Сила шести

17

Я врываюсь через горящую дверь и оказываюсь на плавящемся паласе в гостиной. У меня в голове проносятся несколько мыслей. Сэм. Письмо Генри. Ларец. Прах Генри. Я намеренно окутываюсь пламенем, чтобы свободно перемещаться по комнатам.

— Сэм? — кричу я. — Сэм, где ты?

За гостиной я вижу, что вся задняя стена дома в огне. Через несколько минут дом может рухнуть. Я бегу по спальням и зову Сэма. Я пинаю дверь в ванную, и она рассыпается. Я проверяю кухню и столовую. Я уже готов вернуться в гостиную, когда бросаю взгляд в окно и вижу у кромки бассейна Ларец и кучу наших вещей, включая лэптоп, кофейную банку с прахом Генри и нераспечатанное письмо. Посреди воды торчит что-то маленькое — это голова Сэма. Он замечает меня и машет руками.

Я вырываюсь через окно и сбиваю гриль. Я ныряю в бассейн, пламя, которым я охвачен, гаснет, испуская серый и черный дым.

— Ты в порядке?

— Думаю, да, — говорит он. Мы выбираемся из воды и стоим рядом с вещами, которые Сэму удалось спасти.

— Что случилось?

— Чувак, они здесь. Их здесь полно. Могадорцы. — Как только он выговаривает эти слова, у меня сводит живот и начинает дрожать челюсть. Сэм говорит: — Я увидел их в переднее окно, а потом — бам! — и весь дом в огне. Я схватил, что мог…

На крыше происходит какое-то движение. Сквозь языки пламени я вижу огромного скаута-могадорца в длинном черном пальто, шляпе и темных очках. Он идет по скату крыши, и на каждом шагу его ноги проваливаются в размякшую кровлю. У него в руках длинный сверкающий меч.

Я встаю на колени и хватаюсь за замок Ларца, и он открывается под моей светящейся ладонью, Я отодвигаю кристаллы на дне Ларца и достаю нож с алмазным лезвием. В нем отражаются пляшущие в доме языки огня. К моему удивлению, рукоятка ножа вытягивается и целиком обвивает мою правую ладонь.

— Отступай, — говорю я Сэму.

Скаут доходит до металлического свеса крыши и спрыгивает на патио, громко ударившись ногами о бетон. Он взмахивает перед собой мечом, и за ним остается светящийся след. Я слежу за дыханием и прокручиваю в памяти тренировки последней недели.

В тот же момент, как я делаю шаг вперед, скаут с ревом бросается на меня, длинное пальто развевается у него за спиной. Я вижу свое отражение в его темных очках за секунду до того, как он замахивается, чтобы рассечь меня пополам. Я откидываюсь назад и уклоняюсь от удара, но, когда снова распрямляюсь, то попадаю в светящийся след, оставленный мечом. Боль пронзает от шеи до поясницы. Меня отбрасывает назад, и я лечу в бассейн.

Вынырнув, я вижу, что Сэм стоит напротив скаута, приняв боевую стойку. Он безоружен, руки приподняты перед собой, он качает плечами влево-вправо. Скаут смеется, бросает на бетон свой меч и принимает ту же боевую стойку, что и Сэм. Не успеваю я выбраться из бассейна на помощь, как Сэм переносит упор на левую ногу и делает круговой мах правой. Его мокрая правая кроссовка, сделав круг, входит в контакт с лицом скаута — и с такой силой, что тот, шатаясь, отступает метра на полтора.

Ошеломленный скаут берет свой светящийся меч. Я успеваю выбраться из бассейна, пока он не добрался до Сэма, и поднимаю нож, блокируя его сверкающее оружие. Лезвия сталкиваются, высекая такой яркий шар света, что он ослепляет меня на долю секунды. Когда свет пропадает, меч скаута разламывается в том самом месте, где столкнулся с ножом. Не давая скауту опомниться, я вонзаю нож ему в грудь и вспарываю его сверху вниз. Он обращается в прах, который засыпает мне ноги.

Дом наконец рушится: деревянные балки падают в разные стороны, лопаются и разлетаются окна, и все это накрывает крыша, словно книга с порванным корешком. Над нами появляется грозовая туча, небо рассекает молния и бьет совсем рядом, по другую сторону дома.

— Надо идти к Шестой! — кричит Сэм. Он прав: если молния так близко, значит, она сражается. Или завершает битву. Я свободной рукой беру Ларец и перебрасываю его через кирпичную стену, огораживающую задний двор, сначала убедившись, что за стеной все чисто. Потом Сэм забрасывает мне все остальное, и я затягиваю его на цементный верх стены. Мы прыгаем и катимся по мокрой траве. Спрятав все имущество за пышным кустом, мы бежим на передний двор.

Посередине подъездной дорожки всего в паре метров от нашего джипа Шестая схватилась со скаутом. Она проводит удушающий прием, мышцы на ее руках пульсируют от напряжения. Приближаются еще двое скаутов. Тот, что слева, нацеливает на меня длинную трубу, из нее вылетает зеленый пучок и отбрасывает меня, сбивая с ног. У меня перехватывает дыхание. Я ничего не вижу. Я качусь по высокой траве, чувствуя жар от горящего дома.

Когда мне удается наконец открыть глаза, я вижу над собой того самого скаута с трубой. У меня понемногу восстанавливается чувствительность в ногах и руках и нормализуется дыхание. Рукоять ножа по-прежнему обвивает мою правую кисть. Скаут сдвигает кнопку на трубе — видимо, с режима «оглушить» на «убить», — и наступает мне на правую кисть. Я пытаюсь поджать ноги и резко выбросить их вверх, но они меня не слушаются, все еще слабые после парализующего взрыва. Скаут приставил мне ствол трубы между глаз, и я вспоминаю, как всего час назад Шестая наводила револьвер на пьяного мужика. Ну, вот и все, думаю я. «Могадорская миссия завершилась успешно. Четвертый готов. Переходим к Пятому».

В трубе появляются сотни огоньков, они кружатся, пока не сливаются воедино. Но как раз когда скаут собирается нажать на спуск, ему в ляжку вцепляется Берни Косар. Скаут теряет равновесие, а через секунду бьет молния и отрывает ему голову. Она катится по траве прямо к моей, и наши носы успевают коснуться друг друга перед тем, как она обращается в кучу пепла. Я всячески стараюсь его не вдохнуть. Тело скаута падает, засыпая пеплом мои джинсы.

— Ну, вставай же! — кричит Шестая, неожиданно оказываясь на том самом месте, где стоял скаут.

Надо мной появляется и Сэм, лицо у него суровое и грязное.

— Нам надо ехать прямо сейчас, Джон.

Ночь прорезает звук сирен. Километрах в двух, может, меньше. Берни Косар лижет мой левый висок и скулит.

— А что с третьим? — шепчу я.

Шестая смотрит на Сэма и кивает.

— Я завладел его мечом и использовал против него. Лучший момент в моей жизни, — говорит он.

Шестая тащит меня на плече и сваливает на заднее сиденье джипа. Берни Косар устраивается у меня в ногах и лижет мою безжизненную левую руку. Сэм берет ключи и садится за руль, а Шестая приносит вещи. Когда мы выезжаем на шоссе и вой сирен затихает, я расслабляюсь и сосредотачиваюсь на своей правой руке. Ручка ножа трансформируется и сходит с кисти и пальцев. Я бросаю нож в ящичек между сиденьями.

Через пятнадцать минут Шестая велит Сэму съехать с шоссе, и мы с визгом заруливаем на освещенную стоянку закрытого в это время суток ресторана.

Она выпрыгивает, когда машина еще до конца не остановилась, и оставляет дверь открытой.

— Помоги мне, — приказывает она.

— Шестая, не хочу показаться невежливым, но у меня сейчас действительно не шевелятся ни руки, ни ноги.

— Чувак, ты уж постарайся. Мы должны сбросить их с хвоста, — говорит она. — Если не удастся, то ты покойник. Подумай об этом.

Я с трудом принимаю сидячее положение и чувствую, как к ногам приливает кровь. Я выкарабкиваюсь из машины, еле держась в своей полусгоревшей одежде, и совершенно не понимаю, какая ей нужна помощь.

— Найди «жучок», — говорит она. — Сэм, не глуши мотор.

— Вас понял, — отвечает он.

— Найди что? — спрашиваю я.

— Они используют «жучки», чтобы отслеживать машины. Поверь мне. Они так выследили нас с Катариной.

— Как он выглядит?

— Понятия не имею. Но времени у нас совсем мало, так что ищи быстрее.

Я почти готов рассмеяться. Сейчас нет ничего такого, что я мог бы сделать быстро. Тем не менее, пока Шестая носится вокруг джипа, я встаю на колени и умудряюсь забраться под машину, подсвечивая ладонями подвеску. Берни Косар приступил к обнюхиванию, начиная с бампера. Я нахожу его почти сразу же — маленький круглый предмет размером не больше двадцатипятицентовой монеты, прикрепленный к пластиковому кожуху топливного бака.

— Есть! — кричу я, отрывая его. Я выползаю из-под днища и, лежа на спине, отдаю устройство Шестой. Она бегло его изучает и бросает себе в карман.

— Ты его не уничтожишь?

— Нет, — отвечает она. — Проверь еще. Надо убедиться, что там нет второго или третьего.

Я снова заползаю под днище и при свете ладоней осматриваю его от заднего бампера до переднего. Ничего не нахожу.

— Ты уверен? — спрашивает она, когда я встаю.

— Да.

Мы забираемся в машину и уносимся. Сейчас два часа ночи, и Сэм едет на запад. Согласно инструкциям Шестой, он гонит со скоростью 140–150 километров в час, и я тревожусь насчет полиции. Через пятьдесят километров он сворачивает на шоссе между штатами и едет на юг.

— Мы почти приехали, — говорит Шестая. Через три километра она велит Сэму свернуть с шоссе. — Стоп! Прямо здесь, стоп!

Сэм бьет по тормозам рядом со стоящим трейлером. Его хозяин заправляется. Шестая становится невидимой и выходит, оставляя дверь приоткрытой.

— Что она делает? — спрашивает Сэм.

— Не знаю.

Через несколько секунд открытая дверь захлопывается. Шестая появляется и велит Сэму возвращаться на шоссе, только теперь ехать на север. Она немного успокоилась и больше не цепляется за панель так, что костяшки пальцев становятся белыми.

— А можно ли узнать, что ты сейчас сделала? — говорю я.

Она оборачивается.

— Этот грузовик едет в Майами. Я прилепила «жучок» на днище прицепа. Надеюсь, они потеряют несколько часов, отслеживая его движение на юг, пока мы будем ехать на север.

Я качаю головой:

— Хорошая же ночка будет у этого водителя.

Сразу после поворота на Окалу Шестая велит Сэму съехать с шоссе и остановиться за супермаркетом, до которого несколько минут езды.

— Здесь мы будем спать, — говорит Шестая. — Вернее, спать по очереди.

Сэм открывает дверь и разворачивается, высовывая ноги из джипа.

— Знаете что, ребята? Может, надо было рассказать вам раньше, но меня довольно серьезно ранили. Сейчас становится по-настоящему больно и думаю, что я скоро потеряю сознание.

— Что? — Я выкарабкиваюсь из машины и встаю перед ним. Он задирает грязную правую штанину: над коленом у него рана размером чуть меньше кредитной карточки, но глубиной, наверное, в два-три сантиметра. Его колено и голень покрыты запекшейся и свежей кровью.

— Боже мой, Сэм, — говорю я. — Когда это случилось?

— Прямо перед тем, как я завладел тем могадорским мечом. Вообще-то я вытащил его из своей ноги.

— Ладно, вылезай, — говорю я. — Ложись на землю.

Шестая подсовывает голову ему под руку и помогает лечь.

Я открываю багажник и достаю из Ларца заживляющий камень.

— Ухватись за что-нибудь, парень. Эта процедура… болезненная.

Шестая берет его руку в свою. Как только я прикладываю камень к ране, все мышцы Сэма напрягаются и он корчится в агонии. Кажется, что он вот-вот потеряет сознание. Кожа вокруг раны становится белой, потом черной, потом кроваво-красной. И я уже жалею, что решил испробовать камень на человеке. Говорил ли Генри, что камень не срабатывает на людях? Пока я пытаюсь вспомнить, Сэм издает долгий стон, который выпускает из него весь воздух. Края раны начинают стягиваться, и она исчезает. Сэм отпускает руку Шестой и постепенно восстанавливает дыхание. Через минуту он уже садится.

— Ну и ну, мне хочется в инопланетяне, — наконец говорит он. — Вы, ребята, способны на такие крутые штуки.

— Ты заставил меня секунду поволноваться, приятель, — замечаю я. — Я не был уверен, что камень подействует на тебя, потому что не все из Ларца на тебе срабатывает.

— Я тоже, — добавляет Шестая. Она наклоняется и целует Сэма в грязную щеку. Сэм ложится и вздыхает. Шестая смеется и проводит рукой по щетине на его голове. Я удивлен тому, какая при этом во мне закипает ревность.

— Хочешь в больницу? — спрашиваю я.

— Я хочу остаться здесь, — отвечает он. — Навсегда.

— Знаешь что? Довольно удачно у нас вышло с этой прогулкой, — замечает Шестая, когда мы снова устраиваемся в джипе.

— Ты права, — говорю я.

Сэм поворачивается правой щекой на подголовник, чтобы видеть нас обоих.

— А куда это вы ходили, для начала?

— Мне не спалось. Шестой тоже, — отвечаю я. Формально так и есть. Но это не избавляет меня от чувства вины. Я знаю, что мне предназначена Сара. Но в то же время я не могу отрешиться от своих новых чувств.

Шестая вздыхает.

— Ты ведь знаешь, что это значит, да?

— Что?

— Видимо, они открыли мой Ларец.

— Ты не можешь знать наверняка.

— Нет. Но после того как я взяла тот камень из твоего Ларца и он начал пульсировать и причинять мне боль, я не смогла стряхнуть с себя неприятное ощущение. И только сейчас мне пришло в голову, что, возможно, это как-то связано с моим Ларцом.

— Твой Ларец уже три года как у них, — говорю я. — Так ты думаешь, что они могут открывать наши Ларцы без нас, не убив нас?

Она пожимает плечами:

— Не знаю. Может быть. Но у меня такое чувство, что они вскрыли мой, и, когда я прикоснулась к камню, это каким-то образом навело скаутов на наш дом.

— Почему послали так мало? — спрашивает Сэм между зевками. — Почему было не дождаться подкрепления, а уже потом нападать?

— Может, они испугались и запаниковали? — делает предположение Шестая.

— Может, кто-то из них решил стать героем? — добавляю я.

Шестая опускает стекло со своей стороны и прислушивается. Удовлетворившись, она говорит:

— Так или иначе, в следующий раз их будет больше. И пайкены, и краулы, и все, что они только смогут на нас натравить.

— Наверное, ты права, — шепчет Сэм. Он почти засыпает. — Одно вам скажу. Быть в бегах — очень утомительное дело.

— Попробуй позаниматься этим одиннадцать лет, — говорю я.

— Думаю, я немножко соскучился по дому, — бормочет он.

Я наклоняюсь вперед и вижу, что он держит на коленях старые отцовские очки — те самые, с толстыми стеклами, которые он носил в Парадайзе.

— Еще не поздно вернуться, Сэм. Ты ведь знаешь?

Он хмурится.

— Я остаюсь. — На этот раз в его голосе гораздо меньше убежденности, чем когда он впервые это сказал в мотеле в Северной Каролине. — Пока не найду папу. Или, по крайней мере, пока не узнаю, что с ним случилось.

«Его папу?» — Шестая беззвучно шепчет мне в удивлении.

«Потом», — так же беззвучно шепчу я в ответ.

— Разумно, — говорю я. — Со временем мы это выясним. — Я поворачиваюсь к Шестой: — Так куда мы двинемся утром?

— Теперь, когда мы подозреваем, что они открыли мой Ларец, думаю, мы пойдем туда, куда нас понесет ветер. Он меня до сих пор не подводил. — Она вроде как острит, а потом смотрит на меня. — Ты не знал, что, если бы не ветер, подувший в Пенсильвании в ночь перед нападением в Парадайзе, и не моя потребность в кофеине, то я бы не поспела к вам вовремя?

— О чем это ты? — спрашиваю я.

— Я дрейфовала по штатам Среднего Востока, понимая, что вы где-то в Огайо, или в Западной Вирджинии, или в Пенсильвании. Дело в том, что я посмотрела в Интернете кое-какие новости и решила, что происшествие в Атенсе близ колледжа — это дело рук могадорцев. Но потом в течение нескольких недель в новостях было пусто, и я подумала, что потеряла ваш след и что вы подались, как мне тогда казалось, в Калифорнию или в Канаду. И вот я стояла здесь, на этой самой парковке, усталая, потерянная и сломленная, когда мимо меня вдруг пронесся мощный порыв ветра и распахнул дверь кафетерия слева от меня. Я решила зайти заправиться, а потом вернуться и поразмыслить. Но в дальнем углу заведения стоял включенный компьютер для посетителей. Я купила большую кружку кофе и стала лазить по Интернету. И без труда нашла статью о горящем доме, из которого ты выпрыгнул.

Я удручен тем, как легко было меня найти. Неудивительно, что Генри хотел все время держать меня дома или в школе.

— Если бы не тот порыв ветра, распахнувший дверь, я бы, скорее всего, пошла в ресторан и до самого утра сидела там, потягивая кофе. Я выписала всю информацию, какую смогла найти о вас, и побежала по улице в поисках круглосуточной почты. Тогда я и отправила вам факс и письмо с моим номером, чтобы предостеречь или, по меньшей мере, намекнуть о себе и обнадежить, что я уже на пути к вам. И я поспела как раз вовремя.