Штрафники Великой Отечественной. В жизни и на экране

Наряду со штрафными частями в нескольких фильмах показаны и заградительные отряды. По экрану шествуют мрачные личности в синих фуражках войск НКВД и — чуть что — пускают в ход оружие. Фильм «Штрафбат» — не исключение. Помня о «вольностях» кинематографистов в изображении штрафников, не будем и здесь все брать на веру.

Итак, заградительные отряды, о которых идет речь, были образованы по приказу № 227 в общевойсковых армиях по 3—5 на каждую. Они ставились в «непосредственном тылу неустойчивых дивизий», с тем чтобы ликвидировать панику, предупредить отступление войск без приказа, причем им давалось право при необходимости расстреливать на месте паникеров и трусов.

О первых неделях таких формирований вспоминает ветеран Великой Отечественной войны Н.А. Сухоносенко: «В то время, когда зачитывался приказ № 227, я был курсантом школы младших специалистов топографической службы, которая после эвакуации из Харькова находилась в Ессентуках. Был свидетелем и участником того страшного отступления наших войск (если можно так назвать беспорядочный отход массы людей в военной форме) от Ростова-на-Дону на Кавказ. Тогда, совсем еще юношей, я воспринимал это страшное бегство под натиском вооруженного до зубов фашистского войска как катастрофу. Теперь, по прошествии стольких лет, становится еще страшней от одной мысли: что могло бы произойти, если бы не были приняты суровые, но необходимые меры по организации войск, оборонявших Кавказ? С созданием заградотрядов курсанты школы, в том числе и я, привлекались к их действиям. Мы участвовали в задержании бегущих с фронта солдат и командиров, а также охраняли находившиеся в Ессентуках винный погреб-склад, консервный завод и элеватор, которые подвергались набегам этой неорганизованной массы военных людей. Двое суток под Ессентуками останавливали мы отступающих. По мере комплектования групп примерно человек по 100 отступающие сопровождались на сборные пункты. Затем ставились в оборону»^{116}.

ЗАСЛОН ОТ ДЕЗЕРТИРОВ И СТИХИЙНО ОТСТУПАЮЩИХ

Совершенно очевидно, что кому-то аналогичные функции надо было выполнять и до 28 июля 1942 г. Кому конкретно?

С первого дня войны этим некоторое время занималась военная контрразведка в лице 3-го управления Наркомата обороны СССР и подчиненных ему органов в войсках (аналогичные структуры существовали и в Наркомате ВМФ). В директиве начальникам 3-х отделов военных округов, фронтов, армий, корпусов, начальникам 3-х отделений дивизий, отданной 27 июня 1941 г., начальник 3-го управления НКО СССР майор госбезопасности А.Н. Михеев предписал организовать «подвижные контрольно-заградительные отряды на дорогах, железнодорожных узлах, для прочистки лесов и т.д.» с задачами: «а) задержания дезертиров; б) задержания всего подозрительного элемента, проникшего на линию фронта; в) предварительного расследования, производимого оперативными работниками органов 3-го управления НКО (1—2 дня) с последующей передачей материала вместе с задержанными по подсудности»^{117}.

Отряды комплектовались за счет личного состава, выделяемого военным командованием, в них включались оперативные работники органов военной контрразведки. Последние, как видим, лишь проводили предварительное расследование в отношении задержанных подозрительных лиц, но права на решение их судьбы, вроде расстрела на месте, не имели.

По мере катастрофического развития событий на фронте поток тех, кто по разным причинам покидал расположение воинских частей или отрывался от них, нарастал. Один лишь пример: всего через две недели после начала войны, как констатировал нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов, целые группы краснофлотцев и даже некоторые командиры, самостоятельно «эвакуируясь» с линии фронта и из прифронтовой полосы, захватывая автомашины, «беспрепятственно и бесконтрольно» попадали не куда-нибудь, а в Ленинград^{118}.

Вскоре с объединением НКВД и НКГБ в единый Наркомат внутренних дел туда из Наркомата обороны была передана военная контрразведка. 17 июля 1941 г. постановлением ГКО № 187сс как в действующей армии, так и в военных округах органы 3-го управления НКО от отделений в дивизиях и выше были преобразованы в особые отделы НКВД, а само 3-е управление НКО — в Управление особых отделов НКВД СССР. В качестве главной задачи особых отделов на период войны были определены «решительная борьба со шпионажем и предательством в частях Красной Армии и ликвидация дезертирства в непосредственно прифронтовой полосе»^{119}. Особые отделы получали право ареста дезертиров, а «в необходимых случаях» и расстрела их на месте. В их распоряжение выделялся личный состав из войск НКВД, а кроме того, всяческую поддержку им были обязаны оказывать начальники охраны войскового тыла, каковыми, к слову, были кадровые офицеры войск НКВД, преимущественно пограничных.

Для обеспечения оперативных мероприятий «по борьбе с дезертирами, трусами, паникерами, шпионами и диверсантами» при особых отделах в соответствии с приказом наркома внутренних дел Л.П. Берии к 25 июля 1941 г. были сформированы: в дивизиях и корпусах — отдельные стрелковые взводы, в армиях — отдельные стрелковые роты, во фронтах — отдельные стрелковые батальоны. Все они комплектовались личным составом войск НКВД, находившимся в подчинении начальников охраны тыла фронтов.

Используя эти части, особые отделы организовывали службу заграждения, выставляя засады, посты и дозоры на дорогах, путях движения беженцев и других коммуникациях. Каждого задержанного командира, красноармейца, краснофлотца проверяли. Если его признавали бежавшим с поля боя, то он подвергался немедленному аресту и по нему начиналось оперативное (не более чем 12-часовое) следствие для предания суду военного трибунала как дезертира. На особые отделы возлагалась обязанность приведения в исполнение приговоров военного трибунала, в том числе перед строем. В «особо исключительных случаях, когда обстановка требует принятия решительных мер для немедленного восстановления порядка на фронте», начальник особого отдела имел право расстрелять дезертиров на месте, о чем должен был туг же донести в особый отдел армии и фронта (флота). Военнослужащих, отставших от части по объективной причине, организованно в сопровождении представителя особого отдела направляли в штаб соответствующей дивизии^{120}.

Некоторые детали практической деятельности такого рода формирований раскрыл генерал-майор в отставке В.А. Абызов — командир одного из тех пограничных отрядов, которые с отступлением в глубь страны были обращены на создание частей охраны тыла армий Юго-Западного фронта. «Пограничные отряды — 92-й, 93-й, 94-й — после отхода с границы в июле 1941 года вышли на рубеж Житомир — Казатин — Михайловский хутор и были объединены в один сводный заградительный отряд... — вспоминал он. — Сводный отряд по мере сосредоточения выдвигался: на охрану тыла 5-й армии — 92-й погранотряд и 16-й мотострелковый полк НКВД и на охрану тыла 26-й армии — 94-й погранотряд и 6-й мотострелковый полк НКВД. Таким образом, на участке Казатин — Фастов выдвигались для несения заградительной службы вышеуказанные части. 93-й пограничный отряд, которым я продолжал одновременно командовать, оставался в Сквире и составлял резерв командира сводного отряда»^{121}.

Но события развивались столь стремительно, что уже на следующий день пограничники были выдвинуты на передовую с задачей создать узел обороны у станции Попельня, чтобы сдержать наступление танковой группы Э. Клейста.

Спонтанный характер многих мер заградительного характера, принятых в первые недели войны, подтверждают и воспоминания бывшего заместителя начальника Главного управления военной контрразведки КГБ СССР генерал-лейтенанта в отставке А.И. Матвеева, в дни описываемых событий — начало августа 1941 г. — оперуполномоченного особого отдела 253-й стрелковой дивизии. В районе Кривого Рога при отходе полка, в составе которого находился оперуполномоченный, во время ночного марша «отдельные неустойчивые красноармейцы стали отставать от походной колонны с целью дезертирства. Что делать? Как приостановить этот опасный процесс? Опыта, конечно, никакого не было. Надо было принимать решение самому. Обсудили обстановку с командиром полка... Решили срочно сформировать заградительный отряд. Для этого использовали взвод конных разведчиков, усилив его коммунистами и комсомольцами.

Поставили задачу — задерживать всех отставших и обеспечить их передвижение отдельной группой. Оперативная задача была решена успешно, выявлены зачинщики и приняты необходимые меры»^{122}.

Первый опыт деятельности заградительных отрядов показал, что она требует совершенствования. Управление ОО НКВД СССР констатировало, что проверка задержанных лиц проводится поверхностно, зачастую этим занимаются не оперативники, а обычные заградотрядовцы, не способные выявить немецкую агентуру из числа военнослужащих Красной Армии и переброшенных на советскую территорию под видом бежавших из плена.

Своей директивой от 28 июля 1941 г. начальник Управления ОО НКВД СССР заместитель наркома внутренних дел комиссар госбезопасности 3-го ранга B.C. Абакумов потребовал укрепить заградительные отряды кадрами опытных оперативных работников, на которых и возлагался опрос всех без исключения задержанных. Всех лиц, возвратившихся из плена, как задержанных заградительными отрядами, так и выявленных агентурным и другим путем, было предписано арестовывать и тщательно допрашивать об обстоятельствах пленения и побега или освобождения из плена.

С разоблаченной вражеской агентурой работали дальше, а военнослужащих, чью причастность к органам разведки противника следствие не выявило, — обратим особое внимание — из-под стражи освобождали и направляли на фронт. При этом, правда, за ними должны были постоянно наблюдать как особый отдел, так и комиссар части^{123}.

Борьба с уклонением военнослужащих от участия в боях пошла с новой силой после широко известного приказа Ставки ВГК № 270 от 16 августа 1941 г. «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий». Ставка обязывала командиров и комиссаров расстреливать на месте «дезертиров из начсостава» — командиров и политработников, «во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу». «Если дать волю этим трусам и дезертирам, — говорилось в приказе, — они в короткий срок разложат нашу армию и загубят нашу Родину. Трусов и дезертиров надо уничтожать».^{124}

Приказ был хорошо известен личному составу, поскольку был прочитан во всех ротах, батареях, эскадронах, эскадрильях и штабах. Поэтому красноармейцы и командиры имели ясное представление о самых радикальных мерах, которые применялись к дезертирам (разумеется, не только из числа начсостава) и тем, кто добровольно переходил на сторону противника.

Приведем и еще один красноречивый документ. Поскольку среди «неустойчивых элементов» было немало членов ВКП(б) и ВЛКСМ, начальник Главного управления политической пропаганды РККА армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис 15 июля 1941 г. отдал военным советам и начальникам управлений, отделов политпропаганды фронтов, округов и армий особую директиву, в которой, констатируя, что «трус и паникер с партийным или комсомольским билетом — самый худший враг, изменник Родине и делу нашей большевистской партии», потребовал «паникеров, трусов, шкурников, дезертиров и пораженцев немедленно изгонять из партии и комсомола и предавать суду военного трибунала»^{125}.

Инициативные действия противника, широко прибегавшего к обходам и охватам, танковым прорывам, постоянным ударам с воздуха, выброске в ближайшем тылу десантов, наряду с деморализацией части военнослужащих, а также массовой гибелью командно-политического состава РККА, из-за чего личный состав подразделений, частей и даже соединений оставался без управления, приводили к тому, что многие воинские части буквально распылялись, подчас даже не успев как следует вступить в соприкосновение с врагом. Немало военнослужащих в калейдоскопе боя, при выходе из многочисленных окружений отставали от своих частей, а кое-кто и сознательно бежал в тыл. В общей массе растворялась и немецкая агентура, переброшенная на советскую территорию под видом окруженцев и бежавших из плена.

Забегая вперед, скажем, что зимой — весной 1942 г. была обезврежена группа лазутчиков из числа бывших военнослужащих Красной Армии, которая имела задание физически ликвидировать командование Западным и Калининским фронтами, включая командующих генералов Г. К. Жукова и И.С. Конева^{126}.

Уж какое огромное внимание уделялось охране Москвы от дезертиров и вражеской агентуры, но они в немалом количестве умудрялись проникнуть и туда. Как докладывал комендант столичного гарнизона генерал-майор К.Р. Синилов наркому внутренних дел Л.П. Берии, с 20 октября 1941 г. по 1 мая 1942 г. было задержано 9406 дезертиров и 21 346 человек, уклонившихся от военной службы, 69 уличенных в шпионаже и 8 диверсантов^{127}.

Тыл, таким образом, притягивал с линии фронта значительную массу людей, перед которыми в интересах государственной безопасности следовало поставить надежный заслон.

Как следует из справки, представленной наркому внутренних дел Л.П. Берии заместителем начальника Управления ОО НКВД СССР комиссаром госбезопасности 3-го ранга С.Р. Мильштейном, только с начала войны и по 10 октября 1941 г. оперативные заслоны особых отделов и заградительные отряды войск НКВД задержали 657 364 бойцов и командиров. После проверки были арестованы 25 878 человек, среди которых особые отделы числили: шпионов —1505, диверсантов — 308, изменников — 2621, трусов и паникеров — 2643, дезертиров — 8772, распространителей провокационных слухов — 3987, самострельщиков — 1671, других — 4371 человек. Был расстрелян 10.201 человек, в том числе перед строем — 3321 человек. Подавляющее же число — 632 486 человек (т.е. более 96 процентов) были возвращены на фронт^{128}.

Итак, менее чем за четыре месяца расположение своих частей по разным причинам покинули более 650 тыс. военнослужащих. Особые отделы НКВД с трудом справлялись с таким объемом дел, тем более что выставление заслонов в тылу было отнюдь не единственной их задачей. Ситуация потребовала создания специальных частей, которые бы прямо занимались предотвращением несанкционированного отхода войск с занимаемых позиций, возвращением отставших военнослужащих в их части и подразделения и задержанием дезертиров.

Нелишне упомянуть, что первым инициативу такого рода проявило военное командование. После обращения командующего Брянским фронтом генерал-лейтенанта А.И. Еременко к И.В. Сталину 5 сентября 1941 г. ему было разрешено создать заградительные отряды в «неустойчивых» дивизиях, где неоднократно имели место случаи оставления боевых позиций без приказа^{129}.

Через неделю эта практика была распространена на стрелковые дивизии всей Красной Армии. В директиве № 001919, отданной Ставкой ВГК 12 сентября 1941 г., говорилось: «Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают кричать: "Нас окружили!" и увлекают за собой остальных бойцов. В результате подобных действий этих элементов дивизия обращается в бегство, бросает материальную часть и потом одиночками начинает выходить из леса. Подобные явления имеются на всех фронтах...»

В целях исправления сложившейся ситуации Ставка ВГК предписала главнокомандующему войсками Юго-Западного направления, командующим войсками фронтов, армий, командирам дивизий:

«1. В каждой стрелковой дивизии иметь заградительный отрад из надежных бойцов численностью не более батальона... подчиненный командиру дивизии...

2. Задачами заградительного отряда считать прямую помощь комсоставу в поддержании и установлении твердой дисциплины в дивизии, приостановку бегства одержимых паникой военнослужащих, не останавливаясь перед применением оружия, ликвидацию инициаторов паники и бегства, поддержку честных и боевых элементов дивизии, не подверженных панике, но увлекаемых общим бегством...

4. Создание заградительных отрядов закончить в пятидневный срок со дня получения настоящего приказа»^{130}.

Таким образом, уже с сентября 1941 г. заградительные отряды (батальоны) в составе стрелковых дивизий РККА не имели никакого отношения к войскам НКВД и комплектовались за счет личного состава самих дивизий. По приказу Ставки работники особых отделов лишь оказывали им помощь «в деле укрепления порядка и дисциплины дивизии».

Следует иметь в виду, что какое-то время наряду с заградительными батальонами существовали и иные формирования с аналогичными функциями. Так, постановлением военного совета Ленинградского фронта от 18 сентября 1941 г. (то есть в бытность командующим генерала армии Г. К. Жукова) в целях усиления борьбы с дезертирством и проникновением вражеской агентуры на территорию Ленинграда были сформированы четыре заградительных отрада. Задача организации отрядов была возложена на начальника охраны войскового тыла Ленинградского фронта генерал-лейтенанта Г.А. Степанова, а их цель формулировалась следующим образом: «для сосредоточения и проверки всех военнослужащих, задержанных без документов».

Постановление прямо предписывало всех задержанных военнослужащих после выяснения представителями особых отделов их личности возвращать под командой строго в свои части (разумеется, если не были установлены факты преступных деяний с их стороны)^{131}.

Наряду с армейскими заградительными отрядами существовали также заградотряды, сформированные либо войсковыми особыми отделами, либо территориальными органами НКВД. Характерный пример — заградительные отряды, образованные в октябре 1941 г. управлением НКВД по Калининской области. С 15 октября по 9 декабря 1941 г. в полосе Калининского фронта на направлениях Калинин — Кушалино, Кушалино — Горицы, Кушалино — Зайцево, Кимры — Кашин ими были задержаны более 6 тыс. красноармейцев (затем их направили в 256-ю стрелковую дивизию и другие воинские части) и почти 1,5 тыс. человек из состава строительных батальонов. Также задержали и привлекли к ответственности 172 дезертира^{132}.

Последний пример имеет прямое отношение к Московской битве, которая предъявила к заградительным формированиям, независимо от их ведомственной подчиненности, дополнительные требования.

12 октября 1941 г. ГКО СССР постановлением № 765сс обязал НКВД СССР «взять под особую охрану зону, прилегающую к Москве, с запада и юга по линии Калинин — Ржев — Можайск — Тула — Коломна — Кашира». Штабу охраны Московской зоны обороны были подчинены в оперативном отношении расположенные в зоне войска НКВД, милиция, районные организации НКВД, истребительные батальоны и заградительные отряды с задачей «наведения жесткого порядка на тыловых участках фронта, прилегающих к территории Москвы»^{133}.

Уже первые результаты показали, насколько нужными оказались эти меры. Только за две недели с 15 по 28 октября 1941 г. в Московской зоне были задержаны 75 568 военнослужащих, из которых 760 человек были признаны дезертирами и переданы в особые отделы^{134}.

Остальные, как отставшие от своих частей, после одно-двухдневной проверки на пунктах сбора при заградительных заставах следовали в пункты формирования воинских частей или в распоряжение военных комендатур, откуда направлялись на передовую. Например, 93-я стрелковая дивизия из состава 43-й армии к началу ноября была пополнена не менее 1 тыс. человек, ранее задержанных заградотрядами.

Одним из ключевых звеньев оборонительного сражения за Москву стала Тула, в районе которой вела бои 50-я армия генерал-майора А.Н. Ермакова, затем генерал-лейтенанта И.В. Болдина. Опираясь на хранящуюся в Центральном архиве ФСБ РФ докладную записку начальника 3-го отдела Управления ОО НКВД СССР майора госбезопасности В.П. Рогова, направленную 2 ноября 1941 г. на имя начальника УОО НКВД СССР B.C. Абакумова, можно составить представление о типичной организации заградительной службы в этот период.

Для многих читателей наверняка станет открытием информация о крайней малочисленности заградительных подразделений. Особым отделом НКВД 50-й армии было организовано 26 заградительных отрядов всего из 111 человек и 8 патрульных групп — из 24 человек. Судя по всему, считалось наиболее важным охватить максимальное число направлений. Непосредственно в районе Тулы было выставлено 6 заградительных отрядов, такие же отряды направили в города Сталиногорск и Венев, а на шоссе, ведущем на Венев, по которому шло основное движение воинских частей, было дополнительно выставлено два заградительных отряда и оперативная чекистская группа. И тут при недостатке людей приходилось дробить отряды на группы по 3—4 человека.

Но и при такой небольшой численности удалось сделать многое. С 15 по 31 октября заградительными отрядами был задержан 2 681 человек, из них арестованы 239. В числе арестованных преобладающее большинство составляли дезертиры, 38 человек из них по постановлениям особых отделов были расстреляны^{135}.

Бесспорно, эти суровые меры сказались на достижении советским командованием главной цели — Тулу удалось отстоять, планы врага обойти Москву с юга провалились.

Позднее, вплоть до Сталинградской оборонительной операции, заградительные формирования различной ведомственной подчиненности действовали с большей или меньшей активностью на всех фронтах действующей армии в зависимости от характера боевых действий и возникавшей в них потребности.

Не следует упускать из виду, что в соответствии с постановлением ГКО № 1069сс от 27 декабря 1941 г. были учреждены специальные структуры, проверявшие военнослужащих Красной Армии, которые находились в плену или окружении противника и были задержаны при освобождении ранее оккупированных фашистами местностей. Со сборно-пересыльных пунктов, созданных Наркоматом обороны в пределах армейского тыла, таких военнослужащих направляли в специальные лагеря НКВД, где особые отделы фильтровали поступивших, выявляя изменников Родине, шпионов, дезертиров, предателей. Лица, в отношении которых не было установлено компрометирующих материалов, передавались военным комиссариатам, как потенциальный призывной контингент. 21 января 1943 г. ГКО постановлением № 2779сс частично изменил установленный им же порядок: командующие войсками фронтов могли использовать прошедших фильтрацию непосредственно для пополнения соединений и частей (то есть минуя военкоматы)^{136}.

ЗАГРАДОТРЯДЫ И ПРИКАЗ № 227

Качественно новый этап в деятельности формирований заградительного характера наступил с изданием приказа наркома обороны № 227. Созданные в соответствии с ним заградотряды состояли из бойцов и командиров Красной Армии, ни формой, ни вооружением не отличавшихся от остальных военнослужащих РККА. Разница по сравнению с заградотрядами (батальонами в составе стрелковых дивизий РККА) 1941 г. состояла лишь в том, что каждый из них имел статус отдельной воинской части и подчинялся не командованию дивизии, за которой располагался, а командованию армии через ОО НКВД армии. Соответственно, руководил отрядом офицер госбезопасности.

А те формирования из состава войск НКВД, которые до того выполняли заградительные функции, находясь непосредственно за боевыми порядками частей на линии фронта, были окончательно перенацелены на охрану войскового тыла и, таким образом, отодвинуты от передовой. Их первая линия застав проходила на удалении от линии фронта на 10— 15 км, а вторая — 20-25 км.

Приказ № 227 был издан, напомним, 28 июля 1942 г., а штаты заградительных отрядов объявлены лишь 28 сентября. В связи с этим в течение двух месяцев они формировались и укомплектовывались по временным штатам, а в самом начале и вовсе исходя из взгляда на этот вопрос соответствующего командующего.

Первыми по времени формирования следует, вероятно, считать заградотряды, созданные по прямому указанию Сталина уже через два дня после того, как был объявлен приказ № 227. Получив донесение о том, что 184-я и 192-я стрелковые дивизии (из состава 62-й армии) оставили населенный пункт Майоровский, а войска 21-й армии — Клетскую, Верховный направил командующему Сталинградским фронтом В.Н. Гордову и члену военного совета Н.С. Хрущеву грозную телеграмму. Он потребовал отчета о случившемся, а кроме того, приказал «в двухдневный срок сформировать за счет лучшего состава прибывших на фронт дальневосточных дивизий заградительные отряды до 200 человек в каждом, которые поставить в непосредственном тылу и прежде всего за дивизиями 62-й и 64-й армий... подчинить военным советам армий через особые отделы. Во главе... поставить наиболее опытных в боевом отношении особистов...»^{137}.

Командующий фронтом генерал-лейтенант В.Н. Гордов, выполняя указание Верховного Главнокомандующего, 1 августа 1942 г. поставил перед командующими армиями, входившими в состав фронта, задачу в двухдневный срок, во-первых, сформировать 36 заградительных отрядов, укомплектовав их «лучшими отборными бойцами и командирами из дальневосточных дивизий», а во-вторых, восстановить в каждой стрелковой дивизии заградительные батальоны, учрежденные директивой Ставки ВГК № 001919 от 12 сентября 1941 г., направив на их укомплектование лучших, достойных воинов^{138}.

Кроме названных двух во время Сталинградской битвы действовала еще одна разновидность заградительных отрядов—укомплектованные военнослужащими НКВД заградотряды при особых отделах дивизий (численностью до взвода) и армий (до роты). Армейские заградотряды и заградбатальоны дивизий несли службу заграждения непосредственно за боевыми порядками частей, не допуская паники и массового бегства военнослужащих с поля боя. А взводы охраны при особых отделах дивизий и роты при особых отделах армий использовались для несения заградслужбы на главных коммуникациях, задерживая трусов, паникеров, дезертиров и других преступных элементов, укрывающихся в армейском и фронтовом тылу^{139}.

Таким образом, какое-то время все три разновидности заградительных частей существовали на равных, и сегодня довольно непросто уловить разницу в специфике задач, поставленных перед ними. Вероятно, особой специфики и не было, ибо все подчинялось выполнению одного приказа: «Ни шагу назад!»

Всего к 15 октября 1942 г. в частях действующей армии функционировало 193 заградительных отряда, созданных по приказу НКО № 227 и подчиненных особым отделам НКВД армий, из них 41 — на сталинградском направлении. На вооружении они имели винтовки, автоматы и ручные пулеметы.

Как нередко бывает в новом деле, да еще в многомиллионной армии, в формировании заградотрядов заладилось далеко не все. Проверка, осуществленная Главным политуправлением РККА, показала, что туда нередко направлялись плохо обученные, недисциплинированные красноармейцы, не знающие русского языка и не участвовавшие в боях. Много было слабых здоровьем, а то и явных инвалидов. К ведению боевых действий многие отряды оказались не готовыми. Такие факты были выявлены инспектирующими из ГлавПУ, в частности, на Воронежском фронте^{140}.

Порицая членов военных советов и начальников политорганов за благодушие, самоуспокоенность и устранение от такого важного дела, начальник ГлавПУ генерал-лейтенант А.С. Щербаков в специальной директиве № 09 от 15 августа 1942 г. потребовал от них принять личное участие в отборе людей для заградотрядов, «не передоверяя это политически важное дело второстепенным работникам»^{141}.

Какие практические задачи возлагались на заградительные отряды? Предупреждать несанкционированный отход линейных частей, при необходимости прибегая и к оружию. С трактовками вот этого, последнего положения авторами «Штрафбата» невозможно согласиться. В фильме бойцы заградотряда из пулемета расстреливают раненых штрафников, выходящих из боя. Большой грех берут на душу автор сценария и режиссер.

Начнем с того, что специально за штрафниками заградотряды не дислоцировались. Еще раз напомним: последние по приказу № 227 ставились в «непосредственном тылу неустойчивых дивизий». Между тем штрафников придавали для ведения активных наступательных действий. Элементарная логика подсказывает, что неустойчивым соединениям и частям такие задачи не могли ставиться по определению.

А.В. Пыльцын:

К слову сказать, за нашим батальоном ни при каких обстоятельствах не было никаких заградотрядов, не применялись и другие устрашающие меры. Просто в этом никогда не возникало такой нужды. Смею утверждать, что офицерские штрафные батальоны были образцом стойкости в любой боевой обстановке. (С. 56.)

В.В. Карпов:

Нас действительно посылали на самые тяжелые направления. Но у нас не было никаких заградотрядов... Думаю, если бы такой заградотряд у нас за спиной появился, мы тут же постреляли бы его к чертовой матери.

Если на то пошло, то и нужды в заградотрядах на передовой не было: струсивших или изменников мог на месте расстрелять их командир. Такие полномочия ему давал приказ № 227.

Реально заставы армейского заградотряда располагались на удалении 1,5—2 км от передовой, перехватывая коммуникации в ближайшем тылу. Они вовсе не специализировались на штрафниках, а проверяли и задерживали всех, чье пребывание вне воинской части вызывало подозрение.

Тем более, повторимся, ни о каких «синих фуражках» в качестве заградотрядовцев речи быть не могло. Поразительно, но авторы фильма не видят разницы между заградотрядами РККА и частями НКВД даже там, где ее подметил противник. В одной из немецких листовок, обращенной к бойцам заградительных отрядов с целью их деморализации, говорилось буквально следующее: «Вас заставляют быть палачами! Вы позорите не только своих родных, но и звание бойца Красной Армии. Ведь армия — это не охранка, не НКВД!.. Вас сделали, выражаясь блатным языком, "легавыми". С той лишь разницей, что "легавые" охотятся за ворами и преступниками, а вас натравливают на народ, на бойцов Рабоче-Крестьянской Армии!»^{142}

М.И. Сукнев:

...Академик Арбатов утверждает, что нас караулили сзади заградотряды. Неправда! У нас их не было. У нас достаточно этого «Смерша» было, который все видел. Сразу тебе шею свернут... Обычно, если немцы наступали, они окружали нас, где заградотряд поставишь? (С. 163.)

П.Д. Бараболя:

И вот что любопытно: за время почти шестимесячного командования штрафниками я не помню случая, чтобы кто-то дезертировал из роты, сбежал с переднего края. Могут возразить: дескать, попробуй сбеги, если в тылу стоят заградотряды. Но, во-первых, не припомню случая, чтобы где-то привелось увидеть пресловутый заслон. А во-вторых, твердо убежден: все-таки поступками этих людей, оказавшихся на фронте, двигало чувство их причастности к святому делу защиты Родины. Когда-то оступившись, они всем своим поведением стремились смыть с себя «темное пятно», пусть и ценой собственной крови, а зачастую — и жизни. (С. 360.)

М.Т. Самохвалов:

Я утверждаю, что никаких заградотрядов за нами не было, это точно.

Е.А. Гольбрайх:

Заградотряды никогда не сопровождали штрафные роты на фронт и не стояли у них за спиной!

Заградотряды располагаются не на линии фронта, а вблизи контрольно-пропускных пунктов, на дорогах, на путях возможного отхода войск. Хотя скорее побегут обычные подразделения, чем штрафные. Заградотряды — не элитные части, куда отбираются бойцы-молодцы. Это обычная воинская часть с несколько необычными задачами.

В сущности о том же писал и генерал армии П.Н. Лащенко: «Заградительные отряды находились в удалении от передовой, прикрывали войска с тыла от диверсантов и вражеских десантов, задерживали дезертиров, которые, к сожалению, были, наводили порядок на переправах, направляли отбившихся от своих подразделений солдат на сборные пункты»^{143}.

О специфике боевой деятельности такого рода формирований наглядно свидетельствует запись из журнала 4-го отдельного заградительного отряда 52-й армии, сделанная 7 августа 1944 г. незадолго до его расформирования: «За год отряд задержал 1415 человек, в том числе 30 шпионов, 36 старост, 42 полицейских, 10 переводчиков и др. За отличное выполнение заданий командования в отряде награждено 29 человек орденами и 49 медалями. Отряд прошел путь от Дона до реки Прут, покрыв расстояние в 1300 километров... За год прочесано 83 населенных пункта, в том числе 8 городов. Личный состав вел и наступательные, и оборонительные бои в районе Днепра, села Белозерье, города Смола и других. В результате освобождено 7 населенных пунктов... За год отряд потерял убитыми 11 человек, ранеными 40»^{144}.

Возвращаясь к штрафникам, повторимся, что заградотряды действовали в масштабах всей действующей армии и вовсе не предназначались для «обслуживания» конкретно штрафников.

И.Н. Третьяков:

Читал, будто штрафников гнали в бой чуть ли не как скот на бойню, а сзади них стояли с автоматами и пулеметами заградотрядовцы. Мне только одно непонятно: где авторы статей видели такое?

За весь период, пока воевал командиром штрафной роты, заградотряда за нашей спиной не чувствовал. Его не требовалось, поскольку у наших подчиненных не было иного выхода, как подниматься под пули. Всем!

Н.Г. Гудошников:

В бой шли только по приказу, без угроз и насилия, без пресловутых заградотрядов сзади, я их нигде не видел, хотя, говорят, что были. Я часто даже забывал, что командую не совсем обычным подразделением.

Воспоминания тех, кто состоял в заградительных формированиях, подтверждает и генерал армии П.Н. Лащенко. «Да, были заградительные отряды, — писал он. — Но я не знаю, чтобы кто-нибудь из них стрелял по своим, по крайней мере на нашем участке фронта. Уже после войны я запрашивал архивные документы на этот счет. Таких документов не нашлось».

Упомянутый выше офицер в отставке Н.А. Сухоносенко, служивший в заградотряде, из своей богатой боевой практики запомнил лишь один случай, когда был открыт огонь по своим: «Оружие было применено... когда легковая машина не остановилась по нашему сигналу. Огонь был открыт по колесам. В результате нами оказались задержаны командиры, сидевшие в машине, старший в чине полковника. Других случаев я не знаю».

Приведем еще одно свидетельство. И.Г. Кобылянский, участвовавший в войне с октября 1942 г. до мая 1945 г. и прошедший в составе 87-й гвардейской стрелковой дивизии от Сталинграда до Восточной Пруссии, вспоминал: «Я ни разу не слышал от однополчан и сам не был свидетелем ни одного случая, когда бы в спину солдат нашей дивизии смотрели пулеметы заградотрядов. (А ведь были случаи, когда мы отступали, — почти всегда это были неорганизованные "драп-марши" — на долгом пути к Победе.)

Были ли у нас вообще встречи с заградотрядами? Да, я свидетель двум очень разным встречам... Первая состоялась 31 июля 1943 года на Миус-фронте, когда немцы выбили нашу 2-ю гвардейскую армию с плацдарма, завоеванного в течение двух предыдущих недель ценой больших потерь. Отступление было беспорядочным, многие сотни наших воинов стали жертвами жестокой бомбежки в балке, где скопились тысячи отступавших (с того дня осталось название "балка смерти"). Цепочки уцелевших и раненых медленно тянулись вдоль балки туда, где еще вчера располагались тылы. Наконец нам начали попадаться организованные группы солдат и офицеров, занимающие оборону. От них стало известно, что "драп-марш" остановлен заградотрядом. Вскоре появилось несколько офицеров, которые объявляли места сбора разных частей и подразделений. О стрельбе заградотрядовцев по отступавшим никто не рассказывал»^{145}.

Вторая встреча с заградотрядом оказалась и вовсе скоротечной и без всяких последствий. При передислокации части начальник артиллерии полка капитан Карпушинский повел подчиненные ему полковые батареи иным маршрутом, нежели шла вся полковая колонна. На окраине какого-то села батареи были задержаны заставой заградотряда, но после пятиминутного объяснения с командиром отряда Карпушинский подал команды: «По коням!» и «Батарея, марш!»

«Вместе с тем четко помню, — писал фронтовик, — что за время пребывания на фронте я услышал от однополчан несколько рассказов о жестоких действиях заградительных отрядов на других участках боевых действий».

Конечно, надо учитывать, что это свидетельство относится к середине 1943 г. Но, может, сплошная пальба по отступающим имела место летом — осенью 1942 г., когда отход наших войск продолжался? Проследим по документам. В этот период заградотряды, надо прямо сказать, без дела не сидели. С 1 августа по 15 октября ими были задержаны 140 755 военнослужащих, «сбежавших с передовой линии фронта». Из них: арестовано — 3980, расстреляно — 1189, направлено в штрафные роты — 2776, в штрафные батальоны — 185, возвращено в свои части и на пересыльные пункты — 131094 человек^{146}.

Наибольшие цифры дали Донской и Сталинградский фронты, что не удивительно, ибо на них пришелся главный удар наступающего врага. Соответственно, здесь было: задержано — 36109 и 15 649 человек, арестовано — 736 и 244, расстреляно — 433 и 278, остальные направлены в штрафные части, а также возвращены к месту прежней службы и на пересыльные пункты.

Практику повальных расстрелов не подтверждает и бывший военюрист А.Л. Долотцев: «После приказа № 227 мы хоть на страхе, но стали держаться. Страх был нужен, чтобы заставить людей идти на смерть. И это в самые напряженные бои, когда контратаки, а идти страшно, очень страшно! Встаешь из окопа — ничем не защищен. Не на прогулку ведь — на смерть. Не так просто...

Потом и аппарат принуждения, и заградотряды, которые стояли сзади. Побежишь — поймают. Двоих-троих расстреляют, остальные — в бой! Не за себя страх, за семью. Ведь если расстреливали, то как врагов народа. А в тылу уже машина НКВД работала: жены, дети, родители — в Сибирь, как родственники изменников...

Перед строем стреляли не всех — явных. С представителями от частей и при новом пополнении. И сразу же митинг: "Лучше честно сложить голову, чем умереть от своей пули, как собака!.."»^{147}

Как и иные части и подразделения линейных войск, подчас сталкивались с заградотрядами и штрафники, о чем имеются, пусть и единичные, свидетельства очевидцев.

И.И. Коржик:

При одной из атак мы попали под сильный огонь шестиствольных минометов, и часть солдат попыталась отойти и спрятаться в лесу. Они были задержаны заградотрядом и расстреляны.

Скорее всего, это как раз подтверждение того, что нет правила без исключения.

Итак, расстрелы были. Безнравственно скрывать драматизм событий, происходивших в летние и осенние месяцы 1942 г. В то же время элементарное требование при освещении прошлого держаться фактов, а не эмоций не позволяет присоединиться к выводам о «кровожадности» загрядотрядов, которые, если верить иным публицистам, стреляли всех направо и налево. Даже по горячим следам сталинского приказа, когда, как известно, исполнители проявляют особое рвение, из общего числа задержанных было арестовано 2,8 процента, расстреляно — 0,8 процента, направлено в штрафные роты и батальоны — 2,1 процента.

Автор отнюдь не разделяет циничный принцип «лес рубят — щепки летят». Самоценна жизнь, важна судьба каждого человека. Наверняка кто-то был направлен в штрафную часть, а то и, будучи задержан заградотрядом, расстрелян несправедливо, второпях, по ошибке, а то и злой воле. Никому не пожелаешь столь трагической участи. Но не сбросить со счетов и то, что воевать дальше без какого-либо поражения в правах получило возможность абсолютное большинство военнослужащих, до этого по разным причинам покинувших передовую — более 91 процента. Выходит, с обстоятельствами, в которых оказались девять человек из десяти, разобрались правильно, и людям дали возможность вернуться в воинский строй без всяких для них последствий. Сегодня, в мирное время, сколько допускается судебных ошибок! А там — кровопролитные бои, потери, отступление, положение на фронте балансирует на грани победы и поражения... И тем не менее повальных расправ не было.

Примерно такое же соотношение арестованных и возвращенных на передовую наблюдалось и в каждой отдельно взятой армии. Так, тремя заградотрядами и заградбатальонами 4-й танковой армии Сталинградского фронта к 7 августа 1942 г., то есть за первую неделю существования, были задержаны 363 человека — вышедшие из окружения, отставшие от своих частей, бежавшие из плена, совершившие побег с поля боя, имевшие «сомнительные ранения». Проведя тщательную проверку, особый отдел армии распорядился с контингентом задержанных следующим образом: 187 человек были возвращены в свои подразделения, 43 — направлены в отдел укомплектования, 73 — в спецлагеря НКВД, 27 — в штрафные роты, 2 — на медицинскую комиссию, 6 — арестованы и 24 военнослужащих расстреляны перед строем^{148}.

Как нетрудно заметить из приведенных цифр, упор в деятельности заградотрядов делался отнюдь не на репрессии. В связи с этим в литературе уже высказывалась, на первый взгляд, внешне парадоксальная, но, как представляется, верная по сути мысль. А именно: с изданием приказа № 227, несмотря на его крайне суровый характер, уровень правовой защиты военнослужащих, в том числе и заподозренных в самовольном оставлении своей части, повысился. Раньше отставшего, отступившего или покинувшего поле боя мог, не разбираясь, застрелить любой разгорячившийся командир или комиссар, а теперь вину военнослужащего определяли профессионалы и не второпях. То обстоятельство, что борьба с дезертирством приобрела более юридически определенный характер, давало провинившемуся лишний шанс на объективное разбирательство.

И это не досужее мнение, родившееся много позже войны. Подтверждение сказанного нашло отражение даже в художественной литературе, увидевшей свет в годы военного лихолетья. В повести К.М. Симонова «Дни и ночи» есть эпизод, когда один из сталинградцев, солдат Степанов, став свидетелем того, как во время отражения вражеской атаки немецкий танк раздавил его напарника, под влиянием безотчетного ужаса, «ничего не соображая», бросил окоп и пополз к Волге. Его задержали недалеко от штаба полка и возвратили в батальон с конвоиром, заведя дело о дезертирстве.

В конце концов со Степановым разобрались, поняли, что он, стоило шоку пройти, и сам бы вернулся в родной батальон. «Состава преступления для предания суду трибунала нет», — дал заключение следователь дивизионной прокуратуры. Но вот что еще важно: чтобы соблюсти законность, следователь с риском быть раненым, а то и убитым пробрался в передовое подразделение, отрезанное гитлеровцами от основных сил, в котором служил Степанов. Допрос несколько раз прерывался немецкими атаками, в отражении которых приняли участие и работник прокуратуры, и подследственный. Следователь был ранен, из боя его вынес и перевязал Степанов. Они оба могли и погибнуть. И хотя комбат, главный герой повести, ощущает некую нелепость этой ситуации (рисковать жизнью одного человека, чтобы в результате расследования, не исключено, отнять жизнь у другого), он не может не сделать знаменательный вывод: «А между тем все это, вместе взятое, как будто происходило по правилам, так, как и должно было происходить».

Именно: как и должно было происходить. А не будь у порядка привлечения дезертиров к ответственности ясного юридического основания, сгоряча «хлопнул» бы какой-нибудь командир или комиссар Степанова, нормального бойца, такого же, как и его боевые товарищи, защитника Сталинграда. Разве что с более расшатавшимися нервами, чем у других.

Подавляющее большинство военнослужащих, задержанных заградительными отрядами, возвращалось в свои части и впоследствии. Например, в ходе Курской битвы[26] заградительные отряды Воронежского фронта в период с 5 по 10 июля 1943 г. задержали 1870 человек. В процессе их проверки были выявлены и арестованы 6 дезертиров, 19 членовредителей и 49 паникеров, бежавших с поля боя. Остальные 1796 человек как потерявшие связь со своими подразделениями были возвращены в строй^{149}.

Аналогичная картина складывалась на Центральном фронте. «Путем усиления заградительной службы как за боевыми порядками, так и в тылу частей в отчетном (июль 1943 г. — Ю.Р.) периоде, — докладывал 13 августа 1943 г. в Москву начальник управления контрразведки "Смерш" фронта генерал-майор А.А. Вадис, — задержан 4501 человек, из них: арестованы — 145 чел., переданы в прокуратуры — 70 чел., переданы в органы НКГБ — 276 чел., направлены в спецлагеря — 14 чел., направлены в части — 3303 чел.»^{150}.

И все же версия о заградотрядовцах, напропалую стрелявших в отступавших военнослужащих, продолжает гулять по страницам газет и журналов, по интернетовским сайтам.

А.И. Бернштейн:

Их (штрафников. — Ю.Р.) посылали группами, взводами, отделениями на самые рискованные участки, через минные поля и т.п. За ними находилось пулеметное прикрытие, подразделение

НКВД—не столько против немцев, сколько против штрафников, если они начнут отступать или ползти назад. Предупреждали: «Назад из боя, если будете ранены, не ползти. Вас пристрелят, мы ведь не знаем, почему вы ползете назад. Ждите. Вас потом подберут».

Штрафные батальоны и роты дрались в бою жестоко. Впереди — враг, сзади—пулеметы в спину. Нужно идти на врага и уничтожить его. Идти вперед. В некоторых повестях я встречал информацию о том, что штрафники ходили в разведку. Мне это неизвестно. Хотя если посылают разведать минные полосы противника, а сзади пулеметы НКВД или СМЕРШ...

Как видим, есть и такие представления. Они единичны, не подкреплены ни единым фактом и расходятся с абсолютным большинством мнений фронтовиков, известных автору. Тем не менее мы не считаем себя вправе игнорировать их, во-первых, уважая право человека на свою точку зрения, а во-вторых, потому, что на таких «свидетельствах» считают возможным строить свою версию авторы «Штрафбата».

Но и за собой оставляем право не верить в стрельбу по своим как повседневную практику заградотрядов. Вот подпирать дрогнувшие, попятившиеся назад подразделения и части, самим вмешиваться в ход боя, с тем чтобы внести в него перелом, им, как свидетельствуют фронтовики, приходилось неоднократно. Не случайно командование, исправив просчеты, допущенные на первых порах, стало формировать их из командиров и бойцов стойких, обстрелянных, с крепкой фронтовой закалкой, награжденных за боевые отличия.

Если следовать логике тех, кто отводит заградительным отрядам палаческие функции, то спрашивается: нужно ли, чтобы палить по деморализованным людям, иметь боевой опыт? Не вяжется как-то.

А причина неувязки проста — все было по-иному. Вновь сошлемся на мнение генерала П.Н. Лащенко:«.. .Фронт получал пополнение, естественно, необстрелянное, как говорят, пороху не нюхавшее, и заградительные отряды, состоявшие исключительно из солдат уже обстрелянных, наиболее стойких и мужественных, были как бы надежным и сильным плечом старшего. Бывало нередко и так, что заградотряды оказывались с глазу на глаз с теми же немецкими танками, цепями немецких автоматчиков и в боях несли большие потери. Это факт неопровержимый. Надо понять, что на передовой все делали одно дело — сражались с врагом».

БЫЛИ ЛИ БОЙЦЫ ЗАГРАДОТРЯДОВ «КАРАТЕЛЯМИ»?

В отличие от «правдоискателей» вроде Э.Я. Володарского, мы привлечем к освещению вопроса документы, которые подтверждают рассказанное фронтовиком. Случаи, когда только непосредственное участие личного состава заградотряда позволило переломить в пользу наших войск ситуацию на том или ином участке, отмечались неоднократно.

Так, сформированный уже в июне 1941 г. заградительный отряд при 3-м отделе (затем—особый отдел НКВД) Краснознаменного Балтийского флота сыграл важную роль в боях за Таллин. Когда в конце августа отдельные части 8-й армии, утратив управляемость, оставили последнюю линию обороны и обратились в бегство, их пришлось останавливать угрозой применения оружия. Бегущие остановились, а затем нанесли по врагу контрудар, отбросив его на семь километров. Это сыграло решающую роль в осуществлении успешной эвакуации Таллина.

Но личный состав заградотряда не только останавливал и возвращал на передовую отступающих, но и сам участвовал в удержании оборонительных рубежей. Свидетельство его самоотверженности — потери, которые в боях за Таллин составили свыше 60 процентов личного состава, включая почти всех командиров.

По прибытии заградотряда в Кронштадт с наступлением холодов была организована заградительная служба на подходах к Ленинграду с моря (по льду). Помимо дежурства на постах в районе пристаней, она ориентировалась командованием на перехват мелких групп разведчиков противника, а после подготовки — и на проведение набеговых рейдов по захвату «языков» и борьбу с диверсантами противника, проникающими к фарватеру для закладки фугасов во льду с целью подрыва кораблей. Бойцы обеспечивались маскировочными средствами, имели на вооружении автоматическое стрелковое оружие, два миномета и пулемет на полозьях^{151}.

Не ограничивались предупреждением несанкционированного отхода с занимаемых рубежей и возвращением военнослужащих на передовую линию фронта и те заградотряды, что были созданы по приказу Сталина № 227.

В ходе обороны Сталинграда 29 августа 1942 г. прорвавшимися танками противника был окружен штаб 29-й стрелковой дивизии 64-й армии. Заградотряд не только остановил отходящих в беспорядке военнослужащих и возвратил их на ранее занимаемые рубежи обороны, но и сам вступил в бой, враг был отброшен.

13 сентября, когда 112-я стрелковая дивизия под давлением противника отошла с занимаемого рубежа, оборону занял заградотряд 62-й армии под руководством начальника отряда лейтенанта госбезопасности Хлыстова. Несколько суток бойцы и командиры отряда отражали атаки вражеских автоматчиков, пока в оборону не встали подошедшие части.

В эти же дни еще один заградотряд 62-й армии в течение двух суток успешно вел бой с превосходящими силами противника в районе железнодорожного вокзала Сталинграда. Несмотря на свою малочисленность, личный состав не только отбивал атаки немцев, но и контратаковал сам, нанося немцам ощутимые потери. Занимаемые позиции отряд оставил только тогда, когда ему на смену подошли части 10-й стрелковой дивизии.

20 сентября совместными действиями заградотряда 47-й армии Черноморской группы войск и сводной бригады была полностью очищена ст. Мелеховская, восточную окраину которой противник захватил перед этим в результате самовольного отхода бригады^{152}.

В этом контексте понятны, например, и соображения командующего Донским фронтом генерала К. К. Рокоссовского, который, как докладывал особый отдел фронта в Управление ОО НКВД СССР 30 октября 1942 г., внес предложение использовать заградотряды для воздействия на пехоту неудачно наступавшей 66-й армии. По его мысли, заградотряды должны были идти следом за пехотными частями и силой оружия заставлять бойцов подниматься в атаку^{153}. Совершенно ясно, что таким образом будущий Маршал Советского Союза пытался не запугать пехотинцев, многие из которых лишь недавно прибыли на фронт, а при малочисленности подразделений и частей максимально насытить боевые порядки наступающих опытными, закаленными в предыдущих боях воинами, чем усилить наступательный порыв.

Читатели, конечно, понимают, что и на других участках советско-германского фронта указанные отряды несли не только заградительную службу, но и нередко вели непосредственно боевые действия. Вот выдержка из боевого донесения действовавшего на Волховском фронте 3-го отдельного заградотряда 8-й армии от 27 сентября 1942 г.: «...3. Отряд занимается несением службы заградительных постов. 4. При отражении вражеской атаки пали смертью храбрых во второй роте сержант Тарасюк Алексей Савельевич, Белашев Семен Васильевич, красноармеец Кулешов Иван Васильевич. При артобстреле в районе платформы Русановской были убиты сержант Истомин Ефим Гаврилович, старшина Николаев Василий Лаврентьевич, красноармейцы Гордеев Василий Александрович и Косаченко Василий Евдокимович. 5. За 27 сентября отрядом задержано 38 человек без документов. Направлены в свои части»^{154}.

В конце донесения содержится характерный вывод: потери за последние дни особенно велики во 2-й роте потому, что командир 265-й стрелковой дивизии, которому временно подчинили роту, использует ее для ведения разведки боем.

На Калининском фронте в заградительном отряде воевал бывший до того полковым разведчиком старший лейтенант в отставке Д.Е. Цветков. «Как стенку подпирают, которая может завалиться, так и мы подпирали фронт», — утверждает он, приводя в пример бой, разгоревшийся в ноябре 1942 г. Заградотряд залег на опушке леса. Впереди, за кустарником — жидкая линия окопов, грохот стрельбы и рев вражеских танков. Задача, стоявшая перед Цветковым и его товарищами, предельно ясна: в соответствии с приказом № 227 остановить пехотинцев, если побегут, и вернуть назад, в оборону. Но никто не побежал. Оборона была смята, и заградотрядовцы сами вступили в бой с танками с крестами на броне. Четыре тяжелых и два легких ранения, боевые награды — что может более наглядно свидетельствовать о том, что не в тылу обороняющихся войск «отсиживался» воин-заградотрядовец, а воевал так, как на той войне не всякому довелось^{155}.

С началом контрнаступления под Сталинградом и переломом в обстановке на фронте участие заградительных формирований в боях оказывалось не только спонтанным, продиктованным динамично изменившейся ситуацией, но и результатом заранее принятого решения командования. Оставшиеся без «работы» отряды командармы старались использовать с максимальной пользой в делах, не связанных с заградительной службой.

Как следует, например, из спецсообщения начальника отдела контрразведки «Смерш» 69-й армии Воронежского фронта полковника Строилова от 18 июля 1943 г. военному совету армии, из личного состава отдельной роты он сформировал 7 заградотрядов (общей численностью не свыше 50 человек). Они действовали около одной недели, задержав 6956 человек рядового и командно-начальствующего состава, самовольно оставивших поле боя или вышедших из окружения. Из числа задержанных были арестованы 55 человек, остальные военнослужащие возвращены в свои части.

После того как отход военнослужащих с поля боя прекратился, докладывал полковник Строилов, «мной заградотряды сняты, и личный состав их направлен для выполнения своих непосредственных военных обязанностей»^{156}.

Один из примеров использования заградотрядов «не по назначению» находим в мемуарах бывшего командующего 38-й армией 1-го Украинского фронта Маршала Советского Союза К.С. Москаленко. Вспоминая об обстоятельствах взятия Киева, он отметил решительные действия сводного отряда, который воспрепятствовал использованию противником резервов для противодействия нашему наступлению севернее Киева.

Этот отряд, находясь на левом берегу Днепра южнее Киева, в районе острова Казачий, действовал в отрыве от основных сил армии, которая практически вся была сосредоточена севернее украинской столицы на лютежском плацдарме. В его состав входили 126-й и 367-й стрелковые полки 71-й стрелковой дивизии, учебный батальон, а также — подчеркнем особо, — 127-й и 128-й армейские заградительные отряды.

2 ноября командарм поставил командиру сводного отряда заместителю командира названной выше дивизии полковнику С.И. Сливину такую задачу: «1. Силами, находящимися в вашем распоряжении, подготовить удар из района острова Казачий в направлении Вита Литовская, Пирогово с ближайшей задачей перерезать дорогу, идущую с юга через Пирогово на Киев, и не допустить движения противника по этой дороге. Операцию начать в ночь на 4.11.43 г. по особому распоряжению.

2. С утра 3.11.43 г. (время — дополнительно) всеми частями, находящимися в вашем подчинении и поступающими в ваше распоряжение сп (838-й стрелковый полк. — Ю.Р.) 237 сд и курсами младших лейтенантов, действовать огнем, применять дымы и ракеты для сковывания противника и его обмана и стремиться на западный берег р. Днепр, для чего подготовить лодки и паромы».

Это распоряжение отражало один из важнейших элементов плана предстоявшей наступательной операции севернее Киева. Надо было создать заслон на пути вражеских резервов, переброску которых со стороны букринского плацдарма (южнее Киева) немецко-фашистское командование, как ожидалось, должно было начать сразу же после удара наших войск.

И отряд полковника Сливина, по заключению маршала, блестяще справился с этой задачей. В день перехода армии в наступление он сковывал противника огнем и демонстрировал форсирование Днепра. А в ночь на 4 ноября на подручных средствах переправился через реку в районе острова Казачий и захватил плацдарм.

Получив затем задачу развивать быстрыми темпами наступление и к концу дня овладеть населенными пунктами Вита Литовская и Пирогово, он и ее выполнил с честью. Несмотря на то что отряд был изолирован от армии и не имел поддержки артиллерии, он действовал стремительно. Перерезав дорогу, идущую на Киев вдоль Днепра, и овладев населенным пунктом Вита Литовская, сводный отряд облегчил действия ударной группировки 38-й армии по освобождению Киева. Противник не смог воспользоваться ближайшей дорогой для переброски войск в город со стороны букринского плацдарма. В дальнейшем сводный отряд воспрепятствовал отходу вражеской группировки из Киева на юг по этой дороге.

«Успешные действия сводного отряда, — подчеркнул мемуарист, — не ускользнули и от внимания маршала Г.К. Жукова (в тот момент представитель Ставки ВГК. — Ю.Р.), который счел необходимым развить их с помощью дополнительных сил»^{157}.

«Не по назначению» использовал заградотряды и генерал армии А.В. Горбатов. При подготовке в феврале 1944 г. наступательной операции по форсированию Днепра и захвате плацдарма на его западном берегу он, командующий 3-й армией 1-го Белорусского фронта, предложил смелый план, предусматривавший концентрацию на главном направлении основных сил армии. Правда, при этом ослаблялась оборона 70-километрового участка фронта, но, учитывая его второстепенный характер, А.В. Горбатов спланировал постановку в оборону, кроме подразделений укрепленного района, запасного армейского полка, двух бронепоездов и химроты, также заградотряда и заградрот. Эту задачу командарм считал для перечисленных частей и подразделений вполне посильной, линейные же части готовились к наступлению. Александру Васильевичу удалось настолько убедительно аргументировать свое предложение, что с ним согласился командующий фронтом генерал армии К.К. Рокоссовский.

К подобным мерам А.В. Горбатов прибег и летом того же 1944 г. в ходе операции «Багратион». Чтобы использовать для развития наступления 40-й стрелковый корпус трехдивизионного состава, который, по воспоминаниям командарма, было «бесцельно держать... для обороны северного направления между реками Днепр и Другь», он вывел из обороны сначала одну стрелковую дивизию, сменив ее заградотрядами, затем другую, сменив ее запасным полком, а третью дивизию, которая основными силами уже участвовала в наступлении, подкрепил еще одним запасным полком и заградотрядом^{158}.

Не стоит скрывать: органы военной контрразведки, допуская возможность вынужденного, продиктованного ходом событий вовлечения заградотрядов в бои с противником, выражали недовольство, когда к несвойственным функциям заградотряды привлекались по решению вышестоящего командования. «Отмечен ряд фактов, когда заградительные отряды отдельными командирами соединений использовались неправильно. Значительное число заградотрядов направлялось в бой наравне с линейными подразделениями, которые несли потери, вследствие чего отводились на переформирование и служба заграждения не осуществлялась», — такой вывод сделал, например, майор госбезопасности В.М. Казакевич, заместитель начальника ОО НКВД Сталинградского фронта, докладывая в середине октября 1942 г. в Москву.

При этом Казакевич располагал фактами в масштабах не только своего, но и некоторых других фронтов. Например, командование 240-й стрелковой дивизии Воронежского фронта в сентябре 1942 г. использовало одну из рот заградотряда 38-й армии для очистки рощи от группы немецких автоматчиков. В результате рота потеряла 31 человека, из них 18 человек убитыми.

На том же Воронежском фронте по приказу военного совета 6-й армии два заградительных отряда были приданы 174-й стрелковой дивизии и введены в бой. В результате они потеряли до 70 процентов личного состава, оставшиеся в строю бойцы были переданы на пополнение названной дивизии, так что отряды пришлось расформировать. Третий заградотряд этой же армии был поставлен в оборону и своими прямыми обязанностями не занимался.

Как строевую часть использовал заградотряд 29-й армии Западного фронта командир 246-й стрелковой дивизии, в чьем оперативном подчинении находился отряд. Принимая участие в одной из атак, из 118 человек личного состава он потерял убитыми и ранеными 109 человек, в связи с чем его пришлось формировать заново.

Персональные претензии особый отдел имел к командующему 1-й гвардейской армией Донского фронта генерал-лейтенанту И.М. Чистякову и члену военного совета армии дивизионному комиссару Н.В. Абрамову. Они, докладывал В.М. Казакевич в Управление ОО НКВД СССР, неоднократно направляли в бой подчиненные им два заградительных отряда, используя те как «обыкновенные» подразделения. В результате отряды потеряли более 65 процентов личного состава и впоследствии были расформированы. Из-за действий названных должностных лиц оказался невыполненным приказ военного совета фронта о передаче пяти заградительных отрядов в подчинение 24-й армии^{159}.

Один из руководителей особого отдела Сталинградского фронта порицает армейское командование, а самого майора госбезопасности Казакевича критикует с позиции сегодняшнего дня писатель Л.И. Лазарев. «Откровенным палаческим цинизмом» поразил его вывод «особиста» о том, что заградительные отряды использовались командирами соединений «неправильно», из-за чего те несли потери, а служба заграждения оставалась в загоне. Вот, мол, какие циники, эти «чины госбезопасности»: даже не скрывают, что воевать — это не их дело. Писатель, по собственному признанию, не без злорадства представлял, как «каратели» по воле командармов и комдивов, на которых жалуется «особист», на своей «шкуре» почувствовали, каково там, на «передке»^{160}.

В чем Л.И. Лазарев увидел здесь «цинизм»? На войне, как хорошо известно ему, фронтовику, у каждого свое дело. Один ведет огонь, другой подвозит боеприпасы, кто-то держит оборону на передовой, а кто-то должен бороться с преступностью в войсках, ловить тех же дезертиров или выявлять вражескую агентуру. Разве не возмущался бы (и правильно делал), скажем, командир артиллерийского или танкового подразделения, если бы его подчиненных поставили в пеший строй? Конечно, в бою бывало всякое, подчас и танкисты, артиллеристы, летчики шли на фашистов с обычной «трехлинейкой», штыком, а то и саперной лопатой. Но это в исключительных случаях. Зачем же возводить это в норму?

Но наше главное возражение Л.И. Лазареву все же в другом, а именно: уместно ли вообще говорить о заградотрядовцах как карателях? Звучит хлестко, но крайне несправедливо. Писатель именует карателями тех, кого (см. выше) сами командармы того же Сталинградского фронта считали лучшими, наиболее достойными воинами и именно из них по приказу командующего фронтом В.Н. Гордова комплектовали заградотряды.

А как Л.И. Лазарев оценит случаи, когда бойцам РККА приходилось задерживать бегущих энкаведешников? Кто здесь «каратель»? Приведем фрагмент донесения начальника ОО НКВД Сталинградского фронта старшего майора госбезопасности Н.Н. Селивановского в НКВД СССР от 16 сентября 1942 г.: «Заградительным отрядом особого отдела 62 армии с 13 по 15 [сентября] задержано 1218 человек военнослужащих; из них расстреляно — 21, арестовано — 10, остальные направлены в свои части. Большинство задержанных относятся к войскам 10 дивизии НКВД и связному полку 399 стрелковой дивизии, который был брошен на поле боя командиром и комиссаром полка»^{161}.

В семье, как говорят в народе, не без урода. В июле 1942 г. 10-я дивизия НКВД сама осуществляла заградительную службу в тылу отходившего Юго-Западного фронта, много сделала для наведения порядка в прифронтовой полосе, затем активно участвовала в оборонительных боях за Сталинград, проявив отвагу и геройство. 2 декабря того же года дивизия будет награждена орденом Ленина и получит почетное наименование «Сталинградская»^{162}. Но, как видим, и в ее рядах при особо строгом отборе личного состава встречались слабые духом. Их-то и задерживали армейцы из числа заградотрядовцев.

Из отборных бойцов формировались заградотряды и на других фронтах. Например, как доносил в Главное политическое управление РККА начальник политического управления 3-го Прибалтийского фронта генерал-майор А. А. Лобачев, «личный состав заградотрядов подобран из лучших, проверенных бойцов и сержантов, участников многих боев, награжденных орденами и медалями Советского Союза В 21-м заградотряде 67-й армии из 199 чел. 75 процентов участников боев, многие из них награждены»^{163}.

Хочется надеяться, что читатели уже смогли убедиться, в чем состояли функции заградительных отрядов, и разделяют мнение автора: репрессии были далеко не главным средством наведения порядка в войсках. Но так же очевидно, что дезертиров, перебежчиков, мнимых больных, самострельщиков и тому подобную публику заградотряды не жаловали. Доводилось — и расстреливали перед строем.

И вот что интересно: знают ли «правдоискатели», ужасающиеся от жестокости такой меры, иной способ предотвратить паническое отступление? Сомнительно.

Примечательно размышляет по этому поводу маститый фронтовик И.Г. Кобылянский, воевавший с 1942 по 1945 г.: «Попытаемся представить себе состояние и поведение людей на переднем крае в момент, когда противник начинал атаку. Даже самые храбрые и стойкие, ведя огонь по наступающим, боковым зрением контролируют происходящее слева и справа от них: здесь ли товарищи по оружию, не опустели ли их окопы, не остаюсь ли я в одиночестве, обреченный на верную смерть или плен... Как же поступал солдат, обнаружив, что его сосед, а тем более — двое, убежали в сторону тыла? За очень редкими исключениями — пускался за ними. Так начиналась цепная реакция панического отступления, которое, кроме как открытой угрозой смерти, не остановить. Очень часто "драп-марш", родившийся от трусости одного или нескольких человек, оборачивался гибелью несравненно большего числа людей. Я убежден, нет ничего страшнее (и заразительнее) начавшейся паники (не только на фронте), если она потенциально может охватить множество людей»^{164}.

Фронтовик припомнил случай, когда во время одного из боев за освобождение Донбасса в август 1943 г. ему самому пришлось предотвращать панику. На позиции батальона пошли в атаку немцы. Подчиненные И.Г. Кобылянского уже были готовы открыть по ним огонь из орудий, когда увидели группу солдат, бегущих в сторону огневых позиций. Они не только перекрывали направление стрельбы, но и могли увлечь за собой находившихся в обороне. В страхе потерять пушки, до предела обозленный, мемуарист выхватил пистолет и, стреляя вверх, бросился навстречу паникерам. Его порыв поддержали вооруженные автоматами командиры орудий и несколько солдат.

«Приблизившись к отступавшим, — вспоминает И.Г. Кобылянский, — я заорал, что застрелю каждого, кто сейчас же не вернется в траншеи. Самый отборный мат вылетал из моих уст, не отставали и мои соратники. Пехотинцы остановились, оглянулись и... повернули к траншеям! Лавина не успела образоваться! А через минуту-другую заговорили наши пушки. Немецкая атака была сорвана.

Я и сегодня горжусь тем, как вел себя в те минуты. А ведь, если вдуматься, действовал я в точности так, как, по моим понятиям, должен был поступать служащий заградотряда: и стрелял в сторону паникеров (не в людей, конечно), и пистолетом размахивал...»

Было бы серьезным упрощением утверждать, что личный состав заградительных формирований всегда и везде строго придерживался требований приказов, особенно в горячке отступлений 1941 г. и лета — осени 1942 г. Говорим об этом не для оправдания случаев беззакония, но предлагая не отрываться от грешной земли и помнить, какой исключительной сложности была обстановка на фронте.

И не прямым ли ответом Л.И. Лазареву звучат слова неоднократно упоминаемого на этих страницах командира штрафного подразделения Гольбрайха?

Е.А. Гольбрайх:

Может, в сорок втором году заградотряды «дров наломали», но кто бы остановил бегущие в панике части?

Вот и процитированный выше И.Г. Кобылянский допускает, что реальные заградотрядовцы могли начинать борьбу с паникой не с угроз и пальбы в воздух, а со стрельбы на поражение, и такого рода жестокость и бесчеловечность решительно осуждает. Но в то же время уверен: какие-то мобильные резервные группы в составе стрелковых дивизий должны были непременно существовать, чтобы не только своевременно остановить дрогнувших, не дав начаться цепной реакции, как он выражается, «драп-марша», но и вместе с остановленными беглецами заделать в переднем крае образовавшуюся прореху.

Таковы факты. Если же кому-то из пишущих и снимающих фильмы на эту тему они не интересны, а мила заезженная пластинка о заградотрядовцах как о «карателях», со сладострастием паливших в своих соотечественников, дальнейшая полемика на эту тему представляется бесполезной.

Для интересующихся же, полагаем, следует продолжить рассказ, и не для защиты формирований, выполнявших заградительные функции, тем более что они в такой защите не нуждаются, а во имя исторической правды.

Многочисленные документы и свидетельства участников войны говорят о том, что заградотряды сполна пользовались предоставленными полномочиями. В необходимых случаях они открывали огонь над головами бегущих, однако, повторимся — не стреляли по ним на поражение. Допускаем, что отдельные случаи стрельбы по людям в горячке боя могли иметь место, ведь и бойцы и командиры заградотрядов были не из железа. Но утверждать, что таковой была повседневная практика — кощунство.

Таким же точно образом не допускалось и повальных расстрелов[27]. Трусов и паникеров расстреливали перед строем в индивидуальном порядке. Карали, как правило, лишь инициаторов паники и бегства.

Так, упомянутый выше заградотряд ОО НКВД Балтийского флота с начала войны по 22 ноября 1941 г. задержал свыше 900 человек. Часть задержанных была освобождена за отсутствием состава преступления, лица, подозреваемые в дезертирстве из общевойсковых частей, — направлены для дальнейшего расследования в другие особые отделы. Арестованы и осуждены 77 человек, из них 11 были расстреляны на месте или перед строем^{165}.

А вот несколько характерных примеров из истории битвы на Волге.

14 сентября 1942 г. противник предпринял наступление против частей 399-й стрелковой дивизии 62-й армии. Бойцы и командиры 396-го и 472-го стрелковых полков стали в панике отходить. Начальник заградотряда младший лейтенант госбезопасности Ельман приказал своему отряду открыть огонь над головами отступающих. В результате личный состав этих полков был остановлен и через два часа полки заняли прежние рубежи обороны^{166}.

15 октября в районе Сталинградского тракторного завода противнику удалось выйти к Волге и отрезать от основных сил 62-й армии остатки 112-й стрелковой дивизии, а также трех (115,124 и 149-я) отдельных стрелковых бригад. Поддавшись панике, ряд военнослужащих, в том числе командиров различных степеней, пытались бросить свои части и под разными предлогами переправиться на восточный берег Волги. Чтобы не допустить этого, оперативная группа под руководством старшего оперуполномоченного лейтенанта госбезопасности Игнатенко, созданная особым отделом 62-й армии, выставила заслон, объединив остатки взводов особых отделов с личным составом 3-го армейского заградотряда. За 15 дней было задержано и возвращено на поле боя до 800 человек рядового и командного состава, 15 паникеров, трусов и дезертиров были расстреляны перед строем.

2 октября 1942 г. во время наступления наших войск отдельные части 138-й стрелковой дивизии, встреченные мощным артиллерийским и минометным огнем противника, дрогнули и в панике бежали назад через боевые порядки 204-й стрелковой дивизии, находившиеся во втором эшелоне. Принятыми мерами командованием и заградбатальоном дивизии положение было восстановлено. Семь трусов и паникеров были расстреляны перед строем, а остальные возвращены на передовую линию фронта.

Аналогичный случай произошел 16 октября, когда во время контратаки противника часть красноармейцев 781-й и 124-й стрелковых дивизий проявила трусость и в панике стала покидать поле боя, увлекая за собой других. Находившийся на этом участке армейский заградотряд 21-й армии силой оружия ликвидировал панику и восстановил прежнее положение.

19 ноября в ходе наступления частей 293-й стрелковой дивизии при контратаке противника два минометных взвода 1306-го стрелкового полка без приказа командования оставили занимаемый рубеж и, в панике бросая оружие, бежали с поля боя. Командиры взводов младшие лейтенанты Богатырев и Егоров не только не пресекли бегства, но и сами присоединились к подчиненным. Находившийся на этом участке взвод автоматчиков армейского заградотряда остановил бегущих и, расстреляв двух паникеров перед строем, возвратил остальных на прежние рубежи^{167}.

В первый день сражения на Курской дуге 5 июля 1943 г. самовольно оставил занимаемый рубеж и панически отступил в тыл стрелковый батальон капитана Ракитского, входивший в состав 13-й армии Центрального фронта. Силой оружия он был задержан заградотрядом и возвращен в бой^{168}.

Сурово? Да, сурою. Но слезы различных «правозащитников», проливаемые сегодня по «безвинно» пострадавшим, недорого стоят, когда узнаешь о том, на что шли изменники и дезертиры, уклоняясь от исполнения воинского долга.

Так, в октябре 1941 г. группа морских пехотинцев 2-й бригады (Балтийский флот) в составе 10 человек была направлена в тыл противника для разведки. Однако «потеряла» ориентировку и во главе с командиром отделения стала пробираться в свой тыл, где и была задержана.

При всякой возможности дезертиры подделывали, а то и изготавливали фиктивные документы, пользуясь небрежностью работников, в распоряжении которых находились штампы и печати, либо прибегая к любым печатям и просто монетам с изображением государственного герба.

Как установили оперативные работники ОО НКВД Балтийского флота, красноармеец Кислицин, воспользовавшись тем, что текст выданной ему в медсанбате справки занимал лишь верхнюю половину писчего листа, отделил незаполненную половину с печатью и подписью врача внизу и сфабриковал удостоверение, по которому ему якобы разрешался отпуск на родину. Дезертир Деркач, чтобы любой ценой покинуть прифронтовую полосу, заготовил письма на имя некоего генерал-майора и при проверках предъявлял их заградпостам, ссылаясь на то, что он послан со срочным донесением в тыл^{169}.

Слабые духом прибегали к различным уловкам и на других фронтах.

Вот, например, строки из докладной записки ОО НКВД 43-й армии начальнику ОО Западного фронта комиссару госбезопасности 3-го ранга А.М. Белянову (не ранее 7 ноября 1941 г.): «Секретарь партбюро мотострелкового батальона 24-й танковой бригады политрук Соловьев 3 ноября прострелил себе ногу. Красноармеец того же батальона Севостьянов 7 ноября ранил себя в плечо. В тот же день красноармеец этого батальона Чепчугов Илья Андреевич нанес себе ранение в руку. Такое же саморанение произвел и лейтенант Куриленко»^{170}.

В сообщении ОО НКВД Сталинградского фронта в Управление ОО НКВД СССР от 14 августа 1942 г. «О ходе реализации приказа № 227 и реагировании на него личного состава 4-й танковой армии» приведены следующие факты: «Командиры отделений 414 СП 18 СД Старков и Добрынин во время боя струсили, бросили свои отделения и бежали с поля боя, оба были задержаны заградительным отрядом и постановлением особдива (особый отдел дивизии. — Ю.Р.) расстреляны перед строем.

Красноармеец того же полка и дивизии Огородников произвел саморанение левой руки, в совершенном преступлении изобличен, за что предан суду военного трибунала».

А вот фрагмент еще одной докладной записки в Управление ОО НКВД СССР, но уже ОО НКВД Донского фронта от 17 февраля 1943 г. «О работе особорганов по борьбе с трусами и паникерами...»: «27 ноября 1942 г. командир батальона 206 стрелкового] полка... СД ст. лейтенант Таиров Иван Евдокимович во время контратаки противника при появлении немецких танков бросил батальон и бежал с поля боя. В результате батальон, не имея управления, понес большие потери и отступил с занимаемого им рубежа. 29 ноября Таиров был задержан особым отделом... в с. Ерзовка, где он скрывался под видом раненого... По постановлению особдива, с согласия командования дивизии, Таиров расстрелян перед строем командного состава полка»^{171}.

* * *

По мере изменения положения на фронте, с переходом к Красной Армии стратегической инициативы и началом массового изгнания оккупантов с территории СССР необходимость в заградотрядах, как уже говорилось выше, отпала. Приказ «Ни шагу назад!» окончательно утратил свое былое значение.

Командование все чаще использовало такого рода воинские формирования как обычные стрелковые подразделения. Необходимость привести их юридическое положение в соответствие с фактическим использованием становилась все более настоятельной.

В августе 1944 г. инициативу проявил начальник политического управления 3-го Прибалтийского фронта генерал-майор А.А. Лобачев. Назначенная им проверка заградотрядов установила, что эти подразделения не выполняют своих прямых функций, определенных приказом наркома обороны № 227: большая часть личного состава используется на охране штабов армий, линий связи, дорог, на прочесывании лесов, обслуживании начальников, занята надзором за внутренним порядком в тылах армий фронта и т.п.

Выявленные факты были весьма красноречивы. Так, 7-й заградотряд 54-й армии буквально раздергали по частям: один автоматный взвод охранял второй эшелон штаба армии, другой был придан 111-му стрелковому корпусу с задачей охранять линии связи от корпуса до армии, стрелковый взвод придан 7-му стрелковому корпусу с той же задачей, пулеметный взвод находился в резерве командира заградотряда, 9 человек работали в отделах штаба армии, при этом командир взвода старший лейтенант Гончар был назначен «по совместительству» комендантом управления тыла армии.

В 5-м заградотряде той же 54-й армии из 189 человек по штату больше половины использовались на различных работах — обслуживании АХО штаба армии в качестве поваров, сапожников, портных, кладовщиков, писарей, в отделах штаба армии в качестве связных и ординарцев; находились в распоряжении коменданта штаба армии, обслуживали штаб заградотряда. А ведь многие из них обладали серьезным фронтовым опытом, были ранее награждены, и их пребывание на передовой принесло бы реальную пользу.

Такое же положение было выявлено и в других заградотрядах фронта. Штаты их штабов разбухли вдвое, втрое, безделье и бесконтрольность со стороны вышестоящих штабов привели к тому, что в большинстве заградотрядов воинская дисциплина оказалась на низком уровне, «люди распустились», многие допускали грубые нарушения воинской дисциплины.

Свои наблюдения и выводы А.А. Лобачев изложил в докладе начальнику Главного политического управления Красной Армии генерал-полковнику А.С. Щербакову, заключив документ следующим предложением: «Считаю необходимым поставить вопрос перед Народным комиссаром обороны о реорганизации или расформировании заградотрядов, как утративших свое назначение в настоящей обстановке»^{172}.

Сам ли начальник политуправления 3-го Прибалтийского фронта проявил инициативу или ему подсказали «сверху» (что весьма возможно при тогдашней политической практике) — в конце концов, неважно. В любом случае через два месяца, 29 октября 1944 г., нарком обороны И.В. Сталин издал приказ № 0349, в котором признавалось, что «в связи с изменением общей обстановки на фронтах необходимость в дальнейшем содержании заградительных отрядов отпала». К 15 ноября 1944 г. они были расформированы, а личный состав отрядов направлен на пополнение стрелковых дивизий^{173}.