Сибирские сказки

Волк и лиса

Жили волк и лиса, работали вместе, кормились с одного стола. С большим трудом они скопили берестяную кадушку хаяка — замороженной сметаны.

Волк был терпелив, бережлив, сам не дотрагивался до запасов и лисе не позволял.

— Надо пока питаться тем, что попадётся, а хаяк прибережём на случай большой нужды, голодовки.

— Ах, волчик, долго ли мы будем питаться отбросами? — говорила лиса. — Давай откроем кадушку и хоть попробуем, какой он есть, наш хаяк.

— Не позволю! Потерпи!

Лиса себе места не находит: и сядет, и встанет, из юрты выйдет, обратно зайдёт.

— Старик, я пойду в гости.

— Р-р-р, это к кому же?

— Э-э, схожу к Хара-Каану.

— Принеси мне чего-нибудь.

— Принесу, принесу, — сказала лисица, и только хвост её мелькнул за дверью.

Крадучись, от страха прижав уши к загривку, плутовка спустилась в погреб и стала уминать за обе щёки припасённый хаяк. Увидев, что кадушка опустела до верхнего обруча, лиса остановилась. «Кажется, я слишком много съела, — подумала она, — увидит клыкастый, мне от него крепко достанется».

Вспомнив про обещанный гостинец, лиса соскребла с мордочки и с лап прилипший хаяк, скатала его в комок величиной с куриное яйцо и понесла волку.

— Н-ны, н-ны! Ты вернулась?

— Э-э! А то кто же, куда я денусь.

— Как поживают соседи?

— У них радость и веселье, у старшей невестки первенец появился.

— Чем там угощали?

— Гостей на левой половине потчевали хаяком, на правой — кишками с кашей, на нарах — супом и кобылятиной, а в углу — лакомствами всякими.

— О, как много всего было! А мне что принесла?

— Названий много, кушать нечего. Вот всё, что могла захватить для тебя, — и она швырнула комочек хаяка.

Волк одним махом проглотил его.

Три дня волк и лиса просидели дома. Лиса, поевшая третьего дня хаяка, была бодрее, она топила печь, делала кое-что по дому.

Волк, свернувшись калачиком, дремал.

— Старина, ты бы сходил к Хара-Каану, может чем-нибудь попотчует, — сказала лиса.

— Э-э, не пойду я к Хара-Каану, меня собаки загрызут.

— Не сходить ли мне? — говорит лиса.

— Иди, сама поешь и мне чего-нибудь принеси.

— Ты думаешь, они каждый день устраивают праздники?.. Всё же я схожу, авось, и на этот раз чего-нибудь перепадёт мне.

Вильнула хвостом и юркнула за дверь, посмеиваясь про себя над глупым волком.

Снова забралась она в погреб и принялась за хаяк, опорожнила кадушку до нижнего обруча. Слегка опьянев от сытости, лиса соскоблила прилипший к мордочке и лапам хаяк, скатала в комок, величиной с кулачок пятилетнего ребёнка, и понесла в юрту.

— Почему так долго? — спросил волк, от голода еле шевеля языком.

— Задержалась у Хара-Каана, снова у него торжество: у средней невестки первенец появился. На вот, тебе гостинец принесла.

Волк проглотил комочек хаяка, облизал губы.

— Кто у них появился на свет?

— Сын, говорят.

— Какое ему дали имя?

— Обруч, говорят.

— Плохое дали имя, — сказал волк и задремал.

Прошло ещё несколько голодных дней.

— Волчище, не могу больше так мучиться, давай поедим запас.

— Не время ещё, терпеть надо, самый большой голод впереди.

Завертелась лиса, забеспокоилась и начала бегать взад и вперёд. Хочется ей в погреб, но боится волка.

— Старина, ты бы сходил к соседу нашему Хара-Каану.

— Э-э! Я покажусь, а он подумает, что иду его стадо резать, и напустит на меня своих собак…

— Мне, что ли, сходить?

— Иди, авось, снова чего принесёшь.

Того только и ждала плутовка. Она быстро скрылась за дверью, только хвост её мелькнул. По старому следу она спустилась в погреб и съела весь хаяк. Потом соскребла со дна остатки, собрала с пола крошки, скатала в комок, величиной с напалок рукавицы из телячьей кожи, сунула под мышку и пошла к волку.

— Где так долго пропадала? — спросил волк.

— Снова на праздник попала.

— Какой такой праздник?

— У младшей невестки первенец появился.

— Как думают назвать ребёнка?

— Днище.

— Неслыханное имя!.. А чем потчевали гостей?

— Угощения разного было очень много, наелась до отвала.

— А мне чего принесла?

— Пища вся была жидкая и горячая, её не понесёшь. Вот всё, что я могла захватить для тебя.

И она бросила ему кусок хаяка.

Волк съел и задремал.

Прошло ещё несколько дней.

Чувствует волк, конец ему приходит, не в силах он больше голодать.

— Пойдём в погреб, — сказал он, встав на ноги и пошатываясь от голода, — пропадаю совсем!..

— Пойдём, волчик, — сказала лиса, виляя хвостом.

Пришли они в погреб.

Увидел волк пустую кадушку и взвыл от горя и обиды:

— Н-ны! Рыжая, так вот куда ты ходила на праздник, вот где тебя потчевали!..

— Как ты смеешь так говорить, — завизжала лиса, — сам всё слопал, когда я в гостях у Хара-Каана бывала… Потому ты, хитрец, и не хотел из дома уходить.

Лиса визжала так громко, будто бы и впрямь виновником был волк.

— Вам, лисицам, никогда нельзя верить. Чем больше лести у вас на языке, тем больше злодейства на уме. Каждое ваше слово, каждая ваша слеза — ложь…

Долго-долго они бранились, а потом разошлись в разные стороны.

Обманутый волк, поджав хвост, ушёл в лесную чащу, а обманщица-лиса, заметая следы, скрылась в кустах.

Вражда

Ребята, вы ведь ели мёд? Правда, какой он сладкий да душистый?

Вот слух, что мёд очень сладок, дошёл до мишки-медведя. Кто не хочет сладкого да вкусного отведать? Захотелось и мишке-медведю полакомиться. Узнал он, что сладкий мёд хранят пчёлы в дупле старого дерева, и пошёл искать его. Ищет по лесу, присматривается к каждому дуплистому дереву. Навстречу ему бежит голодный серый волк.

Видит волк, что мишка-медведь что-то ищет в лесу. Он и спрашивает:

— Друг мой, куда торопишься, что ищешь?

Мишка-медведь был добр. Он и не думал скрывать, что ищет мёд.

— Звери говорят, что мёд очень сладок. Страсть как хочется медка отведать, — отвечает мишка-медведь.

— Неужели мёд слаще мяса? Нет, неправда, — не поверил волк.

— Знаю, мясо вкусно. Но говорят, что мёд ещё слаще.

— Возьми меня с собой, мишка-медведь, отведать сладкого мёду, — просит волк.

— Пойдём, что найдём, пополам поделим! — согласился добрый мишка.

Вот пошли наши друзья по лесу искать мёд. Идут они, прислушиваются к каждому шороху.

Медведь на слух был слаб, а волк слышит прекрасно. Услышал он, где-то недалеко на дереве, будто пчёлы гудят.

— Слышишь, мишка-медведь, где-то близко пчёлы жужжат?

— Давай, прислушаемся!

Да, действительно, слышится жужжание со стороны высокой старой лиственницы.

Побежали они к лиственнице и видят: высоко-высоко есть дупло. Около дупла кружится много крылатых насекомых.

— Видишь пчёл? — спрашивает мишка-медведь.

— Вижу… Их очень уж много! Наверно, мёду полно! — облизывается волк.

— Вот мы с тобой вдоволь полакомимся сладким мёдом! — заранее радуется мишка-медведь. — Давай, друг мой, залезем быстрей на дерево!

Подошли к лиственнице. Волк, сколько ни царапал дерево когтями, влезть не мог. А мишка-медведь, как акробат, быстренько поднялся наверх.

Волк остался на земле и кричит:

— Мишка, есть пчёлы?

— Жужжат. Наверно, есть.

И правда, когда мишка-медведь долез до дупла, он увидел, что там вьётся целый рой.

— Серый, слышишь, как они жужжат? — радостно спрашивает медведь.

— Я раньше тебя слышал! — хвастается волк. — А мёду много видно?

— Что-то большое серое видно, — отвечает мишка-медведь.

Он сунул лапу в дупло и разорвал осиное гнездо. Злые осы кинулись на медведя и давай жалить его со всех сторон. Медведь только фырчит, отдуваясь и отмахиваясь от ос. А волку кажется, что медведь так от жадности хватает мёд, что и слово не может вымолвить. У волка от зависти слюни текут. Бегает он вокруг дерева и истошным голосом воет:

— Оставь мне! Я тоже хочу сладкого мёду!..

Бедный мишка-медведь даже не слышал, что кричал волк. Он уже забыл, что за сладким мёдом на высокое дерево поднялся, стал отмахиваться от ос обеими передними лапами и сорвался с дерева!..

Медведь шлёпнулся прямо на волка.

— Ах ты, бессовестный обжора! — взвыл волк и бросился на медведя.

— Ох, серый, остановись!.. Там…

Волк не дал ничего объяснить мишке-медведю, начал кусать его.

Тут бедному медведю ничего не оставалось, как защищаться.

Началась страшная грызня. Волк мог разорвать мишку-медведя на куски, но сила медведя спасла, да и осы их жалили.

Разбежались волк и медведь в разные стороны.

С тех пор они навсегда стали врагами.

Удюргай-батыр

На зелёной мураве, около речки быстротечной, среди белых берёзок стоял ветхий домик. В этом домике жили старик со старухой. С малого возраста, не разгибая спины, трудились они для скупого и жадного богача Хара-Хаана. Богач Хара-Хаан был похож на огромного паука — если кто по нужде непредвиденной попадал в его сети, он не выпускал его до самой смерти.

На старости лет старуха совсем уже перестала двигаться. Тогда Хара-Хаан заставил старика трудиться за двоих. Но горевали старики не от тяжёлой работы, а от того, что нет у них детей, которые продлили бы их род.

Однажды, возвращаясь с работы, шёл старик через берёзовую рощу. Хотя не было ветра в этот вечер, почему-то ласково шептались листья белых берёз. Где-то так радостно пела птичка, что старик, усталый и голодный, не мог уйти, не оглянувшись в ту сторону, откуда доносилось пенье. Но увидел он не птицу, а большой-пребольшой удюргай (удюргай — нарост на коре берёзы). Остановился старик, сошёл с тропинки, по которой ходил около семидесяти лет. Подошёл он к удюргаю, оглядел его со всех сторон. Тут перестали шептаться листья, умолкла птица. Старик подумал: «Может, что-нибудь сделаю из этого удюргая. Красивый чорон (чорон — чарка для кумыса) с узорами… Или резной черенок для ножа…» Срубил он удюргай и понёс домой.

Увидела старуха старика, согнувшегося под тяжестью удюргая, всплеснула руками и воскликнула:

— Эх, старик, из ума ты выжил… Зачем тебе такой огромный удюргай?

А старик уже придумал, что ответить старухе:

— У нас с тобой нет детей, а я, может, вырежу такое, что продолжит наше имя.

Тут старуха стала внимательно осматривать удюргай, заставляя усталого старика поворачивать его во все стороны. Вдруг она всплеснула руками.

— Да, смотри, старик, чудо какое ты принёс! Удюргай-то похож на ребёнка! Вот как будто ноги, вот руки, а вот голова! — Старуха уже видела ребёнка в ещё не отёсанном удюргае.

Старик ничего не ответил, но, отдохнув немного, сразу принялся за дело. Мог бы он быстро сделать, что задумал, да времени у него было мало — почти целый день работал он на Хара-Хаана. Семь лет мастерил он куклу. Часто старик, прервав работу, говорил старухе, устало улыбаясь:

— Мы состарились, и нет у нас детей. А я сделаю человечка из крепкого удюргая, и он останется после нас…

Старуха, глядя на куклу, тоже улыбалась. Очень она похожа на ребёнка! Вот только глаза осталось сделать, и тогда они дадут ему имя, и он будет их наследником… Но старик не закончил человечка из удюргая — умер…

Осталась старуха с незаконченным деревянным человечком. Скучно ей было целыми днями одной. Положила она однажды куклу рядом с собой, полюбовалась ею, и уснула. Вдруг сквозь сон услышала она плач. Просыпается старуха и видит — превратился деревянный человечек в живого ребёнка, только глаз у него нет.

Рос ребёнок не по дням, а по часам и вырос богатырём. Стал он работать. Старуха нарадоваться не могла. Но увидел однажды слепого богатыря Хара-Хаан. Пришёл он к старухе и говорит:

— Старуха, твой старик умер, но долги его остались. Ты должна отработать их!

— Где же мне силу взять?

— Тогда я забираю твоего сына! — сказал богач и увёл с собою Удюргая-батыра.

Силён был богатырь, но не было у него глаз. Если нужно было дрова приготовить, его подводили к дереву, и он разламывал его, как щепку. Если нужно было сено привезти, его запрягали в огромные сани, и он тащил стог. Он не знал усталости.

Однажды Удюргай-батыр услышал свист змеи, шум крыльев и клёкот орла. Остановился он, прислушался и понял, что невдалеке происходит драка.

— Что за шум? — спросил Удюргай-батыр.

Шум прекратился, на траве у его ног что-то зашуршало, а над головой зашумели огромные, сильные крылья.

— Удюргай-батыр, давно мы ждём тебя. Только ты один можешь рассудить наш вековечный спор, — услышал он.

— Кто вы такие? — спросил Удюргай-батыр.

— Я, — зашипела в траве змея, — Могой (могой — змея), выслушай меня. Это было давно, когда я была молодой. Хотела я тогда подняться выше всех и поползла на высокую гору. Там солнце пекло, и не было ни сырости, ни влаги. Я задыхалась от жажды. Тут я увидела три яйца. Не подыхать же мне от жажды! Выпила я эти яйца. И вдруг на меня напал Хотой (хотой — орёл). За что он напал на меня, я и по сей день не знаю.

Тут послышался клёкот орла:

— Послушай меня, добрый человек. Чтобы размножить наше орлиное племя, высоко на горе я положил три золотых яйца. Думал я, что будут у меня птенцы, молодые Хотой-батыры. И вдруг, прилетев в своё гнездо, я нашёл разбитыми золотые яйца, а в моём гнезде лежала Могой. Лишив меня потомства, она ещё говорить смеет, что не знает, за что я напал на неё!

Могой и Хотой ещё долго бы спорили, но Удюргай-батыр сказал им:

— Принесите мне глаза, тогда я смогу рассудить вас.

— Принесу! — зашипела Могой и уползла.

— Принесу! — заклекотал орёл и улетел.

Долго ли, мало ли ждал Удюргай-батыр, и услышал он шуршание змеи в траве.

— Нагнись, я тебе приставлю глаза! — зашипела Могой.

Всю жизнь Удюргай-батыр хотел видеть мир, зелень трав, свет солнца.

Волнуясь, нагнулся он. Могой поставила ему в глазницы что-то мокрое, мягкое. Удюргай-батыр увидел солнце маленьким красным пятнышком в чёрном небе. Всё вокруг имело расплывчатые очертания.

— Почему же люди хвалят этот чёрный туманный мир? — спросил Удюргай-батыр и тяжело вздохнул.

— Правду ты говоришь, — зашипела Могой. — Нет ничего прекрасного в этом мире при дневном свете. Но ночью, когда наступит мрак, ты будешь видеть лучше, чем сейчас!

Задумался Удюргай-батыр над словами змеи. Они казались ему странными. Если ночь лучше дня, то почему же люди спят ночью? Когда он спросил об этом, Могой, засмеялась:

— Ш-ш-ш! Не верь ты людской болтовне! Люди слабые, они боятся ночного света. Этот свет для сильных, могучих, как ты и я. Ночью все сильные не спят. Не спят тигры, пантеры, филины, совы.

Не успел Удюргай-батыр поблагодарить змею за глаза, как в воздухе зашумели могучие крылья Хотоя. Подлетел он к Удюргаю и говорит:

— Возьми вот эти глаза!

Удюргай-батыр взял глаза, принесённые орлом, и приставил их к своим глазницам. О! Чудо! Он увидел землю, зелень трав, яркое солнце и голубой шатёр неба. Тут он понял, что змея неправа.

Удюргай-батыр отблагодарил Могой и Хотоя за глаза.

— Теперь три дня отдыхайте. Я посмотрю мир и подумаю, кто из вас виноват.

Пришёл Удюргай-батыр к своему хозяину Хара-Хаану. Приставил он глаза, которые принесла ему змея, и увидел: сидит его хозяин, со всех сторон к нему идут радостные люди, он их кормит и поит.

Тут Удюргай-батыр подумал: «Почему же я слышал, что люди недовольны хозяином? Я вижу, что он поит и кормит людей».

Приставил Удюргай-батыр глаза, принесённые Хотоем, и увидел: Хара-Хаан, толстый, маленький, сидит на высоком кресле, по левую руку от него стоит стол с едой. К этому столу подходят измученные люди, и хозяин даёт им лишь столько, чтобы они не умерли от голода. В правой руке он держит длинный хлыст и бьёт им каждого, кто осмеливается поесть его пищу и не сразу уходит на работу.

Тут Удюргай-батыр ещё яснее понял, какие глаза принесла ему змея. Эти глаза способны были скрасить злодейство богачей и хищников.

Идёт он по лесу и думает, как справедливо решить спор Могой и Хотоя. Вдруг слышит тонкий старческий голос:

— О чём задумался, добрый батыр?

Огляделся Удюргай-батыр, но никого не увидел.

— Кто со мной разговаривает? — спросил он.

Тут увидел Удюргай-батыр перед собой домик величиной с гриб. В дверях домика стоял старичок с длинной седой бородой. Он был одет в доху, сшитую из шкурки одной белки. Из передних лапок были сшиты рукавицы, из задних — унты.

Нагнулся Удюргай-батыр к старику и спросил:

— Кто же вы, почтенный старец?

— Я всегда добрым делам советчик, зовут меня Сэркан-былинником. О споре змеи с орлом я давно знаю. Знаю и то, что ты должен решить этот спор.

— Думаю я: как рассудить их, как найти наказание виновнику?

— Рассудить их ты сам должен. А наказание найти я помогу. Вот тебе мой меч. Отсеки им голову того, кого считаешь виновным, — сказал Сэркан-былинник и подал батыру богатырский меч.

Удюргай-батыр взял в руки богатырский меч и хотел поблагодарить старичка, но его уже не было. Снова шумел лес, пели птицы.

Пришёл Удюргай-батыр на условленное место, где его ждали Хотой и Могой. Прежде чем приступить к выполнению своего решения, Удюргай-батыр в правую глазницу вставил орлиный глаз, а в левую змеиный. Он считал, что это будет справедливым.

Посмотрел Удюргай-батыр левым глазом на змею и увидел её доброй, улыбающейся. А когда посмотрел правым глазом, то увидел это отвратительное существо горящим злостью и ненавистью. Вспомнил Удюргай-батыр и то, каким предстал перед ним хозяин Хара-Хаан, когда он посмотрел на него глазами Могой.

Это ещё больше убедило его в том, что нужно избавить мир от змеи.

— Слушайте моё решение! Виновата ты, Могой, высосавшая душу и тело птенцов Хотоя. Ты и умрёшь от моего острого меча!

Размахнулся батыр мечом, но вместо головы Могой меч рассёк только пустую змеиную шкуру. Удивлённый стоял батыр, и ворошил мечом старую шкуру змеи. Хотой посмотрел на это и сказал:

— Могой хитра и увёртлива, её так быстро не убьёшь. Теперь, в новой шкуре, она коварнее, чем раньше. Если ты хочешь избавить мир от злодейки, выбрось её глаза и пользуйся только моими глазами — орлиными, острыми. Ты всегда разглядишь зло, в какой бы шкуре оно не было!

Улетел Хотой в высокое, синее небо, а Удюргай-батыр пошёл по земле, чтобы избавить мир от всех злодеев.

Чыбыс-Чыахаан

В старину, когда русские ни плотов, ни кораблей ещё не знали, когда закон был писан на кулаке, а указы на ладонях, жил-был, говорят, Чыбыс-Чыахаан, ростом с вершок. Было у него хозяйство: бык-жук, сани-напёрсток с оглоблями из иголок — только и всего.

В двух верстах от той поляны, где он жил, находилась богатая юрта великана Анга-Монгуса. Много горя и бедствий принёс великан людям. Вот в одно утро Чыбыс-Чыахаан запряг своего быка-жука в сани-напёрсток и поехал к матери.

— Мать, скажи, как меня зовут? — спросил он, войдя в юрту. — Я хочу сразиться с великаном Анга-Монгусом.

— В уме ли ты? — всполошилась старуха-мать. — Великан только дунет на тебя, и ты упадёшь.

— Скажи мне, как меня зовут? — не отступал сын.

— Тебя зовут Чыбыс-Чыахаан.

Чыбыс-Чыахаан вышел из юрты, ведя за собой быка-жука, но, споткнувшись о травинку, упал и забыл своё имя.

Вернулся он и снова спросил, потом сел в сани-напёрсток и поехал, повторяя вслух своё имя, чтобы не забыть.

Он остановился у богатой юрты великана Анга-Монгуса и пропищал:

— Достославный и почтенный, шестисаженный великан, Анга-Монгус, я пришёл, чтобы померяться с тобой силой.

— Ха-ха-ха, — захохотал великан страшным смехом, словно железо загремело. Потом надул он щёки, дунул, и оглушённый Чыбыс-Чыахаан упал на землю.

Очнувшись, он вскочил на ноги, пугливо озираясь.

— Ну, как, богатырь? От земли не видать, падает до удара и ещё приходит драться. Человечек, скажи своё имя, буду знать, кого имел честь победить, — насмехается великан.

— Погоди, схожу домой, поем, потом снова приду с тобой драться, — отвечал не унывая Чыбыс-Чыахаан. — Когда вернусь, тогда я назову своё имя.

Приехал он домой, прикоснулся губами к груди своей матери и с молоком её всосал в себя богатырскую силу. Он вытянулся вверх, как стройная лиственница, раздался в плечах на шесть саженей. Взял с собой горсть земли, на которой родился, и несколькими шагами дошёл до богатой юрты великана.

— Злой, приносящий людям горе и несчастье, Анга-Монгус, моё имя Чыбыс-Чыахаан, я пришёл сразиться с тобой.

Они бились два дня и две ночи. На третье утро, когда солнце послало на землю первые сверкающие лучи, Чыбыс-Чыахаан приподнял Анга-Монгуса и ударил его о землю с такой силой, что тот погрузился в неё на семь саженей. Затем Чыбыс-Чыахаан выхватил острый нож, убил ненавистного народу великана и прах его развеял по ветру.

Чыбыс-Чыахаан, говорят, жил ещё долго-долго, радуясь и веселясь, помогая голодным и обогревая тех, кому холодно.

Отчего заяц без хвоста

Говорят, когда-то давно заяц имел прекрасный пышный и длинный хвост. Ему завидовала даже лесная модница лиса.

Говорят ещё, что заяц умел строить себе дом из лыка. Но и тогда уже заяц всего боялся, даже безобидной лягушки.

Как же он остался без хвоста? А вот послушайте.

Построил наш заяц-трусишка домик. Дверь сколотил крепкую, тяжёлую. «Если лиса войдёт, её дверью прихлопнет», — думал заяц.

Против дома построил амбар. Дверь амбара закрывал на большой замок. «Если волк-разбойник заберётся в амбар, я запру его на замок», — думал заяц.

Однажды, когда заяц стал выходить из дому, дверь захлопнулась и прихватила самый малый кончик его хвоста. Зайцу показалось, что кто-то схватил его за хвост. Рванулся он изо всех сил, оторвал кончик хвоста и бросился бежать.

«Больше в этот дом не войду!» — подумал трусишка. И с тех пор стал жить в амбаре.

Как-то в один ветреный день, когда заяц входил в свой амбар, дверь захлопнулась. В этот раз бедняге прищемило полхвоста. Пуще прежнего испугался заяц. Он подумал, что кто-то с улицы схватил его за хвост и не пускает. Заяц рванулся изо всех сил и оторвал половину пышного хвоста.

«Через эту дверь не выйду, боюсь», — решил трусишка.

Прорыл он под стеной амбара ход, выскочил на волю и убежал в тёмный лес. В лесу он стал искать укрытие и встретил медведя. Медведь увидел испуганного зайку, спросил:

— Заяц, почему ты такой скучный?

— Ах, мишенька, нечему мне радоваться. Отобрали дом мой с амбаром. Теперь мне негде жить и от холода укрываться. Помоги, медведь! — просит трусишка.

— Кто отобрал твой дом?

— Не знаю, кто. Только он страшный, очень сильный!

Медведь сам немного побаивался идти к дому зайца. Но он не хотел прослыть трусом и громко пробасил:

— Зайчишка, пойдём, помогу!

Медведь, вооружившись дубиной, вместе с зайцем направился отбирать заячий дом. Около дома никого не было видно.

Медведь дубиной толкнул дверь. Она открылась, на пол упал кончик заячьего хвоста.

— Э-э, смотри, никого в твоём доме нет! Никто твоего дома не отбирал.

— А-а… у-у меня кончик хвоста кто оторвал? — заикаясь от испуга, пролепетал заяц. — О-о-он же меня второй раз схватил за хвост у амбара. Он там и теперь меня ждёт.

Пошли они к амбару. У амбара никого нет. Только в дверях торчит половина заячьего хвоста.

— В-в-видишь, вот его хвост, — говорит заяц, от испуга не узнавая собственного хвоста.

Медведь схватил хвост и потянул к себе. Дверь амбара открылась, и в лапах медведя оказалась половина оторванного заячьего хвоста.

Посмотрели в открытый амбар. В амбаре никого, только зияет дырка, через которую убежал заяц.

— Видишь, мишка, обидчик, испугавшись нас, удрал в лес, — сказал заяц, показывая на дыру.

Теперь медведь сам боялся идти в лес, в свою берлогу.

— Дорогой заяц, я останусь с тобой жить в твоём доме?

Заяц только этого и хотел. Вот мишка-медведь и трусишка-зайка стали вдвоём жить.

Однажды они вернулись поздно вечером. Захотели чайку вскипятить. Глядь, нет ни веточки в доме. Сухие ветки носил всегда заяц, а в это утро поленился принести, и теперь в темноте ему нужно было идти в лес.

Бедный заяц дрожа тихонько открыл дверь. На дворе темно. Стоит он и боится выйти на улицу. А медведь торопит:

— Давай-давай, братец заяц, побыстрей!

Задел зайка нечаянно дверь, захлопнулась она и прищемила на этот раз весь заячий хвост.

Испуганный заяц закричал не своим голосом:

— Мишка-медведь, спаси!.. За хвост меня схватили!..

Медведь, услышав крик зайца, сам испугался. Бросился он через окно во двор и убежал без оглядки в тёмный лес, в свою старую берлогу. Там он пролежал до самой весны.

А бесхвостый трусишка-заяц перестал с тех пор строить себе дом и живёт в лесу под валежником.