Жил-был на свете Толстый Колькет.
Там, где к великой реке Оби бежит коричневый таёжный Тым, весёлая говорливая река, на высоком берегу, среди соснового бора стоял дом, срубленный из кондовых смолистых брёвен. Чуть поодаль на столбах стоял лабаз с разным припасом. Здесь, в тайге, с отцом и матерью жил Толстый Колькет. Лет парню совсем немного, а толстым стал.
Ничего Колькет не делал — ничего и не умел. Отец с матерью за него всё делали.
Вот наступает раннее утро. Чуть розовеет заря над урманом. Ещё не видно за лесом и краешка солнца. Но в таёжке навстречу заре запела первая птичка, где-то в ветвях зашевелилась кедровка, вспомнила про кедровые шишки — скоро надо лететь за орехами. Пробежал хлопотун бурундучок, выглянула из дупла пушистая белка. Всё потянулось навстречу утру.
Проснулся отец Колькета — рыбак и охотник. Надо в обласок, лодку-долблёнку, садиться, ехать сети смотреть. Рыбу на завтрак домой принести.
Взял отец весло, подошёл к Колькету.
— Вставай, сынок. За рыбой пойдём. Поможешь сеть вытаскивать…
Отмахнулся Колькет. На другой бок повернулся, опять заснул.
Покачал головой отец, ничего не сказал. Пошёл один к лодке. Поехал сети выбирать.
Проснулась мать Колькета. Надо дров собрать, огонь развести, пищу готовить. Надо красной брусники набрать. С чаем сладкой ягоды поесть. Зовёт мать с собой Колькета, будит его.
Махнул только рукой Колькет. Вниз лицом лёг — не мешай спать!
Вздохнула мать, ничего не сказала. Взяла топор, за дровами пошла. Нарубила сухих дров, принесла к очагу. Потом корзинку из тальника плетёную взяла, пошла бруснику собирать.
Поляна ягодами усыпана. На кочках и рядом — полно брусники, собирай только. Полную корзину набрала, домой принесла.
Развела огонь в очаге, воду в котле греть поставила. Смотрит — с реки отец Колькета идёт. Полную сетку рыбы несёт. Налимов больших, язей жирных.
Солнце взошло. Заиграла, запела тайга. А Колькет всё спит, похрапывает. С боку на бок поворачивается.
Отец с матерью рыбы начистили, уху стали варить.
Ветерок подул — дымком потянуло.
Хоть и спит Колькет, а нос рыбу чует. Щекочет нос Колькету рыбный запах. Открыл Колькет один глаз, потянулся, потом другой глаз открыл. Протёр глаза кулаками. Сел.
— Уха готова? — спросил.
Мать ложкой зачерпнула ухи, попробовала — хороша уха, наваристая! Колькет, с боку на бок переваливаясь, к реке пошёл. Кое-как, поскорее умылся, рукавом утёрся, к котелку заторопился.
Вокруг котелка все сели. Мать хлеба нарезала. Колькет раньше всех самую большую ложку выбрал, потолще кусок хлеба взял, первым уху с куском рыбы зачерпнул.
Сидит, за обе щеки уплетает, живот поглаживает — чтобы больше вошло.
Наелся до отвала, устал даже ложкой махать. Решил Колькет: отдохнуть надо! Лёг под сосной, руки раскинул. А глаза сами закрылись.
Так и шёл день за днём. Поест Колькет, отдохнуть ляжет. Жиру ещё прибавится. Стал Колькет словно гусь осенью.
Шёл как-то мимо их дома старик, увидел толстого Колькета, подивился. Отца с матерью спрашивает:
— Почему он у вас такой?
Мать с отцом признались:
— Не знаем, что с ним делать…
Старик им сказал:
— Я вас научу.
Отвёл отца с матерью в сторону, сказал им какие-то слова. Какие — никто не слыхал. Потом ушёл тот старик.
Тут отец стал невод собирать, с сушильных кольев снимать, говорит:
— Пойдём, мать, рыбу неводить. Пойдём, Колькет, и ты с нами. Будешь помогать невод тянуть.
Взяли на плечо невод. А Колькет глаза прищурил, будто не слышит, лежит. Охота ему в воду лезть?!
Отец с матерью дожидаться не стали, к берегу, на песчаные отмели пошли. А Колькет опять к котелку, к корзине с ягодой потянулся.
Мать с отцом только до первого борка дошли — навстречу им медведица с медвежонком. Медвежонок лапу к груди прижимает, идёт скулит.
Медведица к отцу с матерью его подвела, на лапу медвежонка показывает.
Малыш лапу щепкой занозил! Болит лапа.
Тут отец невод отложил на траву, взял лапу медвежонка, выдернул занозу.
Медвежонок от радости заплясал даже. Пляшет, лапами машет. А медведица кланяется. Спасибо говорит.
Пошли рыбаки дальше, спустились на пески. Раскинули невод, в реку отец по грудь зашёл, мать помельче, ближе к берегу. Пошли. Тянут невод против течения. Тяжело им. Десять, двадцать шагов идут. Стала рыба попадаться. Верхняя бечева вздрагивает, рыба в невод ударяет.
Видит медведица — тяжело людям, помочь надо, — тоже на отмель пришла. В воду полезла, взялась за палку, невод сразу быстрей пошёл. Людям легче стало. А медвежонок на берегу бегает, веселится.
Стали все вместе невод на пески выбирать, а в нём рыбы набралось — вдвоём за раз и не донести бы!
Сложили рыбу в мешки. Один медведица в охапку взяла, к дому понесла.
Медвежонок впереди бежит, переваливается. Подошёл к дому, видит — Колькет у котелка сидит, уху уплетает, живот разглаживает. Медвежонок носом потянул, вкусно!
К Колькету подошёл, лапу протягивает.
— Дай рыбы немножко. Или брусники дай.
А Колькет размахнулся ложкой и ударил медвежонка по носу. Заплакал медвежонок, в сторону отбежал. А Колькет взялся за бруснику. Все лицо измазал, торопится ест.
Тут рыбаки подошли. Отец с матерью медведице с медвежонком рыбы полную корзину наложили, в лес проводили.
А Колькет им вслед кулак показал.
— Зачем у меня рыбу отняли? Сам бы съел!
Тут скоро ночь наступила. Мать костёр разожгла. Рыбы на вертелах нажарила. Ещё поел Колькет, сколько мог, спать лёг. Всю ночь на одном боку пролежал, ни одного сна не видел.
Солнце высоко поднялось, проснулся Колькет. Живот погладил — в животе пусто! Надо поесть!
Посмотрел Колькет кругом — ни отца, ни матери нет. Позвал — никто не отзывается. Он кричать стал, на ноги встал, вокруг дома побегал — никого нет. Сел Колькет — думать стал.
— Отец, поди, за рыбой уплыл, мать дрова собирать пошла. Подожду — придут. Поем пока. — Он за котелок взялся — котелок пустой. Плохо, думает Колькет. Пригорюнился.
Лежит под кустом черёмухи скучный. Над ним ветви, ягодами усыпанные. Хоть и лень Колькету, а решил руку протянуть, ягоду сорвать.
Но черёмуха ветви от него в сторону отвела, не даёт сорвать ягоды.
А время идёт. Есть Колькету хочется. Посмотрел он на берег — одного обласка нет, другой здесь.
Тут он надумал: отец с матерью шишки кедровые бить пошли. Набьют, сладкие орехи сами съедят. Мерещится ему — сидят мать с отцом среди кедров, орехи щелкают.
Тут решил он: поплыву к ним, где кедровый бор, найду их, буду орехи есть. Схватил Колькет весло, обласок на воду столкнул, сел кое-как, чуть лодку не перевернул, чуть в воду не упал. Сидит, думает: зачем мне, как отцу, широкой стороной весла грести, силу тратить? Буду рукоятью грести, так легче будет.
Взялся Колькет за весло с другого конца. Рукоятью, как ножом, воду режет. Лодка его не слушается, вертится, к кедровому бору не плывёт. Подхватила Колькета река, понесла по течению в другую сторону. Скоро, за поворотом, скрылся дом из виду.
Испугался Колькет, кричать стал. А кто услышит? Тайга кругом. Наконец сообразил Колькет: надо к берегу прибиваться. Повернул он весло как надо, стал сильней грести.
Направил лодку поперёк течения. Лодка послушней стала.
К берегу пристал Колькет, поднялся. Обласок на берег вытащил.
Сел на берегу, оглядывается — кругом тайга. Кедры широко ветви раскинули, в них кедровые шишки спрятали.
Сосны вершинами к небу поднялись, шумят, говорят о чём-то друг с другом. А под ними — заросли цветов таёжных — саранок.
Колькет хотел дальше пройти, запутался в траве, упал. Рассердился парень, схватил весло, начал цветы сбивать. А они всё тесней сближаются.
Тут погода стала хмуриться. Ветер подул. Сильней зашумели сосны и кедры. Солнце на закат пошло. Из глуби тайги ночь стала подступать. Всё вокруг потемнело.
Озирается Колькет. Что делать? Как ночевать буду?
Смотрит Колькет — в одной большой сосне дупло. Туда хотел спрятаться — побоялся. Вдруг там есть кто-нибудь?
Тут совсем темно стало. Тайга шумит. Прижался к сосне Колькет. Страшно ему. Мерещится — леший к нему подкрадывается, лапами машет, схватить Колькета хочет.
Колькет покрепче весло сжал рукой. Размахнулся, ударил с разбегу. Весло по ветвям ближней ёлки прошло. Никакого лешего!
Чуть успокоился Колькет — смотрит — огни засветились, зелёными кошачьими глазами играют. «Рысь! — подумал Колькет. — Сейчас съест меня. Выручай меня, весло!» Опять разбежался, ударил веслом по огонькам. Огоньки потухли, а гнилушка-пень рассыпался.
Вздохнул Колькет, холодный пот со лба вытер. Только оглянулся, а вокруг него повсюду огоньки голубым светом горят, двигаются. Стал Колькет веслом размахивать, за огнями гоняться.
Думает: звери его окружают. А это светлячки оказались!
Устал Колькет, и боязно ему. Как быть? Хоть и страшно — полез в дупло.
Утром пробудился. Смотрит — светло, солнце высоко поднялось. Вылез Колькет из дупла.
Тут увидел он — кругом кедровые шишки нападали. Стал он их собирать. Есть охота, начал орехи щелкать. Наелся немножко, страх наполовину прошёл.
Только сел Колькет — налетели на него комары. Один больнее другого кусает. Сколько руками ни махал, не мог отбиться: заплакал с горя. «Съедят меня комары», — подумал.
Вдруг слышит Колькет голос. Поднял голову. Видит — тот старик к нему идёт.
— Что горюешь, парень? — спрашивает.
— Комары заели, — отвечает Колькет.
— Ну, это небольшая беда, — говорит старик. — Ты костёр разведи, дым комаров отгонит.
— Где огонь возьму? — Колькет спрашивает.
— А ты его сам добудь, научу как, — отвечает старик.
Повёл старик Колькета к сухой берёзе, заставил две палки вырезать. Заставил Колькета одну об другую тереть.
Колькету неохота было работать, да как комаров вспомнил, принялся за дело. Сначала не получалось ничего, а старик всё велит шибче да быстрее работать.
Колькета пот прошиб, хотел со лба рукавом его стереть — старик отдыха не даёт. Ещё быстрей работать велит.
Много ли, мало ли времени прошло, — дымок показался, потом искорка сверкнула, огонёк вспыхнул. Тут старик подул на него, тонкую берестинку поднёс, вспыхнула она.
Из берёсты да сухих веток они костёр развели, подбросили дров — густой дым пошёл — комаров как не бывало. Старик велел:
— Ты, парень, огонь береги. Костёр пусть всю ночь горит. С ним и зверь тебя не тронет.
Колькет жаловаться стал:
— Я есть хочу, что есть буду?
Старик отвечает:
— Это беда небольшая. Я тебя научу, как пищу добыть. Вот тебе клубок ниток, вяжи сеть. — Тут он ему показал, как ячею вязать.
Голод не ждёт, торопит. Принялся Колькет за дело. Сначала путались нитки, потом всё как надо пошло.
К вечеру сетка была готова. Старик две тычки вырубил. Сели они в обласок, выехали на рыбные места, старик научил, как сеть поставить, как утром снять её. Приплыли они к берегу, высадились. Старик велел Колькету дров побольше набрать, в костёр ночью подбрасывать. Пошёл Колькет дрова собирать.
Принёс большую охапку, а старика нет, ушёл. Делать нечего. Стал Колькет ночь коротать. Из еловых веток постель себе сделал. Поспит немного, проснётся, дров в костёр подбросит, чтобы не потух, ляжет, глядит в небо, звёздами усыпанное, а потом заснёт опять.
Утром, только заря над тайгой занялась, только первые птицы запели, — разбудили Колькета, — сел он в обласок, поехал сеть вынимать.
Подъехал в обласке к сети, потянул за поводок, сеть словно живая бьётся. Поднял её в обласок парень, в ней пять рыб больших чешуёй сверкают!
Обрадовался Колькет, скорей к берегу, где костёр горел, поплыл. Смотрит — старик его встречает. Колькет кричит ему:
— Удача мне выпала, рыбу поймал.
Тут старик ответил:
— Умелые руки приносят удачу, парень. Давай будем рыбу чистить, на вертелах жарить.
Научил он Колькета, как это сделать. Нажарили рыбы, вместе поели.
Колькет спрашивает:
— Всех рыб съедим, что дальше делать будем?
Старик засмеялся, ответил:
— Новых наловим. Вон, видишь, белка прыгает?
Посмотрел Колькет вверх — верно, по веткам кедра белка прыгает, из кедровых шишек орехи лущит, за щёку прячет.
— Собирает белка орехи, таскает в дупло к себе, — на всю зиму. Всю зиму живёт, орехи грызёт. Так и мы, наловим много рыбы, навялим её, насушим, орехов наберём. Хочешь, пойдём собирать?
Колькет говорит:
— Как я на кедр полезу? Мне не подняться, сучья поломаются.
Старик сказал:
— Это беда небольшая. Мы колотушку сделаем. Будем ею шишки сбивать.
Стали они колотушку мастерить. Нашли тонкую сухую жердочку, нашли толстый сухой сук, обрезали, черёмуховой лычки надрали. Старик лычкой к концу жердочки сучок привязал, колотушка получилась.
Пошли они в кедровый бор орехи бить. Высоко колотушку поднимут, ударят по кедровому суку, шишки к ногам падают. Целую гору шишек набрали. Так и пошёл день за днём. Ловит Колькет рыбу, кедровые шишки бьёт, дрова собирает, огню в костре погаснуть не дает.
А старик его всё новому учит.
Как стоя обласком править. Как лук со стрелами сделать. Как жильё построить.
Всему научился Колькет.
А старик вечерами всегда уходил куда-то, утром опять появлялся. Не раз он говорил Колькету:
— Кто другом к тебе придёт — хорошо встречай. На дружбе — мир держится.
Сидел как-то вечером у костра Колькет рядом с недостроенным ещё жильём. Услыхал парень лёгкие шаги. Оглянулся, видит — рядом лесной олень стоит. В рогах у него разлапистый сук застрял. Не мог олень сбросить его, измучился.
Встал, подошёл к нему Колькет, олень не шелохнулся. Парень сук из рогов вытащил, отбросил.
Вздохнул олень радостно, головой встряхнул, словно поклонился Колькету, и исчез в тайге.
Переночевал парень. Утром пошёл за сухими жердями, жилище достраивать. Смотрит — стоит олень, ждёт его.
Колькет жердей набрал, связал, к становищу потащил, — олень рядом пошёл, плечо подставляет, будто говорит: дай, помогу! Колькету радостно стало. Перекинул через спину оленя конец верёвки. Потянули воз вместе. Дело веселей пошло.
И полетел по тайге слух:
— Добрый человек в лесу живёт.
Как-то, на утренней заре, приковылял к Колькету журавль. Он ногу на кочке вывихнул. Колькет и ему помог.
Улетел журавль весёлый.
Немного времени прошло, смотрит Колькет — к нему вся журавлиная стая вышагивает! Спасибо пришли сказать.
Стали журавли пляски разыгрывать, веселить Колькета.
Молодой журавль на журавушке женился. Пляски зачались свадебные журавлиные. Так занятно плясали журавли, колена выкидывали — весело стало Колькету.
И журавли довольны. Наигрались, наплясались, к себе домой отправились.
…А дни шли да шли.
Построил жильё Колькет. Рыбы навялил, насушил. Кедровых шишек много набрал. За работой незаметно похудел Колькет. Стал лёгким на ноги, сильным на руки.
Тем временем осень подошла к тайге.
Взмахнула она одним крылом — берёзы в золотой цвет одела. Взмахнула другим — осины багряным цветом покрылись. Цветом зари загорелись на рябинах гроздья ягод.
Потянулись с севера гусиные караваны на юг.
Тут старик будто вспомнил:
— Ох, Колькет, отец с матерью тебя, поди, потеряли. Грузи орехи в обласок. Клади туда рыбу. Езжай к родителям. Я покажу, в какой они стороне живут.
Обрадовался Колькет, начал собираться. Стал в обласок рыбу сушеную, вяленую грузить, орехи складывать. Полный обласок нагрузил, а всего еще много остаётся. Что делать?
Откуда ни возьмись — помощь пришла. Первым олень прибежал — грузи на спину два мешка. Потом медведица с медвежонком явились, по мешку орехов в охапки взяли. А тут и журавлиная стая пришагала. Каждый по большой рыбине в клюв взял.
— А кому жильё останется? — спросил старика Колькет.
— Охотнику, прохожему пригодится. Положи туда запас рыбы, орехов. Дров сухих припаси, — посоветовал старик. — Может, человек голодный, мокрый придёт. Спасибо скажет.
Так и сделал Колькет. А старик сказал ему на прощанье:
— Помни, сынок: чужим трудом не проживёшь, человеком не станешь.
Колькет поклонился старику, спасибо сказал.
Стоя в обласке, против течения, навстречу солнцу поплыл Колькет.
А по берегу весь караван за ним отправился. Долго вслед им смотрел старик.
Дивилась тайга: плывёт против течения, стоя в обласке, человек, а по берегу, один за другим, бегут за ним круторогий олень, медведица и медвежонок, выступают один за другим журавли с поклажей.
Ох, как обрадовались отец и мать Колькета! Как вырос, изменился Колькет! Отец говорит:
— Совсем большой сын стал. Может, ты сильней меня.
Тут взял Колькет отцовский лук, стрелу с железным наконечником, натянул тетиву до плеча, пустил стрелу. Полетела она к дальней сосне, поломанной бурей, ударила в ствол, насквозь прошла.
— Хорошо, сынок, — сказали отец с матерью.
Угощать они сына стали.
На праздник пришли к ним медведица с медвежонком, прибежал круторогий олень, прилетели друзья-журавли, примчались шустрые белки. Старик пожаловал. Его на самое почётное место усадили. Он что-то по пути черёмухе сказал. И вдруг та девушкой в белом платье обернулась, и её к столу позвали. Всем угощенья хватило, много разной еды было, кому какая нравится.
А медвежонок сел к туеску с медом, обнял его, начал лапами мёд черпать, ел, причмокивал, живот поглаживал. Объелся, лёг на спину, лапы раскинул. Тут медведица спохватилась, за шиворот медвежонка взяла, к речке повела.
А медвежонок идти не может, падает.
Медведица за загривок подняла его, в реку окунула, заставила воду пить, купаться.
Смеялись все в тайге, на медвежонка глядя.
А потом долго ещё праздник шёл.
Журавли свои танцы показывали. Медведица со стариком в пляс пошли. Затанцевали таёжные цветы сараны, хоровод девичий закружили. Девушка Черёмушка с Колькетом с ними вместе плясали. А белки в больших колёсах кружились, карусель делали.
Долго в тайге все помнили, как пир шёл.
И нам о том рассказали.
Давно это было. Жили брат с сестрой. Отца, матери не помнили, одни в тайге выросли.
Сестра дома пищу готовила, а брат зверя промышлял. Подошла охотничья пора — брат в тайгу собрался.
Брат сестре наказывал:
— Маченкат, если гости будут, ты хорошо встречай. Бурундучок придёт — накорми, сорока прилетит — накорми.
Брат ушёл. Сестра из меха шубу шить начала. Работала, работала — ни сорока не прилетела, ни бурундучок не пришёл — медведица пожаловала! В дом вошла — поклонилась.
Маченкат испугалась, к печке подскочила, золы схватила — зверю в глаза бросила.
Медведица лапой прикрылась, заревела, по дорожке, по какой брат ушёл, побежала.
Время пришло — снег таять начал. Сестра брата ждёт. Сегодня ждёт и завтра ждёт. На край высохшего болота вышла. Видит: вихорь-снег вдали поднимается, будто брат идёт навстречу. Думает: «Сердится, видно, на меня брат!» Смотрит, а вихорь пропал, брата не видно. Пождала, пождала, повернула лыжи назад, пришла домой. Вечер прошёл, ночь прошла, а брата и утром нет.
Живёт Маченкат дальше. Снег совсем сходить начал. Снова она лыжи надевает, отправляется брата встречать. На болото вышла, опять то же видит: брат навстречу идёт, снег-вихорь вверх поднимается. Маченкат подумала: «Пусть сердится брат — пойду встречать!» Доходит до того места, где вихорь поднимался, а брата здесь нет, как не бывало. Лыжня, где он шёл, заровнялась, а по ней медведь прошёл. Сестра по медвежьему следу пошла. Дошла до края тайги — стоит нарта брата, а его нет нигде. Брат, видно, домой шёл, медведь его встретил. Сестра подумала: где искать брата?
…Вечером себе котомку сделала. Всю ночь не спала. Утром, только светло стало, на улицу вышла. Лыжу взяла, бросила к вершине реки. Лыжа катиться не стала, перевернулась.
«Туда дороги мне нет», — подумала сестра. Лыжу на низ бросила к устью. Туда лыжа покатилась. Вот куда идти надо.
Маченкат на лыжи, выдренным мехом подбитые, встала, по тому пути, куда лыжа покатилась, пошла.
Долго ли, коротко ли шла — вечерняя пора подходит, дрова заготовлять время настало. Переночевать надо. Маченкат пней гнилых натаскала. Для растопки пень берёзовый сломить надо. Сломила пень — из-под него лягушка выскочила.
— Какая беда! — лягушка закричала. — Ты мою избу сломала. Хочешь меня заморозить?
Девушка ей говорит:
— Сломала — поправлю, я ведь не знала, что тут твой дом… Не сердись.
— Давай вместе ночевать, — говорит лягушка, — сёстрами будем. Я сейчас костёр разведу, котелок вскипячу, ужин сделаю.
Занялась лягушка делом: гнилушки сыплет в котёл. Девушка говорит ей:
— Не будем гнилушки есть. Мясо сварим. У меня запас есть.
Согласилась лягушка:
— Давай мясо есть.
Сварили ужин, поели. Легли спать. Утром лягушка говорит:
— Давай поменяемся на время одеждой и лыжами.
Девушка лягушкины лыжи-голицы надела, шубу дырявую надела, а лягушка её лыжи, мехом подбитые, и шубу взяла. Пошла девушка в гору, а лыжи назад катятся. Никогда она не ходила на лыжах-голицах — падает. Насилу догнала лягушку.
Лягушка радуется:
— Ой-ёй-ёй! Какие лыжи у тебя! Под гору сами катятся, в гору сами идут!
Маченкат говорит:
— Ох, какие худые у тебя лыжи! На гору не могла вылезти на них. За снег хваталась — все руки поцарапала.
Тут они снова поменялись всем. Лягушка свою дырявую шубу надела, а девушка — соболиную шубку.
Лягушка говорит:
— Ты, девушка, для подружки ничего не жалеешь. За это я, срок придёт, отплачу тебе.
Сварили они обед. Поели. Пошли в свой путь.
Долго ли, коротко ли шли, слышат, где-то лес рубят. Они ближе подходят. Видят, люди город большой строят. Лягушка сказала девушке:
— Сейчас нас женихи встретят. С золотыми подвязками мой жених будет, с ремёнными подвязками — твой жених.
Девушка лягушке отвечает:
— Что ты, сестричка, говоришь? В незнакомый город пришли, какие здесь женихи нам с тобой?
К берегу подходят, а два парня — навстречу к ним: одного звать Кана, другого — Колькет.
Кана — человек умелый был, знает всё и всё может сделать. Девушка смотрит на Кана. На нём золотые подвязки. Кана к лягушке подошёл, поклонился ей, на плечо руку положил, и тут она в девицу-красавицу превратилась.
Колькет подошёл к Маченкат, поклонился ей. Глаза голубые, улыбаются, кудри вьются кольцами.
Колькет девушку Маченкат за руки стал брать:
— Я давно тебя ждал.
Она руку отдёрнула:
— Что ты! Никто меня сроду за руки не водил. Сама я сюда пришла, и на гору сама тоже пойду.
Колькет всё-таки помог на гору взойти. Им люди навстречу вышли, много народу. Утром стали свадьбы готовить, столы поставили. Весь народ на праздник собрали. Пир был большой.
Долго ли, коротко ли жили — снег растаял. С реки лёд унесло.
Маченкат говорит Колькету:
— Надо съездить на родную сторону, брата родного поискать.
Собрались Колькет с женой и Кана со своей женой. Сделали лодку крытую. На родину Маченкат поехали по реке. Кана говорит:
— Всё равно найдём его. Пока своего не добьёмся — искать будем.
Много ли, мало ли ехали, вдруг увидели они — несёт по реке щепки свежие. Подумали: «Кто щепки нарубил?» Ещё немного проехали, увидали — на вершине кедра сидят маленькие медвежата, делят кедровые шишки.
Слышат — спорят медвежата. Большой говорит: «Я свои шишки тёте отдам», а маленький говорит: «А я дяде отдам». Потом с кедра скатились на землю, к берегу подбежали, об землю ударились — ребятишками стали. Закричали:
— Дядя! Тётя! Нас в лодку посадите.
Кана говорит:
— Однако, нашли мы твоего брата, Маченкат.
Посадили ребят в лодку, поехали дальше. Вот старший говорит:
— Тётя, мама сильно рассердилась, когда услыхала, что ты едешь. Отец не сердится. Он дома вас будет встречать, а мама медведицей обернулась. Ты только не бойся, подходи. Что у тебя есть, с тем и кланяйся ей.
Увидели они дом на берегу — брат Маченкат у входа их встретил. Обрадовался, всех в гости позвал. Вскоре в избу вошла медведица.
Маченкат вынула шёлку большой кусок, медведице поклонилась: «Прости меня», — сказала и шёлком накрыла её. Медведица на улицу вышла. Стряхнула с себя шкуру — женщиной стала. В избу вошла, словами не рассказать — какая красавица. От волос и бровей будто серебро сыплется. Тут они помирились, поцеловались. Смотрит Маченкат: у жены брата одна щека обожжена. Догадалась Маченкат, говорит ей:
— Разве я бросила бы золу в тебя, если бы знала? Брат наказывал: бурундучок придёт — накорми, сорока прилетит — накорми. А ты не бурундучком, не сорокой — медведицей пришла.
Брат сказал ей тут:
— Есть в тайге закон: кто другом в гости придёт, всегда хорошо встречай! На дружбе — мир держится.
Тут начался у них пир. Сухари из мяса были, оленина была, сало лосиное было.
Долго пировали.
Жил человек, растил сына. Вырастил лет до пятнадцати. Говорит своей старухе:
— Пора сына к делу приучать, пошлём его в тайгу на охоту.
Говорит отец сыну:
— Бери, сын, ружьё, становись на лыжи, иди зверя промышлять.
Сын сразу скучным стал, но всё-таки собрался. Оделся, на лыжи встал, ружьё взял, в тайгу пошёл. Недалеко ушёл, — лыжи у него не катятся, вкось идут. Ногами он еле двигает. Он-то чуть-чуть шевелится, а мороз его за руки, за ноги успевает хватать. Совсем заскучал парень. Сколько-то времени прошло, ничего не видел, никакого зверя не убил. Зря проболтался — идёт домой.
Отец его встретил, ничего не сказал. А своей старухе говорит потихоньку:
— Ну, сын молодой ещё у нас, не умеет работать, ума у него нет…
Сколько-то времени прошло — побольше полгода — орехи поспели. Говорит отец сыну:
— Вот, сын, тебе колотушка, иди шишки бить, орехи запасать.
Сын опять скучным стал, но колотушку всё-таки взял, собрался, пошёл в лес. А колотушка на длинной палке тяжёлой кажется ему, нести её лень. Подошёл он к кедру, а тот высоко шишки спрятал, под самую вершину. Парню надо голову вверх задрать, колотушку поднять, ударить по веткам, чтобы шишки упали. Поднял он колотушку, ударил раза два: десять шишек упало. Парень тут колотушку бросил, неохота ему поднимать её — тяжело. Сел, наелся орехов, пошёл домой.
Отец его встретил, ничего не сказал. Живут они дальше. Подходит время — зиме скоро быть. Отец взял топор, подаёт сыну и говорит:
— Не хотел ты промысловым делом заниматься — берись за чёрную работу. Иди дрова рубить.
Сын топор взял, оделся, пошёл в тайгу. Дошёл до первой берёзы, раз-другой взмахнул топором — бросил топор: неохота ему рубить.
Не понравилось ему и это дело. Отправился он — сам не знает куда. Пойду, дескать, куда попало, там помру.
Идёт некоторое время. Смотрит — старик навстречу. Голова, как снег, белая.
— Здорово, парень! Куда идёшь? — старик спрашивает.
А парень говорит ему:
— Отец меня прогнал. Отправился я куда попало.
Теперь этот старик ему говорит:
— Я тут недалеко рыбное место знаю. Речку. Ты со мной пойди, тут и жить будешь.
Парень его спрашивает:
— У меня хлеба нет. Как я там жить буду?
Старик ответил:
— Рыбу ловить будешь. Я тебе хлеба дам. Ниток дам. Свяжи сеть.
Старик хлеба ему дал, нитки дал. Повёл его к речке, где рыбное место знал.
Пришли туда — избушка стоит.
Вот старик ему наказывает:
— Сеть до утра свяжи. Завтра, ещё солнце не взойдёт, — чтобы готова была. Я в то время приду.
Парень остался, чаю напился, начал сеть вязать. Связал. Солнце ещё не взошло — старик приходит.
На реку парня повёл, где сеть поставить — показал.
— В этом месте поставь!
Парень поставил. Старик ему говорит:
— До завтра не смотри. Утром смотреть будешь.
Переночевал парень — утром побежал смотреть сеть.
Посмотрел — ни одной рыбки нет.
Старик этот приходит, спрашивает:
— Попала рыба?
— Ничего не попало, — отвечает парень. — Я сеть сниму.
А старик ему говорит:
— Не снимай, парень, пускай до завтра постоит.
Парень опять за своё:
— Хлеб у меня кончился, — говорит. — Нечего есть.
Старик ему хлеба принёс и опять ушёл. Кто знает, куда.
Парень ночевал опять в избушке один. Утром до солнышка встал, к берегу подходит, в обласок садится. Смотрит — наплыва не видать на средине. Кто-то попал в сеть! Поднял сеть — нельма попала! Чешуя, как серебро, чистая, блестит в воде.
Парень смотрит — в обласке никакой колотушки нет, нельму убить нечем. Он с обласка упорки снял, нельму ударить хотел. Только ему ударить — старик в это время с горы крикнул:
— Стой, парень! Не бей нельму. Как распутаешь, живую отнеси на гору.
Парень смотрит в одну сторону, в другую сторону — нет нигде старика! Только голос слышно.
Распутал эту нельму парень. Платок в обласке расстелил, на платок её положил. На гору поднялся, в избушку занёс.
Тут старик появился. Говорит парню:
— Большой стол на средину поставь. Эту нельму на стол положи.
Парень нельму на стол положил, белым платком накрыл.
Старик принёс две тарелки да два клубка ниток шёлковых, парню заказал:
— По клубочку на тарелку положи, по обе стороны нельмы поставь.
Парень вечером ложится спать, по обе стороны нельмы тарелки ставит, клубки на них кладёт.
Скоро уснул он. Проснулся — светать начинает. Огонь зажёг. Смотрит в эти тарелки, где два клубка ниток было, — обоих нет! Думает: «Куда у меня эти нитки девались?» А наверх не смотрит.
Потом каким-то родом взглянул кверху — висит под потолком чудесное полотенце.
Оттуда это полотенце снял, полюбовался.
А нельма ему человечьим голосом сказала:
— Чаю напьёшься, неси полотенце в город продавать. Тысячу рублей проси. Отец тебя встретит — тоже тысячу рублей проси.
Парень испугался, но послушался. Чаю напился, это полотенце продавать понёс.
Одному продаёт, другому продаёт — такую цену не даёт никто.
Ходил, ходил, смотрит — отец навстречу. Виду не подал, что узнал сына, спрашивает:
— Сколько это полотенце стоит?
Сын ему отвечает:
— Тысячу рублей.
Отец не подумал даже, тысячу рублей достал — сыну отдал. Больше ничего не сказал, ушёл.
Парень к избушке подходит, в окошко смотрит — глазам не верит!
Девушка сидит в избушке, возле стола. Красавица!
Он в избушку зашёл, сразу у двери встал. Понял, что нельма эта в девушку обратилась! Теперь эта девушка ему говорит:
— Ты что у двери встал? Иди сюда вперёд.
Парень подошёл к столу, сел.
Девушка ему говорит:
— Ты мне — суженый-ряженый, бери меня замуж!
Всяк бы такую красавицу взял!
Согласился парень.
Вечером она ему говорит:
— К тебе утром нарочный придёт, отец к себе позовёт. Он тебя будет кормить, вином поить. Будет спрашивать: «Ты женился?» Ты обо мне не сказывай.
Парень согласие дал.
Утром встали. Чай пить садятся. Нарочный заходит.
— Парень, отец тебя звал.
Парень ему говорит:
— Чаю напьюсь, пойду.
Чаю напился. Отправился к отцу. Приходит. Отец его весь день вином поил, угощал, всё спрашивал:
— Ты не женился, сын?
Сын всё отвечал:
— Я на ком женюсь? Откуда в лесу жену взять?
Отец опять вином поит, опять спрашивает:
— Ты что, женился, сын?
Сын, когда шибко пьяный стал, нечаянно проговорился:
— Женился.
Тут отец ему говорит:
— Мой отец, твой дедушка, ножик складной на море потерял. Если до утра тот ножик не принесёшь — плохо тебе будет.
Парень заплакал, домой пошёл.
К своей избушке подходит. Жена у окошка сидит, спрашивает:
— Однако отец сладким вином таким напоил тебя, что песни идёшь поёшь?
— Нет, — говорит парень, — какие песни, жена. Я плачу иду. Отец велел складной ножик найти, дедушка потерял на море… До утра не найду — плохо мне будет.
Жена ему говорит:
— Ну, мы это уладим. Главное дело впереди. Ножик-то найдём.
Они на берег речки сели. Жена дудочку достала, в музыку начала играть. Тут сколько в воде разной рыбы было — вся пришла к берегу. Только чебака да щуки нет.
Жена в музыку посильнее заиграла. Щука приходит. Жена спрашивает щуку:
— Ты, щука, не знаешь, где дедушкин ножик?
Щука ничего не сказала — ушла.
Недолго время прошло — пришла обратно. В зубах чебака принесла.
Парень жене говорит:
— Ножик разве такой бывает? Она чебака принесла!
Жена ему чебака у щуки взять велела.
Парень этого чебака у щуки взял, на гору вынес. Жена велела брюхо чебаку распороть.
Распорол парень чебака — смотрит, складной ножик у чебака в брюхе лежит!
Теперь вечер настал. Уснули они. Пробудились — свет занялся.
Утром, только сели чай пить — нарочный приходит опять.
— Парень, тебя отец звал.
Парень ему говорит:
— Ну, ладно! Чаю напьюсь, пойду.
Чаю напился. Складной ножик в карман положил. Приходит к отцу, ножик на стол кладёт.
— Вот, отец, складник тебе принёс.
Отец ничего не сказал. Опять сына вином поил да выспрашивал:
— Ты что, сын, — женился?
Сын отвечает:
— Я откуда жену возьму? Жены у меня нет!
Отец опять его поить. Опять спрашивает:
— Что, женился, сын?
Сын спьяну сказал:
— Жена…
— Так, — обрадовался отец, — послушай… Раньше мой отец, а твой дедушка воевал, солдат из чугуна кормил. Чугун тот потерял. Если до утра чугун не принесёшь — худо будет.
Сын заплакал, на улицу пошёл.
— Где буду искать чугун? Куда пойду?..
Идёт домой и плачет.
У окошка жена сидит, ждёт его.
— Ох, муж, каким сладким вином тебя отец напоил! С песнями идёшь.
А парень отвечает:
— Не до песен мне. Я плачу иду. Отец мне сказал: мой дедушка воевал, солдат кормил, чугун потерял, тот чугун не найду — худо будет.
Жена ему говорит:
— Ну, из-за этого чугуна плакать нечего. Найдём.
Теперь они пошли на улицу. Сели. Жена его музыку достала, начала играть. Всякие птицы прилетели, разные зверьки прибежали. Только самой маленькой мыши нет.
Когда жена хорошенько стала играть — мышь приходит, самая маленькая.
Парень спрашивает эту мышь:
— Ты, мышь, не знаешь, где потерян чугун?
— Как не знать! Я детишек родила, из этого чугуна дом сделала. Ты чугун возьмёшь, всех их прибьёшь.
Парень говорит:
— Зачем прибивать? Не буду! Ты знаешь, где чугун, — веди…
Мышь побежала, парень — за ней. Дошли они до края леса.
Мышь показывает:
— Вот ваш чугун…
Вырыл парень чугун из земли, смотрит — мышата. На землю их положил, а чугун принёс домой.
Вечером опять спать ложатся. Утром встают рано. Чай пить садятся — опять нарочный идёт:
— Парень, отец тебя звал!
Парень говорит:
— Ну, по крайней мере, чаю напьюсь, пойду.
Чаю напился, чугун к отцу понёс.
Отец его опять тот день вином поил, опять спрашивал:
— Что, сын, женился?
Сын отвечал:
— Откуда я жену возьму?
Отец долго его поил. Когда парень шибко пьяный стал, опять спросил:
— Что, сын, ты женился?
Сын спьяну сказал:
— Есть у меня жена.
Отец говорит:
— Так, так, всё понятно, сын. Где-то, за морем, богатыри музыку держат — сама играет. Если ту музыку не достанешь — пропала твоя голова.
Сын заплакал, домой пошёл. Думает: «Как я ту музыку достану?» Подходит к своей избушке. Жена у окошка сидит, встречает.
— Ох, муж, каким сладким вином отец тебя напоил! Песни идёшь поёшь.
Парень говорит:
— Запоёшь, как волк в капкане, коли отец сказал: «Богатыри за морем музыку держат — сама играет…» Ту музыку не достану — пропала моя голова.
Жена ему говорит:
— Через море пойдёшь.
— Как я через море пойду?
— Я тебе полотенце дам и клубок ниток шёлковых. Когда на воду полотенце постелишь, обеими ногами станешь, эту нитку за оба конца полотенца привяжешь. Через море на полотенце отправишься. На море рыбы будут выплывать, тебя заманивать: «Взгляни, парень, сюда». Ты никуда не гляди. В свою сторону гляди.
Парень на полотенце встал, нитку за оба конца привязал, через море отправился.
Через море плывёт — рыба с одной стороны выскочит, крикнет: «Парень, взгляни сюда!» С другой стороны выскочит: «Парень, взгляни сюда!»
Парень в свою сторону смотрит и дальше плывёт. Через море переплыл, полотенце с ниткой в карман сложил. На дорожку попал, пешком пошёл.
Идёт, слышит, музыка впереди играет.
Приходит, стоит изба большая. Дверь на больших замках.
Парень думает: «Как в избу попасть? На семи замках дверь! Сломал бы я их. Тогда музыка моя была бы».
Пошагал он длинными шагами, ударил в дверь, сломал замки. В избу зашёл.
На середине стол стоит, на нём музыка сама играет. А в избе народу полно. На долгой скамейке богатыри сидят. С той и другой стороны кричат: «Парень, взгляни сюда». Парень в свою сторону смотрит. К столу идёт, музыку забирает, на улицу выходит.
Никто руки не поднял.
Он домой отправился.
Пришёл к этому морю. Полотенце достал из кармана, на воду постлал, нитку к концам привязал. Через море отправился.
Опять на море рыбы ему кричат по обеим сторонам: «Парень, взгляни сюда!». Парень никуда не взглядывает, в свою сторону плывёт.
Море переплыл, на берег встал, полотенце с ниткой в карман положил.
Приходит домой, в свою избушку.
Жена говорит:
— Хороший муж. Сходил — принёс.
Утром садятся чай пить. Нарочный идёт:
— Парень, тебя отец зовёт.
Парень говорит:
— По крайней мере, чаю напьюсь, приду.
Чаю напился, к отцу пошёл, музыку понёс. На стол поставил.
— Вот, отец, последнее тебе принёс.
Отец его опять давай вином поить. Сколько ни поил — сын не пьёт.
Отец спрашивает:
— Ты женился, сын?
Парень говорит:
— Откуда женился? Где жену взять?
Сколько ни спрашивал отец, не мог добиться.
Напоследок отец говорит ему:
— Вот, сын, скажу я тебе две правды. Первая правда: лёгким трудом не проживёшь, человеком не будешь. Вторая правда: дал слово, держи его!
Тут он ему наследство передал. Начали они гулять, пировать.
Идэ маленький был, когда сиротой остался.
Мать умерла в тот год, когда Идэ родился. Отец — охотник, в урман зверя промышлять ушёл — совсем не вернулся.
Бабушка Идэ, — Имъял-Пая её звали, — его к себе взяла. Идэ большой мальчик стал, а всего боится. Никуда от бабушки не отходит, за бабушкин подол держится. Бабушка думает:
«Как отучить Идэ всего бояться, чтобы Идэ на рыбалку ходил, на зверя ходил, смелым охотником стал?..»
Кедровым орехам урожайный год пришёл. Совсем спелые орехи стали — можно собирать.
Бабушка Имъял-Пая говорит Идэ:
— Пойдём, Идэ, орешки собирать.
— Что ж, пойдём, бабушка.
Бабушка в обласок села. Идэ усадила, обласок толкнула — и поехали.
Ясный день был. Солнышко светит. Урман тихонько шумит. Тым-река от песка к песку бежит.
Три песка бабушка с Идэ проехали, на берег вышли, на гору поднялись, в тайгу пошли.
В тайге птицы поют. Далеко слышно — кедровка стучит. Орехи из шишек птичка выбирает.
Стали бабушка с Идэ орехи собирать. Кедры высоко головы подняли, в ветвях шишки спрятали. Старая Имъял-Пая колотушкой сучок ударит — крупные спелые шишки сами падают.
Полный обласок орехов насыпали, домой собрались.
Бабушка одну берестяную кошолку с орехами на горе оставила:
— Ох, Идэ, кошолку забыли. Сбегай, принеси.
Идэ на гору побежал, а Имъял-Пая обласок от берега оттолкнула.
Идэ с горы глядит — бабушка уехала! Идэ кричать стал, плакать стал:
— Зачем ты оставила меня, бабушка?..
Имъял-Пая не оглянулась ни разу. Сильно гребла веслом, и скоро обласок из виду ушёл.
Идэ один в тайге остался. По берегу бегать начал, искать, где бы спрятаться. Искал, искал — дупло нашёл. Залез в дупло, клубочком свернулся, лежит тихонько.
Солнце спускаться стало, ветер подул, дождь пошёл. Тайга шумит. Кедровые шишки падают, по дуплу стучат. Идэ страшно стало. Думает — звери пришли, съедят его.
Со страху Идэ кричать стал:
— Всего съешьте, но только голову не троньте…
А его никто и не трогает. Только стук кругом идёт — шишки падают.
Сколько ни боялся Идэ — заснул понемножечку.
Сколько ни спал — пробудился. Смотрит — светло стало. Солнце высоко. Птицы поют. Тайга тихонько шумит. Идэ сам себя щупать стал. Цел ли?
Левую руку протянул — здесь рука. Правую руку протянул — здесь рука!
Идэ из дупла выскочил, на ноги встал.
Смотрит — кругом шишки нападали. Ой, сколько шишек!
Идэ стал шишки собирать и страх позабыл. Некого бояться!
Большую кучу шишек собрал Идэ. На берег посмотрел, видит — бабушка Имъял-Пая приехала. Идэ бабушке руками замахал:
— Зачем меня одного оставила?
Бабушка ему говорит:
— Не сердись, Идэ. Ты — человек. Тебе никто ничего сделать не может. Человек — везде хозяин. Теперь ты ничего бояться не будешь.
Подумал Идэ: «Правду говорит бабушка — не надо бояться».
Помирился Идэ с бабушкой. Опять стали орехи собирать. Опять обласок полный набрали. Домой поехали.
Тым-река от песка к песку бежит. Высоко солнышко светит. Тайга тихонько шумит.
Хорошо!
С тех пор Идэ храбрым стал. Куда захочет — один идёт.
Так бабушка Имъял-Пая своего внучка Идэ бояться отучила.
Год за годом время прошло. Вырос Идэ. Стал охотником — самым смелым охотником стал.
Осенью один охотник ушёл на охоту. Ушёл, да так и не вернулся в чум. Его жена подумала, что он погиб где-нибудь в лесу. Ходила искать, но не нашла. Поплакала и вернулась.
Прошла зима. На земле появилось много проталин. Стало тепло. В одно солнечное утро дети играли возле чума. Играли-играли да как закричат:
— Мама! К нам отец из лесу идёт!
— Какой там отец? — сказала она из чума. — Ваш отец осенью потерялся. Откуда он может прийти?
— Нет, мама, это наш отец идёт!
Мать вышла из чума и встретила мужа.
— Где же ты был целую зиму? — спросила она.
Муж сел и начал рассказывать всё, что с ним было.
— Осенью, когда я ушел на охоту, в лесу я встретил медведя. Стал его гонять. Пищи со мной было мало, я обессилел и не смог догнать зверя. Но я видел, что медведь ел какую-то траву. Я нашёл эту траву и думаю: медведь ест и сытый бывает, почему бы мне не поесть её? Я поел и стал сытым. Погнался опять за медведем. Наткнулся на берлогу. Посмотрел: берлога пустая, зверь приготовил её, но не стал в ней зимовать. Я хотел идти дальше и не смог. От медвежьей травы меня бросило в сон. Голова падает. Куда пойдёшь? Я снял лыжи, поставил к дереву, повесил на сук ружьё, залез в берлогу, заткнул мхом вход, лёг на медвежью постель и уснул. Уснул осенью, а проснулся только весной. Вот какая сытная да сонная эта медвежья трава…
Какую траву ел охотник, он никому не показал. Но говорят, что в тайге сонная трава растёт и медведи знают её.
В одном чуме жили трое — берёста, ягода брусника и горящий уголь. Они занимались охотой, но для этого у каждого из них было своё время. Уголь охотился только в ясные, ведренные дни; берёста выходила из чума лишь в сырую, ненастную пору; брусника не боялась ни дождливых, ни солнечных дней.
Жили-жили они вместе и заспорили между собой. Заспорили о том, сколько кто из них проживёт.
— Я буду жить долго-долго, — сказал уголь. — Я никогда не погасну. Я — огонь, и меня все боятся.
— Нет, уголь, ты скоро умрёшь, — сказала берёста. — Я крепче тебя и брусники. Я переживу вас обоих.
— Нет, берёста, ты меня не переживёшь, — сказала брусника. — Я никогда не умру. Я не боюсь того, чего боитесь вы с углем.
Поспорили и притихли. Настал солнечный день. Уголь и брусника ушли на охоту, берёста осталась в чуме, чтобы дождаться дождливой поры.
Уголь ушёл далеко в лес. Вдруг на небе собралась чёрная туча.
Уголь испугался и побежал в чум. Но из тучи хлынул дождь и залил уголь.
Брусника вернулась с охоты и говорит берёсте:
— Уголь-то пропал. Тоже хвалился!
Дождь лил и на другой день. Берёста поглядела на небо и сказала:
— Дождя я не боюсь, пойду на охоту.
— И я не боюсь, — сказала брусника. — Я тоже пойду с тобой.
Пошли. Ушли далеко в лес. Дождь начал стихать. Брусника посмотрела кругом и говорит берёсте:
— Вёдро будет.
Берёста испугалась, побежала в чум.
Вдруг появилось солнце, стало жарко-жарко. Берёста свернулась и умерла.
— Хвастунья! — сказала брусника, вернулась в чум и стала жить одна.
Был жаркий день. Брусника пошла на охоту. Вдруг появилась в небе туча. Брусника посмотрела на тучу и сама себе говорит:
— Что мне туча? Ни дождя, ни вёдра я не боюсь. Пусть льёт дождь.
Из тучи повалил крупный град и подавил бруснику.
Утка и гусь встретили глухаря…
— Глухарь, полетим с нами на юг, — сказали они, — а то зимой ты здесь пропадёшь с голоду.
— Нет, я не полечу с вами, — ответил глухарь. — Если я улечу отсюда, что будут тогда есть люди зимой?
— А мы полетим. Зимовать не станем. Здесь холодно. Человек без нас не умрёт. Зимой он может добывать и есть рыбу. Рыба никуда не уйдёт: она здесь в озёрах живёт зиму и лето.
Глухарь на это ответил:
— Когда настанут сильные морозы, озёра и реки покроются толстым льдом и людям будет тяжело добывать рыбу. Без меня они умрут с голоду.
— Сам-то ты что будешь есть зимой?
Глухарь сказал:
— Пищи у меня много. Зимой я буду есть кедровую хвою.
— От этой пищи ты раньше людей пропадёшь. Если ты не хочешь с нами лететь, то мы тебя насильно утащим.
Гусь и утка схватили глухаря и потащили в тёплые края. Глухарь так заплакал, что от слёз у него покраснели надбровные дуги.
Утка с гусем бросили глухаря и улетели на юг.