Синие шинели

Ф. Молевич БУДНИ МИЛИЦИИ

Перелистываешь подшивку газеты «На страже»[15], вчитываешься в лаконичные строки приказов министра: «Отмечая… объявить благодарность… наградить Почетной грамотой… присвоить досрочно звание… представить к правительственной награде…»

Приказы предельно кратки. Но не нужно обладать большой фантазией, чтобы представить себе скромных тружеников милиции, без громких фраз и самолюбования стоящих на своей нелегкой вахте. Люди на службе. Далеко не всегда она романтична — служба охраны общественного порядка. Ведь сталкиваться приходится, как правило, отнюдь не с лучшей частью человечества… Пьяницы, дебоширы, опустившиеся до скотского состояния, хапуги, любители легкой, «красивой» жизни за счет чужого добра, люди, потерявшие совесть, элементарные понятия о чести, товариществе, правилах социалистического общежития, — кто только не проходит перед глазами работника милиции.

В целом их не так уж и много. Но каждый из них опасен, каждый может нарушить покой, отравить жизнь многих советских граждан. И милиция всегда начеку. Ее девиз — всегда на посту. А на посту случается всякое. И серьезные чрезвычайные происшествия, требующие от работника милиции полной отдачи сил, а иной раз и исключительного мужества, сопряженного с риском для жизни. Это входит в повседневные обязанности милиции, и тогда в буднях рождаются подвиги.

Итак, о чем же поведали нам приказы министра и подшивки газеты «На страже» хотя бы за несколько месяцев 1965 и 1966 годов?

Ночь уже давно опустилась над городом. Тишина…

Старого пенсионера Василия Николаевича Хомича мучает бессонница. Он лежит, слушает ночную тишину, прислушивается к ночным шорохам. Но на этот раз тишину нарушают не шорохи, а пронзительный скрежет, выдираемых гвоздей, треск взламываемой двери, неясная возня и приглушенный разговор.

…На столе дежурного по Балхашскому отделу милиции зазвонил телефон.

— Говорит Тузова — дежурный пульта сигнализации. Из молочного магазина № 42 по улице Мира поступил сигнал… нарушена блокировка.

Не успел дежурный положить телефонную трубку, как снова раздался звонок:

— Это говорит Хомич. Пенсионер. Из окна квартиры вижу двух подозрительных, они пытаются взломать дверь магазина № 43, он в одном здании с магазином № 42…

Через четыре минуты ответственный дежурный капитан милиции Рахимбек Сагинтаев был на месте происшествия. Вскоре подоспели и сторожа — Василий Иванович Свицкий и Надежда Дмитриевна Колпакова.

Дверь в магазин была распахнута настежь. Что таит в себе эта черная пустота двери?

Первым переступил порог магазина Свицкий. Увидел в беспорядке разбросанные на полу сетки, набитые консервными банками. Мимо сторожа быстро прошел в глубь магазина капитан.

И вдруг две мужские фигуры метнулись из-за прилавка в «подсобку», захлопнув за собой дверь. Послышалась отчаянная возня у зарешеченного окна. Свицкий толкнул дверь, но она не поддавалась. Видно, кто-то подпер ее изнутри.

— Выходи! Стрелять буду! — крикнул сторож.

Ответа не было.

Сильным ударом ноги Свицкий вышиб дверь и шагнул в темноту. Из мрака «подсобки» навстречу ему с ножом в руке кинулся один из преступников. Капитан схватил бандита за руку и стал выкручивать ее. Однако бандит успел полоснуть ножом Сагинтаева, вырвал руку и занес нож над грудью офицера. Но грянул спасительный выстрел. Сторож Свицкий выпустил заряд по ногам преступника.

Затем, быстро перезарядив ружье, Василий Иванович приказал второму грабителю выйти из засады.

В это время Сагинтаев нагнулся над раненым преступником, пытаясь оказать ему первую помощь. Таков закон милицейской службы: пять минут назад грабитель покушался на жизнь милиционера, а сейчас милиционер пытается остановить у него кровотечение, забыв, что сам нуждается в помощи…

Этим-то и воспользовался второй преступник. Вооруженный обрезком трубы, он выскочил из своей засады и бросился на стоявшего к нему спиной капитана.

И снова выстрел Свицкого. Не добежав двух метров до капитана Сагинтаева, бандит упал.

Так Василий Иванович Свицкий, проявив находчивость, помог капитану милиции захватить на месте преступления двух грабителей.

Трасса Атбасар — Лодыженка, пожалуй, одна из самых оживленных в Целиноградской области. Нескончаемым потоком идут машины с целинными грузами. Охрана безопасности движения поручена здесь молодому сотруднику ГАИ лейтенанту милиции Григорию Литвинову. Водители знают его как смелого и решительного человека, предотвратившего немало дорожных происшествий.

…Из села Лодыженка в сторону Атбасара на предельной скорости мчался автомобиль. Не сбавляя скорости, машина вдруг резко вильнула в одну сторону, потом в другую. Казалось, только чудо спасло встречный автомобиль от катастрофы.

«Что-то неладно», — подумал Григорий. Остановив попутную машину и сев за руль, он бросился в погоню за лихачом. Машины поравнялись. За баранкой бешено мчавшегося автомобиля, то и дело роняя голову на грудь, сидел пьяный водитель.

Сигналы инспектора не подействовали. Тогда он стал «отжимать» нарушителя с трассы. Их машины уже помчались по степи. Передав баранку шоферу, Литвинов на ходу вылез в кузов и стал ждать удобного момента, чтобы перескочить в кузов машины пьяного шофера. Скорость была предельной. Как только машины поравнялись, Литвинов, рискуя жизнью, перескочил в кузов грузовика, а затем перелез в кабину и остановил машину.

Пьяный шофер получил по заслугам.

Работает в Усть-Каменогорской автоинспекции старшина милиции Василий Федорович Полетаев. Коммунист. Пришел в милицию по рекомендации производственного коллектива. Доверие коллектива полностью оправдывает.

…Дежурство подходило к концу. Наступила ночь. Вдруг старшина обратил внимание на грузовую автомашину, которая как-то странно виляла из стороны в сторону.

«Видно, водитель пьян», — предположил он. Сел на мотоцикл и пустился вдогонку. Обогнал грузовик, выехал на середину дороги и дал знак водителю остановиться. Но тот объехал автоинспектора и рванулся вперед. Полетаев за ним. Несколько раз пытался он остановить лихача, но безуспешно.

И тут преследуемая машина направилась в сторону узкого переулка. При свете фар заметались в панике люди. Им некуда было деваться от машины. Надвигалась катастрофа.

Что оставалось делать старшине? Раздумывать было некогда. Старшина пошел на таран. Он рванулся вперед и у самого въезда в переулок подставил мотоцикл и себя под удар машины.

К счастью, отважный старшина уцелел и задержал пьяного шофера.

Опомнившись от испуга, люди окружили старшину и наперебой стали возбужденно расспрашивать.

— Сильно ушибся?

— А почему шофер не останавливался?

— Так и до беды недалеко…

Вопросы, восклицания. И восхищенный возглас какого-то парня:

— Молодец, старшина!

Дежурному ГАИ Петропавловска младшему сержанту милиции В. Мусенко сообщили, что неизвестные угнали грузовой автомобиль. Не успел Мусенко выехать на место происшествия, как в ГАИ поступил второй тревожный сигнал. В районе колхозного рынка тоже неизвестно кто угнал еще один автомобиль.

Мешкать было некогда. Преступники могли натворить немало бед…

Много пришлось поколесить по городу инспектору дорнадзора В. Мусенко, прежде чем был найден один из угнанных грузовиков. Машина стояла в кювете. Вторая автомашина как в воду канула.

В нашем деле это не мелочи…

Младший сержант отлично понимал, какую серьезную опасность для пешеходов и водителей города представляют преступники, угнавшие автомобиль. Для них ведь не существует правил уличного движения.

На одной из улиц Мусенко увидел машину, которая следовала на превышенной скорости. Младший сержант милиции дал сигнал остановиться. Но водитель не подчинился, погнал автомобиль быстрее.

Перегнав автомобиль, Мусенко быстро затормозил, и, когда машина поравнялась с ним, бросился на подножку. Водитель стал петлять из стороны в сторону, пытаясь сбросить милиционера с подножки. На одном из поворотов машина врезалась в телеграфный столб. Последовал тупой удар, инспектора дорнадзора отбросило в сторону. Сидевшие в кабине бросились бежать. Превозмогая боль в ноге, Мусенко стал преследовать их. Он настиг одного преступника и доставил его в горотдел милиции. Вскоре был задержан и его соучастник.

Вспышка молнии на миг выхватила из темноты вымокшие деревья, и громовой раскат словно разорвал небо. Дождь с новой силой ударил по окнам веранды, забулькал в лужах, зашумел по крыше.

Григорий Савельевич Мишко с минуту постоял на веранде, прислушиваясь к грохоту. Затем отыскал комнатные тапочки и не спеша взялся за дверную скобу. Но вдруг новая вспышка. Треск и звон разбитого стекла оглушили, обожгли его…

Опомнившись на больничной койке, главный бухгалтер совхоза «Колутонский» Мишко стал мучительно размышлять о случившемся. В чем причина, толкнувшая какого-то негодяя на тягчайшее преступление? За свою бытность в совхозе он не помнит каких-либо конфликтов и осложнений в отношениях с людьми. Тогда что же? Может быть, какой-то пьяный хулиган решил «поразвлечься» с ружьем?

Не мог сказать Григорий Савельевич что-либо определенное и нам, работникам уголовного розыска, прибывшим в совхоз.

— Нет, никому зла не делал, — говорил он, перебирая в памяти разные события. — И никого не могу подозревать.

— Может быть, по работе стычки с кем-нибудь были? Должность-то ответственная. Может, кто-то затаил зло?

— Нет, вроде бы ничего такого нет…

На месте происшествия мы нашли обожженный пыж и дробь третьего номера. Доказательства не столь обнадеживающие, но и совсем не лишние в руках оперативников.

— На первый случай и это подспорье, — сказал оперуполномоченный Астраханского райотдела милиции Федоненко, перекатывая на ладони свинцовую горошину.

Мы с Мирошниченко — старшим оперуполномоченным областного отдела угрозыска — не могли не согласиться с ним. Чудес в нашей работе не бывает. Только упорный и кропотливый труд оперативника, не пренебрегающего любой мелочью, может принести успех.

Первым делом мы решили побеседовать с теми, кто не отличался на селе примерным поведением. Незадолго до покушения на Мишко в совхозе много говорили о скандале, происшедшем в компании подвыпивших ребят. Его участниками были любители подебоширить, покуражиться.

Трое суток вели мы разговор об этом случае, надеясь найти в нем первопричину трагедии. Не раз беседовали с совхозным киномехаником Орлянским, как одним из заводил в этой компании.

— В тот вечер, когда стреляли в Мишко, я картину крутил, — говорил он. — И со всеми вместе домой ушел. Так что я тут не при чем.

Парень с виду не внушал подозрений, и оперативники не стали больше беспокоить его. Думать же о причастности Орлянского к покушению на жизнь бухгалтера, руководствуясь одной лишь интуицией, — дело безнадежное. Так, быть может, мы и оставили бы его в покое, не случись под руками важных сведений.

А сведения были таковы. Мать Орлянского, работая заведующей складом совхозрабкоопа, сделала растрату и вместе со своим мужем, отчимом киномеханика Орлянского, скрылась.

Небезынтересен для нас, работников угрозыска, был и такой факт. В первый год работы в совхозе «Колутонский» Орлянские взяли ссуду и построили дом.

Правда, это, так сказать, дела обычные, житейские. Но в истории с домом заставила задуматься другая сторона. Орлянская, скрывшись, осталась должна совхозу значительную сумму непогашенной ссуды. Теперь ее сын стал ходить к директору и требовать разрешения на заселение дома матери, а долг, дескать, он дает обязательство погасить.

Не берусь судить, насколько прав был директор совхоза, отказывая киномеханику в его просьбе, и какие основания имел Орлянский, требуя ключи от дома. Нас интересовал другой вопрос: как вел себя киномеханик с руководителем совхоза? Ведь, следуя логике, он мог затаить злобу, угрожать?

— Угроз не слышали, — говорили руководители совхоза.

Однажды, беседуя с пострадавшим, я узнал от него интересную подробность. После исчезновения растратчицы Орлянской в совхозе распространились слухи о том, что якобы ее дом займет он, главный бухгалтер.

— Но такого решения даже и не предполагалось, — заверил меня Григорий Савельевич. — Это просто-напросто домысел досужих людей.

То, что Орлянский в тот трагический для Мишко вечер действительно демонстрировал кинокартину «Секретарь райкома», подтвердил его помощник Курганский. Сеанс закончился в 23 часа 45 минут, а выстрел из ружья прогремел в 23 часа 20 минут. По словам Курганского, за все время, пока шла картина, киномеханик выходил на улицу лишь один раз покурить на несколько минут.

Мы стали искать взаимосвязь между этими событиями и фактами. Проверка версии о том, что Орлянский совершил покушение на жизнь главного бухгалтера с целью мести, потребовала немалых усилий. Например, мы уточнили такую деталь: сколько времени нужно затратить, чтобы пройти расстояние в четыреста метров от клуба до дома Мишко и обратно.

— Немногим больше двадцати минут, — доложил оперуполномоченный Федоненко.

Что ж, не так уж много. Стало быть, нельзя сбрасывать со счета временную отлучку киномеханика под предлогом перекура. Тем более, что Курганский нам точного времени не назвал; и еще одно соображение: Орлянский мог пройти это расстояние очень быстрым шагом, даже бегом.

Теперь требовалось выяснить, как ружье оказалось в руках Орлянского, если он является злоумышленником? Ведь своего ружья он не имел.

Найти ответ помогли односельчане. Как-то весной они видели Орлянского, охотившегося с ружьем. Чье же оно?

— Ружье отчима, — ответил Орлянский. — Но я его бросил в речку Колутонку, чтобы избежать напрасных подозрений со стороны милиции.

Вот это логика! Почему же другие совхозные охотники не побросали свои двустволки в речку?

Орлянский сказал правду. Мы нашли его ружье на дне реки, в трех метрах от берега. В стволе оказался невыстреленный патрон с дробью третьего номера.

Мы осмотрели ружье в присутствии Орлянского и понятых, сличили дробь с той, что найдена на месте преступления. Она оказалась одинаковой.

Решили послать дробь экспертам. И вот в тот момент, когда работники милиции упаковывали ее, чтобы направить нарочным в Целиноград, ко мне подошел Орлянский.

— Поедемте в Астраханку, — дрогнувшим голосом сказал он, — я все расскажу…

Всего лишь несколько минут потребовалось, чтобы совершить покушение на жизнь человека. Нет, не курить выходил он во время сеанса, а бегал домой за ружьем. Он думал, что Мишко в клубе смотрит картину. Дескать, самый подходящий момент подкараулить его и из-за угла сразить выстрелом.

Проходя на обратном пути мимо дома, где жил бухгалтер, Орлянский присмотрелся и на веранде заметил Мишко. Вслед за ударом грома прогремел ружейный выстрел.

Рабочий день только начинался. Мы не успели еще ознакомиться с оперативной обстановкой, как нужно было выезжать: сообщили, что в одном из домов по улице Карла Маркса совершена квартирная кража.

Осмотр квартиры показал, что кражи не было. Белье беспорядочно валялось по комнатам, ящики шкафов и комодов, лихорадочно выдвинутые в спешке, так и остались незадвинутыми. Хотя дверные замки были взломаны, ничего ни из вещей, ни из документов не пропало. Очевидно, грабитель искал деньги и не нашел. Опрос соседей был безрезультатным, никто ничего не знал.

Невеселыми возвращались мы с оперуполномоченным уголовного розыска лейтенантом Шляпниковым в горотдел. Вор находился где-то рядом, а следов не было. Чего доброго, после неудачи он постарается проникнуть в другую квартиру.

Навстречу нам шла милицейская машина. Сидевший в ней начальник уголовного розыска капитан Омаров приказал следовать за ним к павильону «Пиво — воды», где якобы была совершена крупная кража денег.

Наружный осмотр павильона наводил на мысль о возможности пролома в стене изнутри. Возникло предположение о симуляции кражи. К тому же сменщица потерпевшей продавщицы утверждала, что во время пересмены никаких денег не видела. Приняв смену, она решила отлучиться по делам. Когда вернулась, сразу же увидела дыру в стене.

Потерпевшая объясняла, что вечером работала допоздна. Поэтому выручку решила сдать утром. Деньги лежали у нее в хозяйственной сумке. После пересмены отправилась в кассу, но на полпути вспомнила, что деньги оставила на одном из столиков. Когда возвратилась, в стене павильона обнаружила огромную дыру. Деньги исчезли, пропал и мешочек с разменной монетой.

При более тщательном осмотре места происшествия в одном из ящиков с пустыми бутылками был найден мешочек с разменной монетой. Рядом лежал маникюрный набор в черной сумочке.

Продавщицы заявили, что они впервые видят этот набор. «Чей же тогда он?» — размышляли мы. Возможно, что кто-то из посетителей по растерянности оставил его. А могло случиться, что он потерян преступником.

В ходе расследования было решено предъявить этот маникюрный набор для опознания хозяйке квартиры, у которой побывал странный вор.

Хозяйка опознала пропажу. Стало ясно: взлом в квартире и ограбление павильона — дело рук одного и того же лица. Правда, непонятно было, для чего ему понадобились принадлежности дамского туалета? Нет ли в этом загадки? Может быть, воровала женщина, а возможно, преступник коллекционировал сувениры. Второе предположение не лишено было здравого смысла.

Сержант милиции А. А. Соколов, проводник служебно-розыскной собаки ОУР УООП города Алма-Аты, с собакой, по кличке Уран, на месте происшествия.

Каждого рецидивиста отличает определенный стиль, свой «почерк работы». Своеобразием отличался и некий Х., вернувшийся в Целиноград после отбытия очередного наказания. Была за ним замечена одна страсть: как пойдет «на дело», обязательно прихватит какой-нибудь сувенир. То портсигар, то кольцо. На память о своих похождениях. Своеобразный был коллекционер.

Так вот этого «коллекционера» и решили потревожить, спросить, не завелся ли у него конкурент. Как-никак, человек только что из заключения. Поговорили по душам. Оказалось, что конкурентов-сувенирщиков у него не имеется. А квартиру и пивной ларек он «осчастливил» своим посещением. Маникюрный набор прихватил по традиции. А когда в руки попали деньги, тут уже не до сувенира. Дай бог ноги унести побыстрей. А чтобы следы замести, взял и припрятал мешочек с разменной монетой среди пустых бутылок. Пусть, мол, милиция думает, что продавцы забрали деньги.

В Усть-Каменогорске ночью на улице Бажова, неподалеку от остановки «Коммунальная», автомашина сбила человека и скрылась. Пострадавшего подобрала проходившая мимо карета скорой медицинской помощи. В больнице, придя на короткое время в сознание, пострадавший сумел лишь назвать свою фамилию и скончался.

К месту происшествия выехали следователь младший лейтенант Чернорученко и инспектор дорнадзора младший лейтенант Подлесный. Вместе с ним поехал водитель, доставивший пострадавшего в больницу.

Трудную задачу предстояло решить сотрудникам милиции. Ведь наезда никто не видел, преступник скрылся, потерпевший умер.

Тщательно, метр за метром осматривали работники милиции место происшествия. Их внимание привлекли мелкие осколки стекла разбитой фары. Они валялись по правую сторону проезжей части дороги, неподалеку от того места, где подобрали потерпевшего.

Сотрудники милиции собрали осколки и передали в научно-технический отдел. На некоторых из них были видны отдельные части букв и цифр. Предстояло составить из осколков единое целое и по штрихам на стекле установить номер и серию автомашины.

Не так уж легко подобрать осколок к осколку, чтобы безошибочно поставить все на свои места. Но работники НТО не теряли надежды на успех. К сожалению, многих осколков не хватало. Сотрудники отдела решили вместе со следователем побывать на месте происшествия.

Участок, где был сбит человек, разбили на квадраты и тщательно изучили. На этот раз удалось обнаружить еще несколько осколков стекла. Кое-где на них сохранился краситель черного цвета.

В результате кропотливого исследования научно-технические работники установили серию машины — ВКА. А вот с номером дело обстояло не совсем ладно. Из четырех цифр стали известны только крайние — две тройки. Предпоследнюю цифру так и не определили. Зато от второй уцелела верхняя часть. Уже по ней можно было судить, что это двойка, тройка, восьмерка или девятка.

Обнаружены первые следы (кусочки краски на ободке разбитой фары), что помогло в дальнейшем выяснить детали преступления и найти автомашину, сбившую человека.

На снимке члены оперативной группы (слева направо): эксперт-криминалист НТГ УООП младший лейтенант милиции В. М. Морозов, начальник ГАИ Актюбинского ГОМ лейтенант милиции С. Мусин, следователь следственного отдела УООП по г. Актюбинску капитан милиции С. С. Хоженец и старший инспектор дорнадзора Актюбинском ГОМ лейтенант милиции А. П. Ляшков.

Установленная серия — ВКА — привела к выводу, что автомашина, совершившая наезд, принадлежит одному из автохозяйств Усть-Каменогорска. По установленным цифрам разработали комбинации составления государственного номера. Все это позволило ограничить круг разыскиваемых машин до сорока.

Внешний осмотр автомашин в таксомоторном парке не дал результатов. Но вот следователь вооружился лупой, и кое-что прояснилось. Осматривая поверхность ободков фар и красителя в штрихах серии и государственного номера, он обратил внимание на «Волгу» 32-13 ВКА.

На головках шурупов, которыми крепился ободок правой фары, заметен был свежий блеск металла. Краситель номера и серии левой фары отличался от красителя правой фары. Это дало основание предположить, что стекло рассеивателя фары на машине недавно заменялось.

Установили фамилию и адрес водителя. Им оказался некий Чернов. Появление работников милиции в его квартире буквально ошеломило водителя такси. Он ведь считал, что маскировка совершена им удачно и никто не может изобличить его в преступлении.

По велению сердца Нигмет Касенов надел милицейскую форму. Напряженная, требующая твердости и большой силы воли работа пришлась по душе Нигмету. Вот уже двадцать лет он стоит на страже общественного порядка, охраняя покой советских людей.

За годы службы в милиции старшине Кокчетавского райотдела милиции не раз приходилось встречаться лицом к лицу с вооруженными преступниками. Но он никогда не терялся, не избегал трудностей и выходил победителем.

Однажды Н. Касенов принимал участие в поимке опасного преступника. При задержании бандит оказал сопротивление, выстрелом из пистолета ранил старшину. Поблизости никого не было, и Нигмету пришлось рассчитывать только на самого себя. Превозмогая боль, он продолжал неравную схватку: выбил пистолет из рук преступника, задержал его и доставил в райотдел милиции.

Как-то Касенов возле села Евгеньевка остановил грузовую машину. Ему стало известно, что на ней преступники везут краденные из магазина товары. На машине ехали пятеро. Поэтому старшина не стал тут же задерживать воров. Он решил доехать с ними до Кокчетава и там сдать их в милицию. По дороге окончательно убедился, что преступники везут ворованные вещи.

Однако грабители предугадали замысел милиционера. Доехав до реки, они внезапно остановили машину и сбросили старшину с четырехметровой высоты в воду. Уголовники рассчитывали, что милиционер утонет. Но ошиблись. Касенов выплыл на берег, остановил идущую машину и пустился вдогонку. В городе с помощью граждан он задержал преступников.

Таких примеров из жизни Н. Касенова можно привести немало. В коллективе Кокчетавского райотдела милиции он по праву считается лучшим работником.

К райотделу милиции вихрем подкатил «газик». Не выходя из машины, подполковник Оборонов сообщил о происшествии подошедшему в этот момент дежурному и пригласил к себе оперативников. Через несколько минут «вездеход» с работниками уголовного розыска помчался по улицам Алма-Аты.

В одном из магазинов по улице Комсомольской совершено дерзкое преступление. С целью грабежа бандиты убили продавщицу… Вот и все, что мог рассказать заместитель начальника райотдела майор Лахно оперативникам — старшему лейтенанту Мансурову и капитану Уютову, пока они ехали к месту происшествия…

Пострадавшая лежала за стойкой, В руке у нее было зажато несколько монет. По-видимому, когда продавщица нагнулась, чтобы выдать сдачу, ее ударили по голове. Об этом свидетельствовала ссадина чуть выше правого уха. Судя по всему, грабитель, ударивший женщину, находился по другую сторону стойки. Но, странно, подумали сотрудники уголовного розыска, как он мог нанести удар в правый висок? Может быть, бандит левша?

Этими догадками работники Советского райотдела милиции поделились со следователем и экспертом, прибывшими в тот же час на место преступления. Правда, деталь не столь обнадеживающая. Действительно, ударить левой рукой может всякий. Тем не менее об этой характерной примете следует подумать. Эксперт и следователь согласились с ними.

…Неподалеку от магазина собрались любопытные. В центре внимания девица в очках. Она о чем-то рассказывает обступившим ее людям, энергично жестикулируя. Старший лейтенант Герт Мансуров подошел ближе и незаметно смешался с толпой.

— Гляжу, и второй вышел из магазина, — говорила девица, — в руках у него бутылка водки. Воротник пальто поднят, шапка на глаза надвинута. Волком огляделся по сторонам и зашагал к речке. А потом какие-то ребята подбежали к магазину. Кажется, братья Седловы. Заглянули в окно, и слышу — кричат: «Тетю Машу убили!» Ну я сразу и побежала к магазину…

На первый случай и эти сведения — ценная находка, подумал оперативник. Ему известно было, где живут Седловы. Мансуров направился к ним.

Дома оказался младший из братьев. Оперативник сразу же спросил его:

— Ты знаешь тех ребят, которые незадолго до убийства тети Маши заходили в магазин?

— Нет, — ответил парень немного подумав. — Их должен знать голубятник, который до этого выпивал с ними.

— А кто такой голубятник? — спросил Мансуров.

— Да здесь один дяденька, пенсионер. Он голубей разводит. Его все так зовут.

Седлов согласился указать переулок, куда скрылись побывавшие в магазине неизвестные. И они вышли из дому.

В переулке Мансурова остановил пожилой мужчина. Приблизительно час тому назад он был свидетелем такой сцены. Двое незнакомых парней пытались перелезть через забор, что возле его дома. Но им помешала собака.

— Вот доказательство, — сказал мужчина, подавая оперативнику черный лоскут потертого материала. — Это мой Рекс хватил за штаны рыжего парня…

О попутчике рыжего кое-что сообщил старший Седлов, который тоже видел этих ребят возле магазина.

— Одет в светлую куртку на меху, среднего роста, — дополнил он сведения…

Поздним вечером старший лейтенант Мансуров вернулся в отдел милиции и стал дожидаться майора Лахно, который еще днем должен был встретиться с «голубятником».

Майор явился около двенадцати ночи. То, что узнал он от пенсионера, несколько пополнило данные. Оказывается, парней было трое. Но после того как они распили водку, сообщил «голубятник», третий тут же ушел. А кто он и откуда, пока неизвестно.

Мало что сообщил пенсионер о рыжем и его партнере. Выпивка была случайная, как говорится, на скорую руку. А что произошло потом, он не знает.

Ночь прошла без сна, в напряженных поисках. И надо сказать, не безрезультатно. К утру работники милиции выяснили одну немаловажную деталь. Им стала известна фамилия третьего участника выпивки. Это был Вячеслав Чирков.

Часов в десять утра к нему на квартиру отправились майор Лахно и старший лейтенант Мансуров. Открыла им молодая женщина.

— Нам нужен Вячеслав.

— Сейчас позову, — приветливо сказала хозяйка. — Слава! Тут к тебе пришли, — крикнула она.

На середину комнаты вышел светловолосый юноша. В руке он держал безопасную бритву, одна щека у него была намылена.

— Ко мне? — удивился он.

— Да, ты нам нужен.

Чирков пожал плечами и, подойдя к зеркалу, сказал:

— Говорите, слушаю.

Наступила минутная пауза. Тишину нарушил майор Лахно. Он спросил:

— Вы не остались должны тете Маше?

Рука у Чиркова дрогнула, алая полоска пересекла щеку. В глазах парня появился испуг.

— Я?! Нет, я не должен… — И вдруг его голос сорвался: — Клянусь, я не принимал участия!.. Поверьте!..

— А вы не волнуйтесь, — успокоил парня майор Лахно. — Расскажите лучше все по порядку.

По дороге в милицию Вячеслав Чирков рассказал многое. Вчера после долгой разлуки встретился с Виктором Якушкиным. Этот парень имеет кличку «Мордвин» и, кажется, левша. С ним был какой-то Ленька. По его разговору, токарь, но где работает — неизвестно.

За встречу решили выпить. Пошли в магазин к тете Маше. По дороге Якушкин сказал, что подворачивается хорошее дельце. Предлагал принять участие. Но Вячеслав не согласился. Расстались, кажется, врагами…

Подозрение в том, что Якушкин убил продавщицу, усилилось. Нужно было немедленно задержать его и допросить. Но Якушкин где-то пропадал. Где же он? Об этом никто не знал.

Помочь оперативникам вызвались дружинники. Они стали нести дежурство в тех местах, где мог появиться Якушкин.

На третий день майор Лахно и старший лейтенант Мансуров решили побывать на квартире Вячеслава Чиркова, чтобы еще раз побеседовать с ним. На дороге их повстречал один из дружинников.

— Что нового? — спросил парня Мансуров.

— Рыжий у Чиркова, — сказал он, заметно волнуясь. — Там целая компания.

— А Вячеслав дома? — поинтересовались оперативники.

— Кажется, нет.

Поднимаясь по ступенькам, работники милиции услышали пьяные голоса, доносившиеся из квартиры Чирковых.

Мансуров решительно открыл дверь. Рыжий детина стоя допивал стакан. Увидев вошедшего незнакомого человека, он заметно стушевался. Потом, по-видимому, догадавшись в чем дело, рванулся из-за стола. Следом зазвенел разбитый стакан.

— Ни с места! — жестко приказал оперативник.

По дороге в милицию Якушкин пытался выброситься из машины. Но тщетно. Он был в надежных руках.

На допросе убийца не без цинизма признался:

— Да, я бью левой, и наверняка… Впрочем, записывайте все по порядку.

Сообщник Якушкина был задержан на следующий день. Так закончилась операция по разоблачению опасного рецидивиста. Она продолжалась всего три дня.

Мела, крутила поземка, и пронизывающий до костей ветер валил с ног. К часу ночи оперативная группа из Саранского горотдела милиции, возглавляемая начальником угрозыска майором Потоцким, добралась до поселка Волынка. Работники милиции постучались в крайний дом. На улицу вышла немолодая женщина и, кутаясь в теплую шаль, рассказала о неизвестном человеке, который стучался к ней поздним вечером.

— Он спрашивал дорогу на Караганду, — сообщила женщина. — А был ли с ним мальчик — не скажу. Через дверь не слышала…

Словом, хозяйка дома мало помогла оперативникам. Лишь на утро след преступника был найден. И в этом помог работникам милиции бухгалтер шахты № 120 Ким. Он заметил неподалеку от обогатительной фабрики поселка Актас какого-то мужчину с ружьем. Неизвестный вел за руку мальчика.

Эти данные поступили к дежурному областного управления. Все говорило за то, что по степи бродит тот самый убийца Сукач…

Как по сигналу тревоги, оперативные работники собрались в кабинет начальника уголовного розыска подполковника Курманова. Разговор был недолгим. Задержать вооруженного преступника вызвались Виниченко, Нам, Ковалев и Балашов. Через минуту «газик» с оперативной группой мчался в сторону поселка Актас.

Вдали показалась лесозащитная полоса. Оперативники подъехали к ней и «прочесали». Но безрезультатно. Потом шофер-милиционер Бубнов поднялся на пригорок и неожиданно заметил удалявшегося человека. Он был с ружьем. Сомнений не оставалось: впереди бандит, который с минуты на минуту может исчезнуть из поля зрения.

С минуту посоветовавшись, оперативники распределили обязанности: Балашов и Нам пошли наперерез, а Ковалев и Виниченко стали преследовать преступника.

Кто же этот человек, затравленным волком скрывающийся от глаз людских?

Ранним февральским утром в поселке Дубовка прогремел выстрел. А спустя час люди узнали о трагической смерти Любы Сукач. Она погибла от руки своего мужа.

Убийца стал искать спасения от возмездия, взял ружье, патронташ и сманил с собой семилетнего сына.

Преступника заметили люди, стоявшие на автобусной остановке. Но озверевший бандит стал угрожать оружием и дважды выстрелил, оставив на кузове автобуса следы крупной дроби. К счастью, никто из пассажиров не пострадал. Убийце удалось скрыться.

Но час возмездия был недалек…

Не доходя шагов тридцать, Виниченко окликнул бандита.

— Да, я Сукач, — послышалось в ответ.

Работники милиции назвали себя и напомнили о бессмысленности сопротивления.

Поняв, что его окружают и час расплаты приближается, бандит, прикрываясь сыном, зарядил двустволку и начал раз за разом палить. Дробь свистела совсем рядом.

Но оперативники не растерялись. Они залегли. Виниченко дал из пистолета предупредительный выстрел. Но это не возымело действия. Убийца продолжал отстреливаться.

Кольцо сжималось. Но Сукач, как видно, и не помышлял сдаваться. Он, как и раньше, прячась за мальчика, стрелял наугад, попытался выйти из окружения.

Первым встал и пошел навстречу бандиту Виниченко. Он еще раз напомнил о том, что сопротивление бесполезно. Бандит заколебался.

— Вы меня убьете, — сказал он.

— Нет, этого не будет, — спокойно заявил Виниченко. — Вот смотри, я даже пистолет кладу в кобуру. — И оперативник проделал это на глазах у бандита.

Тянулись напряженные минуты. Хладнокровию и мужеству Виниченко научила служба на границе. Не раз встречался он лицом к лицу со смертельной опасностью…

И на этот раз смелый оперативник, бывший солдат-пограничник вышел победителем. Воспользовавшись замешательством бандита, Виниченко сделал внезапный бросок и выбил из его рук ружье.

За мужество и находчивость, проявленные при задержании опасного преступника, начальник Карагандинского областного управления охраны общественного порядка объявил участникам этой операции благодарность и вручил им ценные подарки.

Тревожно зазвенел телефон в кабинете старшего следователя по Защитинскому участку лейтенанта Абдулвалиева. Сообщение было коротким: совершена кража денег в конторе кондукторского резерва станции Защита.

Начальник отделения милиции подполковник Блинов приказал немедленно выехать к месту происшествия, а еще спустя несколько минут лейтенант Абдулвалиев, ознакомившись с обстановкой, проводил тщательный осмотр конторы.

На первый взгляд, картина, представившаяся лейтенанту, являла собой не что иное, как кражу со взломом: замок наружной двери был вырван из косяка и валялся на полу вместе со вставленным в него ключом.

«Если вор воспользовался ключом, который всегда висел на стене, то какая необходимость заставила его вырвать открытый замок из косяка?» — подумал Абдулвалиев, составляя протокол.

Когда дело дошло до кабинета инструктора кондукторского резерва В. Федосеенко, подозрения лейтенанта усилились.

Дверь кабинета была распахнута, а внутренний замок находился в закрытом положении.

При тщательном осмотре ни на лицевой планке замка, ни на его ригеле, ни на запорной планке царапин, вмятин и других следов взлома не было обнаружено.

«Постороннему человеку дверь без взлома не открыть. Дверь открыта, а следов нет — здесь что-то нечисто», — снова подумал Абдулвалиев, все более настораживаясь.

Вызванный в контору Федосеенко заявил, что деньги в сумме около 400 рублей были похищены из ящика его рабочего стола. Но и здесь никаких следов взлома не было обнаружено.

— Кражи не было, ее симулировали, — доложил Абдулвалиев начальнику, закончив осмотр. К такому же выводу пришли эксперты-криминалисты.

Лейтенант Абдулвалиев продолжал следствие. Выяснилось, что похищенные деньги были собраны пять месяцев назад среди работников станции для покупки комбикорма и сданы Федосеенко, как председателю месткома.

Однако комбикорма так никто и не увидел, но зато частенько видели пьяным в рабочее время самого Федосеенко.

На допросе зарвавшийся хапуга давал путаные, сбивчивые показания. На вопрос, почему он все время хранил деньги в сейфе, а в этот день положил их в стол, он ответить не мог.

Под тяжестью собранных улик, показаний экспертизы и свидетелей Федосеенко вынужден был признать свою вину.

Оба они одногодки: родились в 1926 году. Почти одновременно вступили в ряды КПСС. Оба служили в Советской Армии, а после демобилизации продолжали, по сути, ту же солдатскую службу в органах милиции, получили юридическое образование.

Один из них — капитан Жулдас Сисенов — трудится оперативным уполномоченным Балыкшинского районного отдела милиции Гурьевской области.

Другой — майор Дабыс Телагисов — работает заместителем начальника того же отдела милиции.

Службу свою несут они исправно.

Это случилось 7 сентября 1965 года.

Ночью во время патрулирования по районному центру к ним обратился местный житель и сообщил, что в последнее время в поселке стал часто появляться подозрительный гражданин, приезжавший на такси. Вот и теперь он прибыл и неизвестно чего дожидается.

Д. Телагисов и Ж. Сисенов сразу же подошли к автомашине и предложили пассажиру выйти. Но тот вдруг выскочил из машины и рванулся в темноту.

Началось преследование. Когда неизвестного настигли, он несколькими выстрелами из пистолета ранил Телагисова в руку, а Сисенова — в грудь.

Несмотря на полученные ранения, офицеры милиции с помощью подоспевших граждан задержали бандита, некоего В. Н. Трубу.

При обыске у него было изъято несколько пистолетов. Задержанный оказался матерым грабителем и взломщиком.

Указом Президиума Верховного Совета СССР мужественные офицеры награждены медалями «За отвагу».

1 мая 1966 года в 9 часов 30 минут утра председатель Глубоковского поселкового Совета депутатов трудящихся Восточно-Казахстанской области П. И. Токмин, находясь на железнодорожном переезде, не заметил приближения поезда и не услышал предупреждающих окриков милиционера Г. С. Губы.

Тогда Губа бросился наперерез поезду и буквально из-под колес вытащил председателя поссовета, получив при этом удар буфером паровоза.

Приказом министра Г. С. Губа награжден значком «Отличник милиции».

Таковы события, стоящие за короткими лаконичными строками приказов.

Таковы будни милиции.

Ф. МОЛЕВИЧ, полковник внутренней службы.

г. Алма-Ата.

Г. Работнев ОПЕРАТИВНО УПОЛНОМОЧЕННЫЙ

— Понимаете, мне сегодня предложили магнитофон, да что-то уж очень дешево — за 35 рублей. Подозрительно: не ворованный ли?

Женщина волновалась и, хотя майор милиции М. Г. Белоусов пригласил ее сесть, стояла, мяла в руках сумочку и сбивчиво рассказывала о случившемся.

— Вы отказались?

— Да… нет… Сама не знаю почему, я сказала этим парням, что пришлю к ним своего знакомого, ему, мол, нужен магнитофон.

— Куда это «к ним»?

— Они назначили условное место — трамвайная остановка, возле рынка на улице Пастера. Сегодня в два часа. Только ведь нет у меня никакого знакомого.

— Да вы не волнуйтесь, идите спокойно домой. Покупателя мы им подыщем. Ну а разговор этот, вы, конечно, понимаете, — между нами.

…По улице Пастера идет трамвай. Ничего примечательного — обычная городская картинка. И даже наблюдательный человек не обратил бы, пожалуй, внимания, что за трамваем, на расстоянии в полквартала, неотступно следует «Волга» с шахматной строчкой по борту. Набирая скорость на перегонах и притормаживая на остановках, такси идет так от самого колхозного рынка.

В машине двое в штатском. Водитель столичного таксомоторного парка Анна Писклова, заполучив этих пассажиров около двух часов дня, задала обычный вопрос:

— Куда везти?

— В самом деле, куда? — переглянулись работники Фрунзенского райотдела милиции М. Г. Белоусов и Н. И. Шпарберг.

— Пока в район колхозного рынка, на улицу Пастера, а впрочем, подождите минутку. Вот документы. Мы работники уголовного розыска. Нам нужна ваша помощь, товарищ водитель. Машину, возможно, задержим надолго.

— Пожалуйста, — с готовностью ответила Писклова. — Можете на меня рассчитывать, сделаю все как надо.

К трамвайной остановке подоспели как раз вовремя. Остановились поодаль. И сразу обратили внимание на пятерых парней, стоящих в стороне от пассажиров. Даже издали видно было, что они изрядно навеселе. А вот и «покупатель», Николай Кузьменко, дружинник. Он стоит вместе с парнями, толкует с ними о чем-то. Вот они уже его уговаривают и предлагают посмотреть товар.

Подошел трамвай. Расталкивая пассажиров, ватага ринулась в вагон…

Ничего примечательного — обычная городская картинка — по улице идет трамвай. На проспекте Сейфуллина из заднего вагона вышла шумная компания — шестеро парней. Шли уверенные, что никому до них нет дела. И только один скорее чувствовал, чем видел: где-то сзади идет светлая «Волга».

Анна вела машину, будто всю жизнь только тем и занималась, что выслеживала преступников, и ни на минуту не теряла шестерых из виду. И все-таки они исчезли. Пропали как-то вдруг, свернув в узкий переулок. Этого преследователи не предвидели. Как быть? Ехать следом по безлюдной улочке нельзя: спугнешь шайку.

Всего несколько секунд длилась заминка.

— За ними! Вплотную! Потом выйди и громко спроси у кого-нибудь из жителей, где живут Ивановы, они, мол, такси вызывали. И — дальше.

— А как же вы?..

— Считайте, что нас нет.

Белоусов со Шпарбергом залегли, вжались в сиденья.

Толчок. Стала машина.

— Кто тут Ивановы? Такси вызывали?

— Ивановы? Нет вроде таких. Может, дальше…

И опять качается «Волга» по кочкам.

— База «Рыбсбыт», — вполголоса сообщает Анна. — Длинный высокий забор. Идут вдоль забора. Ворота. Прошли мимо…

— Загоняй на базу!

Шпарберг остался в машине, а Белоусов через всю территорию базы — к высокому забору. Вскарабкался по пустым ящикам. Вот они! Парни подходили к невзрачному домишку по улице Алексеева. Вошли внутрь. И скоро до Белоусова донеслась музыка.

«Показывают товар, — подумал он, — значит, здесь!»

Через полчаса Кузьменко в сопровождении двух парней вышел на улицу. Снова пошли вдоль забора. В магазин, наверное, за «магарычом» по случаю состоявшейся сделки.

На углу произошла короткая схватка. По сигналу Кузьменко бросились на его провожатых Белоусов со Шпарбергом. Но один увернулся, убежал, а другого, Евгения Афанасьева, скрутили, втолкнули в такси.

Михаилу Германовичу Белоусову за сорок, но он рассказывает, что в тот день «давал марафон», как олимпиец. А как же иначе? Сбежавший мог предупредить всю шайку. Но он направился вокруг базы, а Белоусов напрямик — и успел вперед.

Вошел — и словно окунулся в табачный дым, в пьяный гвалт. За столом пятеро. Бутылки, веселье… — «Бродяга Байкал переехал..»

— Встать! Руки вверх!

У внезапно вошедшего руки в карманах. Рослый, решительный — загородил дверь. Поднялись собутыльники, затравленными зверьками смотрят на неизвестного. Так их и взяли: Станислава Устинова и трех Геннадиев — Аверкова, Землянова, Чепаксина, понуро стоящими перед Михаилом Германовичем. Пятый, сосед, оказался непричастным к краже.

…Который раз смотрит Варвара Ивановна на часы: вот уже без четверти четыре. Что же это? Куда запропастился Михаил? С утра ушел за билетом, обещал часа через полтора заехать, отвезти на вокзал, но вот уже дело к вечеру, а все его нет… Звонила на работу — во Фрунзенский райотдел милиции — говорят, не беспокойтесь, никуда не денется ваш сын.

— А я, милые мои, на то и мать, чтобы беспокоиться, — назидательно сказала Варвара Ивановна и положила трубку.

Она-то хорошо знала своего сына. Если уж он не сдержал слово, значит, были серьезные причины.

Вернулся Михаил часов в восемь. Виновато сказал:

— Ты уж извини, мать. Так получилось — зашел на минутку в райотдел и закопался в делах-бумагах. Срочно надо было…

— Да ладно уж, — отмахнулась Варвара Ивановна. — Днем раньше, днем позже уеду — какая разница?

— Вот и отлично.

Потом смотрела мать, как отчищал Михаил в коридоре с брюк следы глины, смеясь одними глазами, спросила:

— Что-то дела-бумаги твои какие грязные… Фартук бы тебе, чтоб вроде дворника…

— Да, мать, — серьезно ответил Михаил. — Дворник — это ты правильно сказала. Надо же кому-то выметать всякую нечисть, чтобы на земле нашей чище было.

…Мы беседуем с Михаилом Германовичем в его кабинете.

— Скажите, — спрашиваю его, — вам нравится ваша работа?

Вижу, что вопрос этот немало удивляет моего собеседника. Он молча открывает ящик стола.

— Хотите совсем немного статистики? За прошлый 1965 год мне удалось раскрыть не одно преступление. Да и в этом кое-что сделано… Это, прикиньте, насколько меньше человеческого отребья ходит по нашим улицам, насколько людям спокойнее жить! Вот хотя бы тот же магнитофон. Скажете, мелочь? Нет, не мелочь. Его утащили из Алма-Атинского ремесленного училища № 23, украли радость у большого молодежного коллектива. А ведь я, между прочим, тогда без оружия был, с одной авторучкой в кармане. Но знаю я уже этот народ — воров, жуликов. Трусы! Перед жизнью пасуют, перед маломальской работенкой. Вот и тунеядствуют. Такие и на фронте дезертирами были.

Обсуждение «мелких» деталей одного происшествия. Слева направо: старший лейтенант А. М. Рыс, майор М. Г. Белоусов и лейтенант Г. А. Спичаков.

Фронт… Это здесь получил закалку Белоусов, исколесивший не одну сотню километров военных дорог со своей 85-миллиметровой гаубицей. Кончилась война, а гвардии старшина Белоусов все еще был на фронте: воевал с бендеровцами в украинских лесах. Потом служил на границе — а это разве не фронт?! Демобилизовался. И вскоре — в 1950 году — по комсомольскому призыву пошел на работу в органы охраны общественного порядка. И опять на посту, пока мешают жить честным людям остатки старого мира.

Наступит день — отщепенцы, паразиты, живущие за счет других, исчезнут в Советской стране. В этом великая логика коммунистической эпохи: строится новая жизнь, созидается новый человек. И в будущем, несомненно, уйдет на заслуженный отдых беспокойная должность милиционера. Но пока они зорко стоят на страже нашего спокойствия — люди в синих шинелях. И один из них — старший оперуполномоченный, капитан милиции коммунист Михаил Белоусов, оперативно уполномоченный народом на очень ответственный пост.

Г. РАБОТНЕВ.

г. Алма-Ата.

А. Штульберг В ГОРАХ ИДУТ ДОЖДИ

Гром грохочет не умолкая. То мощным артиллерийским залпом ударит совсем рядом, то пророкочет где-то вдали. По брезентовому верху палатки без устали барабанят крупные капли. Маленькое оконце то и дело освещается белым светом. Кажется, что надоедливый фотограф только и знает, что щелкать своим блицем.

Когда немного утихает шум ветра и смолкает гром, еще явственнее становится рокот внизу, в Узкой щели. Это ворочает камни Безымянка — не очень заметная в сухое время года горная речушка.

— Ну и вода пошла, — думает Николай, — как бы мосты не посносило. Долго придется ждать Жаляла…

Два человека, следователь Николай Данилов и учитель истории Жалял Каримов, вот уже несколько лет подряд проводят свой отпуск вместе, в горах. Это их хобби. Заядлые туристы и краеведы, они не знают лучшего отдыха, а сделанные во время скитаний по горам находки пополняют экспонаты местного музея.

Николай усмехнулся. Припомнился последний день перед отпуском. Юрка Жуков, молоденький оперуполномоченный угрозыска, только что надевший лейтенантские погоны, съязвил:

— Что, опять в горы? А припомни-ка поговорку: умный в горы не пойдет, умный горы обойдет. Лучше бы в Гагру съездил, на Черное…

В ответ Николай так стиснул руку оперуполномоченного, вовсе не слабенького парня, что тот присел.

— Ладно, ладно. Больше не буду. Силен…

В нынешнем году погода не балует отпускников. Кончается июль, а они не снимают теплых спортивных костюмов. Еще позавчера к вечеру начал моросить дождь, и Жалял забеспокоился. Он хорошо знает коварный характер Безымянки.

— Надо постараться проскочить в город до большого дождя, — рассуждал он. — Продуктов дня на три осталось. Пойдут ливни, останемся мы с тобой, Коля, без еды и курева.

Доводы резонные, и Николай согласился. Идти в город следовало ему. Он и помоложе Жаляла, и очередь его подошла. Но накануне неудачно прыгнул, оступился и растянул связку. Захромал.

— Ничего, — успокаивал Жалял, — я эти места отлично знаю, управлюсь быстрее тебя. Завтра суббота, утром отправлюсь, дома переночую и в воскресенье вернусь.

Рано утром он ушел под мелким моросящим дождем, а в полдень хлынул ливень. Так и льет до сих пор.

Николай взглянул на часы. Скоро девять вечера. Вот и воскресенье прошло… Он взял книгу, забрался в спальный мешок, пододвинул поближе «летучую мышь». Дождь все выбивал дробь по брезенту. За шумом не слышно было, как кто-то подошел к палатке.

— Эй, хозяева, зайти можно? — услышал вдруг Николай.

Откинув дверь, в палатку, согнувшись в три погибели, забрался человек. Грязная, насквозь мокрая куртка, со старой ушанки стекает вода.

Нежданный гость сел на брезентовый пол у порога, стряхнул с шапки воду, отдышался.

— Ну и дела, — пробормотал он. — В такую погоду хороший хозяин собаку не выгонит… Ты что, один в таких хоромах? Дождь пересидеть можно?

— Да вы сами сейчас про хорошего хозяина вспомнили, — отшутился Николай. — Отдыхайте.

Кто бы это мог быть? Чего бродит по горам в такое ненастье, на ночь глядя?

— Оботритесь, — протянул Николай гостю полотенце, — снимайте куртку, накиньте это.

Он подал сухую, теплую стеганку.

Путник не торопился. Он внимательно осмотрел палатку, увидел второй спальный мешок, спросил:

— А напарник где?

— В город ушел.

— Вы геологи, что ли?

— Вроде этого. Минералогией занимаемся.

Незнакомец снял куртку, мокрую рубашку. И то, что Николай увидел на груди странного путника, заставило вздрогнуть. В тренированной памяти следователя отчетливо вырисовалась фотография, вспомнились скупые слова ориентировки, с которой месяц назад познакомил начальник горотдела милиции личный состав отдела. Там, между прочим, значилось: на левой стороне груди вытатуирован прыгающий лев. «Странное везение», — заволновался Николай.

Путник, растирая полотенцем спину, поднял левую руку, и уродливо вытатуированный хищник на его груди, казалось, оскалился.

Начальник городского отдела милиции подполковник Ахметов собрал к себе оперативных работников в воскресенье вечером. Уже давно стемнело. Пока сотрудники собирались, подполковник писал. Потом, мельком взглянув на собравшихся — все ли, — начал без предисловия:

— Только что стало известно, что в городе появился Дмитрий Епифанов… Сведения достоверные.

Сделав это короткое сообщение, подполковник опять окинул взглядом подчиненных, как бы проверяя, какое впечатление произвели его слова.

Начальник уголовного розыска Рогов и старший оперуполномоченный Лыков так и подались вперед, боясь пропустить хоть слово. Старшина Панченко тоже настороженно посмотрел на Ахметова. Все слушали с большим вниманием, хотя кое-кто из новичков пока ничего не понял.

— Я тоже удивлен, как и вы, — продолжал подполковник. — В городе появился тот самый Дмитрий Епифанов, по кличке Митька-дезертир, которого мы два года безуспешно пытались разыскать. Многие из вас его помнят, а тем, кто не в курсе, я коротко расскажу.

В кабинете стало совсем тихо.

— Два года назад в нашем городе было совершено дерзкое нападение на инкассатора. Налетчики тяжело ранили его, отобрали деньги — и немало, — пистолет и скрылись. По подозрению в налете арестовали Епифанова. Но на другой день он ушел…

Подполковник взглянул на старшину Панченко, и тот опустил глаза.

— Митька-дезертир — местный житель, кличку получил не зря. В 1942 году дезертировал с фронта, года три скрывался в горах. В сорок пятом его арестовали, судили, потом вышел по амнистии. Где-то скитался, еще раз сидел за кражу и приехал сюда. И вот еще — налет на инкассатора. О подробностях говорить сейчас нет времени. Епифанов в городе, и его нужно найти. Линейная милиция и аэропорт уже осведомлены. — Подполковник с минуту помолчал.

— Что нужно делать нам? Многие давнишние дружки этого человека известны, но он, конечно, никогда не сунется к ним. Осторожен. Одну свою связь Митька держал в большом секрете. Я говорю о Дарье Носовой — его бывшей сожительнице. К сожалению, о ней мы узнали слишком поздно. Считая, что эта связь никому не известна, Епифанов может появиться у нее. Нужно взять под наблюдение дом Носовой на улице Дачной. Этим займутся лейтенант Жуков и старшина Панченко.

Жуков и Панченко встали.

— Вы, Жуков, новый человек у нас. Епифанова не знаете, но зато и он вас никогда не видел. А Панченко с ним хорошо знаком. — Начальник невесело усмехнулся. — Это у него из-под носа ушел преступник.

— Так вот, — продолжал подполковник, — отправляйтесь туда сейчас же. Зайдите к соседям, к самой Носовой. Найдите благовидный предлог, скажите, например, что разыскиваете знакомых: сегодня выходной. Да, учтите, что Дарья с год назад вышла замуж и с мужем, кажется, живет хорошо. Действуйте очень осторожно и, конечно, тактично.

Жуков и Панченко ушли. Подполковник жестом попросил сесть поближе оставшихся.

— Обсудим план. Я тут кое-что набросал…

Когда все пункты были обговорены и обязанности распределены, оперативники разошлись. В кабинете остались Ахметов и Рогов.

— Нам, Сергей Иванович… — начал подполковник и не окончил. Перебил телефон.

— Слушаю… Да, понял. — И Рогову:

— Быстро машину, собаку! Носова исчезла, в доме разгром…

Дождь монотонно стучит по палатке. Непрошеный гость ест тушеное мясо с бобами прямо из консервной банки. Он громко чавкает.

«Тимофей Криков, — вспомнил фамилию Николай. — Бежал из исправительно-трудовой колонии. Но почему очутился здесь, в горах? Что его сюда привело?»

Все отпускные думы разом покинули голову, Николай сейчас опять старший следователь, теперь он опять на службе.

«Задержать, это безусловно, — проносятся в голове мысли. — Как — это дело времени. Но не только задержать. Нужно узнать, зачем этот тип появился в таком неподходящем для него месте. Так просто, для прогулки, он сюда бы не пришел».

Пришелец опорожнил банку, вытер ладонью рот. Его все еще била мелкая дрожь.

— Скажи, геолог, а чего-нибудь такого, — он провел ладонью по горлу, — согреться… у тебя не найдется?

— Водки? Нет, водки не держим, — с явным сожалением сказал Николай. — Но я вас угощу, согреетесь, — вдруг вспомнил он.

В запасе у них была фляга со спиртом. Так, на всякий пожарный. Когда в кружку забулькала прозрачная жидкость, глаза Тимофея зажглись.

— Чистый?

— Ректификат. Вам в какой пропорции?

— Я лучше без воды… замерз.

Руки Тимофея дрожали, когда он принимал от хозяина палатки эмалированную кружку. «Алкоголик», — брезгливо подумал Николай.

Опрокинув в рот содержимое кружки, Тимофей с силой выдохнул. С минуту сидел, осовело глядя в угол. Потом блаженно растянулся на кошме.

— А ты, видать, парень свой, — Тимофей протянул руку, взял книгу, прочитал, запинаясь: «Занимательная ми-не-ра-логия…» Эх вы, геологи… А что же ты не спросишь, кто я?

— Сами скажете, если надо, — нехотя откликнулся Николай.

— Скажу, тебе… доверяю. — Тимофей посмотрел покрасневшими глазами на Николая. И хотя рядом никого не было и не могло быть, приблизился почти вплотную.

— Ты здешний?

— Нет. Я студент. На практике…

— Откуда?

— Издалека. Из Московского института минералогии, — сказал Николай и туг же усомнился: есть ли такое заведение.

— А я здешний. Из уголовного розыска я. По важному делу в горах, по службе.

Вот так фрукт, мысленно отметил Николай. Дело принимает любопытный оборот. Но ответил равнодушно:

— Я не любопытный. Особенно в таких делах.

— Тебе я скажу. — Ты парень государственный. Тебе можно, ты мне помочь должен.

Дыша в лицо спиртными парами, он зашептал быстро, торопясь. Николай слушал молча. И то, что он узнал, до того поразило его, что он не мог сразу собраться с мыслями.

Собака взяла след сразу и прямо с веранды повела в сад. Проводник Егорычев едва поспевает, за ним бегут Ахметов, Рогов и Жуков. Старшина Панченко остался охранять место происшествия.

За неухоженным, заросшим малиной и смородиной садом — пустырь. Здесь только что начали строить новый микрорайон. Собака пошла вдоль высокой дощатой ограды, какими порой окружают новостройки. Жуков подсвечивает карманным фонариком путь. Впереди, где забор под прямым углом поворачивает влево, что-то белеет.

Женщина. Лежит лицом вниз на утрамбованной самосвалами земле. Собака остановилась, обнюхала тело. Егорычев торопит:

— След, Барс, след…

Опять натянулся поводок, проводник с собакой устремились в темноту.

— Жуков, продолжайте преследование, — распорядился Рогов, склоняясь над телом. Лейтенант, доставая на ходу пистолет, побежал за Егорычевым и его четвероногим другом.

Прорезав темноту лучами фар, переваливаясь на ухабах, подошел милицейский «газик». Водитель, не дожидаясь приказа, связался по рации с дежурным горотдела:

— Первый, я шестой, я шестой… Прием.

— Жива, — сказал, наконец, Рогов. — Без сознания, на голове рана.

— Первый, срочно вызывайте скорую помощь на Дачную, 19…

Пока не исчезли следы…

Начался осмотр мест происшествия — дороги, где нашли Носову, ее квартиры. Не пришедшую в сознание Дарью отправили в больницу, вместе с ней уехал Рогов.

Соседка Носовой, старая женщина, приглашенная в качестве понятой, рассказывала, утирая глаза зажатым в кулак платком:

— Живет она, Дарья-то, сейчас хорошо. Муж завидный попался. Смирный да работящий. Дома только вот редко бывает, все в поле. Топограф он, целое лето в степи.

Женщина всхлипнула.

— Третьего дня вечером гляжу: у нее мужчина. Незнакомый, высокий. Лица, правда, я толком не разглядела. Утром спрашиваю: ты что, Дашка, очумела? Опять за старое? «Нет, — отвечает. — Старого не будет. А человек этот нехорошую весть принес, испугалась сначала, да отвязалась от него — ушел. А то, боялась — Толя заявится». Это муж Дарьин — Толя, — пояснила понятая.

Ахметова заинтересовал рассказ женщины.

— Вы Дмитрия Епифанова знаете? — вдруг спросил он. — Не он это был?

— Митьку знаю, — серьезно, без тени удивления ответила старуха. Не он сюда приходил. Если б он был, сразу бы вам сообщила. Я его никогда не забуду, как он Ваську моего…

Старуха заплакала. Ахметов знал о печальной участи сына этой женщины — запойного пьяницы, которого уже дважды пытались лечить, но безуспешно. Однако о том, что этот человек связан с Епифановым, Ахметов не знал.

— А что он, Епифанов, сделал вашему сыну?

— Пить приучил, на темные дела таскал, вот что, — с горечью ответила старуха. — Молчала я, дура, боялась, в тюрьму Ваську упрячут. А лучше бы… Там бы воспитали. Все равно теперь не человек Васька-то мой… Дохлый он, за водку жизнь продаст.

Разговор этот происходил на веранде. В комнате старший оперуполномоченный угрозыска Лыков и следователь прокуратуры Туспеков с удивлением рассматривали четкий след, оставленный кем-то на подоконнике.

— Черт его знает, — сказал Лыков, — собака так легко взяла след с веранды в сад, а тут, мне кажется, кто-то ушел через окно на улицу.

В это время в саду послышались говор, шаги.

— Свои, — откликнулся Жуков на предупредительный возглас старшины.

Панченко сошел с веранды, вгляделся в темноту сада.

— Ведут кого-то, — сказал он.

Из-за деревьев вышли Жуков и Егорычев со своим Барсиком. Жуков подталкивал сутулого, обросшего рыжей щетиной парня с заложенными назад руками. Увидев приведенного, понятая охнула.

— Васька, — только и сказала она.

— Догнали у Большого карьера, — докладывал Жуков. — Залез в канализационную трубу и сидит. Это нашли у него. — Жуков протянул начальнику горотдела две двадцатипятирублевки и килограммовую фаянсовую гирю, завернутые в носовой платок. — Больше ничего не обнаружено, товарищ подполковник, — закончил Жуков. — Место задержания осмотрено тщательно. Задержанный ничего не говорит.

Васька бессмысленно хлопал глазами. Начальник милиции и его помощники знали, что этот человек умеет ловко выпрашивать деньги в поездах и на базарах, покупать и с выгодой перепродавать вещи. Не такой уж он идиот, особенно когда трезв. А сейчас нет ни малейшего признака, что пил.

Допрашивал его Ахметов долго и упорно. Васька тоскливо смотрел в сторону и ничего не отвечал.

Тем временем из больницы вернулся Рогов. Носова пришла в сознание, и с нею разрешили поговорить. Она сообщила, что ударил ее дурачок Васька, сосед. Он вызвал ее из дому, сказал, что на пустыре муж лежит пьяный. Когда Дарья поняла, что Васька врет, и хотела вернуться домой, он ударил ее чем-то тяжелым. Дарья хотела еще что-то сказать, но ей стало плохо.

Доклад свой начальник угрозыска делал при задержанном, и Ахметов с интересом наблюдал, как тусклые Васькины глаза вдруг ожили, забегали.

В то время, когда в городе на Дачной Ахметов допрашивал Ваську, а в горах, под шум дождя в маленькой палатке шел разговор между Николаем и его «гостем», по дороге к отдаленной усадьбе совхоза «Горный богатырь» мчался грузовик. За рулем сидел атлетически сложенный мужчина лет сорока с угрюмым и волевым лицом. Это был Митька-дезертир.

В предгорьях шел дождь, Митька спешил.

После неудачного посещения квартиры Дарьи, когда ему пришлось убегать через окно, он понял: о его приезде в город знает милиция. Не зря старый знакомый Панченко с молоденьким хлопцем в штатском в поздний час появились у Дарьи. Их он хорошо видел из неосвещенной комнаты.

Выскользнув ужом в окно, когда работники милиции входили в дверь Дарьиной квартиры, Митька побежал по улице, хоронясь в тени забора. Ему повезло. Возле утонувшего в яблоневом саду особняка стоял грузовик. Из-за забора доносился разноголосый шум.

— Гуляют, — определил Митька и нажал ручку дверцы автомобиля. Та легко поддалась.

Острием лезвия складного ножа Митька умело включил зажигание. Несколько минут петлял по темным окраинным улицам. Погони не было. Потом вырвался на простор загородного шоссе.

«Уйти, уйти подальше, добраться до берлоги. А там деньги, с деньгами — через перевал, на самолет», — лихорадочно думал Митька, нажимая на акселератор. Дорога здесь хорошая.

Жалко, пистолет не нашел у Дашки… Сволочь баба, вышла замуж, выкинула, небось.

Беспокоило его и еще одно обстоятельство, которое, собственно, и заставило осторожного в своих действиях Митьку приехать за спрятанными в горах деньгами. Он узнал, что его компаньон по ограблению инкассатора Тимка Криков сбежал из колонии, где сидел за мелкую кражу. Тимка знает, где спрятаны деньги, и может завладеть ими.

Одному ему, конечно, не добраться до пещеры. По скалам лазить не умеет, утешал себя Митька. Метров на десять опускаться надо почти по отвесному камню. Куда Тимке!

Теперь бы до света добраться до Сухой балки, а там — машину под откос и через гору — в Узкую щель, и никакая милиция не достанет…

— Ладно. Дождь перестанет, пойдем в вашу таинственную пещеру, — сказал Николай. — Для геолога скала, как асфальт московский. А теперь давайте спать.

Тимофей забрался в спальный мешок и почти тотчас захрапел.

«Вот сейчас бы его и сцапать, скрутить, — подумал следователь. — Но где эта проклятая пещера? Ищи потом, как иглу в стоге сена».

Рассвет застал Жаляла у пенящейся Безымянки. Река беснуется в каменистых берегах, моста нет и в помине. С сожалением посмотрел он на близкий и совсем недоступный сейчас противоположный берег. Он так торопился, а теперь придется идти в обход, через Сухую балку. Это не близко, но там можно переправиться. Жаль, что часть груза придется оставить на ферме: тяжеловато нести будет.

Светало, гуще ложился туман. Жалял поежился от сырости, вскинул на плечи тяжелый рюкзак и двинулся в обратный путь. Опять пришлось идти вверх по узкой и крутой тропе, потом пошла старая, заброшенная дорога, по которой когда-то ездили в каменоломню за щебнем.

Здесь, вверху, туман не такой густой, как на берегу, но зато из ущелья дует холодный, пронизывающий ветер. Жалял поднял воротник и зашагал быстрее.

До фермы километра четыре-пять. Учитель уже хотел было свернуть на тропинку — сократить путь, но вдруг остановился. Впереди послышался гул мотора. Навстречу шла машина.

«Куда? — подумал Жалял. Впереди обрыв, неужели не знает? Впрочем, в тумане может и не заметить». Он вышел на дорогу, поднял руку:

— Стой!

Машина не остановилась, не сбавляя скорости, она мчалась прямо на стоявшего посреди дороги человека. Жалял едва успел отскочить в сторону.

«Пьяный, — мелькнула мысль. — Или сумасшедший? Как бы то ни было, нужно предупредить несчастье. Метров через триста дорога кончается, там обрыв. Да и ближе, сразу за поворотом, такие рытвины, что перевернуть машину не мудрено».

Жалял сбросил с плеч груз, побежал вслед за машиной, еще толком не соображая, что будет делать. Грузовик, уже круто накренившись, делал поворот. Вот он скрылся за выступом скалы.

Каримов рванулся вперед. Ветер дует навстречу. Вдруг за поворотом, где скрылась машина, раздался глухой удар. Лязгнуло железо, шум мотора стих.

Так и есть, разбился! Жалял на секунду остановился, потом опять побежал. Недалеко за поворотом, уткнувшись в большой камень, стоял грузовик. Слышно, как в радиаторе кипит вода. Возле — никого. Где водитель? Неужели несчастье? Может быть, ранен?

Осмотрелся вокруг, сложил рупором руки, крикнул в туман:

— Эге! ге-гей!

«Е-э-э-й…» — откликнулось в ущелье эхо, и все стихло. Откуда-то сверху доносился слабый шум ветра.

Каримов достал из футляра восьмикратный бинокль, с которым никогда не расставался в походе, вскинул к глазам: простым глазом в тумане трудно что разглядеть. И вдруг на ближайшем косогоре — он это ясно увидел в увеличении — мелькнула фигура. Человек карабкался по тропе. С секунду видел это Жалял, потом опять все заволокло белым туманом. Учитель опустил бинокль.

«Этому моя помощь не нужна, — нахмурившись, решил он. — Наоборот, я ему, кажется, помешал. Не нужно обладать проницательностью детектива, чтобы понять, что этот торопливый человек приехал сюда не за эдельвейсами».

Жалял еще раз осмотрел машину, которая крепко засела передними колесами в рытвине. Он записал номер и решительно зашагал в сторону фермы.

Сообщение пришлось передавать в город по этапам. С фермы Жалял созвонился с центральной усадьбой совхоза, а телефонистка оттуда связалась с городом. Только через полчаса она передала ответ.

— Вас просят, очень просят ждать на ферме, не уходить, — услышал Жалял далекий голос. — Из города выехали люди.

Медленно потянулись минуты. Долго ждал учитель, с нетерпением поглядывая на часы. Хорошо еще, что его развлекал только что проснувшийся неугомонный сынишка заведующего фермой. Он завладел биноклем и часто выбегал смотреть на дорогу. Наконец, радостно сообщил: «Едут! Едут!».

Из «газика» вышли четверо. Двух Каримов знал хорошо — начальника горотдела милиции Ахметова и его заместителя Рогова.

Молодой человек в спортивном костюме и берете, румяный как девушка, представился:

— Лейтенант Жуков. — И добавил, указывая на соседа: — А это старшина Панченко. Возможно, познакомимся поближе, если вы, товарищ Каримов, согласитесь…

— Согласится, — прервал, улыбаясь, Ахметов. — Знаете, Жалял Каримович, ваше сообщение о машине, возможно, облегчит решение одной задачи.

Подполковник коротко рассказал о событиях прошлой ночи и продолжал:

— Под утро Дарье стало лучше. Она рассказала, что дня два-три назад к ней явился напарник Епифанова по ограблению инкассатора — Тимофей Криков. Он потребовал у Дарьи спрятанный Митькой два года назад пистолет. Чтобы отвязаться от неожиданного гостя и опасаясь, что его может застать муж, Дарья отдала оружие. Криков ушел. Дарья с запоздалым раскаянием сказала, что собиралась передать пистолет нам, да побоялась. Старая привычка…

— У нас есть подозрение, — продолжает Ахметов, — что Криков отправился в горы за деньгами, спрятанными там после ограбления инкассатора. Во время побега ни Криков, ни Епифанов не смогли забрать их с собой. Дарья передала нам еще и это.

Ахметов достал из планшета сложенный вчетверо лист бумаги.

Это была неплохо выполненная топографическая карта урочища Сухой Лог. Там, где зелеными точками обозначался лес, красным карандашом был выведен аккуратный кружок.

— Здесь, по-видимому, находится «берлога»…

— Но ведь это совсем недалеко от нашей палатки! — воскликнул Жалял.

Подполковник непонимающе поднял на него глаза.

— Там сейчас Николай Данилов. Один. С больной ногой, — пояснил Жалял.

— Нужно спешить, — сказал Ахметов. — Ваша встреча со странной машиной говорит о многом… К деньгам спешит Дмитрий Епифанов. Грузовик, к которому мы сейчас поедем, он угнал ночью, когда бежал из дома Дарьи Носовой. Ехал долго, скорее всего петлял: прямой дороги боялся. Мы решили послать в горы поисковую группу. Руководить ею будет Сергей Иванович Рогов, пойдут с ним лейтенант Жуков и старшина Панченко. Вас, Жалял Каримович, мы просим нам помочь.

Жалял нетерпеливым жестом прервал подполковника:

— Понял. Зачем просить? Только вот дожди в горах идут. Трудновато будет. Поведу самой короткой, но тяжелой дорогой.

К утру сложился четкий план. Теперь Николай знал, как он будет действовать.

Во-первых, надо постараться подольше задержаться с выходом: может быть, подоспеет Жалял, вместе проще справиться с пришельцем, доставить его в город. «Рисковать нужно умеючи, с умом, а не напропалую», — любит повторять начальник горотдела, и Николай хорошо усвоил это правило. Взвесив все «за» и «против», следователь не сбрасывал со счета вероятность того, что у Крикова при себе есть оружие. Нож, конечно, есть обязательно. Сейчас ему без Николая не обойтись, он юлит, заискивает. Но, завладев деньгами, может пойти на все, чтобы избавиться от выполнившего свою миссию человека.

Вот почему Николай решил разыгрывать роль легковерного, наивного юнца до тех пор, пока не узнает, где находится логово. А там придется открыть карты.

Дождь перестал, и проснувшийся Криков обрадовался этому. Он было засобирался в путь сразу, но Николай не спешил. Прихрамывая, он пошел к скале, где под нависшим камнем они хранили аварийный запас сухих дров, разжег костер, повесил на треногу котелок. Позвал:

— Давайте сушить одежду. Тащите свою куртку, сапоги.

Криков выбрался из палатки, угрюмо посмотрел на Николая.

— Чего там сушиться? — буркнул он. — Нужно идти, дело срочное.

— Успеем, времени много, — беспечно ответил Николай. — Подсохнут тропки, камни — пойдем. Сейчас скользко.

— А если опять дождь?

— Видите, туман садится? — вопросом на вопрос ответил Николай. — Будет хороший день, не волнуйтесь.

Туман холодными каплями ложился на камни, на хвою тянь-шаньских елей. Вершина близкого пика, покрытого снегом, заалела в лучах солнца.

— Когда друг твой придет? Скоро?

«Вот что тебя беспокоит», — подумал Николай и ответил озабоченно:

— Боюсь — не скоро. Слышите, как шумит Безымянка?

Тимофей с сомнением покачал головой:

— Как сказать… Для здешнего человека дорог много.

«Его что-то гнетет, беспокоит, — догадался Николай. — Спешит он, нервничает».

Вода в котелке закипела. Николай заварил кофе, открыл банку сгущенного молока, консервы. Предложил:

— Там во фляге осталось, хотите?

Криков отказался, и следователь понял, что преступник решил действовать по-серьезному. Ели молча, Тимофей то и дело поглядывал вдаль, на убегающую в ущелье тропу.

С час после завтрака Николай возился с собранной в горах коллекцией минералов. Это время для Крикова было настоящей пыткой и, наконец, он не выдержал:

— Хватит копаться, ты, геолог! Пошли!

Шли напрямик, без тропы. Ориентир, указанный Криковым, — высокая, разлапистая ель — все приближался. Николай еще раз окинул взглядом сутулую фигуру. «Справлюсь легко, — подумал он. — Рыхлый».

Вот и сосна.

— Пришли, — сказал Криков.

Они стоят на небольшой площадке у основания отвесной скалы. Узкая щель — вход в пещеру — вверху. Туда есть два пути, прикинул опытным глазом Николай. Сверху добраться совсем просто. Да и отсюда не очень сложно. Конечно, для такого тюфяка, как Криков, это проблема.

— Трудно, — сказал он, осматривая скалу. — Трудно, — повторил Николай, поворачиваясь к Крикову, и замер.

Тот стоит пригнувшись, лицо злобно исказилось, В правой, прижатой к бедру руке — наган.

— Ты что, сопляк, раздумал? Думал — я играть с тобой буду? А-ну, давай лезь!

В барабане матово желтеют тупые рыльца пуль. Револьвер мелко подрагивает в грязной руке.

Николай сделал шаг назад, к скале, и тут же, резко спружинив, кинулся в ноги Тимофею. Ударил выстрел. Пуля, чиркнув по камню, ушла в сторону.

Рывок за пятки — отточенный, четкий прием. Николай действует хладнокровно, расчетливо, как на ковре в спортивном клубе. Стальные пальцы мертвой хваткой сжали руки преступника. Еще прием — теперь уже болевой, без него сейчас не обойтись, и начавший было сопротивляться Криков затих.

— Не баловать, — приказал Данилов. — Лежать смирно.

— Пусти, больно…

Николай тонкой прочной бечевкой перехватил руки задержанного, потом поднялся, подобрал отлетевший в сторону револьвер, тихо сказал:

— Встать! Не пытайтесь бежать, со связанными руками — глупо. Шею сломите.

Тимофей поднялся, повернулся лицом к Николаю и вдруг заговорил, даже не заговорил, а закричал, брызгая слюной:

— Такие деньги здесь! Дурак, фраер! И тебе хватило бы на всю твою жизнь. Сейчас их брать надо, неровен час хозяин придет, волк — каких мало осталось!

Группа Рогова приближается к цели. Идут вниз по крутому склону. Впереди — Каримов. Шагает легко, споро, как по асфальту. За ним гуськом остальные. Позади — лейтенант Жуков. Ему труднее всех: не бывал раньше в горах, нет сноровки.

— Теперь буду тренироваться, — говорит он идущему впереди Панченко. — В учителя возьму Кольку Данилова, он вышколит. Еще альпинистом стану.

Вдруг все разом остановились. В глубине ущелья, там, где виднеется разлапистая ель, грохнул выстрел. Гулко откликнулось многоголосое эхо.

— Это не ружье, — сказал Рогов. — Это револьвер… Близко.

— Стреляют у скалы, к которой мы идем, — откликнулся Каримов.

— Надо разбиться на две группы, — сказал Рогов. — Жалял Каримович, двое пойдут отсюда, двое должны зайти с тыла. Как это лучше сделать?

Каримов на листке из блокнота быстро набросал схему ущелья. Двоим идти верхом, укрываясь в ельнике. Остальным — по дну каньона…

Карандаш замер в руках Жаляла. Прогремело еще два выстрела. Один за другим…

— Вперед, — приглушенно скомандовал Рогов. — Жуков и Панченко — вниз. Мы пойдем ельником.

— Кто это хозяин? — требовательно заговорил Данилов, приблизившись вплотную к Крикову. — Откуда сведения, отвечайте быстро и без вранья, не ухудшайте своего положения…

Криков в деланной усмешке скривил губы.

— Не знаю, парень, кто ты… Только ясно, не геолог. А про хозяина знаю точно. Поэтому и спешил, хотел сам завладеть грошами… Хозяин — волк. За ним давно местная милиция охотится.

— Митька? — почти выкрикнул Данилов.

— Он. Теперь ясно, кто ты, гражданин начальник. А то — геолог. Со мной-то ты справился. А вот Митьку попробуй возьми. Он тут каждую нору знает.

— Возьму, — пообещал Данилов. — Не уйдет.

Слыхал эти слова не только Криков. Они донеслись до ушей того, к кому относились непосредственно. Митька-дезертир был незримым свидетелем только что разыгравшейся у скалы сцены. Перед самым приходом этих двух он забрался в свое логово, выполняя заветную мечту, которая не давала ему покоя все дни, проведенные в бегах. Теперь, когда цель была достигнута, им овладел звериный страх, ужас перед близкой, неотвратимой расплатой. Надо было уходить. Он больше всего боялся встречи с милицией. А этот милиционер, о непримиримости которого Митька был наслышан, в силе же убедился только что воочию, не упустит случая. Надо бежать. Подгоняемый животным страхом, Митька пошел на рискованный шаг. Люди внизу заняты разговором. Пользуясь этим, он выполз из норы и, извиваясь змеей, начал карабкаться вверх.

Со скалы на площадку шлепнулся камень. За ним ссыпалось несколько камней поменьше. Николай отскочил в сторону, взглянул вверх. У самой вершины, по расщелине, цепляясь за камни, карабкается человек. Увидел это и Криков. Краска сползла с лица.

— Хана, начальник. Ушли деньги.

Николай видел это и сам. Кляня свою неосмотрительность, он сделал то, о чем вспоминает краснея. С криком «Стой!» Данилов дважды выстрелил вверх. Но Митька уже достиг вершины и скрылся за большим замшелым валуном. Николай метнулся было к тропе, ведущей вверх, но тут же вернулся. «Мальчишка, — обругал он сам себя, — за двумя зайцами гонишься…»

— Ну, ты, вперед, — приказал он Крикову, указывая направление на палатку. В голове вырисовался новый план. Сейчас же вместе с задержанным надо идти к чабанам, собрать людей, организовать поиски. Там лошади, есть рация.

Они не успели сделать и десятка шагов. В ельнике, где только что скрылся Епифанов, раздался выстрел, прозвучал повелительный голос. Слов Николай не разобрал. А из-за скалы к нему бежали двое. Свои, друзья. Впереди — румяный Жуков. В глазах тревога:

— Колька, цел?!

Нелегкие горные тропы привели этих людей в глухой уголок ущелья, к одинокой туристской палатке. Их семеро. Двое сидят поодаль, изредка с ненавистью поглядывают друг на друга. Ими руководила жестокая корысть, неистребимая страсть к наживе. Эта страсть свела их, толкнула на страшное дело. Сейчас та же неуемная жажда денег сделала их заклятыми врагами.

А пятеро у костра оживленно беседуют перед обратной дорогой. И с затаенной завистью слушают те двое не понятные им радостные слова о том, что операция прошла успешно, что народу будет возвращена немалая сумма.

Николай укладывает вещмешок, собирается в путь.

— Не сердись, Жаке, — говорит он другу. — Дела зовут. Поскучай маленько один.

Жалял понимающе кивает. Ему немного грустно, но он знает — Николай прав, надо вести следствие, до конца разоблачить преступников.

— В путь, — поднимаясь, говорит Рогов. — Опять собираются тучи. Дождливое нынче лето в горах.

А. ШТУЛЬБЕРГ, лейтенант.

Алма-Ата.

Ю. Кузнецов, В. Садовников ЗА ЧТО ДАЮТСЯ НАГРАДЫ

— Старшина Лященко слушает.

В Октябрьском райотделе милиции города Караганды часто звонит телефон и Михаил Иванович — помощник дежурного — поднимает трубку. Мы ждем, когда он закончит разговор, и снова продолжаем нашу беседу. Речь идет о наградах и о том, почему некоторые не носят их.

— Есть люди, которые стесняются: дескать, чего выставлять свои заслуги. А вообще-то зря. Награды ни за что не даются.

На груди у старшины ряды цветных ленточек.

За что же он получил свои награды — ордена и медали? Красную Звезду, «Знак Почета», «За отвагу», «За безупречную службу» и еще некоторые другие?

Мы хотим рассказать только о трех из них.

М. И. Лященко.

Кузнечики словно решили заполнить своим стрекотом тишину этой ночи. Бойцы лежали на сухой, но уже остывшей за вечер земле и прислушивались к тому, что делается впереди на полосе противника. Было тихо, и казалось, что это из-за этих кузнечиков ничего не слышно. Один из них, прыгнув, ударился о щеку Михаила, и тот вздрогнул от неожиданности. Он толкнул в ногу лежащего впереди товарища, и они поползли дальше. Михаил оглянулся, чтобы запомнить место, где они оставили проход в проволочных заграждениях, но было так темно, что он засомневался, сможет ли теперь найти дорогу обратно.

Все шестеро спешили быстрее преодолеть нейтральную полосу. Казалось, что в том лесочке впереди, хоть он и занят противником, будет безопаснее. Треснула и прошипела ракета. Они замерли на минуту, прильнув к земле, хотя ракета описывала крутую дугу не над ними, а метрах в трехстах в стороне.

Михаил заметил при ее свете крышу какого-то сарая в глубине леска. Когда ракета сгорела, мрак стал еще плотнее.

Бойцы находились за первыми деревьями. Неожиданность подстерегала на каждом шагу, и сознание этого необыкновенно обостряло слух и зрение разведчиков. За поворотом дорожки, что вела к сараю, они скорее почувствовали, чем увидели, двух фашистских часовых. Один стоял прямо против них и лениво зевал, а второй что-то громко говорил ему от другого угла здания. Наконец, они сблизились. Их разговор становился все оживленнее.

Сигнала не было, но как только немцы повернулись спиной к разведчикам, те бросились на них. Через минуту связанные, с забитыми ртами немцы бестолково толклись на месте, не понимая, что случилось. Резкие подталкивания дулами автоматов под ребра красноречиво объясняли им, куда идти.

Мелким шажком пошли, пригибаясь в сторону своих позиций. Вновь затрещала, освещая все вокруг, ракета. Бойцы упали, уложив рядом пленных. Но один из немцев вскочил, замахал руками, глухо замычал в кляп. Удар под колени тут же уложил его. Минуты две было спокойно, потом из леска в их сторону взмыли одна за другой три ракеты и ударила пулеметная очередь. Один из товарищей Михаила, вскрикнув, замер, упав всем телом на его ноги. Михаил приподнял друга за плечи, сидя в глубокой яме, но он опять тяжело свалился на дно ложка.

Разведчики поползли вперед к глубокой воронке. Скатившись в нее, они сразу почувствовали себя в безопасности. Теперь их было пятеро. Шестой неподвижно лежал на желтой земле, и глаза его не закрывались, когда дрожащие ракеты рассыпали над воронкой голубоватый свет.

Спохватившиеся немцы бросились в погоню по тому же ложку. Автоматы разведчиков заговорили, когда серо-зеленые фигуры были в нескольких метрах от воронки.

Бой прекратился только с рассветом. Еще двух бойцов потеряли разведчики. Пленные сидели на дне воронки, со страхом наблюдая за советскими солдатами. Весь день до темноты просидели трое бойцов в воронке на нейтральной полосе. Ночью им удалось уйти к своим. Задание было выполнено: «языки» доставлены в штаб.

Так Михаил Лященко получил свой первый боевой орден Красной Звезды.

С поста на станции Караганда-Угольная Лященко с Комаровым сменялись в третьем часу ночи.

Они шли вдоль железнодорожного пути, тихо разговаривая о том, чем займутся завтра, в выходной день.

— Я прежде всего отосплюсь как следует, — чуть хриплым от усталости голосом сказал Михаил Иванович. Рядом с ними двинулся, лязгнув буферами, состав, потом медленно покатился назад и снова встал, прогремев тяжелыми вагонами.

Впереди от самой головы поезда навстречу шли две мужские фигуры. Они, видимо, хотели пройти под составом, но тот снова грохнул буферами, словно предупреждая, что этого делать нельзя. Двое прошли несколько шагов вперед и снова остановились в нерешительности. Потоптавшись на месте, они все же двинулись навстречу милиционерам.

— Чего-то волнуются, — сказал Михаил Иванович, а когда те поравнялись с ними, остановил их. Документов у мужчин не оказалось.

— Пойдемте с нами, — спокойно сказал Комаров.

Те покорно пошли с милиционерами вдоль состава. Вдруг один из мужчин бросился вниз, куда-то под колеса поезда, а через секунду оттуда грохнул выстрел из обреза, который он выбросил раньше, увидев милиционеров.

Раненый Лященко поднялся с перрона вовремя. Комаров держал под прицелом пистолета одного из преступников, второй старался ударить его сзади. Голос Лященко заставил и его поднять руки.

…— Ну вот, то в тебя фашисты стреляли, — сказал Комаров, которому не пришлось осуществить свои планы на свободный день: он сидел в больнице у кровати Михаила Ивановича, — а тут — свои.

— Это тоже враги, — тихо, с трудом ответил старшина.

Дом на Загородной загорелся днем. Соседки, сбежавшиеся на пожар, не сразу сообразили, что делать. Потом появились ведра, и вода, шипя, стала исчезать в пламени, охватившем дом. Вылетели стекла, и тут все услышали крик из горящего дома. В это время старшина Лященко и подбежал к толпе, собравшейся на улице. Решение пришло мгновенно.

— Лей на меня! — крикнул он женщине с ведром. Та в нерешительности остановилась. Он выхватил у нее ведро и вылил воду себе на плечи. Форма сразу потяжелела. Ударом сапога старшина распахнул дверь. Жар тугой волной отбросил его тело от порога. Толпа замерла, не спуская с него глаз.

Нагнув голову, Лященко бросился в пламя. Удар. Боль. Он поднялся и ощупью в дыму нашел дверь в комнату. Там тоже было полно дыма. С зажмуренными глазами Михаил Иванович бросился туда, откуда доносился плач. Пятилетний ребенок, оказавшись у него в руках, тут же смолк, и Лященко услышал голос второго. Не выпуская из рук ребенка, он метался по комнате, натыкаясь на вещи. На постели лежала старушка. Он наткнулся на нее случайно. Рядом был второй ребенок. Когда, вынеся детей, милиционер снова бросился в дом, толпа, словно очнувшись, стала лихорадочно лить воду в выбитые окна.

Женщина, оказавшись на свежем воздухе, сразу пришла в себя.

Вдруг какой-то мужчина, прорвавшись сквозь толпу, бросился в пылающее здание. Это было так неожиданно, что никто не успел его остановить. Крыша, разметав фейерверк искр, тяжело осела. Еще мгновение — и она рухнет. И снова, облившись водой, бросается Лященко в бушующее пламя. Но спасти пострадавшего уже было нельзя. Тот скончался от ожогов…

Можно рассказать о всех наградах Михаила Ивановича. Но это будет длинный рассказ о всей его жизни, большой, трудной и красивой. У старшины два сына и дочь. И дети гордятся жизнью отца — настоящего и благородного советского человека.

Ю. КУЗНЕЦОВ, капитан милиции,

В. САДОВНИКОВ.

г. Караганда.

С. Смородкин ДЕВЯТЫЙ ВЫСТРЕЛ

Неплохо. Совсем неплохо. Он внимательно осмотрел себя в ресторанном зеркале. На него в упор глядел двойник: парень в солдатской форме. Худой. Плечистый. Коротко остриженный.

«Итак, «Маскарад». Действие первое. Драма Михаила Юрьевича Лермонтова. На дуэли, гады, убили. А ведь хороший был человек. Ты тоже, Костя, неплохой человек, сказал он себе и ухмыльнулся. Светлая у тебя голова, Костя. В лагере тебе так и говорил Митя-бухгалтер: «С вашей головой, Константин Ефимович, в Москве, в Министерстве финансов сидеть». Сиди, Митя, да меня вспоминай. Небось, таскают тебя сейчас к оперу. Вызнают, не говорил ли о побеге. Ведь рядом на нарах спали. И сказал бы, может, чего, а не знаешь…

Да, быстро я обернулся в Ташкенте. И билет успел купить до Москвы. И на толкучку сходить за солдатской формой. Гимнастерка, правда, немного коротковата. Ладно, сойдет. Кирзачи начищены. В бляхе перекатывается солнце. Подворотничок свежий. Едет солдат домой. Отслужил, оттрубил свое. Врагу такой службы не пожелаешь. Нет, врешь, врагу пожелаешь».

Выбритый, аккуратный солдат сел за стол. Свернутую шинель положил налево от себя, на стул у вагонного окна. Огляделся по сторонам.

— Товарищ официант, шесть пива, сыр и гуляш. Нет, водки не надо.

«Главное — на станции не соваться. Военные патрули — народ серьезный. От них не открутишься. Так что сиди, Костя, тихо, как мышь. Пей пиво. Сколько же вы, Константин Ефимович, — светлая ваша голова — пива не пили? Давайте посчитаем. Три года восемь месяцев и одиннадцать дней. Задержались вы в лагере, задержались», — подумал он и опять ухмыльнулся.

Парень в солдатской форме пил пиво. Неторопливо, с видимым удовольствием жевал сыр, посыпанный солью. Дымил «Памиром». Ладный такой парень с серыми глазами. Свернутая шинель лежала рядом. Из правого шинельного кармана выглядывал краешек газеты. Непорядок, солдат.

Он заметил белый клочок. Засунул его дальше в карман. Через бумагу ладонь почувствовала твердую рубчатую рукоять.

Лежи, «макаров» до поры. Отдыхай, жди настоящего дела.

«Водки не надо». Охота выпить, но держись, Костя. Свое возьмешь потом. Помнишь, как говорил тебе «Седой»: «Губит нас, Костя, на свободе глупость. Как вырвемся из лагеря, как уйдем от проволоки, так и начинаем гулять. Нипочем нам все, коли уйти сумели. Один раз живем. Деньги просадим, а душа, конечно, горит. Вот и идешь на дело, самое мертвое. Прешь, сломя голову, как бычок. И снова КПЗ и суд, снова сосны пиляешь. Запомни, Костя, не так надо. Рискуй. Но с умом. Нет дела без риска. Но чтобы на всю жизнь. Чтобы потом как сыр в масле…»

Знал «Седой», что почем и что поскольку. Всю жизнь по лагерям да тюрьмам. Эх, «Седой», «Седой»! Загибаешься ты сейчас на больничной койке под серым зековским одеялом. Инфаркт у тебя. И вряд ли встанешь. Так и сдохнешь за решеткой. А я ушел. По твоему плану ушел. Тебе он все равно ни к чему. А мне жить. Пожить мне еще охота. Ведь и не жил толком. Детдом, колония, тюрьма, лагерь…

— Здесь свободно?

— Садитесь.

Солдат курил сигарету, смотрел в окно, рассматривая отражение лысой головы соседа в вагонном стекле. Дрожали в тонком стакане кровавые степные тюльпаны. Поезд Ташкент — Москва несся под шестьдесят, похрустывая суставами на поворотах.

Лысый отложил меню, поднял голову. Солдат взял еще один стакан, налил доверху пива, поставил перед соседом.

— Пейте, — сказал парень. — Пока еще официант раскачается…

— Спасибо, — сказал лысый. — Издалека едешь?

— Чего?

— Едешь издалека? — переспросил лысый.

— Издалека.

— Отслужил?

— Ага.

— Рано что-то. Приказа о демобилизации еще не было.

Солдат курил, молчал. Потом тихо сказал:

— Мать очень больна. Комполка — человек. Досрочно отпустил.

Сосед сочувственно покачивал лысой головой.

«Вопросы. Все им надо знать. Кто, откуда и зачем. В душу хотят заглянуть».

Солдат неловко повернулся, опрокинул стакан. Желтое пятно поплыло на скатерти.

«Спокойно, Костя, — сказал он себе. — Не психуй. Ничего у них не выйдет. Мотал ты их всех, пока живешь один…»

Доедешь до Москвы. Первое, конечно, прибарахлиться. Потом в Химки к Вале. Хата чистая. Для нее он и остался строителем из почтового ящика. В столице нашей родины, само собой, никаких дел, никаких старых корешей. Дело надо сделать где-нибудь подальше. В Туле или Брянске. И сделать дело одному. Без свидетелей. Если будут — кончить. Он теперь ученый. Хорошо бы взять сберкассу. И вся любовь. А там пусть ищут…

— Ченгельды скоро, — неожиданно сказал лысый.

— Ага, Ченгельды, — сказал солдат, а сам подумал: «Ишь ты, все знает. А может быть, лучше на крышу? От всяких любопытных… подальше. А то — разговорчики…»

Не простившись, пошел к выходу.

Рыскулбек сидел на жестком эмпээсовском диване и перематывал портянку. Перемотал, сунул ногу в сапог, встал, прошелся. Правый сапог все равно жал. Он опять пожалел, что не успел утром забежать к сапожнику и взять ботинки из починки. Сальменов посмотрел на часы: без четверти десять. Еще восемь часов дежурить. Много в таких сапогах не натопаешь. Сержант поправил фуражку, вышел из зала ожидания на перрон. Пассажиров было немного. Незнакомая женщина с узлами и двумя детьми, механик, который едет за запчастями в Чимкент, да однорукий старик Терентьев. Старик, нахохлившись, сидел на деревянном расписном чемодане с висячим замком.

— Здравствуйте, деда, — сказал Рыскулбек.

— Здорово, сержант. Куревом не богат?

— Богат.

— Ну давай твоих покурим. Они закурили.

— Далеко собрались? — спросил Сальменов.

— К брату, — сказал Терентьев. — В Астрахань.

— Хороший город Астрахань, — сказал Рыскулбек.

— Хороший, — сказал старик. — Все равно где умирать.

Сальменов переминался с ноги на ногу, не зная что сказать. Да и что тут скажешь. Совсем, видно, невмоготу стало старику у дочери — вот и уезжает. Пьет у него зять. Крепко пьет. А ведь всю жизнь прожил здесь старик. Сначала в Арыси, потом в Ченгельды.

…Он вспомнил, как вернулся капитан Терентьев в сорок третьем из-под Курска с пустым рукавом и двумя рядами орденских планок. Так и сидел он потом в офицерском кителе без погон на площади под серой от пыли облезлой акацией. Сидел чинил обувь. Сапоги солдат, ботинки ремесленников, сандалии пацанов, женские босоножки, которые тогда назывались танкетками.

Зимой сорок четвертого украли у Рыскулбека в очереди хлебные карточки. Он не пошел домой. Не мог он идти домой, где ждали его, пятнадцатилетнего мужчину, — главу семьи — мать и еще пятеро братьев и сестер. Он сидел тогда около Терентьева, прижавшись спиной к гладкому стволу акации, и не мог заставить себя пойти домой. Они пошли домой вместе. Терентьев отдал матери свои хлебные карточки. Когда Терентьев уходил, мать упала на колени и хотела поцеловать ему руку. Сильно тогда рассердился Терентьев и ушел, хлопнув дверью.

Где-то через неделю Терентьев, узнав, что Саидку Габитова обвесили в хлебном магазине, схватился с продавцом Вольским.

— Шкура тыловая, — кричал Терентьев. — Детей наших обвешиваешь. Кровь нашу пьешь.

Дело было в станционном буфете, и Терентьев все хотел ударить Вольского пивной кружкой. Вольский ловко увертывался, мягко успокаивал:

— У меня же бронь. И что вы, папаша, расходились? Мы оба на фронте. На трудовом…

Забрали тогда Терентьева в милицию, и он, Рыскулбек, бежал по пыли за милиционером Сыздыковым и просил:

— Отпусти его, пожалуйста. Отпусти. Он же не виноватый.

Но Сыздыков вел Терентьева в отделение, заломив ему за спину единственную руку, и бормотал:

— Уйди, босяк. Не крутись под ногами. А то хуже будет.

Может, тогда и решил Рыскулбек пойти на работу в милицию, чтобы в ней не стало таких, как Сыздыков. Может, и тогда. Нет, наверное, все-таки позже. Гораздо позже. Году в пятьдесят шестом, когда он заступился за девушку, на которую напали двое парней…

А вот теперь старик Терентьев одиноко сидит на расписном чемодане с висячим замком и ждет поезда, который увезет его к брату. Даже дочь не пришла проводить старика.

— Ничего, деда, — сказал Рыскулбек Терентьеву. — Переживем. Ничего с нами не будет до самой смерти.

— Не будет, — улыбнулся Терентьев. — Это верно. До самой что есть смерти ничего не будет.

Подошел восемьдесят пятый, скорый, Ташкент — Москва. Пассажиры, как горох, посыпались на перрон. Сальменов взял терентьевский чемодан, дошел до восьмого вагона, остановился, поджидая старика. Он помог Терентьеву погрузиться и устроил его на нижней полке с помощью знакомого проводника Турсункула. Сальменов посидел, покурил с Терентьевым.

— Я, деда, пройдусь по вагонам, — сказал он Терентьеву. — Посмотрю и приду. Вместе до Арыси доедем. Я этот поезд до самой Арыси буду сопровождать.

— Приходи, — сказал Терентьев. — Хоть покурю с земляком.

Рыскулбек шел по вагону и думал, что же сделать для старика, чтобы тому было веселее ехать. Он вернулся назад, зашел в купе к Турсункулу и договорился, что тот будет весь путь поить Терентьева крепким индийским чаем.

— Специально для деда заварку делай, — наказал Сальменов.

— А кто тебе этот дед? — спросил Турсункул.

— Просто человек хороший, — сказал Рыскулбек.

— Для хорошего человека ничего не жалко, — сказал Турсункул. — Все сделаю. Не беспокойся.

Восемьдесят пятый набирал скорость. Сальменов поговорил с проводниками, прошел по вагонам из конца в конец поезда, внимательно присматриваясь к сидящим, спящим, пьющим чай. Заглянул в вагон-ресторан. Он был закрыт. Официанты меняли скатерти, залитые пивом. Кажется, все нормально.

Р. Сальменов.

Сальменов стоял в тамбуре, собираясь идти к Терентьеву, когда к нему подошел проводник пятого вагона.

— Вас ищу, сержант. Солдат на крыше едет. Я ему говорю: «Слезай, упадешь, кто отвечать будет?» А он смеется.

— Хорошо, — сказал Рыскулбек. — Я поговорю с ним.

Он докурил сигарету и пошел к хвосту поезда.

— Солдат какой-то на крышу забрался, — сказал он проводнику последнего вагона. — Пойду поговорю с ним. А ты посмотри, если что…

— У нас в поезде народ спокойный едет, — сказал проводник. Очень спокойный. Но я посмотрю…

Рыскулбек подтянулся на руках, перегнулся и вылез на крышу. Хвостовой вагон здорово мотало.

«Под семьдесят жмет, — определил Сальменов. — Никак не меньше».

Весеннее солнце светило ему прямо в глаза, и он не сразу увидел распластанную фигуру солдата далеко впереди.

«Заснет парень и свалится. Надо заставить спуститься», — подумал Рыскулбек.

Он не спеша пошел к солдату, перепрыгивая через промежутки между вагонами.

Парень лежал босой, на расстеленной шинели. Сапоги стояли рядом. Он первым увидел Сальменова, вернее, его голову в милицейской фуражке, которая показалась неожиданно над последним вагоном.

— «Так, — сказал он себе. — Надо ждать второго. По-моему, ты влип, Костя, — и ему сразу стало жарко. — Быстро же они след взяли. Кто же продал меня?..»

Он, не вставая, достал из правого кармана шинели тяжелый газетный сверток. Из левого — обоймы. Посмотрел назад. Сзади никого не было.

«Смотри, смелый сержант. Один пошел меня брать. Это уже легче. Один на один всегда легче. Ну давай, давай поговорим сейчас…»

Парень смотрел на человека в милицейской форме, который медленно шел к нему улыбаясь.

«Ишь разулыбался. С чего бы это. А может, он с добром ко мне?»

Но он сразу отогнал от себя эту мысль.

«Знаю я вашу доброту. Зря, сержант, улыбаешься, — подумал он раздраженно. — Сейчас плакать будешь. Кровью умоешься. А я посмеюсь».

Парень сполз с шинели, прикрывая пистолет телом, чтобы сержант не увидел его раньше времени. Он опустился на гармошку между третьим и четвертым вагоном, устроился поудобнее и прицелился в человека, который шел к нему улыбаясь.

Рыскулбек шел во весь рост по крыше пятого вагона. Он видел, что солдат как-то неловко, боком сполз с шинели на гармошку между третьим и четвертым вагоном. Теперь он отчетливо видел только коротко стриженную голову солдата.

«Вот чудак, — подумал Сальменов. — Прячется. Наверное, совсем молодой. В отпуск едет. Свалишься — вот тебе и отпуск».

Что-то сильно ударило его в левое бедро. Так сильно, что все тело его резко развернуло вправо, и он чуть не упал. «Что же это?» — подумал он.

И опять что-то сильно ударило его в правый бок и еще раз в ногу. Он упал на колени. И это спасло его. Пули прозвенели над головой.

Сальменов посмотрел вперед. Солдат лихорадочно забивал новую обойму. Рыскулбек вынул ТТ. Теплая рукоять привычно легла на ладонь. Он никогда так тщательно не целился. Он не мог, не имел права промахнуться. Для второго выстрела у него просто не было сил.

Рыскулбек выстрелил. Коротко стриженная голова парня дернулась и исчезла. Сальменов подполз к краю вагона. Парень лежал у насыпи, неловко скрючившись. Зеленое пятно его гимнастерки убегало от Рыскулбека все дальше и дальше, теряясь в бесконечной степи.

— Вот и все, — сказал себе Рыскулбек. — Вот и конец. Ничего со мной больше не будет, потому что вот она смерть, уже сидит во мне.

Он слабел все больше и больше. Вагон стал словно живым. Он все хотел сбросить Сальменова со своей покатой и жесткой спины. Рыскулбек, обламывая ногти, отползал на несколько сантиметров от края, но вагон сталкивал и сталкивал его деревенеющее тело все ближе и ближе к краю.

Сальменов смотрел на степь, которая безразлично неслась ему навстречу. Вдали у стального лезвия реки паслись лошади. И степь и лошади были залиты кровавым светом.

«Тюльпаны цветут», — подумал Сальменов. — А может, это просто кровь».

Он родился и вырос в степи, но никогда раньше не видел такого тюльпанного зарева.

«Это просто кровь», — решил он, теряя сознание.

…Сальменов мчался на коне по кровавому травяному морю. Впереди несся табун красных лошадей. И он никак не мог догнать этих бешеных красных коней.

Рыскулбек не помнит, что он крикнул дорожному мастеру, когда поезд остановился на разъезде Ак-Тас. Но он крикнул. И слабый его крик услышали люди. Они сняли Сальменова с крыши и трое мужчин разжимали его пальцы, схватившиеся за край вагона. Сержанта внесли в восьмой вагон в купе к Турсункулу, старик Терентьев и какая-то девушка-медсестра оказали ему первую помощь.

Привезли его в Арысь, вызвали из Ташкента хирурга, потому что местный хирург не решился оперировать Рыскулбека. Полгода он пролежал в ташкентском госпитале на грани жизни и смерти и еще полгода лечился на курорте. Многие думали, что он мертв, и слали письма его семье с соболезнованиями. Но Рыскулбек выжил.

Недавно я получил от командира отделения линейной милиции станции Арысь старшины Рыскулбека Сальменова письмо:

«Я жив и здоров. Теперь со мной до самой смерти ничего не будет. Кончил десятый класс в вечерней школе. У меня родился сын…».

С. СМОРОДКИН.

Арысь — Алма-Ата.

И. Антипов СЕРМАГАМБЕТ ОСТАЕТСЯ В СТРОЮ

Почти у самого своего дома старшего сержанта Сермагамбета Саимова нагнал на мотоцикле Волков — слесарь из депо станции Эмба. Резкий шум мотора взбудоражил устоявшуюся предвечернюю тишину в поселке. Выписав полукруг на пыльной дороге, Волков остановился.

— Как живем-можем, Сермагамбет? — весело крикнул он, не слезая с мотоцикла, упираясь длинными ногами в пыльную обочину дороги.

Саимов ответил на приветствие и, тоже улыбаясь, подошел к мотоциклисту.

— Не спешишь? — спросил Волков, обнажая в улыбке пожелтевшие от табака зубы. — А я хотел тебя на рыбалку пригласить. Клев хороший, глядишь, принесем…

Саимов сделал вид, что не расслышал Волкова, и принялся с любопытством разглядывать новенький мотоцикл.

— Когда же успел? — спросил Сермагамбет, давая понять, что речь идет о купленном мотоцикле.

— А-а, ты о нем! — расплылся в улыбке парень. — Весной еще… Кое-как собрался с духом…

— Давно мечтаю, — вздохнул Саимов.

— Надо-надо, — сочувственно сказал Волков, глядя куда-то в сторону. — Ну, что с рыбалкой — железно? — опять спросил он, стараясь переменить разговор.

— Подумаю, — пообещал Саимов. — Видишь, брат, с дежурства топаю…

— Ну-ну, давай, соображай.

Волков лихо крутнул заводную педаль, мотор взвыл, и мотоцикл, пустив шлейф синего дыма, понесся прочь.

«Везет человеку! — подумал Саимов. — Талантами не отличается, а поди же ты… С хозяйской стрункой, видать».

Сермагамбет Саимов.

Дома Сермагамбета встретила жена.

— Зачем ты этому Волкову понадобился? — спросила она недовольно. — Не в друзья ли напрашивается?

— А ты как в воду глядела! — невесело отозвался Сермагамбет. — Рыбачить приглашал.

— Знаешь, нехорошее о нем люди говорят, — уже из кухни сказала жена, позвякивая посудой.

— Все может быть, — согласился он, снимая китель и вспоминая свой недавний разговор с бабушкой Абрамовой.

Она явилась как-то под вечер и прямо с порога начала свой рассказ. Речь шла о поведении того же Волкова и о его дружке Кабанове.

— Глаза бы мои не смотрели на этих лоботрясов, — возмущалась старушка. — Почитай, каждый день глотку заливают… Не обессудь, что по пустякам тревожу… Они, правда, не хулиганят, а вот пьянствуют и — хоть ты им что…

«Ну, что ж, бабушка, — думал тогда Саимов, глядя на ее сгорбленную костлявую фигуру, на чуть вздрагивающие руки. — Возмущение твое вполне законное, а все же привлекать их мы не можем. На свои пьют, не хулиганят».

— Приглядывать стоило бы за ними, — не унималась старушка. — Недоброе люди поговаривают…

Выложив наболевшее, старая женщина ушла. Растревожила она Саимова. А из головы не выходили события одной беспокойной мартовской ночи…

Буран разбушевался не на шутку. Казалось, что стены дома не выдержат ураганный напор. Дом вздрагивал, поскрипывал, на улице выло и ухало.

Не спалось. Саимов лежал с открытыми глазами и слушал. В полночь он встал с постели, оделся потеплее и пошел на станцию.

На перроне увидел постового милиционера Кузембаева. Тот вышел встречать пассажирский поезд и теперь стоял и ждал его прихода, с головы до ног облепленный снегом.

— Вот это метет! — сказал Кузембаев, узнав своего отделенного и нисколько не удивившись его появлению в столь поздний час.

Постояли минуты две молча, прислушиваясь к пурге, всматриваясь в снежную кутерьму. Пробивая снежную пелену, за семафором возник свет. И вскоре под неяркими станционными, фонарями показался локомотив…

Уходя от Кузембаева, Сермагамбет посоветовал ему быть настороже. В такую погоду недолго и до беды.

Но, несмотря ни на что, беда случилась. В ту ночь грабители проникли в магазин…

Наутро из Оренбурга и Актюбинска прибыли опытные оперативные работники. Началось следствие. Оно тянулось около месяца, но никаких результатов не дало. Преступники, умело спрятав концы, разгуливали на свободе.

Как-то вскоре после разговора с бабушкой Абрамовой Саимов направился в станционное депо, где работал Волков.

— Пьет и прогуливает, — отозвался о слесаре пожилой мастер. — Мы уж его, каналью, и так и сяк, и по-хорошему… И милицией припугивали, — добавил он.

О разговоре со старым мастером Саимов сообщил у себя на работе.

— Так-так, порядок! — одобрил инициативу милиционера начальник линейного пункта старший лейтенант Савенков. — В общем, несите службу…

— Слушаюсь! — козырнул Саимов.

Шло время. Саимов, как и полагается, нес службу, встречал скорые и пассажирские, провожал громыхающие товарняки… И вот однажды он увидел картину, которая удивила и вместе с тем обеспокоила его.

Он вышел на перрон проводить скорый московский. Вдруг на перроне показался Волков с увесистым чемоданом в руках.

«Неужели уезжает?» — подумал Саимов, наблюдая за своим знакомым, который, озираясь по сторонам, остановился в хвосте скорого.

Возле вагона толпились пассажиры с узлами и чемоданами. Они спешили сесть на поезд, но Волков, как это по всему видно было, не торопился. Он продолжал стоять и, по-видимому, выжидал время.

Прохаживаясь по перрону и наблюдая за Волковым, Сермагамбет тем временем подозвал постового милиционера Шукракова и приказал ему немедленно переодеться в штатский костюм, сесть на скорый и ехать до Актюбинска.

— Понаблюдайте вон за тем пассажиром, — приказал Саимов, показав на Волкова.

— Слушаюсь!

Все произошло так, как и предполагал Саимов. Как только поезд тронулся, Волков рванулся к вагону и повис на подножке. Сермагамбет и виду не подал, что заметил его, и продолжал стоять до тех пор, пока последний вагон не скрылся с глаз.

А как складывались события там, в Актюбинске, стало известно из рассказа Шукракова, который столкнулся с Волковым уже в пути, незадолго до прибытия в Актюбинск. Тот стоял в тамбуре и курил папиросу за папиросой. Его покрытое веснушками лицо было бледным. Безбилетник был явно чем-то взволнован.

— К выходу поближе? — спросил Шукраков, подходя к Волкову, чтобы прикурить, и показывая глазами на чемодан.

— Лучше раньше, чем никогда, — вяло улыбнулся тот, делая глубокую затяжку.

Помолчали, пуская папиросный дымок. И здесь Шукраков обратил внимание на одежду парня. Из-под выпущенной сверх брюк рубахи выглядывал голубой крепдешин. Милиционер еще и еще раз глазами прощупал безбилетника. Нет, зрение не обманывает…

Поезд начал сбавлять скорость. Вагон, покачиваясь на стрелках, шипел тормозами.

— Вот и приехали, — сказал Шукраков. — А вам, гражданин, — обратился он к Волкову, — придется зайти в милицию.

Волков застыл с чемоданом в руках.

— В чемодане у Волкова найдены отрезы драпа и вельвета, а под рубахой — крепдешин, — доложил Саимов своему начальнику.

— Так-так, порядок! — сказал старший лейтенант Савенков. — Ищите понятых и собирайтесь с обыском…

Через час милиционеры с понятыми пришли к Волковым. Молодая хозяйка, бледнея при виде нежданных гостей, засуетилась.

— Ищите, где хотите, — приговаривала она, бегая по комнатам.

— Так-так, порядок! — повторил свою любимую поговорку старший лейтенант Савенков, и обыск начался. Шел уже третий час их пребывания в доме Волкова. Проверены были чердак, подпол, прощупаны пол и крыша. Но все тщетно. Старший лейтенант мрачнел и на доклады Саимова ничего не отвечал.

— Напоследок разрешите попробовать печь? — спросил Сермагамбет.

— А стоит ли? — не сразу согласился старший лейтенант.

Еще поначалу, войдя в дом, Саимов заметил у печи под самым потолком замененный кирпич. Он был наспех забелен и выделялся среди других.

Извлечь его оказалось делом несложным. Из образовавшейся дыры в печи Саимов вытащил отрез крепдешина, за ним последовал драп и куски какого-то материала.

— Так-так, порядок! — сказал начальник линейного пункта и с одобрением поглядел на старшего сержанта Саимова.

Поезд замер у заснеженного перрона. Сермагамбет взглянул на большие станционные часы. Они показывали начало шестого.

Вечерело. Холодное декабрьское небо неприветливо мигало редкими звездами.

Хлопали заиндевелые вокзальные двери, впуская и выпуская пассажиров, нагруженных чемоданами и авоськами. Под ногами певуче скрипел прихваченный морозом снег. Была обычная предпосадочная суета, до тонкостей знакомая милиционеру Саимову.

Рядом с девятым вагоном, как это про себя отметил Сермагамбет, стоял старший сержант Шукраков. Стоял он в кругу каких-то парней. Один из них, несмотря на лютую стужу, был раздет до пояса, остальные без шапок, в одних рубашках. Словом, компания вокруг Шукракова собралась разудалая.

Сермагамбет прислушался.

— Убирайся-ка ты подобру! — пьяно рявкнул кто-то из компании.

Сермагамбет понял, что угрожали его подчиненному… В дальнейшем все произошло в одно мгновение. Тот, что был раздет до пояса, сбил Шукракова с ног. Сермагамбет рванулся вперед на помощь товарищу…

Позади оглушительно взвыл паровоз, колеса товарняка бешено застучали по рельсам. И этот шум не сбавляющего скорость поезда заглушил все, что произошло в какие-то считанные минуты…

Хулиганов оказалось шестеро. Все они, обезумев от вина, накинулись на Сермагамбета Саимова.

В завязавшейся схватке двое легли от ловкого милицейского приема. Но остальных не удалось обезвредить. Поскользнувшись, Саимов упал и, падая, увидел блеснувшее над головой лезвие ножа…

Где-то в морозной степи затих шум товарняка, тронулся со станции, поскрипывая тормозами, пассажирский, затих топот ног кинувшихся следом за поездом бандитов… Все это явственно слышал Саимов, оставшись лежать на холодном перроне.

Двенадцать ран получил отважный милиционер в схватке с опасными хулиганами. Более месяца провел он на больничной койке. Врачи немало сделали, чтобы полностью вернуть человеку здоровье. Но удар по глазу не прошел бесследно — свет в нем померк…

За мужество и отвагу Сермагамбет Саимов награжден орденом Красной Звезды. Он продолжает служить в милиции. Он остался в строю.

И. АНТИПОВ, сотрудник МООП.

ст. Эмба.

К. Селиневич ЛАВИНА

В три часа ночи в управление милиции сообщили, что в доме близ междугородной автостанции раздалось несколько выстрелов. К месту происшествия выехали оперативный уполномоченный уголовного розыска младший лейтенант Шлыкин и проводник служебно-розыскной собаки лейтенант Бекетов с овчаркой Лайдой. Предотвратить преступление им не удалось — оно уже совершилось. На полу одной из комнат дома лежали, глядя в потолок мертвыми глазами, два трупа — девочки-подростка и ее матери, не старой еще женщины. Помочь им было уже невозможно. Оставалось одно: выследить, задержать и обезвредить зверя, совершившего убийство, не дать ему больше множить число преступлений.

Ночь была лунной и теплой, снег перестал падать совсем недавно. Собака шла по следу уже долго. Лайда устала, ее розовый язык свисал из пасти, но она продолжала рваться вперед, туго натягивая поводок. Устал и проводник, но все так же продолжал свой бесконечный равномерный бег по безлюдным улицам городской окраины. Где-то далеко позади слабо слышался тяжелый топот отставшего Шлыкина.

Но вот у штакетника, опоясавшего небольшой домик, Лайда остановилась, взвизгнув, припала мордой к калитке. Бекетов остановился, осмотрелся. Кругом белое безмолвие: снег густо накрыл деревья, заборы, крыши домов. У калитки лейтенант увидел следы, отчетливо выделявшиеся на снегу. Следы шли во двор домика.

Бекетов расстегнул кобуру и вслед за Лайдой перепрыгнул через ограду и подбежал к двери домика. Прислушался. Не было слышно ни звука. Подошел Шлыкин, осмотрел следы. Обратных не было, — значит, преступник здесь. На стук в дверь не ответили. Милиционеры постучали еще, резко, настойчиво. В доме послышалась возня, что-то упало. Наконец из-за двери спросили:

— Кто там?

— Милиция.

Минуты через две стукнули щеколдой и в проеме двери показалась фигура пожилой женщины. Она держится внешне спокойно, но ее волнение выдают глаза: в них затаился необоримый страх.

— Кто дома?

— Я одна…

И действительно, в доме никого не оказалось. Нет никого и в подполе. Бекетов поднялся на чердак и тихо выругался: из слухового окна были видны следы, они уходили по крышам сараев, стоявших один к другому вплотную, а за изгородью шли по заснеженной земле фруктового сада в сторону гор.

Времени потеряно было много, преступник, вероятно, ушел далеко. Некогда сейчас разбираться, как попал убийца в этот тихий домик, что связывает его с хозяйкой. Все это будет выяснено потом. Сейчас главное — не дать уйти бандиту. Но вдвоем за ним идти нельзя: нужно доложить обстановку в управление. И они решают: Шлыкин отправится в управление и вернется сюда с опергруппой, а Бекетов с овчаркой продолжит преследование.

Бекетов сбрасывает шинель:

— Вперед, Лайда!

След ведет по горным прилавкам все выше. Там, в хаосе скал, хочет скрыться убийца. Если он уйдет за перевал, найти его будет нелегко, и, кто знает, сколько вреда успеет он принести… Все круче подъем. Далеко внизу остался город. Вот и пояс хвойного леса. Снег под елями лежалый, плотный. Лайда уверенно тянет вверх, к скалам, дышит тяжело, бока ее ввалились, на отвисших губах — пена. Сам Бекетов беспредельно устал. Но отдыхать нельзя. И не только потому, что спешит и преступник. Остановиться, сесть — это значит замерзнуть. И, превозмогая усталость, лейтенант упорно идет дальше, подбадривая Лайду. Вскоре начинает опять падать снег. Тяжелыми хлопьями он медленно оседает на каменные глыбы. Вокруг высятся скалы, нависают каменные карнизы в огромных снежных шапках. Человек и собака идут по козьей тропе. Уже в полсотне метров ничего не видно.

Лайда внезапно забеспокоилась. Милиционер насторожился, но как ни всматривался — ничего подозрительного не заметил. Лайда снова потянула по тропе наверх, к нагромождению каменных глыб, смутно выступавших из снежной пелены…

И тут неожиданно грянул выстрел. Бекетов прильнул к земле. А за выстрелом другой звук — грозный, мощный. От него сжалось сердце — снежный обвал. Лавина снега с шипением и грохотом понеслась вниз, задев человека своим краем.

Когда все стихло и чувства вернулись к человеку, он увидел, что отброшен к каменному карнизу. Лайды не было. Шапку сорвало и унесло.

Над местом, где пронеслась лавина, повисла густая пелена снежной пыли. Метрах в тридцати от себя Бекетов увидел смутно проступающую через пелену фигуру человека, карабкающегося по скалам. Он очень торопился перевалить через гребень горы. Медлить было нельзя…

Оперативная группа уголовного розыска во главе с капитаном Семиным, приведенная в горы Шлыкиным, настойчиво продвигалась по пути, пройденному Бекетовым. При выходе из ельника они услышали выстрел и глухой грохот в скалах. Все с тревогой посмотрели вверх и пошли на выстрел предельно ускоренным шагом.

И вдруг остановились: следы оборвались — их накрыла снежная лавина. Путь преградил завал из снега. Но не преграда беспокоила сейчас капитана Семина. Он думал о другом: а что с Бекетовым? Не накрыла ли его лавина? — Обследовать местность. Искать, — распорядился капитан и сам полез по завалу, глубоко утопая в снегу.

Нашли шапку Бекетова. Погиб? А может, еще живой? Лежит под снегом, ждет помощи. Надо спешить, искать. Послали на метеостанцию, чтобы вызвать альпинистов со спасательным снаряжением, и продолжали поиски своими силами, прощупывая каждый метр завала…

В клочья изорвав одежду, в кровь изранив руки и колени, Мукаш Бекетов полз все выше и выше, остервенело цепляясь за выступы скал. Он настигал убийцу. Тот был уже совсем близко. Он часто оглядывался на своего преследователя, и тогда лейтенант видел волчий оскал лица бандита.

Оба понимали — стрелять нельзя: выстрели — и снежная лавина накроет обоих.

Поняв, что уйти не удастся, убийца остановился на небольшой площадке. Тяжело дыша, пошел прямо на Бекетова. Они схватились врукопашную.

Мукаш вовремя увернулся, и тут же ударил противника в челюсть. Преступник упал и выронил пистолет. Бекетов еле держался на ногах — сказывалась нечеловеческая усталость после нескольких часов отчаянной погони. Но борьба была еще не окончена. Убийца поднялся и, шатаясь, направился к милиционеру. Обессилевшие и слабые, они молча сцепились, яростно нанося удары друг другу.

Мукаш слабел с каждой минутой. Опасаясь долгой борьбы, которой он мог не выдержать, Бекетов пошел на хитрость: собрав остатки своих сил, Мукаш притворился, что падает, и противник попался! Убийца опустил руки, торжествуя победу. Мгновение — и Бекетов выпрямился. Коротким боксерским «правым крюком» он ударил противника под ложечку. Убийца охнул и как сноп свалился на камни. Упал и Мукаш — он потерял сознание.

Очнулся Бекетов от холода. С тревогой поднял голову, но успокоился: преступник все еще лежал без сознания.

Мукаш связал ему руки, отдохнул и медленно поволок задержанного вниз.

Труден подъем, но еще труднее спуск с гор. Долго спускался Мукаш с круч и каменных уступов — счет времени он потерял давно. Голова кружилась, его мутило, глаза закрывались. Он часто терял сознание. Очнувшись, долго сидел у своей ноши, с трудом поднимался, и снова мучительно медленно шел вниз, надеясь дотянуть до жилья.

Но силы иссякали. Под вечер Мукаш упал у оголенного утеса, недалеко от завала и больше не поднялся. Здесь и нашла его альпинистская поисковая группа. Полузамерзший Бекетов лежал у каменной осыпи лицом в снег. Рядом возился преступник, пытаясь о кромку камня перетереть ремень, связывающий его руки.

…Два месяца провел лейтенант Мукаш Бекетов в госпитале и снова вернулся на свой пост.

К. СЕЛИНЕВИЧ

г. Алма-Ата.

Н. Шахов ЧЕЛОВЕК ТРУДНОЙ ПРОФЕССИИ

— Вам старшего оперуполномоченного? — переспросил дежурный горотдела милиции, вытираясь мокрым от пота платком. — Пройдите, пожалуйста, в одиннадцатый кабинет. Он там занимается.

…Июль в городе всегда знойный: дверь кабинета старшего оперуполномоченного открыта настежь.

За столом сидит казах в форме старшего лейтенанта милиции. Без труда можно догадаться, что это и есть Нурум. Знакомимся. После вежливых фраз о погоде, о том о сем начинается наш большой разговор с воспоминаниями о войне, о службе, о разных оперативных делах. Передо мной сидит обыкновенный, внешне мало чем отличающийся от других мужчина со спокойным лицом и добрым взглядом карих глаз. Кажется, ему не более сорока лет. И только седина в торчащих ежиком волосах выдает его возраст.

— Нурум, расскажите о себе, о своей работе.

— А что тут рассказывать? Ничего примечательного. Работа, как у всех…

Но ему, конечно, есть о чем рассказать, и разговор постепенно входит в нужное русло. Из пятидесяти лет своей жизни он двадцать пять на боевом посту.

Многое пришлось изведать Нуруму Сыдыкову, во всяких переплетах бывать. Особенно трудными были годы после Великой Отечественной войны, когда приходилось иметь дело с бандитами, орудовавшими в тылу, всякого рода расхитителями народного добра, мелкими и крупными жуликами. Трудность борьбы с ними заключалась в том, что зачастую они были вооружены огнестрельным или холодным оружием и действовали из-за угла. Нужно было иметь поистине крепкую волю, хладнокровие и выдержку, чтобы идти на вооруженного бандита, отдавая себе отчет в том, что он без боя в руки не дастся, и не зная, откуда он может напасть.

Трудное время прошло, война давно закончилась, но борьба с преступностью не прекратилась. В 1951 году коммуниста Сыдыкова перевели на оперативную работу. Он с энтузиазмом, с чекистской принципиальностью взялся за порученное дело.

Работнику органов ошибаться нельзя. Перед ним не только преступники, но прежде всего люди. И оперуполномоченный распутывает клубок упорно, настойчиво и верно. Не зря в милиции говорят:

— Нурум взялся за дело — порядок будет.

Был вечер выходного дня. В парке играла музыка. На танцплощадке кружились молодые пары. Те, кто постарше, сидели на скамейках или степенно разгуливали по аллеям. К звукам музыки примешивались оживленные разговоры, задорный смех. Так и тянуло туда, где отдыхали, веселились люди.

Прямо со смены в своей запыленной железнодорожной форме Михтарьянц завернул в парк. Хотелось после трудового дня подышать свежим воздухом, посмотреть на публику. И вдруг, словно вихрь, на него налетела группа молодых людей, оттеснила в угол. Завязалась драка. Вскрикнули девушки, шарахнулись в сторону зеваки. И как-то сразу угол опустел. На полу лишь остался лежать окровавленный железнодорожник.

На шум поспешили дежурившие в парке работники милиции. Один из них наклонился над лежащим:

— Мертв.

— Кто присутствовал при драке? — обратился сотрудник милиции к окружающим.

— Все присутствовали, — раздалось в ответ несколько голосов.

— А дрался кто?

— Какие-то ребята свалку устроили, а потом удрали…

Подъехал «газик» из горотдела. Начались поиски преступников. И сразу неожиданность — возле фонтана задержали двух парней в чистеньких костюмах, державших под мышками какие-то рубашки. Развернули — рубашки в крови. Задержанного Капустникова и его товарища доставили в горотдел милиции.

— Вы убили человека?

— Что вы нам приписываете? Понятия не имеем.

— Откуда на рубашках кровь?

— Подрались.

— На танцплощадке?

— Мы там и не были. В углу парка на нас налетели какие-то парни, носы нам поразбивали и скрылись. Пришлось умываться у фонтана и переодеваться. А тех парней мы даже и не знаем.

— А откуда у вас чистая одежда взялась?

— Э… Сестренка принесла… мы рядом живем.

«Сомнительно все это, — подумал дежурный. — Да и отвечают что-то торопливо, и бледные какие…» Но результата этот разговор не дал никакого. Дело было передано старшему оперуполномоченному Сыдыкову. Началась кропотливая работа.

Вторичные допросы подозреваемых ничего не дали. Они слово в слово повторяли свои показания на предварительном следствии. Не приносили результата и очные ставки.

Следствие затягивалось. И Нурум, быть может, впервые в жизни начал сомневаться в своих способностях. «Может быть, действительно, произошло все так, как рассказывают, и ребята ни в чем не виновны? — размышлял он. — Возможно, настоящие преступники скрылись, а мы от этих добиваемся чего-то… Конечно, прямых улик против них нет…»

— Как со следствием? — спрашивали Сыдыкова начальник горотдела милиции и руководители управления охраны общественного порядка.

— Подождем результатов судебно-медицинской экспертизы, — хмуро отвечал он.

И Нурум не ошибся. Вот и заключение экспертов: кровь на рубашках, изъятых у задержанных, и кровь убитого одна и та же. Остановившимся взглядом уперся в эту бумажку убийца и не слышит вопроса следователя.

— Что теперь скажете, Капустников?

А потом после обычной истерики и злобного плача признался.

— Да, Михтарьянца зарезали мы с товарищами. Я имел с ним личные счеты…

Одно время в городе участились случаи воровства и ограбления граждан. Причем преступления совершались примерно одинаковыми методами: кражи — посредством подкопа стен или взломов замков на дверях, а с прохожих либо снимали часы, либо отбирали деньги.

Пострадавшие твердили одно: грабителей было четверо, молодые люди. Но кто эти злоумышленники, узнать не представлялось возможным. Ограбленные о них ничего ясного сказать не могли.

— Налетели в темном месте, ограбили и быстро разбежались. В лицо никого не заметила, — жаловалась очередная жертва.

Но вот заявление от гражданки Коровиной.

— Одного негодяя я узнала. Валериком звать. Недалеко от нас живет.

Задержали Валерика. При обыске у него в квартире нашли часть вещей потерпевших. Недолго он запирался, назвал компаньонов: Юрия, братьев Геннадия и Виктора.

Следствие по делу грабительской шайки и на этот раз было поручено Нуруму Сыдыкову. Много хлопот доставили ему преступники. Если Валерик сравнительно легко сознался в грабежах и воровстве, то с другими обстояло несколько иначе: они отрицали свое участие в шайке.

— Где вы были такого-то числа в одиннадцатом часу вечера? — допытывался Нурум у Виктора.

— Дома.

— А ваш брат?

— Не знаю. Гулял где-то.

Проверили показания, выяснили, что дома его в тот вечер не было. Снова допрос. Но и он дал мало утешительного. Разоблачение братьев затруднялось еще и тем, что при обыске их квартиры не было найдено существенных вещественных доказательств.

— В показаниях путаются, — докладывал Нурум начальнику горотдела. И после минутного колебания: — Прошу произвести в их доме повторный обыск.

Результат обыска превзошел все ожидания. В потайной яме во дворе были обнаружены многие вещи, выкраденные из складов и магазинов, силой отобранные у граждан. И когда на очередном допросе Виктор продолжал все отрицать, ему были предъявлены вещественные доказательства.

— Где вы это взяли? — в упор спросил следователь.

Дернулся, вздрогнули красные веки и нехотя начал рассказывать. Признались в грабежах и остальные.

Наш разговор продолжается.

— А скажите, что вам больше всего помогает в работе?

Нурум улыбается:

— Трудно сказать. Но, быть может, и опыт. Тот, военный.

Глаза его темнеют. Память, суровая память войны, возвращает нас в сорок первый, в Брестскую крепость…

В тот день Нурума разбудил гул моторов и взрывов. Немецкие самолеты прошли над городом и, развернувшись, стали снижаться к крепости. Боец разглядел на фюзеляже черные кресты. Тревогой обожгло сердце. «Это не провокация, а война!» — подумал про себя Сыдыков.

Заработали наши зенитки. Их снаряды рвались около «юнкерсов», образуя белые кучевые облака. Наконец, головной самолет задымил и, объятый пламенем, пошел книзу. Он где-то исчез в лесу. Боевой строй «юнкерсов» дрогнул. Фашистские летчики начали в беспорядке сбрасывать на крепость бомбы. Взрывы следовали один за другим.

С лихорадочной поспешностью просыпался палаточный городок.

Пулеметному расчету Сыдыкова было приказано выставить станковый пулемет на стыке двух рот.

А вот вновь немецкие самолеты. Бойцы выдержали жестокую бомбежку. И когда вслед за этим на дороге показалась конная разведка и мотоколонна противника, их встретили пулеметными очередями в упор. К ротам Шиканова примкнула и группа пограничников, отходивших с ближайшей заставы. Вместе с ними пулеметчики весь день вели бой, прикрывая отступление наших войск, а вечером сами начали двигаться на восток.

Но уже в тылу была танковая колонна немцев, и бойцы оказались отрезанными от фронта.

Первую военную ночь они провели в лесу у деревни Франополь. Под командованием лейтенанта Шиканова оказалось всего 250 человек — и свои, и присоединившиеся к отряду из других частей.

В ту ночь Шиканов дважды приказывал обследовать московскую шоссейную дорогу. Он хотел увести отряд в Беловежскую пущу. Но каждый раз разведчики докладывали, что по дороге движутся большие колонны вражеских солдат и танков.

Попытались пробиться из окружения, но, потеряв несколько человек, снова отступили. Только на следующую ночь удалось форсировать шоссе, когда движение вражеских войск немного ослабло.

Отряд Шиканова находился в густом Старосельском лесу Жабинского района Брестской области.

Вскоре началось формирование партизанского отряда. Для этой цели было созвано партийное собрание с участием комсомольцев и активистов, на котором с пламенной речью выступил лейтенант Шиканов.

— Мы решили создать партизанский отряд. Каждый должен подумать, готов ли он к тому, что придется вынести. Жизнь партизанская будет полна большого риска. В тылу врага всякое может случиться. В нашем отряде должны быть крепкие люди, сильные духом.

Так был организован один из первых партизанских отрядов в Белоруссии.

Круглолицый, необычайно подвижный и ловкий казах Нурум Сыдыков соединял в своем характере лучшие качества солдата — бесстрашие и решительность, большую выносливость и неистощимый запас оптимизма. Его лицо всегда улыбалось и только в бою, когда Нурум сжимал приклад винтовки или пулемета, оно становилось злым и жестким, и узкие глаза с зоркостью степного охотника ловили в прорезь прицела зеленые фигуры гитлеровских солдат. Во все остальное время он был неизменно весел, умел поднимать настроение партизан даже в дни поражений и неудач.

Нурум был назначен командиром пулеметного отделения, а потом — взвода.

В партизанской землянке тускло горела лампа. Командир отряда пишет короткий и лаконичный отчет.

Зимним вечером 1942 года участвовал Сыдыков в очередной операции. В результате — 15 пленных полицаев и большие запасы продовольствия, розданные населению.

Вскоре собрался народ.

— Берите, берите, товарищи! Побольше! Это добро народное, оно и должно достаться народу, — улыбаясь, говорил Сыдыков.

После этой операции в окружающих деревнях разнеслась весть о разгроме гитлеровского гарнизона в Радованичах. Среди населения шла молва о том, что советские части скоро предпримут наступление на другие села.

Так проносились боевые будни отряда.

К лету 1942 года в нем было более 250 человек.

В июле 1942 года отряд принял около города Ковеля неравный бой с численно превосходящими силами противника. Против тридцати партизан был направлен большой карательный отряд автоматчиков. После длительного кровопролитного сражения партизаны с боями отошли в лес.

У местечка Мокраны на Ковельской шоссейной дороге народные мстители устроили засаду. Операцией руководил командир отделения Сыдыков. Десять грузовых автомашин с небольшим интервалом двигались по дороге. В кузовах сидели вражеские солдаты. По сигналу Шиканова партизаны со всех сторон открыли ураганный пулеметный огонь. Более ста гитлеровцев нашли могилу на советской земле. Девять машин были подожжены. Операция эта длилась не более двух часов. На одну из уцелевших машин партизаны погрузили многочисленные трофеи и начали отходить в лес. В этом бою отличились Нурум Сыдыков, Хамид Смагулов, Фаина Тронкина, Мария Прошина и другие.

Узнав о дерзком налете, гитлеровские каратели против небольшого отряда послали полк автоматчиков. Началось преследование. На одном из участков партизаны были прижаты к реке. Положение было критическим. Форсировать реку было не на чем. И тогда боец Смагулов вместе с Сыдыковым пригнали с противоположной стороны паром и организовали быструю переправу партизан.

К этому времени в отряде насчитывалось более 600 человек, несколько орудий, минометы. Отряд стал громоздким и плохо управляемым. Было решено разбить его на два самостоятельных отряда. Причем один из них стал называться партизанским отрядом имени погибшего героя Чернака. Командиром этого отряда стал Рамазан Козырев. Командиром первой роты и заместителем командира этого отряда был назначен Нурум Сыдыков.

Нурум был в командирской землянке, когда из штаба Брестского партизанского соединения сообщили, что 22—23 июля 1943 года в Старосельское направляется карательный отряд численностью в 300 человек с целью забрать выращенный урожай и уничтожить партизанский отряд. Разведчики сообщили, что со стороны шоссейной дороги дозорные посты обнаружили группу гитлеровцев в двадцать человек, которая продвигается вдоль лесной опушки.

Обо всем этом командир роты Сыдыков доложил Козыреву, начальнику штаба Хомичу и спросил:

— Что предпринять, товарищ командир?

— «Усильте боевое охранение вдоль шоссейной дороги. Ведите за противником наблюдение. Это, вероятно, разведка гитлеровцев. Если они будут углубляться в сторону лагеря, уничтожить, — сказал Козырев и тут же распорядился сообщить об опасности командирам соседних партизанских отрядов.

— Встречать есть чем. Давайте будем обдумывать, как встречать.

Сыдыков изложил свой план отражения атак карателей.

— Мой план состоит в том, чтобы совместными усилиями с другими ротами нанести удар по врагу еще на подступах к селу из засады. Гитлеровцы, очевидно, попытаются окружить нас и уничтожить в котле, — сказал он.

…На правом фланге, где держала оборону 2-я рота, слышалась бешеная пальба. Она ни на минуту не утихала. Там шел жаркий бой. Но вот кто-то крикнул: «Идут!»

— Приготовиться к бою! Стрелять только по моей команде! — распорядился Нурум.

Появились автоматчики. В темноте их мундиры сливаются с зеленью кустов. Партизаны замерли в ожидании команды. Пулеметчик Гриша Юрко плотно прижался к «максиму» и смотрит через щит на движущиеся фигуры карателей. Гитлеровцы уже в ста метрах. Слышна их речь. Сыдыков дает команду:

— По фашистам огонь!

Ливень свинца обрушивается на карателей. Видно, как они падают от метких пулеметных и автоматных очередей. Дрогнули цепи фашистов, откатываются назад.

— Вперед! — раздается команда ротного.

Партизаны, прижимаясь к деревьям, поливая автоматным и пулеметным огнем бегущих карателей, мелкими перебежками ринулись вперед. Сыдыков настолько увлекся боем, что не заметил, как к нему подошел связной.

— Товарищ Сыдыков! Я от командира отряда. Он велел передать, что на левом фланге все атаки карателей отбиты, враг откатывается назад, убито двое партизан и двое ранено. Командир просил узнать, какие будут донесения, — сказал связной.

— Передайте командиру: будем бить фашистов до полного разгрома, — сказал Сыдыков.

— Сейчас каратели пойдут в атаку. Приготовиться! — отдал команду Нурум.

Со свистом пролетели мины над головой и разорвались недалеко от пулеметного расчета.

Бой шел четыре часа. Были убито более пятидесяти фашистов. Партизаны устали, но, окрыленные победой, бодро шагали по лесным тропам. Тихо стало в лесу, только по-прежнему шумели сосны — немые свидетели жаркого боя.

Скупые донесения о боевых действиях партизанского отряда имени Чернака сохранились до наших дней. Вот несколько из них:

А всего рота Н. Сыдыкова пустила под откос 82 вражеских эшелона.

Наш разговор продолжается. Он насыщен военными фактами и эпизодами, скупыми рассказами о мирных буднях, где продолжается борьба с темным миром корысти и насилия, где бывшему солдату по-прежнему нужна военная интуиция и психологическое мастерство.

Я слушаю этого человека и по-хорошему завидую трудной и интересной профессии, проверенной и подтвержденной всей его честной и настоящей жизнью.

Н. ШАХОВ.

г. Алма-Ата.