Сильнее Скотленд-Ярда

Глава 10 Человек, которого оправдал суд

— Ты никогда не задумывался над тем, что большинство убийц, — люди довольно религиозные? — задумчиво проговорил Гонзалес, отрываясь от книги.

— Ты хочешь сказать, что они верят в божественное предназначение? — иронически бросил Манфред.

Леон кивнул.

— Наукой установлено, что определенная категория преступников чаще всего действует в состоянии религиозно-экстатического возбуждения…

Манфред отбросил газету и внимательно посмотрел на друга.

— Ты о докторе Твендене?

— Именно.

— Думаешь, о нём стоит подумать всерьёз?

— Непременно.

Процесс доктора Твендена был одной из самых громких лондонских сенсаций. Доктору было тридцать с лишним, а его жене всего семнадцать. Поговаривали, что он женился на ней ради денег — она получала ежегодное содержание в размере двух тысяч фунтов, которое должно было ей выплачиваться пожизненно. За три месяца до трагедии она получила в наследство от своего брата, погибшего в Южной Африке, шестьдесят три тысячи фунтов.

Отношения между супругами оставляли желать лучшего. Ссоры возникали на почве её нежелания оплачивать его многочисленные долги. Унаследовав состояние брата, она составила завещание, по которому её муж должен был получить после её смерти лишь двенадцать тысяч фунтов, а остальная часть денег предназначалась двоюродной сестре, овдовевшей несколько лет назад.

Нотариус, заготовив текст завещания, послал его по почте. Она должна была ознакомиться с ним и внести, при необходимости, нужные поправки. Письмо было доставлено точно по адресу, но не попало в руки той, кому оно было предназначено. Почтальон утверждал, что доставил письмо ровно в восемь часов вечера в субботу. Именно в этот день доктора вызвали к больной, которую укусила змея, и он возвратился домой довольно поздно. Поужинав со своей женой, он ушёл в лабораторию исследовать ядовитые железы змей.

Утром следующего дня миссис Твенден заболела. Все симптомы указывали на заражение крови.

На рассвете следующего дня она умерла.

Вскрытие обнаружило следы укола на руке, а также признаки отравления змеиным укусом.

В пользу доктора говорило то, что в его шприцах не было обнаружено следов яда. След от укола объясняется тем, что доктор дважды в неделю делал жене впрыскивания от ревматических болей. Впрыскивания были прописаны другим врачом, предложившим для лечения новый, недавно открытый препарат, и назначившим уколы дважды в неделю — по средам а субботам.

Суд оправдал Твендена.

Мало того, процесс принёс ему популярность, которой могли бы позавидовать выдающиеся актёры и политики. Восторженная публика после вынесения оправдательного приговора устроила ему овацию и вынесла на руках из зала суда.

Особую симпатию публики вызвал тот факт, что доктор отказался от услуг адвокатов и сам вёл защиту:

— Вне зависимости от исхода процесса, следуя лишь велению Господа нашего, я клянусь не воспользоваться даже пенсом из состояния моей жены! Эти деньги пойдут исключительно на богоугодные цели! Они принадлежат бедным, дабы поддержать их бренную плоть, дабы выполнить предначертания Господни… Сам же я покину Англию и уеду в дальние страны, где на чужбине буду молиться за упокой души моей безвременно угасшей…

Речь обвиняемого оборвалась — он заплакал.

— В дальние страны, значит, — проговорил Манфред, вспоминая материалы процесса. — Имея шестьдесят три тысячи фунтов, можно недурно жить и в дальних странах…

Леон улыбнулся.

— Какой ты, однако, циник, Джордж! Разве ты не знаешь, что все бедняки Девоншира дни и ночи ломают голову над тем, как бы им получше распорядиться деньгами покойной?

Манфред в сердцах швырнул окурок в камин.

— Где он живёт?

— В Ньютон Эббет.

— Надо собрать доказательства.

— И после этого, — сказал Леон, — мы приступим к исполнению поистине грандиозного плана!

Начальник Скотленд-Ярда охотно дал Гонзалесу рекомендательное письмо к директору Бекстерской тюрьмы.

— Но почему вас заинтересовала именно эта тюрьма? — спросил мистер Фейр. — Она ведь мало чем отличается от лондонских.

— Насколько я знаю, там содержатся несколько лиц, представляющих исключительный интерес для антрополога.

— Что ж, вам виднее, — произнёс мистер Фейр, вручая Леону письмо.

Приехав в Бекстер, Леон тут же отправился в тюрьму, а Манфред остался ждать его на вокзале.

Через полтора часа Гонзалес вернулся, и друзья сели в поезд, который направлялся в Ньютон Эббет.

— Я очень доволен визитом, — сказал Леон. — Изумительная тюрьма. Приятная, уютная и… удобная.

— То есть, туда удобно проникнуть или оттуда исчезнуть?

— И то, и другое… — Манфред вдруг обратил внимание на то, что Леон время от времени внимательно рассматривает свою левую руку, затянутую в серую шёлковую перчатку.

— С каких пор ты стал носить шёлковые перчатки? Специально для посещения тюрьмы?

— Вот именно, — серьёзно сказал Леон. — Под перчаткой находится металлическая пластина, а на ней — слой пластилина.

— Понятно.

— Во время весьма поучительной экскурсии по коридорам тюрьмы директор продемонстрировал мне свой личный ключ, открывающий все тюремные замки, а я, рассматривая его, сумел сделать оттиск! Смотри!

Он разрезал перчатку и показал чёткий оттиск ключа.

— Ловко! — похвалил Манфред. — Правда, есть одно «но»…

— О чём ты?

— Ключ действительно универсален, но только для внутренних помещений, а вот что касается входных ворот…

Леон погрузился в глубокое раздумье и не выходил из него до конца пути.

В Ньютон Эббет они сняли квартиру неподалёку от дома доктора Твендена. Хозяйка дома, приветливая краснощёкая женщина, предоставила в их распоряжение столовую и две спальни.

— Скажите, кто живёт рядом с вашим садом? — обратился к ней Леон. — Уж не тот ли самый доктор, который прославился благодаря судебному процессу? — добавил он совершенно невинно.

— Он самый! — торжественно подтвердила хозяйка.

— Вы полагаете, что он невиновен?

Хозяйка не ожидала подобного вопроса.

— Есть разные мнения, — уклончиво ответила она. — Он скоро уезжает…

— Я слышал об этом. Он собирается раздать бедным всё состояние покойной жены. В газетах писали… Бедняки могут радоваться.

Хозяйка поджала губы.

— Надеюсь…

— Я вижу, вы не очень верите в это, — заметил Манфред.

— Во всяком случае он ничего не предпринял в этом направлении, — осторожно произнесла она. — Вчера его навестил викарий и спросил, не могут ли рассчитывать наши бедняки хотя бы на малую толику от этого богатства. Доктор сказал, что подумает об этом и послал ему чек на пятьдесят фунтов.

— М-да, не очень-то крупная сумма, — заметил Манфред. — А откуда вам известно, что он уезжает?

— Его чемоданы уложены, слуг своих он уволил… Бедная женщина! Не много же ей выпало радостей в жизни…

Хозяйка, по-видимому, имела в виду покойную жену доктора. Но это уже было известно и раньше.

— Я хотел бы при случае познакомиться с ним, — сказал Леон.

Хозяйка покачала головой.

— Он никого не принимает, даже пациентов.

Экономка доложила доктору о прибытии репортёра из Лондона. Тот поморщился, но кивнул вполне утвердительно.

Леона провели в кабинет. По царившему там беспорядку он сделал вывод, что доктор собирается покинуть свой дом в кратчайшее время.

— Прошу вас, — сказал доктор. — Что вам угодно узнать от меня?

Правильные черты лица, небольшие усы и бакенбарды.

«Не люблю я таких светлых голубых глаз, — подумал Леон. — И от усов я тоже не в восторге».

— Меня направила редакция, чтобы выяснить, каким именно благотворительным учреждениями вы собираетесь передать состояние вашей покойной супруги, — изрёк Гонзалес с прямотой, присущей репортёрам.

Доктор недовольно поморщился.

— Я полагаю, что мне могли бы предоставить несколько больше времени на решение этого важного вопроса. Я собираюсь совершить длительное морское путешествие, в ходе которого я буду иметь возможность всесторонне обдумать эту проблему…

— А если вы не вернётесь больше в Англию? — безжалостно прервал его Леон. — Ведь никто не застрахован от несчастий… Может же пароход неожиданно пойти ко дну! Что будет тогда?

— Я врач, а не прорицатель, — сухо бросил доктор. — И больше не склонен беседовать на эту тему… Я получил множество писем с выражением искреннего сочувствия, но попадаются и такие, в которых меня осыпают оскорблениями, а в одном из них даже высказывалось сожаление, что организация Четырёх Справедливых перестала существовать… Видите, мне даже угрожают расправой какой-то грязной банды!

Леон улыбнулся совершенно лучезарно.

— Быть может, вы предпочли бы перенести нашу беседу на более позднее время, когда вы будете посвободнее?

— О, нет! Это невозможно! Сегодня вечером меня чествуют друзья!

— Где состоится банкет? Вы разрешите написать об этом небольшое сообщение?

— Банкет состоится в «Лайон-Отеле». Можете упомянуть, что председательствовать будет сэр Джон Марден, а в числе присутствующих — лорд Троусборо. Если угодно, я вам дам список гостей.

Получив список гостей и почтительно попрощавшись с доктором, Леон удалился.

Вечером он внимательно наблюдал за домом своего подопечного. Он видел доктора, облачённого во фрак, лёгкой походкой направляющегося к автомобилю. Он видел экономку, четверть часа спустя входящую в автобус…

После ужина Леон невзначай спросил у хозяйки:

— У доктора большой штат прислуги?

— Он всех уволил. Только экономка, да и та работает только до завтрашнего дня…

Предоставив своему другу занимать хозяйку, Гонзалес вышел в сад.

Он перелез через забор и подошел к дому доктора. Дверь, как и следовало ожидать, была заперта, но одно из окон было лишь притворено.

Леон прошел в кабинет. В письменном столе не было потайных отделений, а большинство бумаг превратилось в груду пепла за решеткой камина. В лаборатории также не удалось обнаружить ничего интересного, как и в карманах многочисленных костюмов, висевших в гардеробной.

— Боюсь, что мне не понадобится ключ от Бекстерской тюрьмы, — вздохнул Леон и опустился вниз.

Неожиданно ему попался на глаза большой ящик для писем с продолговатым отверстием на крышке, наглухо прибитой к дощатым стенкам. Ящик, производивший впечатление самодельного, открывался снизу. Леон с усилием просунул руку внутрь неказистого сооружения, пошарил в пыльной утробе и вдруг нащупал нечто, оказавшееся небольшим пакетом. Видимо, когда его опускали в ящик, он зацепился за гвоздь и поэтому не был обнаружен ни хозяином, дома, ни представителями следствия во время подготовки процесса.

Гонзалес осторожно стер пыль с пакета — на нем оказалась печать института Пастера.

Он отсутствовал около двух часов, и Манфред уже начал беспокоиться.

— Что-нибудь удалось обнаружить?

— Смотри.

— Пастеровский институт? Он оттуда получал сыворотку, которую впрыскивал больной. Об этом сообщалось в газетах во время процесса…

— Он впрыскивал ей этот препарат дважды в неделю. Во время следствия было установлено, что в среду укола не было. Я еще тогда обратил внимание на то, что никто не потрудился выяснить это обстоятельство.

Манфред разорвал пакет и вынул из него письмо следующего содержания:

— «Так как у Вас иссяк его запас», — повторил Леон и взглянул на дату отправки. — Так… Париж, четырнадцатое сентября… Пакет, следовательно, был доставлен в Ньютон Эббет шестнадцатого числа. Последнее впрыскивание было сделано пятнадцатого, в субботу…

Манфред кивнул.

— Когда пакет прибыл, жена его уже умерла.

Он внимательно осмотрел нераспечатанную ампулу.

— Почему он не сделал впрыскивания в среду? — проговорил Леон. — Потому что у него не было препарата… А в воскресенье почтальон постучал в дверь, ему никто не открыл, и тогда он опустил сверток в щель ящика. Там он случайно зацепился за гвоздь… Все ясно… Пора заняться изготовлением ключа.

Рано утром Манфред куда-то ушел и возвратился лишь после обеда.

— Где мой друг? — спросил он у хозяйки.

Та загадочно улыбнулась.

— В прачечной.

— Что он там делает?

— Мастерит себе радио. Он очень прилежно взялся за это дело, весь день не выпускает из рук напильника…

— Ему не следует мешать во время работы, — серьезно заметил Манфред, поняв, что хозяйка не очень сведуща в радиотехнике.

— О, разумеется, сэр!

Манфред вошел в прачечную.

Ключ был уже почти готов.

— Он уезжает сегодня вечером, — сказал Манфред. — Поездом в Плимут, а там сядет на пароход.

— В Америку?

— Да. Он рассказал целому ряду лиц, что уезжает завтра утром, но исчезнуть собирается сегодня вечером. Я был на почтамте, когда он отправлял телеграмму. В его бумажнике оказался билет на пароход «Роттердам», который отплывает завтра на рассвете.

— Ты…

— Нет, бумажник случайно раскрылся, когда он подавал бланк в окошечко. Как ты мог подумать…

— Великолепно! — Леон потер руки. — Как и большинство преступников, Твенден допустил оплошность! В первом завещании покойной, которое имеет законную силу, записано, что сестра ее должна получить в наследство две тысячи фунтов… На днях Твенден вступил в право наследования и получил все эти деньги. Ведь ему предписывалось лично передать эти две тысячи вдове. Я подробно изучал этот документ, там все оговорено. Так вот, жадный негодяй, конечно же, «забыл» отдать эти деньги. Следовательно, он их присвоил! Дело теперь за полицией. Немедленно свяжись с ее сестрой!

— Слишком жалкая месть за его злодеяние, — разочарованно бросил Манфред.

— О, это только начало!

В половине десятого доктор, подняв воротник пальто и низко надвинув на глаза шляпу, прибыл на вокзал.

К нему подошел полицейский сержант, знавший его в лицо, и, положив руку на плечо, сказал:

— Следуйте за мной, доктор.

— Почему, сержант?

— У меня есть ордер на ваш арест.

В полицейском управлении доктору сообщили о причинах его задержания.

— Я готов уплатить немедленно эти деньги! — вскричал он. — Но мне нужно уехать! Утром отплывает мой пароход!

— Вот поэтому-то мы и задержали вас, — добродушно заметил дежурный.

Ночь доктор провел в камере.

Утром его препроводили в суд.

— При вас найдена большая сумма денег — из этого следует, что вы собирались навсегда покинуть страну, — резюмировал судья происшедший инцидент. — Вы закрыли все свои счета в банках. Между тем на вас лежало обязательство выплатить две тысячи фунтов сестре вашей покойной супруги, от чего вы уклонились. Поэтому мне приходится признать ваш арест правомочным и возбудить дело о незаконном присвоении денег.

— Но я готов внести залог…

— Мера пресечения остается прежней — содержание под стражей, — закончил судья.

После обеда доктор Твенден был доставлен в Бекстерскую тюрьму.

В тот же день директор тюрьмы получил телеграмму из Лондона:

Телеграмма была подписана главным тюремным управлением.

Тюремная машина вышла точно к прибытию вечернего поезда, но упомянутых в телеграмме преступников не оказалось. Следующий поезд из Лондона должен был прибыть лишь в четыре часа утра.

— Они, видимо, опоздали на поезд, — решил старший охранник. — Придется ехать сюда к четырем утра, дьявол!

В ожидании выезда к следующему поезду машину оставили во внутреннем дворе тюрьмы. Шофер и стража удалились.

Пока все шло в соответствии с планом Гонзалеса.

Ночью поднялся сильный ветер. Он налетел с юго-востока, из Дортмура, сотрясая ставни и черепицу на крышах домов.

Во внутреннем дворе тюрьмы раздался легкий шорох — это скрипнула дверь специального автомобиля…

Леон вылез из машины и осторожно прокрался к небольшому строению в углу двора. Отперев дверь своим ключом, он очутился в помещении, где фотографировали преступников. Из этой комнаты он проник в коридор, а оттуда в главный корпус тюрьмы. Во время своего недавнего посещения этого заведения он хорошо запомнил его внутреннее расположение и теперь отлично ориентировался в его многочисленных коридорах и переходах…

Наконец он нашел то, что искал.

Ключ мягко провернулся в замке камеры.

Доктор Твенден посмотрел на него сонным взглядом.

— Встаньте, — приказал Гонзалес.

Доктор спросонья повиновался.

Леон надел на него наручники и повел за собой. Прежде чем доктор успел сообразить, что, собственно, происходит, они уже вошли в маленькое строение. Быстрым движением Леон заткнул доктору рот шелковым платком.

— Вы слышите меня?

Доктор кивнул.

— Чувствуете укол? — спросил Гонзалес, вонзая ему в руку иглу шприца. Доктор тщетно пытался выдернуть руку.

— Вы убили ни в чем не повинную женщину, но вам удалось избежать кары закона. Пару дней назад вы презрительно отозвались о Четырех Справедливых. Я — один из них. От закона можно ускользнуть, от нас — никогда. Вы меня поняли?

Доктор медленно кивнул и поднял на Леона невидящие глаза.

Тот разжал руку.

Тело убийцы распростерлось на полу.

Леон перекинул через перекладину под потолком веревку…

Утром глазам тюремной стражи представилось странное и, вместе с тем, страшное зрелище. С перекладины на туго натянутой веревке висело неподвижное тело.

Доктору Твендену удалось ускользнуть от руки правосудия, но другой, справедливый суд свершился.