Переживание нисходящего тока — это переживание преобразующей Силы. Именно эта сила будет делать за нас йогу — делать автоматически (если мы позволим), именно она обновит нашу, быстро истощающуюся энергию и неуклюжие усилия, именно эта сила начнет действовать там, где кончаются другие йоги, озаряя сначала вершину нашего существа, а затем нисходя от уровня к уровню — мягко, спокойно и неотразимо (она никогда не действует грубо, жестко; сила удивительным образом отмерена, как будто ею руководит непосредственно Мудрость Духа), и именно эта сила сделает универсальным [всеобщим] все наше существо вплоть до самых низших слоев. Таково основное переживание интегральной йоги. Когда устанавливается Покой, эта высшая, или Божественная Сила свыше, сможет низойти и работать в нас. Обычно она нисходит сначала в голову и освобождает внутренние центры разума, затем — в сердечный центр… затем — в область пупа и другие витальные центры… затем — в крестцовую область и ниже… Она работает одновременно и ради совершенства, и для освобождения; она берет часть за частью всю нашу природу и работает с ней, отвергая то, что должно быть отринуто, возвышая то, что должно быть возвышено, создавая то, что должно быть создано. Она все объединяет [integrates], приводит в гармонию, устанавливает новый ритм в природе.[42]

Молчание разума приносит еще одно изменение, которое имеет огромную важность, но которое трудно заметить, потому что оно растягивается иногда на несколько лет и признаки его вначале незаметны. Его можно назвать выходом в новый способ познания и, следовательно, в новый способ жизнедействия.

Мы можем допустить, что безмолвие разума можно сохранять в толпе, во время прогулки, во время еды, одевания или когда мы отдыхаем, но как это сделать за работой, на службе, например, или когда мы беседуем с друзьями? Нам необходимо думать, вспоминать, подыскивать мысли — вызывать ментальные процессы всех видов. Однако опыт показывает, что это вовсе не является необходимым — это лишь результат длительной привычки: мы привыкли зависеть от ума, обращаясь к нему за знанием и обоснованием действия, но это не больше, чем привычка, которую можно изменить. Йога в основном это не столько способ научиться, сколько способ отучиться от массы неизбежных на первый взгляд привычек, которые мы унаследовали от нашей животной эволюции.

Когда ищущий предпринимает усилия для того, чтобы успокоить свой разум, например, во время работы, он проходит через несколько стадий. Вначале ему с трудом удается время от времени вспоминать о своем стремлении и прекращать на несколько минут работу, чтобы вновь настроиться на нужную волну; затем все снова поглощается повседневной рутиной. Но по мере того, как ищущий развивает привычку совершать усилие везде, где бы он ни находился — на улице, дома, где угодно — интенсивность этого усилия постепенно растет и уже само усилие может неожиданно притягивать внимание ищущего в любой его деятельности — он вспоминает все чаще и чаще. Затем постепенно меняется природа этого воспоминания — вместо волевого вмешательства, которое необходимо для того, чтобы опять и опять настраиваться на истинный ритм, ищущий чувствует внутри себя нечто живое, похожее на маленькую приглушенную вибрацию где-то внутри своего существа. Стоит ему ненадолго погрузиться в себя, как он вновь обретает вибрацию молчания — в любое время, в течение секунды. И он открывает, что она — там, всегда там — синеватая глубина где-то внутри его существа; в любое время он может обновить свои силы и расслабиться прямо в суете, в самой гуще своих забот — в самом себе несет он нерушимое пристанище покоя.

Вскоре эта вибрация становится все более ощутимой и продолжительной и ищущий чувствует некое разделение в своем существе: безмолвную, вибрирующую глубину где-то внутри и довольно тонкую поверхность, где разворачиваются его деятельность, мысли, жесты и слова. Он открывает в себе Свидетеля. Теперь он будет все меньше и меньше позволять захватывать себя этой внешней игре, которая непрестанно пытается поглотить нас живьем, как осьминог. Открытие это такое же древнее, как Риг Веда: «Две прекраснокрылые птицы, друзья и товарищи, сидят на одном дереве и одна ест сладкий плод, а другая глядит на нее и не ест» (I.164.20). На этой стадии становится легче заменить — применяя для начала сознательное усилие — старую поверхностную привычку ментального размышления, воспоминания, планирования и расчетов привычкой обращаться в безмолвии к этой вибрирующей глубине. На практике этот перехода длится долго и сопровождается задержками, спадами и продвижениями (на самом деле, они ощущаются не как неудачи и продвижения, но, скорее, как нечто то появляющееся, то вновь покрывающееся завесой), а также противодействием старого механизма, который постоянно стремится вмешаться и вернуть себе утраченные права, пытаясь убедить нас, что мы не можем без него обойтись; наша лень может оказать ему поддержку, когда мы находим более удобным для себя «действовать как обычно». Но, с другой стороны, работе освобождения оказывают мощную помощь, во-первых, переживание нисходящей Силы, которая автоматически и неустанно приводит наше жилище в порядок и оказывает успокоительное давление на мятежный механизм — она как бы схватывает и замораживает на месте каждую волну мысли, а, во-вторых, накопление тысяч все более ощутимых маленьких опытов, переживаний, которые дают нам понять, что мы можем прекрасно обходиться без ума, что на самом деле без него нам гораздо лучше.

Действительно, постепенно мы открываем, что нет никакой необходимости в том, чтобы думать. Точность и безошибочность всей нашей работы, которую выполняет это нечто, что находится за нами или выше нас, возрастают по мере того, как мы привыкаем обращаться к нему. Нет никакой необходимости запоминать, потому что точная информация приходит к нам в нужную минуту; нет никакой необходимости планировать действия, потому что скрытый источник приводит все в действие помимо нашей воли или нашей мысли об этом, побуждая нас делать то, что необходимо, с мудростью и предвидением, на которые наш недальновидный ум абсолютно неспособен. Мы видим также, что чем больше мы доверяем и подчиняемся этим неожиданным указаниям, этим мгновенным советам, тем более частыми, ясными, властными и естественными они становятся, напоминая иногда интуитивный процесс, но с той существенной разницей, что наша интуиция почти всегда затуманивается и искажается разумом, который на самом деле находит удовольствие в том, чтобы подражать ей и заставлять нас принимать свои капризы за откровения, тогда как здесь передача осуществляется ясно, безмолвно и точно — просто потому, что ум в покое. Мы все имели опыт «чудесного» разрешения проблем во сне — т. е. именно тогда, когда останавливается машина мысли. Несомненно, прежде, чем установится новый процесс, будут и заблуждения, и ошибки; ищущий должен быть готов к тому, что он совершит множество ошибок ради того, чтобы научиться. Он увидит, что на самом деле ошибки всегда являются результатом вторжения ментального процесса: каждый раз, когда вмешивается ум, он затемняет все, разделяет и задерживает. В конце концов, после многих испытаний и поражений, мы поймем раз и навсегда и увидим своими глазами, что ум — это не орудие познания, а лишь организатор знания, — как заметила Мать, и что знание приходит из другого источника.[43] Когда ум спокоен, все — слова, речь, действие — приходят автоматически, с поразительной точностью и скоростью. Поистине это иной, более светлый способ существования. Ибо нет ничего доступного уму, чего нельзя было бы сделать лучше при полной неподвижности ума и в безмолвии, свободном от мысли.[44]

До сих пор мы говорили о прогрессе ищущего в терминах «внутреннего», но прогресс этот проявляет себя и внешне. На самом деле стена, разделяющая внутреннее и внешнее, становится все более тонкой; это разделение все больше и больше становится похожим на искусственное соглашение, установленное по-юношески незрелым умом, поглощенным исключительно лишь самим собой, видящим только себя. Ищущий чувствует, как эта стена постепенно утоньшается; он испытывает определенное изменение в конституции своего существа, как будто он становится более светлым, более прозрачным, как бы более пористым. Поначалу это изменение дает о себе знать неприятными симптомами, ибо ищущий, в отличие обыкновенного человека, которого защищает его толстая кожа, уже не имеет этой защиты — он получает мысли людей, их желания и страсти в их истинной форме, во всей наготе, такими, как они есть — в виде атак. И здесь мы должны подчеркнуть, что не только «дурные мысли» или «злая воля» несут в себе насилие; нет ничего более агрессивного, чем добрые намерения, высокие чувства, альтруизм — в любом случае это эго, выпячивающее себя под видом нежности или насилия. Мы цивилизованы только на поверхности. Под нею в нас продолжает жить каннибал. Поэтому абсолютно необходимо, чтобы ищущий мог чувствовать и использовать эту Силу, о которой мы говорили — с Нею он может отправляться куда угодно. И в самом деле, космическая мудрость не допустит, чтобы такая прозрачность пришла без соответствующей защиты. Затем, вооруженный «своей» Силой, с успокоенным умом, ищущий постепенно обнаруживает, что он открыт всем внешним влияниям, ударам, которые он получает отовсюду, что расстояния — это не преграда: никто не далек, никто не ушел, все находится вместе и происходит одновременно; он может отчетливо воспринять мысль друга, находящегося от него за десять тысяч миль, или чей-то гнев, или страдание брата. Стоит только ищущему настроиться в безмолвии на какое-то конкретное место или на человека, как он получает более или менее точное восприятие ситуации, причем это «более или менее» зависит от его способности сохранять состояние безмолвия. Ибо и здесь ум все путает и искажает, потому что он полон желаний, страхов, предубеждений и все, что он воспринимает, немедленно искажается тем или иным желанием, страхом или предрассудком (существуют и другие причины путаницы и искажения, которые мы обсудим ниже). Поэтому безмолвный ум, как представляется, приводит к расширению сознания, которое становится способным обратиться по желанию к любой точке всеобщей реальности, чтобы получить оттуда то знание, которое ему необходимо.

В этой безмолвной прозрачности мы вскоре приходим еще к одному открытию, которое имеет исключительно важное значение для практики. Мы обнаруживаем, что не только чужие мысли приходят к нам извне, но и наши собственные мысли приходят извне. Когда мы становимся достаточно прозрачными, мы можем чувствовать в неподвижном молчании ума маленькие вращающиеся завихрения, которые касаются нашей атмосферы подобно маленьким, слабо различимым вибрациям, притягивающим наше внимание. Когда мы приближаемся к ним, чтобы «увидеть, что это такое», т. е. если мы позволяем одному из этих завихрений войти в нас, то внезапно обнаруживаем, что наши мысли чем-то заняты: то, что мы чувствовали на периферии нашего существа, есть мысль в своей чистой форме или, скорее, ментальная вибрация, существовавшая перед тем, как незаметно войти в нас и появиться затем на поверхности нашего существа, приняв личную форму и давая нам право торжественно заявить: «Это — моя мысль». Именно так тот, кто умеет хорошо читать мысли, может узнать, что происходит даже в том человеке, чьего языка он не знает — ибо он улавливает не мысли, а вибрации, которым затем приписывает соответствующую ментальную форму в себе самом. Но на самом деле нам не следует особо удивляться, потому что если бы мы были способны создать своими силами хотя бы одну простую вещь, пусть даже крошечную мысль, то мы были бы создателями мира! Где то «я» в вас, которая может создать все это? — спрашивала Мать. Но обыкновенный человек не способен воспринять этот процесс — во-первых, потому, что он живет в постоянной суете, а, во-вторых, потому, что процесс присвоения вибраций срабатывает почти мгновенно и автоматически. Благодаря своему воспитанию и окружению человек привыкает выбирать из всеобщего Разума довольно узкий диапазон вибраций, которые близки ему. Весь остаток своей жизни он будет принимать все ту же длину волны, воспроизводить все ту же вибрационную тональность, произнося более или менее высокопарные слова, лишь облачая их, может быть, в новые формулировки. Снова и снова будет бродить он, совершая круги в своей клетке. Все, что мы воспринимаем как прогресс — это более или менее обширный словарный запас, изящество и блеск наших выражений. Но этот прогресс — лишь иллюзия. Да, мы меняем свои идеи, но смена идей — это не продвижение вперед. Это вовсе не означает возвыситься до более высокой или интенсивной вибрационной тональности; это просто новый пируэт все в той же среде. Именно поэтому Шри Ауробиндо говорил об изменении сознания.

Когда ищущий увидел, что мысли приходят к нему извне и после того, как он сотни раз повторил этот опыт, он обладает ключом к подлинному господству над умом. Потому что избавиться от мысли после того, как она вошла и закрепилась в нас, действительно, сложно, но отринуть ту же мысль, когда мы видим, как она приходит к нам извне, не составляет труда. Как только мы овладеваем безмолвием, мы становимся хозяевами ментального мира, потому что вместо того, чтобы быть вечно прикованными к одной и той же длине волны, мы теперь можем свободно двигаться по всему диапазону волн, принимая или отвергая их — как нам угодно. Но давайте послушаем, как Шри Ауробиндо сам описывает этот опыт, который он впервые пережил вместе с другим йогином, Бхаскаром Леле, проведшим с ним три дня: Все ментально развитые люди, достигшие уровня выше среднего, должны так или иначе или хотя бы время от времени или же для определенных целей разделять ум на две части — на активную часть, которая является фабрикой мыслей, и на спокойную, господствующую часть, которая есть одновременно Свидетель и Воля и которая наблюдает эти мысли, рассматривает их, отвергает, исключает, принимает, вносит поправки и изменения — Хозяин в Доме Разума, способный к самоуправлению, самраджа. Йогин идет еще дальше — он не только становится там хозяином, но даже оставаясь так или иначе связанным с разумом, он как бы выходит из него и находится над ним или совсем вне него и свободен. Образ фабрики мыслей для него уже не совсем приемлем, ибо он видит, что мысли приходят извне, из всеобщего Разума, или всеобщей Природы — иногда оформленные, четкие, а иногда бесформенные — и тогда они обретают форму где-то в нас. Принципиальное назначение нашего ума — реагировать на эти волны мысли (так же, как и на витальные волны, волны тонкой физической энергии), принимая или отвергая их, или придавать личную ментальную форму веществу мысли (или витальным движениям) из окружающей Силы-Природы (Nature-Force). Я очень обязан Леле за то, что он показал мне это. «Медитируй сидя, — сказал он, — но не думай, а лишь смотри на свой ум; ты увидишь, как в него входят мысли; прежде, чем они смогут войти, отбрасывай их от своего ума до тех пор, пока ум твой не станет абсолютно безмолвным (capable of entire silence)». Раньше я никогда не слышал о том, что можно видеть мысли, приходящие в ум извне, но я не стал размышлять о том, правда ли это, или возможно ли это, я просто сел и сделал это. В одно мгновение ум мой стал спокоен, как воздух в безветрие на горной вершине, а затем я увидел одну мысль, а потом другую, которые вполне определенным путем приходили извне; я отбрасывал их прежде, чем они могли войти и завладеть мозгом, и через три дня я был свободен. С этого момента, в принципе, ментальное существо во мне стало свободным Интеллектом, всеобщим Разумом, но не работником на фабрике мыслей, ограниченным узким кругом своих личных мыслей, а тем, кто получает знание изо всех сотен и сотен царств бытия и свободен выбирать то, что ему хочется в этой огромной империи видения и империи мысли.[45]

Когда ищущий оглядывается назад и видит то несложное ментальное построение, с которого он когда-то начинал, он недоумевает, как можно было жить в такой тюрьме. Особенно поразительно для него видеть то, что в течение многих лет он жил в окружении ограниченных мыслей и представлений о возможном и невозможном и что по большей части люди живут за решетками: «Не делай того, не делай этого; это против одного закона, то — против другого; это нелогично; это неестественно; это невозможно…» Он открывает, что все возможно; истинное препятствие заключается в самом убеждении, что что-то является трудным. Прожив двадцать или тридцать лет в своей ментальной скорлупе, как какой-нибудь мыслящий моллюск, он начинает дышать свободно.

Он обнаруживает также, что разрешено вечное противоречие внутреннего и внешнего, что это противоречие не более, чем еще одна догма нашей ментальности. В действительности «внешнее» повсюду внутри! Мы находимся повсюду! Было бы заблуждением полагать, что если нам только удастся осуществить некие идеальные условия покоя, красоты и идиллического уединения, то все станет гораздо легче. Это не так, потому что всегда найдется что-нибудь, что будет мешать нам, притом везде. Поэтому вместо того, чтобы стремиться осуществить эти условия, мы можем с тем же рвением решиться разрушить наши построения и принять в себя все «внешнее» — тогда мы будем везде дома. То же самое касается противопоставления медитации действию; ищущий установил внутри себя безмолвие, и, следовательно, его действие есть медитация (попутно ему откроется тот факт, что даже медитация может быть действием): принимает ли он душ или занимается своими служебными делами, в него вливается, вливается Сила. Он навеки созвучен мирам иным. И в заключение он увидит, что действия его становятся более точными, более эффективными и мощными и при этом они абсолютно не нарушают его покоя: Субстанция ментального существа… неподвижна, так неподвижна, что ничто не нарушает его покоя. Если приходят мысли или действия, то они… проходят сквозь ум, как птицы, летящие по небу в безветренном воздухе. Они проходят, ничего не задевая, не оставляя никакого следа. Даже если тысячи образов, отражающих самые бурные события, пройдут через него, все равно остается та тихая неподвижность, как если бы самим веществом ума была субстанция вечного и нерушимого мира. Ум, который достиг такой тишины, может начать действовать, причем интенсивно и мощно, но он сохранит при этом свою основу — неподвижность — ничего не создавая из себя, но получая Свыше и придавая этому ментальную форму, ничего не прибавляя от себя — тихо, бесстрастно, но с восторгом радования Истине, с блаженной силой и светом ее явления.[46]

Стоит ли напоминать, что в то время Шри Ауробиндо возглавлял революционное движение и подготавливал партизанскую войну в Индии?