Сиамские близнецы

XXVII

15 декабря шведский лесопромышленник Роберт Дорн возвращался с континента в Лондон, к делам британского филиала своей фирмы «Семья Дорн». В аэропорту Хитроу не оказалось ни одного такси. Дорн постоял немного на стоянке, перекладывая из руки в руку небольшой саквояж, пошел к остановке. На остановке омнибуса нервничала сдержанная толпа.

Как бы хотелось прямо сейчас увидеть Нину! Но Дорн грустно подумал, что поехать в Биверхилл без приглашения, прямо с дороги — явно нарушить конспирацию. Гесс ведь сказал, что возня с русскими эмигрантами его больше не интересует, а использовать в этом деле Дорна он считает слишком расточительным. Стало быть, с Багратиони теперь придется встречаться случайно, изредка, в круговерти Большого Лондона. Да, нужно продумать, как теперь мотивировать постоянные контакты и конспирировать связь.

«Да что тут мотивировать? — вдруг сам себе возмутился Роберт. — Имею же я право проявлять внимание к девушке! Значит, мог принимать приглашения ее родных, бывать с ней в обществе… — он совершенно не задумывался, как отнесется к этому ее отец. — Через десять дней Рождество, я являюсь к ним с визитом, поеду поздравлять, и никакая ищейка Лея не сможет усмотреть в моем поведении ничего подозрительного».

Из здания почты вышел служащий в форменном пальто. Дорн подошел к нему:

— Простите, сэр, не подскажете ли, куда перенесена остановка омнибуса?

— Насколько мне известно, сэр, она на прежнем месте. Вероятно, вы приехали издалека? Вы где-то хорошо погрелись на солнышке. И совсем не видели последних газет. Профсоюз транспортных и неквалифицированных рабочих объявил забастовку. Бастуют! Но, боюсь, зря. Те, на кого требуется надавить, ездят в кадиллаках, а не омнибусами, даже городским такси пользуются редко. Так что… Если вам повезет, уедете в город на частном такси. Вы знаете, где они обычно паркуются?

Дорн поклонился любезному служащему и пошел искать стоянку частников.

Роберт сел в потрепанный «роллс-ройс».

— Черринг-кросс, Лондон, будьте любезны…

До города по автотрассе они добрались за несколько минут, но потом долго петляли по улицам, дважды оказывались на набережной вблизи доков, пока не уперлись в автомобильную пробку. Шофер нервозно присвистнул. Узкая улица, сплошь уставленная машинами, упиралась в площадь, где шла манифестация. Люди с плакатами и транспарантами скандировали: «Мосли не пройдет!», «Гитлер не пройдет!», «Да здравствует Испания!»

«Эта Англия, — подумал Дорн, глядя на возбужденные, гневные, требовательные лица, — сделала свой выбор. Ей с Гитлером не по дороге. А правящая Англия? Те, кто живет рядом с Сити, Парламентом, Аббатством? Они еще колеблются. Что я могу сделать, чтобы судьбы людей — англичан, чехов, моих соотечественников — не оказались в руках, уже обагренных кровью честных немцев, испанских патриотов? А эти страшные руки тянутся далеко, совсем как в "Вии" у Гоголя. И этим жутким рукам джентльмены в белых перчатках готовы дать свободу действий, лишь бы пальцы не коснулись их крахмальных свежих воротничков…» — Дорн вдруг почувствовал себя маленьким человеком, которого кружат жернова Истории, а он старается — суетно, тщетно — совладать с ними, и он пожалел себя.

«Не имеешь права, — приказал себе немедленно, — ныть, страдать, жалеть себя, рассуждать о суете и тщете ты не имеешь права! Тогда зачем ты здесь? Чем тогда оправдана твоя жизнь? Лучше подумай, какая удача: Гесс пустил тебя по следу людей, которые стремятся помешать Гитлеру. Как ни парадоксально, это же может способствовать выполнению задания Центра».

— Чего хочет эта публика! — раздраженно обратился шофер к Дорну. — Кричат об Испании да о Гитлере, который так далеко… А между прочим, у себя дома есть чем заняться. Короля не удержали — ай-ай-ай… — шофер сокрушенно покачал головой. — Останься Эдуард на троне, так… Я как-то слушал его речь, когда он еще принцем был, — но тут в пробке забрезжил просвет, шофер не договорил, спешно хватаясь то за зажигание, то за ручку стартера, газанул, откинулся с облегчением на сиденье, как после трудной работы. «Еще бы, конкурентов обошел, — про себя посмеялся Дорн. — О короле, внутренней и внешней политике, о том, что не составляет сути его будней, уже не помнит».

Рядом с «роллс-ройсом» встал омнибус, закрыл от Дорна и демонстрацию, и свет дневной. Шофер опять рывком двинулся чуть вперед — с другой стороны оказался большой грузовик.

«Как в склепе, — проворчал Дорн, возвращаясь к своим мыслям. — Естественно, Гесс хочет, чтобы я вышел на Бургхарта. Самая подходящая фигура для закулисных маневров. Швейцарец. Дипломат, историк. Реноме прекрасное. Деятельность в Красном Кресте открыла перед ним двери практически всех европейских кабинетов. С Великобританией связан дружескими отношениями, например приятельствует с Галифаксом. Гитлер сосватал Бургхарта на должность комиссара Лиги наций в Данциге, понимая, что Бургхарт "свой" и англичанам, и полякам, с Беком почти что родня… Видно, сам такой же авантюрист, как Бек».

Дорн вспомнил, как начиналась политическая карьера Бека, об этом рассказывал один из старейших преподавателей разведшколы.

В конце ноября 1917 года Бек, переодевшись кучером, на козлах старой коляски нелегально через бывшую австрийскую границу прибыл на Украину. Снова переоделся — на сей раз в форму командира Красной армии.

Многие поляки принимали участие в революции, воевали в Красной армии, среди них и повел Бек антисоветскую пропаганду, принялся их вербовать в нелегальные вооруженные отряды, проще говоря, в националистические банды типа махновской или петлюровской. И не только на Украине — на Кубани, в Сибири, в Мурманске. Чекисты обратили внимание на путешествия Бека, и пришлось Беку бежать на крыше вагона… А потом из рядового диверсанта превратился Бек в шпиона. Занял пост военного атташе при польском посольстве во Франции и украл документ, содержащий секретные сведения о французской армии, за что и пригрел его маршал Пилсудский, когда выдворили из Франции, назначил шефом канцелярии военного министра.

Дорн коротко, глухо засмеялся. Знал бы эту историю рыжий Фриц! То-то она бы его воодушевила! А что? Мелким провокатором, похитителем секретных документов Дост уже был, дело стало за малым…

«Допустим, выйду я на Бургхарта. Поскольку Гитлер помог ему стать комиссаром в Данциге, Бургхарт вряд ли станет мешать немцам перетягивать англичан на свою сторону Если только это не будет сделано за счет Польши — тут-то генерал может воспротивиться. Но как фюрер поступит с Беком, пока сказать трудно, есть более насущные вопросы. Принц Гогенлоэ… Сколько там веков за его спиной? Может быть, Багратиони будет удобнее познакомиться с ним ближе? Я думаю, Иван Яковлевич не откажется от удовольствия. Профессор Дворник… О нем Гесс говорил как о явном враге. Видимо, у профессора, как говорится, большие связи. А я как попаду в его круг? Через знакомых преподавателей экономической школы? Но Дворник — богослов. Поискать выход на оксфордских философов? Но англичане не слишком любят католиков. Впрочем, протестантов они тоже не любят, если они не англичане. Салон графини Торби?… Да интересен ли он ученому-богослову? Как угодно, но я должен познакомиться с профессором, если он действительно не хочет сближения Великобритании с гитлеровцами…»

Через полчаса Дорн входил в дверь под вывеской «Семья Дорн. Шведская древесина, фанера, картон».

Рональд Смит, служащий Дорна, собирался пить чай — Дорн понял, что уже пять часов. День, можно сказать, заканчивается.

— О, мистер Дорн! — радостно и удивленно, ведь Дорн не сообщал о приезде, воскликнул Смит. — Рад вас видеть. Не откажетесь от чая? Какие новости? Как отдохнули?

— Отдохнул прекрасно. Какие новости у вас? — весело отозвался Дорн, ставя саквояж к бюро. Снял шляпу, пальто бросил на спинку кресла.

— Текущие новости таковы… Мистер Джексон купил материалы в счет платы за вашу квартиру.

Дорн кивнул:

— Отлично. Что еще?

— Сосну продали Адмиралтейству. Всю партию, что миссис Ингрид отправила в прошлом месяце. В этом деле изрядно помог мистер Венс, и хотя пришлось уступить, зато какой покупатель!

— Прекрасно. А в кассе есть что-нибудь?

— После выплаты жалованья, транспортных расходов и налогов прибыль составила…

— Посмотрю сам. Письма, новые заказы есть?

— Разумеется, — Смит поставил пустой стакан. — От миссис Ингрид три письма, письмо из Варшавы от барона фон Шелии, письмо от… э… господина маркиза… кажется… Титул был, точно, по-моему, иностранный… Эта титулованная особа готова купить у нас древесину для строительства. Уже отгрузили, это рядом, в Бивер-хилл.

Дорн уже понял, о ком речь. Верно действует Багратиони. Коль «Лига» больше не связывает их, почему бы не вступить в «коммерческие» отношения? Дорн улыбнулся, взял конверте варшавским штемпелем. Вот и фон Шелия возвращается к разговору об отделке особняка, который он снял в польской столице. «Если ваш подряд удовлетворит меня, — писал дипломат, — я буду рад рекомендовать вашу фирму отцу, который давно собирается вести работы в родовом замке. Увы, более ничем не смогу ему помочь, так как в Варшаве мне придется пробыть весьма долгий срок».

«Что он имел в виду под этой фразой? — задумался Дорн. — Может быть, Гитлер затевает с поляками какие-то длительные дипломатические игры? Я так составлю ответное письмо фон Шелии, что он поймет, насколько мне интересны причины его длительного пребывания в Польше. Только как он сможет мне ответить? Абвер просматривает всю корреспонденцию из Восточной Европы, перехвачены все кабельные линии… — Дорн серьезно посмотрел на Смита:

— Рональд, мне кажется, вам следует побывать в Польше — вот по этому письму.

— Будем брать большой подряд?

— Большой и крайне важный.

— Это всегда приятно. К тому же я никогда не выезжал за Ла-Манш.

— Уверяю, там есть на что посмотреть.

Дорн взял письма Ингрид и пошел к себе наверх. Сел к столу, перекинул календарь. До наступления 1937 года осталось всего шестнадцать дней. Скоро Лондон разукрасят к Рождеству, в роскошных магазинах начнут продавать роскошные подарки по рождественским ценам. «Посмею ли я сделать подарок к Рождеству Нине? — с улыбкой подумал Дорн и, расслабившись, мечтательно откинулся на стуле. — А что принято дарить девушкам? К тому же — титулованным девушкам? Меха, бриллианты, орхидеи? Только не орхидеи — слишком свежи впечатления от встречи с Гессом. Кольцо? Ну, это уж слишком. Могут не так понять. Я подарю ей куклу, пусть играет. А теперь за дела».

Дорн потянулся, стараясь взбодриться, взял чистый лист бумаги и начал письмо к Досту насчет того, смогут ли они увидеться в середине января, чтобы отправиться в Червоный Градек, резиденцию принца Гогенлоэ: «Дорогой Фриц! Кажется, только вчера был Сочельник, за которым последовало столько событий нашей жизни. И вот на пороге новый, 1937 год…»