Тогда как научные прорывы в технике связи и электронике представляли собой очевидный прогресс в технической эволюции Человека, развитие технологии цефлинка явилось скачком гораздо более значительным во всех отношениях. Тогда как более ранние шаги можно сравнить с биологической эволюцией, цефлинк сравним с одним из непредсказуемых сдвигов в направлении эволюции, таким как, к примеру, колонизация новых земель или изобретение секса. Многие сегодня воспринимают цефлинковых киборгов как новый вид существ, так же отличающихся от гомо сапиенс, как амфибия отличается от рыбы.
С орбиты ШраРиш выглядел точно таким же, каким Катя помнила его. Подобно Дэву, она в прошлый раз облетала планету по орбите на борту транспорта «Йудуки», одного из кораблей Гегемонии и Империи, посетивших систему близнецов Алия в 2541. Его маленькие океаны и обрамленные землей моря светились розовым отливом под светом Алии А, в то время как землю покрывал ковер, который казался золотым, но, если всмотреться, то можно было увидеть растительность, играющую оранжевым, коричневым, охряным, желтым, красным и фиолетовым цветами и их оттенками.
И горы. Она забыла про горы. На три миллиарда лет моложе Земли, ШраРиш был тектонически гораздо более активен, чем сравнительно спокойные пожилые миры. С орбиты самые большие хребты смотрелись складками на коже переспелого фрукта. Активные вулканы были отмечены тысячекилометровыми мачтами серо-коричневого дыма и золы, в то время как на ночном полушарии планеты извержения выглядели угрюмыми красными точками, извивавшимися в безмолвном биении и пульсации вихревых молний. Ночная сторона была оживленной из-за планетарных сияний и падений метеоров. Обладая более активным солнцем, чем Земля, покрытые тьмой полярные зоны этого мира украшались бледными колышущимися венками света, в то время как острый глаз мог даже рассмотреть постоянное мелькание и штрихи метеоров, испаряющихся при входе в атмосферу.
Двумя часами ранее «Орел» занял низкую орбиту вокруг ШраРиша, и его модули жизнеобеспечения теперь вращались, обеспечивая гравитацию в половину g. «Доблестный» и «Мятежник» были все еще в пути. Фрегату наконец-то удалось освободиться от груза своего двигательного модуля посредством точно направленных лазерных залпов с корвета, и сейчас он передвигался на буксире. Остальная эскадра находилась с «Орлом» на орбите, в то время как широко рассыпавшиеся истребители 1-го крыла продолжали прибывать. «Мираж» и грузовики Конфедерации дежурили на границе системы Алия.
Вся эскадра по-прежнему находилась в полной боевой готовности, но, если только враг не оставил где-то замаскированных кораблей, все говорило о том, что Конфедерация контролирует пространство рядом со ШраРишем. Два Имперских грузовика были захвачены боевыми флайерами «Tapa-Z», прежде чем смогли уйти с орбиты. Другие, вместе с единственным выжившим разрушителем Империи, сумели перейти в К-Т пространство и удрали. До сих пор не подавали никаких признаков жизни имперские силы на поверхности ШраРиша.
Катя присоединилась к Дэву в комнате отдыха «Орла», где он присел на низком диванчике, в то время как она стояла перед ним, уперев руки в бока. Катя была разгневана на него, еще больше разозлена, чем тогда, когда Синклер отдал ей приказ покинуть Новую Америку.
– Ну и какого черта с тобой происходит, Дэв? – требовательно спросила она, игнорируя бело-золотую, с фиолетовыми отливами панораму на видовой стене. Воспроизводящий поверхность такой, как она смотрелась из камеры, укрепленный на носу «Орла» дисплей не показывал никакого движения, кроме стабильного, безмолвного скольжения облаков, морей и гор по изгибу планеты.
– Ничего, – ответил Дэв. – Я же сказал тебе, ничего! Со мной все в порядке!
– Ты блевал на палубу, когда вышел из подключения, ты едва мог держаться на ногах и ты говоришь мне, что с тобой все в порядке?
Он выглядел сейчас немного лучше, чем тогда, когда она увидела его у модуля подключения. Катя ввела ему инъекцию медицинского нано, затем помогла забраться в модуль, подключила его и вызвала психо-медицинскую аналитическую программу.
– Все хорошо, Катя. Я в порядке. Не раздувай из этого черт знает что.
– Это, Дэв, звучит как классическая форма отрицания. Мне наплевать, что ты думаешь. Что сказала аналитическая программа? Или мне нужно силой затащить тебя к соматическим инженерам и позволить им разобрать тебя на части?
– Моя психодиагностическая проверка не показала ничего плохого, – сказал он. – Я просто… в небольшой депрессии, вот и все.
– В депрессии? В депрессии? Депрессия не вызывает у людей рвоту. И она не превращает близких людей в чужаков.
Он вздохнул.
– Не хотел бы говорить тебе, Катя, но ты не права. Она делает все это и даже больше.
– Аналитик предложил лечение? Он кивнул.
– Он прописал серию сексуальных и расслабляющих ВИР-симов и ежедневные пятиминутные серии внутрилинковых альфа-модуляций. Транквилизаторы, другими словами.
– Хорошо. Отлично. Ты делаешь все это?
Он почти улыбнулся.
– У меня едва ли было на это время, не так ли? В любом случае, я… не думаю, что хотел бы этого.
– Почему, черт подери, нет?
– Потому что я более чем убежден, что в подключении и есть моя проблема. Катя почувствовала озноб.
– Что, ты думаешь, что становишься «нулем»? Это нелепо, Дэв, и ты знаешь это.
«Нулями» называли людей, которые по физиологическим, религиозным, психологическим или этическим причинам не могли принять нановыращенное оборудование цефлинка, которое позволило бы им взаимодействовать с техническим обществом. Они формировали определенную невидимую сеть меньшинства как в Ядре, так и по приграничью Шикидзу.
– Нет, я не превращаюсь в «ноль». Как раз напротив. Я… думаю, что я в своего рода уходе.
Катя попыталась найти нужные слова, но это не получилось. Уход? Она знала, через что бы там ни прошел Дэв, это покрыто оболочкой ксенолинка, раз у него до этого никогда не возникало проблем с подключением. У него всегда была некоторая тенденция к техномегаломании, достаточная, насколько она помнила, чтобы его дисквалифицировали для Гегемонийского Флота, но, кроме редких приступов безрассудства, это, похоже, никогда не воздействовало на него сильно.
Что изменилось?
В этот момент несколько свободных от смены инженеров вошли в комнату отдыха. Катя не хотела обсуждать что-то настолько личное прилюдно, особенно то, что может пошатнуть уверенность персонала эскадры в их военном ОК.
Дэв, очевидно, думал как раз о том же.
– Что ж Катя, – сказал он, поднимаясь с дивана, – я, наверное, пойду, вернусь к работе Хочу быть в подключении, когда «Мятежник» притащит «Доблестного» на орбиту Поговорим об этом позже, если хочешь. Однако должен заверить тебя, что все в порядке. Согласна?
– За обедом, – сказала она ему. – Офицерская кают-компания.
– За обедом. – Он вышел, оставив ее одну у видовой стены.
Но за обедом он не появился. Когда Катя запросила сеть ИИ «Орла», то ей сообщили, что он в тактическом симе, наблюдает за началом работ по ремонту «Созвездия» и «Доблестного». Она оставила сообщение, что будет в комнате отдыха, затем вернулась туда, чтобы устроиться напротив видовой стены.
В комнате было полно народу, когда она добралась туда. Там отдыхала Брэнда Ортиз с несколькими из своих ученых и программными техниками из контактной команды экспедиции.
Катя постояла некоторое время перед видовой стеной, наблюдая за дрейфом морей и облаков ШраРиша. Вдалеке нелепое сборище грузных угловатых форм поблескивало в солнечном свете. Фрегаты были крупнее корветов, но «Мятежник» все еще был прикреплен к своему скакуну, а разобранный «Доблестный» выглядел игрушкой, которую прикрепили к брюху другого корабля.
Действительно ли Дэв пристрастился к цефлинку? Она слышала, что такие вещи случались, хотя обычно это происходило с каким-нибудь бедным малым или девчонкой, которые входили в продолжительную петлю оргазма и сжигали свои центры удовольствия. Такие люди после этого мало на что годились, следовало перепрограммирование памяти и личности, которое включало в себя полную чистку мозгов и записи всего заново.
Она вздрогнула, предпочитая не думать об этом. Что бы там ни преследовало Дэва, это не было похоже на пристрастие к сексу. Дэв упомянул о том, что у него депрессия, но то, что с ним происходило, протекало не так явно, как технодепрессивный синдром. Он все еще мог работать и, в любом случае, не казался поврежденным.
Но как это повлияет на его функционирование в качестве главнокомандующего эскадры? Его может заменить Лиза Кеннеди Хотя Катя ничего против нее не имела, эта женщина была своего рода темной лошадкой.
«Может быть, – подумала она, – это вообще не твое дело Возвращайся на «Трикси», следи за своими солдатами и готовься к высадке. У тебя и так достаточно забот, чтобы беспокоиться по поводу того, что происходит в разболтанных мозгах Дэва».
Но она не могла просто так уйти от него. Она должна помочь. Но как?
– Прекрасно, не так ли?
Катя оглянулась. Брэнда Ортиз стояла рядом с чашкой кофе в руке. Она смотрела на панораму видовой стены, где изогнутая линия горизонта ШраРиша наклонялась в сторону крохотного, пылающего диска Алии А. «Орел» уже перешел границу темной и светлой сторон планеты и теперь падал в ночь.
– Это заставляет задуматься, – продолжила Брэнда, – насколько точны наши представления об истории родной планеты.
– Что вы имеете в виду?
Брэнда кивнула в сторону планеты.
– Все, что мы узнали об этой экосистеме, научило нас лучше понимать нашу собственную. Выходит, что эволюция жизни не настолько разнится, насколько нам казалось.
– Ох, я не знаю, – сказала Катя. Она с удовольствием приняла эту возможность отвлечься, ей просто необходима было занять себя чем-то другим, не то собственные мысли сожгут ее мозг. – Живые экосистемы все еще встречаются очень редко. Иначе нам не пришлось бы так часто проводить терраформирование, как сейчас, верно?
– Да, экосистемы, в которых мы могли бы удобно устроиться, достаточно редки, именно так. Но все, что мы узнаем о жизни как таковой, о том, как она развивается, говорит, что жизнь есть часть естественного порядка вещей. Это не случайность.
– Вы начинаете говорить как детерминисты, – мягко сказала Катя, что бы это не выглядело как вызов, интеллекту Брэнды. Детерминизм был одной из основных более-менее запутанных религий, которые появились среди миров Шикидзу и пытались запудрить мозги ее жителям. Догма, которая в основу свою положила принцип того, что все во Вселенной предопределено и недоступно человеческой воле.
– Первой великой революцией в биологии, – сказала Ортиз поучающе, – была теория эволюции. Второй стала генетика и понимание, что жизнь – не более чем тщательно разработанный порядок мер по защите и передаче ДНК. Третья началась, когда мы осознали, что начало жизни на Земле восходит гораздо дальше в прошлое, чем мы могли себе вообразить. Ископаемые доказательства открыли нам, что жизнь появилась на планете уже через полмиллиарда лет после образования твердой коры. Так?
– Я слушаю.
– Хорошо. Это раннее появление жизни на Земле доказало, что там, где имеется углерод, водород, кислород и азот, сменяющиеся времена года и средняя температура между нулем и сотней градусов по Цельсию, рано или поздно, причем, скорее всего, рано, должна появиться жизнь.
– Подождите, именно этого я не понимаю. Большинство миров Шикидзу были прибиотическими. Без жизни… только строительные блоки, необходимые для ее начала. Я думала, что мысль как раз заключается в том, что жизнь ограничена мирами, которые имели что-либо подобное большому спутнику, чтобы проводить все в регулярном цикле.
Брэнда кивнула.
– Ах, да. Старая теория Приливов.
– Именно. Миры, которые имели экосистему до колонизации, редки. Земля. Новая Америка и Новая Земля. Эриду. Майя. Шесть или восемь других на пространстве в сто кубических световых лет. И Алианские миры, и даже ШраРиш начинали свои истории безжизненными.
– Точно. Из восьмидесяти с чем-то миров, которые мы знаем, пятнадцать развили свои экосистемы. Почти двадцать процентов. На остальные жизнь пришла извне.
– Что ж, так, но эти остальные были терраформированны. Люди обдуманно создали новую экосистему там, где до этого ничего не было. Это было не…
– Естественно?
– Правильно. Это было неестественно.
– Как вы отличаете естественные от искусственных?
– Легко; Мы насадили жизнь на таких мирах, как Либерти и Геракл, используя технологию, и в большом количестве. Небесные лифты и атмосферные генераторы, огромные, как горы.
– Как вообще-то жизнь делает то, что она делает, Катя? Взгляните на Нага. Они тоже распространяются от мира к миру, но не посредством воли разума. Они, без сомнения, разумны, но их мировоззрение и путь технологии настолько отличаются от известных нам, что фактический процесс, слепое отстреливание капсул, содержащих нанотехническую сущность, запрограммированную новым Нага, в действительности не более разумен, чем когда двое людей зачинают ребенка. Механизмы процессов не сознательны и не запланированы, по крайней мере, не нами. Другая точка зрения говорит, что жизнь спланировала эти процессы посредством естественного отбора. Я слышала фразу, что мы – это средство ДНК для производства большего количества ДНК.
Катя засмеялась.
– Понятно. Все же трудно принять жизнь в качестве автоматического процесса, когда восемьдесят процентов миров, обнаруженных нами, могли иметь жизнь, но не имели ее.
– Ах, но сколько же из этих миров могли бы создать свои собственные экосистемы, если бы у них был еще миллиард лет или пара?
– Что ж, насколько я понимаю, – сказала Катя, – теория приливов, о которой вы упомянули минуту назад, говорит, что сильные приливы необходимы для развития жизни. Что постоянное, дважды в день, помешивание бульона из микроэлементов во время приливов и отливов, соединенное с надлежащими поступлениями температуры и ультрафиолета, дает регулярность процессам сменяемости жары и холода, света и темноты, влаги и суши, что, в свою очередь, приводит к появлению длинных молекулярных цепей, достаточно сильных для того, чтобы выжить, и достаточно сложных, чтобы делиться. Это, похоже, объясняет жизнь на Новой Америке. – Катина родина имела единственный огромный, близко расположенный спутник, Колумбию, который создавал мягкие, но обширные приливы по всем океанам мира дважды в день.
– Может быть, миры без лун просто медлительны, – улыбнулась Брэнда. – У них все еще есть приливы, создаваемые местным солнцем. И, может быть, есть другие пути для того, чтобы создавать жизнь, пути, которых мы все еще не понимаем.
– Как, например, путь, которым жизнь изначально появилась на Генну Рише.
– В особенности, как она началась на Генну Рише и как она сумела развиться настолько быстро. Это похоже на то, как если бы она знала, что у нее мало времени, прежде чем звезда, подобная Алие, потеряет стабильность и сделает планету необитаемой.
– Именно поэтому я задаюсь вопросом, все ли мы знаем об истории нашей собственной планеты. – Она жестом указала на золотой глобус ШраРиша, сияющий фонтан цветов и оттенков, скрывающий вулканы и дожди из серной кислоты. – Взгляд на это заставляет меня задаваться вопросом. Эти ранние ископаемые, которые мы нашли на Земле, те, что относятся к первому миллиарду лет земной эволюции, до очевидности просты, но они ничего не говорят нам о действительных условиях, кроме того, что тогда уже была вода. Мы, конечно, можем догадываться о фактическом составе атмосферы. СО. Серные компоненты в воздухе.
– Вы хотите сказать, что условия на ранней Земле были такими же, как условия на мирах ДалРиссов? – Кате стало интересно, куда это может привести.
– В действительности – нет, – сказала Брэнда. – Современная атмосфера на планетах Алии не более похожа на то, из чего она произошла, чем сегодняшняя земная атмосфера – на атмосферу, что была три миллиарда лет назад на Земле. Условия окружающей среды изменены и отрегулированы самой жизнью. Но условия на ранней Земле и на раннем Генну Рише должны были быть схожими. Намного более схожими, чем сейчас. Вероятно, самой большой разницей было количество энергии, которое системы получали от своих солнц.
Это заставляет меня задуматься, что, может быть, жизнь на ранней стадии истории нашей планеты была подобной жизни ДалРиссов. Дышащая углеродом и выделяющая кислород, использующая серные составляющие для молекул, как мы используем фосфаты. Может быть, на Земле была целиком и полностью альтернативная биология, о которой мы сегодня ничего не знаем, исчезнувшая, когда в атмосферу выделилось слишком большое количество кислорода, может, она не смогла конкурировать с нашей формой жизни. Вы слышали о Бургском Шэйле?
Катя покачала головой.
– Одно из самых величайших палеонтологических открытий в истории. Группа ископаемых, датируемых примерно пятьюстами пятьюдесятью миллионами лет, включающих в себя типы животных, полностью отличных от современных форм жизни. Они были настолько причудливыми, что имя, данное одному из них, было Галлюцигения.
Катя засмеялась.
– Свидетельство инопланетного вторжения на Землю?
– Не совсем. Свидетельство того, что направление жизни, которым она идет в своем развитии, является предметом резких и неожиданных витков и изменений. Но по случайности, о которой мы сегодня не можем даже догадываться, разум на Земле мог развиться от одного из этих Бургских монстров, может быть, подобному Опабине с пятью стеблями составных глаз и длинным гибким хоботом с клювом на конце.
– Вы хотите сказать, что эти существа имели ту же химию тела, что и ДалРиссы?
– Совсем нет. Не имели. Но посмотрите на это с другой стороны. Сегодня на Земле есть форма жизни в глубоких океанах рядом с вулканическими выходами, называемыми «курильщиками». Жизнь, основанная на фотосинтезе, конечно, не может эксплуатировать эти горячие, богатые минералами и энергией ресурсы рядом с вулканическими термальными выходами на глубине, потому что там вообще нет света. Жизнь рядом с «курильщиками» синтетическая, с экологией на основе бактерий, которые ее метаболируют на основе серы, выделяемой вулканами. Может быть, когда-то, в первый миллиард лет истории Земли или около того, жизнь типа ДалРиссов развилась только для того, чтобы в последствии быть замененной другим типом. Может быть, жизнь, основанная на сере, требует для своего существования и развития гораздо больше энергии, чем можно получить сегодня где-нибудь еще на Земле, кроме как рядом с этими вулканическими выходами. Именно поэтому она процветает на таких мирах, как ШраРиш. В действительности я ничего не хочу сказать кроме того, что, если жизнь получит хотя бы полшанса, то она появится рано или поздно, приспособится, разовьется и разнообразится, заполняя каждую доступную нишу, включая те, которые такая благоразумная и нудная, основанная на углероде, с кислородным метаболизмом, переработкой фосфатов, такая твердолобая форма жизни, как наша, не может даже себе представить. У жизни есть воля к тому, чтобы быть, и остановить эту волю просто невозможно.
Катя молчала долгое время, всматриваясь в панораму ШраРиша. Алия А исчезла за изогнутым горизонтом планеты в последней вспышке голубого света. Сейчас они были в ночи, хотя горизонт мира все еще показывал изогнутое пятно облаков, запятнанных кроваво-красными и алыми оттенками. Внизу безмолвно сверкали и пульсировали мистические костры вихревых молний и вулканов, сопровождаемые время от времени всплеском проскакивающих метеоров. Освещенные северным сиянием полюса излучали бледно-голубое и зеленое сияние.
– Я надеюсь, что вы правы, Брэнда, – сказала Катя после паузы. – Иногда кажется, что конечная цель эволюции – это мы… и все, на что мы способны, так это убивать друг друга. Будет занятно, если последней сценой пьесы длиной в пять миллиардов лет станет панорама разрушенных городов, радиоактивных пустынь и мертвых корпусов брошенных космических кораблей.
Брэнда покачала головой.
– Что ж, я полагаю, что мы могли бы даже уничтожить себя… но жизнь продолжится так или иначе. Через миллиард лет Земля будет населена кем-то, может быть, нашими потомками, а может быть, и нет. Кем бы они ни были, но, возможно, они будут теми, кто будет очень походить на Галлюцигению. Единственное, что я гарантирую, они не будут похожи на нас, потому что изменение является одной из основ всей системы жизни.
Катя протянула руку и дотронулась до разъемов, вращенных в ее мозг.
– Может быть, начнет превалировать машинный компонент? Многие из нас уже являются гибридами людей и машин. Может быть, в один прекрасный день наша искусственная часть решит просто уничтожить и заменить те живые фрагменты, которые в ней еще останутся.
– Это предлагалось и раньше. Но разговоры о том, что мы превратимся в машины, это как раз уход в сторону от темы. Основана ли жизнь на углероде и живых клетках или она основана на кремнии и электрических цепях, это не существенно. Клетки – это крохотные машины. Наномашины действуют как клетки. Где разница? Все это есть жизнь, одна ее форма или другая, и она в конечном итоге заполнит Вселенную.
– Интересно, – сказала Катя после продолжительной паузы, – когда она достигнет этой точки, будет ли она все еще считать, что поездка стоила того, чтобы ее предпринять.