— Эй, Физик! — едва хлопнула входная дверь, заорал Химик, — Тут Уборщик хочет сказать, что ты боишься цыганского проклятья.
— А ты ему не рассказывал?
— Нет…
Я так и не понял, что должен, или наоборот — не должен был рассказывать мне наш ботаник.
— Это правильно. Сейчас под пивко ему сам все и расскажу… — весело зазвенел извлекаемыми на свет бутылками Физик.
— Погоди. А ты разве не с Анечкой своей на свиданку убежал?
— Как убежал, так и вернулся, — пожал тот плечами, — Из мужской, так сказать, солидарности.
— Отшила, — однозначно решил Химик.
— Не отшила, а взяла время подумать, не слишком ли быстро развиваются наши бесперспективные отношения. В общем, это дело надо отметить!
— Какое еще дело? — не понял я.
Даже по такой обтекаемой формулировке было понятно: дамочка дала задний ход.
— Да Физик уже и сам не знал, как от нее отделаться. Не вывозит наш старичок ухлестывать за такой страстной и любвеобильной женщиной. А ведь я предлагал ему таблеточки… — хохотнул Химик.
— В жопу себе засунь свои таблеточки, — беззлобно огрызнулся отвергнутый Дон Жуан, продолжая извлекать из пакета сушеных кальмаров, соленые орешки и прочие закуски к пиву.
— Нет, ну если ты ТАК их использовал, то оно понятно, почему не сработало. Чисто на будущее — их обычно ртом пьют.
— Уймись, глистообразное, а не то мы сейчас с Уборщиком это все на двоих поделим…
— Не унимайся, — я оценил на глаз масштабы «трагедии», — Тут нам двоим впритык.
Мы разложили и рассыпали закуски по тарелкам, часть пива убрали в холодильник и расселись за столом. И Физик начал свой рассказ.
Как оказалось, я был недалек от истины: наш балагур-затейник действительно недолюбливал цыган. Каждого из нас в детстве родители стращали кем-нибудь жутким, кто забирает или наказывает непослушных детишек: бабайка, серый волк, дядя полицейский и так далее. Маленького же Физика пугали именно цыганами. Причем, не какими-то абстрактными, а самыми что ни на есть реальными, живущими в общаге по соседству.
Повзрослев, заматерев и опузев, он все равно продолжал относиться к представителям кочевой народности с определенной долей неприязни и настороженности. Пока однажды судьба не столкнула его с особо приставучей гадалкой во время одной из миссий Конторы.
Черноокая и златозубая прорицательница поняв, что «молодой и красивый» не собирается золотить ей ручку, тут же превратилась в злобную мегеру и начала осыпать его проклятьями одно другого цветастее и страшнее.
В ту пору он был уже не просто угонщиком, а самым что ни на есть Физиком, мутантом и супергероем. Поэтому молчать не стал, а огрызнулся в ответ:
— Дура, не видишь, с кем связалась? Я — древний шувано, и отныне все неживое, к чему прикоснешься — окончательно умирать будет в те же сутки.
Та лишь посмеялась и снова осыпала его проклятьями: и на русском, и на цыганском.
— Шувано — так они колдунов называют, — пояснил Физик.
Остальное было уже делом техники и грамотного использования суперспособностей. Причем, техники именно что в прямом смысле: жучков для подслушивания, маячка для отслеживания перемещений чернобровой сучки, и мощнейшей оптики для наружного наблюдения.
В напарники он взял себе Сверлильщика, супера, способного создавать небольшие дыры в пространстве и умеющего по-настоящему делать «одна нога здесь — другая там». Правда, обычно все же в эти дыры совались не ноги, а руки, чтобы дотянуться до чего-то удаленного на расстояние не более двух сотен метров.
В течение двух следующих дней все механизмы и электронные устройства, которых касалась цыганка, выходили из строя: замки, часы, телефоны, микроволновки и даже радио-няня. А на третий день гадалка вдруг обнаружила на пороге своего дома визитку, на которой был указан лишь номер и одно слово: «шувано».
Телефон Физика зазвонил через три минуты, и раскаявшаяся женщина слезно умоляла снять с нее проклятье и обещала золотые горы. Правда, к моменту встречи «горы» превратились в пару колец, три пары сережек и один браслет на руку. А еще она научила его особым жестам, благодаря которым цыгане принимали Физика за своего и обходили стороной.
— Так что не гневи старого шувано, — ухмыльнулся он, закончив свою историю и открывая уже вторую бутылку пива, — А не то нашлет он на тебя древнее цыганское проклятье…
— Тоже мне, Фиксик наоборот, — фыркнул я.
Но задумался: со стороны темной цыганки это все, наверное, действительно казалось загадочным и пугающим. Да и я сам, если честно, после такого поверил бы если не в проклятья, так в каких-нибудь домовых или гремлинов точно.
— А ведь хорошо сидим, а, мужики? — довольно потянулся Химик.
Который на «мужика» не шибко-то тянул даже будучи небритым, немытым и лохматым. Похоже, что Физик подумал так же и сдержанно хохотнул, тут же превратив рвущийся наружу смех в тост:
— За нас, мужиков! И чтобы почаще вот так, без бабского надзора собираться!
Выпили и захрустели-зажевали, кто до чего дотянулся. Душевно так, с сочным чавканьем, с уже не сдерживаемой отрыжкой и с демонстративным выковыриванием чего-то застрявшего из зубов. Пустые упаковки летели прямо на пол, туда же отправлялись коробки и пакеты. Гора посуды тоже росла на глазах после каждой смены блюд. Например, даже после смены орешков с сыром на орешки со сметаной и зеленью.
— Давай, Уборщик, теперь твоя очередь! — толкнул меня в плечо Физик.
— Правда или действие! — подхватил Химик.
Эту игру мы изобрели не то после третьей, не то после четвертой бутылки. Если ты выбираешь «правду», то должен рассказать какую-нибудь историю из своей жизни. Разумеется или смешную, или максимально неприличную. Если действие, то показывай какой-нибудь необычный трюк, желательно — с применением суперспособностей.
По части пошлых баек у нас однозначно лидировал Физик, который в молодости, оказывается, был еще тем бабником! Впрочем, тогда он и выглядел не в пример получше, и катался на приличных дорогих (разумеется, на угнанных) тачках, называемых «соскамобилями» из-за того, что на них охотно клевали молоденькие телочки не самых строгих нравов.
Я у нас отвечал за веселые истории.
Ну а Химику приходилось отдуваться «действиями». Так мы узнали, что наш студент умеет имитировать голоса Брежнева и Ельцина, садиться на шпагат, открывать пиво зубами (идиот!) и взламывать страницы «Вконтакте». За счет чего пополнилась наша коллекция и неприличных, и смешных историй — из чужих переписок.
— Та-а-ак. А я рассказывал, как однажды вломился в квартиру к одной бабке, а у нее там оказалась настоящая красная комната, как в «Пятидесяти оттенках»: с плетками, наручниками и фаллоимитаторами?
— Было уже, — махнул рукой Физик.
— А про то, как она меня этими имитаторами там же чуть и не оприходовала?
Химик аж поперхнулся пивом:
— Это как? Ты же сказал, что быстро нашел нужную иконку и свалил, пока эта престарелая извращенка не заявилась?
— Угу. Только я потом опять вернулся.
— Я же говорил, что Уборщик — изврат конченный! — заявил Физик и сыто рыгнул.
— Значит, вот вам вторая часть марлезонского балета. Я когда уже вернулся с добычей и начал ее упаковывать, чтобы передать клиенту, то вдруг понял, что это не просто икона — а триптих!
— Будь здоров.
— Триппер? — в традиционной ему манере съюморил Физик.
— Точнее, фрагмент триптиха — композиции из трех картин, объединенных одним сюжетом. А значит, где-то там остались еще две такие иконы. Смекаете?
— Значит, ты вернулся за остальными картинами?
— Ага, именно. И наткнулся прямо на нее. Более того, старушка обнаружила пропажу, но по понятным причинам никуда заявлять не стала, а решила сама поймать вора…
— …и наказать! — пьяно заржал Химик, перебивая меня, — Ой, извини, больше не буду.
— Ты прав. Так что она ждала меня в засаде. Свет не включала, на звонки и стук в дверь не реагировала — словно дома нет никого. Ну, я дверь отмычкой открыл и вошел. Сперва получил струю перца в лицо. Причем не из баллончика, а, так сказать, крафтового: бабулька его сама намолола и смешала какую-то просто ядерную смесь, которую лично я бы предложил внести в списки запрещенного химического оружия…
— О! Пьем за бдительность! — поднял ополовиненную бутылку пива Физик и сделал глоток.
Этот бзик у него появился полчаса назад: теперь он прикладывался к бутылке только выдав какой-нибудь дурацкий тост. «Чтобы наша дружеская попойка не превратилась в тупое нажиралово без повода», — пояснил мастер-ломастер.
Я тоже сделал пару глотков, сгреб с тарелки остатки сушеного кальмара и отправил их в рот, заодно давая товарищам проржаться.
— А потом она огрела меня чем-то тяжелым по голове. Пришел я в себя уже голый, разложенный на той самой кровати в позе буквы «Х». Руки пристегнуты наручниками, во рту кляп…
— …а в жопе — вибратор! — снова перебил меня Химик и заржал.
— Ну, за гостеприимство! — тут же поднял бутылку Физик.
— Да ну вас. Может, сами тогда эту историю додумаете, раз такие умные?
Не то, чтобы я всерьез на этих пьяных балбесов обиделся, но уже начало надоедать.
— Все-все, больше не будем, давай рассказывай.
— Им-менем временно исполняющего обязанности кур-ратора, приказываю тебе продолжать, агент Уборщик… ик… — неубедительно стукнул по столу Химик и икнул.
Физик перехватил мой взгляд, выразительно закатил глаза и незаметно убрал пару еще не начатых пивных бутылок, стоящих рядом с уже сильно набравшимся ботаником, под стол.
— Сама, хозяйка, судя по звукам, в тот момент принимала душ, — продолжил я свой рассказ, — И дожидаться ее возвращения мне решительно не хотелось. К счастью, одежда оказалась сложена в этой же комнате, на тумбочке в углу. Как раз под полкой с агрегатами всевозможных форм, цветов и размеров. И далеко не все они были человеческими!
— Ой, заливаешь, — не поверил Физик, — Как-то уж слишком прогрессивно для бабки-то!
— Думаю, она из тех бабок, что еще партийных работников порола и соски им выкручивала во имя Ленина, комсомола и светлого коммунистического будущего.
С той стороны стола, где сидел Химик, раздалось странное похрюкивание, имитирующее смех, а потом грохот и звук падающего тела.
— Мда. Что-то слабоват наш студент оказался. Видать, не выдержал тяжкого бремени временно ИО куратора. Ладно, пусть отдыхает. Так что там с твоей озабоченной старушкой?
— А ничего. От наручников я освободился быстро — они же не настоящие, и опытного вора такими не удержишь. Быстро сгреб одежду, сорвал со стены какую-то картину, завешенную рушником, и прямо голышом выскочил в коридор. Сиганул бы в окно даже не думая, но в проклятой «красной комнате» их не оказалось. Выскакиваю я, значит, в чем мать родил: в одной руке шмотки, в другой — шмотки, а прямо на меня вываливается бабка. Голая, в мыльной пене, сиськами пол подметает, зубами железными чечетку стучит…
Я сделал нарочито медленный и глубокий глоток, допивая очередную бутылку.
— Ну? Не томи! — не выдержал Физик.
— Что «ну»?
— Как от старухи той ушел?
— А никак. Съела она меня.
Дошло до него не сразу. А как дошло, в меня полетели пакетики с сухариками.
— Дебил ты, Уборщик! И шутки у тебя бородатые.
— Да просто мимо проскочил и все. Бабка не такая уж и бодрая оказалась — ей же лет семьдесят было, не меньше.
— Погоди. А как же она тебя тогда…
— Меня в комнату перенес и связал ее помощник. Здоровый такой детина, я с ним едва-едва разминулся. Так что пришлось все же через окно. Швырнул в него табурет, а сам следом, рыбкой и огородами оттуда… А знаешь, что самое обидное?
— Что?
— Мне же чтобы табурет схватить, пришлось одежду там бросить — руки-то заняты были. Я тогда еще задумался, картину оставить, или вещи свои. Ну и решил хватать то, что ценнее. До машины можно и нагишом добежать, а там валялось кое-что из старой одежды.
— И?
— Картина же полотенцем накрыта была, помнишь? Я с ней так и все это время пробегал — во избежание всякого. А как до машины добрался и приоделся, то решил глянуть на свой улов…
Я неторопливо поднялся, шатаясь добрался до холодильника и достал еще одну бутылку.
— Слушай, Уборщик, ты что, специально издеваешься?
— О, точно! За клининговых специалистов мы еще не пили! — передразнил я Физика, открывая пиво и делая глоток.
— Давай уже, не томи. Так что там за картина оказалась?
— В «красной комнате бабки-БДСМщицы, прямо над кроватью висел… Та-да-та-да-а-ам! — я неуклюже изобразил фанфары, — …портрет Леонида Ильича Брежнева! Самая, сука, что ни на есть обычная дешевая фотокопия. Понимаешь?
— Понимаю. Облажался ты, короче.
— Я этой извращенке шмоток на полтора косаря зелени оставил. Но дело даже не в этом. Икона мной украденная, она ведь тоже там висела, рядом с портретом. Так эта старая ведьма портрет Брежнева прикрыла, чтобы он творящихся под ним безобразий не видел, а икону — нет!
— Мда-а. Опасная и неблагодарная у тебя была работа, друг мой Уборщик, не то, что сейчас. Ну что, ты за руки, я за ноги? — и Физик кивнул на мирно сопящего под столом и временно уклоняющегося от исполнения обязанностей куратора Химика…