Синие дожди

П о л и н а М е т е л е в а.

Ю л ь к а.

К о в я з и н.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а, его мать.

А л л а О р е ш к о.

С е в а с т ь я н о в.

К у з ь м а Б и с е р о в.

Г р у н я Б и с е р о в а, его жена.

С е р а ф и м а И в а н о в н а.

В а л е н т и н.

Время действия — начало семидесятых годов.

АКТ ПЕРВЫЙ

За распахнутыми окнами — летний дождь, крупный, отвесный. Струи скатываются с крыши, шуршат в листве. Ю л ь к а, хрупкая светловолосая девушка, суетливо перебегает в комнате с места на место. Вытащила из-за ширмы плащ, из-под кровати резиновые сапожки. На столе — недопитый стакан чая с бутербродом, распахнутая книга.

Ю л ь к а (жует и читает). «Скарлатина… Родители ни в коем случае не должны сами «лечить» ребенка… При первых признаках болезни ребенка надо уложить в постель…» Так, все сделано правильно!.. «Посуду ребенка надо мыть отдельно…» И об этом я Анне сказала.

В небе прогромыхало — ворчливо, с ленцой.

Ну, все, что ли? (Выглядывает.)

Ослепительная вспышка, треск.

Тьфу на тебя! Тьфу!.. Вот гад! Вот гад противный!..

Дождь забарабанил нешуточный. Сделалось темно.

(Закрывает створки.)

В струях дождя за окном женщина, стучит в стекло.

Кто там?.. (Узнала.) Поля! Полюшка! Давай скорей, а то прохлещет насквозь! У крыльца грязно, залезай здесь!.. Полюшка!.. (Обнимает появившуюся подругу.) Когда приехала? Как же я не знала?

П о л и н а. Ты не видела мой чемодан?

Ю л ь к а. Не заметила.

Гром ударяет раз за разом.

Вот гад! Вот гад! Все лето так! Ни искупаться, ни позагорать! Только погожий денек выдастся, спрячу сапоги с плащом — надоели, с глаз долой! — кофточку-безрукавку выглажу, а он — трах-бах, та-ра-рах!

Гром как бы подтверждает ее слова.

Давай еще, давай! Гвозди́! Ну, не противный ли, а?

Смеются.

Когда же ты?

П о л и н а. Только что. Поставила чемодан, хотела до школы дойти, а он…

Замерли, ждут, втянув головы и зажав уши. Но гром молчит. Снова смеются, обнялись.

Ю л ь к а. На юге-то солнце было?

П о л и н а. А разве не видно? (Ушла за ширму, снимает мокрую одежду.)

Ю л ь к а (восхищенно). Поля… Полюшка!.. Какая ты вся шоколадненькая…

П о л и н а. Подай кофту.

Ю л ь к а. Погоди. Я хоть полюбуюсь на тебя. Мы тут все такие поганки бледнолицые.

П о л и н а. Ты меня заморозишь.

Ю л ь к а. А я тебе чаю дам. Горячего. С мармеладом.

П о л и н а. Юлька!

Ю л ь к а. Полюшка… пройдись по комнате. Ну, что тебе стоит? Пожалуйста. Ходила же ты по пляжу. А здесь никого нет. Шторы можно задернуть.

П о л и н а. Ну, хватит.

Юлька подает ей кофту.

Ты куда-то собираешься идти?

Ю л ь к а. К Анне Митревой. У нее ребенок заболел скарлатиной, а золовка живо сбегала к Соломониде. Хорошо, что я проведала!

Полина выходит переодетая. Подошла к рабочему столу, к полке с книгами. Ко всему притрагивается.

(Следит за ней.) В гостях хорошо, а дома лучше?

Полина кивает.

А я б так всю жизнь по гостям ездила!

П о л и н а (задумчиво). Прощай, отпуск. Прощай, Москва и дальние дороги… Меня никто не спрашивал?

Ю л ь к а. Как же! По нескольку раз на день!

П о л и н а. Кто?

Ю л ь к а. Ученики. Знакомые. И больше всех, конечно… Павел Гаврилович.

П о л и н а (живо). Да?

Ю л ь к а. Скоро заявится.

П о л и н а. Каким тоном ты о нем говоришь?

Ю л ь к а. Обыкновенным.

П о л и н а. За что ты его невзлюбила?

Ю л ь к а. Неправда! Павел Гаврилович очень порядочный человек! И я его уважаю!.. Но он… не для те-бя!

П о л и н а (смеется). Почему?

Ю л ь к а. По-то-му!

П о л и н а. Ох, Юлька! Человек, ищущий друга без недостатков, остается в жизни одиноким. Кто это сказал?

Ю л ь к а. Баль-зак!.. Сам он, видно, был хорош!.. А ты, Полюшка, не торопись. Не торопись. И если Павел Гаврилович снова начнет тебя уговаривать, то…

П о л и н а. Это в твои годы хорошо мечтать о ком-то необыкновенном.

Ю л ь к а. Ты еще такая молодая… красивая… и шоколадненькая! Дай я от тебя откушу! Ам!

П о л и н а. Вот тебе часики за комплимент. Твой заказ выполнила.

Ю л ь к а. Какие крохотули! Прелесть! Прелесть! (Чмокнула подругу.) Поля, все еще устроится. И ты дождешься его.

П о л и н а. Кого?

Ю л ь к а. Человека, который создан именно для тебя!

П о л и н а. Ого, какой высокопарный слог!

Ю л ь к а. Не смейся!.. Этот человек есть, обязательно где-то есть! И он ищет тебя! И непременно найдет, только нужно терпеливо ждать!.. Вот я… ты же знаешь, что мне никто особенно из здешних парней не нравился.

П о л и н а. Ну, ну, ну.

Ю л ь к а. Совершенно случайно!

П о л и н а. Да кто же?

Ю л ь к а. Иду я как-то по вызову к больному, догоняет меня на мотоцикле незнакомый мужчина. В кожаной куртке. Высокий. Предложил подвезти. Я села. А что?

П о л и н а. Познакомились.

Ю л ь к а. Конечно!.. Ты видела — высоковольтную линию по нашим увалам тянут?

П о л и н а. За Охтой.

Ю л ь к а. Что ты! Теперь совсем близко! Прямо через болота, через реку шагнули! И это все… он. Ну, не один он. Их там много. Но он у них главный. Его все слушаются.

П о л и н а. Дождалась? Создан именно для тебя?

Ю л ь к а. Он… он такой энергичный, такой серьезный и вежливый! Зашел вчера ко мне на работу. За репудином от комаров. А может, и не за репудином… Посидели, поговорили. Мне надо идти. И подает он мне с вешалки… мою поддергаечку. Ой! Как будто манто английской королеве! А подкладочка-то у меня продралась. Ключи из кармана носы выставили. Ой! Я теперь, Полюшка, такая счастливая, такая счастливая, что про это и в цветной кинокартине не рассказать!

В дверь стучат.

Он! (Метнулась за ширму. Стаскивает с ног резиновые сапоги, надевает модельные туфли.)

П о л и н а. Войдите!

На пороге — Г р у н я и К у з ь м а Б и с е р о в ы. Она полная, дышащая деревенским здоровьем. Он жилистый и шумливый.

Г р у н я (певуче). Можно али не ко времени?

К у з ь м а. Ведь сказано — войдите! (Подталкивает жену.)

П о л и н а. Здравствуйте!

К у з ь м а. Здорово, пропащая! Здорово!

Г р у н я. Полегче руками-то — не свое… Мы, Полина Александровна, сразу вас заприметили и собрались, да — гроза! А повидать страсть как охота, никакого удержу нет, так мы… взяли по тазу да и шли под ними. Всей деревне на потеху. Смехота смехотищенская!.. Зонтиками-то не обзавелись.

Ставят тазы к стене в прихожей.

П о л и н а. Садитесь. Давно вас не видела.

К у з ь м а. И сядем! Как же? (Юльке.) Здорово, ящерица!

Ю л ь к а (увернулась от длинных рук Кузьмы). Здравствуйте, Кузьма Ильич.

Г р у н я (смотрит влюбленно на Полину). Загорела, пополнела.

К у з ь м а. Ну! На то и отпуск! Как же? (Похлопывает себя ладошками по коленям.) Трам-та-та-там-та, трам-та-та-та!

Г р у н я. В Москве-то останавливались или насквозь?

П о л и н а. Останавливалась.

Г р у н я. О-ох…

К у з ь м а (запел). «Москва-столица, Москва моя!..»

Г р у н я. Ты чего?

К у з ь м а. Для встречи-то… надо бы, а?

Г р у н я. Кому охота по грязи в магазин бежать?

П о л и н а. Никуда бежать не надо. Все предусмотрено. Еще в Москве. (Достает бутылку.)

К у з ь м а (рассматривает этикетку, мурлыча на тот же мотив). Вопрос исчерпан, вопросов больше нет!

П о л и н а. Кузьма Ильич, но вам нельзя пить.

К у з ь м а. Можно, можно! Вон Юлька — фельдшерица, она знает.

Ю л ь к а (переглянулась с Груней). Только одну рюмочку. Каверны в легких у вас еще не зарубцевались.

К у з ь м а. Чепуха! Я теперь почти не кашляю! Все в норме.

П о л и н а. Юля, подогрей чай.

К у з ь м а. Ящерица, бери меня в помощники! Где штопор?..

Уходит с Юлькой на кухню.

Груня посмеивается.

П о л и н а. Над чем, Груня?

Г р у н я. Потом расскажу… при случае. Ведь все его болезни, Полина Александровна, это только видимость одна. Я с Юлькой…

С улицы входит Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Лицо приветливое, в морщинах. При разговоре любит покачивать головой.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. О-о-ва… Народу-то что… И я сюда же. С приездом, Полина Александровна.

П о л и н а. Спасибо, Таисья Степановна.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Уж мы так и заждались. Без вас будто чего-то и недостает в селе.

Г р у н я. Истинная правда! Вечером зайти не к кому!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Паша у меня раза по три на дню спрашивает: не приехала ли Полина Александровна, не приехала ли Полина Александровна? Скоро прибежит, я уж ему сказала. (Увидела чемодан и свертки.) О-о-ва… багажу-то что! Поди, пол-Москвы закупила?

П о л и н а. Закупила. Обошла Москву не один раз, пока все заказы выполнила.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Ох, и не говори. Народ-то ведь у нас дикарь дикий. Как узнают, кто куда поехал, так и бегут. Ни стыда-то, ни совести.

П о л и н а (подает сверток). Вот. Все, что вы просили.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Не разворачивай, не разворачивай.

П о л и н а. Посмотрите. Может, и не понравится.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Уж я дома рассмотрю. Дома. Ишь, ленточкой перевязано. Надушено вроде, а?

П о л и н а. Груня, это тебе.

Г р у н я. Купила? (Мигом сорвала обертку.) Ой!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Ну-ну, ну. Хороша. Нарядна. Такую-то кофту и девке носить не зазорно.

П о л и н а. А это мужу.

Г р у н я. Кузьма, Кузьма!

К у з ь м а (входит). Ну! Чего тебе?

Г р у н я. Иди сюда.

К у з ь м а. Некогда.

Г р у н я. Да ты посмотри только!

К у з ь м а (широко улыбается). А-а, штаны новые.

Г р у н я. Брюки! Штаны, штаны…

К у з ь м а. Ну, брюки так брюки. Будто по мерочке.

Г р у н я. Спасибо, Полина Александровна, спасибо. А то ведь он совсем обтрепался, шпана шпаной стал. Вчера чья-то собака ему последние штаны располосовала. До крови прохватила.

Ю л ь к а (выглянула из кухни). Собака?

К у з ь м а (заволновался). Ты!.. Ты чего болтаешь? Какая собака?

Г р у н я. Да что ты, Кузя? Сам же говорил.

К у з ь м а. И вовсе не собака!

Г р у н я. Кто же?

К у з ь м а. Проволока! Иду я из мастерской, машину поставил на прикол. А она…

Ю л ь к а. Выскочила из подворотни и залаяла! (Пауза.) Ох, Кузьма Ильич, Кузьма Ильич! Взрослый вы человек, а рассуждаете, как маленький. Вот что: сегодня же придете в медпункт. Начнем делать уколы против бешенства.

К у з ь м а (рассердился не на шутку). У-у! Сунул тебя черт: собака, собака! На вот, носи сама! (Бросил жене брюки и, расстроенный, ушел на кухню.)

Все смеются.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. О-ой… второй раз в этом году!

Г р у н я. Все потому, что бесхарактерный! Ходит по селу — башкой вертит, оглядывается. Вот они за мослы-то его и хватают.

Голос за окном: «Товарищи! Я же вам сказал, что кина сегодня не будет! Сломалась аппаратура!»

П о л и н а (удивлена). Валентин?.. Разве он не уехал учиться?

Ю л ь к а. Вернулся. (В окно.) Валя! Валентин! Зайди к нам!.. Поля, а ничего, если я приглашу нашу новую соседку?

П о л и н а. Кто она?

Ю л ь к а. Немецкий будет преподавать. Вчера приехала и никого не знает. (Убежала.)

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Чудышко заморское, а не учительница! Я отродясь таких еще не видывала.

Г р у н я. Вся-то она изогнута, перекручена. Сядет — ножка на ножку, встанет — подбоченится.

Входит В а л е н т и н. На нем куцый, с чужого плеча плащ. Волосы длинные, как у битника.

В а л е н т и н. Приветик! Кому я безотлагательно нужен?

Полина молча смотрит на него — и он скис.

П о л и н а. Опять?

В а л е н т и н (выдохнул). Опять.

Г р у н я (хмыкнула). Выучился!.. В прошлом году на писателя, а нынче на артиста.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Обкорнай патлы-то, обкорнай! Ведь издали тебя за девку принимают, ладно ли?

П о л и н а. Большой наплыв?

В а л е н т и н. На одно место человек по сорок.

П о л и н а. Я тебя предупреждала: в театральный поступить способностей мало. Нужно дарование иметь.

В а л е н т и н. Дарование?.. Полина Александровна, да там половина по протекции устраивается, а половина так… на оригинальность бьет!

П о л и н а. Как это — на оригинальность?

В а л е н т и н. Очень просто! Вы знаете басню Крылова «Петух и жемчужное зерно»?

П о л и н а. «Петух, в навозной роясь куче, нашел жемчужное зерно».

В а л е н т и н. Вот-вот! Один парень эту басню прочитал так!.. (Убирает с центра комнаты стулья.) Представим, что здесь зал, где идут экзамены! Вы — председатель приемной комиссии. (Усаживает Полину Александровну за стол.) А вы — абитуриенты.

Г р у н я. Кто?

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Кто?

В а л е н т и н. Тоже приехали поступать в театральный институт! В коридоре толкаетесь, в замочную скважину, в щелку подглядываете! (Оттеснил их в прихожую. Сам остановился в центре комнаты, в позе чтеца-декламатора. Напыщенно.) Петух (указывает пальцем на Полину Александровну), в навозной роясь куче (указывает на Груню и Таисью Степановну; и жест на себя) …нашел жемчужное зерно!

П о л и н а. Та-ак… И его приняли?

В а л е н т и н (не совсем уверенно). Приняли. Я бы тоже что-нибудь этакое придумал, кабы всю эту механику раньше узнал.

П о л и н а. За анекдотами съездил?.. Что теперь собираешься делать?

В а л е н т и н. Опять в клуб. Культурно-просветительная работа среди сельского населения.

П о л и н а. Я бы тебя снова не взяла.

В а л е н т и н. Полина Александровна!

П о л и н а. Какая от тебя польза? (Передразнивает.) «Кина не будет!»

В а л е н т и н. Это не я — они так!

П о л и н а. Поправь. Десятилетку закончил.

В сопровождении Ю л ь к и входит А л л а О р е ш к о. Она высокая, тоненькая. В свитере и полосатых брюках.

Ю л ь к а. Сюда. Пожалуйста.

А л л а. Я услышала голоса и сама хотела прийти, да не решилась. А одной тоскливо. Особенно в такую погоду. Добрый вечер.

П о л и н а. Заходите в любое время, как только вздумается. (Протягивает руку.) Полина Александровна Метелева.

А л л а. Орешко. Алла Викторовна.

П о л и н а. Вместе будем работать. Я преподаю литературу и русский.

А л л а. Закончила инфак. Только что.

К у з ь м а (вносит распечатанную бутылку). У кого инфаркт? Сейчас будем лечить.

П о л и н а. Вы со всеми знакомы?

А л л а. Нет. Только с Юлей.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Вчерась вы к моему Паше на дом приходили. Разве запамятовали?

А л л а. А, да, да.

К у з ь м а. Кузьма Бисеров. Тракторист.

А л л а. Очень приятно.

Г р у н я. Груня. Груня Бисерова.

К у з ь м а. Мой прицеп.

Груня толкнула его в бок. Рассаживаются за столом.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (озабоченно). Где же Паша-то?

К у з ь м а. Провозглашаю тост — за благополучное возвращение Полины Александровны из отпуска! По первой! С богом! (Никого не дожидаясь, опрокинул рюмку.)

П о л и н а. Спасибо. (Алле.) За ваш первый урок. Пусть он будет удачным.

А л л а. Благодарю.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Сдоба-то до чего хороша, пышная. О-о-ва… Из Москвы, сразу видать.

К у з ь м а (неожиданно запел). «Если на празднике снова встречается!..»

Г р у н я. Очумел?

К у з ь м а. Что, рано? Ну, так посидим.

Г р у н я (тихо). Ненормальный.

К у з ь м а (в тон ей). Молчи. А то вот укушу — вместе будем на уколы ходить.

Г р у н я (укоризненно покачала головой). Полина Александровна, уж до чего мне охота в Москве побывать, так и не высказать! Особенно в самом-то главном универмаге. Уж я б по нему походила!.. Значит, все-то в нем есть: и продукты, и одежда разная?

П о л и н а. Все, Груня, все.

К у з ь м а. Как в нашем сельпо.

Г р у н я. Еще чего скажешь?

К у з ь м а. И хлеб, и мыло, и сапоги, и книжки — все на одной полке!

Г р у н я (отмахнулась от него). Ведь я, Полина Александровна, за всю-то свою жизнь только раз бывала в большом городе. Еще в войну, когда мясо на базар возила.

К у з ь м а. Ага, спекулировала!

Г р у н я. Спекулировала!.. Тебе, балбесу, в армии-то паек каждодневно давали, а нам тут всяко приходилось выкручиваться. Кору ели!.. Ну, да что про то вспоминать… Ведь нынче-то можно жить, право, можно! И я вот по осени, как отпускные получу, так и махну!

К у з ь м а. Куда?

Г р у н я. В Москву! Надо же на людей поглядеть, да и себя показать!

К у з ь м а. Главным образом — себя!

Г р у н я. Я баба рисковая!

Все чуть захмелели, оживленны. Валентин включил проигрыватель. Танцует с Юлькой.

А л л а. Полина Александровна… вы здесь давно живете?

П о л и н а. Шестой год.

А л л а. И ничего?

П о л и н а. Ничего.

А л л а. Мне нравится, что у вас такой круг знакомых. По-моему, это неверно, когда ученые, скажем, встречаются только с учеными, артисты с артистами. Для нас, педагогов, особенно важно знать все слои населения.

П о л и н а. Я тоже так думаю.

А л л а. Я хочу преподавать язык не формально, не ради оценок. Хочу, чтоб дети умели читать, изъясняться. Кроме того, я еще и рисую. Рерих и Рокуэлл Кент — мои любимые художники. Поэтому я и попросилась на север. Где все диковато, необжито. А еще — я люблю все старинное. Здесь — я уже узнала — сохранились староверческие села. И мне хотелось бы собрать для себя древние книги, иконы, оклады. Предметы быта. Все, все, вплоть до лаптей.

К у з ь м а. Зачем они вам?

А л л а. Что?

К у з ь м а. Вы же их не наденете.

А л л а. А может, и надену.

К у з ь м а. Вы?

А л л а. А что в том особенного? Что?.. Моды меняются с головокружительной быстротой, и нельзя ничего предугадать! Вошли же древнеримские сандалии в наш быт? Вошли! А что такое мини-юбка, как не туника? И вполне может случиться, что лапти скоро будут носить и в Москве и в Париже.

К у з ь м а. В Париже?

А л л а. Да. Разумеется, их модернизируют. Они будут уже не из лыка, а из пластика, вполне современных материалов.

К у з ь м а. Лапти — в Париже! О-ха-ха-ха!..

Смеются и Груня с Таисьей Степановной.

Выпьем за лапти!

Ю л ь к а. Кузьма Ильич, вам больше нельзя!

К у з ь м а. За лапти можно! По второй! Грунечка!

Г р у н я. Ась?

К у з ь м а. Когда соберешься в столицу-матушку, так ни туфли, ни сапоги не надевай! Только лапти! Будешь там наиглавнейшей модницей!

И снова хохот.

А л л а (несколько шокирована). Мне, очевидно, не надо было начинать об этом разговор.

П о л и н а. Ничего, ничего.

А л л а. Ведь вам моя мысль не показалась столь уж абсурдной?

П о л и н а. Совсем нет.

А л л а. Вот видите!

К у з ь м а (подпевает пластинке). «Страстью и негою сердце трепещет!..»

В а л е н т и н. Стоп, стоп! У тебя же голос!

К у з ь м а. Ну и что?

В а л е н т и н. Пой. Ах, инструмента нет!.. Давай вместе.

К у з ь м а. Чего?

В а л е н т и н. «Страстью и негою!..» Начали!

Кузьма поет.

Выше.

К у з ь м а. «…пламя желанья!..» Выше не могу.

В а л е н т и н. Сможешь, сможешь! Я тебя до верхнего «до» доведу!

К у з ь м а. А зачем оно мне?

В а л е н т и н. Это же редкость! Редкость! Только Карузо да Собинов им владели!.. Снова!

К у з ь м а. Першит чего-то…

В а л е н т и н. Еще раз! Еще!..

Кузьма пустил петуха и замолк.

Ура! Верхнее «до» обеспечено!.. Снова! Закрепим!

Кузьма молчит.

Г р у н я (вмешивается). Чего — снова? Не видишь разве — человек голос сорвал?

Ю л ь к а. Глотните воды, Кузьма Ильич.

В а л е н т и н (умоляюще). Еще разок! Ну, попробуй!..

Входит К о в я з и н.

К о в я з и н (заметно волнуясь). С приездом, Полина Александровна.

П о л и н а. Здравствуйте, Павел Гаврилович.

Обмениваются рукопожатием.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Ты где же так долго, Паша?

К о в я з и н. Директор совхоза задержал. Уж очень просит, чтобы школа помогла на уборке. Погода-то! Август, зерновые налились, а еще и сено не все скошено. Придется помочь. Вот такие-то, Полина Александровна, у нас дела тут… (Снял плащ, оглядывает присутствующих.) Кузьма, ты что, летом ангиной заболел?

К у з ь м а (указывает на Валентина). Во-о…

Г р у н я. Довел. Шлепнуть вот по затылку косматого! Айда, Кузя, домой.

Ю л ь к а. Сидите.

Г р у н я. Да нет уж, пора. Корова не доена. Спасибочко за угощение, Полина Александровна, за покупки. Молоко и яйца буду по-прежнему вам носить. Цена старая. (Алле.) И вам могу, если потребуется. Уж извините, коли вышло что не так.

П о л и н а. Заходите еще.

К у з ь м а (сипит). Ужо, Валька!.. Я тебе припомню это верхнее «до». Самым нижним заверещишь!

Уходят.

В а л е н т и н. Вот. Опять я виноват. В районе с меня требуют: открывай таланты, развивай таланты, шлифуй таланты! А тут… Пойду в клуб. Танцы устроить, что ли. (Кивает Юльке: «Пойдем».)

К о в я з и н. Драка у твоего клуба. Только стекла дрожат.

В а л е н т и н. Ну? (Убегает.)

Ю л ь к а. А вы… прошли мимо?

К о в я з и н. Как можно? Как можно?.. Я же понимал, что мне это грозит опалой и отлучением от этих прекрасных… не в меру строгих глаз.

Ю л ь к а. Я с вами серьезно, а вы…

К о в я з и н. Алла Викторовна, сейчас к вам придет Елисей Карпович. Это наш завхоз. Скажите ему, что вам нужно в комнату. Шкаф, тумбочки, стулья — все есть. Требуйте. Сегодня же привезут.

А л л а. Спасибо, Павел Гаврилович. (Выходит.)

К о в я з и н. Странная особа.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Да уж диковинка!

Ю л ь к а. А мне нравится.

К о в я з и н (коротко глянул на Полину). Впрочем, не будем торопиться с выводами. Не будем.

Ю л ь к а. Ой, я про Анниного ребенка совсем забыла! (Побежала к выходу и вернулась.) Поля, иди-ка сюда…

П о л и н а. Что за таинственность?

Ю л ь к а. Полюшка… я ухожу.

П о л и н а. Слышала.

Ю л ь к а (со значением). Ухожу… Остаешься одна. Вот. Помнишь наш разговор?.. Если только согласишься, то я… я…

П о л и н а (с улыбкой). То что?

Ю л ь к а. Буду кричать! Буду драться!

П о л и н а. Тсс…

Ю л ь к а. И знаю, Поля, тебе будет плохо… Слышишь? Очень плохо! (Выразительно поглядела в глаза. Убежала.)

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (разговаривавшая в это время с сыном). Тоже пойду, пожалуй… Спасибо вам, Полина Александровна, за все. Ведь вы для меня (неожиданно прослезилась)… будто дочь родная.

П о л и н а. Таисья Степановна!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Уж так вас люблю, так… И жить бы нам всем вместе.

К о в я з и н. Мама!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Пошла, Паша, пошла. Ты ворота-то на засов задвинул?

К о в я з и н. Задвинул.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Как бы не влез кто. Народ-то шибко балованный стал. Да… Я пошла. А уж вы поговорите. Ваше дело молодое. Ну, бог с вами. (Вышла.)

Неловкое молчание. Ковязин нервно постукивает по столу. Полина стоит возле окна.

К о в я з и н. Вас не продует?

П о л и н а. Нет.

Пауза.

К о в я з и н. Далеко ездили, Полина Александровна?

П о л и н а. Была на юге. Была в Москве.

К о в я з и н. Далековато. Особенно если учесть нашу глухомань. Наверно, ни разу про нас и не вспомнили?

П о л и н а. Вспоминала. И очень часто. А как увидела с самолета наши леса, увалы, так чем-то родным-родным потянуло.

К о в я з и н. По нашим елкам, выходит, больше всего соскучились?

П о л и н а. Не придирайтесь к словам, Павел Гаврилович. Всех вспоминала. В том числе и вас.

К о в я з и н. Полина Александровна…

П о л и н а. А вы… все здесь? Никуда не ездили?

К о в я з и н. Когда?.. То ремонт, то заготовка дров. Школу почти заново перестроил. Полы, крышу пришлось сменить. Вы свой класс и не узнаете. Отштукатурен, парты новые. Из подоконника — помните, жаловались? — дуло. Теперь не будет.

П о л и н а. Спасибо.

К о в я з и н. Инспектор из области приезжал — школу хвалил.

П о л и н а. Вы же превосходный хозяйственник!

К о в я з и н. Полина Александровна…

Полина наугад нажимает на шкалу радиоприемника. В комнату врывается то чужая речь, то треск, то широкая симфоническая музыка.

Вот и опять у нас с вами все по-старому, как месяц назад. Так же стоит чемодан. Вы — у окна. Я сижу. И кажется… на том же стуле. Только вы тогда собирались уезжать, а сейчас вернулись.

Полина молчит.

Хотя вы ничего определенного тогда и не ответили, но я вас ждал. Ждал. И вот… пришел продолжить неоконченный разговор. Я не мог не прийти.

Полина стоит, не меняя позы.

Я не знаю, не знаю, что вам мешает согласиться! У нас с вами так много общего. И в жизни, и на работе. Я серьезный человек. Для меня жениться — это уж раз и навсегда. Надо как-то устраивать свою жизнь. Мне за тридцать, да и вам… извините, и вы уже не девочка, Юльке в подружки не годитесь. Или вы… кого-то ждете?

П о л и н а. Нет.

К о в я з и н. Так в чем же дело?.. Неужели вам не хочется иметь семью, детей?.. Соглашайтесь.

П о л и н а. И если я скажу — да?

К о в я з и н. Полина Александровна! (Хочет ее обнять и не может: во взгляде Полины нет протеста, но нет и взаимного порыва.) Вы… вы не любите меня! (Отошел. Заговорил с обидой.) Ну чего, чего вам во мне недостает? Противен, гадок, безобразен или еще что?!.. Чего вы от меня хотите?

Ковязин сейчас поистине несчастен, и Полина с состраданием смотрит на него. Подошла к нему.

П о л и н а. Ничего. Вы даже лучше, чем я думала.

К о в я з и н. Вы еще узнаете меня и… полюбите! Да, да! (Берет ее за руки.) Разве б я не нашел себе жену? Но… нет! Пять лет лишь о вас думаю, пять лет лишь одну вас вижу! Полина Александровна!

П о л и н а. Я не вправе.

К о в я з и н. Почему?

П о л и н а. Павел Гаврилович, я понимаю, насколько серьезен этот шаг и для вас и для меня, поэтому я буду откровенна.

К о в я з и н. Говорите.

П о л и н а. Вы уже знаете, что я любила.

К о в я з и н. Но ведь его нет в живых!

П о л и н а. Нет.

К о в я з и н. Я знаю и то, что он вам нравился больше, чем я. Это вы хотите сказать?

П о л и н а. Да.

К о в я з и н. Ну, и что из этого?.. Не буду же я ревновать к мертвому! Полина Александровна, вы от меня ничего не скрываете. Этим-то вы мне и дороги. Знаю, первое время вам будет не легко, но я вам помогу. Я постараюсь помочь! Я вас люблю… И мы будем счастливы! Полина Александровна! Да? Да? Да?

П о л и н а. Куда вы так спешите, Павел?

К о в я з и н. Да? Да?

П о л и н а. Подождем еще.

К о в я з и н. Сколько можно ждать? Жизнь проходит! Жизнь!.. А когда пройдут лучшие годы, то кому мы будем нужны?.. Поля, я вас не тороплю. Вы только согласитесь. Поля…

П о л и н а. Ну… хорошо.

К о в я з и н. Полина Александровна!

В комнату вбегает Ю л ь к а.

Ю л ь к а. Лекарство забыла.

К о в я з и н. Юля, поздравь нас! Поздравь! Полина Александровна согласилась выйти за меня замуж!

Юлька натянутой струной замерла в дверях. С испугом, недоверчиво смотрит на Полину.

Юля, что с тобой?

Юлька медленно пошла к Полине. Вдруг закрыла лицо руками, опустилась на краешек стула.

Юля, что случилось? Юля?.. Ребенок у Анны умер?

Ю л ь к а (подняла на Полину полные слез глаза). Зачем?..

Двор Ковязиных. Рябина и столик с лавочкой. От стены дома к рябине протянута веревка. Т а и с ь я С т е п а н о в н а выносит из кладовки одежду и развешивает сушить. В приоткрытой калитке — С е р а ф и м а И в а н о в н а.

С е р а ф и м а И в а н о в н а (смотрит на улицу). Кандаков! Кому я говорю? Уроки не выучил, а уже с мячом носишься! Марш домой! И товарищей уведи! Слышишь или нет? Гляди, родителей вызову!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Так их, так! Кашкалда несчастная! Того и гляди, в раму запуляют. Вот если бы все учителя такими строгими были.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Им поддайся, так после голосом заревешь. (Выходит во двор.) Все по хозяйству?

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Столько делов, прямо беда.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. И не говори. Я вот уроки барабанила, а у самой думки: картошка не вся выкопана, сено с лугов не вывезено. Рыжики, говорят, опять появились. Я хоть и засолила банку-трехлитровку, да неплохо бы еще в лес сходить.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. О-о-ва… Моль. Как есть моль!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Крепкое сукно.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Да уж не нонешнему чета.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Гаврила Матвеевич, помню, на престольные праздники надевал.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Ночью сегодня… уж и не знаю — к чему! Приснится же этакое наказание!.. Вышла я, стало быть, на крыльцо, а он… Гаврила-то Матвеевич, ходит вот здесь, по двору, в этом сюртуке, себя по животу ладошками похлопывает. Была у покойника такая привычка.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Чего у вас только нет!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Да уж жили — людей не смешили.

Из дому выходит К о в я з и н. Закуривает.

К о в я з и н. Поля еще не пришла?

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Не видать.

К о в я з и н. Серафима Ивановна, вы ко мне?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Нет, Павел Гаврилович. К вашей маме. Хочу мешков под картошку попросить.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. И что это, Паша, она у тебя агитатором по бригадам бегает? На это есть молоденькие учительницы. Ты распорядись, ей и уроков хватает.

К о в я з и н. Я скоро вернусь. Ужин готовь.

Уходит.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. О-ох… Все мать, все мать. Вот и женился, а какое мне облегчение?.. Сейчас, Серафима Ивановна, вынесу мешки. (Ушла в дом.)

С улицы вбегает В а л е н т и н. Увидел развешанную на веревках одежду.

В а л е н т и н. Эврика! Нашел!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Не тронь-ка, не тронь. Не для тебя повешено.

В а л е н т и н. А вот и для меня.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Разевай рот пошире.

В а л е н т и н. Не верите?.. Полина Александровна готовит спектакль. Нужны костюмы. Дореволюционные. Эпоха! А у нас в клубе гардероб известный — одна марлевая юбочка для акробатки.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. И ты цап-царап?

В а л е н т и н. Почему? Полина Александровна обещала. Серафима Ивановна, может, и вы сыграете рольку?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Некогда мне.

В а л е н т и н. Э-э. У Фаины Петровны трое детей, а она и в концертах выступает, и с лекциями ходит.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Ну, так и ступай к Фаине Петровне! Зови ее, а я с детства изгиляться не приучена!

В а л е н т и н. Вот вы как. О-ох, вот тут и поработай, создавай актив… Ну-ка, как оно? (Надевает сюртук и картуз.) Эпоха. Сразу в образ входишь!..

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (выносит мешки). Залатанные. Да ничего.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Спасибо. Я у вас огородом пройду. (Уходит.)

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Этакие деньги с мужем зарабатывает, а пустяка купить не может… (Повернулась и увидела Валентина, важно разгуливающего по двору. Ее лицо исказила гримаса суеверного страха.) А-а! (Опустилась на землю.)

В а л е н т и н. Таисья Степановна!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (отползает). А-а!

В а л е н т и н. Что с вами?

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (всматривается). Т-ты?

В а л е н т и н. Я. Конечно, я.

Таисья Степановна поднимается и попавшимся под руку веником что есть силы хлещет Валентина.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а! Таисья Степановна! (Мечется по двору, сбрасывая одежду. Сиганул через забор.)

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Вот тебе! Вот тебе!.. (Присела на крыльцо.) О-о… ирод! Ну и ирод! Чуть не померла со страху. Я ж его, ирода, за Гаврилу Матвеевича приняла. Неужто, думаю, и белым днем стал приходить? О господи, помилуй!

В а л е н т и н (через забор). Таисья Степановна!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Цыц, негодник!.. (Садится к столу и чистит картошку.)

Входит П о л и н а.

Ты где так долго, Полюшка?

П о л и н а. На току была. Беседу проводила.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. И не лень тебе?

П о л и н а (снимает кофту). Быстро шла, разогрелась.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Квас в сенцах. Попей.

П о л и н а (ушла на миг и вернулась). Павел дома?

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Был, да снова ушел.

П о л и н а. Давайте я почищу.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Устала ведь. Отдохни.

П о л и н а. Ничего, ничего. И за водой я схожу.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Тогда я до сельпо. Чего-то Марфа с кошелкой туда побежала. (Уходит.)

Во дворе незаметно появился В а л е н т и н.

В а л е н т и н. Полина Александровна…

П о л и н а. Ты откуда?

В а л е н т и н. Там был.

П о л и н а. А чего озираешься? У нас собаки нет.

В а л е н т и н. Собаки нет. Это точно. Знаю.

П о л и н а. Чего тебе?

В а л е н т и н. Я за костюмами. Помните?

П о л и н а. А-а. Так вот они.

В а л е н т и н. Я их уже видел.

П о л и н а. Выбирай.

В а л е н т и н. Можно?.. Красота! Я осторожно, не попорчу. Полина Александровна, а может, мне их не брать?

П о л и н а. Почему?

В а л е н т и н. Тут сейчас такое произошло…

П о л и н а. Что?

В а л е н т и н. Я и сам не могу понять. Со всех сторон прикидывал. То ли меня за вора приняли, то ли… за обормота какого. Это нельзя объяснить. Это можно только изобразить. (Перекосил лицо.)

П о л и н а (рассмеялась). Ну тебя с шутками!

В а л е н т и н. Я не шучу. Такое лицо было у…

П о л и н а. Устала я. Некогда. Репетицию драмкружка назначай на девять вечера. Раньше не смогу. Еще тетради не проверены.

В а л е н т и н. А на роль-то купца кого? Я всех мужчин подключил.

П о л и н а. Не попросить ли Павла Гавриловича?

В а л е н т и н. Это было бы здорово! Он прежде играл! Полина Александровна, поговорите!.. А я пойду в образ входить! Эпоха!

Уходит. Полина унесла блюдо с картошкой в дом. С улицы входит С е в а с т ь я н о в. Прихрамывает. Кожаную куртку закинул за плечо. Ладонью вытирает потное лицо.

С е в а с т ь я н о в. Здесь живет директор школы Ковязин?

П о л и н а (возвращается). Здесь.

С е в а с т ь я н о в. Здравствуйте. Севастьянов.

П о л и н а. Ковязина.

С е в а с т ь я н о в. Мне сказали, что в вашем доме есть машина. Ехал на мотоцикле — тряхануло. То ли свеча барахлит, то ли еще что. Инструмент с собой не взял.

П о л и н а. Да. Только Павел Гаврилович отлучился.

С е в а с т ь я н о в. А без него никак?

П о л и н а. Посмотрите в ящике. Тут у него ключи.

С е в а с т ь я н о в. Благодарю. (Бормочет.) Дернуло меня свернуть с дороги на тропу. Там камень на камне.

П о л и н а. Упали?

С е в а с т ь я н о в. Пустяки. Чем больше ушибов, тем крепче делаешься. Это я еще в детстве усвоил… Нельзя ли глотнуть воды?

П о л и н а. Есть квас.

С е в а с т ь я н о в. А можно не из стакана — из ковша?

П о л и н а. Пожалуйста.

С е в а с т ь я н о в. Ого! Ядрен, как говорится. Не сами ли делаете?

П о л и н а. Нет, еще не научилась.

С е в а с т ь я н о в (перестав пить, внимательно смотрит на Полину). Подождите… А, сообразил! Вы та самая шоколадненькая, от которой хочется откусить! (Смеется.)

П о л и н а. Ох, Юлька! Ну, попадется она мне!

С е в а с т ь я н о в. Не надо! Без нее я бы тут пропал! Все рассказала, все показала. Для нового человека, а тем более городского, это так важно. Край-то у вас… газету не каждый день видишь. Да и народ не слишком разговорчивый.

П о л и н а. А вы тот самый, главный, в кожаной куртке, которого все слушаются.

С е в а с т ь я н о в. Вот видите — она и меня обрисовала!

В калитке появились К о в я з и н и А л л а О р е ш к о.

К о в я з и н. На этом и закончим наш разговор, Алла Викторовна. По-моему, все ясно.

А л л а (входит вслед за ним). Зато мне ничего не ясно.

К о в я з и н. Да поймите же, что нельзя столь повышенные требования предъявлять ученикам сразу!.. (Увидел незнакомого человека во дворе. Подходит, протягивает руку.) Ковязин.

С е в а с т ь я н о в. Севастьянов. Вот хозяйничаю у вас.

К о в я з и н. Прокол?

С е в а с т ь я н о в. Нет. Свеча, пожалуй.

К о в я з и н. У меня есть запасные. Возьмите.

Вбегает Ю л ь к а.

Ю л ь к а. Вот вы где! Как хорошо! Мне надо к больному в Матяшино! Это не по пути?

С е в а с т ь я н о в. Сейчас будет по пути.

Ю л ь к а. Полюшка, это Аркадий Сергеевич. Ой-ой-ой… (Запищала, схваченная Полиной за ухо.) За что?

П о л и н а. А ты та самая Юлька, у которой хочется оторвать уши?

Ю л ь к а. Я все поняла, поняла! И больше не буду! (Вывернувшись, уходит с Севастьяновым за ворота.)

П о л и н а (подошла к мужу). Павел, а что случилось? (Указывает глазами на Аллу.)

К о в я з и н. Преподавание иностранного у нас действительно велось неважно. Случайным человеком. Да нельзя же так! Кого в классе ни спросит — всем колы да двойки. Отобьет охоту учиться. Ее ученики возненавидят.

П о л и н а. Я поговорю с ней.

К о в я з и н. Пожалуйста.

П о л и н а. Алла Викторовна, вы никуда не торопитесь?

А л л а. Нет. Я никуда не тороплюсь.

П о л и н а. Присядьте. Кстати, Павел… не выручишь ли нас? В драмкружке не хватает мужчин. Вакантна роль купца.

К о в я з и н. Купца?.. Нет, нет, нет.

П о л и н а. Почему? Мне передавали, что ты прежде неплохо играл.

К о в я з и н. Я человек без предрассудков, но… к сожалению, у нас на все это так-смотрят, что…

П о л и н а. Не понимаю.

К о в я з и н. Ты помнишь секретаря райкома Соловейчика?

П о л и н а. Как же! Славный, эрудированный человек. А где он?

К о в я з и н. Вот именно — где?.. Не только славный, но и работал хорошо. А выступил как-то на смотре. С арией Индийского гостя. И никто всерьез о нем уже не говорил. «Это какой секретарь райкома? Ах, тот, который в концертах поет».

П о л и н а. Павел…

К о в я з и н. Я не боюсь потерять должность, но я не хочу, чтобы обо мне говорили: «Это какой директор школы? Ах, который купцов играет!»

Из огорода входит С е р а ф и м а И в а н о в н а. Одета в стоптанные сапоги, латаную фуфайку.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Таисья Степановна! Мне бы еще парочку мешочков! (Не ожидала встретить здесь так много людей и на миг застеснялась своей простой одежды.)

Из магазина возвращается Т а и с ь я С т е п а н о в н а с полной авоськой хозяйственного мыла.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (в растерянности). Вот скажите-ка мне вы, образованные, как быть? Хватит этого али еще раз обернуться?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. А что такое?

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Говорят, последний раз к нам хозяйственное мыло привезли! Больше завоза не будет!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Да ну? (Ринулась было бежать, да остановилась.)

К о в я з и н. И хочется тебе, мама, всякими слухами пользоваться.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Да ведь худо без запаса-то, Паша!

К о в я з и н. Унеси. И больше не смей ходить. Слышишь — не смей!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Ну, гляди, сынок. Гляди… Может, жена тебе будет без мыла стирать, а я так не приучена. Не приучена. (Уходит в дом, покачивая головой.)

А л л а. Павел Гаврилович…

К о в я з и н (резко). Да!

А л л а (тоже повышая голос). Серафима Ивановна здесь, и сейчас удобно выяснить, кто виноват в плохих оценках.

К о в я з и н. Вы, однако, упрямы.

А л л а. Я не упряма, я настойчива. Упрямство исключает ум.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. А что случилось? Разве меня что касается?

А л л а. Разве вас… Не надо было браться за предмет, не зная его.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. А если некому было? Некому. Не сокращать же программу! И кто бы нам такое позволил?

А л л а. Уж лучше сократить, чем создавать видимость, что ученики получают необходимые знания.

К о в я з и н. Алла Викторовна, я не виню вас ни в чем. Но не виню и Серафиму Ивановну. Она выручила школу, когда мы оказались без педагога. Спасибо ей за это. Я согласен, что преподавание велось не на должном уровне, и теперь вам, специалисту, надо повышать этот уровень. Но постепенно. Подбадривая учеников.

А л л а. Четверками и пятерками?.. Они и возомнят, что их учили как надо. Нет! Я им сразу дала почувствовать, что они ничего не знают. Мало, во всяком случае. Ваши отличники и те, вызубрив назубок правила спряжения, склонения, фразу не могут составить, ответить на элементарный вопрос. Так к чему их знания?

К о в я з и н. Хорошо… Раз вы сторонница категорических мер, во всем, полагаю, не только в преподавании, то я с подобною же категоричностью потребую от вас, чтобы вы перестали появляться в школе, да и на селе, в столь вычурных нарядах!

П о л и н а. Павел! Алла. А почему, собственно?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Вы — учительница! Учительница!

А л л а. И это значит, что я должна подделываться под местные вкусы?

К о в я з и н. Можно соблюсти чувство меры!

А л л а. Ага, чувство меры! Превосходно — чувство меры! Я еще не придумала, в чем мне явиться завтра на уроки, но на улице я постараюсь ни в чем не отличаться от нашего завуча.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Ох и чистоплюйка! Ох и чистоплюйка! Пожила бы так…

А л л а. Не «ты», а «вы».

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Пожили бы вы здесь с мое! Много ли вас, таких-то, задержалось тут?.. От хорошей жизни я в этом? Спросите-ка их! Если не заведешь дом, огород, корову, если всеми корнями не зацепишься, так и поминай как звали! Да! Приходится и картошку копать, и навоз возить!.. Ваша предшественница с наманикюренными пальчиками — фырк, фырк! — и улетела! И Серафиме Ивановне пришлось за немецкий браться! Посмотрим, надолго ли хватит вашего рвения!

П о л и н а. Товарищи, не надо так. Не надо! Мы испортим отношения, а нам здесь долго жить, долго вместе работать.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. А что же она?..

Ю л ь к а. Серафима Ивановна!

П о л и н а. Впереди осень, зима, целый учебный год, а все наши распри невольно отражаются на школе, на всей жизни села.

Ю л ь к а. Недружно живем! Ох, как недружно!

П о л и н а. Я не вижу ничего плохого в том, что кому-то из нас приходится заниматься черной работой, и Алла Викторовна, конечно, тоже так думает. Меня не раздражает, если кто-то из нас одет не так, как другие. Несколько ярко, пусть даже вычурно. Кто придумал, что серость и незаметность — норма для учителей?.. Есть нечто более важное, что надо уметь сохранить под любой одеждой!

Ю л ь к а. Серые мы здесь! Серые!.. Правильно, Полюшка! Каждый сидит в своей избе, за своими воротами, и никого никуда не вытянешь! Тихон Лукич вернется из школы и скорей к своим пуховым кроликам! У Андрея Ефимовича каждый вечер в подкидного до одурения режутся!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Ой, Юлька! Язык-то у тебя!

Ю л ь к а. А что, не так?.. Концерт ли, спектакль затеем — к каждому надо на поклон идти! Вот и вы, Серафима Ивановна, все у себя в огороде, у пчел, да и у коровы!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Потому и в огороде, что жизнь здесь еще нелегка! Живем у черта на куличках, голенищами грязь черпаем! В других-то местах — вон! — и квартиры с удобствами, и газ с электричеством, а к нам провода еще только тянут! Движок никудышный, до одиннадцати еле-еле светит!

С е в а с т ь я н о в (закончив ремонт, возвращает инструмент). Спасибо. Очень меня выручили.

Все забыли, что он, посторонний человек, находится тут. Примолкли, переглядываются.

К о в я з и н (глухо). Не за что.

С е в а с т ь я н о в (Юльке). Сейчас поедем. (Призадержался у калитки.) Простите. Я слышал, о чем вы… Возможно, мне и не следует вмешиваться в ваши дела, да ведь в какой-то степени и я ответствен за то, что у вас тут так… нелегко, нескладно.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Что нескладно? Вы-то при чем?

С е в а с т ь я н о в. Я тяну к вам провода. Я! Не бог Саваоф. В других-то местах — вон! А здесь — еле-еле!.. (Помолчал. Усмехнулся. Закинул куртку за плечо.) Моя квартира — в большом городе. Театр, магазины, прачечная — все под боком. Телевизионная вышка, как лестница в небо, у самого балкона! Рай! На одном углу чистят ботинки, на другом продают мороженое!.. А могу ли я сказать, что вот я или мои соседи в чем-то уж очень вас превзошли? Полнотой счастья, что ли?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Предела желаемому, известно, нет конца.

С е в а с т ь я н о в. Так почему же в поисках этого предела вдруг бросаешь все это: и прачечную, и лестницу в небо, едешь черт знает куда?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Такая уж у вас профессия.

С е в а с т ь я н о в. Ага. Профессия… Ну, а те, кому никуда не надо ехать, они что, все непременно счастливее меня?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Не понимаю, куда вы клоните.

С е в а с т ь я н о в. Вот проведут к вам электричество. И этот… как его? — Тихон Лукич повесит лампочку в крольчатник, чтоб светлее было корм задавать. Моя соседка, к примеру, кошечками увлекается. А у Андрея Ефремовича…

Ю л ь к а. Ефимовича.

С е в а с т ь я н о в. Виноват. У него в подкидного будут играть уже не до одиннадцати, а до трех часов ночи. В преферанс научатся.

Ю л ь к а. Так оно и будет! Так оно и будет! Вот и все их счастье!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Ох, Юлька!

Ю л ь к а. Тридцать лет в нашем селе медпункт! Тридцать! А вы, когда у вас на ноге нарыв случился, к кому пошли?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Кто наболтал? Кто?

Ю л ь к а. Ну, я плохой фельдшер, плохой, у меня еще мало опыта. Так съездили бы в район к врачу, если мне не доверяете. А вы к Соломониде! Думаете, мне не сказали… Столько с ней я борюсь, сил трачу, а вы, учительница, вместо того чтобы меня поддержать!..

С е р а ф и м а И в а н о в н а. А народная медицина теперь никем не отвергается. Средства́ народной медицины наукой берутся на вооружение! Так что нечего тебе особенно расстраиваться. Тебя-то уж это никак не компрометирует.

А л л а. Любопытный случай. Наш декан в институте отказался у одного очень известного хирурга делать операцию лишь потому, что тот отдельные слова произносил неправильно. Представьте, он усомнился в его квалификации. Юленька, хотя ты и медик, но это относится не к тебе.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Нахалка вы, вот вы кто! Учат вас, дипломы вам дают! Нахалка высшей степени! (Уходит.)

К о в я з и н (Алле Викторовне). Вам следовало бы извиниться перед ней.

А л л а. Как, впрочем, и вам передо мной. (Выждав паузу, резко повернулась. Ушла.)

С е в а с т ь я н о в (Юльке). Давай-ка и мы подобру-поздорову… (Ко всем.) Я не хотел никого ссорить. Так уж вышло. Есть вещи, в которых хочется разобраться… Впрочем, все это не к месту. Еще раз спасибо за инструмент. За квас. Ядреный квасок! (Поклонился и вышел за ворота.)

Юлька подбегает к Полине.

Ю л ь к а. Ну… как?

П о л и н а. Что?

Ю л ь к а. Одобряешь? (Кивает в сторону Севастьянова.)

П о л и н а. А-а… вполне.

Ю л ь к а. То-то же! (Убегает вприпрыжку.)

Шум мотоцикла, и все стихло.

К о в я з и н. Нехорошо вышло…

П о л и н а. Иногда надо поговорить начистоту, со всей резкостью! Я напрасно старалась всех помирить.

К о в я з и н. Странно, что ты стараешься защищать эту…

П о л и н а. Павел, тебе не следовало делать ей замечание при всех.

К о в я з и н. Я говорил ей и наедине. В учительской. И не раз! Это и вывело меня из терпения.

П о л и н а. Каждую осень, когда начинается учебный год, между старыми и новыми учителями у нас происходит нечто подобное. Каждый год!.. И я уже не знаю, кто прав. То ли кто тут крепко осел, пустил корни, или те, кто никак не может укрепиться.

К о в я з и н. Ну, уж Серафиму-то Ивановну я никак не променяю на эту новоявленную! Серафима Ивановна — старейший педагог нашей школы!

П о л и н а. И почему-то именно она принимает в штыки новеньких! Не потому ли, что опустилась, растеряла знания и боится за свое положение? А может быть, еще и потому, что ей выгодно, когда у нас не хватает учителей и ей приходится, будто бы по необходимости, вести то немецкий, то географию?

К о в я з и н. Поля!

П о л и н а. Да! Порой и такие мысли приходят мне в голову.

К о в я з и н. Возможно, она в чем-то и небескорыстна… Как и все мы, грешные. Тем не менее в нашей постоянной работе она надежна! На нее можно опереться! Она не кинет класс в середине учебного года! А вот эта — с первым ветерком!

П о л и н а. А может, и она не улетит, если постараться взять от нее то лучшее, что в ней есть?

К о в я з и н. Не знаю, не знаю… Много уж тут было таких!.. И этот, который с Юлькой… тоже хорош! Какое лицемерие! Так повел разговор, будто все блага, к которым стремятся люди, ничто, нуль!.. Романтик до седых волос!

П о л и н а. А я в его словах уловила для себя… нечто очень важное… даже для самой себя новое.

К о в я з и н. Что именно?

П о л и н а. Может получиться, что и у нас тут… все будет, все… Избавимся от грязи, черноты осенней. А вот счастья полного… настоящего… так и не дождемся.

К о в я з и н. И это говоришь ты. Сейчас… когда еще и месяца не прошло?..

П о л и н а. Павел! Ты ведь ни в чем не можешь на меня обижаться?

К о в я з и н. Нет.

П о л и н а. И я хочу, чтоб нам было хорошо! Только хорошо!

К о в я з и н. Я тебя чем-то обидел?

П о л и н а. Не в этом дело!.. Мы живем… как-то не так. Ведь здесь всё видят, всё подмечают. И хочется нам этого или нет, но на нас равняются. Потому что мы — э т о мы, люди с высшим образованием..

К о в я з и н. Я понял. Ты о матери. Но ведь я ей сказал! И потом… она — это она.

П о л и н а. Нет. Она — это и мы. Я вчера совершенно случайно заглянула в нашу кладовку. Павел, чего там только нет! Лари соли, сотни коробков спичек, мешки муки. Теперь — мыло… К чему мы это заготавливаем? Ведь люди все это истолковывают по-своему!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (слушавшая их разговор из сеней). Во-от… Выходит, я уже не хозяйка в своем доме. Должна отчитываться, чего купила да сколько израсходовала.

П о л и н а. Не в деньгах дело, мама!..

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Забыли, как еще недавно без хлеба сидели? Как в войну по двадцать рублей за коробку спичек платили?

К о в я з и н. Пора забыть об этом! Пора забыть!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. А если не забывается?

К о в я з и н. Я тебе уже сто раз запрещал!..

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Кричи на мать! Кричи! Во-от… Привел жену. А мать ступай теперь на все четыре стороны…

К о в я з и н. Никто тебя не гонит!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Вышарила… разузнала, где и что… А не для вас ли все это? Себе в гроб, что ли, коплю? Живете как у Христа за пазухой! Ни разу в очереди не стояли!.. (Собирает одежду с веревок.) Ой! Нет!.. Украл! Как есть украл!

К о в я з и н. Кто украл? Что украл?

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Валька-шельмец! Он увивался тут!

К о в я з и н. Объясни толком, не шуми.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Сюртук стащил! И картуз! Вот здесь висели! Он, подлый! Он! Окромя его, некому!

П о л и н а. Никто ничего не украл. Ему отдала я.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Отдала?

П о л и н а. Нам для спектакля нужны костюмы.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (все еще не веря). Отдала?

П о л и н а. Ничего не пропадет.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (неожиданно завыла). А-а… на позор! На посмешище!..

П о л и н а. Я не знала, что вы не разрешите! Ведь тряпки! Так же сгниет!.. Если вам что потребуется из моих вещей, так пожалуйста! Я решила, что теперь… все общее.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. О-ой!.. Сюртук-то почти ненадеванный…

К о в я з и н. Мама…

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Последняя память о муже… об отце твоем!.. (Уносит вещи в дом, подвывая.)

П о л и н а. Павел, я не знала! Я схожу! Я сейчас же верну!

К о в я з и н (останавливая ее). Не надо. Проще было — спросить… Для тебя — это тряпки. А для нее…

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. О-ой…

П о л и н а. Ах, как нехорошо.

К о в я з и н. Вот и я говорю — нехорошо. Все нехорошо! (Закрывает ворота, по привычке задвигая засов.)

АКТ ВТОРОЙ

Лесистые увалы, уходящие далеко к горизонту. Островерхие ели в логах, камни-валуны у дороги. В тайгу углубляется трасса высоковольтной линии. На могучие опоры натягиваются провода.

С е в а с т ь я н о в. Татауров! Леня! Помоги Каримову!.. Так, крепите! Хорошо!.. Вы у меня — экстракласс! Ветерочек наверху бодрит?.. Рыбальчук, куда прешь? Влево бери, влево! Завязнешь в болотине — за неделю не вытащишь!

Снизу доносится рокот трактора.

Дьявол, всю работу застопорит!.. (Крупными шагами спускается в лог.)

За кустами — ее тут сразу и не заметишь — сидит А л л а с этюдником. Рисует.

К у з ь м а, в бахилах, с ружьем, выбирается на дорогу.

К у з ь м а. Груня, где ты?.. Груня!.. Вот баба, не иначе как заблудилась. (Разряжает в воздух ружье.)

Г р у н я (появляется прямо перед ним). В кого палишь?

К у з ь м а. А ты чего не откликаешься?

Г р у н я. До крику ли было? В гору, чай, ползла.

К у з ь м а. Дробь из-за тебя испортил.

Г р у н я. Ствол почистил, и то ладно. Я вон целое лукошко брусницы волоку. Ты хоть бы сороку какую дохлую к поясу прицепил. Все будет не стыдно по селу идти.

К у з ь м а. Сама-то ты сорока.

Садятся, отдыхают. Снизу опять рокот, крики.

Податливо у них идет, а?

Г р у н я. Куда тянут, не знаешь?

К у з ь м а. В тундру. Город там строится. То ли уголь, то ли нефть открыли. Не податься ли нам туда?

Г р у н я. Сиди уж… Строитель! (Кокетливо толкнула его в бок.)

К у з ь м а. Ты что?.. Не девка, чай?

Г р у н я. А ты, что ли, уже старик?

К у з ь м а. Я вот тебе покажу — старик. (Опрокинул ее.)

Возвращается С е в а с т ь я н о в.

С е в а с т ь я н о в. Где-то я тут куртку оставил…

Г р у н я. Ой!

К у з ь м а. Гляди-ка… мы на ней устроились и не заметили.

С е в а с т ь я н о в (посмеивается). Как успехи, охотник? Кого подстрелил — уточку или куропаточку?

К у з ь м а. Откуда теперь куропатки? Рано еще.

С е в а с т ь я н о в. Ну, не скажи.

К у з ь м а. Эта — домашняя!

Груня колотит его по спине.

С е в а с т ь я н о в. Рыбальчук! Я же тебе показал — куда! Вот черт упрямый!.. Левей бери! Левей! Завязнешь!

А л л а (выступила из-за куста). Минуточку! Ни с места!

С е в а с т ь я н о в. А, это вы…

А л л а. Стойте, как стояли! Руки не опускайте!

К у з ь м а. Одного его в плен берешь или всех нас?

А л л а. Э-эх, такая поза пропала! Угловатая, резкая!

К у з ь м а (заглядывает в этюдник). Грунечка… и мы попались. Как есть мы. Во всей натуре. Глянь.

Г р у н я. Очень надо!.. Притаилась тут, подсматривает.

К у з ь м а. Да ведь хорошо! Право, хорошо! Хоть на стенку вешай! Я сижу — ноги вытянул. Ты в корзине ягоды перебираешь. (Алле.) Не слишком ли длинны у меня ноги-то получились?

Г р у н я (тоже заглянула). Какие есть, такие и нарисованы. И я… страсть как похожа.

К у з ь м а. Вылитая!

Г р у н я (подобрее). Угощайтесь брусницей. (Насыпает Алле полные пригоршни.)

А л л а. Спасибо.

К у з ь м а. А это от меня! (Достает из-за пазухи пару новеньких лаптей.)

А л л а. Лапти?!

К у з ь м а. Они самые! Вам в коллекцию. Нарочно сделал крюк к деду Иннокентию. За пять верст. Так что можно сказать — импортные.

А л л а. Не знаю, как вас и отблагодарить!

К у з ь м а. На маленькой колодке сковыряны, аккуратненькие.

С е в а с т ь я н о в. В таких хоть на лекцию, хоть в кино.

К у з ь м а. Да уж не чета вашим бахилам!

Алла примеряет лапти.

Не так. Не так. Это тоже надо умеючи. Вот. Во-от. Еще бы беленькие онучи подвернуть, так и совсем блеск!

А л л а. А почему их теперь не носят?

К у з ь м а. Потому что зажрались! Возомнили о себе бог знает что! Легкость-то какая в них, а? Идешь, как по персидскому ковру. Мозоли не натрешь. Сто верст прошагаешь — подошвы не оттопаешь. Опять же поскрипывают — душу веселят! Разве неправда?

А л л а. Правда. В самом деле правда!.. (Знаками показывает, чтоб все спрятались и замерли. Выходит на дорогу.)

Навстречу ей — от села — идет С е р а ф и м а И в а н о в н а с пустой корзиной.

Здравствуйте, Серафима Ивановна!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Здравствуйте. (Уперлась взглядом в ноги.) Куда это вы… так?

А л л а. Тоже по ягоды.

С е р а ф и м а И в а н о в н а (недоверчиво). По ягоды?..

А л л а. Да.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Во что же вы их?

А л л а. Я… я в карманы. Могу еще в капюшон. Вот только я плохо знаю здешние места. Не возьмете ли вы меня с собой?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Нет.

А л л а. Почему?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Что это вы… вырядились-то так?

А л л а. Я решила прислушаться к советам старших товарищей и понемногу отказываюсь от вычурной, ультрасовременной одежды. Стараюсь приблизиться к простоте. Не правда ли, хорошо! Брюки-эластик и они! Удивительно гармонируют! А легкость-то какая! Идешь, как по персидскому ковру. Мозоли не натрешь. Сто верст прошагаешь — подошвы не оттопаешь. Опять же поскрипывают — душу веселят!

Груня за кустом прыснула. Кузьма зажимает ей рот.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Вы что же… и в классе в них?

А л л а. Непременно, если Павел Гаврилович разрешит!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Вот что, Орешко!.. Вы, я вижу, приехали сюда не учить, а смешить!

А л л а. Серафима Ивановна!..

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Теперь я понимаю, почему в городах этакая расхлябанная молодежь растет! В руки вот таких, как вы, отдается воспитание подрастающего поколения!

А л л а. Так вы меня с собой не возьмете?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Я с вами и ста шагов пройти не хочу! (Уходит.)

А л л а. Да почему?.. Это одежда наших предков! Лапти носили ваш отец и ваша мать!

С е р а ф и м а И в а н о в н а (издали). Мои родители никогда не были лапотниками! И вы за оскорбление ответите на педсовете!

А л л а (сокрушенно). Вот… теперь я понимаю, из чьих рук выходят тупые, ограниченные люди.

С е в а с т ь я н о в. А-ха-ха-ха!.. Давно так не смеялся! Хотел бы я поприсутствовать на этом педсовете!

Г р у н я. Алла Викторовна, вы очень-то не расстраивайтесь. Ее ведь не то что ученики, а и мы-то… (Махнула рукой.) Была когда-то учительница, да кончилась.

А л л а. Как это ужасно. Быть кем-то — и кончиться! Еще при жизни.

С е в а с т ь я н о в. Да.

А л л а. У вас что! Рухнет опора — новую поставят! А наш брак до пенсионного возраста бодренько топает.

К у з ь м а (спохватился). Ножик где?

Г р у н я. Я тебе отдала.

К у з ь м а. Врешь! (Осматривает все карманы.) Ведь врешь!

Г р у н я. Ну… тогда в колоду у ручья воткнула.

К у з ь м а. В какую колоду? Иди показывай!

Г р у н я. Да ты что, Кузя? С версту обратно, не меньше.

К у з ь м а. А ножик-то какой? Еще с фронта!.. Иди, говорю, иди! Ну и раззява!..

Оставив корзину, спускаются в лог.

С е в а с т ь я н о в (рассматривает рисунки). А вы, оказывается, давно возле моей бригады пасетесь. Я и не замечал.

А л л а. Люблю писать, когда не позируют.

С е в а с т ь я н о в. Татауров-то какой — герой! А? Герой! И Каримов ничего. А вот Рыбальчук…

А л л а. У хорошего человека я стараюсь усилить его привлекательность. Не боюсь ему польстить. Ну, а у неважнецкого… все его недостатки — наружу! Сгущаю! Пусть увидит!

С е в а с т ь я н о в. Как же разобрались, кто какой?

А л л а. Немного помогли ваши эпитеты, которыми вы оглашали лес и горы.

Смеются.

С е в а с т ь я н о в. Дайте мне ваши рисунки. На время. Завтра будет летучка. Покажу парням.

А л л а. Это тот случай, когда искусство активно воздействует на жизнь?.. (Кого-то увидела вдали.) Полина Александровна?.. Точно — она!

С е в а с т ь я н о в. Где?

А л л а. Идет с ребятами. По склону. Полина Александровна, сюда! Сюда!.. (Садится и торопливо делает набросок.)

Доносится песня. Голос Полины: «Теперь одни дойдете?» В ответ звонкое: «Дойдем!» И снова песня.

Чем дольше я здесь живу, тем меня все сильнее тянет к этому человеку.

С е в а с т ь я н о в. Почему?

А л л а. Противоположности сходятся. В ней все не так, как во мне. Она ровна, серьезна. Я задорна, легковесна. В ней есть какой-то прочный стержень. А я сплошной зигзаг. Она сделает в жизни много настоящего, доброго.

С е в а с т ь я н о в. И мне тоже кажется, что она такая.

По тропе поднимается П о л и н а. В спортивном костюме. Усталая, но улыбающаяся.

П о л и н а. Ходили в поход. В Зотово. Там живет старушка сказительница. Записывали на магнитофон. Здравствуйте!

С е в а с т ь я н о в. Здравствуйте.

П о л и н а. Шла — все ничего. А как ближе к дому…

А л л а (прикрыв ноги курткой). Я знаю способ, как можно прошагать сто верст и не устать.

П о л и н а. Как?

А л л а. А вы меня на педсовете… не того?

П о л и н а. Что-то не улавливаю связь.

Алла вскочила на ноги.

Нашла?

А л л а. Кузьма Ильич подарил! На маленькой колодке сделаны, аккуратненькие! Еще бы беленькие онучи подвернуть, так и совсем блеск!

П о л и н а (смеется). Блеск!

А л л а. Отныне мы будем законодателями мод! Это позор, когда наши же вещи поступают к нам с Запада как новинки сезона! Демонстрирую: ЭКСПО-74! (Пошла по дороге, напевая.) «А я иду, шагаю по Москве…» (Издали.) Вы у меня уже есть! (Хлопает по этюднику.) Хочу ребят запечатлеть! Уж очень слаженно они шагают! (Уходит.)

П о л и н а (провожает ее взглядом). Трудно ей будет у нас.

С е в а с т ь я н о в. Не труднее, чем вам.

П о л и н а. Я северянка. Из Охты. Все это — мое, родное… Алла Викторовна, возвращайтесь! (Села. Перешнуровывает кеды.)

С е в а с т ь я н о в (что-то записывает в блокнот). Натерли ноги? Могу подвезти.

П о л и н а. Чем больше мозолей, тем крепче делаешься. Это я еще в детстве усвоила.

С е в а с т ь я н о в. О-о, да вы злопамятная!.. Ну, а серьезно?

П о л и н а. Спасибо. Не хочется домой. Здесь так хорошо.

С е в а с т ь я н о в. Вот и мне.

П о л и н а. Что?

С е в а с т ь я н о в. Тоже не хочется домой. Шестой месяц в пути.

П о л и н а. По-прежнему обходитесь без прачечной и лестницы в небо?

С е в а с т ь я н о в. Не ожидал, что вы меня моим же ударите. Я тогда вам хотел помочь!

П о л и н а. Я это оценила. И поняла, что нашего полку прибыло.

С е в а с т ь я н о в. Так зачем же своих?..

П о л и н а. Своих?.. Вы здесь пробудете еще неделю. Ну, самое большее — две. И новые поселки, деревни на вашем пути. А все то, что остается позади, понемногу забывается. Не так ли?

С е в а с т ь я н о в. Что-то забывается. А что-то и остается.

П о л и н а. Да. Что-то и остается… (Задумалась.) Аркадий Сергеевич, вы Юлю сегодня не видели?

С е в а с т ь я н о в. Нет. Обычно пробегает мимо. Сегодня не появлялась. А что?

П о л и н а. Я очень люблю ее… и постоянно тревожусь о ней. Особенно последнее время.

С е в а с т ь я н о в. Почему последнее время?

П о л и н а. Есть причина.

С е в а с т ь я н о в. Договаривайте, если начали.

П о л и н а. Иногда я думаю: случись с ней какое-нибудь горе — мне будет в сто раз тяжелее, чем если бы это стряслось со мной.

С е в а с т ь я н о в. О каком вы горе говорите? Да мы-то на что?

П о л и н а. Хорошо. Я буду на вас надеяться.

С е в а с т ь я н о в. Татауров! Передай парням, чтоб кончали! На сегодня хватит! Отбой!.. Рыбальчук! Не забудь завтра горючее получить! Вот наряд, возьми! (Уходит и вскоре возвращается.) Осень поджимает. И по выходным работаем.

П о л и н а. Когда в наши места приходит осень, то мне все почему-то начинает казаться синим. Синие увалы. Синий воздух. Синие дожди.

С е в а с т ь я н о в. Осенью океан придвигает к материку льды. Они раскалываются и сверкают.

П о л и н а. Мне еще девчонкой хотелось пойти туда — все прямо и прямо, через тайгу, через тундру! Увидеть льды!

С е в а с т ь я н о в. Я был там.

П о л и н а. Они синие?

С е в а с т ь я н о в. Там почти нет пыли. Воздух совершенно прозрачный.

П о л и н а. Все прозрачно… (Снова задумалась.) А что вы там делали?

С е в а с т ь я н о в. После школы нанимался матросом на траулер.

П о л и н а. Я тоже хотела стать моряком! Я даже бескозырку носила в лагере!.. (Смеется.) Где вы еще были?

С е в а с т ь я н о в. Спросите, где не был. Вот и вашу Охту довелось повидать. Трасса проходила мимо. Прямо через холм, на котором похоронен летчик. Испытатель, кажется.

П о л и н а. Нет.

С е в а с т ь я н о в. Вот как? Вы его знали?

П о л и н а. Я училась с ним в одной школе… с первого по десятый.

С е в а с т ь я н о в. А-а… Вот оно что…

П о л и н а. Он служил на Курилах. Во время облета границы попал в шторм. Машина обледенела. И он… упал около берега, на рифы.

С е в а с т ь я н о в (долго молча смотрит на Полину). Вы его так хорошо знали? Вы… любили его?

П о л и н а. Я должна была туда уехать. После окончания института. Взяла направление. А тут… и случилось это. (Пауза.) Не странно, что я все это рассказываю вам? До свидания. Пойду.

Возвращаются К у з ь м а с Г р у н е й.

К у з ь м а. Безголовая!..

Г р у н я. Ой, Полина Александровна?

П о л и н а. Груня?.. Откуда?

Г р у н я. По ягоды ходила.

П о л и н а. Чем расстроен, Кузьма Ильич?

К у з ь м а. Вон! Целую версту зря протопал! Засунула ножик за голенище и забыла! Ходили искать!.. Слушай, инженер! Я сейчас на лося напоролся!

С е в а с т ь я н о в. Да ну?

К у з ь м а. Кабы лицензия, так тут же уложил!.. Иду я, стало быть, болотцем. От нее, тараторки, в стороне. И вдруг… (Рассказывает, ожесточенно жестикулируя.)

Г р у н я. Посидите, Полина Александровна. Вместе тронемся. Опять из похода?

П о л и н а. Из похода.

Г р у н я. Пробуйте ягодки. Больно вкусные. Себе-то запасаете?

П о л и н а. Некогда, Груня.

Г р у н я. Павел Гаврилович мужик домовитый, хозяйственный. (Придвинулась.) Как живете-то?

П о л и н а. Хорошо.

Г р у н я. С ним жить можно. Но вообще-то нынешние мужики — люди никудышные. В корне испорченные люди.

П о л и н а. Неужели?

Г р у н я. Взять, к примеру, моего. Вернулся он с фронта — пиры да гулянки. Холостой, правда, еще был. И до того избаловался, что в каждом хуторе по бабе имел.

К у з ь м а. Груня, ты там что-то про меня?

Г р у н я. Да что ты, Кузя… Я Полине Александровне рассказываю, как на ягодное место попасть. Сначала, значит, просекой, а потом через жердочки… И до того-то обтрепался, ну истинно шпана шпаной стал! Вот в таком-то образе и подкатился ко мне. Люблю, говорит! Я поглядела на него, подумала. Мое положенье вдовье. Где лучше-то взять? Дай, думаю, рискну. Я баба рисковая! Выгнать-то завсегда успею!.. И столько там ягод, Полина Александровна, что хоть лопатой греби!.. Принарядила я его, подкормила. Живем — ничего. А потом — батюшки свет! Приходит мой матаня чище прежнего. Весь в грязи, на лице борозды, будто под культиватором лежал. Я в слезы. И совсем уж его турнуть хотела, да подумала: неужто я, здоровая баба, с ним совладать не сумею? Всю-то ночку возле него просидела и составила вроде плана… пятилетнего, чтоб его в человеческий вид привести!

П о л и н а. Ну и как?

Г р у н я. С перевыполнением идет! Повела я его к Юльке-фельдшерице, и она — по моему наущению — признала у него туберкулез. Батюшки свет! Как перепугался-то он! И в самом деле запокашливал!.. А ягод там, Полина Александровна, до самого снегу не вынести!.. Но это еще не все. Главное — уберечь от компании. Почему я к вам с ним часто хожу? Вы, может, и не рады. Потому что вы ничего такого не позволите. У вас и разговор умный, всегда что-нибудь новое узнаешь. А вот когда вы в отпуске были, повела я его к этому… по химии-то.

П о л и н а. К Андрею Ефимовичу.

Г р у н я. Вот, вот. Ну и химик! Бац литруху самогонки на стол! И меня-то, дуру, напоили. Песни пели, так весело было! И я еще за бутылкой сбегала! (Осеклась.) Оно ведь иногда и выпить не грех. В меру, конечно. Ну, а Кузе лишнее…

П о л и н а. А он-то сам про этот пятилетний план знает?

Г р у н я. Ни-ни! Вы, часом, не проговоритесь!

К у з ь м а (грозно). Груня! Я ведь слышу!

С е в а с т ь я н о в. Утки!

К у з ь м а. Где?

С е в а с т ь я н о в. У речки сели, вон. Кустами, кустами.

Кузьма и Севастьянов убегают.

Г р у н я. Вот, вот. Побегай-ка, спать будешь крепче. Для чего, думаете, я ему ружье-то купила?

П о л и н а. Охотиться.

Г р у н я. Неужто он охотник?.. Чтоб по воскресеньям дома не сидел да пьяных дружков не видел. Умается, сердечный, в лесу-то, ну и опять неделю работает. Даже на баб чужих перестал заглядываться. Вот оно, ружье-то!

П о л и н а. Груня… но что дает тебе силу вот так… перевоспитывать его? Любишь ты его?

Г р у н я. Как сказать?.. Вот она, палочка-то. Не нужна вроде, да? А обстругай-ка ты ее да узоры сделай — она и дорога будет. Верно? Бросить-то человека легко. Многие так и делают. Чуть что не понравится — и фырк! А ты приложи-ка руки, сделай его себе по нраву.

Гремят выстрелы.

Стреляют! Пошли посмотрим. Хоть бы промазал. Я ведь ему за убитую утку четвертинку обещала, вот он и старается.

Уходят. По дороге идет озабоченный К о в я з и н. Услышав голоса, остановился за деревом. Закурил.

Промазал! Вот и хорошо! Вот и слава богу!..

К у з ь м а возвращается с С е в а с т ь я н о в ы м.

К у з ь м а. Разве в лет попадешь?

С е в а с т ь я н о в. Собаку надо купить. Без собаки плохая охота.

К у з ь м а. Собаку?.. Да я бы всех их перестрелял, будь моя воля!

Г р у н я (участливо). Не попал?

К у з ь м а. Больше ты меня в лес не заманишь! Не пойду!

Г р у н я. Да что ты, Кузя? Это со всяким охотником может случиться. Сегодня промахнулся, а завтра целую стаю убьешь. Ведь правда, Аркадий Сергеевич?

К у з ь м а. Пошли домой. Ноги аж гудят, только бы до постели добраться. Весь выходной день зря ухлопал! (Зашагал, никого не дожидаясь.)

Г р у н я. Пошли, Кузя, пошли. Я тоже страсть как ухайдакалась. (Засеменила за мужем.)

П о л и н а. И мне пора.

С е в а с т ь я н о в. Полина Александровна, прошу.

П о л и н а и Севастьянов уезжают. К о в я з и н выходит из-за дерева и напряженно смотрит вслед. По дороге бегут Ю л ь к а и В а л е н т и н.

В а л е н т и н. Юлька, куда ты несешься? Давай здесь посидим.

Ю л ь к а. Аркадий Сергеевич! Аркадий Сергеевич, подождите!.. Вот. Уехал.

В а л е н т и н. А зачем он тебе? (Хочет взять Юльку за руку.)

Ю л ь к а (выдернула руку). Так… Надо… (Увидела Ковязина.) Павел Гаврилович, а кто с ним? Полина Александровна?

К о в я з и н. Что?.. Нет. Это не она. Не она.

Двор Ковязиных. Вечереет. Небо затягивается тучами. К о в я з и н колет дрова. П о л и н а складывает их в поленницу. У крыльца — С е р а ф и м а И в а н о в н а.

П о л и н а. …Вы, конечно, понимаете, что и я никак не могу быть на вашей стороне. Мы по-разному смотрим на школу, а значит, и на учителей. Я в каждом ценю индивидуальность! И не боюсь, если в чем-то замечу перехлест. Это от излишка сил, а не от скупости! От щедрости!.. А вам бы хотелось, чтоб все мы, как эти поленья, были один к одному?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Мы воспитываем детей. Об этом не надо забывать!

П о л и н а. Как воспитываем? По собственному подобию?.. Да! Бесцветны мы — бесцветны и ученики! Разносторонний, многогранный учитель — очень резкие и непохожие друг на друга ученики!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Как бы за голову потом не схватиться от этого разнообразия!

П о л и н а. Правильно! И схватитесь! Потому что увидите, как отстали, не заметили, что жизнь переменилась!.. Ведь многие из нас десятилетиями сидят здесь и…

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Не у всех есть возможность каждый год на юг да в Москву ездить. И как бы ни менялась жизнь, авторитет учителя должен оставаться в силе!

П о л и н а. Но какими средствами завоевывать его? Окриком, строгостью или сердечностью?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. А может, еще и клоунством, паясничанием?

К о в я з и н. Серафима Ивановна, вы напрасно заостряете вопрос. Никто не мешает нам работать. И ничто не грозит нашему авторитету. Разве мы сами… поведем себя неосторожно. (Коротко глянул на жену.) Если вы об Алле Викторовне, то она — да, несколько эксцентрична. Из такой уж семьи. Избалована. Ни в чем не было отказа. Но ведь наши опасения не подтвердились! Колы и двойки не отпугнули от нее учеников. Нашла она к ребятам сердечный подход, расположила к себе.

П о л и н а. Дело даже не в оценках! Вот я гляжу: пришли к нам издалека люди — по всей округе натягиваются провода. В каждый дом. Скоро зажгутся лампочки. Как все просто!.. А ведь мы должны к каждому сердцу… подвести нечто подобное. И чтоб горело это, не меркло! Красотой, добротой…

В калитку входит С е в а с т ь я н о в.

С е в а с т ь я н о в. Если б и такие провода провести было можно, то уж я бы поработал! И день и ночь… Добрый вечер, Полина Александровна. Добрый вечер, Павел Гаврилович. (Поклонился Серафиме Ивановне.)

П о л и н а. Аркадий Сергеевич, проходите в дом. Я сейчас, Павел, мне на репетицию. Сегодня собираемся пораньше.

К о в я з и н. Хорошо. Иди.

П о л и н а. Вот, Серафима Ивановна, поэтому я и защищаю Аллу Викторовну. Я вижу в ней щедрость, доброту. (Уходит в дом.)

Севастьянов на крыльце перехватил у нее охапку дров.

С е р а ф и м а И в а н о в н а (глядя им вслед). А я, Павел Гаврилович, все-таки осталась при своей точке зрения. Авторитет учителя у нас в селе падает, и авторитет школы, как одно от другого зависящее, — тоже.

К о в я з и н. Я вам уже сказал — не надо заострять.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Мне, конечно, трудно вас в чем-то убедить. Полина Александровна ваша жена. Вы всегда будете заодно.

К о в я з и н. Не надо так! Зачем?.. Вы и в самом деле недоучитываете, что мы, живя тут невылазно, в чем-то можем отстать, порасти мхом, как этот валун. Сделаться смешными.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Смешными?.. Упаси бог!.. Вы, может, и позволите смеяться над собой… а я… нет. Нет!

Из дома выходит Т а и с ь я С т е п а н о в н а.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Паша… ты бы шел тоже в дом. У нас гость. Что она там одна-то?

К о в я з и н. Сейчас. Вот эту еще расколю.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Таисья Степановна, я ведь к вам опять по делу. Нет ли какого бочонка под капусту? Хочу засолить.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Бочонка?.. Вот этот разве…

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Частенько гость-то стал бывать?

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Да заходит.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. По делам?

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. У Полюшки что-то… Славный человек, обходительный.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Обходительный… Павел Гаврилович, так я не ограничусь этим разговором. Педсовет все-таки придется собрать.

К о в я з и н. Вас никто не поддержит.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Я заявляю со всей определенностью: работать с этой новомодной финтифлюшкой в одной школе я не желаю! Нельзя таким скороспелым учителям доверять воспитание молодежи! Нельзя! Да и с вашей женой… если уж по совести, мне бы тоже не хотелось…

К о в я з и н. Что?

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Уж больно чиста, образцова. Пройти мимо боязно. Однако сама-то в личном быту, я бы сказала, не так уж порядочна.

К о в я з и н. Что вы имеете в виду?

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Тише, тише, услышат.

С е р а ф и м а И в а н о в н а. И пусть слышат! Да это и не секрет ни для кого! Все говорят: с инженером этим у нее…

К о в я з и н. Замолчите!

С е р а ф и м а И в а н о в н а. А вы не кричите! Научитесь сначала женой командовать!

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. С инженером?..

С е р а ф и м а И в а н о в н а. Почему, думаете, она тут сейчас так в красноречие ударилась?.. И то не так, и то не этак! Ах, какая я! Заметила, что он подходит к калитке, вот и решила покрасоваться! (Подняла бочонок на плечо. Ушла.)

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Паша… что же это, а?

Ковязин молчит.

Неужели правда?.. И впрямь он к нам зачастил. Такой славный, обходительный. И кто бы мог подумать?.. Вот как в человеке можно обмануться… Паша, ты поговори с ней. Ты построже! Еще не было в нашем роду такого, чтоб жена брала верх над мужем да позорила его!

К о в я з и н. Иди в дом.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. Паша…

К о в я з и н. Сказал — иди.

Таисья Степановна ушла. Сделалось сумеречно. На крыльцо выходят П о л и н а и С е в а с т ь я н о в.

П о л и н а. Павел?.. Ты все еще здесь?

С е в а с т ь я н о в (Ковязину). Ого, какую гору дров накатали!

П о л и н а. Я тебе уже говорила, что Аркадий Сергеевич согласился выручить нас. Взял роль купца. И у него получается!

К о в я з и н. У вас что… опять мотоцикл поломался?

С е в а с т ь я н о в. Мотоцикл?

К о в я з и н. Что-то он часто стал ломаться возле наших ворот.

П о л и н а. Павел.

К о в я з и н. Вот что… вы уж где угодно встречайтесь. В лесу, в клубе… где совесть позволит, только не у моего дома, чтоб люди не видели да не тыкали мне в глаза!

П о л и н а. Что ты говоришь?

К о в я з и н. Все говорят! Не я один!.. Ах, Полина Александровна… уж я так вам верил, так верил! А вы… Пока никого подходящего не было вам здесь в мужья, так и я был хорош! А теперь, когда лучше подвернулся, так вы!..

П о л и н а. Что ты? Павел! Да как ты можешь?.. (Убегает за ворота.)

По крыше дробно ударил дождь.

С е в а с т ь я н о в. Зачем вы так?

К о в я з и н. А ваше какое дело? Кто она вам?

С е в а с т ь я н о в. Ведь вы оскорбили ее.

К о в я з и н. Идите отсюда! Ну!

С е в а с т ь я н о в. Я уйду. Но сам. И вам не позволю оскорблять чистого, хорошего человека. Слышите — не позволю!..

Хлынул проливной дождь, и уже не слышно, что они говорят.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (мечется по двору). Паша, Паша! Аркадий Сергеевич! Побойтесь бога!.. Люди!..

Та же комната, что и в первом акте. Теперь в ней только одна кровать. И обстановки стало меньше. Вечер. На улице сильный дождь. В комнате Ю л ь к а. Она снова вытаскивает из-за ширмы плащ, из-под кровати резиновые сапожки.

Ю л ь к а. Вот это ударил! Вот это да!

Входит А л л а с папкой в руке.

А л л а. Не помешаю?

Ю л ь к а. Входи, Алла Викторовна. Входи.

А л л а. Надолго ливень?

Ю л ь к а. Теперь до снегу. У нас так!

А л л а. Я посижу у тебя. Что-то не сидится одной.

Ю л ь к а. Я предлагала — перебирайся! Полино место не занято. Шкаф и тумбочка — вот. Будем вместе жить.

А л л а. Не могу.

Ю л ь к а. Почему?

А л л а. Я женщина несвободная. Я женщина замужняя.

Ю л ь к а. Замужняя?.. Ой! Как же мы не знали? Кто он?

А л л а. Художник. Не то что я — настоящий. Сейчас поехал в Молдавию. Скоро заявится сюда. Хватит ему писать солнечные пейзажи. Пусть вот это изобразит.

Ю л ь к а. И вы будете… здесь?

А л л а. У меня, Юлька, такое правило: не сдавать занятую позицию. Это правило я усвоила от отца, воевавшего в чине гвардии рядового. Моя первая позиция — здесь. После школы, после института. Тут я начинаю жить. И если меня отсюда выпрут, то это — позор! Позор! Значит, я тряпка, дрянь, никому не нужный человечишко!.. И я отсюда не уйду! Пусть сто тысяч Серафим Ивановных ополчатся на меня!

Ю л ь к а. Вот ты какая…

А л л а. Да уж такая!.. А ведь я недавно труханула. Ой как труханула.

Ю л ь к а. Что такое?

А л л а. Колы и двойки — это, конечно, не метод. Ученики глядят на меня злыми глазищами. Особенно Галя Новосельцева, прежде круглая отличница. Чувствую, уж и кличку мне какую-то прицепили! Никакого контакта! По-немецки они со мной не умеют разговаривать. А по-русски не хотят. Да выручил счастливый случай! (Радостно смеется.)

Ю л ь к а. Что за случай?

А л л а. Помогали мы совхозу. Лен на лугах расстилали. Поднялся вихрь. Сорвал с меня шарф, а с Гали платочек. В реку. Я кинулась и вытащила только Галин платок. И ребята… Что-то сделалось с ними вдруг. Залопотали со мной по-русски. А на уроках даже и по-немецки пытаются!

Ю л ь к а (серьезно). Алла Викторовна, тебя будут любить ученики.

А л л а. За что?

Ю л ь к а. Я еще и не знаю, за что… но будут!

А л л а. Это первая медаль на мою многострадальную грудь!.. Я добьюсь, добьюсь, что к моему предмету перестанут относиться формально! Дети дворян знали чужие языки! А чем наши дети хуже?.. Юлька! Скоро здесь все-все переменится! Приедет он — будущий Поленов, Саврасов, Сезанн!.. Наставит кругом подрамники, краски! Я думаю, что он и твою комнату захламит.

Ю л ь к а. Пожалуйста!

А л л а. Но ведь у меня — правда! — тоже неплохо получается. По крайней мере, можно узнать, что и где рисовала. (Раскладывает рисунки.)

Ю л ь к а. Конечно, можно узнать. Вот мой медпункт. Сосны у реки. Серафима Ивановна… У-у, какая чванливая! С лаптем на голове! (Хохочет.) Высоковольтная линия. Аркадий Сергеевич с Полиной Александровной!

А л л а (берет у нее рисунок. Смотрит). В мире произошла очередная нелепость.

Ю л ь к а. Что за нелепость?

А л л а. Полине нужно было выйти замуж за него, а не за Ковязина.

Ю л ь к а. За Аркадия Сергеевича?.. Почему?

А л л а. Они как-то… подходят друг другу. Это же видно.

Ю л ь к а. Подходят? Они?..

А л л а. Об этом я думаю всякий раз, когда вижу их вместе.

Ю л ь к а. А Аркадий Сергеевич приезжает в село… вовсе и не к ней.

А л л а. К кому же? (Все поняла.) Девочка моя… (Обнимает Юльку.)

В дверь просунул голову В а л е н т и н.

В а л е н т и н. Приветик! Никто по мне не соскучился?.. Как вы тут? Не промочило?

А л л а. Нет.

В а л е н т и н. Репетицию пришлось отменить. Никто не придет. Полина Александровна и то опоздала… (Юльке.) Так что нам полная свобода! Паричок я тебе раздобыл. И одежонку драную. На. Сразу состаришься лет на сорок. Ну и себе — в этом же роде. Вот пойдет парочка! Умора!

А л л а. Что это вы затеяли?

В а л е н т и н. Под большим секретом держим! Ни одна душа в селе это не должна проведать!

В комнату вбегает Г р у н я.

Г р у н я. Юлька, где ты? Я ведь уезжаю!

Ю л ь к а. Куда?

Г р у н я. В Москву!

Ю л ь к а. Что это вдруг надумала?

Г р у н я. Денежки отпускные получила — вот и надумала! Кузя! Где ты, Кузя?

К у з ь м а. Ноги вытираю. Сама же велела. (Входит с большим самодельным чемоданом.)

Г р у н я. Сядь у дверей, не шлепай!.. Ну, уж теперь-то я погляжу на столицу! На универмаг-то особенный, главный! Да вот беда: нет у меня чемодана подходящего в дорогу. Покажи-ка, Кузя! Да иди сюда, что тебя, приклеили к стулу?.. Вот с ним я еще в войну ездила.

К у з ь м а. Не нужен он. В Москве хороший купишь.

Г р у н я. А вдруг там не будет?

К у з ь м а. Соображай!

Ю л ь к а. Мой не подойдет?

Г р у н я. Ну-ну, ну! О-ой… Что это за чемодан? Кило сушек не затолкаешь.

А л л а. Возьмите у меня.

Г р у н я. У вас?

А л л а. Мой вместительнее.

Г р у н я. Ой, Алла Викторовна! Даже и неудобно.

А л л а. Удобно. Идемте покажу.

Груня и Алла уходят.

В а л е н т и н. Юля, мы когда пойдем? Скоро?

Ю л ь к а. Подожди. Кузьма Ильич, а вы… тоже едете?

К у з ь м а. Как ее одну отпускать. Разве не видите? Совсем темный человек. А для меня Москва все одно что наша деревня. Я через нее два раза с пересадкой проезжал.

В а л е н т и н. С пересадкой? (Хохочет.)

К у з ь м а. И потом… хочу я, Юлька, с московскими врачами посоветоваться.

Ю л ь к а. О чем?

К у з ь м а. Пускай они мне авторитетно скажут, надо мне с предосторожностями жить или не надо. И то нельзя, и на это запрет. А если я напрасно себя всяческих удовольствий лишаю?

Возвращаются Г р у н я с А л л о й.

Г р у н я. О-ой!.. И с замочками, и с ремешками.

В а л е н т и н. Как заграничные туристы, поедете!

Г р у н я. Алла Викторовна, вы уж не беспокойтесь. Все будет в сохранности, без единой царапинки верну.

А л л а. Да пожалуйста.

Г р у н я. Может, вам из Москвы чего привезти? Пирожных или сахару-помадки?

В а л е н т и н. Уж лучше кускового! Здесь его нет! (Он откровенно потешается, и Кузьме это не нравится.)

А л л а. Ничего не надо. Спасибо. Вы в Москву надолго? Где там остановитесь?

К у з ь м а. В гостинице.

В а л е н т и н. Кто вас пустит в гостиницу? Командировки у вас есть? Или вызов? Скажем, в Совет Министров?.. Нету! Выходит — на вокзал! Чемодан под голову, а ноги на диван!

А л л а. Поживете у моих родителей. Я вам дам адрес.

Г р у н я. О-ой!.. Нет, Алла Викторовна! Нет и нет!

А л л а. Почему?

Г р у н я. Ведь у вас папа-то с мамой, поди, академики-профессоры! А мы такие ввалимся!

А л л а. С чего вы взяли?.. Отец — старый метростроевец. Рабочий. А мать — по дому, младших воспитывает. Непременно к нам! Непременно!

Г р у н я. Ну, уж ладно… Кланяться им, значит?

А л л а. Кланяйтесь.

В а л е н т и н. В ножки, в ножки! По-столичному так! (Пригибает Груне голову.)

Г р у н я. Мы им груздочков, ягодки-брусницы…

В а л е н т и н. А еще лучше — сухих дров на растопку! У них там…

Кузьма на этот раз не выдержал и ударил чемоданом Валентина по спине. Из груди у того вырвалось что-то вроде стона.

К у з ь м а. Вот, Валька! Я тебе обещал, что ты у меня самым нижним заверещишь. И я слово сдержал.

Ю л ь к а (отзывает Груню в сторону). Он тоже поедет?

Г р у н я. Всяко думала, Юленька, всяко. Хотела дома оставить, так ведь свихнется без меня. А?

Ю л ь к а. Свихнется.

Г р у н я. То-то. Пускай и двойной расход, зато душа на покое.

Ю л ь к а. Но ведь он хочет там врачам показаться! В каком я буду положении?

Г р у н я (посмеивается). А я-то на что? Э-э, не бойся. Там они еще похлеще что-нибудь скажут!

К у з ь м а. Вы чего там?.. Про меня?

Г р у н я. Да что ты, Кузя? Я вот Юле рассказываю…

К у з ь м а. Пошли. Надо лечь пораньше, выспаться перед дорогой. Ой и хвачу я с тобой горюшка!

Г р у н я (вдруг всхлипнула). Уж прощевайте… Мало ли что может случиться. Никогда еще в такую даль не приходилось… Ведь самолетом! Как высоко-то!

К у з ь м а. Самолет — ерунда! Ты в метро, главное, под ноги смотри! Под ноги!.. Там, бывает, подметки начисто отхватывает!

Г р у н я. Ладно, Кузя. Буду смотреть… Дорога-то дальняя… Ну да ничего… Я ведь… баба рисковая.

В а л е н т и н. Передавайте привет столичному миру искусств!

Г р у н я. Передадим. Как же! Как же!.. Этакий бриллиант они в навозе не рассмотрели!

Уходят.

А л л а. Милые… чудесные люди.

В а л е н т и н. Да уж таких чудаков поискать!.. (Кричит вслед.) Зонтики-то хоть купите в Москве, охламоны! Неужели и там с тазами пойдете?.. (Захлопнул дверь. Юльке.) Через полчаса — устраивает? Все оставлю у тебя. Мне еще надо к сельпо. Фанерных ящиков наворую. Для декорации. Сейчас сторож в своей конуре — не увидит. Алла Викторовна, а может, вы возьмете на себя художественное оформление спектакля?

А л л а. Я?

В а л е н т и н. Больше-то некому!.. Вы рисуете. Красок и все прочее я раздобуду. Вот пьеса — почитайте. Вдруг у вас и получится!

А л л а. В самом деле — вдруг?

В а л е н т и н. Вы вот все для себя да для себя. Никто не увидит, не оценит. А если у нас спектакль зазвучит — в область вызовут. Там рванем! С вашим оформлением! Глядишь, вас заприметят и в город на работу переведут!

А л л а. Давай, Валя, давай! Открывай таланты! Развивай таланты!

Алла и Юлька смеются.

В а л е н т и н. Вам вот все смешно! Смешно!.. Я для вас, конечно, не бриллиант. А что бы здесь было без меня?.. Все бы здесь замерло! Чернотой покрылось! (Уходит.)

А л л а. Обиделся… А ведь он, пожалуй, прав. Попробую и я… в меру сил светить! (Ушла.)

Юлька прибирает в комнате, поглядывая на часы. Погасила верхний свет. Осталась только настольная лампочка. В дверях незаметно появилась П о л и н а.

Ю л ь к а. Поля?.. Ты откуда?.. И без плаща.

П о л и н а. Так… Решила зайти.

Ю л ь к а. Садись на диван, к печке. Вот. Здесь был Валя и сказал, что репетиция отменяется. Никто не пришел.

П о л и н а. Ты куда-то собираешься?

Ю л ь к а. К Соломониде. Мы с Валентином решили нарядиться и под видом больных прийти к ней. Чтоб не узнала. И с поличным поймать ее. Все отпирается: «Я ничаво, я ничаво!»

П о л и н а. Пойдешь в такой дождь?

Ю л ь к а. И лучше! Сейчас она меньше остерегается.

Полина сидит, примолкла. Накрыла плечи шалью.

Поля, что с тобой?

П о л и н а. Ни-че-го.

Ю л ь к а. Ты… ты поссорилась с Павлом Гавриловичем? Поля… ты ушла от него? Да? Поля?.. Он… он… обидел тебя? Он ударил тебя? Да как он посмел?!

Полина отрицательно качает головой.

Так что же? А?.. (Прижалась к подруге.) Полюшка, ты не расстраивайся, не переживай!.. Знаешь что? Переходи снова сюда, а? За вещами я сбегаю. Вспомни, как дружно мы с тобой здесь жили. И никто нам не мешал. Вот и опять осень пришла. На дворе холодно, сыро. А мы, как и в прошлом году, затопим печку. И у нас будет тепло, уютно. Хочешь чаю?.. У меня есть мармелад!.. По вечерам ты опять будешь проверять свои тетради, а я что-нибудь читать. Мне так плохо без тебя!..

Сидят обнявшись.

Ты ведь и собиралась-то отсюда как-то несерьезно. Проигрыватель оставила. И пластинки. А стала я в столе рыться — нашла в нижнем ящике твои дневники. Не подумай! Я в них и не заглядывала! Вот они. И еще фотография институтская. Где весь твой курс. Все больше девчонки.

П о л и н а (берет фотографию). Девчонки…

Ю л ь к а. Кто эта?

П о л и н а. Катя Мещерякова… Мила Перминова. Вера Бублик. (Невольно улыбнулась, вспомнив что-то приятное.)

Ю л ь к а. Ой, а здесь что было!.. Груня с Кузьмой собрались в Москву. Алла Викторовна дала им свой чемодан. Валентин все подначивал, так Кузьма Ильич!..

П о л и н а. Девчонки… (Провела ласково ладонью по фотографии.) Не знаю, как сейчас, а тогда, в институте, действительно были все больше девчонки…

Ю л ь к а. И у нас. На фельдшерско-акушерском.

П о л и н а. Наш институт в городе называли «Фабрикой невест».

Ю л ь к а. Да?

П о л и н а. Кому-то казалось это обидным. Кому-то смешным.

Ю л ь к а. Ничего обидного! Подумаешь!

П о л и н а. Теперь все разъехались… Кто куда… В деревни, в поселки, на новостройки.

Ю л ь к а. Пишешь им?

П о л и н а. Катя Мещерякова теперь завуч. Ира Федосеенко перешла из школы в интернат. У Веры Бублик уже трое маленьких бубликов… А Мила Пермитина… Она попала в такое место, что на всю деревню было только трое неженатых мужчин. (С горечью.) Невеста… Вышла замуж. Он и пил, и скандалил. Похвалялся: «Я хоть всего шесть классов кончил, а более твоего на тракторе зашибаю!» Ушла. Теперь одна. И снова… невеста. А надо работать. Надо каждое утро приходить в класс улыбающейся, подтянутой! Чтоб никто и не догадался, каково у тебя на душе! (В волнении.) Я не знаю, есть ли еще профессия более трудная, чем наша! Тяжело шахтеру под землей! Тяжело летчику в небе! Но они кончат работу — и можно расслабиться, отдохнуть. А тут и в школе и на улице за тобой следят сотни глаз. Твои ученики. Их родители. Ты для них всегда — учитель. И если в тебе нет силы, нет веры, чтобы в чем-то самом важном всегда быть впереди этих людей, то — надо уходить! Надо бросать эту работу! Девчонки! Отважные девчонки! Я люблю вас уже за то, что вы не побоялись, взялись за это… невыносимо тяжелое, невыразимо прекрасное дело!

Ю л ь к а. Мне, Полюшка, легче! В самом деле легче! Я вот приду с работы и могу на голове ходить. А что?.. Захочу и буду! Никто не укажет!..

С улицы входит К о в я з и н. За его спиной показалось заплаканное лицо Таисьи Степановны, но он закрыл перед ней дверь.

К о в я з и н. Наконец-то нашел тебя!.. Поля… пойдем домой.

Ю л ь к а (грозно встала перед ним). Никуда она не пойдет!

К о в я з и н (растерялся). Как… не пойдет?

Ю л ь к а. А вот так! Снова будет со мной жить! И я никому ее в обиду не дам!

К о в я з и н. Поля… ты что же… серьезно решила?

Ю л ь к а. Серьезно!

К о в я з и н. Так… Выходит, развод.

Ю л ь к а. Развод!

Полина молчит. Ковязин растерялся еще больше. За дверью послышался плач Таисьи Степановны.

К о в я з и н. Но как же так… сразу!.. Ну, я погорячился. Сорвалось с языка… Беру все свои слова обратно. Я не прав.

П о л и н а. Разве дело в словах?

К о в я з и н. Понимаю… Тебе многое не понравилось у нас в доме. Но это же… несущественно. Это пустяки.

П о л и н а. Какие же это пустяки?

К о в я з и н. Нет! Это не должно случиться! Я так люблю тебя, Поля… Да, я был несправедлив, когда упрекнул тебя. Твое решение выйти за меня замуж я почти вымолил, и ты ни в чем не виновата. Тебе действительно трудно у нас, и я постараюсь помочь. Я не забыл свое обещание! Поля… ну, что моя мать? Что? Она — старый человек. И она тоже любит тебя. По-своему. Ну, что-то не поделили. В чем-то не договорились. Это случается у всех на первых порах.

П о л и н а. Павел… речь не о том, кому быть хозяйкой… Пусть — она. Пусть. Для меня это даже лучше. Я о другом.

К о в я з и н. Но нельзя же все сразу!.. И так уж многое изменилось с твоим приходом. А если ты от меня уйдешь, то все к черту! Все прахом! И жизнь, и работа! Я даже не знаю, что со мной будет!.. Поля! Ты выросла в иной семье, тебе легко. А я… Ты не знала моего отца. Он из тех, для кого жизнь остановилась пятьдесят лет назад. Он забрался сюда, в глушь, чтоб никого не видеть, чтоб жить без людей. Но и сюда пришла жизнь!.. Вот следы от его побоев, когда я вздумал вступить в комсомол!.. А она!.. (Кивнул на дверь.) Она плачет о нем! Да, видно, забыла, как и ее!.. (Сжал кулаки.) Поля… все это ушло, но оно и живо. Оно — в доме, оно — во мне. Все нет ничего, нет, да вдруг и вырвется! Оно как сера — сразу не отмоешь. Поля, мы так хорошо начали жить. Ты поможешь мне… Рядом с тобой я становлюсь другим. Хочешь, брошу все тут — и уедем! Вдвоем! Куда угодно! Куда скажешь!

За дверью послышался вновь плач.

Ведь сказано тебе! Иди домой!

П о л и н а. Зачем ты с ней так груб? Пусть войдет.

Распахнулась дверь — на пороге С е в а с т ь я н о в. В дождевике. Сапоги в грязи. Напряженное молчание.

Ю л ь к а. Аркадий Сергеевич?.. В такую погоду?..

Севастьянов не обращает на нее внимания. Смотрит на Полину.

Что с вами, Аркадий Сергеевич?

Пауза.

К о в я з и н. Идем, Поля.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а (в сенцах). По-олюшка..

С е в а с т ь я н о в. Полина Александровна!

П о л и н а (мягко). Иди, Павел.

К о в я з и н. А ты?

П о л и н а. Я… здесь пока побуду.

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. О-о… Прости нас, глупых… Это все Серафима, она настропалила! Пусть еще за чем придет!..

К о в я з и н. Мама!..

Т а и с ь я С т е п а н о в н а. О-о…

К о в я з и н. Мама, ведь слышала. Она придет… чуть попозже. Я принес тебе плащ. До свидания, Юля. (После мучительного усилия.) До свидания, Аркадий Сергеевич. (Уходит.)

С е в а с т ь я н о в. Полина! Милая!..

Ю л ь к а (пораженно). Милая?

П о л и н а. Зачем вы?!..

Ю л ь к а. А!.. Что это? (Замерла.) Вы… любите ее? Поля, что это?.. И ты… ты тоже?.. А-а-а! (Кинулась в сени.)

П о л и н а. Задержите ее!

Ю л ь к а. Пустите!

П о л и н а. Юленька! Родная!

Ю л ь к а. Пустите! Пустите! Пустите!

П о л и н а. Тебе туда нельзя! Там дождь!

Ю л ь к а. Я ничего не хочу слышать! Никого не хочу видеть! Не хочу! Не хочу! Не хочу! (Убегает в смежную комнату, плотно захлопнув дверь.)

П о л и н а. Она-то за что страдает? Зачем вы?

С е в а с т ь я н о в. Я не знал… не знал, что у нее ко мне… Я думал — дружим. Она мне как сестренка. Полина…

П о л и н а. Молчите. Я не хочу вас слушать! Оставьте нас вдвоем!

С е в а с т ь я н о в. Мне нужно с вами поговорить! Не уходите!.. Я все равно вам это выскажу, где бы вас ни встретил — на улице или даже в школе! Я не могу этого не сказать!.. Я полюбил вас! Не спрашивайте, когда и как это произошло! Я окончательно это понял, когда он спросил — кто вы для меня?.. Полина, я не знаю, где начало этого чувства! Мне кажется, что мы с вами всю жизнь идем бок о бок, где-то совсем рядом! Навстречу нашему счастью! Навстречу нашим синим дождям!

П о л и н а. Прошу вас, Аркадий Сергеевич…

С е в а с т ь я н о в. Вы не уйдете больше к нему!

П о л и н а. Почему?

С е в а с т ь я н о в. Я всю землю исколесил! Я половину жизни прожил! И еще никому… никому не говорил вот так! Слышите — никому!

П о л и н а. А я… говорила.

С е в а с т ь я н о в. Это ничего не значит! Если и говорили, так — не ему! А тому парню, что разбился на рифах!.. И если бы он был жив, то я… не посмел бы. А сейчас на свете только — вы и я, вы и я!

П о л и н а (горько усмехнулась). Представляю… Полина Метелева… вышла замуж, а через два месяца… ушла к другому.

С е в а с т ь я н о в. Вы думаете только о своей репутации! А о жизни?

П о л и н а. А вы считаете, что это возможно разделить?

С е в а с т ь я н о в. Полина…

П о л и н а. Не нужно.

С е в а с т ь я н о в. Еще все поправимо! Мы уедем отсюда! А если нет, я могу и остаться! Если дорога вам школа, дороги здешние места!

П о л и н а. Дороги.

С е в а с т ь я н о в. Значит?..

П о л и н а. А почему вы думаете, что мы будем непременно счастливы? Каждый миг, всегда. Почему вы уверены, что у нас со временем… не произойдет нечто подобное?

С е в а с т ь я н о в. Вы… вы не верите мне? А сами-то вы этого не чувствуете?

П о л и н а. К вам придет уже не девушка, а женщина. Немало пожившая. Со своим прошлым.

С е в а с т ь я н о в. Это ничего для меня не значит! Я люблю вас!

П о л и н а. У нее есть муж. Человек, за которого она согласилась выйти замуж. Сама согласилась. Как же можно коверкать жизнь… ему?

С е в а с т ь я н о в. А мне? А себе?.. Почему я раньше не приехал сюда? Почему?

Долгое молчание.

Или вы в самом деле не уверены во мне… или… просто так владеете собой! Очевидно, вашим ученикам никогда не удается вывести вас из равновесия. Вы всегда в форме. Вы всегда владеете собой.

П о л и н а (глотая слезы). Пусть так. Пусть!.. Это… не так уж плохо. Пусть!

С е в а с т ь я н о в. Полина! Любимая Единственная!

П о л и н а. Не надо. Не надо. Не надо! (Отстраняется от него.)

С е в а с т ь я н о в (глухо). Как же вы будете жить?

П о л и н а. Недавно я слышала один рассказ… от простой женщины. Немножко грустный рассказ. Немножко смешной. Так бывает… Вот и мне, может быть, составить что-то вроде плана? На год. На два. На три…

С е в а с т ь я н о в. Подумайте, Полина. Я не считаю, что вы для меня потеряны. Я буду за вами следить. Каждый миг. Каждый час!.. И если вам снова будет худо!..

П о л и н а. Помолчим… Аркадий Сергеевич… (Полина распахнула створки окна. Слушает шум дождя.)

С е в а с т ь я н о в. Каким все вдруг стало серым… бесцветным…

П о л и н а. Не смейте так! Не смейте!.. Нельзя поддаваться этому чувству!.. Всегда были, есть и будут синие дожди! И сколько бы ни было на земле грязи, сколько бы ее ни прилипало к нам, — они смоют! Они все смоют! И будет чисто, прозрачно… Верьте в синие дожди! Верьте! (Прикоснулась к его руке. Уходит в смежную комнату — к Юльке.)

С е в а с т ь я н о в (один). Синие дожди… Синие дожди… А как верить?.. (Глянул на часы.) Пора… Что у меня на завтра?.. Начнем тянуть на Юргу. Пожалуй, надо подумать о валенках и полушубках. Скоро завьюжит. Завьюжит… На мотоцикле сейчас не проехать. Ладно, оставлю здесь. (Натянул капюшон и уходит.)

Некоторое время сцена пуста. Незаметно появилась Ю л ь к а. Она идет наискосок от двери к двери. За ней — П о л и н а. Юлька удаляется от нее, как бы боясь ее прикосновений. Вдруг повернулась и бросается к Полине.

Ю л ь к а. Поля! Полюшка!

П о л и н а (обнимает ее). Ну, ну… Не надо. Не надо… Когда-то и мне казалось, что все остановилось. А я… счастливая. Я все равно — счастливая!