В тот же день в клинике доктора Стронга раздался звонок. Звонила Селеста. Издалека слышался слабый детский плач.
– Что-нибудь с Розой? – спросил он.
– Нет, тебя разыскивает Дейна Джонс.
Он даже не сразу понял, кто это.
– Подруга Руди… Она искала тебя по мобильнику, но у тебя был прием и ты его выключил… Запиши номер телефона. Если можешь, свяжись с ней. Сейчас.
– Хорошо! – сказал он и, помедлив, добавил: – Вы с Розой – самые близкие и дорогие мне два существа на свете.
Это было его первое признание в любви за последние сорок лет. Селеста молчала. Но такое молчание, порой, сильнее крика. Ему показалось, он услышал то ли вздох, то ли всхлип.
Выпроводив больного, доктор Стронг попросил секретаршу никого с ним пока не соединять. Набрал номер Дейны.
– Исчез Руди, – услышал он. – Да, его болезнь обострилась. Я не могу его найти. Он оставил мне записку…
– Сделаю все, что смогу, – заверил он ее.
Несколько минут он сидел, не двигаясь, потом набрал номер Руди Грина. Сработал автоответчик.
– Это Чарли, – сказал он, – свяжись со мной, Руди. Сразу как услышишь…
Ждать долго не пришлось. Через пару минут раздался ответный звонок.
– Я тебе еще не надоел со своими проблемами?
– Бери билет на самолет и возвращайся, – сказал ему Чарльз Стронг.
Руди Грин молчал.
– Слышишь, что я тебе сказал? – прикрикнул доктор Стронг в телефон.
– Хорошо, – произнес Руди покорно.
– Я все знаю, – сказал Чарльз Стронг. – И без глупостей…
– Все случилось еще раньше, чем ты думал…
Стронг тяжело опустил локти на стол. Теперь трубку сотового удерживало только плечо, прижимающее его к уху.
– Медицина вообще – самая неточная наука в мире, Руди, – сказал он. – В ней больше ошибок, чем в любой другой. И многие из них стоят жизни… Ты боишься?
– Пожалуй, – запнувшись, ответил Руди. – Хотя это глупо, наверное. Я ведь все равно превратился бы в младенца. Или – в сперматозоид.
Стронг проглотил застрявший в горле комок:
– Где ты сейчас?
– В Пиктоне… Это – Новая Зеландия. Самый северный городок на берегу Южного острова.
– А где ближайший аэропорт?
– Через залив. В Веллингтоне. В столице.
– Паром?
– Угу, это недалеко.
– У тебя могут быть проблемы в аэропорту?
– Нет. Сохранился старый паспорт. Я выгляжу сейчас наверное еще старше, чем там, на фотографии.
Стронг потер свой шоколадный лоб с двумя вертикальными морщинами у переносицы и резко оборвал друга:
– Не смей оплакивать самого себя! И сообщи номер рейса… Я тебя встречу…
– Чарли, – спросил вдруг Руди, и голос у него дрогнул, – ты можешь устроить меня в тот дом престарелых, где умерла Роза? О деньгах не думай, они у меня есть…
– Хорошо.
– И… в ту же комнату, Чарли…
Тот помолчал:
– Постараюсь…
Дав отбой, доктор Стронг связался с миссис Паркер.
– Это вы, доктор Стронг? – приветливо осведомилась она. – Чем могу помочь?
– У меня к вам просьба, – ответил он. – И щепетильная…
Он встречал Руди наутро. Один из его пациентов – сенатор – позвонил, чтобы доктору Стронгу разрешили пройти через служебный вход. А через десять минут он увидел садящийся на взлетное поле австралийский самолет с кенгуру на фюзеляже. Прошло еще полчаса, и он встретился с Руди.
Взглянув на него, доктор Стронг виновато отвел взгляд.
– Вот я и вернулся, – криво улыбнулся Руди.
– И слава Богу, – сказал Стронг…
На следующий день он приехал в тот же дом престарелых, где пару лет назад лежала Роза Грин. Был вечер. Прием посетителей кончился полтора часа назад. Руди спал, и будить его посетитель не стал. На столе лежал заклеенный конверт, где дрожащим, старческим почерком было написано: «Доктору Ч. Стронгу, лично»…
«Дорогой Чарли! Ты поймешь меня. Во времена Гёте молодость мог вернуть только Мефистофель. В нашу эпоху ее можно купить: были бы деньги. У фармацевта – виагру и сиалис. У хирурга-пластика – подтяжку и удаление жира. Ничего не стоит уродину превратить в топ-модель. Невзрачного хлюпика – в гиганта секса. Беда только в том, что все равно фальшивку не скрыть. В поделочном камне нет блеска и притягательности драгоценного, в искусственной молодости – жара и возможностей настоящей. Увы, псевдо-Фауст – жалкое подобие Фауста. Нищая попытка казаться богачом. Резиновая кукла и вибратор вместо живой плоти.
Молодость – это, прежде всего – готовность сгорать самому и жечь других. А это проходит. Как сама жизнь. Горючее кончается, мотор глохнет. И только чувство, его могучая сила и острота, способны превратить рутину в экстаз, а соитие – в оргазм. Только оно одно стоит того, чтобы за право его испытать заплатить своей жизнью…»
Просидев возле его кровати с три четверти часа, Чарльз Стронг поехал домой.
– Звонила Абби, – сказала ему Селеста. – Будешь есть?
Стронг устало мотнул головой:
– Не влезет…
Она кивнула:
– Свяжись с ней, пожалуйста…
Он устало опустился в кресло и набрал знакомый номер.
– Абби! – сказал он, услышав ее голос. – Я с ним еще не говорил. Руди спал, когда я приехал.
– Можно мне его навестить?
Стронг пожал плечами:
– Это – твое решение.
– Думаешь, он простил нам?
– Не знаю. У него была там своя жизнь.
– Женщина? – спросила она.
В ее голосе послышалась ревнивая нотка.
– Со мной ему было просто удобно: никаких хлопот и проблем. Абби решала, Абби устраивала, Абби все брала на себя…
Стронг хотел напомнить ей про судью Роджерса, но решил, что делать этого не стоит.
– Зато ты сгорала от страсти… – Из трубки повеяло могильным холодом. – Он бы мог стать великим любовником, Абби, – продолжил Стронг без всякого выражения, – но ты предпочла раба. А любовь не терпит рабства.
Но она решительно не согласна была признать себя обвиняемой.
– В любви нет и не может быть равенства, Чарли. Это – блеф. Один любит больше, другой меньше, и это всегда кончается одинаково…
Но и Чарльз Стронг не мог позволить себе уступить:
– Вы с Руди жили на разных планетах. Ваши орбиты, хоть и встречались, никогда не совпадали.
– А дети?
Он ухмыльнулся:
– Они всегда – свиньи по отношению к родителям и жертвы собственных отпрысков.
– Ты циник, Чарли. Что же будет, когда маленькая Роза вырастет?
– Тогда меня уже не будет, – хмыкнул он.
Положив трубку, доктор Стронг устало прикрыл глаза.
«У судьбы – свой юмор, – думал он. – Иногда – странноватый. И до слез обидный. Анализ крови показал, что спида у Руди нет, зато, по-видимому, именно он стал причиной его ускоренного старения».
В двадцатые годы, почему-то вспомнил он, русский физиолог – профессор Николай Воронов, стал пересаживать стареющим мужчинам семенники обезьян. Происходило чудо: чернели волосы, исчезали морщины, выпрямлялись спины, увеличивалась потенция. В Москве его прозвали доктором Фаустом. Но очередной Фауст обманул только себя, а не природу: через несколько месяцев начинался процесс интенсивного старения…
На следующий день вокруг Руди собралась вся его семья и Чарльз Стронг. Руди лежал с закрытыми глазами. Глубокий старик с серой кожей, обвисшими морщинами и подтеком слюны в углу рта.
Абби, плача, отошла к окну.
Человек, с которым она спала в одной постели больше трех десятилетий, не вызывал в ней ничего, кроме брезгливости и страха. Она боялась его. Ей казалось, кто-то может заставить ее лечь с ним рядом, и тогда…
– Бедный папа! – сказал Эрни Грин. – Я всем говорил, что он в Румынии.
– Хорошо все-таки что вы его привезли, дядя Чарли, – вздохнула Джессика, обращаясь к доктору Стронгу. – Он ведь не будет долго мучиться, правда?
Чарльз Стронг не ответил. Через десять минут они вышли, прикрыв за собой дверь. Эрни взял Джессику в аэропорт, а Абигайл Грин пошла вслед за Стронгом.
– Жизнь продолжается, – с долей яростной иронии в голосе сказал он, когда Абби уселась в его «Ягуар» на заднем сиденье.
Он рывком тронул с места и включил кондиционер.
Абигайл Грин швырнуло на спинку сиденья. Приняв прежнее положение, она посмотрела на него в смотровое зеркальце и уловила его колючий насмешливый взгляд.
– Хотел тебе еще что-то сказать… – Она насторожилась.
Стронг заметил это и криво усмехнулся:
– Видишь ли, я просил Руди подробно описывать все, что с ним происходит. После того как он очнулся, понятно. Думал – это поможет мне лучше понять синдром его болезни.
– Хочешь теперь дать мне это прочесть? – колко спросила его Абби. – Я не очень разбираюсь в медицине.
– Вышло, правда, совсем не то, что я ожидал. Но читать интересно. Это личный взгляд Руди на всю его жизнь. Но это еще не все…
– Что еще? – нервно откликнулась Абигайл Грин.
– Руди, в свою очередь, убедил и меня тоже делать записи.
Она еле заметно закусила губу.
– Представляю, как я там выгляжу…
– Тебе никто не запрещает написать и свою версию тоже. Думаю, что и Дейна сделает то же.
– Кто? – встрепенулась она.
Стронг только хмыкнул:
– Дейна…
У Абигайл Грин лицо стянуло в маску:
– Если я правильно поняла – это что-то вроде совместного стриптиза…
– Мне это видится иначе.
– Зачем тебе это нужно?
– Абби, – чуть снизил он скорость, холодно глядя на нее из смотрового зеркальца, – человеку нужно знать ошибки, которые он совершил. И остаться в памяти других тоже…
Ее мысль работала лихорадочно: они могли обойтись и без нее тоже. Но тогда…
– Я это сделаю.
– Вот и славненько, – сказал он, высаживая ее у дверей дома. – Вот и прекрасно.
Дома на автоответчике ее ждала неожиданная запись: «Миссис Грин? Это князь Генрих, сводный брат вашего мужа из Швейцарии. Передайте, что я ему очень благодарен. Софи чувствует себя хорошо».
Абигайл Грин закрыла глаза и почему-то заплакала: сколько он этого ждал, бедный Руди! И сколько бы дал, чтобы услышать это самому…
Назавтра она снова поехала в дом престарелых. На этот раз одна.
Сестра за стойкой, увидев ее, предупредила:
– Там у него племянница, миссис Грин.
Абигайл хотела было уйти, но мучительное любопытство взяло верх. Открыв дверь, она увидела молодую женщину. Ей было лет двадцать пять – двадцать шесть. Критически ее оглядев, Абигайл вздернула от удивления брови: увлечься такой вот простенькой блондиночкой с серыми глазами?
В принципе, она была удовлетворена увиденным. И это была ее маленькая месть.
Девушка держала в своих ладонях иссохшую руку Руди. На одеяле лежала большая пурпурная роза.
– Это вы? – спросила Абигайл Грин. – Я думала, вы выглядите иначе…
– Вы его жена?
Абигайл Грин с достоинством кивнула:
– Вы наблюдательны…
– Мы были большими друзьями. Он – удивительный человек, ваш муж. Тонкий, умный и нежный…
Прошло несколько дней.
Дейна приехала в Лос-Анджелес и встретилась с Чарльзом Стронгом.
Они сидели в ресторане.
Глядя на ее удивительно чистое, хорошенькое личико, он думал о Руди.
В принципе – Руди повезло. Один только водопад осеннего цвета волос чего стоит. А эти серые, доверчивые глаза?
– Вы привезли свои записи? – спросил он.
Она достала из сумочки пачку листов.
– Я все это дам одному из своих пациентов. Он – продюсер. На мой взгляд, вся наша история – готовый сценарий. В кино, естественно, всем нам сменят имена, но мы-то с вами и он – там, – показал куда-то в сторону доктор Стронг, – будем знать, что это про него и про нас. Ведь мы его любили. А любовь – сильнее памяти.
– Он был без сознания?
– Да, но знаете – произошло настоящее чудо! Он вдруг на минуту пришел в себя, улыбнулся и хрипло прошептал: «За все настоящее приходится платить, Чарли! С Дейной я впервые в жизни был безмерно счастлив!»
Он взял руки Дейны в свои ладони:
– Не плачьте, Дейна! Он получил то, о чем мечтал, и умер просветленный.
Но слезы катились по ее лицу, и она их даже не смахивала.
– Это чудо, доктор Стронг: я прошла две проверки, но вирус в крови исчез.
– Судьба обожает парадоксы, Дейна, – услышала она, наконец, его хрипловатый, как у джазового певца, голос. – Если бы не его болезнь, он бы не встретился с вами. А если бы не встретился с вами…
– Я бы умерла от спида…
Доктор Стронг покачал головой:
– Все деньги, которые он получил за виллу в Швейцарии и не растратил, он оставил вам. Это – приличная сумма…
Она вздрогнула:
– Нет!
– Да! – сказал доктор Стронг. – Это – последняя просьба умирающего.
Дейна почему-то не стала перечить. Она посмотрела вниз, себе на живот, и хрипло, сквозь слезы, произнесла:
– Я так счастлива, Чарли! Вы знаете, – я беременна!
Он хотел, было, спросить ее, не боится ли она за будущего ребенка, но осекся. Казалось, она поняла это и, взглянув ему в глаза, добавила:
– За все настоящее надо платить…