Тина так же сидела, свернувшись калачиком в кресле, в тот день пять лет назад, и тогда она тоже плакала. Слезы были вызваны потерей отца. Хотя Тина знала, что отец так и не пришел в себя после смерти жены двумя годами раньше, она не могла вообразить, что он доведет себя до смерти своим горем. Однако именно это и произошло с Джорджем Холденом. В девятнадцать лет Тина осталась сиротой.
Друзья были очень добры к ней, но пустота и боль, которые она ощущала в глубине души, разрывали ей сердце. А Дирк, ее кумир, ее лучший друг, ее тайная любовь, находился в тысячах миль от нее, в Германии. Дирк попрощался с ней меньше месяца назад, когда она возвращалась в колледж. Он и не подозревал о ее любви, которую она прятала глубоко в сердце.
Тот сентябрьский день был пасмурным. По стеклу текли струи дождя, оно словно плакало вместе с бледным отражением Тины. Девушка была так глубоко погружена в свое горе, что даже не услышала первого легкого стука в дверь. Она услышала второй стук по той простой причине, что он сопровождался звуком голоса – самого любимого на свете, теперь, когда обоих родителей не было в живых. Еще не веря себе, она резко повернулась к двери.
– Тина.
Дирк тихонько прикрыл дверь, быстро пересек комнату и, нежно подняв ее с кресла, заключил в свои объятия.
Вынужденная последние три дня держаться из последних сил, Тина при его прикосновении совершенно потеряла голову.
– Дирк! – рыдала она у него на груди. – Он умер. Папа умер. А меня даже не было здесь. Он не разрешал вызвать меня, пока не стало слишком поздно. О, Дирк! Папы нет в живых!
– Я знаю, милая, знаю. – В голосе Дирка звучали незнакомые ей доселе нотки. – Я приехал, как только услышал об этом. Проклятие, они должны были предупредить меня. Я был бы с тобой!
Участие Дирка, его нежное объятие усилили поток слез, и Тина рыдала, как беспомощный ребенок, обняв его за талию.
Осторожно повернувшись, Дирк сел в кресло, притянув Тину на колени.
– Поплачь, милая, – пробормотал он ей в волосы, поглаживая руки и спину. – Выплачь свое горе. Я поплачу с тобой. – И он заплакал.
Тина поняла это, почувствовав его теплые слезы на своей щеке.
Время шло, а Дирк продолжал обнимать Тину, поглаживая, покачивая ее, шепча ей нежные слова. Даже когда Тина перестала плакать, а затем и всхлипывать, он по-прежнему держал ее в своих объятиях, касаясь губами ее виска, без слов выражая свое сочувствие.
И вдруг, незаметно и естественно для обоих, наступила перемена.
Ощущая его теплоту и силу, Тина прижалась к нему теснее, подняла лицо, он опустил свое, шепча слова участия. Их губы соприкоснулись, разъединились, опять соприкоснулись… и прильнули друг к другу.
– Нет, – этот тихий протест вырвался откуда-то из глубины горла Дирка, протест против себя, а не против Тины.
Медленно, неохотно он оторвался от ее губ.
– Тина, милая, я…
Тина поцелуем заглушила эту мольбу о благоразумии, ее тихий вздох восторга слился с его вздохом.
Инстинктивно Тина раздвинула губы, затрепетав от новых чудесных ощущений, охвативших ее при страстном прикосновении его губ. Она издала тихий стон при первом движении кончика его языка вдоль ее нижней губы, что вызвало в ней непреодолимое желание.
Сначала неуверенно, а затем крепче обхватив его за шею, Тина притянула его к себе.
– Милая, я не должен, – простонал Дирк, прервав поцелуй. – Ты еще так молода, так… О Боже, я так хочу тебя!
Это было последнее, что он сказал, когда Тина провела языком по его губам, повторяя его движение.
Их губы соприкоснулись опять, затем сомкнулись и отъединили эмоции от разума. В мгновение поцелуй из нежного превратился в страстный. Без всякого удержу язык Дирка скользил по теплым глубинам ее рта, зубы жадно покусывали ее губы, руки лихорадочно гладили плечи и спину.
В одно мгновение бурные эмоции, охватившие Тину, стали сильнее ливня, хлеставшего в окно. Сжигаемая страстью, какой она никогда прежде не испытывала, Тина судорожно ощупывала грудь и руки Дирка, движимая желанием ощутить все его тело.
А Дирк, припав к ее губам, обучал ее чувственной эротической любовной игре языков. То чуть касаясь, то резко прижимаясь, язык Дирка взрывал ее чувства сокрушительнее, чем молния снаружи разрывала облака.
– Тина! – то был приглушенный крик отчаяния. – Любовь моя, помоги мне. Останови меня – сам я не могу остановиться!
Но одновременно с этой мольбой губы его опять нашли рот Тины, а рука властно легла на ее грудь.
Прикосновение его пальцев к груди было подобно факелу, поднесенному к сухой древесине. Все тело Тины запылало огнем. Реальность исчезла, в ней поднялась волна страсти, и, слепо повинуясь чувствам, Тина потеряла контроль над собой.
Ее руки дрожали от жажды прикоснуться к нему. Тина судорожно пыталась расстегнуть пуговицы его рубашки и наконец со вздохом удовольствия почувствовала теплую кожу под шелковой материей. И ощущение ее пальцев на своем обнаженном теле лишило Дирка последних остатков самообладания.
Издав звук, похожий на рычание, Дирк схватил Тину на руки и понес к узкой кровати с пологом. У самой кровати он, словно в знак предостережения, отпустил ее – так, что она скользнула вдоль всего его напрягшегося, возбужденного тела.
– Ты все еще можешь остановить меня, любовь моя, если хочешь.
Его теплое дыхание коснулось ее уха, и Тина задрожала. Ощутив ее реакцию, Дирк, сдаваясь окончательно, застонал.
– Я не причиню тебе боли, дорогая.
Осторожно и нежно Дирк снял одежду, которая разделяла их жаждущие соединения тела. Когда они наконец оказались совершенно нагими, взгляд Дирка выразил восхищение совершенством ее тела.
– Ты так красива, – с трудом выдохнул он. – Я всегда был уверен, что ты станешь красавицей.
И, не приближаясь, он протянул к ней руки.
– Иди ко мне, любовь моя… если ты все еще хочешь.
Тина не колебалась ни секунды. Ее карие глаза излучали любовь. Она шагнула в его объятия, обвила руками тонкую талию и прижалась к нему всем телом.
Они медленно опустились на кровать, и прикосновение теплой кожи Дирка помогло Тине отбросить последние сомнения.
Постанывая под сладкозвучную песню без слов, Тина покачивалась под напряженным телом Дирка, вспыхивая желанием от звуков его охрипшего голоса.
– Не спеши, дорогая, не торопись.
Он жадно целовал ее лицо, шею. Затем потянулся языком к соску. Когда его губы сомкнулись, Тина вскрикнула от восторга.
– Ты такая гладкая здесь, – говорил он, лаская пальцем округлость ее груди, – и такая возбуждающе твердая здесь. – С нежной страстью он покусывал твердый сосок. – Я хочу целовать тебя, кусать тебя, ощутить языком каждый дюйм твоего тела.
Нашептывая это и выполняя свои желания, он доводил ее до исступления, покрывая поцелуями от груди до кончиков пальцев ног.
И все это время он отдавал дань совершенству ее стройного шелковистого тела словами, которые свидетельствовали о долго подавляемой страсти.
– Я мечтал – вернее, даже боялся мечтать – об этом с того лета, когда тебе исполнилось шестнадцать. Когда я уезжал осенью, ты все еще оставалась застенчивой, неуклюжей девочкой. Когда же вернулся на следующий год, то обнаружил юную женщину.
– О, Дирк! Да! – Это было ответом не на его слова, а на острое ощущение от его зубов, нежно впивающихся в мягкую плоть ее бедра. Извиваясь от его любовных покусываний, она не могла произнести ничего более внятного.
– Сколько ужасных ночей я провел с тех пор! – простонал Дирк.
– Я люблю тебя. Я всегда тебя любила! И буду всегда любить. – В голосе ее звучала нежность, наивность молодости – но и уверенность также.
– Я знаю, любовь моя. Я был твоим братом, защитником, лучшим другом. А теперь я должен стать твоим любовником.
– Да! – От ее ответа Дирка бросило в дрожь. – О да, пожалуйста.
Мольба, прозвучавшая в голосе Тины, заставила его прильнуть к ней всем своим длинным мускулистым телом. Найдя губами ее рот, он стал жадно впитывать ее страсть.
– Теперь я знаю, почему твои волосы такого темно-рыжего цвета, – пробормотал он. – Ты – живой огонь, моя Тина.
С величайшей осторожностью Дирк соединил их тела, успокаивая ее поглаживаниями рук и ласковыми словами.
– Больше не будет больно, любимая. Доверься мне, моя Тина.
Ее ногти впились в гладкую, трепещущую кожу на его плечах. Именно такой реакции и ждал Дирк. Движения его тела усилились, он наклонился к ее лицу.
– Гори же для меня, мой огонь.
Она подчинилась гармонии его ритма. Ее глаза закрылись от мучительного наслаждения, мощными волнами сотрясавшего тело; она послушно откликнулась на настойчивый призыв, прозвучавший в его голосе.
– Да. Да, любовь моя. Прекрасно. Восхитительно. Сейчас!
– Сейчас!
Эхо приглушенного, пятилетней давности, крика Дирка отозвалось дрожью во всем теле. Тина, захваченная воспоминаниями того давнего дня, забыла настоящее. Ее тело жаждало прикосновений единственного в мире человека. Дрожащими руками она прикрыла лицо и разрыдалась в тиши комнаты.
– Я люблю тебя. Я всегда тебя любила. И буду всегда любить. – Звук собственного голоса, подобного жалобному воплю раненого животного, вернул ее к действительности. Измученная, но впервые за пять лет ощущая себя пробудившейся к жизни, Тина раскрыла свою душу… перед собой.
«Я всегда буду любить его».
Настойчивая трель телефонного звонка разбудила ее. С трудом разлепив опухшие веки, она нахмурилась, пытаясь вспомнить, когда и как она очутилась в постели… Она продолжала лежать и после того, как телефон перестал звонить.
Нахмурившись, Дирк нетерпеливо слушал собеседника в течение нескольких минут, а затем грубо прервал его.
– Черт побери, Дерек! Я просил тебя перенести эту встречу! – Не желая слушать никаких возражений от своего обычно надежного помощника, Дирк жестко добавил: – Я уезжаю. Не до конца дня. Не до конца недели, а пока сам не пожелаю вернуться. Понятно?
– Но, Дирк! Что мне сказать…
Дирк не дал договорить Дереку Сондерсу, своему честолюбивому и очень компетентному заместителю. Еще раз лаконично выругавшись напоследок, Дирк бросил трубку на рычаг. Затем откинулся на мягкую спинку кресла за своим рабочим столом и с улыбкой вернулся мысленно к телефонному разговору с Бет Харкнес.
– Ну, конечно, она здесь! – воскликнула Бет. – Где еще она может быть?
– Я подумал, что она, возможно, вернулась в Нью-Йорк, – солгал Дирк и улыбнулся с явным облегчением. – Чтобы заняться своим салоном или еще чем-нибудь.
– Нет. – Бет помолчала, а затем продолжила: – Она действительно забрала телефон из вашей комнаты и позвонила в салон, но об отъезде ничего не говорила. По-видимому, этот управляющий, или парикмахер, или как его там, прекрасно справляется без нее. – И опять замолчала, прежде чем продолжить: – Мне позвать ее к телефону?
Дирк не успел ответить, как она добавила:
– Удивительно, что она еще не встала и до сих пор еще дома. Вчера в это время она уже вернулась после бега.
– Тина занимается бегом? – заинтересовался Дирк.
– Да, – Бет хихикнула. – До изнеможения! Вчера утром она вернулась домой вся в поту, как ломовая лошадь… И аппетит у нее был соответственный.
Дирк представил стройное, изящное тело Тины, покрытое капельками пота от усталости, и его охватило возбуждение. Зажав трубку вдруг повлажневшими ладонями, он судорожно набрал воздуха в легкие.
Боже, как он хотел ее. В этот момент желание, накопившееся за пять лет, превратилось в невыносимую боль, которая пронизывала каждую клеточку его тела.
– Дирк? – растерянный голос Бет несколько охладил жар, охвативший Дирка. – Вы меня слушаете?
– Да, конечно. Я… задумался. – Его суровое лицо смягчила усмешка. – Вы сказали, что Тина говорила с Рамбо?
– Да. И довольно долго.
Губы Дирка скривились от неудовольствия. «Если этот дешевый суррогат француза был ее любовником, я переломаю ему пальцы. Тогда мы посмотрим, какой он великий мастер!»
– Понятно. – Спокойный тон Дирка ничем не выдавал накала его чувств.
Не успел он ничего добавить, как Бет со смехом воскликнула:
– Вот! Я слышу, что она уже встала. Не кладите трубку, она сейчас спустится.
– Нет! – И более спокойным тоном он добавил: – Нет, не зовите. Скоро увидимся.
Дирка охватило предвкушение встречи, он вздохнул при мысли, что через несколько часов увидит Тину. Стараясь дышать ровно, чтобы успокоилось бешено бьющееся сердце, он мысленно определил будущее Тины. Она принадлежала ему. И будет снова принадлежать. На этот раз ничто на свете не отнимет ее у него. Тина могла сколько угодно изнурять себя бегом – все равно ей не удастся убежать настолько далеко, чтобы скрыться от него. Слишком долго она играла в жизнь и любовь. Настала пора встретиться с настоящей жизнью… и с ним.
По мере того, как мысли Дирка обретали конкретность и определенность, его дыхание становилось все более свободным.
Оживившись, Дирк вскочил на ноги. «Сколько времени потеряно на случайные связи! Но с этим покончено. Иди и возьми ее, – мысленно приказал он себе. – Неважно, во что тебе это обойдется, она должна быть твоей».
Бег Тины был ровным, а дыхание прерывистым. А думала она о том, к чему пришла прошлой ночью, и в ней нарастал внутренний протест. Нет, она не станет, не имеет права любить его. Столько лет она ненавидела Дирка Тэнджера… И ведь ничто не изменилось с тех пор. Она по-прежнему находится в финансовой зависимости от него. И он по-прежнему все тот же безжалостный негодяй. Ей нельзя поддаваться слабости – необходимо прислушаться к голосу разума.
Добежав до конца пляжа, Тина присела на песок. Она подтянула ноги, обхватила их руками, уперлась подбородком в колени и попыталась разобраться в раздирающих душу противоречиях, глядя на волнующееся море.
Она больше устала от своих мыслей, чем от бега, но не могла выкинуть их из головы. Полностью завладев ею, воспоминания вновь захватили ее.
Они любили друг друга весь тот день – и в темноте ночи. С неутолимой страстью он несколько раз довел ее до состояния экстаза.
Казалось, Дирк был вообще не в силах оторваться от Тины. И тем больнее оказался удар, когда он внезапно от нее отказался.
– Теперь я не могу вернуться в школу! – воскликнула Тина, задрожав от непреклонности его тона.
– Ты сможешь, и ты вернешься. – Сапфировые глаза Дирка были прикрыты и не выдавали никаких чувств, если таковые у него имелись. – А я должен вернуться в Германию.
– Обратно в Германию? – Тина опустила веки, чтобы скрыть боль, которую он причинял ей. – Дирк, пожалуйста, возьми меня с собой, – сказала она, задыхаясь.
– Я не могу этого сделать, и ты знаешь это. – Он неподвижно стоял перед ней, холодно и уверенно разрушая ее мечту о вечной любви. – Ты должна закончить колледж. Я должен принять участие в работе конференции.
Его тон немного смягчился, когда он заметил ошеломленное выражение ее лица.
– Вчерашняя ночь была ошибкой, Тина. Ошибкой, которой я, в моем возрасте, не должен был допустить. Я вернулся, чтобы утешить тебя. – На секунду голос его дрогнул. – И остался, чтобы украсть самый драгоценный дар, который тебе предстояло отдать своему будущему избраннику.
Он медленно вздохнул, словно собираясь с силами для нанесения самого сильного удара, и продолжал:
– Я сделал тебя женщиной. – Его губы скривились. От чего? От отвращения к ней или укора совести?
– Хотела ты этого или нет, но ничего уже изменить нельзя. – Его голос стал жестким. – Но я могу заверить тебя, что этого больше не случится, пока ты не повзрослеешь.
Дирк смотрел на нее пустыми глазами незнакомца, лицо его ничего не выражало.
– Возвращайся в колледж, Тина. И живи так, как положено молодой девушке в твоем возрасте. Я позабочусь о плате за твое обучение и буду высылать деньги на карманные расходы.
– Дирк! Нет!
Это все, что он позволил ей сказать.
– То, что произошло прошлой ночью, было случайностью, – продолжал он так, будто она не произнесла ни слова. – Достойной сожаления, но вполне объяснимой случайностью. Тина, мы оба в горе и, естественно, стремились найти поддержку друг у друга. А теперь каждый из нас должен продолжать жить, как планировалось раньше.
Последние слова Дирка стрелой пронзили ее сердце:
– Я не вернусь в Кейп Мэй следующей весной.
Не зажмурь Тина в тот момент глаза – а она сделала это, борясь с нахлынувшими слезами, – она бы увидела боль, исказившую лицо Дирка. Но она зажмурилась, потому что пыталась спасти хотя бы остатки своей гордости и не желала плакать перед ним или умолять его изменить решение.
Ко времени возвращения в колледж Тина пришла в себя, но с прежней беспечной и наивной юной девушкой было покончено. Тина стала взрослой женщиной, познавшей любовь и ненависть.
В последующие два года Тина никак не отвечала ни на звонки, ни на письма Дирка. Она беззаботно тратила присылаемые ей деньги и часто требовала еще. Дирк присылал ей дополнительные суммы, а затем однажды навестил ее в школе. Она приняла его холодно и отвергла все его попытки объясниться.
– Тина, пожалуйста, постарайся понять, – ему все же удалось взять ее за руку. – Я обязан был поступить так. Ты тогда еще не созрела для меня. Ты тогда еще не созрела даже для юноши, не говоря уже о взрослом опытном мужчине!
Дирк не шутил, и это было к лучшему, так как Тина не была расположена к шуткам. Она бросила на него взгляд, полный ненависти, ненависти зрелой женщины.
Тина вырвала у него руку.
– Никогда больше не прикасайся ко мне. Понятно? Ты отверг меня однажды. Отказался от нашей прошлой дружбы и от всего, что могло у нас быть в будущем. И тебе никогда не представится возможность сделать это снова. Ты понял?
– Тина. – Дирк глубоко вздохнул и печально улыбнулся. Тина не хотела ни видеть, ни слышать. – Я не отвергал ни тебя, ни наше прошлое или будущее. Я должен был отпустить тебя, дать тебе время повзрослеть настолько, чтобы ты могла принять разумное решение, а не чисто эмоциональное. – Наступила долгая пауза, а затем он снова вздохнул. – Ты совсем не слушаешь меня.
Высокомерно вскинув голову, Тина улыбнулась ему, как совершенно чужому ей человеку – да таким она его и считала.
– Иди к черту, Тэнджер.
Грациозно повернувшись, она удалилась и больше не видела его и не получала от него известий до тех пор, пока ей не пришлось обратиться к нему за деньгами. И до того момента Дирк тоже не видел ее и не получал от нее известий.
Увлекшись воспоминаниями, Тина не замечала прилива, пока волны не добрались до ее кроссовок. Возвращенная таким образом в настоящее, она вскочила на ноги, пробормотав:
– Какая глупость!
Она не стала разбираться, связана ли ее глупость с излишней углубленностью в воспоминания или с ночным признанием в любви к Дирку, а просто повернулась и помчалась домой, к относительному спокойствию родного очага, под крылышко Бет. Но представшая перед ней на кухне сцена отнюдь не обещала ей спокойствия.
Дирк сидел, развалясь на стуле. В руках у него была чашка дымящегося кофе, а на лице улыбка, делавшая его лицо чрезвычайно привлекательным. Тина почувствовала, как напрягся каждый мускул ее тела при виде единственного мужчины, которого она действительно любила. Почувствовала – и тут же отказалась признать это.
– Ну, – сказала она, как ей казалось, с издевкой, – дома охотник, он вернулся с гор… И банкир… явился неизвестно откуда, – перефразировала она Суха[2]:
Дома моряк, он вернулся с моря,
И охотник с гор вернулся домой.
Сапфирово-голубые глаза смотрели на Тину, которая с обманчивой беззаботностью прислонилась к дверному косяку. Она скрестила ноги и с вызовом ответила на его взгляд, незаметно проглотив застрявший в горле комок.
– Бегаем с утра? – Дирк медленно оглядел Тину с головы до ног и снова посмотрел ей в глаза. – Чем вы кормили эту мегеру, Бет? Ржавыми гвоздями и обломками затонувших кораблей?
– Не надо дразнить ее, Дирк, – пожурила его Бет. – Она, наверное, умирает от голода. – И улыбнулась Тине: – Выпейте кофе, дорогая, прежде чем принять душ. Должно быть, вы устали. Как можно бегать целых два часа?
– Да, Тина, расскажи нам о преимуществах бега. – В тоне Дирка звучала явная насмешка.
– Обойдешься. – Мило улыбнувшись сквозь зубы, Тина направилась к себе, бросив через плечо: – Дайте мне десять минут, Бет.
Время, которое понадобилось Тине для того, чтобы принять душ и подготовиться к встрече с Дирком, растянулось до тридцати пяти минут. И в каждую из этих минут она ломала себе голову над вопросом, что же он задумал.
Дирк преднамеренно разыскал ее. Это было очевидно. Но почему? И почему именно сейчас? Эти мысли не давали ей покоя. Наконец она заставила себя вернуться в кухню, так и не найдя ответов на бесчисленные вопросы. Больше всего ей хотелось убежать и зарыться в песок, как сделал бы это испуганный краб.
Это желание усилилось, когда она вошла в кухню и увидела, что Бет исчезла, а Дирк стоит у плиты. Войдя бочком в комнату, Тина осторожно посмотрела на Дирка.
– Бет ушла куда-нибудь?
– Сегодня четверг, – ответил Дирк, не поворачиваясь от плиты.
– Весьма вразумительный ответ, – огрызнулась Тина. – Так Бет ушла куда-нибудь? – повторила она вопрос.
– По четвергам Бет встречается с друзьями. – Медленно повернувшись, Дирк пронзил ее насмешливым взглядом. – Я заверил ее, что с удовольствием сам приготовлю тебе еду.
– И что же ты готовишь? – поддразнила Тина в ответ. – Отраву из поганок и ягод остролиста?
Улыбка Дирка вызвала у Тины паническую дрожь.
– В этом нет надобности, – промурлыкал Дирк. – Очень скоро, Тина, я, возможно, решу довести тебя до смерти своей любовью.