Сила Зверя

Глава 5. Локимен

В центральном офисе Объединенных Штабов АСД происходила грандиозная конференция на уровне глав военных ведомств держав Альянса. Такого стечения высокопоставленных государственных деятелей Брюссель не видел со времен печально знаменитого Какадуского кризиса. Солидно урча ролс-ройсовскими двигателями, по старательно спланированной зеленой волне, подкатывали правительственные кортежи. Длинные, размером с автобус, черные лимузины, в окружении мотоциклетного эскорта и полицейских машин, с включенными сиренами и мигалками, стекались к серой громоздкости демократического начала мироустройства.

К радости местных бюргеров и толп приезжих туристов монотонность черных потоков нет-нет, да и разбавлялась делегациями стран, приверженных к традиционным национальным формам представительства. Под бравурные звуки строевых блюзов маршировали полковые музыканты с капельмейстером во главе и шеренги девиц с максимумом ног при минимуме платьев, но в киверах, эполетах и аксельбантах. Здоровенные нигрилы волокли огромный воздушный шар, выполненный в форме славного герба Северо-Американской Лиги. Надувной индюк гордо реял над ликующими толпами.

Первого маршала Российской империи сопровождали в конном строю чубатые молодцы в лихо заломленных фуражках, галифе с широченными лампасами, и с гранатометами в руках. С воздуха делегацию прикрывала эскадрилья реактивных истребителей-штурмовиков. Сам маршал ехал верхом на танке. Это было тем более достопримечательно, что тут же на броне были установлены капельница, искусственная почка и другие хитрые медицинские аппараты. При этом геройский командир стоически держал свою подагрическую руку под козырек.

— Впрочем, — думал Зиберович, — маршалу, вероятно, сложнее эту руку опустить.

От рева авиационных двигателей бронированные стекла Объединенных Штабов дрожали. Генерал морщился и неодобрительно взирал на происходящую внизу кутерьму. Сам он приехал на малолитражке, по крайней мере так выглядел его девятисотсильный бронемобиль, к служебному подъезду и проник в здание не замеченный настырными фоторепортерами и головизорщиками, осаждающими парадный вход.

Огромный конференцзал был набит до отказа министрами, замминистрами, помминистрами, начальниками штабов, командующими различными родами войск и армейскими соединениями, адъютантами, порученцами, секретарями просто и секретарями-референтами, офицерами связи и бог знает кем еще. Сверкали погоны, звенели ордена, щелкали кейсы, скрипела форменная обувь, звенели телефоны. Председательствующий призвал к тишине.

Зиберович зевнул. Ожидать проку от такого собрания милитаристов не приходилось. Говорильня.

Конференция посвящалась одному, но крайне животрепещущему вопросу — что делать с ООП-9Х?

Первым взял слово представитель Ее Величества. Длинная, путанная речь первого лорда Адмиралтейства сводилась к идее посылки в эту самую ООП-9Х Королевского Военно-Морского Флота. То, что этот флот может материализоваться посредине континента и линкор «Принц Уэльский» ноевым ковчегом застрянет на вершине тамошнего Арарата, сановник во внимание не принимал.

Выступление следующего оратора Зиберович мог предугадать с точностью до запятой. Так оно и вышло. Представитель Северо-Американской Лиги предложил послать стратегическую авиацию, и термоядерным ковровым бомбометанием окончательно решить возникшую проблему. Правда, каким образом он собирался переправлять свои эскадрильи было не совсем ясно. В самой ООП-9Х тяжелые машины подняться в воздух ну никак не могли, это вам не кукурузник, без специальной взлетной полосы им не обойтись. А как построить для уже летящих самолетов транспортировочную камеру на высоте 10 тысяч метров было никак непонятно.

Конференция начала склоняться к компромиссному варианту — отправить военно-морской флот, но предпочтение отдать авианосным соединениям. Но тут взял слово Российский маршал. Он, чуждый парламентскому пустословию, по-военному четко предложил: а) десятью танковыми корпусами занять плацдарм; б) при поддержке фронтовой авиации, пяти воздушно-десантных бригад, а также необходимого количества артиллерии, (из расчета ста тысяч орудий и минометов, не считая реактивных систем, на километр прорыва) силами прикрытия, включающими до ста — ста пятидесяти танковых и общевойсковых дивизий произвести массированное вторжение; в) подавив оборону противника по всей ее глубине, прорвав ее фронтовую зону, стремительно развить тактический успех, неуклонно перерастающий в оперативный путем: г) введения в соприкосновение с противником ограниченных контингентов подвижных группировок эшелона развития прорыва, в составе не менее сорока-пятидесяти ударных и моторизированных армий; а для этого: д) произвести частичную мобилизацию и по мере необходимости задействовать второй и третий стратегический эшелоны из резерва Ставки Главнокомандующего, численностью до ста армий.

К этому содержательному выступлению внимательно прислушивался Прусский фельдмаршал. За линзами пенсне, оловянные глаза арийца тускло поблескивали пониманием сути вопроса. — Да, танковые клинья, блицкриг — это хо-ро-шо. Das ist gut. Nain! Das ist zer gut! Оставим англосаксам баловаться их дорогостоящими игрушками и поговорим как настоящие мужчины. Главное, этот российский маршал должен понять, что у Великого Фатерлянда в ООП-9Х имеются свои жизненные интересы, и следует сразу оговорить зоны влияния двух, и только двух, держав — победительниц.

Зиберович, ностальгически улыбнулся. Идеи глубокой операции были не чужды выпускнику Тамбовского училища, но трезвая оценка разведчика взяла верх. Поклацав клавишами калькулятора, ему пришлось несколько остудить полководческий азарт участников. Сообщение генерала было коротким. Для транспортировки в пространственно-временной континуум ООП-9Х одного танка потребуется энергия вырабатываемая всеми без исключения электростанциями планеты в течении месяца. Для переправки танковой армии понадобится около пяти веков, так, что с началом крупномасштабного сухопутного вторжения придется несколько повременить, эдак с двадцать — тридцать тысячелетий. Для засылки средненького авианосца, не хватит и всей мощности Солнца.

Огорченные Зиберовическими выкладками, высокопоставленные делегаты понесли уже совершеннейшую чушь. Ссылки на суверенную волю народа, ответственность перед Богом, веление частнособственной совести, историческое предначертание, долг пред прошлыми, нынешними и грядущими поколениями, право демократического самоопределения, желание развивать и укреплять, заботу об обеспечении, радение об укреплении, опору многовековых традиций, и прочая вербальная муть, навевала на шефа междержавной безопасности, состояние болезненного уныния.

Генерал понял, что проку от прошедших, настоящих и будущих словопрений не дождешься и надо самолично находить выход из создавшейся ситуации. Больше в этом зале делать было нечего и он отбыл в свой департамент. В родном кабинете думалось продуктивнее.

Расположившись в кресле Зиберович, в первую очередь велел принести самовар, во вторую — доклады полковника Приходько. Чай доставлял удовольствие. Эпистолярное наследие агента — головную боль.

Опальный полковник откровенно манкировал своими обязанностями. Ничего полезного для разведдепартамента его доклады не содержали, а одну только тухту. Судя по фривольному тону, жилось там Приходьке вольготно, а малая связность посланий свидетельствовала, что их автор регулярно знакомится с местными горячительными напитками. — Нет, не искупил ты кровью. — Думал Зиберович. — Отдать тебя гада под трибунал. В Антарктиду, к белым медведям.

Генерал сам удивился этой зоогеографической новости.

Но все дело было в том, что отдать под трибунал никак не получалось. А получалось, что АСД приобрела очередного невозвращенца. Полковник, почувствовав себя в безопасности, чихать хотел на строгие предписания прибыть на Родину следующей же транспортировкой. Невозвращенец, да что там, злостный невозвращенец, даже не считал нужным хоть как-то на эти предписания отреагировать. Он просто-напросто их игнорировал и продолжал слать свои дурацкие рапорты. Вот, последним своим донесением, Приходько соизволил доложить:

«Народ здесь таки дикий. Времени не знают и знать не хотят. Солнце встало — значит день, а село — значит ночь. Вот и всех делов. А я свои часы еще у вас (это же надо, наглец какой — „у вас“, абориген, тоже мне, нашелся) потерял, жалко. И пулю с ними писать скучно, вечно на мизере прокалываются, паровозом такое к ним понацепишь. На пике пасуют, зато вистуют при девятерной».

— Кой черт мне твоя пулька, ну играй в тысячу, я знаю — в дурака, на худой случай. Нужно мне это все! Вистуют они, видишь ли, при девятерной. С попами играешь, вот и вистуют [1]. — Генерал не на шутку осердился. — Тоже мне — часы! Вот, индейцы, те колеса не знали, так мне что, слезы проливать? Написал бы лучше о их военной структуре. Так нет, всякую галиматью несет.

— Ух! — Генерал сердито поглядел на ворох дурацких донесений. Ценную информацию приходилось буквально выбирать по крупицам из кучи присылаемого Приходькой хлама. А она, эта информация, вовсе не радовала. Судя по всему, Стилл Иг. Мондуэл стал в этой самой ООП-9Х чем-то вроде национального героя. Потрясая крольчачьими ушами, скачет от одного подвига к другому. Это ни в коей мере не устраивало Зиберовича. Пожалуй идея термоядерной бомбардировки, в принципе своем, очень не плоха. В принципе. С ООП-9Х надо решать полностью и окончательно. Что там говорили дубненцы? — Этот мир — боковая ветвь нашего. Хорошо бы эту паразитическую ветку отрубить, и порядок. Только как?

Настоятельно требовалась консультация экспертов. А ими, этими экспертами, были только все те же сотрудники Дубненского Научного Центра. Не хотелось, конечно, генералу этих господ видеть, но больше специалистов, компетентных в данном вопросе, не было. Логично бы их вызвать к себе в Брюссельскую штаб-квартиру, в центральный офис. Но уж эти ученые, со своими заскоками! Зиберович хорошо знал природу людей интеллектуального труда. Как они не приемлют административные формы, да и вообще любое государственное устройство. Фрондеры-анархисты, оторви их от приборов, заставь прервать эксперименты — уйдут в такую глухую оппозицию, что никакими психотропиками, никаким пентоталом натрия с ними не справиться. Начнут эдак вежливо талдычить на своем тарабарском: «многомерные нуль-решения квази-супер-псевдо-альфа-гамма-бета», и ни черта ты тут не попишешь. К такой категории граждан подход надо иметь тонкий, аккуратный. Но и ехать самому на поклон было впадлу. Значит надо заявиться самолично, но под видом инспекции, как оно там у нас — «мер по обеспечению усовершенствования системы безопасности и других охранных мероприятий ДНЦ». Это мысль. Генерал вызвал адъютанта.

В знакомый кабинет провожал генерала Зиберовича новый директор Центра. В свое время он служил в Брюссельском офисе, и на известном, уже ставшем историей, совещании, сидел крайним слева от шефа. В кабинете уже ждали генерала нобелевский лауреат и заведующий лабораторией К-7Б.

Зиберович сразу взялся за дело.

— Господа, у нас с вами очень ценное время, поэтому я не имею намерения задерживать вас и себя более необходимого. Я попрошу ответить на несколько вопросов научного характера. Никаких протокольных форм мы соблюдать не будем, и никаких актов писать не станем. Меня интересует эта самая ваша ООП-9Х. Как я понял, она являются боковым побегом развития нашей Вселенной?

— Да, это так.

— А как она связана с, так сказать, основным стволом?

— Вы, мой генерал, как всегда, зрите в самый корень проблемы. — Для приличия поподличал нобелевский лауреат. — Этот вопрос является краеугольным камнем всей теории множественности миров. По современным представлениям, силой, объединяющей различные континуумы, служит информационное поле.

— Информационное?

— Именно так. Оно, это поле, до сих пор относится к малоизученным областям физических знаний. Мы покаместь совершенно не в состоянии приборно его измерить, зафиксировать. Все сведения о его природе базируются исключительно на математических выкладках. Поэтому нам придется очередной раз прибегнуть к аналогии. Возьмем к примеру магнитное поле Земли. Хоть оно, как и всякое поле, непрерывно, но его структура, напряженность и другие характеристики в различных точках могут существенно отличаться. Существуют многочисленные вариации и аномалии, как в горизонтальном, так и вертикальном направлениях.

— На этом основана магниторазведка полезных ископаемых.

— Совершенно верно, мой генерал. Преклоняюсь перед Вашей эрудицией. Я еще только позволю себе добавить, что помимо так сказать общего геомагнитного поля Земли, существуют, в известном смысле, локальные поля. Нам важно, как они взаимодействуют.

Тут научный руководитель вынул из ящика директорского стола два магнита. — Вот, — ученый соединил красную и синюю стороны, — поля притягивают друг друга. А так, — он свел две синих, — отталкивают.

— Благодарю Вас, профессор, но эти опыты я помню еще со школы.

— Прошу прощения, это я для наглядности. Так вот и информационное поле имеет весьма сложную структуру. Оно индуцируется множеством разномасштабных объектов — от вируса до Вселенной, может быть, всех множеств вселенных. Каждый человек, каждая общность людей — социальная, профессиональная, религиозная, этническая, малые страны и великие государства, целые цивилизации, все обладают своими информационными полями. Взаимодействиями индивидуальных полей объясняется неосознанное влечение отдельных людей друг к другу, или их взаимная нетерпимость. Тоже самое мы наблюдаем во взаимоотношениях народов и региональных сообществ. Этот же эффект проявляется и в проводимых лабораторией К-7Б экспериментах. Непроникновение в некоторые пространственно-временные континуумы обусловлено именно силами отталкивания. С другой стороны, во многом, связь с чужими вселенными осуществляется благодаря именно этим информационным полям.

Зиберовича это заинтересовало. Как разведчик, он постоянно имел дело с информацией и знал ей цену. Но в такой мере!

— Значит вся человеческая история это борьба разных полей?

— Да, в общих чертах, это так. Влияние полей огромно, и не только для человеческой истории, а и развития всего мира. Вот, возьмите реакцию человека на вмешательство в его информационное поле: «Я поражен этим известием, сражен на повал, ошарашен, выбит из колеи, я убит». Видите как: «я — УБИТ». Таким образом, люди, еще с донаучных времен, интуитивно чувствовали то влияние, которое оказывает на индивидуум информационная нагрузка. А вот более глобальный пример. Испанцы, вторгнувшись в Америку, оказались в чужом информационном пространстве. Вам никогда не приходилось задумываться о феномене невиданных успехов горсток конквистадоров Писсаро и Кортеса, сокрушивших могучие империи инков и ацтеков?

Зиберович с позиций генерала разведки и д-ра Аматора много раз ломал себе над этим голову, но на ум ничего путного не приходило. Толкового объяснения он найти не мог.

— Так вот, все дело в том, что испанцы победили индейцев, разрушив в первую очередь их информационное поле. С собой в Новый Свет они привнесли много невиданного — и бороды и коней и огнестрельное оружие, но с этим, аборигены еще могли бы совладать. Главным, определившим результат столкновения различных культур являлось то, что в Америку был занесен один из важнейших элементов европейской цивилизации — а именно колесо. Да, да — колесо, столь привычное для, нас и обусловило падение великих империй, крах многовекового образа жизни.

— Колесо?

— Да, самое что ни наесть обычное колесо.

— Именно так?

— По всей видимости — да. По крайней мере это единственное рациональное объяснение. Можно привести и обратный пример. Китай, огородившись стеной от всего мира, закрыв свои порты, сохранил по сей день свою цивилизацию. И такого рода процессы мы можем найти на протяжении всей известной нам человеческой и естественной истории. В прошлую нашу встречу, мы говорили об аномалиях геохронополя, которые соответствуют ключевым моментам развития Земли и человечества. Так вот, в эти периоды, как не трудно убедиться, происходила и коренная перестройка информационных полей.

— Так значит все таки — колесо? — Не мог успокоиться Зиберович.

— Да колесо, колесо! Что тут непонятного? — Наконец и, как обычно, не самым лучшим образом, вступил в разговор завлаб, не обращая внимание на предупредительную жестикуляцию научного руководителя.

— Вы стопроцентно уверены в этом? — На всякий случай переспросил генерал.

— Нет. — Твердо ответил завлаб.

— Тогда зачем вы это мне рассказывали? — Зиберович был несколько ошарашен непоследовательностью своих собеседников. Впрочем он уже привык в разговорах с учеными ДНЦ быть ошарашенным. Те всегда были готовы преподнести что-то позабористее.

— Мы предложили Вашему вниманию теорию, разрабатываемую в Центре. Не наша вина, что ваши чертовы правила вашей треклятой секретности не позволяют провести апробацию результатов, как это принято в цивилизованном научном мире. Есть элементарные основы, которыми мы, по Вашей милости, вынуждены пренебрегать. Это и экспертиза, и независимые подтверждения, полученные в других лабораториях и печатные дискуссии. Да что там говорить, скоро я сам не буду должен знать, чем занимаюсь. — Ерепенился завлаб.

— Коллега, коллега, зачем Вы так? Господин Зиберович очень много сделал, для блага наших работ, и мы должны быть ему за это благодарны. — Научный руководитель почти не кривил душой. Вмешательством шефа безопасности, программа К-7Б получила превосходное финансирование, что и требовалось доказать.

Однако Зиберовичу, на этот раз демарш завлаба был до фени. Он таки был ошарашен свалившимся на него информационным полем. Кажется он приехал сюда недаром.

— Я могу ему быть благодарным, — продолжал безобразничать завлаб, — разве за то, что в моей лаборатории постоянно толкутся какие-то сомнительные типы, тискают моих кроликов и лаборанток, постоянно мешаются под ногами.

Зиберович с кислой миной ожидал иссякновения обличительного задора ершистого ученого. С сожалением вспоминал о, преждевременно ушедших в небытие, шарашках.

— Так Вы уверены или нет?

Оказалось что завлабовский задор еще не иссяк.

— Я стопроцентно уверен только в одном, что трачу свое время, толча воду в ступе с одним занудным типом, который представился как генерал Зиберович.

— А кто же я по-вашему мнению?

— А я откуда знаю? Вероятнее всего действительно генерал Зиберович, процентов эдак на девяносто девять и девять десятых. Может и девять сотых и, даже, девять тысячных. Но нет никакой гарантии, что на остающуюся одну десятитысячную, Вы не самозванец, убивший настоящего генерала Зиберовича, и присвоивший его имя.

— Да зачем мне это делать? — Непроизвольно генерал оказался втянут в глупейшую дискуссию.

— А это уже по Вашей части. Ну, например, чтобы разведать военную тайну АСД.

— Да Вы перечитались этого психопата Флеминга, или, не приведи господи, Юлиана Семенова! Профессор, — Зиберович обратился к научному руководителю, — как у него со здоровьем, проверяли?

— Все сотрудники ДНЦ регулярно проходят обязательный медосмотр. А работающие во вредных условиях, к каковым причисляется и лаборатория К-7Б, два раза в году. — Официально сообщил нобелевский лауреат.

— Ну тогда я не знаю о чем думать!

— Если Вы человек здравомыслящий, и внимательно следили за ходом моих расуждений, то должны думать, что я являюсь заведующим лабораторией, с вероятностью 99,9% , а на одну десятую — майор КГБ Пронин, расследующий дело об убийстве генерала Зиберовича.

— Нет! — Убежденно изрек Зиберович. — Теперь я на 100% и одну десятую уверен, что Вы именно завлаб и никто другой!

— Почему? — Искренне изумился тот, считая свою логику абсолютно бесспорной, а вероятность свыше единицы — бессмыслицей.

— Да потому, что никто больше не в состоянии намолоть столько чуши в научную упаковку. Демагог [2]. — И поворачиваясь к профессору, — Так значит колесо?

— Да, Мой генерал, я уверен, что именно колесо.

— И вы считаете, что это действует и в других мирах?

— Без всякого сомнения, мой генерал. — Научный руководитель хотел загладить резкость своего коллеги, но в данный момент Зиберовича вопросы этикета ничуть не волновали. Он, кажется, поймал кролика за хвост, больше здесь делать было нечего. Небрежно кивнув удивленным ученым, он чуть не бегом выскочил из кабинета, на ходу созывая своих подчиненных и маловразумительно бормоча: — колесо — часы, часы — колесо.

Директор с перепуганной физиономией бросился следом за шефом, держа руку под козырек. Научный руководитель благосклонно улыбался, оставался сидеть в мягком кресле, пожимал плечами. — Куда этот чокнутый генерал побежал? В намерения профессора входило еще многое рассказать о теории информационных полей. Вот, в частности, и пример с Америкой. Там было не все так просто и гладко. Процесс протекал взаимный. Не только испанцы подавили индейское информационное поле. Новые для европейцев знания, проникнув в Старый свет, коренным образом перестроили жизнь общества, сломали и построили заново Европейскую цивилизацию.

Еще хотелось поделиться успехами лаборатории К-7Б. Доложить об открытии двух новых ООП, с условиями, вполне соответствующими Земным. Но, высокий гость не пожелал слушать, и не надо. Главное работы финансируются в должном объеме. И на том спасибо, Вам и на этом, генерал Мойша Зиберович.

Завлаб не улыбался, он поспешил к своим приборам, окончательно утвердившись в мысли о неполноценности всех военных.

Генерал Зиберович полистал папки с личными делами сотрудников.

Надо принимать решение. Он был не в праве, как в случае с полковником Приходькой, допустить повторную промашку. Генерал посмотрел на потолок, потом в окно, постарался разглядеть свой нос, но из этого ничего не вышло. Потом не без удовольствия осмотрел свою новую шапку рыжего меха — последний подарок Генералиссимуса. Но решение принимать надо было и генерал приказал адъютанту вызвать агента, числящегося под псевдонимом Фартовый.

Фартовый вошел без стука. Это был ражий молодец с узкой полоской черных усиков, с надвинутой на глаза клетчатой кепкой, в клетчатом же лепине, из под которого выглядывал малиновый жилет и пестрый галстук. Наряд довершали узкие брюки-дудочки в черно-белую полоску и ярко желтые штиблеты. В петлице белел букетик ландышей. Молодец подгреб к креслу и завалился в него, развязно закинув ногу на ногу. В его дымила папироска. Запахло бриллиантином, шипром и очень хорошим табаком. Папироска была выполнена в индивидуальном порядке и на гильзе золотым тиснением значилось имя заказчика «Luckyman». Фартовый элегантно изъял ее изо рта, отставил, украшенный длиннющим полированным ногтем мизинец, сделал рукой наизлет.

— Наше вам здрасьте, раббе Мойша.

Сотрудник был из новеньких. В Брюссельский департамент он попал по переводу из организации дяди Бени. Так сказать в порядке обмена. До этого никакого псевдонима не имел, а имел кликуху — Фартовый. И дал ее не кто нибудь — сам Беня-Царь. Провожая из солнечной Сицилии в далекий промозглый Брюссель, пахан паханов наставлял своего крестника: — Слушай раббе Мойшу, как родного отца, он тебя плохому не научит. Я точно не знаю, но сдается мне — нужен ты ему для разборок с этим козлом Стиллом Мондуэлом, который моего Кубинца замочил. Так что, если повстречаетесь… Ну, короче — ты сам в курсе.

— Да, дядя Беня челове-ек! — «Челове-ек» в устах Фартового звучало гордо. — Да, дядя Беня голова! Как сказал поэт: «И где кончается Беня, и где начинается контрразведка?». — Фартовому этого знать было не дано.

Зиберович неодобрительно посмотрел на дымящийся чинарик.

— Фраер ты был, Фартовый, фраером и остался. Одно только у тебя в голове — понты наводить. А уже сколько лет прошло, как мы последний раз виделись.

— Фартовые котлов не секут.

— А придется сечь.

— По ширме, это нам не впервой, сопляками еще работали. Двое с боку — ваших нет. — Готовно отозвался Фартовый, но был удивлен таким детским заданием.

— Да нет, тут о другом речь. — Раздраженно прервал его Зиберович, строго добавив: — И кончай мне дурку гнать, косить под шпану с Привоза. — А, ради вящей убедительности укоризны, к уважительному изумлению Фартового, ткнул ему раскрытую ладонь, отставил большой палец, скрестил указательный со средним и отвел вниз сложенные безымянный с мизинцем.

— Усекай, — продолжал деловым тоном. — Задача у тебя… — и принялся детально инструктировать свежеиспеченного агента.

Фартовый уразумел, что время хохмить закончилось, затушил папироску, собрался и стал усекать.

А был он малый не промах, что в прямом, что в переносном смысле. Года в три, сперев у соседа — прокурорского сынка заводной паровозик, он сделал решительный и окончательный жизненный выбор. С той поры целеустремленно двигался стезей правонарушений. По малолетке стоял на стреме, потихонечку гопстопил, не расставался с финским ножом и кастетом. Так бы и оставаться ему жиганом и кончить свои дни в уличной драке, да заприметил его, входивший в силу, дядя Беня, пригрел, приголубил.

В структуре организации возлагались на него обязанности специфические, деликатные, так сказать конфидициальные, требующие не только холодной головы, но и холодного сердца. А было оно, сердце Фартового, несмотря на перекачивающую им черноморскую горячую кровь, попрохладней рыбьего. Работу делал без пыли и шума, это если с глушителем, конечно. Всегда аккуратно и чисто. В отличие от большинства своих коллег, в ресторанах проводил времени поменьше чем в тире и спортзале.

Не глуп, ох, не глуп был киллер. Отнюдь не обольщался своим привилегированным положением. Просекал, что жизнь у блатных хоть и веселая, да уж очень небезопасная. Скорее наоборот. С такой специализацией, карьера долгой не бывает. Как цепочке рыженькой не виться, впереди кулончик известный — или статья расстрельная, или дружеский, сам такие передавал, девятиграммовый приветик от коллеги, вчерашнего кореша закадычного. Да что греха таить. И дядя Беня, только жареным запахнет, сдаст Фартового со всеми его потрохами. Как пить дать — сдаст. Потому и стал паханом паханов. Любил Фартовый дядю Беню, как отца родного. Но особых иллюзий на его счет не питал.

Не питал, но работал честно. Его боялись. Случалось, Беня-Царь брал крестника на ответственные переговоры, и само присутствие признанного профессионала, говорило контрагентам о серьезности намерений пахана и подвигало к сговорчивости уступок. Ну, а если оказывались господа непонятливыми… В том работа Фартового пока что и заключалась. Но на тех переговорах сидячи, уяснил себе, что капусту рубить, не на курок тиснуть. Все чаще и чаще, в последнее время, сам на дело не ходил — организовывал и планировал, даже переименовал себя на иностранный благородный лад — Локимэн [3].

Да не тот у него нынче коленкор, к которому стремился. Потому новое задание заинтересовало. Понимал — последний это выход на дело. Тут либо пан, либо кранты. Кранты, так и хрен с ним. Все под Богом ходим, все копыта двинем. Особо не пугало, но и не прельщало отнюдь. Куда лучше — пан.

Ухмыляясь подумывал: — Ход его, карты краплены, в прикупе два туза, можно и тотус сыграть. Пускай Стилл с Приходьком вистуют.

Сложил пальцами «козу», потом букву "О". — А мы их посадим на… горку.

А вот вернется домой Локимен в совсем других чинах. Не по темным закоулкам с пушкой в кармане шастать, а сидеть-заседать в кожаном кресле солидного офиса. Стать вначале левой, а после и правой рукой крестного деда. А там… Все люди смертны.

Потому усекал Фартовый-Локимен внимательно.

По мере усечения, он восторженно думал: — Ну раббе Мойша, ну голова, челове-ек! И дядя Беня челове-ек. И он, Фартовый, тоже челове-ек. И поэтому разобьется в лепешку, но все сделает так как надо.

Впрочем, зачем в лепешку, но все равно сделать надо. Надо сработать. И сработать чисто. Так что усекал он Зиберовические инструкции внимательно. А дельце представлялось весьма занятным.

Весьма.

Поскольку было оно не только занятным, но и вполне серьезным, ответственным, новоиспеченнму агенту следовало отправиться в тренировочный лагерь на спецподготовку.

Провожал на учебу новоявленного коллегу, лично генерал Зиберович. Тепло с ним прощался, желал успехов, как говорится, в боевой и политической, а главное, счастливого возвращения домой со скорой победой. Когда за волонтером затворилась дверь, шеф секретного департамента крепко высморкался и, зачемто, подергал сам себя за большой палец.

А Фартовый старательно зубрил древневаряжский, изучал методы ведения войны в античном и средневековом мирах, осваивал приемы боя различными видами холодного оружия, и чем только еще не заминался. А вот часовщиком стал вообще отменным. С закрытыми глазами, перекрывая нормативное время он мог сделать солнечные часы, песочные, собрать механические ходики — пружинные и маятниковые, с кукушкой и без, наручные, карманные, настенные, напольные и башенные, с боем и без такового, словом все секреты мастерства были ему преподнесены и им много старательно освоены.

Не обошла подготовка к акции возмездия и сотрудников Дубненского Научного Центра. Проект К-7Б получил неожиданное и грандиозное финансирование. Началась модернизация транспортировочной камеры, строилась мощнейшая силовая подстанция, к ней специально тянули высоковольтную линию. Заявки на оборудование выполнялись с небывалой быстротой.

Вот и пришла пора агенту Фартовому отправляться в путь-дорогу на задание.

Тем временем генерал Зиберович помешивал ложечкой горячий, только что налитый чай, идиллически улыбался, ласково щурился. Адъютант, принесший самовар и ожидающий новых распоряжений, собрался было изобразить физиономией умиление, соответствующее текущему моменту, да враз осекся.

Расчетливо злобен прищур шефа Департамента. Оскал звериный, хищный.

— Ты! — Произес жестко, словно штык-нож метнул.

Адъютант вздрогнул, всей своей плотью образовав фигуру безоговорочно преданной готовности. Но обращение было не к нему, а в пустоту предстолья.

— Ты, фофан! — Повторил генерал, выставил открытую ладонь со сложенными пальцами, только безымянный загнул. — Я тебе баки забил, — саркастически пролжал, прижав к ладони большой палец. — И обфаршмачил. — Презрительно закончил пантомимную тираду, вернул большой палец на прежнее место, зато к безымянному подтянул мизинец. А в заключение только и сказал: «Я тебя…», а дальше безмолвно, медлительно и неотвратимо сложил дулю.

Адъютант не боялся вздохнуть — он просто не в силах был этого сделать. И померещилось ему, что находится не в респектабельном кабинете высокоставленного межгосударственного служащего, но в растрельном подвале страшной нижнекокадусской охранки. И представилась комбинация трех генеральских пальцев не невинным кукишем. Нет, казалась она пистолетным дулом у самого затылка.

Зашевелились, на этом самом затылке, волосы. Холодный пот заструлся между лопаток по хребту вниз и теплое затекло в сапоги.

А, произведя все эти манипуляции, Зиберович продолжим безмятежное чаепитие. Адъютант, думая что шеф о нем позабыл, на цыпочках позадковал к двери.

В храме Кролика-Предтечи шла рядовая служба. Все, как обычно, ожидали явления волшебного Зверя. Как обычно Ангел Небесный — полковник В. П. Приходько мирно похрапывал в своем палантине. Сегодняшний обед оказался не в меру обильным, Виктор Петрович крепковато закимарил.

А потому и проспал, на свою беду, очередное чудо.

В пространстве алтаря, вместо ожидаемого зверя-Кролика, пред изумленной паствой возникла черная конная фигура. Ужас охватил молящихся — привелось им узреть самого Демона Тьмы. Ибо на вороном, огромных размеров, коне, восседал страшный всадник, с копьем в руке, в иссиня-черных доспехах, рогатом шлеме. С плечей рыцаря Ночи на круп коня ниспадала черная мантия с бурой, цвета засохшей крови, подкладкой.

Взмахнул Демон плетью, конь встрепенулся и могучим прыжком соскочив с алтаря, оказался прямо перед священным палантином.

— O, cozyel! — Грозно и непонятно вскричал стратоарх и, ухватив за шиворот Виктора Петровича, зашвырнул на алтарь в клубящуюся туманную муть. Снова взмахнул плетью и неразбирая дороги погнал коня. Топча и расшвыривая людей проскакал через храм, простучал копытами по монастырскому двору, неудержимым галопом разметал стражу у ворот и, ко всеобщему облегчению, скрылся в лесу.

Кинулись приверженцы Ангела Небесного к своему кумиру, к алтарю. Глазам их предстало видение невообразимое. Из многих грудей вырвался единый вздох. И было в том вздохе и радостное облегчение, и безмерное изумление, и горечь скорби.

Живой Ангел Небесный оставался с ними, не покинул свою верную паству. Но плавал он под сводами алтаря, немой и ко всему безразличный. С трудами достали его оттуда, поместили в палантин и доставили в Ингельдотову резиденцию.

« И радость покинула сердца наши», — записал в тот день монастырский летописец.

И в сердцах дубненцев этот день запечатлелся навечно.

Отправлять Фартового прибыл сам генерал Мойша Зиберович. Конечно не сам, а с солидной свитой. Как только успешно завершилась прямая нуль-транспортировка, завлаб, как того и требовали рабочие планы, скомандовал: — «Запустить реверс!» Реверс был запущен, и когда рассеялся очередной псевдотуман, в транспортировочной камере оказался голенький полковник Приходько.

— Вот молодец Фартовый. — Думал генерал. — Так оперативно справился с первой частью задания. Надо бы представить к ордену.

Однако торжество и довольную удовлетворенность от предчувствия скорого и неотвратимого наказания подлого дезертира и перебежчика, сменило неприятное удивление. Приходько медленно оторвался от пола, воздушным шариком взмыл в воздух и плавно взлетел в верх транспортировочной камеры. Мягко коснулся головой перекрытия, развернулся кверху задом, свесил конечности и, мерно покачиваясь, так и завис под потолком. На строгий приказ спуститься обратно не реагировал, а только дебильно ухмыляясь напустил лужу.

И служители Эриний, и жрецы науки, равно споро, брезгливо отпрянули прочь от «Рай-2». Брызги разлетались во все стороны, и, довольно таки, далеко.

— Нету лучше красоты, чем пописать с высоты. — Прокомментировал его действие директор Центра.

В другой раз завлаб непременно бы покраснел и попросил бы не выражать в таком роде мысли подобного содержания. Но сейчас его ничего не трогало, наморщив лоб и приставив палец к дужке очков, ученый решал вставшую, вернее, повисшую перед ним проблему.

Принесли стремянку. Один из сотрудников безопасности залез на нее, ухватил полковника за голую ногу и потянул вниз. Приходько лениво вертел дули. На его румяном лице застыла улыбка идиота, он пускал слюни и нечленораздельно гугукал.

— Это что за дьявол!? — Негодующе воспросил Зиберович.

— Действительно, промашечка получилась. — Сконфужено констатировал научный руководитель. Выражение профессорской физиономии приходилось сродни Приходькинскому.

— А с нами кто консультировался? — Завлаб нашел решение неожиданной проблемы.

— Так в чем же дело, рази меня гром?

— Дело в однонаправленности вектора межконтинуумного перемещения масс. Это и лабораторному кролику должно быть понятно.

— Я Вам не лабораторный кролик. — Зиберович сдержал рвотные позывы. — Потрудитесь объясниться подоходчивее.

— Господин генерал, — научный руководитель вышел из стопора, — все дело в том, что Виктор Петрович, в отличие от экспериментальных образцов, находился в континууме ООП-9Х долгое время. Ел местную пищу, дышал тамошним воздухом. Соответственно, в результате обмена веществ, его организм накопил чужеродную материю, которая не поддается транспортировке в нашу Вселенную. Его тело состоит, вернее, состояло из двух разноконтинуумных составляющих. Мы смогли вернуть ту исходную его часть, которая сохранилась с времен жизни у нас. Вторая часть, э-э-э, экспериментального материала по всей видимости, осталась в ООП-9Х.

— Лихо, — изрек Зиберович, — а он хоть что-нибудь соображает? Сможет предстать перед трибуналом?

— Перед каким трибуналом? — Завлаб от души веселился, наблюдая крушение контрразведческих планов. — Его и психиатру показывать бесполезно. У него же и половины мозгов не осталось. Все там — в ООП.

Зиберович, еще раз посмотрев на раскачивающееся тело, капающие слюни и улыбку, согласился с поставленным диагнозом.

— Что будем с ним делать? — Поинтересовался научный руководитель.

— Занесите в журнал, и храните как «экспериментальный материал». А если будет угодно, скормите собакам. — Зиберович утратил всякий интерес к личности полковника-ренегата. Открыл дверь, намереваясь покинуть лабораторию.

Внезапный сквозняк подхватил Виктора Петровича, вырвал из рук охранника и стремительно вынес в раскрытое окно. Дородное тело, кружась и кувыркаясь, метереологическим зондом, устремилось в небесную синь.

— Держи, лови, стреляй!

— Отставить. — Скомандовал Зиберович, но поздно. Его сотрудники уже открыли меткий огонь на поражение. Продырявленная десятком тупоносых пуль, Приходькинская оболочка шумно лопнула. Мелкие ошметки плоти обсыпали двор научного заведения.

Завлаба стошнило.

Зиберович устало махнул рукой и отбыл свой Брюссель. А по дороге соображал: — Так. Первое — мадам Зиберович даже очень права утверждая о вреде сквозняков. Второе — раз уж такой конфуз случился, для поддержания реноме секретного департамента, необходимо представить полковника Приходько В.П. к высокой межправительственной награде (посмертно). Вдову откомандировать по отдаленным гарнизонам, проводить уроки мужества, делиться воспоминаниями о герое. Текст подготовить. Пожалуй следует приставить к ней литератора — пусть напишут что-то вроде «Повести о муже». Гонорар не платить. Третье — С Мондуэла проку окажется еще меньше, но ему, Мойше Зиберовичу, доставит удовольствие понаблюдать, как этот засранец буде ходить под себя. Начальство Син-Синга уведомить о летучести клиента, произвести инструктаж на предмет техники безопасности. Четвертое — с колонизацией новых ООПов повременить. И, наконец, пятое — о Фартовом, в любом случае, можно забыть. К ордену не представлять. Задание спецгруппы отменить, за никчемностью объекта воздействия. Но, вот, его возвращение… Это окажется забавным. Воображаю выражение Бенькиной хари, при виде парящего тухеса его протеже. Весьма качественно, просто цимес. Но, Бог с ним, главное чтобы мавр сделал свое дело, а дальше хоть трава не расти.

Ох, не следовало бы Зиберовичу думать такое. Ох, как не следовало!

Да кто б знал.