Антракт между вторым и третьим актами несколько затянулся.
Трое элегантных мужчин, сидевшие в одной из лож, молчали, думая, по-видимому, каждый о своем. Сегодня на сцене шла шаблонная детективная пьеса, и каждый из троих уже после первого акта разгадал «тайну» совершенного по ходу пьесы преступления.
Мистер Фейр отужинал в обществе Гонзалеса и Манфреда, а затем все трое решили посетить театр.
Неожиданно мистер Фейр нахмурился, будто вспомнив нечто неприятное. Заметив улыбку Леона, он спросил:
— Чему вы улыбаетесь?
— Вашим мыслям, — ответил тот.
— Моим мыслям?
— Да. Вы только что подумали о «Четырех Справедливых».
— Потрясающе! Я действительно подумал о них. Что это, чтение мыслей на расстоянии?
— Нет, это не телепатия, — ответил Леон. — Я определил это по выражению вашего лица.
— Фантастика!
— Отнюдь. Лицо человека всегда является зеркалом его чувств или действий. Человек, разрезающий ножницами сукно, при этом непроизвольно жует губами. То же самое делает и гребец в такт ударам весел…
— Но какое выражение лица может соответствовать воспоминаниям о «Четырех Справедливых» — спросил мистер Фейр с улыбкой.
— Последняя реплика второго акта звучала примерно так: «Справедливости! Справедливости! Существует справедливость, которая выше требований закона!» Услышав эти крамольные слова, вы нахмурились и переглянулись с редактором «Мегафона», сидевшим в последней ложе. На основании этого я сделал вывод, что вы написали для его газеты материал о «Четырех Справедливых»…
— Если иметь в виду некролог бедняге Фольмоузу, то… да, вы правы. Я как раз подумал об этих людях, взявших на себя обязанности судей и палачей в тех случаях, когда закон бессилен…
Манфред неожиданно прервал их беседу.
— Леон, взгляни-ка вон на того субъекта в партере, вон, с брильянтовой заколкой в галстуке! Видишь? Что ты о нем скажешь?
Леон навел бинокль на указанный объект.
— Я охотно послушал бы его голос, — сказал он. — Мягкое лицо, но слишком развита нижняя челюсть… Ты заметил, какие у него глаза?
— Сильно выкачены, веки припухли…
— Что еще?
— Губы тоже припухли…
Леон обратился к мистеру Фейру:
— Я никогда не бьюсь об заклад, но сейчас готов поспорить на тысячу пезет, что у этого человека грубый и хриплый голос.
— Вы правы, — сказал начальник полиции, — голос мистера Беллема резкий и хриплый… И какой же вы из этого делаете вывод?
— Он зол и… опасен.
Мистер Фейр озабоченно потер кончик носа.
— Если бы я не знал вас так хорошо, то решил бы, что вы мистифицируете меня. Но после того, как вы столь блестящим образом доказали свои способности…
Мистер Фейр имел в виду недавний визит Гонзалеса и Манфреда в регистрационное бюро Скотленд-Ярда.
Чиновники разложили перед Гонзалесом четыре десятка фотографий, и он подробно рассказал об особенностях характеров преступников и о совершенных ими преступлениях, лишь в четырех случаях допустив небольшие погрешности.
— Да, Грегори Беллем — скверный человек, — задумчиво проговорил начальник полиции. — Он никогда не попадал в наши лапы, но это, в конце концов, вопрос случая. Он хитер и коварен… Жаль только, что этого не хочет замечать такая прелестная женщина, как Джейн Паркер…
— Вы имеете в виду даму, сидящую рядом с ним? — спросил Манфред.
— Да. Она артистка, причем, довольно известная.
— Чем занимается этот Беллем?
— Вы ведь читали нашего Диккенса? — вместо ответа осведомился мистер Фейр, полагая, что Манфред — испанец. — Так вот, род занятий мистера Беллема, как и героев Диккенса, весьма расплывчат. Он занимается кредитными операциями и прочими делами, приносящими доход…
— Например?
— У нас есть основания предполагать, что он содержит тайный притон курильщиков опиума… Вот, на прошлой неделе в газетах было сообщение о том, что некий Джон Лизуорт застрелил свою сиделку, а затем покончил с собой… До этого он посетил притон курильщиков опиума…
— Притон Беллема? — живо спросил Манфред.
— А вот этого установить не удалось. По крайней мере, надзор за ним мы…
В эту минуту раскрылся занавес, и Манфреду пришлось прекратить дальнейшие расспросы.
За утренним кофе Гонзалес неожиданно спросил:
— Собственно говоря, что такое преступление?
— Дорогой профессор, — торжественно произнес Манфред, — если желаете, я, так и быть, просвещу вас. Преступление есть нарушение закона, установленного обществом.
— Ответ поверхностный и, я бы сказал, примитивный. разъясняю: преступлением является любое деяние, совершаемое в ущерб своему ближнему… Да-да. Человек, разрушающий силы и способности молодых людей, разбивающий их судьбы, толкающий на путь порока…
— Ты говоришь о…
— Да-да. О мистере Беллеме, живущем на Джермен-стрит 87!
— О, ты не на шутку заинтересовался им!
— Разумеется, — ответил Гонзалес. — И поэтому я сегодня вечером выйду из дома в образе иностранного артиста с карманами, набитыми деньгами. Я буду развлекаться напропалую и, без сомнения, столкнусь при этом с нашим мистером Беллемом. Что скажешь?
— Вы гениальны, господин профессор!
В свое время Грегори Беллем приобрел три дома на Монтегю-стрит. Эти дома, стоящие рядом, образовали единый блок. Первое здание занимали различные конторы. Там же помещалась и официальная контора мистера Беллема.
Кроме того, он пользовался погребом, превращённым в жилое помещение. Погреб имел два потайных хода. Первый ход вел в гараж, расположенный во дворе дома, второй — в соседний дом, сданный в аренду некоему мистеру Раймонду, несколько лет назад сменившему профессию, а заодно имя и внешность. Характер его занятий был также расплывчат, как и у героев Диккенса.
Третий корпус занимал международный артистический клуб. Мистер Беллем никогда не входил в его подъезд, однако уютную гостиную клуба посещал регулярно. Как он проникал туда — никто не знал, в том числе и полиция.
Во втором здании, как раз над благопристойной квартирой мистера Раймонда, находилась роскошная гостиная, где наркоманы курили опиум. Желающим курить гашиш предлагалось подвальное помещение. Порой и сам мистер Беллем появлялся здесь с трубкой в руках, но лишь в тех случаях, когда ему приходилось сопровождать какого-либо нового и выгодного гостя.
По странной случайности наркоз не действовал на психику Беллема, и он чрезвычайно гордился этим особенным качеством.
Сегодня он сопровождал нового гостя, артиста из Испании, которого его агенты подцепили в артистическом клубе и доставили в курильню. Гость был необычайно богат и респектабелен. Мистер Беллем поспешил поведать гостю о своей невосприимчивости к наркотикам.
— А я, как правило, ношу с собой собственное снадобье, — сказал испанец, вынимая из кармана небольшую серебряную коробочку.
— Что это? — спросил заинтересованный Беллем.
— Моя личная смесь: опиум плюс турецкий табак. Особый вкус, особое действие.
— Но вам нельзя курить эту смесь в верхней гостиной. Попробуйте лучше чистый опиум, старина.
Гонзалес пожал плечами.
— Собственно, я зашёл сюда любопытства ради…
И он повернулся к выходу.
— Куда же вы? — занервничал Беллем. — У нас есть и другое помещение, несколько… ниже. Здесь же мои наркоманы не терпят посторонних запахов. Я сам спущусь с вами вниз и с удовольствием отведаю вашей смеси. Прошу!
Миновав целый лабиринт коридоров, они очутились в нижнем зале. Он был совершенно пуст. Они выбрали уголок поуютнее и расположились на низких диванах.
— Я хотел задать вам один вопрос, — медленно произнес Леон, — вас по ночам не мучает бессонница?
— В самом деле отличная смесь, — сказал мистер Беллем, раскуривая предложенную гостем трубку, — а бессонницей я не страдаю, мой друг, не с чего.
— Ведь вы сводите с пути истины многих, очень многих людей. Они здесь утрачивают здоровье, разум, человеческий облик…
— Это их дело, — бросил Беллем.
— Я знаю одно восточное средство — оно лишает человека рассудка, приводит в бешенство…
— Вы меня простите, старина, но я не располагаю временем для философии… Я жду одну даму…
— Даже если это мисс Паркер, вам стоит задержаться…
— Какого дьявола…
— Это восточное средство гораздо сильнее всякого другого…
— Но какое это имеет отношение ко мне? — нетерпеливо бросил Беллем.
— Очень большое, — спокойно ответил Гонзалес. — В данную минуту вы курите двойную дозу этого вещества, гораздо большую, чем может вынести нормальный человек.
Беллем вскочил и отшвырнул трубку.
Что было дальше, он не помнил…
Когда сознание вернулось к нему, он понял, что лежит в постели. Со стоном оторвав голову от подушки, мистер Беллем огляделся. Строго убранная комната. Бетонный пол. Лампа на столе. Какой-то человек, читающий газету…
— Я… сплю, — прошептал Беллем.
Человек поднял голову.
— Не угодно ли встать?
Беллем ничего не ответил.
Человек был облачен в мундир с блестящими пуговицами и форменную фуражку с кокардой. Беллем с трудом разобрал буквы на кокарде.
— Тэ… о… — прошептал он. — Что бы это могло значить?
Вдруг он понял: «Т.О.» — тюремная охрана!
Он снова оглядел комнату. Взгляд его упал на окно, забранное массивной решёткой. На стене висела какая-то таблица. Он попытался разобрать текст её…
«Правила распорядка в королевских тюрьмах».
Он только теперь заметил, что одежда на нём была из сурового полотна с поперечными чёрными полосами.
Да, он был в тюрьме!
От ужаса и отчаянья он негромко взвыл.
— Ведите себя прилично! — прикрикнул на него охранник. — С нас довольно представления, которое вы устроили вчера!
— Я… Я давно нахожусь здесь? — хрипло спросил Беллем.
— Будто вы не знаете! Вчера минуло ровно три недели.
— Три недели?! — в ужасе вскричал арестант. — В чем же меня обвиняют?
— Вы что, притворяетесь сумасшедшим? — спросил охранник.
— Нет-нет, я просто хочу знать…
— Вы и на суде симулировали сумасшествие… А когда судья приговорил вас к смертной казни…
— Что?!!
— К смертной казни, — повторил охранник. — Вы ещё сказали…
— Но что же я сделал?
— Вы убили одну молодую женщину… не помню её имени… Да что вы ломаете комедию — будьте мужчиной!
Над столом висел отрывной календарь.
— Двенадцатое апреля, — прошептал Беллем.
Со дня визита незнакомца прошло более месяца…
— Я хочу говорить с начальником тюрьмы! — закричал Беллем. — Я расскажу ему всю правду! Меня одурманили!
— Эту чепуху вы болтаете ежедневно. Надоело. Когда вы убили…
— Кого? Кого я убил? Джейн Паркер?
— Вам виднее, кого там вы убили… А шумите вы напрасно — особенно в эту ночь…
— Я должен видеть начальника…
— Исключено.
— А если письменно?
— Ваше дело, — бросил охранник и указал на стол.
Беллем бросился к столу. Там лежало несколько листков белой бумаги со штампом тюрьмы.
Неожиданно его пронзила ужасная мысль.
— Когда… когда… назначена… казнь?
— На рассвете, — зевая, бросил охранник.
Этот последний удар окончательно подкосил Беллема. Он опустил голову на стол и закрыл лицо руками…
Собравшись с силами, он принялся лихорадочно писать.
Мысли были бессвязны и отрывочны. Он жаловался на коварство незнакомца, пришедшего к нему в притон и отравившего его ужасным наркотиком… Потом он писал, что никогда не желал смерти Джейн Паркер, нет, он не желал. Это всё незнакомец, отравивший его…
На мгновение он решил, что это сон, дурной сон. Он бросился на стену и ударившись взвыл от боли.
— Прекратить! — крикнул охранник. — Марш в постель!
Так это всё было правдой…
Беллем потерял сознание.
Очнулся он от прикосновения чьей-то руки.
— Одевайтесь!
Он увидел свой костюм на стуле у кровати.
Одевшись, Беллем оглянулся по сторонам.
— А где… мой воротник?
— Он вам больше не понадобится. Да возьмите же себя в руки! Не вы первый, не вы последний. Ведь сколько людей вы толкнули на этот путь своим опиумом! Теперь пришёл ваш черёд…
Беллем бросился на кровать и забился в истерике.
Вдруг открылась дверь, и в камеру вошел второй охранник. Он был очень высокого роста и огненно-рыжим.
Беллема силой поставили на ноги.
— Руки за спину!
Ему связали руки, накинули на голову плотный капюшон и повели…
Этот последний путь показался бесконечным.
— Стоять!
Беллем почувствовал, как его шею обвила петля. Он замер в предчувствии последнего мига… Неожиданно он услышал тяжелые шаги. Кто-то прикоснулся к его плечу.
— Что вы здесь делаете, сэр?
Чья-то рука сорвала с него капюшон. Он увидел тёмную улицу и стоящего перед ним полицейского.
— Кто-нибудь напал на вас? — спросил его полицейский. — Или вы напились до потери сознания? Стыдитесь! Вы позорите свои седины!
Семь часов назад у Грегори Беллема не было ни одного седого волоса…
Вся эта комедия разыгралась в гараже, наспех оборудованном под тюремную камеру.
Правила внутреннего распорядка в королевских тюрьмах подарил Манфреду сам мистер Фейр.
Уважаемый начальник полиции не знал, правда, какое применение им найдут Двое Справедливых…