Сильвия и Бруно. Окончание истории

ГЛАВА IX. Прощальный приём

На следующий день мы с Артуром в назначенный час прибыли в Усадьбу. Гостей пока собралось немного — а всего пригласили восемнадцать человек, — и они беседовали с графом, поэтому у нас была возможность переброситься несколькими фразами с хозяйкой.

— Кто этот столь учёно выглядящий господин в огромных очках? — спросил её Артур. — Я ведь не встречал его здесь раньше?

— Нет, это новый наш знакомый, — отвечала леди Мюриел, — немец, если не ошибаюсь. Премилый старичок! В жизни не встречала более учёного человека — за одним исключением, разумеется, — смиренно добавила она, заметив, что Артур распрямился с видом оскорбленного достоинства.

— А та девица в синем позади него, которая беседует с тем господином, явно иностранцем? Она что, тоже учёная?

— Вот этого не знаю, — сказала леди Мюриел. — Мне, правда, преподнесли её как замечательную пианистку. Надеюсь, сегодня вечером вы её услышите. Я попросила этого иностранца привести её, поскольку он тоже большой знаток музыки. Французский маркиз, если не ошибаюсь. Чудно поёт!

— Наука, музыка, пение... Кого только не встретишь на ваших приёмах! — сказал Артур. — Сам себя чувствуешь знаменитостью среди таких звёзд. Люблю музыку, впрочем.

— Но тех, кого сильнее всего хотелось бы видеть, всё же нет! — сказала леди Мюриел. — Ведь вы не привели с собой тех двух прелестных детишек, — продолжала она, обращаясь ко мне. — Помнишь, этим летом твой друг приводил их к нам как-то на чай? — вновь обратилась она к Артуру. — Вот кого милее нет!

— Это верно, — подтвердил я.

— Так почему же вы не привели их с собой? Вы же обещали моему отцу.

— Мне очень жаль, — сказал я, — это оказалось невозможным... — На сим я, отлично помню, собирался закончить; и с чувством крайнего изумления, которое совершенно не способен выразить словами, я услышал собственные слова: — Но в течение вечера они ещё к нам присоединятся. — Вот что было произнесено моим голосом и вышло, вне всякого сомнения, из моих уст!

— Как я рада! — воскликнула леди Мюриел. — С удовольствием познакомлю их кое с кем из моих друзей. А когда вы их ждёте?

Куда было деваться? Единственным честным ответом был бы такой: «Это не я сказал; я этого не говорил, и это неправда!» Но у меня не хватило духу на такое признание. Репутацию сумасшедшего, по моему убеждению, не слишком трудно приобрести, но вот отделаться от неё поразительно нелегко; нет никаких сомнений, что вслед за подобным заявлением немедленно последует справедливое распоряжение: «de lunatico inquirendo» [42].

Видимо, леди Мюриел решила, что я не услышал вопроса, и обратилась к Артуру с замечанием по совершенно другому поводу, я же получил время, чтобы оправиться от потрясения — или пробудиться от моего секундного «наваждения», смотря по тому, что в тот момент преобладало.

Когда окружающие предметы снова обрели реальность, Артур говорил:

— Боюсь, тут уж ничего не поделать — их количество должно быть конечным.

— Я буду огорчена, если придётся в это поверить, — сказала леди Мюриел. — Но если честно, в наши дни и впрямь не сыщешь по-настоящему новой мелодии. То, что нам преподносят как «последнюю новинку сезона», всегда напоминает мне что-то, что я уже слышала в детстве.

— Придёт ещё день — если мир просуществует достаточно долго, — сказал Артур, — когда все возможные мелодии окажутся уже сочинёнными, и составлены все возможные каламбуры... — (Леди Мюриел заломила руки на манер трагической актрисы.) — ...и хуже того, все возможные книги написаны! Ведь количество слов конечно.

— Для авторов большой разницы не будет, — ввязался и я в их диспут. — Вместо того чтобы решить: «Какую книгу мне написать?», автор спросит себя: «Которую книгу мне написать?» Разница в словах, и только [43].

Леди Мюриел одобрительно мне улыбнулась.

— Но сумасшедшие и тогда будут писать всё новые книги, ведь правда? Они не смогут вторично написать разумную книгу!

— Верно, — сказал Артур. — Но и их книги тоже подойдут к концу. Количество сумасшедших книг так же конечно, как и количество сумасшедших людей.

— А уж их-то из года в год всё больше, — произнёс напыщенный господин, сам на себя возложивший, очевидно, обязанность не давать гостям скучать в этот день.

— Да, об этом пишут, — отозвался Артур. — И когда девяносто процентов из нас станут сумасшедшими, — (Артур, вероятно, вновь пришёл в дурное расположение духа и склонен был провозглашать нелепицы), — приюты станут выполнять своё прямое предназначение.

— Это какое? — серьёзно спросил напыщенный господин.

— Укрывание нормальных! — ответил Артур. — Мы там запрёмся. А сумасшедшие пусть делают всё по-своему, снаружи. Наведут порядок, не сомневайтесь. Дня не пройдёт без того, чтобы не столкнулись поезда, пароходы взорвутся, большинство городов сгорит в пожарах, большинство кораблей потонет...

— А большинство населения погибнет! — пробормотал напыщенный господин, совершенно сбитый с толку.

— Вот именно, — кивнул Артур. — Пока в конце концов сумасшедших снова не станет меньше, чем нормальных. Мы тогда выйдем, а они войдут, и вещи вернутся к своему исконному состоянию!

Напыщенный господин нахмурился, закусил губу и скрестил руки на груди, тщетно пытаясь уразуметь услышанное.

— Шутник! — проворчал он наконец тоном уничтожающего презрения и зашагал прочь.

Уже прибыли остальные гости; позвали к столу. Артур, разумеется, взял под руку леди Мюриел, а я с удовольствием захватил место с другого её боку; какая-то пожилая дама со строгим видом (которую я раньше не встречал и чьё имя, как это обычно и происходит при знакомстве, совершенно не уловил, мне только показалось, что оно звучит как составное) оказалась моим партнёром по банкету.

Выходило, что она знакома с Артуром, так как она доверительно сообщила мне, понизив голос, что Артур — «любящий спорить молодой человек». Артур, со своей стороны, был расположен выказывать себя достойным той оценки, которой она его наградила, и, услышав её слова: «С супом я вина никогда не пью! Держите его подальше от моей тарелки» [44] (это уже не было доверительным сообщением лично мне, но бросалось всему Обществу как предмет всеобщего интереса), тот час же ринулся в схватку, начав с вопроса:

— А когда вы можете утверждать, что тарелка супа переходит в собственность?

— Этот суп мой, — неумолимо изрекла она, — а тот, что перед вами — тот ваш.

— Несомненно, — сказал Артур. — И всё же когда я вступаю в обладание им? Вплоть до той минуты, как его налили в эту тарелку, он был собственностью нашего хозяина, когда его несли вокруг стола, он был, так сказать, доверен разносчику; стал ли он моим, когда я принял его? Или когда он очутился передо мной на столе? Или когда я съел первую ложку?

— Этот молодой человек очень любит спорить! — только и всего, что ответила пожилая дама, но зато на этот раз она произнесла это вслух, чувствуя, что и Общество должно знать.

Артур озорно улыбнулся.

— Ставлю шиллинг, — сказал он, — что этот Выдающийся Барристер рядом с вами... — (Люди ведь способны иногда произносить слова так, чтобы они явственно начинались с прописных букв.) — ...не сумеет мне ответить!

— Я никогда не заключаю пари, — строго сказала она.

— И не играете в вист на шестипенсовик?

— Никогда! — повторила она. — Вист — игра вполне невинная, но в вист играют на деньги! — И она поёжилась.

Артур вновь посерьёзнел.

— Боюсь, не могу разделить такую точку зрения, — сказал он. — Мнение моё таково, что делать небольшие ставки в карточной игре — одно из наиболее морально оправданных действий, совершаемых Обществом именно как Обществом.

— Это отчего же? — спросила леди Мюриел.

— Оттого что такие действия раз навсегда изымают карты из категории игр, в которых возможно мошенничество. Только посмотрите, как развращает Общество крокет! Дамы при игре в крокет начинают жульничать, ужасно, а когда их изобличают, они только смеются и называют это шуткой. Но если на карту поставлены деньги, тут уж не до смешочков. Шулера не назовут шутником. Когда человек сидит за картами и жульнически вытягивает из своих друзей деньги, он с ними не шутит, если только не считать шуткой, когда его спустят с лестницы.

— Если бы все мужчины так же дурно отзывались о дамах, как вы, — сурово заметила моя соседка, — то не часто можно было бы встретить... встретить... — она не могла придумать, как ей закончить, но наконец спасительно ухватилась за выражение «медовый месяц».

— Как раз наоборот, — сказал Артур с прежней озорной улыбкой. — Если бы только люди приняли одну мою теорию, количество медовых месяцев — причём совершенно нового типа — возросло бы значительно [45].

— А можем ли мы услышать об этом новом роде медовых месяцев? — спросила леди Мюриел.

— Пусть Х — это мужчина, — начал Артур, слегка возвышая голос, так как заметил, что количество слушателей возросло до шести, включая «Майн Герра», который сидел по другую сторону моей полиномной партнёрши. — Пусть Х — это мужчина, а У — это девушка, которой он намеревается сделать предложение. Но вначале он предлагает провести Экспериментальный Медовый Месяц. Согласие получено. Тотчас же молодая пара в сопровождении двоюродной бабушки со стороны У, выполняющей обязанности дуэньи, отправляется в месячное путешествие, во время которого они совершают множество прогулок при луне, ведут беседы tête-à-tête, и каждый непрестанно уточняет своё представление о другом; а всё дело, заметьте, занимает четыре недели, которые в противном случае превратились бы в долгие годы, когда они принуждены были бы встречаться при всех досадных ограничениях, налагаемых Обществом. И только по возвращении из путешествия Х принимает окончательное решение — желает он или нет задать У важный вопрос.

— В девяти случаях из десяти, — заявил напыщенный господин, — он решит, что лучше с этой У расстаться.

— Это значит, что в девяти случаях из десяти, — последовал ответ Артура, — нежелательный брак будет предупреждён, и оба они будут избавлены от страданий!

— По-настоящему нежелательный брак — это такой брак, — заметила пожилая дама, — который не обеспечен достаточной Суммой. Любовь может придти и попозже. Но начинать следует с Денег.

Это замечание было брошено всем присутствующим, своего рода всеобщий вызов; как таковой оно и было воспринято теми немногими, до слуха которых долетело: Деньги на некоторое время сделались ключевым словом в разговоре, и его судорожное эхо всё ещё разносилось, когда на стол выставили десерт, слуги покинули комнату и граф пустил вино в путешествие вокруг стола. На всех остановках оно было желанным гостем.

— Рад видеть, что вы придерживаетесь старинных обычаев, — сказал я, наполняя бокал леди Мюриел. — Как приятно вновь переживать чувство умиротворения, которое нисходит на нас, стоит только слугам покинуть комнату — ведь тогда можно беседовать не опасаясь подслушивания, да и тарелки не мелькают у вас за спиной. Общению здорово помогает, когда сам наливаешь вина дамам и передаёшь блюда, если кто попросит.

— В таком случае будьте любезны, передайте мне тех персиков, — сказал толстый краснолицый господин, который сидел напротив нашего напыщенного друга. — Они мне уже так давно... ага, по диагонали... захотелись!

— Согласна, что позволять слугам обносить гостей вином за десертом — это ужасное нововведение, — сказала леди Мюриел. — И держат его не так, и подходят не с той стороны — а это, следует знать, приносит каждому несчастье, да-да, каждому!

— Лучше пусть неправильно, чем вообще никак, — сказал наш хозяин. — Уж будьте любезны, обслужите себя сами. — Это относилось к краснолицему господину. — Вы, надеюсь, не трезвенник?

— Как раз трезвенник! — ответил тот, передвигая бутылки дальше. — В Англии на Выпивку тратятся почти вдвое большие суммы, чем на любой другой продукт питания. Вот, прочтите: в прессе опубликовано, между прочим. — (Да и какой, в самом деле, человек с заскоком не расхаживает повсюду с карманами, набитыми соответствующей литературой?) — Цветные столбики — это суммы, потраченные на различные составляющие нашего питания. Взгляните на три первых. Деньги, потраченные на масло и на сыр: тридцать пять миллионов; на хлеб: семьдесят миллионов; на опьяняющие жидкости — сто тридцать шесть миллионов! Будь моя воля, позакрывал бы все до единой в стране пивные! Глядите, и подпись под таблицей: «Вот куда уходят деньги»!

— А вы видели Анти-трезвенническую таблицу? — спросил Артур с невинным видом.

— Нет, сударь, не видел! — грубо отвечал оратор. — Это что ещё за такое?

— Да почти что то же самое. Цветные столбики на тех же позициях. Только вместо слов «Деньги, потраченные на...» там стоит «Прибыль, полученная от продаж...»; вместо подписи «Вот куда уходят деньги» там подпись «Вот откуда берутся деньги».

Краснолицый господин надулся, но, по всей видимости, счёл Артура недостойным своего внимания. Пришлось леди Мюриел поддать жару.

— Вы, значит, придерживаетесь тактики, — спросила она, — согласно которой эффективнее проповедовать трезвость собственным примером?

— Вот именно! — отвечал краснолицый господин. — Коли на то пошло, — добавил он, разворачивая другую газетную вырезку, — позвольте прочесть вам это письмо от одного трезвенника. «Редактору. Сэр, некогда я был умеренным пьяницей и водил дружбу с одним человеком, который напивался вдрызг. Я пришёл к нему. “Откажись от этого пьянства, — сказал я. — Оно губит твоё здоровье!” — “Ты же пьёшь, — ответил он. — Почему мне нельзя?” — “Я-то пью, — возразил я. — Но я знаю, когда остановиться”. Он отвернулся от меня. “Ты пьёшь по-своему, — сказал он, — так не мешай мне пить по-моему. Уходи!” Тут я понял: для того, чтобы сделать ему доброе дело, мне нужно отказаться от выпивки. С этого часа я не пью ни капли». Вот! Что скажете на это? — Он победно обвёл взглядом присутствующих и даже передал свою вырезку для обозрения.

— Удивительно! — воскликнул Артур, когда вырезка дошла и до его рук. — А не читали вы на той неделе письма касательно вставания утром пораньше? Столь же необыкновенное, как и это.

Любопытство овладело краснолицым.

— А где оно было напечатано? — спросил он.

— Позвольте, я вам прочту, — любезно предложил Артур. Он достал из кармана какие-то листки, развернул один и прочёл следующее. — «Редактору. Сэр, некогда я был умеренным соней и водил дружбу с одним человеком, который спал без просыпу. Я решил усовестить его. “Перестань всё время валяться в постели, — сказал я. — Это губит твоё здоровье!” — “Ты же ложишься спать, — ответил он. — Почему мне нельзя?” — “Я-то ложусь, — возразил я. — Но я знаю, когда встать”. Он отвернулся от меня. “Ты спишь по-своему, — сказал он, — так не мешай мне спать по-моему. Уходи!” Тут я понял: для того, чтобы сделать ему доброе дело, мне нужно отказаться от сна. С этого часа я вообще не ложусь в постель».

Артур сложил свою бумажку, спрятал её в карман и вернул газетную вырезку. Засмеяться никто не отважился, потому что краснолицый господин, судя по всему, здорово разозлился.

— Ваше сравнение хромает, — прорычал он.

— В отличие от умеренно пьющих, — спокойно заметил Артур. Тут даже неумолимая пожилая дама прыснула со смеху.

— Но ведь для того, чтобы обед вышел на славу, необходимо ещё много чего! — вмешалась леди Мюриел, намереваясь сменить предмет. — Майн Герр! А каков должен быть по вашим понятиям обед на славу?

Старичок заулыбался и поглядел кругом. Его огромные очки словно сделались ещё огромнее.

— На славу? — переспросил он. — Ну, во-первых, его должна возглавлять наша прекрасная хозяйка!

— Это само собой! — весело перебила леди Мюриел. — Но ещё, что ещё, Майн Герр?

— Если желаете, — сказал Майн Герр, — могу рассказать вам, какие обеды я посещал в моей... в одной стране, куда мне доводилось заезжать.

Он сделал паузу; она длилась целую минуту, пока он сидел уставясь в потолок — с таким мечтательным выражением на лице, что я уже испугался, как бы он не впал в забытьё, своё нормальное состояние. Но минута прошла, и он внезапно заговорил вновь.

— Должен сказать, что чаще всего в неудаче званого обеда виновато истощение... Не гостей, разумеется, не гостей. Но разговора.

— Ну, что касается английских званых обедов, — заметил я, — то болтовня на них никогда не истощается.

— Позвольте! — с достоинством отозвался Майн Герр. — Я не сказал «болтовня». Я сказал «разговор». Все эти темы вроде погоды, политики или местных сплетен нам неизвестны. Они либо бессодержательны, либо спорны. А для разговора требуется не что иное как интерес и новизна тем! И чтобы заручиться тем и другим, мы применяем различные уловки: Движущиеся Картинки, Диких Зверей, Движущихся Гостей и Вращаемого Юмориста. Но этот последний пригоден лишь для небольших обеденных приёмов.

— Давайте по порядку. Разделим на четыре части! — воскликнула леди Мюриел, явно заинтересовавшись — как, впрочем, и большинство сидящих за столом: все разговоры смолкли, головы повернулись в нашу сторону. Гости напряжённо ловили обрывки речи Майн Герра.

— Часть первая! Движущиеся Картинки! — серебряным голоском провозгласила наша хозяйка.

— Обеденный стол делается кольцом, — начал Майн Герр негромким мечтательным голосом, который, тем не менее, долетал до слуха каждого. — Гости рассаживаются как с внешней стороны кольца, так и со внутренней, поднимаясь к своим местам по винтовой лестнице из нижнего этажа. Вдоль всей середины стола проложена небольшая железная дорога, по которой безостановочно бежит поезд с вагончиками-платформами, приводимый в движение локомотивом, а на каждой платформе стоят по две картинки, прислонённые одна к одной спинками. За весь обед поезд совершает два круга, причём когда первый круг завершён, слуги меняют местами картинки на каждой платформе, чтобы они смотрели в противоположные стороны. Тогда каждый гость полюбуется каждой картинку.

Он остановился. Тишина наступила мёртвая. Леди Мюриел пришла в ужас.

— Если так и будет продолжаться, — воскликнула она, — попросим хотя бы муху прожужжать. Ах да, ведь это моя вина, правда? — (Она заметила выжидательный взгляд Майн Герра.) — Вторая часть! Дикие Звери!

— Мы нашли Движущиеся Картинки слегка монотонными, — продолжал Майн Герр. — Не будут же люди весь обед рассуждать об одном лишь Искусстве. Поэтому мы выпускаем Диких Зверей. Среди цветов, которыми мы украшаем стол (точно как и вы) у нас попадаются где мышка, где жучок, где паучок... — (Леди Мюриел поёжилась.) — где оса, где жаба, где змея... — («Папа! — простонала леди Мюриел. — Ты слышишь?») — ...так что нам всегда есть о чём поговорить.

— А если они вас укусят? — спросила пожилая дама.

— А мы их садим на цепь, мадам!

Пожилая дама удовлетворённо кивнула, а леди Мюриел поспешила объявить:

— Третья часть! Движущиеся Гости!

— Даже Дикие Звери приедаются, — пожаловался Майн Герр, — так что мы позволяем гостям самим выбирать тему, но чтобы избежать однообразия, мы меняем гостей местами. Мы сооружаем стол из двух колец. Внутреннее кольцо медленно и непрерывно вращается вместе с полом и со внутренним рядом приглашённых. Таким образом, каждый внутренний едок встречается лицом к лицу с каждым внешним едоком. Иногда от этого происходит путаница — когда начинают что-нибудь рассказывать одному знакомцу, а заканчивают другому, но во всяком методе есть недостатки, ведь так же?

— Четвёртая часть! — возвестила леди Мюриел. — Вращаемый Юморист!

— Для небольших обеденных приёмов мы придумали отличную штуку — круглый стол с прорезанным посередине отверстием, достаточно просторным, чтобы вместить одного человека. И туда мы помещаем нашего лучшего рассказчика. Он медленно вращается, поворачиваясь лицом к каждому едоку по очереди, и всё время рассказывает уморительные анекдоты!

— Мне бы это не понравилось, — проворчал напыщенный господин. — У меня бы голова закружилась, если б я так вращался! Лучше уж бы я... — тут он сообразил, что предположение, которое он собирается высказать, вряд ли оправдано ситуацией; он поспешно хлебнул вина и поперхнулся.

Но Майн Герр уже предался своим грёзам и позабыл о присутствующих. Леди Мюриел подала знак, и дамы покинули комнату [46].