Синие дожди

Ф и л и п п.

И г н а т.

М и ш к а.

Г р а н я.

Т е р е н т ь е в.

В а л е р и й.

Н е л л и.

Время действия — начало шестидесятых годов.

ПРОЛОГ

На плоту у костра — двое: И г н а т и М и ш к а.

Темень — влажная, вешняя — обступила их. Туман однообразными серыми космами отрывается от поверхности реки и уносится в ночь, где ни звездочки, ни огонька, но откуда вдруг угрожающе наваливается берег черноглыбистый, ощетинившийся подмытыми корневищами и деревьями. Глухо и мерно бьет вода. Весело потрескивает костер.

Игнат и Мишка ужинают.

М и ш к а. Ушицы бы свежей похлебать. Крупа и дома надоела.

И г н а т. Все бы тебе сразу.

М и ш к а (смеется). У меня на воде аппетитище разыгрывается — ел бы не переставая! (Выскребает ложкой котелок.) В Волге, говорят, и белуга и осетр живут?

И г н а т. Живут.

М и ш к а. Икрицу осетровую, дядя Игнат, мы испробуем? Только раз я ее в ресторане ел. На закуску брал. Вку-усно.

И г н а т. Нельзя сейчас осетра губить — нерест.

М и ш к а. Тебе нельзя, мне нельзя, а есть такие, кому все можно. Особенно, коли денег невпроворот. А что, дядя Игнат, изрядно нам за поездку отколется?

И г н а т. Отколется. Плотогонов не обижают.

Сильный толчок. Чайник, подвешенный на палку, качнулся и звякнул крышкой.

М и ш к а (испуганно). Что это?

И г н а т. Похоже — топляк.

М и ш к а. Мертвяк?

И г н а т. Мертвяк, топляк — один черт. Утопшее бревно. Уперлось одним концом в дно, а другим торчит. Катер или пароход может насквозь протаранить.

М и ш к а. Но-о?

И г н а т. Аль струсил?

М и ш к а. Впервой я. Страшно вдвоем-то…

И г н а т. Вот доберемся до плотбища — в команду войдем. На другой плот пересядем, огромнейший. Лоцман у нас будет. И не заскучаем. Книжонок-то я вон сколько набрал!

М и ш к а. И много тут таких топляков-мертвяков?

И г н а т. Хватает. Высунули рыла и стерегут. Движению только мешают…

Сильные толчки. Чайник сорвался с палки и загремел в огонь. Игнат и Мишка плашмя упали на бревна. Полный мрак.

М и ш к а. Дядя Игнат! Дядя Игнат, где ты?

И г н а т. Здесь, Миша. Здесь. Рядом. Ты держись за меня, держись крепче — и цел будешь, не рассыплешься!

Костер пыхнул и постепенно разгорается. Вокруг все тот же мерный плеск.

М и ш к а. Хм… Не рассыплешься… Сам-то ты цел?

И г н а т. Да вот он я! Испугался?

М и ш к а. Боязно. И верно говорят: зря денег не платят…

И г н а т. Ты гляди, гляди! С часу на час вода рассветом зазеркалится — утки косяками тогда полетят. Все небо от края до края прошьют.

М и ш к а. А лебедей не увидим?

И г н а т. Авось и доведется. Ты черемуху-то слышишь?

М и ш к а (чутко замер). Слышу…

И г н а т. В этих местах черемушнику — страсть. Дебри! В прошлом году я плыл, так будто под белыми кружевными сводами. Аромат… Ну, а если еще ветерок тронет, то метель. Право слово, метель.

М и ш к а. Вот она! Вот!

Над их головами проносятся легкие облачка — белая кипень черемухового цвета. Мишка подпрыгивает, чтоб достать ветки.

И г н а т (радостно смеется). В воду упадешь, дурень!

М и ш к а. Ну, красотища!..

И г н а т. А ты не хотел плыть. Упирался!

М и ш к а. У-ух! Видимо-невидимо… Видимо-невидимо… (Заливается счастливым смехом.)

АКТ ПЕРВЫЙ

Солнце и синь. На огромном плоту — новенький, из искрящихся корой бревен, домик. Сбоку — вышка для обозрения. На натянутых туго веревках сушится одежда плотогонов. Г р а н я — плотная, темнолицая от загара женщина — развешивает ее. Берега далеко отступили и мало видятся.

Г р а н я (поет).

Сидя на корточках перед костром, Ф и л и п п прикуривает трубку. Он кряжист, усат, фуражка с «крабом» небрежно сдвинута на затылок.

Ф и л и п п (обжегся углем). У, черт кусачий.

Г р а н я (звонко). Не туда смотришь, лоцман! Ох, посадишь ты нас на мель, коли и дальше так глазами косить будешь!

Ф и л и п п. Веселая… стерлядочка.

Г р а н я. В чистую воду, на простор вышла — вот и веселая! Пятнадцать лет сидела!

Ф и л и п п (настороженно). Срок отбывала?

Г р а н я. Угадал!

Ф и л и п п. За что?

Г р а н я. Такова уж моя участь горькая.

Ф и л и п п. Пятнадцать?.. А по виду твоему не скажешь. Сдобная. Справно, видать, жила. В придурках, что ли, при начальстве ходила? (Подкрадывается по ступенькам и хватает ее за бока.)

Г р а н я. Ну-ну! (Гонит его.) Искупаться захотел? Живо охолонешь.

Ф и л и п п. Не брыкайся… Думаешь, я тебя в команду взял без интересу? Стоящим мужикам дал отказ.

Г р а н я. Я и не знала, что тебе юбка нужна, а не работник! На, лови! (Срывает с веревки юбку и швыряет ему.) Ляжешь спать — под голову положи. (Хохочет.)

Ф и л и п п (угрожающе). Скрыла прошлое, когда оформлялась?

Г р а н я. Вашего брата не проведешь — так и в рай не попадешь!

Ф и л и п п. Не дури, сказано…

Г р а н я. Неужто чувством воспылал, лоцман? (Тронула его лоб.) У, раскалился, как утюг!

Ф и л и п п. На берегу бы без грошей сидела…

Г р а н я. Ох, зря я вам, мужикам, харч справный установила. Вот посажу на немазаную картошку!

Ф и л и п п. Разве еще кто пристает?

Г р а н я. А ты как думал? Был бы сладкий пирог, а мухи слетятся.

Ф и л и п п. Ха-ха!.. Что верно, то верно… (Движется вверх, широко расставив руки.)

Входит И г н а т и бросает на бревна заводную ручку от мотора.

А?.. Ты чего?

И г н а т. Ничего. Вон ручку кинул.

Недобро смотрят друг на друга. Граня посмеивается. Филипп нагнулся, хочет поднять ручку.

(Тихо.) Не трожь. И к мотору тоже не подходи.

Ф и л и п п. К кому? (Глянул на Граню. Ему показалось, что он ослышался.)

И г н а т. К мотору. На моей он ответственности. Ночью дал ему перегрузку — теперь барахлит.

Ф и л и п п. Барахлит! Потому что барахло дали! Думаешь, на такое дело новенький, прямо с завода, поставят?

И г н а т. Относись по-человечески, так послужит. Еле отрегулировал. (Вытирает паклей измазанные мазутом руки.) А ну как в нужный момент откажет — тысячи кубометров расшибем. И так уж дно у реки деревянное, в несколько накатов. Кабы все наверх, так можно было б год лес не переводить.

Ф и л и п п. Я его деревянным сделал? Я? Ты спроси, хоть один плот расшиб за свое лоцманство?

И г н а т. Расшибешь, если будешь каждый день закладывать.

Ф и л и п п. У, черт! Что за команда ноне подобралась! Каждый сам по себе! Никакого расположения друг к другу! (Уходит.)

Г р а н я. Ты не очень-то на него наступай. Человек бычьей силы.

И г н а т. Оно и видать.

Г р а н я. К вольности на реке привык. В случае чего — не встревай. Беда только выйдет. Уж я сама. Зачем кулаком, коли можно языком?

И г н а т (улыбнулся). Вижу, не из робких.

Г р а н я (у огня). Вот и уха готова. Буди Мишку.

И г н а т (смотрит через окно в домик). Пускай еще поспит. Измотался парень, пока малой рекой шли. Русло вертлявое, с перекатами.

Г р а н я. Заботишься, будто он тебе сын.

И г н а т (закуривает). С его отцом, Алешей, дружки мы были неразлучные. Вместе гуляли, в один год женились. Этим же вот путем плыли на фронт, когда немцы лезли к Волге! Ох, как лезли… Израненный вернулся Алеша домой. Мало и пожил. (Задумался.) И что случилось с Мишкой — ума не приложу. Проглядел я его, проглядел. Работает без искорки, все больше под-шабашить на стороне старается. То ли он в детстве наголодался и страх у него, то ли Фаина влияет…

Г р а н я. Что за Фаина?

И г н а т. Сватает тут одну. Из сытой семьи. У отца с матерью зимой снегу не выпросишь. (Доверительно.) Вижу я — неладно, уходит парень к чужим, слова не те говорит, вот и сманил его с собой. Пускай жизнь шире увидит. Авось и отторгну… Образумится.

Г р а н я. Своих-то детей разве нет — о чужом печешься?

И г н а т. Как нет, есть. Свои все на линии.

Г р а н я. Жену любишь?

И г н а т (поднял голову). Чего бы я с ней жил, кабы не любил?

Г р а н я. Спасибо.

И г н а т. За что?

Г р а н я. Поддержал ты меня. Теперь спокойнее на душе будет. С песнями поплыву!

И г н а т. О чем ты?

Г р а н я. Да о том же, о чем и ты.

И г н а т. Любишь загадками говорить.

Г р а н я. Чего же тут загадочного?

И г н а т (ждет). Ну?

Г р а н я. Что — ну? Полюбишь одну, к другой-то сердце уже и не лежит. Занято оно. Так ведь?

И г н а т (отмахнулся). Ай! (Раскрывает книжку.)

Г р а н я (смеется). Вот! Я же говорила: словами из любого можно всю силу вымотать. Кулак — дурак, хлобыстнет — и самому больно, а язык ставит петельки-силки тут да там — и цел сам! Ох, слова, слова… (Вздохнула.) Отчего, думаешь, мужики-то теперь пошли все такие рыхлые да вялые? На заседаниях с утра дотемна сидят да докладами друг друга изнуряют. (Вдруг сменила тон.) Вот любишь, а уехал от жены надолго. Зачем?

И г н а т (развел руками). Такая уж работа.

Г р а н я. Подыщи другую. В конторе.

И г н а т. Мне и эта по нраву. И потом… уж как радостно после разлуки-то свидеться. Дни считаешь!

Г р а н я (быстро). Хорошо, если так случается.

И г н а т. Что?

Г р а н я. Проехали мимо.

И г н а т. С тобой поговоришь.

Г р а н я. А не боишься на приволе речной в другую влюбиться? В меня, к примеру. (Пристально смотрит ему в глаза.)

И г н а т. Э, да я вижу, не тебя надо защищать, а от тебя защищаться.

Г р а н я. Что так? Иль уверенности в себе не чувствуешь?

И г н а т (рассмеялся). Да ведь нас, мужиков, на плоту трое, а ты одна. А ну как все задурим? Пожалуй, еще передеремся!

Г р а н я. Все из-за того, что я одна?

Игнат молчит.

Ни к чему мне это. Дурость-то. Плывите в мире. Не те годики, чтоб гордость тешить. А уж чего не сбылось, так то, видать, и не сбудется…

В окне появляется взлохмаченная голова М и ш к и.

М и ш к а. Уха! Ей-бо, уха! Я еще во сне знал, что сегодня уха!

Г р а н я (помешивает в котелке). Ветерок-то в твою сторону тянет.

М и ш к а. Огромные лещи снились! Жирные и в сметане! А у меня, как на грех, ни ложки, ни вилки. И я руками, руками!

Г р а н я. Жаден ты, парень. Ну, отоспался?

М и ш к а. Да еще не совсем. Вот подкреплюсь и тогда уже закончу. Передых для еды сделаю.

Г р а н я. Сделай, сделай. Авось во втором-то заходе и невесту увидишь.

Мишка покосился на Игната.

Ничего он мне не говорил. Я сама так рассудила: почему бы такому видному парню невесту не заиметь?

И г н а т. Весь в отца… И ростом как Алексей.

Г р а н я (треплет Мишку за волосы). Ешь, Мишка, спи! Можно! Река позволяет. Не чета вашей вертлявой. Да и разлилась широко. А впереди — Волга. Мать всех рек. Пятнадцать годиков назад я тут плыла до самого Каспия! А теперь новые моря на пути. Будет что посмотреть! Вот бы вернуть годы-то… Сделаться бы ручейком незамутненным да и бежать-журчать, разливаться во всю ширь души!

Ф и л и п п (входя). О-го-го, ушица готова!

Г р а н я. И ты учуял?

Ф и л и п п. Шумела, чай.

Г р а н я. Ох, шумела. Да о том ли?.. (Встретилась глазами с Игнатом.) Ты что?

И г н а т. Да так… слушать тебя нравится.

Г р а н я. За дорогу еще надоем. Ну, садитесь все. Тебе, наш главный рулевой, самую большую ложку. (Подает Филиппу черпак.)

Ф и л и п п (безобидно). По моей комплекции как раз!.. Вот, мужики, последнюю извлекаю. (Достает бутылку.) Переходим на монашеское житье. Сухой закон. Не покажется — сами соображайте, на меня больше не надейтесь. Раньше — вот лафа была! — нашему брату спирт выдавали. Для обогрева, если кто искупается ненароком. (Ловко вышибает пробку.)

И г н а т. Мне немного.

Г р а н я. И мне.

Ф и л и п п. Гляди, какая согласованность.

М и ш к а. Лей, не жалей!

Ф и л и п п. Ну, стало быть… чтоб чинно да ладком. Кучно будем держаться — все будет в справе: и харч, и заработок. Река промыслом богата. От нас будет зависеть, в приятности поплывем или без приятности. Дай бог не последнюю.

Чокаются и пьют.

М и ш к а. Ай да ушица!

Ф и л и п п. М-м… навариста. Только речной человек может такую изготовить.

Г р а н я. Не жалеешь, что взял в команду?

Ф и л и п п. Ну, будет.

Г р а н я. Что же ты ничего не скажешь, Игнат, ни охулки, ни похвалы?

Игнат смотрит в сторону, и ложка в его руке замерла в воздухе. К костру крупным шагом подходит мужчина в добротных опойковых сапогах и в широком плаще с капюшоном — Т е р е н т ь е в.

Т е р е н т ь е в (снимает с плеча ружье и мешок). Мир да совет честной компании.

Все несколько изумлены появлением незнакомца на плоту.

Ф и л и п п (отчужденно). Откуда это?

Т е р е н т ь е в. Ясно, не с воздуха. На лодке.

Ф и л и п п. Видим, что не космонавт… С чем пожаловал?

Т е р е н т ь е в. Не из инспекции, не из надзора, лоцман. Не опасайся. Хотя и служил. Терентьев моя фамилия. (Здоровается со всеми за руку.)

Ф и л и п п. А нам опасаться нечего — все для глазу открыто. Как это ты определил, что я тут главный? Я ведь тебе не докладывался.

Т е р е н т ь е в. Вожак сразу виден. Ни с того ни с сего одного над другим командовать не поставят. Не подкинешь ли, хозяин? К пароходу опоздал. Следующего ждать сутки.

Ф и л и п п. Располагайся. Разрешаю.

Т е р е н т ь е в (кричит). Отчаливай!.. Нанял мальца за папиросы. От горшка два вершка, а уже дым пускает. (Смеется.)

Ф и л и п п (Гране). Угости пассажира, если осталось. Денег за проезд и питание мы не берем.

Т е р е н т ь е в (понимающе). Вот мой вклад в общий котел. (Достает из мешка пол-литра.)

Ф и л и п п. Ну, житуха! Я же говорил, река на промыслы торовата! Мужики, в кучу! Игнат, Мишка!

И г н а т. Хватит, Филипп.

Ф и л и п п. Да ладно ты…

И г н а т. И Мишке не наливай.

М и ш к а. Дядя Игнат, я же совсем трезвый. Да и на свежем воздухе это вроде воды. Не действует.

Ф и л и п п. Теперь до Лисьего переката никакая опасность не угрожает.

И г н а т. Не наливай, сказано. И вообще эту лавочку пора прикрыть. (Терентьеву.) Убери назад.

Терентьев медлит в нерешительности.

(Взял пол-литра и заталкивает в мешок. Подмигнул Мишке.) Прибережем для другого, более подходящего случая.

Т е р е н т ь е в. Это что же?.. Ведь деньги плачены… Не из твоего кармана.

Игнат отдает ему три рубля.

Ну и ну… Дела… (Глянул на Филиппа.) А я-то впрямь подумал, что лоцман — ты.

Филипп замер неподвижно, и только видно, как багровеет его лицо.

Или он при тебе вроде замполита?

Ф и л и п п (Игнату). Дешево хочешь отделаться.

Т е р е н т ь е в. Не печалься, лоцман. Еще одна завалялась.

Ф и л и п п. А ну, еще раз лапу протяни! (Воткнул возле себя топор.)

Т е р е н т ь е в. Э-э! Так тоже нельзя! Лишнее. Перебор. Все неприятности на земле происходят по причине непонимания друг друга. А вот эта штука процесс сближения очень даже ускоряет. Ну-ка, за круглый стол! За круглый стол! Да уважьте отпускника! Не портите мне отдых! Душевно прошу!

Г р а н я. У тебя отпуск, да у нас-то работа.

Т е р е н т ь е в (Игнату). И что это ты без причины на меня бычишься? А? Люди нынче должны жить в любви — таково знамение века.

И г н а т. Уж не секту ли ты приехал к нам организовывать? Не проповедник ли, часом?

Т е р е н т ь е в (захохотал). Вот уж кого презираю так презираю — сектантов разных, трясунов узколобых, навощенные души! Солнце в небе не видят! Но ты угадал. Угадал. Проповедник! Каждый человек проповедник. И каждый в свою веру других обратить старается.

И г н а т. Складно говоришь, да только непонятно, куда клонишь.

Т е р е н т ь е в. Клоню к тому, что не надо человека урезать. Человек-то неповторим и должен при жизни сполна раскрыться. Достичь себя. Потому что другой возможности у него уже не будет. Вот, скажем, он. (Кивает на Филиппа.) Если б его не одергивали да не приструнивали, так он, может, и не плоты бы теперь водил, а что-нибудь поважнее.

Ф и л и п п. Приструнки хватает, более чем достаточно. Существенное говоришь.

Т е р е н т ь е в (Мишке). И у тебя, малый, в душе должен быть собственный уклон! А?

И г н а т. Склоны-уклоны для воды хороши, чтобы вниз катиться. А человеку в гору идти.

Т е р е н т ь е в. Да на горах-то — стылость и лед! Чего мы там не видели?

Ф и л и п п. Вот именно!

И г н а т. В топях лучше?

Т е р е н т ь е в. Так я за середину! За золотую середину! Вот у нас с тобой и наметились точки соприкосновения!.. (Нарезает ножом ветчину.) Закусывайте, не стесняйтесь. Ветчина собственного производства.

М и ш к а. Где это ты такой ножище раздобыл? Ой-ой! И медведя запороть можно.

Т е р е н т ь е в. Немецкий трофей. С войны хранится. В разведке служил.

М и ш к а (разглядывает). Свастика…

Т е р е н т ь е в. Спиливал-спиливал — не начисто. Крупповская сталь. Да леший с ней. На охоте служит исправно. А ты почему, парень, в гимнастерке-то?.. Из армии, так вроде бы рановато.

М и ш к а. Отцовская. Мать в дорогу дала. Не хорошую же одежду трепать.

И г н а т. Как ты сказал?

М и ш к а (смутился). Ну… это я так… Что мне на нее теперь — молиться?

Игнат отошел от костра, неодобрительно покачивая головой.

Т е р е н т ь е в (тихо). Серьезный мужик.

М и ш к а. Он хороший.

С реки доносятся крики.

Г р а н я. Никак, нам! На чем это они плывут?

И г н а т. Где?

Г р а н я. Вон!

И г н а т. На лодке надувной.

Ф и л и п п. Туристы.

Г р а н я. Неужели она такую осадку имеет?.. Да они же тонут! Ей-богу, тонут!

Бегут с криками: «Э-гей! Гребите сюда!» — «Чалку ловите! Чалку!..» У костра остается только Терентьев. Он ест и спокойно наблюдает за суетой на плоту. Все возвращаются. С ними молодой м у ж ч и н а, в очках, с изрядно заросшими щеками, и д е в у ш к а. В а л е р и й и Н е л л и. Они в брюках и непромокаемых куртках.

В а л е р и й. Спасибо, товарищи!

И г н а т (вносит тяжелые рюкзаки). Чего уж там…

Н е л л и. Ура! Спасены! (Высоко взметнула руки.)

Ф и л и п п. Что, укол-прокол?

В а л е р и й. Да, возле клапана.

Н е л л и. Никогда еще не плавала на плоту! (Быстро обошла вокруг костра.) Как здорово!.. Это сосновое бревно, это березовое. А это — елочка-иголочка.

Г р а н я. Пихта.

Н е л л и. Да-да.

Ф и л и п п. Далеко ли держите путь?

В а л е р и й. Далеко. В низовья.

Ф и л и п п. Можете плыть с нами, пока не отремонтируете свою посудину.

Н е л л и. Лично я ваше предложение принимаю с восторгом!

Ф и л и п п. У нас тут вроде Ноева ковчега. Всех утопающих и погибающих от наводнения принимаем. Чистых и нечистых. Ха-ха! (Он все больше веселеет и с интересом приглядывается к рюкзакам.) Этта иду я по нашему плотику, а на припеке гад колечком свернулся, сушится. Тоже как-то к нам попал.

Н е л л и. Уж?

Ф и л и п п. А черт его знает! Может, и змея!

Г р а н я. Что же ты ее не зарубил?

Ф и л и п п. Я же говорю — Ноев ковчег! Всем места хватит! На полверсты плотик-то растянулся!

Т е р е н т ь е в (оценивающе). Да, древесинка строевая. Годная…

Г р а н я. Вот теперь ходи да под ноги гляди.

Т е р е н т ь е в (отводит Филиппа в сторону). Помог бы людям на берег добраться. Дай лодку. Чего им тут?

Ф и л и п п. Больше народу — веселее. Пускай плывут, коли нравится.

Т е р е н т ь е в. Еще заболеют. Видишь — промокли.

Ф и л и п п. А мы живо вылечим! (Порывается отойти.)

Т е р е н т ь е в. Погоди. Разговор есть. (Помедлил, что-то обдумывая.) За вами еще плоты идут или этот последний?

Ф и л и п п. Нет, не последний. Есть еще два.

Т е р е н т ь е в. Далеко?

Ф и л и п п. Километрах в двухстах.

Т е р е н т ь е в. А что за народ там в командах? Может, получше твоей компании? (Кивнул в сторону Игната.)

Ф и л и п п. Молодняк.

Т е р е н т ь е в. Молодняк?

Ф и л и п п. Ага… на званье претендуют.

Т е р е н т ь е в. А-а…

Ф и л и п п (возвращается к костру). Ой, припоздали вы малость! Ой, припоздали! Обогрев был у нас! Только что прикончили.

Н е л л и. Если бы вы нас известили, мы бы раньше тонуть начали.

Ф и л и п п. Ха-ха!

Г р а н я. Горячей ушицей угостим. Тоже неплохо.

Ф и л и п п. Своего-то обогреву разве нет? Как же так, в дорогу и без этого? (Звонко щелкнул ногтем по пустой бутылке.)

В а л е р и й. Неля, где-то в рюкзаке флакон со спиртом.

Н е л л и. Да-да. Медицинский.

Ф и л и п п. Медицинский. Что же вы молчали? Лучшее средство от простуды! Ищи-ищи, парень! Надо, надо! (Ему вручают крошечный пузырек из-под духов.) И это все? Ну что это? Ну что это? Воробью на понюшку!

Все хохочут, и Филипп тоже.

В а л е р и й (Нелли). Если бы ты знала, как я за тебя испугался.

Н е л л и. А я за тебя. Плыли бы сейчас по реке два молодых прекрасных трупа.

В а л е р и й. Эх, рация, наверно, подмокла.

Н е л л и. Я ее держала на весу. Помнила, что без нее ты — это уже не ты.

В а л е р и й. Смешно?

Н е л л и. Знаешь, я рада, что у нас начались приключения. Или это от ухи все стало таким радужным?

В а л е р и й. Возможно.

Н е л л и (хмыкнула). Попали в плен к пиратам!

В а л е р и й (на ухо). Один из них, во всяком случае, настоящий.

Н е л л и (тоже на ухо). Валера… Я тебя очень люблю.

Он отвечает поцелуем.

М и ш к а (пристально смотрит на них). Деньги некуда девать — вот и странствуете?

Н е л л и. Угадал! Из всех карманов торчат. У меня папа генерал-майор, а у него министр финансов. Не подбросить ли тебе миллиончик?

М и ш к а (презрительно). Стиляги. (Отошел в сторону.)

Валерий и Нелли хохочут.

В а л е р и й (Гране). Нам бы где-нибудь переодеться.

Г р а н я. Идемте в домик. (Уводит Валерия и Нелли.)

Терентьев, державшийся все это время особняком, подошел к Игнату и сел рядом. Взял из его рук книгу.

Т е р е н т ь е в. Книга — это концентрат жизни. Так я понимаю.

Игнат выжидающе молчит.

Но ведь ею, случись что, и дня не прокормишься?

Ф и л и п п (лежа у костра). Представляю, какое хлебово выйдет!

И г н а т (забирает книгу обратно). А зачем она тем, у кого есть брюхо и нет души?

Т е р е н т ь е в. О-о…

М и ш к а (подсаживаясь к ним). В дорогу еды столько не набрал, сколько этого добра.

И г н а т. Ты, Миша, можешь со стороны себя увидеть, какой ты и что ты есть?

М и ш к а. Ясно — нет. Как же?

И г н а т. То-то и оно.

Ф и л и п п. Экую мудрятину сказанул! А зеркало-то на что? Балда!

И г н а т. До чего же ты сегодня самокритичен.

Терентьев и Мишка засмеялись.

Ф и л и п п (зло). Мудрец! Читаешь книгу, а видишь фигу! Кабы видел что-нибудь другое, так в другом месте и сидел! Легковушку бы к дому подавали! А то вместе с нами.

Т е р е н т ь е в (смягчая тон). Разговор этот я начал к тому, что не хлебом единым жив человек. Однако и без хлеба тоже нельзя. А?.. Много ли зарабатываешь в леспромхозе?

И г н а т. Когда как.

Т е р е н т ь е в. Квартирой обеспечен?

И г н а т. Немудрящая, но есть.

Т е р е н т ь е в. У нас на торфопредприятии трактористы до двухсот рублей ежемесячно зашибают. И квартирами не обижены. Каменные дома, все удобства. Хочешь, помогу устроиться?

И г н а т (помолчав). Не собираюсь я уходить.

М и ш к а. До двухсот? И квартира сразу?

Т е р е н т ь е в. Сказал — помогу, посодействую.

М и ш к а (Игнату). А что, давай!.. Когда еще у наших дождешься! В бараках опилочных живем! Зимой углы промерзают!

И г н а т. Теперь уже недолго, Миша, — получим.

Т е р е н т ь е в. Ну-ну… Было бы предложено. Ох, люблю на воде отдыхать! Что ни час, то новая картина!.. Глядите, справа по борту дачи проплывают. Настоящие виллы. Эть, живут же люди! Заборами отгородились!

Ф и л и п п. И правильно! Дистанция должна соблюдаться! Каждому по делам.

М и ш к а. Дядя Игнат, что же ты говорил: поплывем — жизнь шире увидишь. А что смотреть-то? Жизнь везде одинакова, что у нас в поселке, что в городе. Каждый для себя норовит.

И г н а т. А ты смотри не назад, а вперед. Молодой. Видишь, за спиной все это остается… Ты, может, еще на то время оглянешься, когда люди заводы и землю в собственности держали?

М и ш к а. При том времени я не жил и говорю про то, что вижу!

И г н а т. Тебя жизнь к будущему, как эта река, несет. Оттопырил карманы и хочешь все в них затолкать?

М и ш к а. Всего мне не надо! А иметь меньше, чем другие, не желаю! Чем я хуже?.. Много люди переиначили в жизни, много, а вот одежду-то шьют по-старому, с карманами!

Т е р е н т ь е в. Хо-хо-хо!..

И г н а т. Ох, дурень!

Т е р е н т ь е в. А ведь парень-то, пожалуй, тверже твоего стоит на ногах? Хочет сполна получить все, чего достоин.

И г н а т (строго). Вот что — ты нас с ним не расклинивай.

Т е р е н т ь е в. Да к чему бы мне это?

И г н а т. Тебе виднее.

Т е р е н т ь е в (весело). На поверку-то выходит, что не я сектант, а ты! На все запреты ставишь! Лишнюю рюмку выпить — не смей! Поговорить, о чем хочется, — нельзя!

Ф и л и п п. Точно, точно!

Т е р е н т ь е в. Ты мужик-скромняга, я понимаю… Везете миллионные ценности, а сами живете в халупах!

И г н а т (с усмешкой). Долго ты крутил-вертел, однако все-таки вырулил… Будь бы все дело во мне, я бы срубил сорок кряжей — и хватит. Дом. А я заготовил, может, на целый город. Да, миллионы. И что же — мне надо их выцарапать с людей? Да мне радостно, что я им помочь могу.

Т е р е н т ь е в. Тебе-то радостно, да ему нет! Он тоже захотел заиметь дачку с гаражом! Ведь не откажешься, а?

М и ш к а (заливисто смеется). Не откажусь!

Т е р е н т ь е в. И что в этом «выцарапать» страшного? Ты — у меня, я — у тебя. Вот народ-то и зашевелится! Не надо будет приказами взбадривать. И деревня, глядишь, поскорей воспрянет.

И г н а т. Но туда ли мы тогда поплывем?.. И будем ли жить в любви?

Т е р е н т ь е в. А-а… А ты не прост. Ой, не прост! (Хохочет и грозит пальцем.)

Раздаются громкие звуки танцевальной музыки. Из домика выбегают Н е л л и и В а л е р и й. Он в трусах, она в купальнике. У него на шее миниатюрный приемник.

Н е л л и (ежится). Вполне можно загорать. Как на Неве у Петропавловки! А?

В а л е р и й. Встань к стене с подветренной стороны.

Н е л л и. Мне на плоту больше нравится. А тебе? Здесь ты можешь и УКВ установить.

В а л е р и й. Ага.

Н е л л и. Майский загар самый крепкий. Вот наши удивятся, когда мы явимся шоколадными.

В а л е р и й. Держи.

Н е л л и. Что?

В а л е р и й. Шоколадку.

Н е л л и. А она способствует загару?

В а л е р и й. Изнутри.

Беззаботно смеются.

М и ш к а. Артисты.

Ф и л и п п. Браво, браво! (Хлопает в ладоши. Он развалился по-ресторанному и все это воспринимает как сцену.) Даю заказ — что-нибудь цыганское!

К костру возвращается Г р а н я. Она явно смущена видом молодых людей.

Г р а н я. Ну, если наш плот — Ноев ковчег, то это — нынешние Адам и Ева.

Т е р е н т ь е в. Не так было, любезнейшая. Не читала библию. Адам и Ева жили до всемирного потопа.

Г р а н я. Неважно. Ну и молодежь… Живут как по проволоке идут. Только что тонули — и уже музыка.

Ф и л и п п. А мне наша компания нравится! В приятности плывем. А ну, выкиньте танчик! Ну почему? Почему? Ведь умеете! Стильный гопак с бугами-вугами.

Валерий и Нелли хохочут и, явно кого-то пародируя, делают танцевальные па. Им холодновато.

Г р а н я. Кто вот они? Муж с женой? А может, прокатятся — и прости-прощай?..

Т е р е н т ь е в. Нечистые?

Г р а н я (убежденно). Нечистые.

И г н а т. Не знаешь, Граня, людей — не наговаривай.

Г р а н я (Терентьеву). Говоришь, до потопу?.. А вот от этих такое потомство народится, что и никаким потопом не очистишь землю.

М и ш к а. Объясните мне. Воды, значит, было вокруг вроде нынешней. У Ноя — ковчег. Так зачем же он, чудило, брал на него чистых и нечистых? Ведь на земле-то сейчас куда бы лучше жилось! И как они не перегрызлись в одном месте?

И г н а т. Ты об этом спроси у самого Ноя.

М и ш к а. Где я его возьму?

И г н а т (указывает на Филиппа). Да вот он.

Все засмеялись.

Ф и л и п п. Ну, ну!

М и ш к а (заливается смехом). Ной у нас — мужик мировой! (Обнимает Филиппа за крутые плечи.) Никого не обидит! Но я серьезно.

Т е р е н т ь е в. Приказ ему, малый, был такой спущен от бога.

М и ш к а. А богу это было зачем?

Т е р е н т ь е в. По простой причине. Бог — он вроде нынешнего любителя футбола. А какая может быть игра без двух команд? Вот он на облаке-трибуне и считает голы, следит, кто кого одолевает.

М и ш к а (снова заливается). Ну, и кто кого?

Т е р е н т ь е в. Эть, дотошный. Да, по-моему, с переменным успехом. То мы их, то они нас.

М и ш к а. Кто мы и кто они? Сам-то ты какой? Чистый?

Т е р е н т ь е в. Хо-хо-хо… Вопрос поставлен довольно прямо. Да обыкновенный. До блеска себя не натираю, но и в грязь, как свинья, не лезу. С пятнышками, с пятнышками. И кто без них? Укажите мне такого? (Обводит всех взглядом.)

Ф и л и п п. Я!

Т е р е н т ь е в. Разве что ты… А вообще-то, малый, все зависит от обстоятельств, от дороги.

М и ш к а. Как это?

Т е р е н т ь е в. У кого жизнь легка, тот и опрятен, пушинки с себя снимает, а как попадет в болотную ряску, на кочкарник, тут уж не до этого. Быть бы живу. Натягивай сапоги повыше. И все равно от грязи не убережешься.

М и ш к а. А ведь, пожалуй, верно… Так…

И г н а т. Ничего не так. Кто же тогда будет дорогу мостить, если все по ней будут только шагать?.. Уперся в кочкарник — сделай остановку, попотей. Дамбу проложи.

Т е р е н т ь е в. Хо-хо-хо… Наша с вами дорога — река. Ее мостить не надо, — значит, и спор вести этот ни к чему… Завтра — Волга. А она — кормилица. Сыздавна всех кормит.

И г н а т. Ну и зря.

Т е р е н т ь е в (насмешливо). Что?

И г н а т. Всех — зря!

Т е р е н т ь е в. Перекрыть ее не в человеческих силах. Вот и перекрыли, так шлюзы опять же оставили…

Музыка переходит на плясовой наигрыш.

Ф и л и п п. Что же никто не пляшет? Мишка, сытый черт! (Нелли и Валерию.) А вы? Не будете — ссажу! Ей-богу, ссажу! (Пьяно выламывается, хватая то одного, то другого за руку.) Ой, стерлядочка моя вкусная!

Г р а н я. Отстань, непутевый.

Ф и л и п п. Всех люблю! Всех… кроме… (Идет, пошатываясь, на Игната.) Но я тебя за дорогу вышколю. По струнке будешь ходить. Понял?

И г н а т. Я и сейчас не мотаюсь.

Где-то вдали пароходный гудок нескончаемо долго выводит одну ноту. Игнат и Филипп стоят друг против друга.

Г р а н я. Еще перегрыземся, Миша. Перегрыземся.

АКТ ВТОРОЙ

Небо лилово-серое, набухшее грозовым ливнем. Из-под нижней кромки туч багряно стекает на плот и на реку расплывшееся вечернее солнце, и все вдруг притихло, точно насторожилось. И г н а т, раздевшись до пояса, умывается. Г р а н я поливает ему ковшиком из ведра.

И г н а т. На спину, на спину! Уф, хорошо освежает.

Г р а н я. Держи чистую. Эта пойдет в стирку.

И г н а т. Спасибо. (Вытирается полотенцем и надевает чистую рубашку.) Это что за лодка? Откуда взялась?

Г р а н я. Под мотором валялся и не видел?

И г н а т. Не видел.

Г р а н я. Да пассажир этот сплавал на берег и привел. А пива да вина — ящик.

И г н а т (кивнул на домик). Пьют?

Г р а н я. Разговляются.

Через окно видны Ф и л и п п и Т е р е н т ь е в. Они сидят за столиком и о чем-то беседуют. Входит Н е л л и с этюдником.

Что это ты сегодня не голая? Приоделась.

Н е л л и. Похолодало, вот и приоделась. И голая я, как вам известно, не ходила. Зачем так говорите? (Усаживается поудобнее и раскрывает этюдник.)

И г н а т. Зря подкалываешь.

Г р а н я. Не лежит сердце — и все тут. Балованная.

И г н а т. Что это от Филиппа я слышал, будто ты пятнадцать лет в тюрьме сидела.

Г р а н я (расхохоталась). Балда наш лоцман! Слово на вкус не умеет взять. Ему скажи: «Эй ты, баран!» — он и будет глазами барана отыскивать. (Садится рядом с Игнатом на бревнышко.) Счастья большого в жизни нет — вот и тюрьма. Я ведь лоцманского роду. Дед и отец на воде жизнь прожили. Семьями уплывали на всю навигацию, и я вот такая крохотулечка, а уж сколько раз этот путь прошла. В воле росла и выросла… (Вздохнула.) После войны — замуж. Понравился человек, и думала — все будет по-прежнему. А он как сел в контору! В окна весной потянет — ну такая тоска, будто ты чайка со спутанными крыльями! Зову: «Троша, брось ты эту слепую работу! Переведись на пароход. Ты же штурманское закончил!» А у него — повышение. Сын родился. Год за год, как колечко за колечко, — вот и цепочка. Приковала. Муженек тем временем отяжелел. Посиди-ка сиднем-то. Все его перебежки из кабинета в кабинет, с собрания на собрание. В лес в воскресенье не дозовешься… Чувствую: точно по лестнице в глухой подвал спускаюсь. В тридцать-то шесть лет! И нынче решила — дай молодость вспомню! По знакомым местам проплыву да на разлив, на закаты речные погляжу!

И г н а т. А все эти годы нигде не работала?

Г р а н я. Я диспетчер на пристани. Сейчас в отпуске.

И г н а т. Ну, а детей сколько?

Г р а н я. Один. Да и тот весь в него. Самый любимый предмет — чистописание.

И г н а т (смеется). Ничего, поплаваешь — затоскуешь. И по мужу затоскуешь.

Г р а н я. Ты деньки уже считаешь?

И г н а т. Да пока… нет.

Г р а н я. Что так?

Игнат помедлил с ответом, и Граня вдруг счастливо рассмеялась.

И г н а т. Ты что?

Г р а н я. А… хорошо. Воду вот слушаю. С берегами разговариваю.

И г н а т. О чем?

Г р а н я (снова засмеялась). Про то только я знаю. Хорошо! Будто мне снова восемнадцать. И ничего-то не было. Никаких заботушек. И впереди — только радость одна!.. На тебя такое находит?

И г н а т. Случается.

В дверях домика появился Ф и л и п п. Он изрядно на взводе и не прочь покуражиться.

Ф и л и п п. Милуетесь?

Г р а н я. Сам; же говорил: надо плыть в приятности. Тебе хорошо там, нам — здесь.

Ф и л и п п. Мотор как?

И г н а т. Пришлось опять повозиться.

Ф и л и п п. Ха-ха! Думал: плыть — книжечки листать?

И г н а т. Нет. Я думал: плыть — беспробудно пить.

Ф и л и п п. Не указывай!

И г н а т. Если у этого есть лодка, так чего же он к нам пристал?

Ф и л и п п. А твое какое дело? Я главный, я за все в ответе. (Вдруг раскинулся на бревнах и положил голову Гране на колени.)

Игнат шагнул к нему, но Граня остановила его взглядом.

Г р а н я. Ты всерьез, что ли, расположение ко мне заимел?

Ф и л и п п (самодовольно). Не веришь?

Г р а н я. Так бы сразу и сказал. Я ведь тебя не бракую. Не-ет. Скажу еще так: нравишься ты мне своей самостоятельностью и крутым нравом.

Ф и л и п п. Так чего же ты?.. (Хочет ее обнять.)

Г р а н я (отстраняется). А надоело из рук в руки переходить. Поиграть-то — каждый, а насовсем…

Ф и л и п п. Не выскальзывай, так и один съем! Ха-ха!

Г р а н я. Без шуток?.. Ну, слава те господи, нашелся верный человек! Вот счастье-то бабе привалило! На старом — крест! Значит, так: вернемся, и я к тебе перетаскиваюсь.

Ф и л и п п (быстро сел). Ну-ну! У меня… дети.

Г р а н я. И жена?.. Ну, ее-то я в два счета спроважу! Пожила, скажу, старуха, и хватит! Пускай он меня теперь понаряжает. Вышвырну!

Ф и л и п п (усмехнулся, почесывая затылок). Еще кто кого… Ты мою благоверную не знаешь.

Г р а н я. Да ты что, вроде на попятную?.. Гляди, у меня и свидетель есть.

Ф и л и п п. Это еще зачем?

Г р а н я. В дирекцию пойдем! Расскажем, как ты меня сманивал!

Ф и л и п п (вскочил на ноги. Игнату). Знаешь, что она лагерная?

Игнат и Граня смеются.

И г н а т. Хоть ты у нас и Ной, но не ведаешь, кто у тебя чистые и кто нечистые!

Ф и л и п п. Ты придумал меня Ноем звать? Если еще раз от кого услышу — башку отрублю.

Т е р е н т ь е в (высунулся из окна с налитыми стаканами). Ной! Давай еще по одной!

Ф и л и п п. Ха… Ха-ха-ха-ха!.. (Оглушительно хохочет.) Ну, давай так давай!

Слышатся короткие гудки.

Г р а н я. С буксира сигналят — лот наверх.

Ф и л и п п. Действуйте.

Граня поднимается на вышку и отвечает флажком, что сигнал принят. Игнат уходит, и тотчас же заработал мотор.

Т е р е н т ь е в (указывая на Нелли). Тоже ничего… Рыбка.

Ф и л и п п (вразвалочку приближается к Нелли). Что же это вы в одиночестве и скучаете?

Н е л л и. Я не скучаю. (Накладывает мазки.)

Ф и л и п п (церемонно). Приглашаю вас в нашу кают-компанию. Рояля и шампанского, правда, нет, но… (Быстро.) Что это?

Н е л л и. Разве не видите? (На плече у нее — уж.) Я его отыскала.

Ф и л и п п. Вы… выбрось!

Н е л л и. Зачем? Он такой ласковый. (Прислоняется щекой к ужу.)

Ф и л и п п. Фу ты!

Н е л л и. Но он может и ужалить. Да. Не переносит спиртной дух.

Ф и л и п п. Фу, мерзость! Фу, пакость! (Уходит в домик, плотно закрыв дверь.)

Нелли смеется и продолжает работать. С насосом в руке входит В а л е р и й.

В а л е р и й. Капитальный ремонт произведен, и наша скорлупка готова продолжить самостоятельное плавание!

Н е л л и (помолчала). Мне не хочется отсюда, Валера.

В а л е р и й (глянул на этюдник). Хорошо пишется?

Н е л л и. Не поэтому.

В а л е р и й. Надоело жить вдвоем?

Н е л л и. Ну что ты. Конечно нет. Просто… все здесь как-то основательнее: и под ногами, и… люди.

В а л е р и й. Замечаешь, обрастаю мускулатурой? (Достает из рюкзака батон и разламывает пополам.) Объясни мне, что такое потеря аппетита?

Н е л л и (подыгрывает ему). Состояние, когда не хочется есть.

В а л е р и й. Не понимаю. (Рвет зубами хлеб.) В городе понимал, а здесь не понимаю.

Хохочут. Нелли не удержалась и тоже набивает хлебом рот.

А что такое бессонница?

Н е л л и. Состояние, когда не хочется спать.

В а л е р и й. Тоже не понимаю! Дома, бывало, дворничиха шаркнет метлой — и я уже злюсь, захлопываю окно. А тут — мотор под ухом, чайки галдят, гудки! А хочется кинуться на бревна и…

Входит М и ш к а, прикрепляя к самодельному удилищу леску.

Н е л л и. Что это ты все стороной нас обходишь? Иди к нам.

М и ш к а. А чего я у вас не видел? (Остановился поодаль.)

Н е л л и. Полон презренья, да?

Мишка неопределенно повел плечами.

В а л е р и й. А по-моему, наоборот, он к тебе неравнодушен. Я замечаю: куда ни встанет, все на тебя глядит.

М и ш к а. С больной-то головы на здоровую не сваливай.

Валерий и Нелли смеются.

Н е л л и. Уж очень ты серьезен.

М и ш к а (натягивая струной леску). У меня ведь не ваша жизнь. Это вы снарядились да и странствуете без забот.

В а л е р и й. А у тебя разве не бывает отпуска? И что ты знаешь про нашу жизнь?

М и ш к а. Да вижу.

В а л е р и й, Что видишь? Что?

Мишка молчит.

Возьми у нас спиннинг. Брось свою самоделку.

М и ш к а (соблазн очень велик). Не-е… еще поломаю.

В а л е р и й. Ну и что? Так же лежит, без дела.

М и ш к а (усмехнулся). Мало ли что где лежит. У другого вон машина по году без дела бывает, да не возьмешь ведь.

В а л е р и й. А ты это одобряешь?

М и ш к а. Раз деньги заплатил — твое. Владей.

Н е л л и. Ох! Хорошо, что никто не заплатил за небо и за солнце!

М и ш к а. Хм… чудно как сказала. (Несмело приблизился и глядит на холст.) Волны-то совсем и не похожи. Не так их надо.

Н е л л и. А как? Ну, покажи, покажи. Интересно.

Мазок, который сделал Мишка, получился очень нелепым, и все дружно захохотали.

М и ш к а (смущен). Нет, уж я лучше рыбалить пойду.

В а л е р и й. Да бери ты спиннинг! Бери! Владей, как небом и солнцем!

М и ш к а (просиял). Ну, спасибо! Я давно хотел попросить, да не смел! (Быстро исчезает.)

Н е л л и (смеется). Понял теперь, на что он засматривался?

Из домика выходят Ф и л и п п и Т е р е н т ь е в, продолжая ранее начатый разговор.

Т е р е н т ь е в. Ну, так сговорились? Отпустишь парня или нет? Мне на один денек.

Ф и л и п п. Все сделает, как я скажу.

Т е р е н т ь е в. Нравишься ты мне, Филипп. Люблю вот таких! Самостоятельных! Но одно качество тебе все-таки не дано. А жаль.

Ф и л и п п. Какое?

Т е р е н т ь е в. Не умеешь ты согласье и монолитность в коллективе поддерживать.

Ф и л и п п (мрачнея). Вся дорога еще впереди.

Т е р е н т ь е в. Можно бы стоящие дела делать… Рассказывали мне. Вот так же плыли. И очутился у них на плоту человек, который знал адреса, куда можно лесок подкинуть, так озолотились за дорогу. Озолотились.

Ф и л и п п. Ты про что?

Т е р е н т ь е в. Аль на сплотке лишнего леску не прихватил?

Ф и л и п п. Не было у меня такого и не будет.

Т е р е н т ь е в. Их боишься?

Ф и л и п п. Никого я не боюсь!

Т е р е н т ь е в. Всего и дела-то: отцепить несколько пучков да и пустить по волнам. На бури да перекаты все спишется.

Ф и л и п п. Кончай этот разговор.

Т е р е н т ь е в. Хо-хо… А домик-то — готовая дачка. Тоже на учете?

Ф и л и п п. На учете.

Т е р е н т ь е в, В степных районах за него…

Проходят.

Н е л л и. Валера…

Валерий широко разметнулся на бревнах и не отвечает. Нелли некоторое время с улыбкой глядит на него. Потом осторожно извлекает проигрыватель. Щелчок — и зазвучала убаюкивающе колыбельная.

Вернулись И г н а т с Г р а н е й.

И г н а т (шепотом). Под музыку крепче спится?

Н е л л и. Да.

И г н а т. А он для вас, когда вы спали, что-то другое заводил. И речь была не наша.

Н е л л и (улыбнулась). Опыт проводил. Нынче так языки пробуют изучать. Человек спит, а память слова фиксирует.

И г н а т. Ну и как? Получается?

Н е л л и. Не очень.

И г н а т. А что же вы на нем: не испробуете?

Н е л л и. Валера и без того знает немецкий и французский.

Г р а н я (садится чистить картошку у костра). Ох! Только и думки о том, чтоб полегче да без труда! Скоро в классах, наверно, будут ставить не парты, а кровати.

Н е л л и. Ну до чего же вы на мою тетю похожи! Поразительно! У нее та же песня: «Ничего не цените, лишь бы полегче!» Да разве наша вина, что вы росли в то время, когда все было по карточкам?

Г р а н я. Какие-то вы бессердечные растете.

Н е л л и. Откуда вам это известно? Откуда? По-вашему, нам надо умышленно отказываться от счастья, лишь бы наша юность походила на вашу?.. Да, легче! Ну и что? Может, нам и «ТУ-104» и ракетами не пользоваться только потому, что прежде все ездили на телегах?

И г н а т. Тсс…

Н е л л и. За что она меня так невзлюбила?

И г н а т. Ну… бывает. Значит, спишь и… Любопытно. Очень. Не попробовать ли?

Н е л л и. Пожалуйста… Все хочу вас спросить, что вы читаете?

И г н а т. Чехов. Рассказы. Ну, выдумщик! А вот еще. Автор — француз. Все откладывал, откладывал, а тут как начал, так и не оторвался. Советую.

Н е л л и. «Кола Брюньон».

И г н а т. Вот бы такого к нам на плот! Неплохо бы, а? (Отошел к Гране и помогает ей чистить картошку.)

В а л е р и й (тихо). Прошу… не ругайся с этой женщиной.

Н е л л и. Ты разве не спишь?

В а л е р и й. Сплю… но все слышу. Плеск волн, крики чаек…

Н е л л и. Тебе нравится эта женщина?

В а л е р и й. Да. Напиши-ка ее. Сделай серию — плотогоны.

Н е л л и. Пиши сам, если нравится! Лично меня она не вдохновляет! (Кинула кисти и ушла.)

В а л е р и й. Неля! Неля! Да ты что? Ты не так меня поняла. (Убегает за ней.)

Граня поглядела им вслед и вздохнула.

И г н а т. Да не такие уж они плохие, как кажется…

Вбегает М и ш к а со спиннингом.

М и ш к а. Сорвалась! Вот такая сорвалась! Уже наполовину вытащил, а она как хвостищем вдарит!

Г р а н я. Жалко?

М и ш к а. А то нет!

Г р а н я. Пускай живет, Миша, радуется. Посиди-ка с нами да расскажи, что во сне сегодня видел. (Прячет улыбку.) Снова жареных лещей или невесту? (Игнату.) Как ни спрошу — все лещей да лещей. И я уж подумываю: любит ли он свою суженую?

М и ш к а. Да что ты все выдумываешь! Никого я не вижу!

Г р а н я. И невесту?

М и ш к а. Тьфу!

Г р а н я. Ну, зачем ты так на нее? Или уж очень некрасивая, горбата? (Смеется и удерживает Мишку за рукав.) Да погоди, погоди. Что, еще рыбки охота?.. Ну не серчай, дитятко. Шутила я.

М и ш к а. А ну тебя. Только настроение портишь.

Г р а н я. Иногда человеку и надо настроение испортить, чтоб он над жизнью задумался. А я вот, Миша, как полюбила, так мне только он один и снился.

М и ш к а. Опять?

Г р а н я. А тебе, Игнат? Неужели лещи?

И г н а т (улыбается). Да нет — она.

М и ш к а. Дались вам эти лещи.

Г р а н я. И правда: любишь ли ты ее?

М и ш к а (солидно). Подходящий человек для совместной жизни — вот и любовь!

Г р а н я. Э-э, нет… Тот, который мне снился, на войне погиб — танкист, и стала я рассуждать по-твоему. А вот любовь-то и не получилась.

М и ш к а. А что же получилось?

Г р а н я. Ни то, ни се… Скажи, а не снится тебе такое: дом ты выстроил на каменном фундаменте. Жена обстановку всю привезла — приданое — и сама ходит пышная, будто пуховик, и широкая, как комод. В хозяйстве — корова, свинья, пасека…

М и ш к а. Ну, дядя Игнат! Не ожидал я от тебя этого!

И г н а т. Да я-то при чем? Она на выдумки горазда!

Г р а н я (продолжает). И будешь ты кум королю. Сыт, одет. От мира ни в чем не зависим. И случись что, к примеру война — тьфу, тьфу, тьфу! — ты убережешься. Ага. Пришлют тебе повестку, а ты — в лес, в дезертиры. Только чтоб от дому никуда! Харчи в землянку жена станет таскать.

М и ш к а. Ну, уж на такую подлость я никогда не пойду!

И г н а т. Как знать. Почаще слушай байки этого охотничка, так и не заметишь, как с дороги свернешь.

М и ш к а. Да чем он тебе насолил? Что плохого сказал? Дядька тертый, жизнь понимает. А что в жизни по линеечке-то вычерченное? Вот и широка река, да тоже с изгибами. Не прет дуром на гору, обходит.

И г н а т. У реки есть стрежень и бочаги-круговороты.

Г р а н я (вдруг). Ну, а не снится тебе, парень, мать, которая собрала в дорожку и пирожков напекла? А отец, который голову за тебя сложил? Все лещи! Лещи в сметане! Сытость!

М и ш к а. Да хватит вам меня шпынять! Не маленький!

Возвращаются Ф и л и п п с Т е р е н т ь е в ы м.

Т е р е н т ь е в. Что это они насели на тебя, малый?

Ф и л и п п (властно). Иди сюда.

И г н а т. Миша, не ходи.

М и ш к а. А ну вас! (Уходит с Филиппом в домик.)

И г н а т. Зря ты так. Только парень смяк, и с ним бы легонько…

Г р а н я. Обида меня охватила! Обида! Как вспомнила своего-то, любимого… Как он семнадцатилетним добровольцем: ушел…

И г н а т (утешает). Ну вот…

Г р а н я. У-ух! В радости человек — сердце белым облаком оборачивается, а нет радости — камнем стопудовым в груди лежит. И слез-то ведь нет… Да и что плакать-то — толк какой? (Улыбнулась.)

Вернулся В а л е р и й. Он расстроен ссорой и начинает копаться в рации, натягивает антенну, то и дело поглядывая в ту сторону, куда ушла Нелли. Терентьев подсаживается к нему.

Т е р е н т ь е в. Давно увлечением этим болеешь?

В а л е р и й. Еще со школы.

Т е р е н т ь е в. Интереснейшее занятие! Стоящее! Весь мир к тебе стучится, и ты в любую точку можешь голос свой подать. (Закуривает.) Наверно, немало дружков через это самое занятие заимел?

В а л е р и й. Да есть.

Т е р е н т ь е в. И на Кубе?

В а л е р и й. И на Кубе.

Т е р е н т ь е в. И в Германии?

В а л е р и й. Есть и в Германии.

Т е р е н т ь е в. В Западной или в Восточной?

В а л е р и й. В той и другой.

Т е р е н т ь е в. Скажи пожалуйста! И не боишься?

Валерий неопределенно повел плечами.

Вот ругают все нынешнюю молодежь — и такие вы, и разэтакие, а мне вы нравитесь! Честное слово! Есть что-то в вас.

В а л е р и й (рассеянно). Что же именно?

Т е р е н т ь е в. На жизнь смотрите свободней, без аскетизма. Желания свои не усекаете.

В а л е р и й. А это хорошо?

Т е р е н т ь е в. Ясно — хорошо.

В а л е р и й. А если мне пожелается, чтобы передо мной все коленопреклоненными стояли?

Т е р е н т ь е в (смеется). Ну зачем же? Зачем? По нынешним временам человек человеку друг и брат! (Подмигивает по-свойски.) Девушка у тебя, парень, очень уж хороша! В кино бы такую снимать!..

Валерий не отзывается.

Ну… А если, к примеру, на плоту пожар случится или еще что, ты и на берег можешь радировать?

В а л е р и й. Почему бы и нет? Укависты теперь — не редкость. В каждом поселке найдутся.

Т е р е н т ь е в. Скажи пожалуйста…

Быстро вошла Н е л л и и протянула Валерию руку.

Н е л л и. Будем считать, что инцидент исчерпан. Одна из сторон была неправа. Какая — уточнять не будем. (Терентьеву.) А начну я, пожалуй, с вас, если не возражаете.

Т е р е н т ь е в (насторожился). Что это?

Н е л л и. Не пугайтесь. Портрет будет выполнен в реалистической манере. Глаза будут глазами, а не восьмигранными гайками. Вас узнает жена, дети и даже тот, кто хотя бы раз с вами встречался. Долго вас не задержу… (Разговаривая, быстро делает карандашный набросок в альбом.)

Т е р е н т ь е в (с интересом следит за ней). А и в самом деле! Ну, не ожидал! Молодчина! И оба вы молодцы — один другого стоите! Разрешите мне на память.

Н е л л и. Но тут пока что одни контуры.

Т е р е н т ь е в. И вполне достаточно. Нет, уж позвольте. Редкий случай. (Сам выдирает листок.) Сохраню. И автограф, как полагается. Очень вам благодарен. Дома в рамку повешу. Ох, лихо! (Отходит, незаметно комкая рисунок.)

Н е л л и (Валерию). Ну, я была неправа! Я!.. (Поцеловала его и присела рядом.) Как у тебя тут? Готово?

Терентьев вызвал к себе Филиппа и что-то рассказывает ему, кивком головы указывая назад.

В а л е р и й (радостно). Родригес! Родригес! Я нащупал позывные Родригеса!

Н е л л и. Ну, ну!

Склонились и замерли.

Хорошо бы еще Димку Шведова отыскать! Ведь он теперь в Атлантике!

Филипп быстро подходит к ним, громыхая сапогами.

Ф и л и п п. С кем это вы в морзянку играете?

В а л е р и й. Не мешайте. Не мешайте.

Н е л л и. Скажи ему, что мы на плоту! Плывем к Волге! Великой русской реке!

Филипп резким рывком срывает антенну.

Что вы наделали?

Ф и л и п п. Где разрешение?

Н е л л и. Хам!

В а л е р и й. Нелли!

Н е л л и. Да-да, пьяный хам!

Г р а н я. Чем они тебе помешали?

Ф и л и п п. С тобой, уголовница, я не разговариваю.

В а л е р и й. Я радист-любитель, коротковолновик.

Ф и л и п п. Документы?

Н е л л и. Валера, не показывай! Он пьяный!

И г н а т (указывает на Терентъева). А что же ты у него не проверишь?

Т е р е н т ь е в. У меня? (Лезет в карман.) Всегда пожалуйста.

Ф и л и п п. Не надо! (Валерию.) А ты предъяви.

Валерий достает документы.

Т е р е н т ь е в (на ухо). Ссади с плота… Ребята, да уплывите вы от греха подальше!

Ф и л и п п (перебивая). Прошу не указывать! (Прячет документы.) Корочки получите в другом месте. (Пошел к домику и задержался.) Вот плывут этакие в лодочке надувной да ключиком тук-тук, тук-тук. Вроде бы бабушке привет передают, а над ними — мост. А по мосту идет состав с танками! А на Западе уже известно! Как это получается?.. И не запеленгуешь! Потому что сейчас они отсюда, а через час — уже из другого места! Ясно? (Уходит.)

И г н а т. Что за чертовщина?

В а л е р и й. Может, у него психоз?

Н е л л и. Белая горячка, черная меланхолия на почве алкоголизма! (Стучит в окно.) Отдайте! Верните!

Г р а н я. Филипп, не дури!

Т е р е н т ь е в. Ну вытворяет! Ну! Научи дурака богу молиться, так он и…

Игнат направился к двери. Ему навстречу выходит М и ш к а. В руке у него ружье. Все удивлены его видом, и сам он смущен.

И г н а т. Ты что?

Г р а н я. Обалдел? Ружье-то зачем?

М и ш к а. Ничего не обалдел… Приказано присматривать… (Не очень уверен в себе.) Говорит — возможно, шпионы. Связь с заграницей поддерживают.

И г н а т. Не болтай!

Т е р е н т ь е в. Э-э, парень! Ружье — не игрушка! (Хочет отнять.)

Мишка увернулся.

(Уходит в домик.)

Г р а н я. Да, может, он не в себе, рехнулся, а ты его слушаешь?

М и ш к а. А кому я здесь подчиняюсь? Пьяный или трезвый, все одно — начальство.

Н е л л и (изумленно). Миша… и ты поверил? Поверил?

М и ш к а (в смятении). А кто вас знает, что вы за люди. С ним все выясняйте. Ишь какие… добренькие. (Кинул ей спиннинг.)

Н е л л и. Да-да! Шпионы! Резиденты! Тайну стомегагерцевой бомбы только что передали! Стрелять будешь?

В а л е р и й. Скажи своему самодуру — пусть вернет документы, и мы уплывем!

М и ш к а. Никуда не уплывете. И мечтать не смейте.

Н е л л и. Мы что, арестованы?

М и ш к а (распаляясь). И арестованы! Как думаете, все сойдет с рук?

Нелли, чтоб разозлить его, садится к рации.

Приемник не трогать! Да вы что думаете, меня сюда послали шутки шутить? И стрелять буду, если потребуется!

Удар грома. Все невольно вздрогнули.

Г р а н я. Пьяный… И его напоили.

Нелли смотрит на низко клубящиеся тучи и невольно прижимается к Валерию. Снова короткие гудки.

И г н а т. Что-то сигналят с буксира.

Г р а н я. Предупреждают о перекате. Ох и гроза тут же… (Валерию и Нелли.) Как бы у вас палатку и лодку волнами не снесло.

М и ш к а. К лодке не подходить!

И г н а т. Мишка! Убью щенка!

М и ш к а. Еще кто кого! (Отскочил и оборонился.)

В а л е р и й. Ну, знаешь… всему есть предел.

М и ш к а (отшвырнул его). Предел? Сейчас установим предел! Вот здесь будете. И чтоб никуда! К лодке и близко не подходить!

Игнат, оцепенело глядевший на все это, медленно двинулся к нему.

Не подходь! Кому говорят, не подходь! (Забеспокоился, направляет на него ствол.)

Игнат забирает ружье и наотмашь дает Мишке пощечину.

Г р а н я. Ты что? Ты что?

И г н а т (чуть слышно). Сопляк. (Так же медленно спускается вниз.)

Н е л л и (испуганно, Валерию). Что это?

В а л е р и й. Восстановление законности, правда, не совсем законными средствами.

Мишка наверху уткнулся лицом в руки и всхлипывает. Раскаты грома все ближе.

Г р а н я (Игнату). А говорил — надо легонько.

И г н а т. Сорвался. (Снова глянул на Мишку и хочет к нему подойти.) Миша…

М и ш к а (истошно). Не подходь! Убьюсь! В реку брошусь!

И г н а т. Эх, Мишка…

Г р а н я. Пускай отляжет обида.

И г н а т (решительно подошел к домику и распахивает дверь). Эй, лоцман! Не очень-то вожжи натягивай!

Ф и л и п п (стоит в дверях). Опять хвост поднимаешь?

И г н а т. Было — и поважнее ты посты занимал, да что-то не удержался! Гляди, как бы и отсюда не полетел!

Ф и л и п п. Ты у меня еще походишь взнузданный. Личностью стал?

И г н а т. Да, личностью! (С силой захлопывает дверь.)

Через окно видно, как Терентьев удерживает Филиппа от драки.

Н е л л и (восхищенно глядит на Игната). За таким человеком с закрытыми глазами можно идти. Так ему верю!

В а л е р и й. Из прокаленных…

Стремительный шквал обрушивается на плот. Тучи черными клиньями врезаются в небо, и кажется, что все вокруг рушится, кренится. То полный мрак, то ослепительные вспышки голубых молний. Люди мечутся по плоту, рокочет мотор, и слышится громкий голос Игната: «Крепите тросом членья! Тросом! Ни одно бревнышко не упустим!..» И хриплый бас Филиппа: «Не робей! Баграми! Баграми держи!..» Затем все разом стихает… Плывет над землей глухая ночь. В а л е р и й и Н е л л и спят в палатке. В домике темно. И г н а т и Г р а н я коротают время возле костра.

Г р а н я (как бы про себя). Вот о чем мне говорят берега… Почему же ты поторопилась, не дождалась того, с кем бы жила, не кривя душой?

И г н а т (посмотрел на нее и вдруг легонько коснулся лбом ее лба). Хорошая ты женщина, Граня.

Г р а н я (с силой). А ведь я ждала! Кабы не ждала! Так в чем же моя вина, что мы поздно встретились!

И г н а т. Разве тебя кто винит?

Г р а н я (глядит ему в глаза). Сама себя виню. Сама себя.

И г н а т (помолчал). Ну и ночка сегодня… Тучами все небо обложено, а дождя нет…

Г р а н я. Устал? Спи.

И г н а т. Нет. В прошлом году нас здесь посильнее буря трепала. Бревна дыбом вставали, в лучину расщепливались.

Г р а н я. Хорошо…

И г н а т. А?

Г р а н я. А когда вот так… вспомнить есть что. Ты гляди, гляди, сколько огней-то на реке… Ночью на реке еще лучше, чем днем. Вода тревожная… А вон эти два — красненьких, — еще сейчас их не было, где-то блуждали за болотами, в туманищах, а вот увидели друг друга и несутся, несутся, миленькие, словно обрадовались, словно только и думали веки вечные, чтобы встретиться!

И г н а т. Тебе бы стихи сочинять.

Г р а н я (чуть слышно). Любить… да так, чтобы до конца дней своих. Одного любить. Единственного. Ох и пела б я тогда! Да я б и к ста годам не состарилась! (Пошла в темноту, и оттуда донесся ее голос. Это даже не песня, а какое-то радостное раскрытие души.)

Игнат замер, слушая, пошел следом, вернулся. Снова шагнул, вдруг упал возле костра и глухо укрыл голову одеялом. Голос все удаляется и удаляется… Ночь совсем загустела. Костер угас. Из домика бесшумно вышел Т е р е н т ь е в. Тишина. Осмотрелся и куда-то уходит воровато. Плеск волн. Невнятные гудки буксиров. Терентьев вернулся, он явно чем-то недоволен и поднимается к М и ш к е.

Т е р е н т ь е в. Дремлется?

М и ш к а. Кемарю немного.

Т е р е н т ь е в. Ох, парень, крепко тебя держат в руках. Кто он тебе — отец, отчим?

М и ш к а. Да никто! Вот в силу войду, я ему это припомню. Выдам сполна.

Т е р е н т ь е в. В поддавки будешь играть — с потрохами сломают. Ну, Миша, в путь.

М и ш к а. Разве сейчас?

Т е р е н т ь е в (подумав). Через полчасика.

М и ш к а. А как же дежурство?

Т е р е н т ь е в. Филипп тебя сменит. С ним все согласовано.

М и ш к а. Да что делать-то?

Т е р е н т ь е в. По малой речке мне надо вверх подняться. Мотор, как на грех, испортился, а разве одному на веслах с течением теперешним совладать?

М и ш к а. Ой, отстать я боюсь.

Т е р е н т ь е в. Сядешь на поезд и еще обгонишь. Вот задаток. (Дает деньги.) Подработать никогда не грех.

М и ш к а (оживился). Вот и я считаю — не грех, а на меня наседают. Если бы я на грабеж ходил — другой разговор. А я честно. Вот, скажем, лужайка в лесу. Колхоз ее не скосит. Останется. А я тут да там — и стожок! Другой! Ну, что неправильного в моем рассуждении?

Т е р е н т ь е в. Милый мой, да человек и выжил-то благодаря своей предприимчивости. Царем природы стал! Не дремал, изворачивался! А теперь хотят этого качества его лишить. Отработал часик и плюй в потолок, слушай симфонии — мать их в душу! — довольствуйся нормой. А если мне нормы мало?.. Слабнет человек, ленивеет… А дай ему волю — да он трехжильным сделается. И во сне будет соображать, как да что повернуть можно! Сибирь-то, думаешь, кто покорил? Туристы? Не-ет. Деловые, торговые люди! На печи не лежали!

И г н а т (скинул с себя одеяло). На что ты его подбиваешь?

Т е р е н т ь е в. А?.. Да вот, беседуем. (Пододвигает к себе ружье.)

Из темноты появляется Г р а н я.

И г н а т. Куда он тебя зовет, Миша?

М и ш к а. Тебе-то что?

И г н а т. Выходит, только тогда человек и пальцем шевельнет, когда золотые горы почует?

Т е р е н т ь е в. Так было присно и во веки веков.

И г н а т. Так не будет.

Т е р е н т ь е в. Ну-ну, интересно. Вот здесь, как уж мы привыкли говорить, ковчег, — значит, все человечество с нами: Хорошее и худое. На кого бы ты указал, кто живет иначе?

И г н а т. Вот хотя бы она. Обеспечена, рубль ее не гонит. А работает весело.

Т е р е н т ь е в. Хо-хо… Ну, ее-то, положим, влечет и другой интерес…

И г н а т. Не смей!..

Н е л л и (высунула голову из палатки). Что случилось? Опять перекат?

И г н а т (Терентьеву). Значит, не дремали и постоянно зубы оттачивали?

Т е р е н т ь е в (посмеивается). Не мной придумано. Таковы законы жизни. (Нелли.) Милая девушка, продемонстрируй-ка нам своего подопечного. Удачная наглядность к нашему разговору. Вот живое существо. Безобидное. Но наступи ему на хвост — он и укусит.

Н е л л и. А вы не наступайте.

И г н а т. Есть и такие, которые не только укусят, но еще и яд впрыснут.

Т е р е н т ь е в. А не кажется ли вам, что во времена давние, оные, змея была смиренным ужом?

Г р а н я. Обиды на всех хватало, да не стали же все змеями!

В а л е р и й. Законы жизни, замечу вам, меняются, но кое-кому очень не хочется расставаться с ядом, и они при каждом удобном случае впрыскивают его в других.

И г н а т (Терентьеву). Нехороший ты человек.

Т е р е н т ь е в. Ну вот… У нас теоретический спор, а вы на личности. Зачем же обострять?

И г н а т. Раз тут все человечество, так и миру быть не может до тех пор, пока с нами плывешь ты. Корень я в тебе ненавижу. Отчаливай.

Т е р е н т ь е в. Что-о?

И г н а т. Серьезно тебе говорю — убирайся с плота.

Т е р е н т ь е в (колотит в окно). Филипп! Филипп!

Ф и л и п п (появляется в окне сонный). В чем дело? Только что заснул.

Т е р е н т ь е в. Да вот… ссаживает.

Ф и л и п п. Кто это ссаживает?

Т е р е н т ь е в (Игнату). Разве ковчег-то только для чистых? Или он нынче не на гору Арарат нацелен?

И г н а т. Нет.

В а л е р и й. Этот маршрут, если верить легенде, человечеством уже испробован.

Ф и л и п п (зевает). Какой Арарат? Мы плывем только до Саратова. Что за буза?

И г н а т. Он куда-то сманивает с собой Мишку.

Ф и л и п п. Мишку я ему сам отдаю.

Г р а н я. Как это — отдаю? Он что — твой раб?

И г н а т (Терентьеву). Покажь документы.

Ф и л и п п. Он мой гость. Живи, и никто пальцем не тронет!

Т е р е н т ь е в (глянул на часы). Нет уж… раз такая перепалка, лучше уплыть. (Филиппу.) Первым хочет быть! Первым! Над всеми! Разве не видишь? Пойдем, Мишенька.

И г н а т. Мишка, не смей!

Т е р е н т ь е в. Залог у тебя…

И г н а т. Верни ему деньги!

Мишка колеблется.

Т е р е н т ь е в. Хо-хо… Пошла, так сказать, борьба за душу. Я набавлю.

И г н а т. Ты на работе. Разве забыл?

Т е р е н т ь е в. Даю еще.

М и ш к а. Дядя Филипп… прогул мне не поставишь?

Ф и л и п п. Не поставлю.

М и ш к а. Тогда поехали.

И г н а т. Мишка! Знаешь, что это за человек?

М и ш к а. Мишка, Мишка! Сто раз слыхал. Хватит, походил на веревочке! И зуботычины еще получать не хочу! Человек как человек, тебя не хуже!

И г н а т (загораживает ему дорогу). Сними гимнастерку.

М и ш к а. Это почему?

И г н а т. Снимай!

М и ш к а. Не твоя она.

И г н а т. И не твоя. (Он говорит тихо, чуть слышно, но вот-вот сорвется, закричит и даже ударит.)

М и ш к а. Да подавись ты этой рухлядью! (Сдергивает гимнастерку и, швырнув ее Игнату, уходит с Терентьевым.)

Ф и л и п п (Игнату). Мне перечить? Приказы мои отменять? (Ему под ноги подвернулся топор. Он схватил его.)

Г р а н я. Что ты делаешь? Совсем сдурел?

Филипп отшвырнул ее.

И г н а т (Валерию). Задержи их! Задержи!

Валерий убегает. В руках у Игната заводная ручка. Филипп и Игнат двигаются по кругу и оба напряжены до предела. Меж ними случайно оказалась Нелли. В руках у нее уж.

Н е л л и. А!.. А!.. Вот он. (Филиппу.) Хотите подержать?

Ф и л и п п. Уйди, девка!

Н е л л и. Глядите… его можно даже на шею повесить… как ожерелье…

Ф и л и п п. Сгинь, а то порешу вместе с этим гадом! (Топор высоко занесен.)

Н е л л и. А!.. А вы не бойтесь, не бойтесь… Он совсем ручной… (Все смелее наступает на Филиппа.)

Ф и л и п п. Фу… Фу! (Он уже ни на что, кроме ужа, не может смотреть.)

Игнат вышибает топор у Филиппа и скручивает ему руки.

Г р а н я. Давно бы так. (Помогает ему.)

Нелли как стояла, так и опустилась.

Глотни водицы, глотни! Ах ты, серебряная моя, ах ты, золотая!.. (Присела и чмокает ее в щеку, крепко прижимает к себе.)

В а л е р и й (возвращается). Уплыли! Не успел!

Густые, протяжные гудки разносятся над речной ширью.

Г р а н я. Ну, отошло сердечко-то? Отошло?.. Гляди — Волга. Волжские пароходы гудят.

Н е л л и (улыбается). Волга…

И г н а т. Э-эх! (Прижал гимнастерку к сердцу.) Проглядел… Сам отдал в чужие руки.

Г р а н я. Что ты?

И г н а т. Звал: поедем, Миша, Волгу увидишь. За нее мы стояли насмерть! За нее погиб твой отец Алексей. Я догоню их! Догоню! (Хватает весла.)

Г р а н я. Опомнись! Как же мы, без моториста-то? Ну, лоцмана я, ладно, заменю, места знаю. А у мотора кто?

В а л е р и й. Я! Я помогу! Я отлично разбираюсь в моторе!

Н е л л и. Да-да! Вы не сомневайтесь! Он все знает! Он такой! (Игнату.) А я — с вами.

И г н а т. Нет, девушка.

Н е л л и. Одному опасно, да и устанете! А я по гребле на школьных соревнованиях занимала не последние места!

В а л е р и й. Неля…

Н е л л и. Но ведь так надо! Надо! Надо! (Вырывает руку и убегает.)

В а л е р и й. Неля!..

Плеск воды, скрип уключин. Филипп пьяно мычит и крутит головой. Раздаются еще более мощные гудки. Сверкающий в темноте огнями — рубиновыми, золотистыми, изумрудными — стороной проплывает пароход, точно огромный город.

АКТ ТРЕТИЙ

Над плывущим плотом — нависшее серым потолком, в редких разрывах туч небо. Дали отсечены сплошной полосой обрушившегося ливня, шум которого доносится и сюда. Ни полыхания молний, ни грома — только ровный плеск массы воды. Г р а н я стоит на вышке с фонарем. Провела рукой по волосам — и платок съехал на шею. Жадно вдыхает освежающий воздух. Входит В а л е р и й. Рукава у него засучены до локтей.

В а л е р и й. Не видать?

Г р а н я. Где увидишь… за такой стеной. Вот он, потоп-то…

В а л е р и й (поднимается к ней). Никогда себе не прощу, что отпустил ее! Никогда! Это я, я должен был плыть с ним! Трус…

Г р а н я. Да не в трусости тут дело.

В а л е р и й. Уж такая черта в моем характере. Вместо того чтобы действовать, начинаю раскладывать — как лучше да как правильнее. Аналитик проклятый…

Г р а н я. Ну, не казните вы себя. Хорошая эта черта, и поступили вы правильно. Как бы я управилась теперь без вас? Идем очень опасным местом. Здесь две реки сливаются, и что ни весна — новые косы на пути.

В а л е р и й. У Терентьева — ружье. Он матерый волчище. А что у них? Ничего!

Г р а н я. Жизнь тоже не без перекатов.

В а л е р и й. Да ведь она только сердцем смелая! Вот так всегда. Кинется в драку, а сил маловато.

Г р а н я. Не будь у птиц сердце смелым, разве бы крылья поднимали их в такую высь?

Слышен треск, напоминающий выстрелы.

В а л е р и й. Что это?

Г р а н я. Бревна друг о дружку трутся. Волна крепчает.

В а л е р и й. Не догнать им теперь нас.

Г р а н я. Идем самым тихим ходом. На буксир я сообщила. Кроме того, здесь мы делаем большой разворот, а они могут срезать.

В а л е р и й (сделал руки рупором и кричит). Не-еля!..

Г р а н я (старается его отвлечь). Эх, куртку-то как вы измазали возле мотора. Простирнуть бы.

В а л е р и й. Неля вернется — сделает.

Г р а н я. Умеет?

Валерий кивнул.

Ну, не ожидала я, что она храбрость такую выкажет. Вот ведь как. Вы уж извините, что я поначалу плохо о вас думала. На родной земле, а по виду пришлые. В душу-то заглянуть не удосужилась.

Валерий, не слушая, уходит в темноту, и оттуда доносится: «Не-ля! Не-ля!..»

Филипп, лежащий связанным по рукам и ногам, зашевелился.

Ф и л и п п (пробует встать и не может). Кто это меня?

Г р а н я. Очухался?

Ф и л и п п. Аль бузил?

Г р а н я. Знает кошка, чье мясо съела.

Ф и л и п п. Развяжи.

Г р а н я. И не подумаю.

Ф и л и п п. Распутай, говорю!

Г р а н я. Откричался. Не страшен.

Ф и л и п п. Ну!.. (Пробует освободиться.)

Г р а н я. Потребовалось — связали, придет время — развяжем.

Ф и л и п п. Дай хоть испить.

Г р а н я. Воды?

Ф и л и п п (зло). Воды!

Г р а н я. С карболкой бы тебя для полного протрезвления.

Ф и л и п п (жадно глотает). У-уф!

Г р а н я (остатки воды плеснула ему на голову). Развернулся во всю ширь, владыка. Плот — мой! Я царь и бог! Что хочу, то и делаю. Мужиков взял работать, бабу спать. Такому вот дело народное доверяют, а он уж смотрит на него, как на свою вотчину. Приятелям — теплые местечки да поблажки. Слова поперек не скажи.

Ф и л и п п (осклабился). Ха… ха-ха! Ну, ты меня и расписала! Точно начальника нашего рейда.

Г р а н я. Может, кого и повыше. (Вдруг.) Какого рейда?

Ф и л и п п. Верхнеудинского.

Г р а н я (с недоверием). Разве похож?

Ф и л и п п. Да живо получилось… сходственно.

Возвращается В а л е р и й.

А где Игнат?

Г р а н я. Не помнишь?

Ф и л и п п. А что?

Г р а н я. Прикидываешься непомнящим, чтоб на суде были смягчающие обстоятельства?

Ф и л и п п (рванулся). Какой суд? Какой суд?

Г р а н я. Ты же Игната засек.

Ф и л и п п. Ка-ак?!

Г р а н я. Топором.

Ф и л и п п. За что?

В а л е р и й. Как претендента на свое место. У деспотов — больших и малых — это в обычае.

Ф и л и п п. Будет врать-то! Будет! (Катается. Сел, дико вращая глазами.)

Г р а н я. Мог засечь. И нас мог. Да только сила-то оказалась не на твоей стороне.

Ф и л и п п. Ха… ха-ха!

Г р а н я. На первой же пристани замену потребуем.

Ф и л и п п. Ну, ну. Не ты меня ставила.

В а л е р и й (с ненавистью глядит на Филиппа). Вот засядет такой наверху, и жизнь уже отравлена… (В руке у него микрофон.) Люди, слушайте радостную весть. Еще одним микродиктаторщиком на нашей земле стало меньше. Вот он лежит передо мной — обезвреженный и поверженный, типичный сколок с тех костоломов-самоуправцев, которые все еще мнят, что только они, и никто кроме, могут быть лоцманами жизни.

Ф и л и п п. Чего мелешь? Чего мелешь?

В а л е р и й (продолжает). Подобный микродиктаторушка может засесть в любом месте — в институте, на заводе, в колхозной конторе — и давить, оскорблять, вселять в душу страх за себя и своих ближних. Люди, не бойтесь их! Ни больших, ни малых! И давайте им бой сегодня, завтра, послезавтра, до тех пор, пока они не исчезнут, как исчезли ихтиозавры!

Ф и л и п п. Кто? Кто дал тебе право позорить меня в мировом масштабе?

В а л е р и й (откинул в сторону микрофон). К сожалению, я лишен такой возможности.

Ф и л и п п (орет). Терентьев! Терентьев.

Г р а н я. Нет твоего дружка. Не поможет.

Ф и л и п п. Где он?

Г р а н я. Что же ты о Мишке ничего не спросишь?

Ф и л и п п (начинает смутно что-то припоминать). Ну… Где Мишка?

Г р а н я. Вору ты его продал! Вору! За сколько бутылок сторговался? Бандитом оказался твой дружок!

Ф и л и п п. Откуда у тебя такие сведения?

Г р а н я. Погляди, сколько лесу он увел! Пять домов можно построить! Открутил ночью проволоку да и…

Ф и л и п п. Врешь!

Г р а н я. Мишка уплыл его пособником, а Игнат с Нелей погнались за ними!

Филипп напрягся и вдруг высвободился от веревок. Вскочил. Валерий и Граня напряженно следят за ним.

Ф и л и п п (уловил на себе их взгляды). Да не зверь же…

Г р а н я. А мы и не очень боимся. (Кивнула головой.) У нас есть на тебя управа.

Филипп смотрит себе под ноги и с силой пинает банку, из которой Нелли поила ужа молоком.

Прозрел наш Ной. (Усмехнулась.) Отныне будет принимать только чистых. Себя для начала почисти. Очень требуется.

Филипп убегает в темноту и тотчас возвращается.

Ф и л и п п. Да вы-то куда смотрели?

Г р а н я (не уступая ему в тоне). Нет уж, позволь нам тебя об этом спросить! Не мы, а ты возле себя его пригрел!

Ф и л и п п. Ничего не помню… ничего… Сколько плаваю, не бывало еще такого… Кто ночью дежурил?

Г р а н я. Мишка.

Ф и л и п п. Значит, на пару сработали. Ну, только бы поймать! Капитану на буксир сообщила?

Г р а н я. Сообщила.

Ф и л и п п. Подскажу, чтоб на берег радировал… (Побежал и задержался. Гране.) На тебя, между прочим, тоже надо посмотреть. За что пятнадцать лет огребла?

Г р а н я. Вот она, бдительность-то.

Ф и л и п п. Ну?

Г р а н я. Тебе знать зачем?

Ф и л и п п (рявкнул). Раскалывайся!

Г р а н я. Такие сроки по пустякам не давали. На броненосце «Потемкине» я бунт против правительства поднимала.

Ф и л и п п. Ну, ну, ври, да меру знай. На этого субчика надежи тоже нет.

В а л е р и й. Да с кем же ты, о великий, поплывешь, если у тебя ни на кого надежи нет?

Ф и л и п п (снова рявкнул). Разговорчики! (Двинулся к Гране.)

Г р а н я (спокойно подпускает его к себе). Ты только что не очень лестно отзывался о начальнике Верхнеудинского рейда.

Ф и л и п п. Ну?

Г р а н я. Так я. — его жена.

Ф и л и п п. Жена?.. Ха-ха-ха… За кого ты меня принимаешь? Стал бы Трофим Андреевич жениться на такой…

Г р а н я (выпрямляясь). На какой?!

Ф и л и п п. Фальшивые шурупчики мне в башку не вкручивай!

Г р а н я. Их без того там много. (Протягивает Филиппу фотографию.) С кем я тут? А фамилия моя как? Память не залил окончательно?

Ф и л и п п. Ха… ха… (Ему вовсе не весело. Тяжелая челюсть отвисла.)

Г р а н я. Что? Разве не хочется больше стерлядочки? Разонравилась?

Ф и л и п п. Да… в точности. Я ведь и встречал вас с ним, а вот… Другой вид и речь совсем не та.

Г р а н я. Две жизни за спиной — две и речи.

В а л е р и й. Эх, Ной, Ной…

Ф и л и п п (перестраиваясь на дурашливый лад). Да какой я Ной! По нынешним временам Ной должен быть непременно партийный.

В а л е р и й (с усмешкой). И безусый.

Ф и л и п п. А?

В а л е р и й. Желательно.

Ф и л и п п (Валерию). Вот документики ваши. В сохранности. (Гране.) За намеки разные извините. Все по пьяному делу. Да, заливаю. Случается. Если наблюдение имели, то заметили, наверное. А все почему?

Г р а н я. Почему?

Ф и л и п п. Благоверная-то моя всю получку — себе. Люди! Целую зиму пост! А ведь я мужик! Душа крепости требует!

Г р а н я. Значит, Трофим Андреевич…

Ф и л и п п. Золотой человек! Золотой! Муху зря не обидит!

Г р а н я. Разве я тогда ослышалась?

Ф и л и п п. Ну… с разными людьми по-разному… Иному балбесу ведь ничего в башку не вобьешь, пока на него как следует не гаркнешь.

Г р а н я (вдруг громко). Раскалывайся!

Ф и л и п п. Ха… ха… Кого-то, конечно, и похвалит, и себе, так сказать, под крылышко, а неугодного… (Тряхнул увесистым кулаком.)

Г р а н я. Ясно. И Трофиму Андреевичу почиститься не мешает.

Ф и л и п п. А уж обо мне-то не беспокойтесь. Само собой! Все будет в порядочке! Как вернемся — в баньку, в парикмахерскую. И усы, коли таково требование масс, сбреем!

В а л е р и й (Гране). Все понял…

Ф и л и п п. Да нет, не все… (Настороженно и даже хитровато.) Зачем же вы с нами-то пустились в путь? А? Предположим, вас направили меня контролировать… (С недоверием качает головой.) Выходит, романтика?

Г р а н я. Угадал.

Ф и л и п п. Ха… ха-ха… Это хорошо. Воздух, птички… Значит, так все и обскажете, как здесь было?

Г р а н я. Да.

Ф и л и п п. И про то Трофим Андреевич узнает, с чем вы тут романтику совмещаете? Или у вас, как говорится, любовь?

Г р а н я. А ты как думал?.. Любовь — это грубо схватить да подмять? Любовь — это как награда человеку дается. Вот живет на свете человек — не по-скотски. Не расслаб, как тюфяк. Сильный, добрый. Каждый миг о других думает. Жизнью рискует ради них. И вот такого человека невозможно не полюбить!

Ф и л и п п. Да за что же, не пойму, Трофиму Андреевичу такая обида? Он мужик тоже, кажись, в самой поре, а вы… кажинную весну так или…

Граня резко и совсем не по-женски ударила его по лицу.

(Злобно.) Уважаю.

В а л е р и й (защищая ее собой). Поймите одно: вас и вам подобных будут бить сейчас раз за разом. Такая уж волна катится над землей. Бить до тех пор, пока всю подлость не выколотят. Пока проблески человеческие в глазах не появятся.

Ф и л и п п (тем оке тоном). Уважаю.

Медленно и устало — с разных сторон из-за домика — выходят И г н а т и Н е л л и.

В а л е р и й. Неля! (Бросается к ней. Обнял.) Жива, жива! Ничего не говори! Сядь. Отдохни. Ты жива, жива! А это главное! (Целует ей руки.) Неля… Час назад ты для меня была совсем другой… Я не любил тебя так, как люблю сейчас, Неля…

Граня подходит к Игнату, который стоит одиноко.

И г н а т. На середину жизни его вывел, а он… с вором в кусты.

Г р а н я. Игнатушка…

Ф и л и п п. Выходит, не поймали… Что же теперь будет? Что будет? (Уходит.)

И г н а т (поднял гимнастерку). Мать хранила, ни единой ниточки не источено, в дорогу дала, а он… В ноги, точно тряпку, швырнул…

Г р а н я. Игнатушка! (Крепко прижала его голову к себе.) Игнатушка!

И г н а т (перевел на нее взгляд). Ты что?

Г р а н я. Я ведь теперь от тебя никуда! Ты домой — и я за тобой! Поселюсь рядом! По сто раз на день буду нарочно встречаться. И пускай меня срамят, корят где угодно… а я… по сто раз мимо твоего дома!

И г н а т (взял ее за руку). Зачем же мимо-то?.. Ты зайди. Рады будем.

Г р а н я. А она?.. Неужели так уверена в тебе, что и страха не будет?.. А ты?

И г н а т. Уж очень ты на нее похожа. В войну… вот так же, вроде бы случайно, встретились, а…

Граня вдруг крепко прижала ладони к глазам.

Ну что ты? Ну что ты?

Г р а н я. Никогда!.. Никогда я еще не понимала, что такое несчастье… Даже в тот день, когда узнала, что тот не вернется… Все верила, это первая любовь, почти детская, и забудется… Еще встречу! Еще встречу! И вот…

Игнат отнял ее ладони и целует Граню в лоб, в щеки, в глаза, как целовал бы плачущего ребенка. На миг счастьем озарилось ее лицо. Граня прильнула к нему долгим поцелуем, затем, точно вырвавшись, отбежала к домику и прижалась к нему спиной.

Н е л л и. Что с вами? Что с вами? (Подбежала к Гране.)

Граня, как подружку, обхватила ее за плечи. Слезы мешают ей дышать.

Вы расскажите, расскажите. Я пойму! Не такая уж я глупая! Честное слово, пойму!.. И вам легче будет. Да, да. Я по себе знаю.

Игнат поднялся и хотел было подойти к ним, но прошел мимо и остановился возле Валерия.

И г н а т (шумно вздохнул). Утки скоро полетят… утки… (Глядит на небо.) В одном месте мы их вспугнули видимо-невидимо… и лебедей.

В а л е р и й. Хотите сигарету?

И г н а т. Что?

В а л е р и й. Сигарету. Или вы только свои курите?

И г н а т. А… давай вразмен. Я попробую ваше, а вы мое.

Закуривают. Валерий включил приемник. Звучат аккорды рояля на фоне широкой симфонической музыки.

Н е л л и (Гране). Ну, полегче?

Г р а н я (глубоко вздохнула). Полегче.

Н е л л и. Когда слезы, то быстрее успокаиваешься. Это я тоже по себе знаю. И у вас еще все пройдет! Все пройдет! Ой, такое ли у меня было!..

Г р а н я (силится улыбнуться). Кто хоть вы такие? Третий день плывем и не знаем.

Н е л л и. Родом мы ленинградцы, там и живем. В одном доме. Я мечтаю быть художницей. Только получится ли — бабка надвое сказала. Бабка самая настоящая, живая. А Валера закончил политехнический и сейчас на заводе. Конструирует сложные вычислительные машины. Он очень талантлив и уже сам кое-что изобретает.

Г р а н я. Кто же из вас придумал так плыть? Ведь еще холодно. Кабы летом.

Н е л л и. Наши ребята еще потруднее маршрут выбрали. Светка Гаева с Павлом Носовым на Енисей подались. Насовсем. А Димка Шведов, так тот матросом на китобой нанялся и теперь в Атлантике…

Ф и л и п п (входит). Мотор близко! И будто кто-то закричал…

Все прислушиваются. Тишина. Только звуки рояля звучат все призывнее. Тучи ушли куда-то в сторону, небо вызвездилось.

В а л е р и й. Мы решили до конца с вами плыть, если не возражаете.

И г н а т. Плывите. Было бы ваше желание.

В а л е р и й. Тут я без вас посмотрел мотор. По-моему, на клапанах нагар.

И г н а т. Да.

В а л е р и й. Надо бы перебрать.

И г н а т. А вот и займемся с утра…

В а л е р и й. Мы очень довольны, что вот так… с вами… Словно весь мир перед глазами разворачивается… Лодку мы спустили на воду в маленькой речушке. Текла она возле деревни. На берегу — ферма, петухи горланили. Потом та речушка влилась в другую — и пошли лесные пролески, а на следующий день уже города, заводы…

И г н а т. Вот, вот. Речка в речку — так и море полнится. Эх, Мишки нет, не услышит нас. То же я говорил, да, видать, не так. Каждый — для себя, так это что же — одни лужицы? Закиснешь в тине, душа испарится, сожмется и коркой покроется. А если все сливается воедино, то весь так и ширишься, непременно моря достигнешь. Радости огромной.

Н е л л и (Гране). Ночью я иногда здесь проснусь, гляжу на небо, и Млечный Путь мне представляется звездной рекой… Вам не хотелось бы по ней?

Г р а н я (улыбнулась). Где уж…

Н е л л и. А мне хочется. И Валера, знаю, тоже мечтает. (Глядит вверх.) Как удивительно… Ходил в древности по берегу человек и в глубину ступить боялся. Потом сделал лодку, парус. Выплыл в большие реки, в моря, в океан… А над нами — еще один океан. Вот он. И маршрутам в нем нет конца…

Ф и л и п п (стоит, позевывая). Что-то мы без приятности стали плыть. Разговоры какие-то ни к чему…

И г н а т. Тебе же плыть только до Саратова.

Ф и л и п п. А?.. Ну да. А вам разве нет?.. Антенку обратно не натянуть? (В его тоне появилось что-то заискивающее.)

Ему никто не отвечает.

Н е л л и. Волопас, Плеяды… Валера, а это что за созвездие?

В а л е р и й. Которое?

Н е л л и. Вот.

Вместе поднимаются на вышку. Игнат и Граня смотрят им вслед.

Они сидят по разным сторонам плота.

Г р а н я (чуть грустно). А мне уже нравятся эти Адам и Ева.

И г н а т. Я же говорил — не торопись.

Г р а н я. Ведь поплывут они по той реке, поплывут. И расселится там от них новое человечество. И будут те люди счастливее нас… А земля наша так и будет называться — ковчегом. Берегом вселенной.

На плоту появляется весь мокрый М и ш к а.

Все изумленно глядят на него.

М и ш к а. А… а… (Тяжело дышит.) За последнее бревнышко уцепился… (И вдруг закричал пронзительно.) Ловите его! Ловите!.. (В крике — ненависть и только что пережитый страх.)

Ф и л и п п. Кого?

М и ш к а. Вон! Вон! Хватайте, пока мотор не завел! Да неужели не видите?

Филипп в чем есть кидается в воду.

Г р а н я. Утонешь!

И г н а т (Валерию). В лодку! Скорей в лодку!

Убегают.

М и ш к а (топает ногами и вопит). За жабры его! За жабры!

Совсем рядом раз за разом прогремели два выстрела.

Н е л л и. А!.. (Прижалась к Гране.)

Г р а н я (всматривается в темноту). Мимо…

М и ш к а (снова вопит). Мазанул! Мазанул! Крепости-то в руках нет! Я ему там уже врезал! И еще не так врежу!

Н е л л и. Схватили?

Г р а н я (Мишке). Да как же вы возле плота-то очутились? Ведь мы вас везде искали.

М и ш к а (вдруг всхлипнул). И очень даже просто… очутились…

Н е л л и. Везут! Везут!

М и ш к а. Не был я ему пособником! Не был!.. Поплыли мы с ним — я и спрашиваю: ты же говорил, что мотор не работает? Он помалкивает, и стало мне подозрительно. Вижу — лес. Наш лес! «Цепляй, — приказывает, а сам посмеивается, — хороший улов!» Да я же, гад, нанимался подработать честно, а не воровать!.. Требую, чтобы развернул лодку! Он — на меня! Ударил я его что было силы и соображаю — как же дальше-то? Места незнакомые. Да, думаю, вас догонять буду! Лес наш — на буксир и жму на всю железку! И плот уже рядом, сбоку как-то вышел. А он… не заметил я, как опамятовался. Ножище свой вытянул и… Тут уж нервы у меня не выдержали. Выпрыгнул я. Успел только мотор выключить…

Все возвращаются. Ф и л и п п несет на себе связанного Т е р е н т ь е в а. Кинул, как плаху, на бревна. И г н а т идет, опираясь на В а л е р и я.

(Заметался.) Дядя Игнат! Ты жив? Жив?

И г н а т (остановился, тяжело дышит). Да вот я. (Пристально смотрит на Мишку.) А ты… не рассыпался?

М и ш к а (силится улыбнуться). Не рассыпался.

Граня, распоров рубашку, перебинтовывает Игнату плечо. Отнятый у Терентьева клинок Игнат швырнул в костер. Услышав, как звякнул металл, Терентьев приподнимает голову и обводит всех тяжелым взглядом.

Т е р е н т ь е в (хрипло). Мир да согласие?

Все молча смотрят на него.

Повезете и будете судить?

Ф и л и п п. Была б моя воля, я б без суда все бутылки о твою голову расхлестал!

Т е р е н т ь е в (выдержав паузу). Неразумно… На что же опохмеляться будешь?

Ф и л и п п. Ну!.. (Занес руку для удара.)

Его удерживают.

Т е р е н т ь е в (насмешливо). Лежачего-то?

М и ш к а. Я тебе и не лежачему хорошо врезал!

Т е р е н т ь е в. Пе-ту-шок.

М и ш к а. Вот и петушок, да не ты меня! И клыкаста пасть, да не слопал! Ну-ка, расскажи, крепко ли досталось?

Т е р е н т ь е в. Расскажу… Мало я ему дал, куш не тот, так он меня сапогом под дых.

М и ш к а. Неправда! Не так было! Дядя Игнат, не верь ему! Не верь!

Т е р е н т ь е в (Филиппу). Ну, а ты-то чего взъелся? Вроде бы без обиды сторговались и магарыч порядочный распили.

Ф и л и п п. Когда я с тобой торговался?

Т е р е н т ь е в. А ты сунь руку в карман. Не денежки ли там за лесок? Хочешь, номера всех купюр назову?

Ф и л и п п. Люди! Не продавал я! Не продавал! Пьяному подсунул! Пьяному! Клятвенно на коленях говорю!

Т е р е н т ь е в. Хо-хо-хо…

Г р а н я. Да-а… Крепко он вас, голубчики, заарканил.

М и ш к а. Не был я ему пособником! Не был!

Т е р е н т ь е в. Всех за собой, как в неводе, потяну! Всех! Если… Условие только одно: вы меня в глаза не видели, я — вас.

И г н а т. Нет.

Т е р е н т ь е в (Игнату). Корень, говоришь, во мне ненавидишь? Да корень у всех один. Можете меня убить, истолочь и рыбам бросить на корм, а корень тот останется в тебе, в нем. Каждый хочет жить для себя! Только я говорю это прямо, а вы словами расцвечиваете.

И г н а т. Слова наши не расходятся с делом, и ты в этом сейчас убедился.

Г р а н я. Мишку с собой не равняй! Ты прогнил насквозь, а его мы еще наждаком оттирать будем.

Ф и л и п п. И меня! И меня! Карболкой, касторкой — чем угодно! Новеньким гривенником засияю!

Т е р е н т ь е в. Хо-хо-хо! Снаружи-то отчиститься легко. А вот чем вы тот корень в себе истребите?

И г н а т. Если бы жизнь шла так, как ты говоришь, то и не было бы на земле человека. Реки бы не стекались в моря, а из морей расползались бы лужами.

Т е р е н т ь е в. Что ты мне расписываешь? Что?! Видел я всякую жизнь! И научен. Меня брали за горло — и я брал. На веки веков могу напророчить вперед — была на земле промеж людей грызня и будет! А все ваши сияющие вершины коммунизма — это только горизонт! Горизонт, к которому, сколько ни иди, — не придешь!

И г н а т. А ты бы хотел, чтоб перед нами была стена или пропасть?

Т е р е н т ь е в (рывком поднимается на ноги). Не верю я в ваш мир и согласие! Не верю!.. (Весь он в этот миг — сгусток человеконенавистничества и злобы.) Единение друзей и братьев!.. До первого переката все это! Слышите? До первого! Настанет час, и… (указывая на Филиппа) вот этот друг и брат так вас зажмет, таким взнуздывателем себя покажет, что и пикнуть никто не посмеет! (Мишке.) Ты за кусок хлеба отца с матерью продашь! (Игнату.) А ты, праведник, дай тебе волю, всех бы в монастырь загнал, псалмы петь, а заодно и славу тебе денно и нощно!

И г н а т (спокойно). А что бы сделал ты?

Терентьев жадно глотает воздух и не находит слов для ответа.

Н е л л и. Мразь… Какая мразь… (В голосе ее зазвучали слезы.)

Г р а н я. Были уже те перекаты, Терентьев. Были. И жизнь не повернулась вспять.

В а л е р и й. Потому мы и все вместе, чтоб пророчества твои не сбылись.

И г н а т (Мишке). Понял, почему он тебя из всех облюбовал?

М и ш к а. Понял.

И г н а т (протягивает ему гимнастерку). Как святыню прими и береги. И тех, кто на перекатах за тебя лег…

Мишка не решается взять.

Бери. И всей жизнью оправдай.

Мишка зажал гимнастерку в кулаке и глядит на Терентьева в упор.

М и ш к а. Мы с тобой еще встретимся. И не раз. И ты бойся этой встречи. Запомнил я тебя накрепко.

Н е л л и (вдруг). Море!.. Глядите, море!

Г р а н я. И правда… Берега-то как расходятся…

Безграничная синяя даль открывается перед глазами.

М и ш к а. Море…

И г н а т (точно выдохнул). Мо-ре…

Положив друг другу на плечи руки, смотрят вперед.