ГЛАВА 6 МОЖНО ЛИ БЫТЬ ВЕРНЫМ РОДИНЕ, КОНФЛИКТУЯ С ГОСУДАРСТВОМ?
Если не бояться прямоты в оценках, то сквозная идея фильма «Штрафбат» сводится к незамысловатой формуле: гитлеровской Германии в Великой Отечественной войне противостоял один сплошной гигантский штрафной батальон. Доктор филологии Б.В. Соколов, известный «своеобразными» оценками советской истории, сплошь и рядом граничащими с ее извращением, так прямо и заявляет: «Штрафбат — это как бы модель всей России в миниатюре. И в фильме правильно показано, что власть рассматривала весь народ как пушечное мясо, и победа была достигнута этими людьми, одновременно и сильными, и слабыми. Сильными — потому что сражались в нечеловеческих условиях, слабыми — потому что допустили, что с ними так обходились»{174}.
Очень похожее мнение у рецензента государственного СМИ «Парламентской газеты»: «По сути, "Штрафбат" — это сага обо всей нашей стране, бывшей в те годы огромным штрафным батальоном...»{175}.
Итак, один сплошной штрафбат, один концентрационный лагерь, в котором бытуют именно такие нравы, которые рождены творческим воображением Э.Я. Володарского и Н.Н. Досталя. В действии фильма, в речи и поступках персонажей, в их биографических данных Советский Союз предстает страной, где если не все, то каждый второй раскулачен, выслан, лишен прав, и девять из десяти ненавидят власть. Где солдаты поголовно сдаются в плен, где остаткам войск не остается ничего иного, как воевать, ибо с тыла на них нацелены пулеметы заградотрядовцев, и где бездарные генералы добиваются успеха лишь потому, что без сожаления заваливают противника горами трупов своих солдат.
Авторы фильма, по сути, подталкивают зрителей к мысли, что действия его героев (и, надо понимать, всех фронтовиков) определял глубокий конфликт Родины и сталинского государства, которое во всем противостояло народу. Не будь заградотрядов и особых отделов, не существуй гигантская машина подавления, никто бы, де, и воевать не стал.
Согласиться с этим не дает сама военная действительность.
ЧТО ВЛАСТЬ ПРЕДПОЧИТАЛА СКРЫВАТЬ?
Кому сегодня надо доказывать, что сталинское государство не только не было идеальным, но и во многих случаях отличалось откровенной жестокостью к своим гражданам? История Великой Отечественной войны содержит страницы, о которых до последнего времени или предпочитали не говорить вовсе, или ограничивались скороговоркой. Даже с точки зрения официальной пропаганды они бросали тень на облик советского народа-победителя, девальвировали Победу. А кроме того, случалось, власть сама понимала, что совершила по отношению к народу нечто такое, что следует скрывать во имя поддержания собственного авторитета.
Весьма часто граждане платили государству той же монетой. Вот, например, какие письма в сентябре — октябре 1942 г. были конфискованы военной цензурой 2-го спецотдела УНКВД Сталинградской области.
«...Вы думаете, что для меня страшен фронт или страшна смерть? На эти вещи я смотрю как на явления — дождь или снег. Но только одно мне остается непонятным, что у нас кругом обман и насильствие, что мы настолько демагогичны, что не видим действительности и говорим на белый предмет черный. Так выходит с нашей свободой, с нашей техникой, когда самолеты неприятеля днем и ночью парят в нашем российском воздухе.
...Устает рука, и буквы выходят некультурными, искаженными и обманными, как наша власть, за которую умирают люди под силой кулаков и пулеметов, установленных за спиной наступающих, свободных и сознательных людей, людей сталинской эпохи... Голодная угнетающая жизнь всем надоела, и желает каждый или смерти, или раны и освобождения».
«...Да, дорогая мама, бой здесь с 18 по 20/IX был большой и сейчас он продолжается. 18/IX было начало наступления на этом фронте, и "мясорубка" была хорошая. Много было изрублено за эти 2—3 дня и пролито крови, и все ради чего? Из-за славы, власти и богатства какой-то кучки людей, но, как говорит русская народная пословица, "око за око, кровь за кровь" и "что посеешь, то и пожнешь". За людские страдания, за пролитую кровь, за вдов, сирот и т.д. скоро организаторы этой бойни поплатятся своей головой, и настанет, как говорилось в старину, "божье возмездие". Да, дорогая мама, проведенные мной несколько дней здесь, т.е. за 15—20 дней, меня, как говорится, переродили совсем и сейчас я стал совсем другим, чем был раньше. Только теперь я понял всю политику этой войны, за что и кого мы проливали свою кровь и ложим свои головы, на что пошли все наши займы, сборы, пожертвования и налоги. Все эти деньги пошли на наши же головы, на нашу пролитую кровь и т.д., а не на мирное строительство нашей Родины. Будь я проклят, если по возвращении меня домой, я хоть одну копейку внесу на заем, пожертвования и т.д. Я лучше эти деньги пропью, отдам нищим или, наконец, выброшу в уборную, но на займы не дам никогда. Прошу тебя, сходи за меня в церковь, помолись за меня... и поставь несколько свечей перед иконой. Помолись богу за скорейшее окончание войны, многострадающий русский народ, за новый мир»{176}.
Материалы перлюстрации фронтовой переписки, донесения информаторов органов НКВД, сводки партийных комитетов показывали, что настроения и оценки, подобные приведенным выше, были не редкостью как на фронте, так и в тылу. Люди откликались на многие стороны советской действительности, вызывавшие негативную реакцию — аресты и депортации, благополучие властной элиты и нещадную эксплуатацию народной жертвенности, скупое продовольственное обеспечение и тяжелые жилищные условия. Все это было в жизни страны, тщательно скрывалось официальной пропагандой, но мы сегодня вправе об этом знать.
ГУЛАГ
Следует ли, например, делать вид, что в создании экономического фундамента Победы нет вклада обитателей «архипелага ГУЛАГ»? Элементарная объективность требует признать, что, во-первых, такой вклад был немалым, а во-вторых, что заключенные системы Главного управления исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД СССР были советскими гражданами, хотя и ограниченными в правах, но в большинстве своем исполненными священной ненависти к фашистским агрессорам. Тем более что в лагерях и колониях значительную часть — около 30% — составляли не уголовные преступники, а так называемые «враги народа» — жертвы беззаконных политических репрессий.
И.В. Сталин, не желая в преддверии войны сокращения того потенциала дешевого принудительного труда, без которого не существовала тогдашняя экономика, добился, чтобы свободу не получили даже те осужденные, кто имел на это право по приговору. К 2,3 млн. заключенных за 1941—1945 гг. добавились еще 2,6 млн. человек и по разным причинам выбыло 3,4 млн. Силами заключенных прокладывались судоходные каналы, строились аэродромы, железные и шоссейные дороги, возводились крупнейшие производственные комбинаты, добывались золото и уголь, качалась нефть, валился лес, производились боеприпасы, шилось обмундирование, выращивался крупный рогатый скот, заготавливались хлеб и фураж.
Только за 1941—1944 гг. Наркомат внутренних дел, в состав которого входил ГУЛАГ, сдал в эксплуатацию группу авиационных и нефтеперегонный заводы в районе Куйбышева и авиазавод в Омске, три доменные печи общей мощностью 980 тыс. т чугуна в год, 16 мартеновских и электроплавильных печей производительностью 445 тыс. т стали, прокатные станы общей производительностью 542 тыс. т проката, угольные шахты и разрезы общей производительностью 6,8 млн. т угля, 3,6 тыс. км новых железных и 4,7 тыс. км шоссейных дорог, в т.ч. Северо-Печорскую железную дорогу, железные дороги Саратов — Сталинград, Комсомольск — Совгавань. В интересах действующей армии было построено 612 оперативных аэродромов и 230 аэродромов с взлетно-посадочными полосами{177}.
НКВД также сосредоточил в своих руках работы по созданию нового вооружения и военной техники. Немало ученых, конструкторов, инженеров трудились в так называемых шарашках — научно-исследовательских институтах и конструкторских бюро за колючей проволокой. Еще в 1939 г. в Болшево появилась первая «шарашка» — Особое техническое бюро, преобразованное позднее в СКБ-29. Заключенные — а это были крупнейшие отечественные конструкторы авиационной и ракетной техники А.Н. Туполев, В.М. Петляков, В.М. Мясищев, С.П. Королев и многие другие — какое-то время и в ходе войны работали там над новейшими образцами вооружения.
Депортации
До второй половины 80-х годов прошлого века в литературе практически не упоминалась и проблема депортаций (то есть принудительного выселения из мест проживания) народов, имевших место в годы Великой Отечественной войны. Официально эта мера объяснялась политической неблагонадежностью высылаемых, необходимость предупредительных мер во избежание с их стороны массовых антигосударственных преступлений, участием в антисоветских вооруженных формированиях и т.п.
Так, по данным отдела НКВД СССР по борьбе с бандитизмом, на территории СССР были ликвидированы более 7 тыс. повстанческих групп, объединявших в своих рядах более 54 тыс. боевиков, в т.ч. на Северном Кавказе, в Закавказье, Средней Азии, центральных областях РСФСР, Сибири и на Дальнем Востоке{178}. Такие группы действительно существовали: отрицать наличие в стране недовольных советской властью было бы глупо. Другое дело, что целые народы не должны были отвечать за преступления отдельных лиц.
С началом войны первыми жертвами депортации стали граждане, имевшие национальность воюющих с СССР государств — немцы и финны. Военкоматы автономной Республики немцев Поволжья и других районов их компактного проживания отказали немецкой молодежи в призыве в действующую армию. Под предлогом наличия в автономии «десятков тысяч диверсантов и шпионов», их связей с фашистской Германией, возможных диверсий в тылу страны 28 августа 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР, на основе данных, предоставленных НКВД, принял указ о переселении немецкого населения в принудительном порядке из Поволжья в восточные районы страны{179}.
Чуть позднее депортации подверглись также немцы, проживавшие в Тамбовской, Ярославской и Воронежской областях, на Северном Кавказе. Новый режим распространялся и на тех, кто воевал на фронте. Более 33 тыс. солдат и офицеров немецкой национальности были демобилизованы и в своем большинстве направлены в «трудовую армию», рабочие колонны и батальоны. Всех их — более 856 тыс. человек — расселили в Новосибирской, Омской областях, Красноярском крае и Казахской ССР. Участь советских немцев вскоре разделили несколько десятков тысяч финнов, проживавших в Карелии и Ленинградской области.
Наиболее массовыми оказались депортации народов, проживавших на Северном Кавказе. Именно сюда было привлечено особое внимание немецкого командования, рвавшегося к грозненской и майкопской нефти. В соответствии с планом «Шамиль», разработанным абвером, нефтеносные районы предусматривалось захватить с помощью воздушных десантов, которые должны были опираться на антисоветское подполье, с большей или меньшей активностью действовавшее на Северном Кавказе с 20-х годов. Несмотря на активизацию террористических и диверсионных групп в ряде районов, планы немцев и их пособников провалились.
Уже после того как вся территория Северного Кавказа вновь стала советской, к отдельным народам были применены меры «наказания». Из Карачаевской автономной области в Казахскую и Киргизскую ССР в принудительном порядке были депортированы более 69 тыс. граждан карачаевской национальности, в связи с тем, что, как говорилось в указе Президиума Верховного Совета СССР от 12 октября 1943 г., «в период оккупации многие карачаевцы вели себя предательски».
27 декабря 1943 г. последовал указ о ликвидации Калмыцкой АССР и о выселении калмыков (более 193 тыс. человек) в Алтайский и Красноярский края, Омскую и Новосибирскую области. Их депортация рассматривалась как мера наказания «за противодействие органам советской власти, борьбу против Красной Армии», которую несколько бандформирований действительно вели во время оккупации части республики.
С приближением фашистских войск заметно усилился политический бандитизм в Чечено-Ингушской республике: в августе 1942 г. здесь действовали 54 группировки из 359 человек, в розыске находились более 2 тыс. дезертиров. Подавить бандитизм удалось лишь после изгнания оккупантов с территории Северного Кавказа в январе — феврале 1943 г. С восстановлением советской власти помимо ликвидации оставшихся бандгруппировок органы внутренних дел прибегли к «радикальной» и уже опробованной мере — депортации чеченцев и ингушей в Казахскую и Киргизскую ССР. В соответствии с постановлением ГКО Чечено-Ингушская АССР была ликвидирована, и 23 февраля 1944 г. началась операция по выселению двух народов. В конце февраля Л.П. Берия доложил И.В. Сталину численность депортированных — 478,5 тыс. человек{180}.
Чуть позже, в начале марта 1944 г., переселению в Казахстан и Киргизию были подвергнуты балкарцы из Кабардино-Балкарской АССР — всего более 37 тыс. человек. Основание для акции центральные власти нашли в большой «зараженности» республики повстанческим движением и «предательстве» в период непродолжительной немецкой оккупации.
Особое место в политике депортаций, проводимой советским руководством, занял Крым. В годы оккупации германское командование активно поддерживало здесь создание отрядов и групп, сформированных как из крымских татар, так и представителей других народов, и предназначенных для действий против Красной Армии и партизан. Коллаборационисты должны были, безусловно, понести суровое наказание, однако за преступления отщепенцев расплатился весь народ. В мае 1944 г., сразу же после изгнания врага с полуострова, по постановлению ГКО из Крыма было выселено больше 194 тыс. татар и более 33 тыс. болгар, греков и армян. Большая их часть была расселена в Узбекистане, остальные направлены в другие регионы страны.
Не всем известно, что наряду с народами Российской Федерации, которых депортировали в полном составе, высылке подвергались и большие группы населения различных национальностей. Среди них было много и русских. Из прифронтовых районов высылались, пользуясь тогдашней терминологией, «антисоветские», «чуждые», «государственно-опасные», «подозрительные по шпионажу» элементы. Например, в конце мая 1942 г. ГКО предписал в двухнедельный срок выслать таких лиц из ряда городов и станиц Ростовской области и Краснодарского края. Из Рязанской, Воронежской и Орловской областей в июле 1944 г. были выселены в Сибирь почти 1,7 тыс. сектантов. Большие группы русских были депортированы также вместе с названными выше народами: корейцами, немцами Поволжья, крымскими татарами, что называется, заодно, в общей массе. Всего же в годы войны подверглись переселению народы и группы населения 61 национальности.
В этой связи нельзя не согласиться с точкой зрения историка Н.Ф. Бугая: «Возможно, что условия военной (экстремальной) ситуации вызывали необходимость определенных предупредительных действий советского правительства в тылу и на подступах к линии фронта. Но никак нельзя оправдать примененные ко многим народам репрессивные насильственные меры. Ведь суровому наказанию подвергались не только виновные, но и народы в целом... Это одна из трагических малоизвестных страниц в истории советского государства, которую правительство хранило в глубокой тайне. В результате его ошибочной политики массового переселения народов и групп населения, принадлежавшего к различным национальностям, депортации подверглись отважно защищавшие Отчизну, смело сражавшиеся на многих фронтах войны»{181}.
Чтобы хоть отчасти восстановить историческую справедливость, потребовались многие десятилетия. Вклад в это внесла и новая Россия. Принятые в 1991 г. законы «О реабилитации репрессированных народов» и «О жертвах политических репрессий» содержат юридическую оценку массовых депортаций и определяют меры по реабилитации пострадавших. Многое сделано по их реализации. Однако, к сожалению, нельзя сказать, что заложенные сталинской национальной политикой «мины» не взрываются до сих пор и не наносят ущерба межнациональным отношениям.
Трагедия плена и репатриация
До сих пор точно не известно, скольким нашим соотечественникам выпала горькая доля испытать плен. Гитлеровское руководство объявляло о 5,27 млн. человек. Данные, которыми располагает Генеральный штаб Вооруженных Сил РФ, несколько меньше — 4 млн. 59 тыс. человек плюс примерно 500 тыс. — военнообязанные, не успевшие встать в строй и захваченные противником в пути в воинские части{182}.
Почти половина бойцов и командиров оказались в плену летом — осенью 1941 г., когда танковые клинья врага разрывали нашу оборону, в воздухе безраздельно господствовали люфтваффе и потеря связи и управления войсками носила массовый характер. Условия, приводившие к пленению, были самыми различными: окружение, ранение или болезнь, физическое истощение, отсутствие боеприпасов, неожиданное нападение многократно превосходящего по силам врага. Но и в этой, часто безнадежной обстановке, люди в абсолютном большинстве случаев оказывали ожесточенное сопротивление агрессорам. Из попавших в плен добровольно сдались не более 1,5% военнослужащих РККА.
Советские воины, попавшие в руки врага, после непродолжительного пребывания в прифронтовой зоне помещались в стационарные лагеря для военнопленных. Нечеловеческие условия содержания приводили к эпидемиям брюшного, сыпного тифа, желудочно-кишечных и других заболеваний, необратимой дистрофии. Гитлеровцы стремились уничтожить как можно больше людей, поэтому к голоду и болезням добавлялись массовые экзекуции: с пленными расправлялись по малейшему поводу. Кроме того, вопреки положениям Гаагской конвенции, советские военнопленные в подавляющем большинстве использовались на тяжелых принудительных работах. Смертность в лагерях была огромной. По разным источникам, погибли от 1,23 до 2 млн. советских военнослужащих, то есть каждый третий из находившихся в плену.
Казалось бы, такие люди были вправе рассчитывать на гуманное отношение со стороны советских властей. На международной арене Советское правительство показывало, что оно всерьез озабочено участью людей, попавших в плен, оказавшихся на оккупированной территории и вывезенных в рейх, а также выражало стремление добиться привлечения гитлеровской верхушки к уголовной ответственности за военные преступления и преступления против человечности. Позднее эти усилия воплотились в организацию совместно с союзниками Нюрнбергского процесса, осудившего главных нацистских преступников, а также других судебных процессов над убийцами и извергами, издевавшимися над безоружными пленными и гражданским населением.
Но внутренняя политика совсем не отличалась лояльностью по отношению к этой категории советских граждан. С самого начала войны высшее политическое руководство СССР дало установку, в соответствии с которой подозрительными считались все военнослужащие и гражданские лица, не только попавшие в плен, но оказавшиеся даже на непродолжительное время в тылу противника. В измене и предательстве Родины, о чем уже говорилось в настоящей книге, подозревались даже те бойцы и командиры, которые смогли с боями пробиться на соединение с Красной Армией, не говоря уже о тех, кто был в плену.
Во внимание редко принимались обстоятельства пленения, продолжительность нахождения в руках противника, поведение военнопленного в этих экстремальных обстоятельствах. Вот лишь один, но, к сожалению, весьма типичный пример. Имя полковника И.А. Ласкина вошло в историю войны после того, как он, начальник штаба 64-й армии, 31 января 1943 г. в Сталинграде руководил взятием под стражу фельдмаршала Ф. Паулюса. И в дальнейшем успешно воевал, стал генерал-лейтенантом, начальником штаба Северо-Кавказского фронта. И вдруг в декабре 1943 г. последовал его арест. Органам контрразведки стал известен факт того, что Ласкин в августе 1941 г. при выходе из окружения под Уманью был задержан вместе с двумя спутниками немецким унтер-офицером. Через несколько часов им удалось бежать и присоединиться к одной из частей Красной Армии, с которой они и вышли к своим.
Основываясь на сокрытии этого факта, генерала, не обращая внимания на его предыдущую боевую деятельность, обвинили в измене Родине и шпионаже. В ожидании приговора Ласкин находился в заключении почти 9 лет. В 1952 г. его приговорили к 15 годам исправительно-трудовых работ. Обрести свободу отважный, но униженный генерал смог лишь после смерти Сталина{183}. Подобных случаев было много.
Истины ради нельзя умолчать и о совершенно противоположных случаях. Старшина П.Х. Дубинда, воюя в морской пехоте, был тяжело контужен и взят в плен. Бежал, и с марта 1944 г. вновь встал в воинский строй. Его не преследовала, наоборот, ему поверили. В этом же году Павел Христофорович, заметно отличившись, был удостоен двух орденов Славы, а в следующем, 1945 г., не только стал полным кавалером ордена Славы, но еще и Героем Советского Союза.
Такие примеры, однако, были скорее исключением из правил. Правила же поведения властей состояли в постоянном расширении практики заочного осуждения военнослужащих, находившихся за линией фронта, как изменников Родины. Основанием для этого служили постановление ГКО от 16 июля 1941 г. и приказ Ставки ВГК «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий» № 270 от 16 августа 1941 г., которые обязывали «сдавшихся в плен уничтожать всеми средствами», «семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи», семьи командиров и политработников арестовывать «как семьи нарушивших присягу и продавших свою Родину дезертиров»{184}.
Правомерно осуждая проявления трусости, растерянности, паники, добровольную сдачу в плен, руководство страны одновременно ориентировало командно-политический и рядовой состав на огульную оценку действий всех, кто оказался в плену даже в беспомощном состоянии. Отбросив принцип презумпции невиновности, оно заранее признавало таких командиров и бойцов трусами и предателями, которых «надо уничтожать», а их семьи — преследовать.
С декабря 1941 г., согласно постановлению ГКО, бойцы и командиры, оказавшиеся в плену или в окружении, утрачивали юридический статус военнослужащих и именовались впредь «бывшими военнослужащими Красной Армии», тем самым ставились вне рядов Вооруженных Сил со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями. Если они, пересекая линию фронта, выходили к своим или их задерживали при освобождении ранее оккупированной территории, то всех направляли сначала на сборно-пересыльные пункты, а затем в специальные лагеря для выявления изменников, шпионов и диверсантов.
Кто возьмется оспорить необходимость такой работы, тем более в военное время? Но дело в том, что к людям, которые в подавляющем большинстве не совершили каких-либо преступлений, изначально относились как к изменникам и шпионам.
По мере того, как Красная Армия продвигалась на запад, поток возвращающихся в Советский Союз стал нарастать. По подсчетам Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, созданной при Президенте РФ, по завершении репатриации на 1 декабря 1946 г. было зарегистрировано более 1,8 млн. военнопленных и почти 3,6 млн. гражданских лиц, всего — свыше 5,4 млн. человек{185}. НКВД, НКГБ и военная контрразведка
«Смерш» пропускали их через спецлагеря и проверочно-фильтрационные лагеря. Вина была установлена лишь у части этого «спецконтингента». Поэтому более 1,2 млн. человек были направлены в РККА. В специальные же лагеря НКВД были переведены те (более 600 тыс. человек), в отношении которых существовали обоснованные подозрения в измене, сотрудничестве с фашистскими властями, шпионско-диверсионной деятельности и т.п. Проверки выливались в приговоры военных трибуналов или постановления особых совещаний. Но даже если проверка в конце концов завершалась для человека удачно и на него не обнаруживалось никакого компрометирующего материала, «чистым» он не считался. Дополнительная и длительная проверка органами НКВД и НКГБ продолжалась еще долгие годы по месту жительства. Людей ограничивали в выборе профессии, запрещали проживать в больших городах и т д. А средствами пропаганды власть навязывала общественному мнению убежденность в том, что с теми кто вернулся из плена или из немецкой неволи, надо быть настороже.
Коллаборационизм
Морально и юридически было оправдано уголовное преследование лишь небольшой части военнопленных и репатриантов — коллаборационистов. К их числу относились те, кто вступил в ряды германской армии и полицейские формирования, а также советские граждане, работавшие на предприятиях и в учреждениях оккупационной администрации.
Что заставляло людей служить врагу, а то и воевать на его стороне? Причины были разными: малодушие, желание выжить, стремление получить в руки оружие, чтобы затем, улучив момент, бежать к партизанам или через линию фронта. Конечно, среди этих людей имелась и значительная прослойка антисоветски настроенных граждан — раскулаченные, уголовники, националисты, ранее репрессированные и даже — как ни парадоксально — бывшие функционеры коммунистической партии.
Наиболее явным проявлением коллаборационизма являлась служба граждан СССР в германской армии и полицейских формированиях. Русские части в немецкой армии разделялись на четыре основные категории: «восточные, добровольческие» формирования, части Русской освободительной армии (РОА) — «власовцы», строительные батальоны организации Тодта и так называемые «хиви» (в переводе с немецкого буквально — «готовые помочь») — вспомогательные отряды при воинских частях и комендатурах.
В подавляющем большинстве строевые части несли охранную, караульную и этапно-заградительную службу в немецком оперативном тылу. Лица, служившие в этих формированиях, запятнали себя участием в различных карательных акциях. Они участвовали в боях против партизан и Красной Армии, против войск наших союзников по антигитлеровской коалиции, против участников движения Сопротивления, охраняли немецкие коммуникации и лагеря смерти, уничтожали мирное население.
Этим занимались созданные в 1943—1945 гг. «добровольческие» соединения: 15-й «казачий» корпус, «Вооруженные силы Комитета освобождения народов России (КОНР)», 162-я «тюркская» дивизия, 599-я «русская» бригада, «Казачий стан» Даманова, а также сформированные из бывших советских граждан 14-я дивизия СС «Галичина», 15-я и 16-я «латышские» дивизии СС, 20-я «эстонская» дивизия СС, 30-я «белорусская» дивизия СС. Существовали также специальные калмыцкие и крымско-татарские формирования.
Пожалуй, самую большую известность приобрела так называемая Русская освободительная армия, к созданию которой гитлеровцы приступили в начале 1943 г. Во главе РОА встал бывший генерал-лейтенант АА. Власов, до сдачи в плен — командующий 2-й ударной армией Волховского фронта. Перейдя в июле 1942 г. на сторону врага, Власов призвал всех русских людей подниматься на борьбу «против Сталина и его клики, за построение новой России без большевиков и капиталистов». Это позволило ему привлечь в ряды РОА немало противников большевистской власти. Однако среди «власовцев» далеко не все были настроены антисоветски. Многие военнопленные шли на службу к Власову умышленно, надеясь спастись от голодной смерти и при первой же возможности бежать, чтобы вновь встать в ряды борцов против фашистов. Не случайно уже со второй половины 1943 г. наблюдался массовый переход солдат РОА на сторону партизан.
«Обстановка непрочности власти оккупантов, — докладывал 20 октября 1943 г. начальник Ленинградского штаба партизанского движения М.Н. Никитин военному совету Волховского фронта, — неверие в нее все больше и больше охватывает "добровольческие" части противника из военнопленных, русских полицейских и других прислужников немцев, вследствие чего разложение в их рядах начинает принимать массовый характер. Целыми подразделениями они, убивая немцев, уходят в леса или к партизанам, принося с собой вооружение и боеприпасы»{186}.
В литературе нередко говорят об 1 млн. советских людей, служивших в вермахте. Однако, как установлено Комиссией при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий, в различных «добровольческих» формированиях находились не более 165—170 тыс. человек, или от 4,0 до 4,2% от общего числа попавших в плен{187}.
Многие военнопленные, находившиеся на службе в специальных немецких формированиях, а также «власовцы» были задержаны в ходе боев или после капитуляции Германии. Советским спецслужбам удалось довольно быстро выявить командные кадры РОА, активных карателей, изменников Родины. Их дела рассматривались, как правило, внесудебными органами — «тройками», состоявшими из представителей НКВД, НКГБ и «Смерш», а также Особым совещанием при НКВД. Большинство активных участников и организаторов немецких военных формирований из числа советских военнопленных были приговорены к смертной казни, каторжным работам, длительным срокам заключения в тюрьмах или лагерях.
В частности, возмездие настигло тех, кто был повинен в аресте и гибели членов краснодонской подпольной организации «Молодая гвардия» — предателей Г. Почепцова, В. Громова и М. Кулешова. До поры до времени удавалось скрываться еще двум преступникам — В. Подтынному, который, дезертировав из Красной Армии, поступил на службу в немецкую полицию и лично руководил арестом молодогвардейцев, и его подручному И. Мельникову. Но и они через два десятка лет были разоблачены и приговорены судом к высшей мере наказания.
Широкий общественный резонанс получил судебный процесс, состоявшийся в июле 1943 г. в Краснодаре над группой изменников Родины, которые служили в карательной «Зондеркоманде СС 10-А». Оккупанты замучили, отравили в душегубках, застрелили десятки тысяч жителей Кубани. Подручными у них активно выступали коллаборационисты В. Тищенко, Н. Пушкарев, И. Речкалов и их подельники. В ходе процесса вскрылись леденящие кровь подробности того, как, выслуживаясь перед гитлеровцами, зверствовали каратели. 18 июля на городской площади Краснодара в присутствии 50 тыс. человек состоялся акт справедливого возмездия: восемь злодеев по приговору военного трибунала закончили свою жизнь на виселице.
1 августа 1946 г. к смертной казни через повешение (что было всегда особенно позорным для военнослужащего) Военной коллегией Верховного суда СССР были приговорены А.А. Власов и его 11 сообщников.
Эти и подобные им приговоры карателям, палачам, изменникам Родины были с одобрением встречены советскими людьми, испытывавшими естественные чувства справедливого возмездия. Беда состояла, однако, в том, что, как уже говорилось выше, рядом с подлинными преступниками в лагерях и тюрьмах находились сотни тысяч воинов Красной Армии и перемещенных гражданских лиц, вся «вина» которых состояла лишь в пребывании в плену или на оккупированной территории.
Положение стало исправляться только после 1956 г., в чем, к слову, немалая заслуга ставшего министром обороны Маршала Советского Союза Г.К. Жукова. Но меры по устранению последствий нарушения законности в отношении бывших военнопленных, определенные тогда ЦК КПСС и Советом министров СССР, во многом оставались на бумаге. Лишь в январе 1995 г. указом Президента Российской Федерации все бывшие военнопленные и репатриированные полностью восстановлены в своих правах. Разумеется, действие указа не распространяется на коллаборационистов.
И писать обо всем этом, и читать тяжело. Но автор, приводя факты подлинного противостояния сталинского государства и народа, не боится тем самым вооружить своих оппонентов лишними аргументами. Следуя замечанию Александра Твардовского: «Одна неправда нам в убыток и только правда ко двору», признаем, что лишь тогда война и Победа предстанут перед нами объемно и в истинном свете, если говорить обо всех ее страницах без утайки и лакировки.
Говорить всю правду невыгодно как раз «новопрочтенцам». Тиражируемые ими версии, будто народ только и жил ненавистью к государству и воевал из-под пулеметов, нацеленных с тыла, испытания неопровержимыми фактами не выдерживают.
Кому сегодня надо доказывать, что сталинское государство не только не было идеальным, но и во многих случаях отличалось откровенной жестокостью к своим гражданам? История Великой Отечественной войны содержит страницы, о которых до последнего времени или предпочитали не говорить вовсе, или ограничивались скороговоркой. Даже с точки зрения официальной пропаганды они бросали тень на облик советского народа-победителя, девальвировали Победу. А кроме того, случалось, власть сама понимала, что совершила по отношению к народу нечто такое, что следует скрывать во имя поддержания собственного авторитета.
Весьма часто граждане платили государству той же монетой. Вот, например, какие письма в сентябре — октябре 1942 г. были конфискованы военной цензурой 2-го спецотдела УНКВД Сталинградской области.
«...Вы думаете, что для меня страшен фронт или страшна смерть? На эти вещи я смотрю как на явления — дождь или снег. Но только одно мне остается непонятным, что у нас кругом обман и насильствие, что мы настолько демагогичны, что не видим действительности и говорим на белый предмет черный. Так выходит с нашей свободой, с нашей техникой, когда самолеты неприятеля днем и ночью парят в нашем российском воздухе.
...Устает рука, и буквы выходят некультурными, искаженными и обманными, как наша власть, за которую умирают люди под силой кулаков и пулеметов, установленных за спиной наступающих, свободных и сознательных людей, людей сталинской эпохи... Голодная угнетающая жизнь всем надоела, и желает каждый или смерти, или раны и освобождения».
«...Да, дорогая мама, бой здесь с 18 по 20/IX был большой и сейчас он продолжается. 18/IX было начало наступления на этом фронте, и "мясорубка" была хорошая. Много было изрублено за эти 2—3 дня и пролито крови, и все ради чего? Из-за славы, власти и богатства какой-то кучки людей, но, как говорит русская народная пословица, "око за око, кровь за кровь" и "что посеешь, то и пожнешь". За людские страдания, за пролитую кровь, за вдов, сирот и т.д. скоро организаторы этой бойни поплатятся своей головой, и настанет, как говорилось в старину, "божье возмездие". Да, дорогая мама, проведенные мной несколько дней здесь, т.е. за 15—20 дней, меня, как говорится, переродили совсем и сейчас я стал совсем другим, чем был раньше. Только теперь я понял всю политику этой войны, за что и кого мы проливали свою кровь и ложим свои головы, на что пошли все наши займы, сборы, пожертвования и налоги. Все эти деньги пошли на наши же головы, на нашу пролитую кровь и т.д., а не на мирное строительство нашей Родины. Будь я проклят, если по возвращении меня домой, я хоть одну копейку внесу на заем, пожертвования и т.д. Я лучше эти деньги пропью, отдам нищим или, наконец, выброшу в уборную, но на займы не дам никогда. Прошу тебя, сходи за меня в церковь, помолись за меня... и поставь несколько свечей перед иконой. Помолись богу за скорейшее окончание войны, многострадающий русский народ, за новый мир»{176}.
Материалы перлюстрации фронтовой переписки, донесения информаторов органов НКВД, сводки партийных комитетов показывали, что настроения и оценки, подобные приведенным выше, были не редкостью как на фронте, так и в тылу. Люди откликались на многие стороны советской действительности, вызывавшие негативную реакцию — аресты и депортации, благополучие властной элиты и нещадную эксплуатацию народной жертвенности, скупое продовольственное обеспечение и тяжелые жилищные условия. Все это было в жизни страны, тщательно скрывалось официальной пропагандой, но мы сегодня вправе об этом знать.
ГУЛАГ
Следует ли, например, делать вид, что в создании экономического фундамента Победы нет вклада обитателей «архипелага ГУЛАГ»? Элементарная объективность требует признать, что, во-первых, такой вклад был немалым, а во-вторых, что заключенные системы Главного управления исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД СССР были советскими гражданами, хотя и ограниченными в правах, но в большинстве своем исполненными священной ненависти к фашистским агрессорам. Тем более что в лагерях и колониях значительную часть — около 30% — составляли не уголовные преступники, а так называемые «враги народа» — жертвы беззаконных политических репрессий.
И.В. Сталин, не желая в преддверии войны сокращения того потенциала дешевого принудительного труда, без которого не существовала тогдашняя экономика, добился, чтобы свободу не получили даже те осужденные, кто имел на это право по приговору. К 2,3 млн. заключенных за 1941—1945 гг. добавились еще 2,6 млн. человек и по разным причинам выбыло 3,4 млн. Силами заключенных прокладывались судоходные каналы, строились аэродромы, железные и шоссейные дороги, возводились крупнейшие производственные комбинаты, добывались золото и уголь, качалась нефть, валился лес, производились боеприпасы, шилось обмундирование, выращивался крупный рогатый скот, заготавливались хлеб и фураж.
Только за 1941—1944 гг. Наркомат внутренних дел, в состав которого входил ГУЛАГ, сдал в эксплуатацию группу авиационных и нефтеперегонный заводы в районе Куйбышева и авиазавод в Омске, три доменные печи общей мощностью 980 тыс. т чугуна в год, 16 мартеновских и электроплавильных печей производительностью 445 тыс. т стали, прокатные станы общей производительностью 542 тыс. т проката, угольные шахты и разрезы общей производительностью 6,8 млн. т угля, 3,6 тыс. км новых железных и 4,7 тыс. км шоссейных дорог, в т.ч. Северо-Печорскую железную дорогу, железные дороги Саратов — Сталинград, Комсомольск — Совгавань. В интересах действующей армии было построено 612 оперативных аэродромов и 230 аэродромов с взлетно-посадочными полосами{177}.
НКВД также сосредоточил в своих руках работы по созданию нового вооружения и военной техники. Немало ученых, конструкторов, инженеров трудились в так называемых шарашках — научно-исследовательских институтах и конструкторских бюро за колючей проволокой. Еще в 1939 г. в Болшево появилась первая «шарашка» — Особое техническое бюро, преобразованное позднее в СКБ-29. Заключенные — а это были крупнейшие отечественные конструкторы авиационной и ракетной техники А.Н. Туполев, В.М. Петляков, В.М. Мясищев, С.П. Королев и многие другие — какое-то время и в ходе войны работали там над новейшими образцами вооружения.
Депортации
До второй половины 80-х годов прошлого века в литературе практически не упоминалась и проблема депортаций (то есть принудительного выселения из мест проживания) народов, имевших место в годы Великой Отечественной войны. Официально эта мера объяснялась политической неблагонадежностью высылаемых, необходимость предупредительных мер во избежание с их стороны массовых антигосударственных преступлений, участием в антисоветских вооруженных формированиях и т.п.
Так, по данным отдела НКВД СССР по борьбе с бандитизмом, на территории СССР были ликвидированы более 7 тыс. повстанческих групп, объединявших в своих рядах более 54 тыс. боевиков, в т.ч. на Северном Кавказе, в Закавказье, Средней Азии, центральных областях РСФСР, Сибири и на Дальнем Востоке{178}. Такие группы действительно существовали: отрицать наличие в стране недовольных советской властью было бы глупо. Другое дело, что целые народы не должны были отвечать за преступления отдельных лиц.
С началом войны первыми жертвами депортации стали граждане, имевшие национальность воюющих с СССР государств — немцы и финны. Военкоматы автономной Республики немцев Поволжья и других районов их компактного проживания отказали немецкой молодежи в призыве в действующую армию. Под предлогом наличия в автономии «десятков тысяч диверсантов и шпионов», их связей с фашистской Германией, возможных диверсий в тылу страны 28 августа 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР, на основе данных, предоставленных НКВД, принял указ о переселении немецкого населения в принудительном порядке из Поволжья в восточные районы страны{179}.
Чуть позднее депортации подверглись также немцы, проживавшие в Тамбовской, Ярославской и Воронежской областях, на Северном Кавказе. Новый режим распространялся и на тех, кто воевал на фронте. Более 33 тыс. солдат и офицеров немецкой национальности были демобилизованы и в своем большинстве направлены в «трудовую армию», рабочие колонны и батальоны. Всех их — более 856 тыс. человек — расселили в Новосибирской, Омской областях, Красноярском крае и Казахской ССР. Участь советских немцев вскоре разделили несколько десятков тысяч финнов, проживавших в Карелии и Ленинградской области.
Наиболее массовыми оказались депортации народов, проживавших на Северном Кавказе. Именно сюда было привлечено особое внимание немецкого командования, рвавшегося к грозненской и майкопской нефти. В соответствии с планом «Шамиль», разработанным абвером, нефтеносные районы предусматривалось захватить с помощью воздушных десантов, которые должны были опираться на антисоветское подполье, с большей или меньшей активностью действовавшее на Северном Кавказе с 20-х годов. Несмотря на активизацию террористических и диверсионных групп в ряде районов, планы немцев и их пособников провалились.
Уже после того как вся территория Северного Кавказа вновь стала советской, к отдельным народам были применены меры «наказания». Из Карачаевской автономной области в Казахскую и Киргизскую ССР в принудительном порядке были депортированы более 69 тыс. граждан карачаевской национальности, в связи с тем, что, как говорилось в указе Президиума Верховного Совета СССР от 12 октября 1943 г., «в период оккупации многие карачаевцы вели себя предательски».
27 декабря 1943 г. последовал указ о ликвидации Калмыцкой АССР и о выселении калмыков (более 193 тыс. человек) в Алтайский и Красноярский края, Омскую и Новосибирскую области. Их депортация рассматривалась как мера наказания «за противодействие органам советской власти, борьбу против Красной Армии», которую несколько бандформирований действительно вели во время оккупации части республики.
С приближением фашистских войск заметно усилился политический бандитизм в Чечено-Ингушской республике: в августе 1942 г. здесь действовали 54 группировки из 359 человек, в розыске находились более 2 тыс. дезертиров. Подавить бандитизм удалось лишь после изгнания оккупантов с территории Северного Кавказа в январе — феврале 1943 г. С восстановлением советской власти помимо ликвидации оставшихся бандгруппировок органы внутренних дел прибегли к «радикальной» и уже опробованной мере — депортации чеченцев и ингушей в Казахскую и Киргизскую ССР. В соответствии с постановлением ГКО Чечено-Ингушская АССР была ликвидирована, и 23 февраля 1944 г. началась операция по выселению двух народов. В конце февраля Л.П. Берия доложил И.В. Сталину численность депортированных — 478,5 тыс. человек{180}.
Чуть позже, в начале марта 1944 г., переселению в Казахстан и Киргизию были подвергнуты балкарцы из Кабардино-Балкарской АССР — всего более 37 тыс. человек. Основание для акции центральные власти нашли в большой «зараженности» республики повстанческим движением и «предательстве» в период непродолжительной немецкой оккупации.
Особое место в политике депортаций, проводимой советским руководством, занял Крым. В годы оккупации германское командование активно поддерживало здесь создание отрядов и групп, сформированных как из крымских татар, так и представителей других народов, и предназначенных для действий против Красной Армии и партизан. Коллаборационисты должны были, безусловно, понести суровое наказание, однако за преступления отщепенцев расплатился весь народ. В мае 1944 г., сразу же после изгнания врага с полуострова, по постановлению ГКО из Крыма было выселено больше 194 тыс. татар и более 33 тыс. болгар, греков и армян. Большая их часть была расселена в Узбекистане, остальные направлены в другие регионы страны.
Не всем известно, что наряду с народами Российской Федерации, которых депортировали в полном составе, высылке подвергались и большие группы населения различных национальностей. Среди них было много и русских. Из прифронтовых районов высылались, пользуясь тогдашней терминологией, «антисоветские», «чуждые», «государственно-опасные», «подозрительные по шпионажу» элементы. Например, в конце мая 1942 г. ГКО предписал в двухнедельный срок выслать таких лиц из ряда городов и станиц Ростовской области и Краснодарского края. Из Рязанской, Воронежской и Орловской областей в июле 1944 г. были выселены в Сибирь почти 1,7 тыс. сектантов. Большие группы русских были депортированы также вместе с названными выше народами: корейцами, немцами Поволжья, крымскими татарами, что называется, заодно, в общей массе. Всего же в годы войны подверглись переселению народы и группы населения 61 национальности.
В этой связи нельзя не согласиться с точкой зрения историка Н.Ф. Бугая: «Возможно, что условия военной (экстремальной) ситуации вызывали необходимость определенных предупредительных действий советского правительства в тылу и на подступах к линии фронта. Но никак нельзя оправдать примененные ко многим народам репрессивные насильственные меры. Ведь суровому наказанию подвергались не только виновные, но и народы в целом... Это одна из трагических малоизвестных страниц в истории советского государства, которую правительство хранило в глубокой тайне. В результате его ошибочной политики массового переселения народов и групп населения, принадлежавшего к различным национальностям, депортации подверглись отважно защищавшие Отчизну, смело сражавшиеся на многих фронтах войны»{181}.
Чтобы хоть отчасти восстановить историческую справедливость, потребовались многие десятилетия. Вклад в это внесла и новая Россия. Принятые в 1991 г. законы «О реабилитации репрессированных народов» и «О жертвах политических репрессий» содержат юридическую оценку массовых депортаций и определяют меры по реабилитации пострадавших. Многое сделано по их реализации. Однако, к сожалению, нельзя сказать, что заложенные сталинской национальной политикой «мины» не взрываются до сих пор и не наносят ущерба межнациональным отношениям.
Трагедия плена и репатриация
До сих пор точно не известно, скольким нашим соотечественникам выпала горькая доля испытать плен. Гитлеровское руководство объявляло о 5,27 млн. человек. Данные, которыми располагает Генеральный штаб Вооруженных Сил РФ, несколько меньше — 4 млн. 59 тыс. человек плюс примерно 500 тыс. — военнообязанные, не успевшие встать в строй и захваченные противником в пути в воинские части{182}.
Почти половина бойцов и командиров оказались в плену летом — осенью 1941 г., когда танковые клинья врага разрывали нашу оборону, в воздухе безраздельно господствовали люфтваффе и потеря связи и управления войсками носила массовый характер. Условия, приводившие к пленению, были самыми различными: окружение, ранение или болезнь, физическое истощение, отсутствие боеприпасов, неожиданное нападение многократно превосходящего по силам врага. Но и в этой, часто безнадежной обстановке, люди в абсолютном большинстве случаев оказывали ожесточенное сопротивление агрессорам. Из попавших в плен добровольно сдались не более 1,5% военнослужащих РККА.
Советские воины, попавшие в руки врага, после непродолжительного пребывания в прифронтовой зоне помещались в стационарные лагеря для военнопленных. Нечеловеческие условия содержания приводили к эпидемиям брюшного, сыпного тифа, желудочно-кишечных и других заболеваний, необратимой дистрофии. Гитлеровцы стремились уничтожить как можно больше людей, поэтому к голоду и болезням добавлялись массовые экзекуции: с пленными расправлялись по малейшему поводу. Кроме того, вопреки положениям Гаагской конвенции, советские военнопленные в подавляющем большинстве использовались на тяжелых принудительных работах. Смертность в лагерях была огромной. По разным источникам, погибли от 1,23 до 2 млн. советских военнослужащих, то есть каждый третий из находившихся в плену.
Казалось бы, такие люди были вправе рассчитывать на гуманное отношение со стороны советских властей. На международной арене Советское правительство показывало, что оно всерьез озабочено участью людей, попавших в плен, оказавшихся на оккупированной территории и вывезенных в рейх, а также выражало стремление добиться привлечения гитлеровской верхушки к уголовной ответственности за военные преступления и преступления против человечности. Позднее эти усилия воплотились в организацию совместно с союзниками Нюрнбергского процесса, осудившего главных нацистских преступников, а также других судебных процессов над убийцами и извергами, издевавшимися над безоружными пленными и гражданским населением.
Но внутренняя политика совсем не отличалась лояльностью по отношению к этой категории советских граждан. С самого начала войны высшее политическое руководство СССР дало установку, в соответствии с которой подозрительными считались все военнослужащие и гражданские лица, не только попавшие в плен, но оказавшиеся даже на непродолжительное время в тылу противника. В измене и предательстве Родины, о чем уже говорилось в настоящей книге, подозревались даже те бойцы и командиры, которые смогли с боями пробиться на соединение с Красной Армией, не говоря уже о тех, кто был в плену.
Во внимание редко принимались обстоятельства пленения, продолжительность нахождения в руках противника, поведение военнопленного в этих экстремальных обстоятельствах. Вот лишь один, но, к сожалению, весьма типичный пример. Имя полковника И.А. Ласкина вошло в историю войны после того, как он, начальник штаба 64-й армии, 31 января 1943 г. в Сталинграде руководил взятием под стражу фельдмаршала Ф. Паулюса. И в дальнейшем успешно воевал, стал генерал-лейтенантом, начальником штаба Северо-Кавказского фронта. И вдруг в декабре 1943 г. последовал его арест. Органам контрразведки стал известен факт того, что Ласкин в августе 1941 г. при выходе из окружения под Уманью был задержан вместе с двумя спутниками немецким унтер-офицером. Через несколько часов им удалось бежать и присоединиться к одной из частей Красной Армии, с которой они и вышли к своим.
Основываясь на сокрытии этого факта, генерала, не обращая внимания на его предыдущую боевую деятельность, обвинили в измене Родине и шпионаже. В ожидании приговора Ласкин находился в заключении почти 9 лет. В 1952 г. его приговорили к 15 годам исправительно-трудовых работ. Обрести свободу отважный, но униженный генерал смог лишь после смерти Сталина{183}. Подобных случаев было много.
Истины ради нельзя умолчать и о совершенно противоположных случаях. Старшина П.Х. Дубинда, воюя в морской пехоте, был тяжело контужен и взят в плен. Бежал, и с марта 1944 г. вновь встал в воинский строй. Его не преследовала, наоборот, ему поверили. В этом же году Павел Христофорович, заметно отличившись, был удостоен двух орденов Славы, а в следующем, 1945 г., не только стал полным кавалером ордена Славы, но еще и Героем Советского Союза.
Такие примеры, однако, были скорее исключением из правил. Правила же поведения властей состояли в постоянном расширении практики заочного осуждения военнослужащих, находившихся за линией фронта, как изменников Родины. Основанием для этого служили постановление ГКО от 16 июля 1941 г. и приказ Ставки ВГК «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий» № 270 от 16 августа 1941 г., которые обязывали «сдавшихся в плен уничтожать всеми средствами», «семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи», семьи командиров и политработников арестовывать «как семьи нарушивших присягу и продавших свою Родину дезертиров»{184}.
Правомерно осуждая проявления трусости, растерянности, паники, добровольную сдачу в плен, руководство страны одновременно ориентировало командно-политический и рядовой состав на огульную оценку действий всех, кто оказался в плену даже в беспомощном состоянии. Отбросив принцип презумпции невиновности, оно заранее признавало таких командиров и бойцов трусами и предателями, которых «надо уничтожать», а их семьи — преследовать.
С декабря 1941 г., согласно постановлению ГКО, бойцы и командиры, оказавшиеся в плену или в окружении, утрачивали юридический статус военнослужащих и именовались впредь «бывшими военнослужащими Красной Армии», тем самым ставились вне рядов Вооруженных Сил со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями. Если они, пересекая линию фронта, выходили к своим или их задерживали при освобождении ранее оккупированной территории, то всех направляли сначала на сборно-пересыльные пункты, а затем в специальные лагеря для выявления изменников, шпионов и диверсантов.
Кто возьмется оспорить необходимость такой работы, тем более в военное время? Но дело в том, что к людям, которые в подавляющем большинстве не совершили каких-либо преступлений, изначально относились как к изменникам и шпионам.
По мере того, как Красная Армия продвигалась на запад, поток возвращающихся в Советский Союз стал нарастать. По подсчетам Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, созданной при Президенте РФ, по завершении репатриации на 1 декабря 1946 г. было зарегистрировано более 1,8 млн. военнопленных и почти 3,6 млн. гражданских лиц, всего — свыше 5,4 млн. человек{185}. НКВД, НКГБ и военная контрразведка
«Смерш» пропускали их через спецлагеря и проверочно-фильтрационные лагеря. Вина была установлена лишь у части этого «спецконтингента». Поэтому более 1,2 млн. человек были направлены в РККА. В специальные же лагеря НКВД были переведены те (более 600 тыс. человек), в отношении которых существовали обоснованные подозрения в измене, сотрудничестве с фашистскими властями, шпионско-диверсионной деятельности и т.п. Проверки выливались в приговоры военных трибуналов или постановления особых совещаний. Но даже если проверка в конце концов завершалась для человека удачно и на него не обнаруживалось никакого компрометирующего материала, «чистым» он не считался. Дополнительная и длительная проверка органами НКВД и НКГБ продолжалась еще долгие годы по месту жительства. Людей ограничивали в выборе профессии, запрещали проживать в больших городах и т д. А средствами пропаганды власть навязывала общественному мнению убежденность в том, что с теми кто вернулся из плена или из немецкой неволи, надо быть настороже.
Коллаборационизм
Морально и юридически было оправдано уголовное преследование лишь небольшой части военнопленных и репатриантов — коллаборационистов. К их числу относились те, кто вступил в ряды германской армии и полицейские формирования, а также советские граждане, работавшие на предприятиях и в учреждениях оккупационной администрации.
Что заставляло людей служить врагу, а то и воевать на его стороне? Причины были разными: малодушие, желание выжить, стремление получить в руки оружие, чтобы затем, улучив момент, бежать к партизанам или через линию фронта. Конечно, среди этих людей имелась и значительная прослойка антисоветски настроенных граждан — раскулаченные, уголовники, националисты, ранее репрессированные и даже — как ни парадоксально — бывшие функционеры коммунистической партии.
Наиболее явным проявлением коллаборационизма являлась служба граждан СССР в германской армии и полицейских формированиях. Русские части в немецкой армии разделялись на четыре основные категории: «восточные, добровольческие» формирования, части Русской освободительной армии (РОА) — «власовцы», строительные батальоны организации Тодта и так называемые «хиви» (в переводе с немецкого буквально — «готовые помочь») — вспомогательные отряды при воинских частях и комендатурах.
В подавляющем большинстве строевые части несли охранную, караульную и этапно-заградительную службу в немецком оперативном тылу. Лица, служившие в этих формированиях, запятнали себя участием в различных карательных акциях. Они участвовали в боях против партизан и Красной Армии, против войск наших союзников по антигитлеровской коалиции, против участников движения Сопротивления, охраняли немецкие коммуникации и лагеря смерти, уничтожали мирное население.
Этим занимались созданные в 1943—1945 гг. «добровольческие» соединения: 15-й «казачий» корпус, «Вооруженные силы Комитета освобождения народов России (КОНР)», 162-я «тюркская» дивизия, 599-я «русская» бригада, «Казачий стан» Даманова, а также сформированные из бывших советских граждан 14-я дивизия СС «Галичина», 15-я и 16-я «латышские» дивизии СС, 20-я «эстонская» дивизия СС, 30-я «белорусская» дивизия СС. Существовали также специальные калмыцкие и крымско-татарские формирования.
Пожалуй, самую большую известность приобрела так называемая Русская освободительная армия, к созданию которой гитлеровцы приступили в начале 1943 г. Во главе РОА встал бывший генерал-лейтенант АА. Власов, до сдачи в плен — командующий 2-й ударной армией Волховского фронта. Перейдя в июле 1942 г. на сторону врага, Власов призвал всех русских людей подниматься на борьбу «против Сталина и его клики, за построение новой России без большевиков и капиталистов». Это позволило ему привлечь в ряды РОА немало противников большевистской власти. Однако среди «власовцев» далеко не все были настроены антисоветски. Многие военнопленные шли на службу к Власову умышленно, надеясь спастись от голодной смерти и при первой же возможности бежать, чтобы вновь встать в ряды борцов против фашистов. Не случайно уже со второй половины 1943 г. наблюдался массовый переход солдат РОА на сторону партизан.
«Обстановка непрочности власти оккупантов, — докладывал 20 октября 1943 г. начальник Ленинградского штаба партизанского движения М.Н. Никитин военному совету Волховского фронта, — неверие в нее все больше и больше охватывает "добровольческие" части противника из военнопленных, русских полицейских и других прислужников немцев, вследствие чего разложение в их рядах начинает принимать массовый характер. Целыми подразделениями они, убивая немцев, уходят в леса или к партизанам, принося с собой вооружение и боеприпасы»{186}.
В литературе нередко говорят об 1 млн. советских людей, служивших в вермахте. Однако, как установлено Комиссией при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий, в различных «добровольческих» формированиях находились не более 165—170 тыс. человек, или от 4,0 до 4,2% от общего числа попавших в плен{187}.
Многие военнопленные, находившиеся на службе в специальных немецких формированиях, а также «власовцы» были задержаны в ходе боев или после капитуляции Германии. Советским спецслужбам удалось довольно быстро выявить командные кадры РОА, активных карателей, изменников Родины. Их дела рассматривались, как правило, внесудебными органами — «тройками», состоявшими из представителей НКВД, НКГБ и «Смерш», а также Особым совещанием при НКВД. Большинство активных участников и организаторов немецких военных формирований из числа советских военнопленных были приговорены к смертной казни, каторжным работам, длительным срокам заключения в тюрьмах или лагерях.
В частности, возмездие настигло тех, кто был повинен в аресте и гибели членов краснодонской подпольной организации «Молодая гвардия» — предателей Г. Почепцова, В. Громова и М. Кулешова. До поры до времени удавалось скрываться еще двум преступникам — В. Подтынному, который, дезертировав из Красной Армии, поступил на службу в немецкую полицию и лично руководил арестом молодогвардейцев, и его подручному И. Мельникову. Но и они через два десятка лет были разоблачены и приговорены судом к высшей мере наказания.
Широкий общественный резонанс получил судебный процесс, состоявшийся в июле 1943 г. в Краснодаре над группой изменников Родины, которые служили в карательной «Зондеркоманде СС 10-А». Оккупанты замучили, отравили в душегубках, застрелили десятки тысяч жителей Кубани. Подручными у них активно выступали коллаборационисты В. Тищенко, Н. Пушкарев, И. Речкалов и их подельники. В ходе процесса вскрылись леденящие кровь подробности того, как, выслуживаясь перед гитлеровцами, зверствовали каратели. 18 июля на городской площади Краснодара в присутствии 50 тыс. человек состоялся акт справедливого возмездия: восемь злодеев по приговору военного трибунала закончили свою жизнь на виселице.
1 августа 1946 г. к смертной казни через повешение (что было всегда особенно позорным для военнослужащего) Военной коллегией Верховного суда СССР были приговорены А.А. Власов и его 11 сообщников.
Эти и подобные им приговоры карателям, палачам, изменникам Родины были с одобрением встречены советскими людьми, испытывавшими естественные чувства справедливого возмездия. Беда состояла, однако, в том, что, как уже говорилось выше, рядом с подлинными преступниками в лагерях и тюрьмах находились сотни тысяч воинов Красной Армии и перемещенных гражданских лиц, вся «вина» которых состояла лишь в пребывании в плену или на оккупированной территории.
Положение стало исправляться только после 1956 г., в чем, к слову, немалая заслуга ставшего министром обороны Маршала Советского Союза Г.К. Жукова. Но меры по устранению последствий нарушения законности в отношении бывших военнопленных, определенные тогда ЦК КПСС и Советом министров СССР, во многом оставались на бумаге. Лишь в январе 1995 г. указом Президента Российской Федерации все бывшие военнопленные и репатриированные полностью восстановлены в своих правах. Разумеется, действие указа не распространяется на коллаборационистов.
И писать обо всем этом, и читать тяжело. Но автор, приводя факты подлинного противостояния сталинского государства и народа, не боится тем самым вооружить своих оппонентов лишними аргументами. Следуя замечанию Александра Твардовского: «Одна неправда нам в убыток и только правда ко двору», признаем, что лишь тогда война и Победа предстанут перед нами объемно и в истинном свете, если говорить обо всех ее страницах без утайки и лакировки.
Говорить всю правду невыгодно как раз «новопрочтенцам». Тиражируемые ими версии, будто народ только и жил ненавистью к государству и воевал из-под пулеметов, нацеленных с тыла, испытания неопровержимыми фактами не выдерживают.
ШЛА ВОЙНА. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ
В романе B.C. Гроссмана «Жизнь и судьба» есть герой майор Ершов. Читатель знакомится с ним в тот период, когда офицер, находясь в гитлеровском концентрационном лагере, готовит антифашистское восстание. Жизнь его до войны, говорится в книге, «была нехороша». Его отца, крестьянина Воронежской губернии, вместе с семьей раскулачили и отправили на Северный Урал в качестве спецпереселенца.
Ершову по окончании военного училища удалось съездить к отцу на свидание. «Отец, — читаем в романе, — рассказывал о голоде, о смерти деревенских знакомых, о сошедших с ума старухах, о детях — тела их стали легче балалайки, легче куренка. Рассказывал, как голодный вой день и ночь стоял над деревней, рассказывал о заколоченных хатах с ослепшими окнами.
Он рассказывал сыну о пятидесятидневной зимней дороге в теплушке с дырявой крышей, об умерших, ехавших в эшелоне долгие сутки вместе с живыми. Рассказывал, как спецпереселенцы шли пешком и женщины несли детей на руках. Прошла эту пешую дорогу больная мать Ершова, тащилась в жару, с потемневшим разумом. Он рассказал, как привели их в зимний лес, где ни землянки, ни шалаша, и как начали они там новую жизнь, разводя костры, устраивая постели из еловых веток, растапливая в котелках снег, как хоронили умерших...
— Все воля Сталинова, — сказал отец, и в словах его не было гнева, обиды — так говорят простые люди о могучей, не знающей колебаний судьбе».
Лейтенанта по доносу о его поездке на Урал уволили из армии и вернули лишь по мобилизации с началом войны. И вот он, майор, оказался в плену, в гитлеровском лагере, где заключенных агитировали вступать во власовскую армию. Ершов отверг сладкоголосых агитаторов. Казалось бы, почему, ведь он так настрадался от советской власти.
Вновь откроем страницы романа: «Иногда он спрашивал себя: почему ему так ненавистны власовцы? Власовские воззвания писали о том, что рассказывал его отец. Он-то знал, что это правда. Но он знал, что эта правда в устах у немцев и власовцев — ложь.
Он чувствовал, ему было ясно, что, борясь с немцами, он борется за свободную русскую жизнь, победа над Гитлером станет победой и над теми лагерями, где погибли его мать, сестры, отец».
С высоты минувших после войны десятилетий мы можем сказать, что вера Ершова оказалась не напрасной. Победа, одержанная в мае сорок пятого, хотя на какое-то время и законсервировала сталинский режим, но она же, породив в миллионах советских людей психологию победителей, в конце концов предопределила десталинизацию общества и крушение ГУЛАГа.
Ершов (добавим: как и миллионы его прототипов) и подумать не мог, чтобы его негативное отношение к Сталину и политическому режиму обернулось братанием с фашистами и предателями Отечества.
Это — литература. Но добротная литература тем и отличается, что отражает жизнь во всех ее проявлениях.
Зададимся вопросом: если, как нас уверяют авторы фильма «Штрафбат», действия его героев определяет неразрешимый конфликт Родины и сталинского государства, то почему штрафники не переходили на сторону врага, беря пример с тех же власовцев? Ведь в борьбе со сталинским политическим режимом лучшего союзника антисоветским силам, казалось бы, не сыскать.
Ответ есть, и самый верный — у фронтовиков.
М .Г. Ключко:
В той же Пруссии мы воевали уже не только с немцами, но и с власовцами. Причем бои были очень тяжелые. Власовцы, как известно, в плен не сдавались. Они, может быть, и сдались бы, но в плен их просто не брали. И они это знали, что пощады им не будет, поэтому сражались до конца. В марте 45-го под Пилау они полностью добили остатки нашей роты.
Е.А. Гольбрайх:
Мы их (власовцев. — Ю.Р.) люто ненавидели... Вот сейчас пишут, что почти миллион бывших советских граждан служил в германской армии. Пусть в основном во вспомогательных частях. Но эти люди предали Родину! Пытаются выставить бывших коллаборационистов борцами за «свободную Россию»... Для нас, фронтовиков, они были и есть — предатели и изменники! Даже тех, кто пошел на службу к немцам, чтобы не умереть с голоду в концлагерях — не могу оправдать. Миллионы предпочли смерть, но остались верными своему долгу...
Даже если обойтись без патетики, ответьте: если твой вчерашний однополчанин одел вражескую форму и повернул оружие против своих, кто он? Борец с коммунистами и евреями? Противник колхозного строя? Или сволочь, предавшая свой народ?
Служба Гитлеру стала бы самоубийством — это отчетливо понимало большинство даже обиженных советской властью: от проживавшего в эмиграции генерала А.И. Деникина до рядового красноармейца, сына раскулаченного крестьянина. Нельзя не согласиться с Н.А. Нарочницкой: «Для них сохранение любимого Отечества для будущих поколений было выше желания увидеть при жизни крах ненавистного "режима"... Они не отождествляли Россию с "большевицкой властью". А власовцы, похоже, считали, что лучше никакой России, чем Россия большевистская»{188}.
С самим Власовым и другими лидерами коллаборационистов, хорошо знавшими, за какую цену покупается милость гитлеровской клики, все ясно: для них было лучше оказаться мертвым, чем красным, они не остановились бы и перед похоронами самого Отечества, если бы это было условием похорон сталинского государства. Обратим внимание на то, как это созвучно с либеральными настроениями сегодняшних реваншистов от истории. Что касается основной массы рядовых коллаборационистов, то лишь крайне наивные люди могли считать, что гитлеровская пропаганда обличала язвы и преступления сталинского режима лишь в целях изменения политической системы в СССР (именно поэтому майор Ершов воспринимал гитлеровскую и власовскую пропаганду как ложь, хотя формально она и содержала действительные факты).
Нет, нацистские лидеры не ограничивали свои задачи лишь оккупацией территории Советского Союза, порабощением ее народов и истощением ее материальных ресурсов. «Наши задачи в отношении России — разгромить ее вооружение силы, уничтожить государство, — заявил А. Гитлер на совещании с командным составом вермахта 30 марта 1941 г. — Речь идет о борьбе на уничтожение»{189}.
В свое время советская официальная пропаганда и историческая наука, рассматривая причины агрессии Германии против СССР, излишне загоняли их в рамки классовой и идеологической борьбы. Лозунги борьбы с коммунизмом были для фюрера в большой степени риторикой. Очевидно, что война между Германией и Советским Союзом стала проявлением извечного противостояния западноевропейской и восточнославянской цивилизаций, взаимного неприятия и непонимания различных по своей сути духовно-религиозных ценностей и образа жизни. С первого же дня методы ведения войны Германией определялись расовой ненавистью и не известной даже диким зверям лютой жестокостью. По планам гитлеровской клики Советский Союз был обречен на ликвидацию, а население страны предполагалось уменьшить до 30 млн. человек, единственная задача которых состояла в обслуживании оккупантов в качестве рабов.
Гитлер освободил своих генералов, офицеров и солдат от какой-либо моральной и юридической ответственности за совершаемые ими преступления, объявив химерой те правила ведения войны, которые в предшествующие десятилетия выработало человечество — щадить мирное население, не поднимать оружие на детей, гуманно относиться к пленным. «...Убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, — убивай, этим ты спасешь от гибели себя, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься на века», — вдалбливали в головы немецких солдат и офицеров еще накануне «восточного похода».
Приведем выразительный диалог, состоявшийся на процессе над военными преступниками в Нюрнберге в 1945 г. Обергруппенфюрер СС Э. Бах-Зелевски показал, что на состоявшемся в начале 1941 г. совещании рейхсфюрер СС Г. Гиммлер заявил: одной из целей похода против СССР должно стать «сокращение числа славян на 30 миллионов человек...» На вопрос адвоката, чем объяснялась такая постановка цели, бывший эсэсовец вынужден был дать саморазоблачительный ответ: «Это явилось логическим следствием всего нашего национал-социалистского мировоззрения... Если десятилетиями проповедуют, что славяне являются низшей расой... — неминуем именно такой результат»{190}.
В связи с этим обвинитель от СССР Р.А. Руденко закономерно отмечал, что от приказов Кейтеля, Геринга, Деница, Йодля, Рейхенау, Манштейна, а также других гитлеровских военачальников проложен кровавый след к многочисленным злодеяниям, совершенным на оккупированной территории.
Разумеется, абсолютному большинству наших соотечественников не были заранее известны геополитические и расистские расчеты гитлеровского режима. Но опыт прошлых войн против России, да и практические действия нацистов подсказывали, что цена начавшейся 22 июня 1941-го войны — не потеря территории, не падение правительства, а утрата всего на той земле, где растут твои дети и в которой лежат десятки поколений твоих предков.
Именно в силу этой убежденности миллионов советских людей первый же шаг фашистов через границу стал началом их конца. Великая Отечественная война, невиданная по испытаниям, вызвала невиданный же всплеск самопожертвования и героизма, как массового, так и индивидуального. Не случайно историки называют фронтовое поколение Великой Отечественной войны феноменом XX века.
Рядовой и генерал, ополченец и кадровый военный, немолодой колхозник, воевавший еще в Первую мировую, и вчерашний десятиклассник-москвич, солдат, бросавшийся со связкой гранат под вражеский танк, и медицинская сестра, сутками не уходившая из больничной палаты, моряк и пехотинец, партизан и зафронтовой разведчик — все проявили редкое понимание выпавшей на их долю личной ответственности за судьбу страны, за свое будущее и будущее своих потомков. Тонко подметил и точно выразил в стихах этот феномен поэт-фронтовик Семен Гудзенко:
...Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели, Поднимались в атаку и рвали над Бугом мосты. ...Нас не нужно жалеть: ведь и мы никого б не жалели, Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
Вопреки ходячим утверждениям, эти люди не были послушными «оловянными солдатиками», хотя режим многие годы пытался формировать их такими. Строй, при котором они жили больше двух десятилетий, был советским, идеология — коммунистической, то есть интернационалистской, отодвинувший понятия «Родина», «Отечество» на задний план. Но — грянула военная гроза, и оказалось, что эти святые понятия в сознании людей лишь временно отступили под давлением господствовавшей идеологии. Люди шли на смертный бой «с фашистской силой черною, с проклятою ордой», защищая не столько строй и политический режим, сколько отчий край, который топтал фашистский сапог, своих детей, в которых стрелял ненавистный «фриц», тот привычный и до боли любимый мир, на который покусился враг.
Е.А. Гольбрайх:
Для многих людей моего поколения война была лучшим временем нашей жизни. Война, с ее неимоверной, нечеловеческой тяжестью, с ее испытаниями на разрыв и излом, с ее крайним напряжением физических и моральных сил. И все-таки — война. И дело не только в тоске по ушедшей молодости. На войне нас заменить было нельзя... И некому... Ощущение сопричастности с великими, трагическими и героическими событиями составляло гордость нашей жизни. Я знал, что нужен. Здесь. Сейчас. В эту минуту. И никто другой...
Думали ли генералы вермахта, что Брестская крепость, на взятие которой отводилось каких-нибудь час-два, будет держаться месяц? Авангарды фашистских войск были уже за Смоленском, а над Бугом все еще грохотала канонада. Руины отзывались то пулеметной очередью, то треском винтовочных выстрелов, то взрывом гранаты.
Свидетельством редкого мужества и стойкости защитников крепости стали надписи, оставленные ими на стенах крепостных казематов и бастионов. «Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22.VI.1941. Умрем, но не уйдем!» «1941. 26 июня. Нас было трое, нам было трудно. Но мы не пали духом и умрем, как герои». «Я остался один. Жунтяев и Степанчиков погибли. Немцы в самой церкви. Осталась последняя фаната, но живым не дамся. Товарищи, отомстите за нас. 1941 г.». «Умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина! 20/VII—41»{191}.
Имена бесстрашных защитников крепости П.М. Гаврилова, И.Н. Зубачева, Е.М. Фомина, А.М. Кижеватова и многих других удалось установить лишь после войны. Сегодня память героев увековечивает мемориальный комплекс, сооруженный на территории крепости. На каменной глыбе высотой более 30 м высечен величественный лик воина. В его мужественных чертах выражена непоколебимая стойкость и воля к победе.
Вопрос «новопрочтенцам»: какая кара со стороны власти заставляла этих людей стоять насмерть?
Война, едва начавшись, сразу стала всенародной. Тяжесть обрушившегося на страну удара дала людям понять: одна кадровая армия с врагом справиться не сможет. 22 июня 1941 г. была объявлена мобилизация призывных возрастов, но и помимо этого в строй становились все, кто мог. В военкоматах выстраивались длинные очереди добровольцев (пусть иронически улыбаются наши оппоненты — так было). Сюда шли и те, кто еще не достиг призывного возраста, и те, кто давно уже из этого возраста выбыл, имел отсрочки или бронь, но не желал ими пользоваться. Всего по стране заявления о записи в народное ополчение подали свыше 4 млн. человек. Половина из них смогли влиться в действующую армию. Остальных оставили в тылу в основном по самой уважительной причине — возраст и состояние здоровья.
Уже летом и осенью 1941 г. из добровольцев, прежде всего Москвы и Ленинграда, было сформировано около 60 дивизий, 200 отдельных полков, большое количество истребительных батальонов, женских авиаполков.
Воевали за Родину, приближали победу, без преувеличения, все: от мала до велика. На фронте и во вражеском тылу, на заводе и в колхозе. И «ярость благородная», когда за мыслями о Родине, большой и малой, о детишках частенько некогда было думать о собственной судьбе, определяла психологическое состояние фронтового поколения.
Иначе откуда взялась бы беспредельная стойкость защитников Брестской крепости, Таллина, Моонзундских островов и полуострова Ханко, Одессы и Севастополя, Ленинграда и Москвы, Смоленска и Сталинграда, могучий наступательный порыв воинов, освобождавших Киев и Ростов-на-Дону, Харьков и Кишинев, бравших штурмом Кенигсберг и Варшаву, Белград и Берлин? Это о них на бетонной плите Мамаева кургана в Волгограде высечены бессмертные слова: «Железный ветер бил им в лицо, а они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватило противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они!» А в пантеоне, завершающем экспозицию Сталинградской битвы, — слова, содержащие ответ: «Да, мы были простыми смертными, и мало кто уцелел из нас, но все мы выполнили свой патриотический долг перед священной матерью-Родиной».
Великая Отечественная война изобиловала таким количеством подвигов, что воистину теряешься, делая выбор, на каком из них задержать внимание. Сколько их было — поступков необычных, легендарных, превосходивших, казалось, все человеческие возможности!
Но начать следует, пожалуй, с подвига русской матери — Епистинии Федоровны Степановой. Девять сыновей вырастила эта женщина с Кубани. Старший — Александр — погиб в Гражданскую войну, Федор не вернулся с Халхин-Гола. Семерых парней, одного за другим, проводила она на Великую Отечественную — и всех семерых забрала война.
Павел, служивший на западной границе, в первые же дни 1941 г. пропал без вести. Василий попал в окружение, ушел в партизаны, был захвачен гитлеровцами и расстрелян. Трое сыновей — Иван, Илья и Александр — погибли в 1943 г. Филипп умер в 1945 г. в фашистском лагере под Падерборном. Николай вернулся домой инвалидом и умер от полученных на войне ран.
Последним уходил на фронт самый младший — Саша, названный так в память о старшем брате, первенце Епистинии Федоровны. Может быть, в его гибель мать не хотела верить больше всего. Но пришло от командира дивизии письмо: «Гвардейцы роты старшего лейтенанта Александра Степанова первыми из своей части переправились на правый берег, отбили семь домов на окраине села Селище. Но патроны быстро кончились. Товарищ Степанов уничтожил 15 солдат и офицеров, потом подрывает себя гранатой и вместе с ним гибнет группа фашистов». 25 октября 1943 г. А.М. Степанову было присвоено звание Героя Советского Союза.
В Тимашевске Краснодарского края установлен памятник Матери, без остатка отдавшей Родине все самое дорогое. Епистиния Федоровна сидит, сложив на коленях руки, и смотрит на дорогу. Будто ждет не вернувшихся с фронта сыновей...
Вопрос «новопрочтенцам»: если простая крестьянка действительно ненавидела советское государство, что же она не прятала сыновей от мобилизации, а благословляла их на честное исполнение воинского долга?
Одним из высших проявлений героизма наших воинов стали подвиги самопожертвования, когда во имя высокой цели — выполнения боевой задачи, спасения товарищей они готовы были отдать самое дорогое — жизнь. Кое-кто из современных авторов готов увидеть за этим чуть ли не признак примитивного развития, атрофию инстинкта самосохранения. Думается, собственная атрофия способности к сопереживанию не позволяет таким «публицистам» увидеть подлинную высоту духа и мужество героев.
Свыше 200 раз советские воины закрывали свои телом амбразуры вражеских дзотов и дотов. Традиционно подобный самоотверженный поступок связывают с именем рядового Александра Матросова: ценой своей жизни он заставил умолкнуть вражеский дзот в феврале 1943 г. в бою в районе деревни Чернушки Псковской области.
Справедливость требует отдать должное политруку роты 125-го танкового полка 28-й танковой дивизии Александру Панкратову, первым в годы Великой Отечественной войны совершившему такой подвиг самопожертвования 24 августа 1941 г. В наградном листе на присвоение отважному воину звания Героя Советского Союза говорится: «При штурме Кирилловского монастыря противник открыл сильный огонь. Левофланговый пулемет противника не давал возможности группе храбрецов во главе с Панкратовым войти в расположение монастыря. Тогда Панкратов вырвался вперед на пулемет, бросил фанату, ранил пулеметчика. Пулемет на время замолчал. Затем снова открыл бешеный огонь. Политрук Панкратов с возгласом "Вперед!" вторично бросился на пулемет и своим телом закрыв губительный огонь противника»{192}.
Характерная деталь: нет сведений ни об одном из фашистских солдат, решившихся на подобный поступок. Воистину, такую высоту духа способна вызвать лишь священная война за Отечество.
Бывали случаи, когда сила воздействия такого подвига заставляла сослуживцев тут же поддержать пример героя. В одном бою закрыли амбразуры врага сержант Иван Герасименко, рядовые Александр Красилов и Леонтий Черемнов.
Вопрос «новопрочтенцам»: какие пулеметы заградотрядовцев заставляли бойцов следовать старому правилу русского воинства: «Сам погибай, а товарища выручай!»?
В противоборстве с врагом советские воины широко применяли таранные удары. Отсутствие боеприпасов или выход из строя оружия вовсе не означали, что боевая техника в мастерских руках переставала разить фашистов. Широкое распространение получили воздушные тараны. По имеющимся сведениям, их применили около 500 советских летчиков.
Уже при отражении первого налета фашистских стервятников 22 июня Д.В. Кокорев недалеко от Белостока, Л.Г. Бутелин в Прикарпатье, старший лейтенант И.И. Иванов под Ровно, лейтенант П.С. Рябцев в районе Бреста прибегли к такому приему боя. Героем первого дня войны стал летчик-истребитель А.С. Данилов, сбивший в районе Гродно пять фашистских самолетов. Во время первого боевого вылета он уничтожил две боевые машины врага. Вылетев вторично, атаковал группу «мессершмитгов». До того как израсходовал все боеприпасы, успел сбить еще два самолета, а затем таранил третий. Долго считалось, что отважный и умелый летчик погиб. Но Андрей Данилов выжил, оправившись от ран, дрался с фашистами над Волховом, Ленинградом, участвовал в освобождении Белоруссии, взятии Берлина.
Первый в годы Великой Отечественной войны ночной таран совершил в небе Москвы старший лейтенант П.В. Ермолаев. В ночь на 29 июля в районе Истры, израсходовав боеприпасы, он винтом своего самолета МиГ-3 отрубил у бомбардировщика Ю-88 часть стабилизатора и руль поворота, сам же благополучно приземлился на парашюте. Широко известным в стране стал подвиг младшего лейтенанта В.В. Талалихина, долгое время считавшегося автором первого ночного тарана. Свой подвиг он совершил в районе Подольска 7 августа 1941 г.
Мастерство и точный расчет позволили многим из наших летчиков не только остаться в живых, но и спасти свои боевые машины. Более 20 летчиков совершили по два тарана, А.С. Хлобыстов — три, а Б.И. Ковзан — даже четыре, что не смог повторить ни один летчик в мире. Исключительное мастерство проявил в июле 1941 г. в небе над Могилевом командир эскадрильи старший лейтенант Н.В. Терехин. Он стал первым летчиком, который в одном бою сбил три вражеских самолета, из них два с помощью тарана, при этом офицер остался жив.
В первые же дни войны несколько советских авиаторов прибегли к так называемым «огненным» таранам, сознательно направляя свои подбитые и горящие машины на скопление живой силы и техники врага. Всенародную известность приобрел подвиг экипажа капитана Н.Ф. Гастелло, совершенный 26 июня в 50 км от Минска над шоссе Радошковичи — Молодечно. Пылающую машину он направил на колонну вражеской техники.
Как выяснилось впоследствии, это не первый по счету «огненный» таран. 24 июня бомбардировщик, ведомый капитаном Г.А. Храпаем, в районе Броды был подбит зенитной артиллерией. «Умираем за Родину!» — передали в эфир последние слова капитан Храпай, штурман Филатов и стрелок-радист Тихомиров и направили горящий самолет в середину моста, по которому двигалась немецкая техника.
Всего за годы войны право встать в один строй с Храпаем и Гастелло стяжали члены более 300 экипажей, то есть свыше 600 летчиков, штурманов, стрелков-радистов.
Самопожертвование наших воинов не знало предела. В момент опасности они своим телом закрывали командиров и друзей по оружию от пуль и осколков. Исчерпав все средства, со связками гранат бросались под фашистские танки и, жертвуя собой, уничтожали их. Будучи окруженными противником, подрывали последней гранатой себя и гитлеровцев, предпочитая умереть, нежели попасть в плен. Летчики нередко сажали свою боевую машину в расположении врага и под его обстрелом, чтобы вывезти товарища, чей самолет был только что подбит. Танкисты выводили из-под огня на буксире подбитые машины товарищей. Общевойсковые командиры, артиллерийские разведчики, корректировщики, связисты ради уничтожения врага и решения во что бы то ни стало боевой задачи, заведомо рискуя жизнью, вызывали на себя артиллерийский и минометный огонь. В критической обстановке в эфир летели мужественные слова, звучавшие как приказ: «Огонь на меня!»
Они что, делали это из-за страха быть расстрелянными особистами? Это — тоже вопрос «новопрочтенцам».
В годы войны более 11,5 тыс. человек стали Героями Советского Союза. В их числе — представители всех видов Вооруженных Сил и родов войск: бойцы и командиры стрелковых частей и соединений, танкисты, артиллеристы, авиаторы, моряки, кавалеристы, а также пограничники, партизаны, подпольщики.
Геройского звания удостаивались люди, независимо от возраста, национальности, пола, служебного положения, главным критерием был подвиг. Среди военнослужащих-Героев—почти 4 тыс. солдат, матросов, сержантов и старшин, свыше 7 тыс. младших и старших офицеров, около 230 генералов, адмиралов и маршалов. В числе Героев военного времени — 87 женщин{193}.
Первой этого звания была удостоена посмертно З.А. Космодемьянская. Вчерашняя школьница, она добровольно прошла обучение в разведшколе Западного фронта, дважды успешно переходила линию фронта. В ноябре 1941 г. при выполнении задания в Рузском районе Подмосковья была схвачена немцами. Несмотря на пытки, девушка отказалась отвечать на вопросы оккупантов о цели задания и составе диверсионной группы. 29 ноября Зоя была казнена в деревне Петрищево. Поскольку немцы согнали на ее казнь многих местных жителей, доподлинно известны ее последние слова, брошенные в лицо палачам: «Вы меня сейчас повесите, но я не одна. Нас двести миллионов. Всех не перевешаете. Вам отомстят за меня!» Зная, что наступают последние секунды ее жизни, она еще и подбадривала своих соотечественников: «Прощайте, товарищи! Боритесь, не бойтесь...»
В тылу, во вражеском заключении до конца боролись наши военнопленные. Большинство из них не желали мириться со своей участью: бежали при любой возможности, устраивали диверсии в местах, куда их направляли на работы, вели в лагерях подпольную работу, выявляли и уничтожали провокаторов и даже устраивали восстания против своих истязателей. Известно, например, что в одном из самых страшных концентрационных лагерей — Бухенвальде — действовал конспиративный центр. Состоявшие в нем советские патриоты добывали и распространяли среди других военнопленных сводки Советского информбюро, спасали товарищей от голодной смерти и репрессий, добывали оружие и боеприпасы для вооруженного восстания.
Примером мужественного сопротивления врагу в условиях заключения стало поведение плененных советских генералов Х.Н. Алавердова, Д.М. Карбышева, Н.К. Кириллова, М.Ф. Лукина, И.Н. Музыченко, П.Г. Понеделина.
Вопрос «новопрочтенцам»: чем «ненавистное» государство подкупило Зою Космодемьянскую, Дмитрия Карбышева, десятки, сотни тысяч таких же героев, чтобы перед лицом смерти они вели себя столь мужественно?
Воевал фронт, воевали партизаны. А материальную базу грядущей Победы закладывал тыл. С июля по декабрь 1941 г. из угрожаемых районов в Поволжье, на Урал, в Западную и Восточную Сибирь, Казахстан и Среднюю Азию было эвакуировано почти 2,6 тыс. предприятий, из них половина — уже в первые три месяца войны. В тыловые районы железнодорожным и водным транспортом были также вывезены более 12 млн. человек{194}.
О крайнем напряжении, с которым был вынужден работать железнодорожный транспорт, говорит следующая цифра: на все эвакоперевозки 1941 г. потребовалось более 1,5 млн. вагонов. Выстроенные в одну линию, они заняли бы путь от Бискайского залива до Тихого океана.
Вывезти промышленный потенциал из прифронтовой зоны было половиной дела. Стены заводских цехов начинали расти на новом, как правило, неприспособленном месте. Строители испытывали острый недостаток в квалифицированных кадрах, строительных материалах, не хватало жилищ для вновь прибывших. Но как только оборудование устанавливали на фундамент, подводили коммуникации, станки начинали работать, зачастую еще под открытым небом.
Так закладывался, например, легендарный Танкоград — завод по производству тяжелых танков KB, созданный в Челябинске на базе эвакуированного из Ленинграда Кировского завода, московских заводов «Красный пролетарий» и шлифовальных станков, части Сталинградского тракторного завода. На выпуск танковой техники перешли также Ижорский завод (на «Уралмаше»), Горьковский автомобильный завод. Всего в строй действующих вошли восемь танкостроительных, шесть корпусных и три дизельных завода. Так к концу 1941 г. всего за несколько месяцев в глубоком тылу страны была заново создана танковая промышленность.
На Урале и в Сибири формировалась и новая металлургическая база. За решение важнейшей задачи — дать в короткий срок и в достаточном количестве черный металл, необходимый для производства брони, взялись коллективы Магнитогорского и Кузнецкого комбинатов. И успешно ее решили, освоив выплавку десятков новых марок стали, научившись катать броневой лист (из-за отсутствия прокатных станов) на обжимном стане блюминга.
Положительная динамика в военно-промышленном развитии страны появилась уже в декабре 1941 г., когда начал возрастать выпуск военной продукции. Общее падение производства в ведущих отраслях тяжелой промышленности прекратилось в марте 1942 г. К середине того года в восточных районах страны действовало уже 1200 крупных эвакуированных предприятий.
Перевод экономики на военные рельсы удалось завершить в течение первого года войны. Отечественная промышленность, выпустив в 1942 г. орудий и минометов всех калибров (кроме танковых, корабельных и авиационных) — 287 тыс., танков — 24,5 тыс., боевых самолетов — 21,7 тыс., стрелкового оружия — 5,9 млн. единиц, сполна обеспечила потребности Красной Армии{195}. В войска поступало вооружения в 1,8—2,7 раза больше, чем утрачивалось в боях. Так закладывалась материальная база коренного перелома в ходе войны.
Закладывалась она самоотверженным, поистине героическим трудом наших соотечественников. Повестью о невероятной человеческой стойкости советских людей назвал этот трудовой подвиг известный английский журналист Александр Верт, написавший книгу «Россия в войне» и давший тем самым западному читателю дополнительную пищу для размышлений о «загадочной русской душе». «В большинстве мест условия жизни были ужасающие, зачастую не хватало продовольствия, — рисовал объективную картину Верт. — Люди работали, ибо знали, что это абсолютно необходимо, и не отходили от станков по двенадцать, тринадцать, четырнадцать часов в сутки, они "жили на нервах'', они понимали, что никогда еще их работа не была так нужна»{196}.
На производство пришли сотни тысяч ветеранов производства, вчерашних домохозяек, студентов, а то и учащихся школ. Они трудились там, где до войны были лишь физически крепкие мужчины — в авиационной промышленности, судостроении, цветной металлургии, тяжелом машиностроении, на электростанциях.
Сами за себя говорят строки письма, направленного из Перми землякам-уральцам на фронт: «В 6 часов утра поднимаются они с постели и, запахнувшись в отцовский ватник, спешат — и в трескучий мороз, и в страшную вьюгу, по колено утопая в снегу, в дождь и осеннюю грязь — на далекий завод, чтобы стать у самого сложного станка. Глядя на него (подростка. — Ю.Р.), трудно поверить, что ему 14—15 лет. Он подставляет два ящика, чтобы дотянуться до шпинделя станка; всем телом налегает на рукоятку, чтобы переключить скорость. Но видели бы вы, как он работает! Всем своим существом он как бы сливается с машиной и обгоняет ее. Он устает, очень устает. Но видел ли кто-нибудь его слезы? И он не может работать тише: ведь его снарядами брат и отец громят врага. Это не героика, это будни нашего тыла»{197}.
Под лозунгом «Все для фронта, все для победы!» трудился, разумеется, не один Восток. Москва и Тула, Куйбышев и Баку, Мурманск и Астрахань — повсеместно на не подвергшейся оккупации советской земле люди напрягали все силы. Настоящий подвиг совершили трудящиеся блокадного Ленинграда. В течение 900 дней отрезанный от Большой земли, с удавкой голода на шее, систематически обстреливаемый и подвергавшийся бомбежкам город изготавливал и ремонтировал для фронта танки и артиллерийские орудия, выпускал снаряды и патроны. С 20 ноября 1941 г. жители получали самую низкую норму хлеба за время блокады: 250 г — рабочие, все остальные — по 125 г. Из 2 млн. человек, составлявших население города, от голода, лишений, обстрелов и бомбежек погибли не менее 800 тыс. И все же ленинградцы выстояли, не пустили фашистов в свои дома.
Вопрос «новопрочтенцам»: есть ли хоть один пример подобной стойкости в иных странах?
А как трудилось во имя Победы село! В 1941—1945 гг. было произведено и направлено на довольствие Красной Армии около 40 млн. тонн продовольствия и фуража. И это при том, что в среднем каждый год войны в армию и промышленность уходили почти 10% крестьян. В связи с этим основной силой на производстве стали женщины, их доля в общей численности трудоспособных составляла около 80%. Тяжесть работ разделили с ними подростки и старики. В 1945 г. из 17,3 млн. человек, работавших в колхозах, трудоспособные мужчины составляли всего 2,8 млн.
Положение сельского населения было не лучшим, если не худшим по сравнению с городом. На государственное снабжение оно не принималось. В колхозах действовал остаточный принцип оплаты трудодней, а поскольку вся производимая колхозами продукция уходила государству по госпоставкам, то на трудодни людям выделялись буквально крохи — в день в среднем меньше стакана зерна, одна картофелина и немного овощей. Острая нехватка продовольствия ощущалась в большинстве районов страны на протяжении всей войны. В 1942—1943 гг. люди пухли от голода в Читинской, Челябинской, Вологодской, Томской областях. Не лучше положение было в 1944 г. в Свердловской, Горьковской областях, Чувашской, Мордовской и Татарской АССР, Казахской ССР. Через год такая же картина наблюдалась в Узбекской, Кабардинской и Бурят-Монгольской АССР, где имелись многочисленные случаи смертности от истощения{198}.
Изнурительный труд, бытовое неустройство, недоедание, а то и голод, тяжелые стрессы, связанные с гибелью на фронте или смертью в тылу близких и родных резко повышали смертность, способствовали распространению болезней. Но наши сограждане держались, не поддаваясь отчаянию.
В 1944 г. объем валовой продукции промышленности впервые за годы войны перешагнул довоенный уровень, составив 104% по отношению к 1940 г., а производство военной продукции — 312%.{199} Усилиями военной экономики страны обеспечивалось развертывание наступления Красной Армии на заключительном этапе войны.
Вопрос «новопрочтенцам»: если страна представляла собой один гигантский концлагерь, пошел бы народ на такие жертвы и полное самоотречение?
У людей, отстоявших многочасовую смену у станка, вернувшихся с колхозного поля, фермы, отошедших после суточного дежурства от операционного стола, находились силы, чтобы еще хоть чем-то помочь фронту. Государство получило крупные денежные средства от населения в результате подписки на военные займы — более 100 млрд. руб. и распространения денежно-вещевых лотерей — около 13 млрд. руб. Были случаи сдачи сверхкрупных сумм. Так, в Бурятии колхозник колхоза имени В.И. Ленина Джидинского аймака Б. Дондуков выкупил облигации второго государственного военного займа на 227 тыс. руб. наличными.
Важнейшая патриотическая инициатива родилась на московском заводе «Красный пролетарий»: здесь рабочие начали движение за создание Фонда обороны, вскоре охватившее всю страну. Каждый вносил свой посильный вклад: перечислял заработок или трудодни, сдавал облигации государственных займов, жертвовал деньги или ценности. Люди делали также адресные пожертвования: на строительство танковых колонн, авиаэскадрилий, на помощь раненым и инвалидам войны. Всего, по неполным подсчетам, в Фонд обороны и на строительство боевой техники поступило около 24 млрд. рублей, на которые было построено свыше 2,5 тыс. боевых самолетов, несколько тысяч танков, 8 подводных лодок, 16 военных катеров и много другой техники{200}.
Организация сбора средств в Фонд обороны, в Фонд помощи раненым, в Фонд помощи детям и семьям бойцов Красной Армии стала одним из важнейших направлений деятельности Русской православной церкви. «Люди отдавали свои сбережения, свои ценности, предметы обихода, несли золотые броши, серьги, цепочки, часы, кольца, бриллианты, серебряные ризы с икон, украшения, наперсные и настольные кресты и цепи, был даже кусок платины весом 197,7 грамма», — вспоминал архиепископ Григорий (Чуков).
По подсчетам Московской патриархии, к лету 1945 г. было собрано около 300 млн. руб., не считая драгоценностей, вещей и продуктов. Реально общая сумма была больше, имея в виду несовершенство учета, а также то, что многие верующие под влиянием призывов иерархов церкви вносили деньги непосредственно в банки{201}.
Были просто уникальные случаи. Священник Федор Пузанов из села Бродовичи-Заполье на оккупированной Псковщине собрал среди верующих золота, серебра, церковной утвари и денег на общую сумму около 500 тыс. рублей, а затем через партизан передал их на Большую землю. Эти деньги и ценности пошли на строительство танковой колонны «Димитрий Донской». Подобную работу на оккупированной территории Белоруссии проводил священник Григорий Чаус, передав через партизан в Москву крупные суммы денег и ценности.
Трудящиеся города и деревни шефствовали над госпиталями. Более 5,5 млн. граждан регулярно сдавали свою кровь для раненых. Крестьянство бескорыстно поставляло воинам, находившимся на излечении, муку, мясо, яйца, сливочное масло, молоко, фрукты, овощи, ягоды, мед. И это, напомним, в условиях тяжелейшего продовольственного положения самой деревни, когда на счету крестьянина находилась буквально каждая горсть зерна и кружка молока. Но люди отдавали последнее, осознавая необходимость жертв и лишений во имя главного — победы над врагом.
Тщетными оказались попытки нацистов расколоть СССР по социальному, этническому, конфессиональному признакам. «Чувство семьи единой» в полной мере проявилось, когда в связи с отступлением Красной Армии и эвакуацией миллионы людей остались без крыши над головой. Власти центральных и восточных районов СССР при всем желании не могли обеспечить всех эвакуированных жильем и хотя бы сносными бытовыми условиями. Проблема решалась самим населением, приютившим у себя тех, кто прибыл из попавших под фашистскую оккупацию мест.
Особым вниманием и заботой окружали, естественно, детей, эвакуированных из фронтовых и прифронтовых районов. Только из Москвы и Ленинграда в восточные районы было вывезено 800 тыс. детей. Сотни тысяч детей прибыли в Среднюю Азию, Казахстан, Сибирь из Белоруссии, Прибалтики, с Украины, Северного Кавказа и других районов, подвергшихся оккупации.
Многие дети, оставшиеся сиротами, обретали новые семьи. Узбекский колхозник Шаахмет Шамахмудов усыновил 14 детей разных национальностей. Жительница Ставрополья А.А. Деревская приняла в свой дом 25 сирот, родители которых погибли в сражениях за Ленинград, Украину и Белоруссию. Всего за годы войны на воспитание в семьи было взято примерно 350 тыс. сирот.
Общие невзгоды и испытания сплотили советских людей. Война — самое разрушительное, жестокое и кровавое, что можно только придумать — высветила в большинстве наших соотечественников лучшие гуманистические качества — стойкость перед трудностями, милосердие, сострадание, бескорыстие.
Вопрос «новопрочтенцам»: можно ли побудить к проявлению таких чувств репрессиями и «промыванием мозгов» со стороны «ненавистной» народу власти?
ПОБЕДА НУЖДАЕТСЯ В ЗАЩИТЕ
Главной коллективной наградой была для всех советских людей Великая Победа. Но хотя более 60 лет отделяют нас от победного мая 1945 г., это далеко не перевернутая страница истории. Война «проросла» в нашу действительность: к счастью, живы ее непосредственные участники и современники, развиваются многие рожденные ею идеи и общественные настроения. Продолжается символизируемая Великой Отечественной борьба добра со злом, прогресса с реакцией, и Россия, восстанавливающая свое национальное сознание, вновь обретает роль системообразующего фактора международных отношений, становясь препятствием на пути очередного претендента на мировое господство.
Что проблематика минувшей войны до сих пор актуальна, лишний раз доказывают повторяющиеся с регулярной частотой попытки пересмотреть ее итоги, навязать обществу оценки, далекие от исторической правды. Тем не менее ни у кого из здравомыслящих и объективных людей не вызывает сомнений правильность вердикта международного Нюрнбергского трибунала, возложившего ответственность за развязывание войны на фашистскую Германию. Нападение на Советский Союз было одним из важнейших звеньев в стремлении гитлеровцев к мировому господству, к утверждению на территории целых континентов так называемого «нового порядка». По существу, в той войне решалось будущее мировой цивилизации, и на пути агрессоров встал, как опора для других антифашистских государств, именно Советский Союз.
Гитлеровская агрессия поставила под смертельную угрозу не только суверенитет и территориальную целостность СССР, но само существование нашего народа и образованного им государства. Сегодняшние «власовцы», кем бы они ни были — реальными перебежчиками, в свое время избежавшими справедливого наказания, эмигрантами всех волн, либеральствующими правозащитниками, бывшими партийными функционерами, в начале 90-х годов прошлого столетия в одночасье возлюбившими антикоммунизм, литературными критиками и пр., пр., порицают советских людей за то, что те не воспользовались тяжелой военной ситуацией и не сбросили сталинский режим.
Повторимся: отрицать серьезный конфликт сложившейся в СССР системы власти и народа было бы глупо. Но в годы Великой Отечественной войны он не только не был неразрешимым, но и его острота заметно снизилась по сравнению с довоенным временем. В экстремальных условиях военных лет возникла ситуация, при которой обе стороны оказались кровно заинтересованными в победе над фашизмом, хотя побудительные причины у них были разными. Стремление правящего режима к защите самого себя совпадало с интересами народа, боровшегося за свою независимость, причем тем больше, чем энергичнее власть сражалась за свои завоевания.
Конечно, миллионы людей не формулировали этот вывод столь же четко, как современные ученые, но этого и не требовалось, чтобы увидеть, что власть с ними заодно в борьбе с агрессорами. Полагаем, что именно поэтому (а не только из-за имевшегося в распоряжении власти мощного карательного аппарата) история войны не знает ни крупных антисоветских восстаний в тылу, за исключением некоторых районов Северного Кавказа, ни массового дезертирства из действующей армии (вспомним, что творилось, например, в годы Первой мировой войны), ни саботажа на трудовом фронте. Хотя, казалось бы, коллективизация, репрессии, выселение целых народов из мест постоянного проживания, тяжкие поражения в 1941—1942 гг. были подходящей почвой.
Это первое соображение, которым, безусловно, руководствовались фронтовики, хотя среди них было много обиженных властью, и штрафники в том числе.
Второе: они беззаветно воевали с вермахтом, даже не допуская мысли о союзе с нацистами, также потому, что умели отделить священное Отечество от государства как политического института со всеми его несовершенствами.
Как бы ни уверяли нас «новопрочтенцы», абсолютное большинство и фронтовиков и тружеников тыла не только не чувствовали себя в некоем гигантском штрафбате, а тем паче лагере, но, наоборот, раскрепостились. Война потребовала невиданной самостоятельности и инициативы, на каждом шагу ставила в ситуацию, при которой и руководитель, и рядовой человек должны были принимать важные решения, не оглядываясь на те факторы, которые были так значимы в мирные дни — звания и награды, мнение кадрового органа и звонок из райкома партии, социальное происхождение и родственные связи. Их поступки определяло очень простое правило: если не я, то кто же.
М.Г. Ключко:
На войне человек находится в экстремальных условиях, он подчиняется тем законам, которые диктует обстановка боевых действий. Вот, к примеру, у меня был ординарцем боец, трижды приговоренный к высшей мере наказания, не единожды совершавший побег из мест заключения. Казалось бы, такого уже исправить никто и ничто не может. А война исправила. Когда мы проходили через села или останавливались в них, он, имея всегда при себе несколько зерен бобовых, собирал вокруг себя женщин и гадал им. За это они приносили ему кое-что из продуктов. Потом он этим нас кормил. С питанием на передовой было ведь очень плохо. Понимаете, не воровал, а зарабатывал!
Люди осознавали, что под обломками режима, если вдруг победу одержит враг, будет погребена Родина. И в таком случае будущего не будет не только у поверженного государства, но и у них самих.
По ходу этой книги мы неоднократно обращались к изящной словесности. Сделаем это еще раз. Как-то критик И.П. Золотусский упрекнул Константина Симонова в статичности и идеологизированности его героев. «Я спросил его, — вспоминал Золотусский, — что он думает сделать с Серпилиным. Куда пойдет этот человек? Что, наконец, поймет? Ведь он и так подошел уже к той черте знания, за которой его ждет полный пересмотр прежних верований. Прощаясь со Сталиным в романе "Солдатами не рождаются", он понимает, кто такой Сталин. Он отправляется на фронт, где будет воевать против Гитлера, а Сталин и Гитлер теперь в его представлении одно и то же. Защищая Отечество, он, по существу, защищает Сталина и его режим»{202}.
Если довести рассуждения И.П. Золотусского до логического завершения, то командующий армией Серпилин, после того как «понял, кто такой Сталин», должен был пойти на военный путч против правящего режима. Но литературный генерал — не реальный генерал-перебежчик Власов. Не в бровь, а в глаз попал М.А. Гареев, заметивший по этому поводу, что внутренняя эволюция симоновских героев в направлении «власовщины» противоречит как жизненной, так и подлинной литературной правде, хотя и соответствует представлениям иных литературных деятелей, слишком подверженных перерожденческой психологии{203}.
Даже если Серпилину (как и действительным участникам войны, часто общавшимся с вождем, маршалам Г.К. Жукову, A.M. Василевскому, К.К. Рокоссовскому и их боевым соратникам) было понятно, «кто такой Сталин», в интерпретации, предлагаемой критиком, они все равно не собирались за спиной Отечественной войны устраивать войну гражданскую. Путч был бы услугой не Родине, а Гитлеру. Может быть, имея и личные претензии к вождю, они отлично понимали, что Отечество не тождественно государству, как политическому институту, и его правителю. А именно за Отечество сражается любой народ во все времена, когда приходят чужеземцы. Альтернативная постановка вопроса тут одна — сдача на милость фашистской Германии. Но победа гитлеризма для России означала бы национальную катастрофу.
В условиях, когда иноземное нашествие угрожало самому существованию нашей страны, патриотические, национальные интересы во многом подчинили себе советскую систему. Определяющими в сознании народа стали понятия, которые коммунистическая идеология много лет отторгала — Родина, Отечество, вера в божественное покровительство. Война сразу же стала и Отечественной, и народной, и советские люди постоянно, как бы трагически ни складывались события на фронте, ощущали свое духовное и моральное превосходство над захватчиками.
И наконец, третий фактор, позволивший власти и народу действовать в войне заодно. Сегодня много спорят о том, благодаря или вопреки сталинизму победил советский народ. Если прежде в литературе существовавшая в СССР система власти, руководящая роль коммунистической партии однозначно рассматривались как важнейшие факторы победы в Великой Отечественной войне, то ныне высказываются диаметрально противоположные оценки.
Спор выглядит несколько схоластическим. Правящий режим, защищая себя, сумел мобилизовать много из того, что в конце концов обеспечило и защиту народа. Система госвласти, персонифицированная в личности И.В. Сталина, в условиях начавшейся войны осуществила быстрый переход к строжайшему централизму. Разветвленная структура советских, хозяйственных и других общественно-конституционных органов полностью превратилась в придаток партийно-государственного аппарата, облеченного неограниченной властью. С этой точки зрения, если оставаться в рамках историзма, просто глупо отрицать руководящую, направляющую и организующую роль компартии в годы войны. Ведь она представляла собой не столько политическую организацию, сколько важнейший элемент государственной власти, и уже в силу этого оказывала на все процессы в государстве и обществе ключевое влияние.
Экстремальная обстановка потребовала и экстремальных методов. В настоящей книге приведено немало фактов в подтверждение мысли, что власть добивалась поставленных целей крутыми мерами. Командно-административная система управления с ее жесткими методами руководства и контроля, тотальным огосударствлением, централизованным, директивным планированием, по существу бестоварным продуктообменом между городом и деревней позволила даже при недостатке средств обеспечить мобилизацию на нужды обороны всех материальных ресурсов страны, духовных и физических сил народа. На полную мощь действовала разветвленная система пропаганды, требовавшая от армии и населения жертвенности, полного самоотрешения.
Нельзя, конечно, не видеть и присущих тоталитарной системе пороков — неумения, а то и нежелания беречь людской капитал, высокой затратности, отсутствия материальной заинтересованности работников в результатах труда и его низкой производительности, которые компенсировались сверхнапряжением сил бойцов Красной Армии, рабочего класса, крестьянства, всех трудящихся страны. Но в условиях войны они воспринимались все же как ее неизбежное следствие и не вызывали массового и открытого протеста. Хотя свои ошибки и промахи режим нередко списывал на народ, на армию, это оттолкнуло от него лишь сравнительно небольшую часть населения, поставленную в ситуацию трагического выбора: за Сталина (и систему, которую олицетворял вождь) или против него?
В целом же народ проявил исключительное понимание экстремального характера обстановки и ответил невиданным подвижничеством и самоотверженностью. Утвердилось полное единство фронта и тыла. На алтарь Победы было положено все и даже больше. Глубокое осознание нашими соотечественниками справедливого характера войны предопределило непреклонную стойкость армии и народа и их неизбывную волю к Победе.
Послушаем еще раз слово фронтовиков.
М.И. Сукнев (эпизод при штурме Новгорода 15 марта 1943 г.): По цепям батальона... слева прошлись трассы крупнокалиберных пулеметов. Трасса — несколько человек падают. Но цепи смыкаются и убыстряют бег! Это надо было видеть. Это был воистину массовый героизм, невиданный мной никогда! Эти русские чудо-богатыри пошли на смерть, исполняя свой долг перед Родиной. Не за Сталина, не за партию. За свой родной дом и семейный очаг! (С. 124.)
Ф.А. Акатьев:
Перед Отечественной войной я работал в военном комиссариате Ульчанского района Амурской области. Жизнь у нас была четко спланирована и организована, без особых треволнений. 22 июня 1941 года перевернуло все в этом отдаленном от центра краю. Началась мобилизация. Край наш заселен негусто. Все резервисты и допризывная молодежь были на строгом учете... В 1943 году, когда и семнадцатилетних мальчишек почти не осталось, пришлось изыскивать «особые резервы». После согласований с центром поехали мы в «специальную зону» — на строительство нефтепровода, где работы выполняли 15 тысяч заключенных, осужденных на сроки от пяти лет и более.
Только приехали туда, а в зоне быстро все становится известно. Агитировать и искать желающих пойти на фронт нам не пришлось. Сразу несколько тысяч изъявили желание добровольно отправиться на фронт... Мужеством, решительностью и стойкостью этих людей можно было только восхищаться. Не верилось, что это вчерашние заключенные так дерутся за свободу и честь своей земли, своего государства, обошедшегося с ними, со своими гражданами, со всей суровостью, а часто и с жестокостью. Никакие отборные части гитлеровцев не могли сломить упорство и волю этих героев, их стремление к победе{204}.
И.Г. Кобылянский:
Нельзя утверждать, как это стало теперь расхожим, что главным чувством, определявшим поведение советских воинов в бою, был страх перед могущественными и беспощадными карательными органами государства. Да, страх этого рода существовал, его годами сознательно прививали народу красным террором, уничтожением «кулачества как класса», разоблачением и истреблением врагов народа и их «приспешников». Он, этот страх, присутствовал едва ли не в каждом нашем солдате и офицере, у некоторых, возможно, где-то на уровне подсознания. Но ведь на одном страхе не повоюешь, со страху подвигов не совершают. Для этого требуются мотивы посильнее. И они у нас были: прогнать вероломного врага с поруганной нашей земли, отомстить ему за кровь и слезы наших соотечественников{205}.
Эти чувства в полной мере разделяли бойцы и командиры штрафных частей — главные герои настоящей книги.
***
Подвиг старших поколений и сегодня питает здоровые силы российского общества, переживающего вместе со своей страной трудные переломные времена. В такие моменты истории люди испытывают особую потребность в духовных опорах, которые они находят, обращаясь к опыту предков, к их героическим боевым и трудовым традициям, к их религиозному подвижничеству и даже к их жертвам и трагическим заблуждениям. Но недаром говорится: одни видят в прошлом жар исторического костра, а другие довольствуются холодным пеплом. Попытки определенных сил как внутри России, так и за ее пределами, пересмотреть итоги Великой Отечественной войны, задним числом переиграть, «перевоевать» ее, навязать общественному мнению оценки, далекие от исторической правды, опасны многим. Они разрывают связи между поколениями, цинично поощряют танцы на «отеческих гробах», порождают в сознании людей, особенно молодых, исторический нигилизм, морально пригибают к земле, заставляя стыдиться своего поверженного и оплеванного Отечества.
Но, может быть, наиболее опасны они тем, что препятствуют извлечению из прошлого необходимых уроков. Между тем правдивое освещение истории Великой Отечественной войны помогает найти ответ на чрезвычайно актуальный в сегодняшних условиях вопрос: что позволило нашему народу выстоять в годы суровых испытаний, перенести невиданные лишения и при этом сохранить свои лучшие качества, не утратить веру в светлые идеалы, в трудную и потому особенно желанную Победу.
И, стало быть, подсказывает: что надо сделать, чтобы и защитить нашу Победу, и отстоять право россиян на будущее.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги