The Syndicater: A Dangerous Dark Romance (Dark Verse Book 6)

Глава 23

Морана, город Тенебра

«О, черт, Тристан!» Проклятие сорвалось с ее губ, когда его бедра врезались в нее, скручивая ее в крендель, ее ноги были у него на плечах, его рука лежала на ее шее.

Их глаза оставались соединенными, контакт носил тот же вес, что и в первый раз, когда их взгляды сцепились. Его член входил и выходил из нее, сила каждого из них заставляла ее чувствовать, что матрас под ними вот-вот прогнется, кровать скрипела, таз шлепал, губы были в дюймах друг от друга.

Его голубые глаза пристально смотрели ей в душу, зрачки были расширены настолько, что вокруг них образовался ободок синего цвета, и Морана тяжело дышала, ее тело возбудилось так, как не было с момента ее выздоровления.

Между всеми обезболивающими и ее левым плечом, между заботой о Ксандере и поиском Луны и общением в Тенебре и истощением к тому времени, как они приходили спать, найти время для секса было трудно. Это напомнило ей о старых временах, о напряжении, растущем между ними с каждым взглядом, о нагревании их тел с каждым прикосновением, без разрешение. Неразрешенное сексуальное напряжение осталось в прошлом с того момента, как они сошлись. К счастью. Морана была достаточно возбуждена, чтобы он не стыдился того факта, что трах с Тристаном Кейном был одним из ее любимых занятий в мире, сразу после поцелуев с ним, единственным способом сжигать калории, который она поддерживала всем сердцем.

Итак, после нескольких дней, в течение которых Морана не залезала к нему в штаны, она решила после вечеринки, что получит то, чего хочет, несмотря ни на что.

И поэтому она выложилась по полной с серебряным платьем на бретельках, тем же самым, которое она носила в том казино много лет назад, когда он выстрелил ей в руку, а затем продолжил ненавидеть ее, как никого другого, в душе. Глаза Тристана вспыхнули, когда он увидел ее в нем, особенно потому, что она пополнела за последние несколько лет своего счастья, и одно это вспыхивание стоило усилий.

«Я ничего не надену под него», — прошептала Морана ему на ухо, дерзко улыбнувшись, прежде чем оставить его стоять с остальными и направиться в коттедж. К счастью, Ксандер уснул в одной из комнат особняка, так что все пространство было в их распоряжении.

Как она и ожидала, Тристан последовал за ней через несколько минут, даже не попрощавшись с тем, с кем он разговаривал.

Морана сняла каблуки и побежала по траве босиком, адреналин наполнял ее вены, когда она почти добралась до коттеджа, вниз по склону, и с такой жизнерадостностью в сердце, волнение от погони, заставляющее ее гормоны биться сильнее. Именно тогда, когда она бежала и ее кровь хлынула в уши, он поймал ее сзади, обхватил ее за талию и поднял. Он перекинул ее через плечо и понес в коттедж, как пещерный человек, которого она называла, едва успев войти, прежде чем уронить ее и прижать к двери. Их руки схватились друг за друга в отчаянии, она вынимает его член, а он поднимает ее, никакой прелюдии, ничего, просто он скользит прямо в нее.

Морана схватила его за плечи, ее голова откинулась назад, и стон глубокого удовольствия вырвался из нее, чувство завершенности, которое она когда-либо находила только с ним, заставило ее закатить глаза.

"Я собираюсь трахнуть тебя так, как будто я тебя ненавижу". Его руки схватили ее под зад, его слова заводили ее еще больше. Ей нравилось, когда он трахал ее так, их первые дни были одними из самых жарких.

«Я ненавижу отвечать тебе тем же», — сказала она ему.

Это было все, что потребовалось, прежде чем он впечатал ее в дверь, так сильно ударив ею по раме, что она удивилась, что она не сломалась, как другая мебель, которая стала жертвой их шалостей за эти годы. Они оба кончили в течение нескольких минут, оба были слишком возбуждены, чтобы держаться слишком долго, прежде чем он отнес ее в комнату, все еще внутри нее, пока она текла и пачкала его штаны. Он бросил ее на кровать и раздел, прежде чем сорвать с нее платье и оставить ее в одних очках, его глаза прошлись по каждому открытому дюйму ее кожи, от ее затвердевших сосков до ее маленького живота и ее сочащейся киски.

А затем он встал на колени на кровати, отвел ее ноги назад, сложил ее пополам, сделав неподвижной, и снова вошел в нее.

Его рот опустился, близко к ней, так близко, что она провела языком по его губам, пробуя пот на его верхней губе, чувствуя себя грязным и неряшливым и таким чертовски горячим, что казалось, что этого никогда не будет достаточно. Этого никогда не будет. Если и было что-то, чему Морана научилась за последние два года, так это то, что они никогда не насытятся друг другом, что эта глубокая, сильная потребность никогда не исчезнет. В начале у нее были свои редкие дни, когда она задавалась вопросом, не слишком ли это хорошо, чтобы быть правдой, но теперь она никогда сделал. Он был более предан ей, чем она ожидала, его глаза, его тело, его сердце, все было только на ней. Он когда-то обещал ей, что она никогда не войдет в комнату и не усомнится в его преданности, и он был прав. Независимо от того, где они были, каждый раз, когда она входила в комнату, первое, что она чувствовала, были его глаза на себе, и они никогда не блуждали, ни разу, ни на каком другом человеке, если только кто-то прямо не говорил что-то, что его слегка интересовало.

Она попыталась подвигать бедрами и оттолкнуться от его движений, но положение, в котором она находилась, не позволяло ей даже немного опереться, и ее усилия лишь заставляли его проникать глубже.

«Тристан», — умоляла она, приказывая ему двигаться больше, двигаться сильнее, двигаться быстрее, и его рука на ее шее сжалась, пальцы вдавились в ее горло и удерживали ее бесполезной, пока он использовал ее тело по своему усмотрению, в том темпе, в котором хотел, доводя ее возбуждение до еще более высокого уровня.

Тепло начало собираться в ее животе, становясь все жарче и жарче с каждым скольжением его члена в нее и из нее, стенки ее влагалища крепко сжимали его, желая удержать его на месте и плача, когда не могли. Она заскулила, когда он ударил где-то глубоко внутри, почти размывая удовольствие до боли, угол его толчков касался точки внутри нее, которая делала ее разум почти пустым каждый раз, когда он касался ее. Она схватила его запястье своей рукой, держась за его шею другой, ее рот открылся, когда он так глубоко сел в нее на нисходящем движении, что его тазовая кость потерлась о ее клитор, заставив ее почти потерять сознание от резкого, внезапного ощущения, которое ее перевозбудило. Ее кожа была липкой, ее дыхание выходило слишком быстро, когда жар скручивался, скручивался и скручивался, и он двигался, двигался и двигался, и она пыталась сказать ему, чтобы он замедлился, потому что это становилось слишком большим. Она собиралась упасть, разбиться вдребезги, но не было слышно ни слова, только звуки, звуки ее стонов и его стонов, и их кожи и ее влажность и кровать, скрипящая и скрипящая, и вдруг он вошел слишком глубоко.

Она едва не потеряла сознание, как раз перед тем, как крик вырвался из ее горла, и спираль лопнула.

Оргазм сотряс все ее тело, заставив ее зажмуриться, мышцы напряглись, конечности задергались, позвоночник выгнулся, груди врезались в бедра, а соски напряглись до такой степени, что стало почти больно.

Ее оргазм спровоцировал его собственный, заставив его качнуть бедрами один, два раза, прежде чем он снова кончил в нее, затопляя ее во второй раз за ночь, его тело на секунду обмякло на ней, когда он перевел дыхание, прежде чем он подвинулся и лег в сторону. Они оба молча смотрели в потолок несколько мгновений, тяжело дыша, позволяя своим сердцам успокоиться и вернуться на землю.

Далекий шум вечеринки проник в их пузырь. Где-то в коттедже тикали часы. Ее сердцебиение барабанило в ее годах.

Она повернула шею, чтобы посмотреть на него, провела тыльной стороной левой руки по его неряшливой челюсти, переводя дыхание. «Мне нравится, когда ты ненавидишь трахать меня».

На ее пробормотанные слова он повернулся на бок, приподнялся на локте и положил на него голову, его глаза, его энергия, были легче, чем прежде. Находка сестры сотворила чудеса с его поведением. Хотя он все еще был брюзгой, теперь он был брюзгой, который воспринимал шутки.

Он наклонился вперед, провел губами по ее подбородку, вниз по шее и по шраму, оставленному пулей. Его губы прижались к нему, нежно поцеловав, прежде чем найти ее губы, пробуя ее на вкус так, как он делал это, отчего у нее подогнулись пальцы ног.

Морана оттолкнула его назад к кровати, их губы разъединились, снова соединились, улыбнулись и сцепились. Его руки скользнули по ее голой спине, обхватив ее задницу в хватке это всегда заставляло ее дыхание замирать, его хватка была единственным видом собственничества, которое он обычно позволял себе выражать. Его грубые пальцы дразнили кожу на краю ее киски, их дыхание смешивалось сильнее, когда ее кровь нагревалась, небольшое прослеживающее движение заставляло ее сердце напрягаться, когда желание свернулось в клубок внизу ее живота.

Тристан откинулся на спинку кровати, расширив свою позицию, и Морана отстранилась, тяжело дыша, его горячие глаза и расширенные зрачки посылали ток прямо в ее сердце. Он продолжал смотреть на нее, его грудь вздымалась, и Морана почувствовала, как его пальцы сжались на ее заднице, подтянув ее одним движением, поднимая ее выше на кровати над собой.

«Опять?» — спросил он хриплым голосом, от которого у нее защемило в паху.

«Снова», — ответила она, ее груди налились тяжестью, соски ныли, прижимаясь к его груди.

Прежде чем она успела моргнуть, он поднял ее одним из тех безумных движений, о которых она фантазировала неделями, наблюдая, как он тренируется в их домашнем спортзале, и одно из этих движений, сгибание бицепса, которое он делал, всегда выстреливало ее либидо прямо через крышу, независимо от того, сколько раз он это демонстрировал. Она ожидала, что он притянет ее к себе. Она ожидала, что он раздвинет ее, наполняя ее криками. Она ожидала, что он обхватит ее зад обеими руками и будет держать ее неподвижно, пока он будет в нее входить.

Но Тристан ничего из этого не сделал. Морана удивленно моргнула, когда почувствовала его голую эрекцию у своего бедра, когда ее ноги обхватили его талию. Его большая, грубая рука схватила ее за шею в движении, которое было так Тристаново , его голубые глаза сверкали той комбинацией похоти и любви, которая заставляла ее сердце колотиться, той комбинацией дикости и нежности, которая заставляла ее пульсировать.

«Тристан?» — пробормотала она, не понимая, что он собирается делать.

«Терпение, дикая кошка», — тихо прошептал он, и Морана застонала, чувствуя, как его член трётся о её маленький бугорок, посылая дрожь удовольствия по её нервам.

«К черту терпение», — пропыхтела она, двигая бедрами, чтобы получить больше трения. «Вообще-то, к черту меня. Сейчас же».

Его губы изогнулись, даже когда его глаза остекленели, этот первобытный взгляд в них заставил ее сердце колотиться, как таран. Она почувствовала, как его другая рука опустилась на ее задницу, используя их объединенные жидкости, чтобы вставить два пальца в ее зад, когда он поднял ее немного выше, его эрекция пульсировала прямо напротив ее входа, их глаза встретились. За эти годы она узнала, что он был мужчиной-задницей насквозь. Когда он сделал это в первый раз, она была удивлена, но это потрясло ее мир так сильно, что теперь она умоляла его. Он брал ее задницу иногда, если был в настроении, но иногда, когда они были ненасытны, он проникал в нее своими пальцами и своим членом, заполняя ее так полно собой, что она чувствовала, что он никогда не сможет выбраться.

Вот что он сделал прямо тогда. Засунув пальцы ей в задницу, одним плавным движением он вонзил свой член вверх, одновременно потянув ее вниз.

Морана вскрикнула, ее голова откинулась назад, когда ее охватили сильные ощущения, ее стенки сжались на его длине, а глаза закрылись, когда ее пальцы впились в его плечи для поддержки. Прежде чем она успела перевести дух от ощущения того, что она так полна, Тристан снова поднял ее одной рукой, запихивая ей в спину свой другой рукой, почти полностью вытаскивая из нее свой член, прежде чем внезапно насадить ее на себя, его бедра подпрыгнули, ее громкие крики утонули в его языке.

Подхватив движение, он повторил его снова, и снова, и снова, поднимая ее и тянув вниз, вытаскивая и толкая вверх, угол позволял ему двигаться гораздо глубже внутри нее, ублажая нервы, о существовании которых она даже не подозревала.

Ее стенки сжимались вокруг него, снова и снова, с каждым движением его бедер, содрогаясь вокруг его эрекции, когда она снова и снова скользила домой, ее глаза были закрыты, небольшие всплески удовольствия атаковали ее, объединяясь в более тугую складку, заставляя ее хныкать все громче и громче. Морана отстранилась от его рта, открыто задыхаясь, слыша, как его собственные неровные вдохи совпадают с ее, его руки не останавливались, его бедра не останавливались в своем поршневом движении.

«Ох, черт», — выдохнула Морана между вздохами. «О, боже».

Тристан пристально смотрел на нее, как он это делал, наклонив голову вперед и кусая сосок зубами. Морана содрогнулась от перегрузки ощущений, нападавших на нее со всех сторон, сжимая его так крепко, что он издал очень пещерный звук. Ее стенки сжались вокруг него от его гортанного рычания, и внезапно ощущения внутри нее усилились тем знакомым, но захватывающим образом, трение между их телами заставило ее жеманиться от удовольствия.

Она прикусила губу, задыхаясь, пока Тристан продолжал бить по маленькому месту, которое он обнаружил внутри нее, месту, настолько чувствительному к его прикосновениям, что оно могло вызвать чудовищные оргазмы, что они и сделали, к их большому удовольствию.

«О, боже, я сейчас кончу», — прошептала она у его головы, обхватив его рукой для поддержки, в то время как ее бедра начали самостоятельно откидываться назад, другая ее более бесчувственная рука скользнула между их телами, чтобы потереть клитор, зная, что он никогда ее не уронит, ее палец яростно двигался по этому комку нервов.

«Тогда, черт возьми, кончай», — прорычал Тристан ей в челюсть, его зубы впились в кожу, и Морана почувствовала, как сжались пальцы ее ног, жар проник в ее кровь, начиная с того места, где ее палец тер клитор, и где он двигался, двигался и бил ее так сильно с каждым чертовым толчком, и ее стенки начали дрожать вокруг его ствола, но он продолжал вводить его внутрь и наружу, внутрь и наружу, вверх и вниз, вверх и вниз и никогда не останавливался и...

С искалеченным криком Морана почувствовала, как волна за волной экстаза нахлынули на нее, оргазм был мощнее, чем любой другой из тех, что она испытала этой ночью. Она почувствовала, как пальцы Тристана вытащили ее, его рука обхватила ее спину, притянув ее прямо к своей груди, пока он пульсировал внутри нее, дергаясь, кончая с грубым звуком из своей груди, его лицо зарылось в ее шею, его член спазмировался внутри ее дрожащих стенок, наполняя ее своей сущностью, ее собственные руки были раздавлены на его груди.

Они тяжело дышали в течение долгих секунд, оставаясь вместе, не двигаясь, просто приходя в себя от кайфа, который они каждый раз получали.

«Мне тоже нравится, когда ты любишь меня трахать», — сказала она ему, прижавшись к его груди, довольная, прижав ухо к его колотящемуся сердцу, слыша, как оно медленно успокаивается, возвращаясь к своему нормальному ритму, и ее сердце тоже замирало.

Она чувствовала, как его веселят ее посткоитальные блаженные слова, и расслабилась в нем, довольная, как котенок, что напомнило ей об этом.

Она нарисовала пальцем петли вокруг его мускулистой груди. «Когда мы заведем кошку?»

Его рука лениво погладила линию ее позвоночника. «Кошка для тебя. Собака для Ксандера. Это будет сумасшедший дом».

Раздражение в этом голосе, пропитанном виски и грехом, заставило ее хихикать. Она сложила руки у него на груди, не обращая внимания на боль в левой руке после энергичной деятельности, которую она ей подвергла, и положила подбородок на руки, глядя на него сверху вниз.

Глаза его были закрыты, на лице застыло умиротворенное выражение.

«Тебе понравится», — заверила она его. Она надеялась. «Твоя сестра вернется с нами, да?»

«Понятия не имею», — грубо сказал он ей. «Я надеюсь, но я ни к чему ее не подталкиваю. Еще слишком рано, и ей... ей нужно время. Нам обоим нужно».

«Все в порядке», — Морана поцеловала его в сердце. «У нас есть все время в мире».

Его губы приподнялись в легкой улыбке, ее самое любимое на свете — его ямочки — проявились, когда он держал ее глаза закрытыми, гладил ее позвоночник и позволял ей прижаться к своему сердцу.