Синий мир. (Сборник)

ГЛАВА 1

...Вечером, когда солнце, наконец, пробилось сквозь тяжелые, черные тучи, замок Джанейл был взят приступом после изнурительной осады.

Его обитатели понимали, что им не устоять перед полчищами нападавших, и каждый мужественно готовился отдать свой последний долг. Каждый делал это, как мог: кое-кто попросту игнорировал приближающуюся смерть и спокойно занимался своими обязанностями; большинство же готовилось к последней схватке, проверяя и перепроверяя свое оружие, которого, по счастью, было в изобилии. Некоторые украдкой молились, подготавливая свой дух к переходу в иной мир.

Погибли все. Не пощадили даже Фанов и пейзанов, дремавших в стойлах. Лишь птицы, обладающие первичным разумом, и поэтому не знакомые с понятиями чести, в самом начале боя покинули насиженные места и, хриплыми голосами выкрикивая оскорбления, тяжело потянулись на восток, к Хагедорну, последнему замку на земле.

* * *

Мекки, воинственное племя низкорослых широкогрудых людей, появилось в окрестностях Джанейл а месяца четыре назад. Весь их вид, даже гортанный низкий говор, говорил о примитивном уровне развития. Неопрятные, кое-как сшитые одежды свидетельствовали о совершенно не развитых вкусах, а великолепные мышцы, грубая задубевшая кожа и тяжелое вооружение — о воинственном образе жизни племени.

Впервые их заметили в парке, окружавшем Джанейл. Практически все население замка с балконов, прогулочных площадок, парапетов и валов заинтересованно разглядывало угрюмых воинов, мужеподобных женщин, издалека практически ничем не отличавшихся от мужчин, и изредка появлявшихся шустрых как ящерицы подростков. При этом чувства, испытываемые обитателями замка, были весьма разные — любопытство, презрение, тревога, ожидание перемен... Трезво оценить обстановку не сумел никто — слишком устоявшейся была жизнь в замке, уже более трех столетий не знавшим войн.

Организовать подобающую оборону не представлялось возможным, но жители, вместе со своим хозяином — милордом Энгреймом, не очень беспокоились. В замке было достаточно оружия, как старинного, почти забытого, так и современного, но все это оружие пылилось на огромных складах и украшало стены залов замка. До сих пор Джанейл считался неприступной крепостью. Практически весь замок, за исключением внешнего фасада, находился в толще огромной горы и, по преданию, имел несколько тайных ходов, в настоящее время совершенно забытых. Внешние стены, высотой в две сотни футов были отлиты из расплавленного скального камня, заливавшегося в объемные сетчатые ячейки, сработанные из особо прочного и упругого металла под названием эйтейл. Секрет этого металла был также давно забыт.

Солнечные батареи вырабатывали достаточно энергии; источник воды находился в дальней части замка, рядом с огромной кухней; еда в случае необходимости, так же, как сироп для птиц, пейзанов и фанов, синтезировалась из углекислого газа и водяных паров. Таким образом, Джанейл мог обеспечивать потребности обитателей сколь угодно долго.

Слабым местом замка являлась возможность поломки машин, производящих пищу, тепло и свет. Они были придуманы и построены много столетий назад загадочным народом, исчезнувшим неизвестно куда, и, хотя в библиотеке замка сохранились чертежи, полностью разобраться в поясняющих записях не мог никто.

Однако жители, привыкшие к спокойной размеренной жизни, не особенно волновались по этому поводу. Они жили в свое удовольствие.

Днем джентльмены стреляли с парапетов из бластеров и охотничьих винтовок, а мишенями для них были мекки. По вечерам и ночью особо рьяные охотники брали в руки устройства, которые прозвали «радугометы», и пытались подстрелить какого-нибудь зазевавшегося мекка. В случае попадания плоть жертвы окутывалась радужным ореолом и растворялась в воздухе. Это доставляло огромное наслаждение охотникам.

Никто из жителей не задавал себе вопроса, почему мекки не уходят, чего они ждут. Жители просто не могли допустить мысли о нападении.

Но однажды мекки попытались штурмовать замок. Когда зашло солнце, они подтянули к замку источники энергии, огромные землеройные машины с гибкими и прочными ковшами, и начали возводить вал вокруг замка. Жители наблюдали за работой, не понимая конечной цели, пока высота вала не достигла пятидесяти футов.

Только тогда, наконец, стал проясняться зловещий замысел мекков, и надменность осажденных сменилась тягостными предчувствиями. Но и тут ни интуиция, ни какое-либо другое чувство не подсказало им, что делать.

Джентльмены замка как один были эрудитами и полиглотами, но, к сожалению, специалиста в военном деле среди них не нашлось.

В стены замка было встроено разнообразное оружие и другие приспособления, о назначении которых жители ничего не знали. Они попытались привести в боевое состояние излучатель, действие которого было красочно изображено на одном из гобеленов, украшавших парадную залу, но что-то в нем так и не заработало. Вместо бледного конуса смертоносного излучения, разрушающего все на своем пути, из фокуса излучателя вырвался сгусток темно-красного пламени а на пульте управления зажегся фиолетовый контрольный сигнал.

Уоррик Маденси Арбан — главный архивариус замка — не выходил из библиотеки, пытаясь разобраться в чертежах и пояснениях, но все было тщетно. Названия и понятия, указанные в манускриптах, ничего не объясняли ему. Настроить излучатель так и не получилось.

Благородные жители Джанейла с волнением следили, как изо дня в день все выше становится вал, опоясывающий замок наподобие вулканического кратера.

Лето было на исходе, когда земляной гребень достиг парапета, и грязь стала засыпать улицы и дворы. Было очевидно: еще немного — и она погребет под собой весь замок.

Именно тогда несколько юных офицеров в героическом порыве бросились вверх по насыпи в атаку, под дождем камней и стрел, которыми их осыпали мекки. Некоторым из них удалось достигнуть гребня, где разразилась свирепая схватка. Она продолжалась всего минут пятнадцать, но земля успела стать бурой от крови.

В ответ мекки вывели на дистанцию поражения несколько непонятных машин, укрепили их на вершине рва, и на территорию замка устремилась неизвестная жидкость, которая растворила в себе все живое.

Джанейл, семь веков служивший пристанищем для галантных джентльменов и грациозных дам, был превращен в руины.

* * *

Мекк, помещенный в качестве музейного экспоната в витрину, представлял собой человекоподобное существо с планеты Этамин. Его ржаво-бронзового цвета кожа лоснилась, будто натертая воском. Шипы, торчавшие из затылка, были покрыты медно-хромовой пленкой, органы чувств располагались в специальных наростах на черепе, там, где у человека находятся уши. Лицо было морщи-нистым, как обнаженные мозги — нетрудно испугаться, встретив такого «красавца» в темном коридоре подуровня. Рот меккам заменяла узкая вертикальная щель, под кожей плеч был приживлен мешок для сиропа. Его естественные органы пищеварения, предназначенные для выделения полезных веществ из болотной травы, полностью атрофировались.

Таков был мекк — существо, во многом превосходящее человека благодаря способности принимать радиоволны.

Многие крупные ученые, в том числе Д. Р. Джардин из Утросветного и Салонсон из Туанга, считали мекков покорными и флегматичными, но глубокомудрый Клагорн из замка Хагедорн придерживался иного мнения.

Эмоции мекков, доказывал он, нельзя сравнивать с человеческими, ибо природа их совершенно другого свойства. После долгих и тщательных исследований ему удалось выделить и описать около дюжины специфических эмоциональных состояний у испытуемых. Эти сведения опровергали широко распространенное мнение о скудости внутреннего мира мекков.

Несмотря на это, бунт оказался полной неожиданностью как для ученых, так и для остальных.

— Почему? — спрашивал себя каждый, — как могли они, столь послушные и работящие, задумать и привести в исполнение этот ужасный план?

Самая разумная гипотеза была одновременно и самой простой: мекки давно ненавидят людей, насильно изгнавших их из естественной среды обитания. Но, возражали другие, это не объяснение, это проекция человеческого мышления на существо негуманоидного типа. Точно так же можно предположить, что они пылают благодарностью к землянам, вызволившим их из суровых условий Этамина.

— Абсурдно приписывать полуживотным такие тонкие чувства! — возражали первые.

— Наше предположение ничуть не абсурднее вашего! — парировали вторые.

Как видите, научные споры по этому поводу зашли в тупик.

ГЛАВА 2

Замок Хагедорн, стоявший на вершине черной диоритовой скалы, являлся естественной доминантой, протянувшейся далеко к югу долины. Более величественный, чем Джанейл, он был защищен трехсотфутовой стеной, имевшей почти милю в поперечнике. Зубцы стен возвышались в девяти сотнях футов над долиной, башни и наблюдательные вышки уходили за облака. Две стороны скалы — восточная и западная — почти отвесно спускались в долину, на северном и южных склонах были устроены террасы, где росли виноград, персики и артишоки. В замок вела широкая дорога, спиралью обегавшая скалу и подходившая к центральной площади. На противоположной ее стороне находилась Большая ротонда. Справа и слева располагались жилые кварталы, они давали приют двадцати восьми семьям.

На месте центральной площади стоял раньше старый замок, построенный в честь возвращения на Землю. Хагедорн Десятый разрушил его и, собрав целую армию пейзанов и мекков, возвел новый. С этого времени начиналась родовая история Двадцати Восьми Семей, насчитывавшая уже пять веков. Однако под площадью остались три уровня: на самом дне — стойла и ангары, потом — мастерские и жилища мекков, и, наконец, разнообразные склады — продовольственные, оружейные и прочие, — но это лишь то, о чем было известно. Сети ходов и галерей, скрытые от посторонних глаз, разветвляясь, уходили далеко от площади. И лишь несколько тщательно сделанных карт способствовали возможности нахождения тоннелей. Но где хранятся эти карты, не знал никто.

Ныне замком правил Хагедорн Двадцать Шестой по имени Клагорн Овервельский. Его избрание явилось сюрпризом для подданных, так как О. С. Чарли (а именно таково было его подлинное имя) ничем особенным не отличался. Многие джентльмены превосходили его элегантностью, обаянием, эрудицией. Он был хорошо сложен, имел овальное лицо с коротким, прямым носом и серыми глазами. Выражение лица у него было рассеянное или, как язвили недруги, «потустороннее». Но стоило ему слегка опустить веки и нахмурить густые, светлые брови, как лицо сразу становилось упрямым и жестоким.

Должность эта, хотя и не давала большой власти, делала его, тем не менее, очень влиятельным лицом. Многое зависело в замке от поведения джентльмена, носившего имя «Хагедорн», поэтому избрание его являлось важным событием. Здесь сталкивались интересы различных кланов. Кандидатов на эту должность обсуждали с безжалостной откровенностью, находя у каждого немало изъянов, и нередко во время выборов старые друзья становились заклятыми врагами, множились ряды недругов, рушились репутации.

Выбор Чарли Овервельского был своеобразным компромиссом в споре нескольких кланов за обладание титулом. Двое представителей других кланов, которых обошел Чарли, были людьми в высшей степени порядочными и уважаемыми, но отличались крайними взглядами на принятый в замке образ жизни. Одним из них был многосторонне одаренный Гарр из семьи Замбелдов. Он обладал традиционным для хагедорнского джентльмена набором добродетелей: великолепно разбирался в достоинствах древних ароматических жидкостей, одевался с безукоризненным вкусом, умело прикалывая неизменную овервельскую бутоньерку (ни разу в жизни она не сползла у него набок).

Беззаботность сочеталась в нем с безукоризненной честностью, речь блистала изысканными оборотами и изощренными аллюзиями. Остроумие было его характернейшей чертой он мог часами цитировать выдающиеся литературные произведения. Кроме того, он в совершенстве владел игрой на девятиструнной лютне и участвовал поэтому в представлениях из Времен Древних Рыцарей. Разбирался он также и в антиквариате, рассуждал как знаток на темы истории древних времен. Его талант полководца не имел равных в Хагедорне, лишь Магдах из Делора мог бы, пожалуй, поспорить с ним. Что же касается недостатков, то их было совсем немного: педантичность, язвительность и резкость суждений, переходящая подчас в жестокость. Никто бы не назвал Гарра нерешительным, его личное мужество не вызывало и тени сомнения. Два года назад, когда отряд бродяг вторгся в Люцерновую долину, убивая пейзанов и уводя скот, Гарр сформировал команду мекков, погрузил их на дюжину крал лов и отправился в погоню. Настигнув кочевников у реки Дрен, он дал бой, во время которого проявил недюжинную смелость и упорство. Бой завершился разгромом бродяг. Они бежали, бросив на поле боя двадцать семь трупов. Потери мекков составляли всего лишь двадцать голов.

Противником Гарра на выборах был старейшина семьи Клагорнов, человек весьма светский, искушенный в тонкостях закулисной жизни замка. Он тоже обладал глубокими познаниями, хотя и не такими разнообразными, как его соперник Гарр. Интересовался он, в основном, мекками, их психологией, языком и обычаями. Его рассуждения были не столь красивы, зато основательны. Речь отличалась простотой и ясностью. Он не держал фанов, в то время как четыре Воздушные Грации благородного Гарра служили лучшим украшением представлений из Времен Древних Рыцарей. Но главное, — джентльмены эти резко отличались друг от друга взглядами на жизнь.

Гарр был стойким традиционалистом, настоящим сыном своего времени, без каких-либо сомнений исповедующим все его догматы. Никогда не приходила к нему мысль о том, что следует как-то изменить условия, позволявшие жить в роскоши и безделье горстке избранных джентльменов.

Клагорн же, напротив, нередко выражал свое недовольство общим стилем жизни в замке и бывал при этом так убедителен, что оппоненты отказывались слушать, чтобы не лишиться хорошего расположения духа. Но тайное недовольство витало в воздухе, и у Клагорна находилось немало сторонников.

Когда же пришла пора подводить итоги выборов, обнаружилось, что ни тот, ни другой не сумели обеспечить себе большинства голосов. Пост, в конце концов, был отдан джентльмену, совершенно не готовому к такому обороту; несомненно, достойному, но лишенному выдающихся способностей; благородному, но не обладающему быстрым умом, — одним словом, Чарли Клагорну, ныне новому Хагедорну.

Шесть месяцев спустя, перед рассветом, мекки замка Хагедорн покинули жилища и ушли, угнав в собой всех крал лов, забрав инструменты и электроприборы. То же самое происходило одновременно во всех восьми замках. Только совсем недалекие в понимании происходящего жители так и не поняли, что это был хорошо продуманный и блестяще выполненный замысел, направляемый чьей-то опытной невидимой рукой.

Сначала этому никто не поверил, затем джентльмены пришли в негодование, которое, по зрелом размышлении, сменилось тревогой и мрачными прогнозами.

Сам Хагедорн, предводители кланов и некоторые особо уважаемые джентльмены собрались на Совет в отведенной для особо важных заседаний зале. Они сидели за столом, покрытым красным бархатом: во главе — Хагедорн, слева — Ксантен и Иссет, справа — Аури и Беандры, и дальше все остальные, включая Бернала — выдающегося математика, Виаса — знатока истории и древностей, Гарра, Линуса и других.

В течение десяти минут все сидели молча, собираясь с мыслями и выполняя особую процедуру психической аккомодации, называемую «интранс».

Первым взял слово Хагедорн:

— Наш замок внезапно лишился всех мекков. Вряд ли стоит говорить, как это неудобно для нас. Это недоразумение должно быть устранено, чем быстрее, тем лучше. Думаю, с этим согласятся все присутствующие. — Он обвел взглядом сидящих за столом.

Все выложили перед собой пластинки из кости, означавшие согласие. Все, кроме Клагорна. Но он не поставил ее на ребро, в знак протеста. Иссет, седоволосый и величественный, несмотря на преклонный возраст, веско произнес:

— Не вижу причин откладывать карательную экспедицию. Конечно, пейзаны не слишком для этого годятся, но, поскольку другого выхода нет, мы должны их экипировать, вооружить и дать им хорошего командира. Гарр или Ксантен прекрасно справятся с этой ролью. Найти убежище мекков нам помогут птицы. Отыскав, мы зададим негодным хорошую трепку и силой вернем обратно.

Ксантен, самый молодой из предводителей — ему недавно исполнилось тридцать пять — и известный всем как сорвиголова, выразил сомнение:

— Не думаю, что пейзаны сумеют одолеть мекков, как бы хорошо они ни были вооружены.

Он был, к сожалению, прав. Пейзаны, маленькие андроморфы, были по природе своей непригодны к насилию.

Суровое молчание воцарилось за столом. Первым его нарушил Гарр:

— Эти мерзавцы похитили наших краллов, иначе я не устоял бы перед соблазном догнать их и хлыстом вернуть домой.

— Не могу понять, — размышлял вслух Хагедорн, — где мекки собираются брать питательный сироп. Конечно, они взяли с собой сколько могли, но ведь любой запас рано или поздно иссякнет, и им грозит голодная смерть.

— Скажите, Клагорн, смогут они снова вернуться к естественной пище — кажется, это была болотная грязь?

— Нет, — отвечал тот, — пищеварительные органы взрослых особей безнадежно атрофированы, выживут в этом случае только детеныши.

Следует напомнить читателю, что перед ним — только документальный перевод, не сохранивший всей яркости и выразительности языка оригинала. Многие из слов не имеют сегодня эквивалентов. Например, «скиркловать», что означает совершать беспорядочное бегство, сопровождаемое подергиванием и трепетанием. «Волить» — шутки ради, без больших усилий, перекраивать материю (в философском значении слова) на молекулярном уровне. В переносном смысле — обладать неограниченными возможностями, преодолевать без труда любые препятствия. «Радельбоги» — полуразумные обитатели Этамина-6, завезенные на Землю и обученные исполнять обязанности садовников и строителей. Впоследствии они с позором были возвращены на родину из-за некоторых отвратительных привычек, от которых они не желали избавляться.

Реплика Гарра в оригинале звучала так: «Если бы имелись в наличии краллы, я бы волил погоню с хлыстом в руках и заскиркловал бы этих радельбогов домой!»

— Этого я и опасался. — Чтобы скрыть растерянность, Хагедорн хмуро уставился на свои сцепленные пальцы. Одетый в голубую одежду клана Беандров джентльмен показался в дверях и, остановившись, отсалютовал присутствующим правой рукой.

Хагедорн поднялся ему навстречу из-за стола.

— Проходи, благородный Робарт, расскажи, какие новости. — Салют обозначал вестника.

— Получено сообщение из Безмятежного. Их атаковали мекки. Они подожгли постройки и истребили жителей. Радиосвязь прервалась минуту назад.

Люди за столом засуетились, многие вскочили с мест.

— Истребили? — прохрипел Клагорн.

— Без сомнений. Безмятежного больше не существует.

Клагорн сел и молча уставился в пространство. Все вокруг живо обсуждали жуткую новость, слышались крики ярости.

Хагедорн призвал Совет к порядку.

— Несомненно, положение крайне опасное. Возможно, это один из самых тяжелых моментов нашей истории. Должен признаться, что не могу пока предложить ничего конкретного.

— А как остальные замки? Надеюсь, они в безопасности? — спросил Овернел.

Хагедорн повернулся к Робарту:

— Будьте добры, свяжитесь по радио с остальными замками и выясните их положение.

— Другие замки укреплены не лучше Безмятежного — Делора, Морской остров, Маравал. Особенно уязвим Маравал.

Тут заговорил Клагорн:

— Леди и джентльмены из этих замков должны укрыться у нас или в Джанейле, пока бунт не будет подавлен.

Остальные посмотрели на него с удивлением, а Гарр язвительно поинтересовался:

— Представляете ли вы себе благородных жителей замков, бегущих в страхе от невежественных и тупоумных слуг?

— Вполне, ибо иначе они погибнут, — вежливо отвечал Клагорн.

Джентльмен позднего периода средних столетий, Клагорн был коренаст, силен, в волосах пробивалась седина, а в глазах его светилась большая внутренняя сила.

— Не спорю, бегство наносит некоторый ущерб достоинству, — продолжал он. — И если благородный Гарр может предложить нам лучший способ спасения, я буду рад поучиться. Боюсь, это небесполезная трата времени, случай воспользоваться им скоро представится.

Прежде чем Гарр успел что-либо ответить, вмешался Хагедорн:

— Давайте не будем отклоняться в сторону. Сознаюсь, я не представляю, чем все это может кончиться. Мекки, оказывается, способны убивать. Как после такого мы сможем пустить их в наши дома? Но без них нам придется туго, до тех пор, пока мы не подготовим новых механиков.

— Корабли! — воскликнул вдруг Ксантен. — Нужно заняться ими немедленно.

— Что это значит? — спросил Беандри, джентльмен с лицом, как бы высеченным из камня. — Что вы понимаете под словом «заняться»?

— Их нужно спасать от мекков, что же еще?! Только они связывают нас с обитаемыми Мирами. Если мекки задумали нас истребить, то в первую очередь они разрушат корабли.

— Может быть, вы лично отправитесь с отрядом пейзан к ангарам и возьмете корабли под надежный контроль? — презрительно поинтересовался Гарр.

— А как вы представляете себе сражение при поддержке пейзан? Разумнее будет, если я проберусь к ангарам и разведаю обстановку. А тем временем вы и другие джентльмены, имеющие военный опыт, попробуете организовать пейзанскую милицию.

— Я бы предпочел подождать до полного выяснения обстановки, чтобы использовать свои знания с максимальной пользой, — ответил Гарр. — Если же вы считаете для себя приемлемым подглядывать за мекками, то, ради Бога, действуйте, не смущайтесь!

Оба джентльмена скрестили пылающие взгляды.

Год назад их вражда едва не завершилась дуэлью. Ксантен, высокий, гибкий, утонченного склада, был наделен разнообразными способностями, но чересчур легкомыслен для идеального джентльмена. Традиционалисты считали его непоследовательным и безвольным — не лучшие качества для предводителя клана.

Ответ Ксантена был безукоризненно вежлив:

— Буду рад выполнить то, что необходимо. Поскольку медлить нельзя, я покину вас сейчас же. Надеюсь вернуться завтра и доставить нужные сведения. — Он отвесил церемонный поклон Хагедорну, отсалютовал Совету и вышел.

ГЛАВА 3

В первую очередь Ксантен направился в жилище Семьи Эследанов, где занимал покои на восемнадцатом уровне. Четыре комнаты были меблированы в стиле Пятой династии, названном так в соответствии с эпохой в истории Обитаемых Миров Альтаира, откуда человек вернулся на Землю. Араминта, спутница жизни Ксантена, благородная леди из семьи Онвейнов, отправилась куда-то по делам, что вполне устраивало Ксантена. Иначе она просто замучила бы его глупыми вопросами. Араминта не верила ему ни на йоту, всегда и во всем подозревая любовные интриги.

Как и любая женщина, она искала в своем мужчине именно то, чем грешила сама. Честно говоря, он уже подустал, да и она не пылала к нему страстью — звание супруги Ксантена не способствовало ее успеху в обществе в той мере, как она рассчитывала. У Араминты была дочь от прежнего спутника, и если бы появился ребенок, он был бы приписан Ксантену, после чего тот лишался права иметь еще детей.

Численность населения в Хагедорне строго контролировалась. Каждому джентльмену и каждой леди разрешалось иметь только одного ребенка. Если же это правило нарушалось, то ребенка отдавали кому-нибудь из бездетных жителей, согласных принять его, или вверяли заботе Искупающих.

Ксантен сбросил желтое одеяние, в котором был на Совете, и с помощью слуги-пейзана облачился в охотничьи брюки с кантом, черную куртку и черные сапоги. В сумку он сложил оружие: боевой нож с волнистым голубоватым лезвием и миниатюрный ручной бластер ближнего боя.

Покидая свое жилище, он вызвал лифт и спустился на первый уровень, в оружейную. Раньше его встретил бы здесь мекк-служитель, теперь же Ксантен был вынужден, сдерживая отвращение, сам зайти за прилавок и начать рыться в ящиках. Мекки забрали с собой почти все: спортивные винтовки, бластеры, боевые винтовки дальнего поражения, дезинтеграторы, распылители и даже радугометы. Ему удалось разыскать стальной хлыст-пращу, пару запасных батарей для бластера и несколько кумулятивных гранат. Кроме того, он запасся мощным монокуляром.

Вернувшись в лифту, он поднялся наверх, размышляя по дороге о тяжелых временах, которые наступят, когда подъемник выйдет из строя. Но представив, в какую ярость придут традиционалисты вроде Беандри, он усмехнулся. Нет, настоящие события еще впереди!

Выйдя из лифта на верхнем уровне, он пересек стенной парапет и вошел в радиорубку. Обычно здесь сидели три мекка-оператора, соединенные шлангами с аппаратурой, и записывали сообщения. Но сейчас перед аппаратом стоял только Робарт, лицо которого кривилось от презрения к столь низкому занятию.

— Есть новости? — поинтересовался Ксантен.

Робарт невесело усмехнулся:

— Мой собеседник из другого замка справляется с этим устройством не лучше меня. Периодически я слышу какой-то шум и голоса. Кажется, мекки начали штурм Делоры.

В рубку вошел Клагорн.

— Верно ли я расслышал? Неужели замок Делоры пал?

— Пока еще нет, но вряд ли долго продержится. Стены его — одна живописная видимость.

— Ситуация чертовски трудная, — пробормотал Ксантен. — Не понимаю, как разумные существа могут быть так жестоки. Мы ничего о них не знали, и это после столетий совместной жизни! — Тут он понял, что допустил бестактность — Клагорн большую часть жизни посвятил изучению мекков.

— Ситуация не новая, — кротко заметил ученый. — Подобное не раз случалось в истории человечества.

Удивленный тем, что Клагорн, говоря о мекках, обратился к истории людей, Ксантен спросил:

— Но ведь вы раньше не наблюдали агрессивности в их поведении?

— Нет, даже не подозревал этого.

Клагорн чувствует себя уязвленным, подумал Ксантен, но его можно понять. Программа Клагорна, выдвинутая им на выборах, была довольно сложной, Ксантен мало что в ней разобрал, но одно было ясно: бунт мекков выбил у него почву из-под ног, что вызвало злорадный смех Гарра, еще более укрепляющегося в своих традиционалистических настроениях.

— Та жизнь, что мы вели, не могла длиться вечно, нечто подобное должно было случиться рано или поздно, — сухо заметил Клагорн.

— Наверное, это так, — сказал Ксантен, желая его успокоить. — Что теперь поделаешь. И, кто знает, может, пейзаны уже задумали отравить нашу пищу... Но я должен идти. — Он попрощался с Клагорном и Робартом и быстро вышел.

По узкой винтовой лестнице он взобрался наверх, в птичник. Здесь царил ужасающий беспорядок. Птицы проводили время в постоянных ссорах, а развлекались они в основном игрой в кворлы — разновидность шахмат с неподвластной людскому уму логикой.

В замке Хагедорн содержалось около сотни птиц. Прислуживали им многострадальные пейзаны, которых птицы всячески третировали.

Существа они были болтливые, невоспитанные и с врожденной тягой ко всему яркому и безвкусному. Дисциплины не признавали вовсе.

Ксантена встретил хор хриплых возгласов: «Кому-то захотелось на нас прокатиться, вот еще морока! А почему бы двуногим не отрастить собственные крылья? Друг, не доверяйся этим птицам. Они поднимутся повыше и заставят тебя полетать самому!»

— Тихо! — приказал Ксантен. — Мне нужна шестерка быстрых и сильных птиц для важного задания. Кто возьмется?

— Он спрашивает, кто возьмется! Ах, роз, роз, роз! Да уж неделю никто не разминался! Мы ему сейчас покажем «тихо»!

— А ну, пошли! Ты, ты, вот ты с хитрым глазом, и ты, взъерошенный, и ты, с зеленым гребнем. Всем к корзине!

Выбранные птицы с ворчанием и стонами позволили пейзанам наполнить их мешки питательным сиропом. Затем они, хлопая крыльями, собрались вокруг Ксантена, сидевшего внутри корзины на плетеном стуле.

— Ваша задача — подобраться к ангарам кораблей в Винцене. Лететь следует безмолвно, внизу враг. Мы должны выяснить, не угрожает ли опасность кораблям.

Каждая из птиц ухватилась за прикрепленный к специальной раме канат, и с резким толчком они взмыли в небо, переругиваясь, пока наконец не вошли в ритм полета. После этого птицы притихли и летели молча, уносясь на юг со скоростью пятидесяти миль в час.

День клонился к вечеру. Древняя земля, место стольких побед и поражений, покрылась длинными, иссиня-черными тенями. Глядя вниз, Ксантен подумал, что, хотя предки его обосновались здесь семь веков назад, прародина все еще кажется ему чужой. И в этом не было ничего удивительного. После большой межзвездной войны Земля была покинута людьми более чем на три тысячи лет. Здесь оставалась лишь горстка сумасшедших, переживших катастрофу и давших начало полудиким кочевым бродягам. Семь столетий тому назад несколько богатых лордов с Альтаира, отчасти из политических соображений, но в основном потакая своему капризу, решили вернуться на Землю. Так появились девять резиденций, где жили благородные леди и джентльмены, а также прислуга из специализированных андроморфов.

Они пролетали над местностью, где какой-то любитель истории занимался раскопками. С высоты полета была видна белокаменная площадь с разрушенной статуей в центре. Этот вид навел Ксантена на размышления о вечном. Ему представилась вновь заселенная Земля, нивы, вспаханные и засеянные человеком, разбросанные тут и там маленькие, уютные домики. На ум пришли стихи одного полузабытого поэта:

Окрыленная Вселенной,

Часть прекраснейшей природы,

Реет мысль моя на воле,

Смотрит, что творится в мире.

Видит, как туман клубится

Над рекою утром ранним,

Как олени пьют водицу

Прядая слегка ушами.

Как за дальними холмами

Розовеет неба обруч

И готовится к восходу

Бог-Отец самой природы.

Как росинки отвечают

Солнцу радостной игрою

И с весельем пролетает

Теплый ветер над тобою.

Но мысли его вскоре вернулись к более прозаическому предмету, — восстанию мекков, разом оборвавшему привычную жизнь. Клагорн был сторонником той точки зрения, что никакое сообщество не пребывает долгое время в неизменности. И чем оно сложнее устроено, тем больше склонно к переменам.

Семь веков искусственно поддерживаемой, вычурной и многослойной жизни в замках следовало считать просто подарком судьбы. Если же согласиться с тем, что перемены неизбежны, то благородные жители должны быть готовы взять процесс под контроль. Эта теория подверглась яростным нападкам традиционалистов. Они обвиняли Клагорна в предвзятом толковании истории, и в доказательство своей правоты приводили те же семь веков стабильного существования замков. Вполне достаточный срок, чтобы считать систему жизнеспособной. Ксантен в разное время придерживался то одной, то другой точки зрения. Вообще его не слишком волновали научные теории, но факт принадлежности Гарра к традиционалистам делал сторонников Клагорна более привлекательными в его глазах. Кроме того, время подтвердило правоту Клагорна. Пора перемен пришла, жестоко перевернув привычный ход вещей. Кое-что, правда, оставалось непонятным. Почему мекки выбрали для восстания именно это время? Условия их жизни оставались неизменными на протяжении пяти веков, и однако, раньше они не высказывали неудовольствия. Точнее сказать, они не выказывали никаких чувств, и никто не интересовался, есть ли они у мекков, — никто, кроме Клагорна.

Птицы несколько изменили направление полета, обходя Валаратские горы, где лежал в руинах огромный город, чье название кануло в лету. Внизу под ними проплывала Люцерновая долина, некогда цветущая и плодородная. Если присмотреться, можно было различить очертания бывших полей и ферм.

Впереди показались ангары. Там хранились в рабочем состоянии четыре космических корабля — общее достояние Хагедорна, Джанейла, Туанга, Утросветного и Маравала. Транспорт великих предков. Теперь — его единственный шанс.

— Лететь низко, нас никто не должен видеть. Опускайтесь вон там, за деревьями, — перекрикивая свист ветра, нетерпеливо покрикивал Ксантен.

Птицы плавно заскользили вниз, вытянув длинные шеи. Ксантен приготовился к толчку — обычно птицы не утруждали себя мягкой посадкой, когда несли джентльмена. Если же они везли груз, в сохранности которого были заинтересованы, то земли касались с легкостью бабочки, садящейся на цветок.

Ксантен, умело славировав, сохранил равновесие. Не удалось птицам полюбоваться катящимся кувырком джентльменом.

— У вас есть еда, — сказал он им, — не шумите, не ссорьтесь, отдыхайте. Если я не вернусь к завтрашнему вечеру, летите в замок и скажите, что я убит.

— Будь спокоен! — загалдели разом птицы. — Ждем, хоть целую вечность!

— В случае опасности — дай знать. Ах, роз, роз, роз! — мы страшны в гневе!

— Если бы так оно и было, — вздохнул Ксантен, — да все знают, что вы — отъявленные трусы. Ладно, спасибо на добром слове. Самое главное — не поднимайте шума. Мне совсем не улыбается быть схваченным из-за вашей болтовни.

— Какая несправедливость! Мы всегда ведем себя тише воды ниже травы!

— Отлично!

И Ксантен поспешил прочь, чтобы не слышать следующего залпа уверений в преданности.

ГЛАВА 4

Пройдя через небольшой лесок, он увидел луг, на противоположном конце которого, ярдах в ста от Ксантена, поблескивала металлическая стена первого из ангаров. Остановившись на краю поля, Ксантен некоторое время присматривался к окружающему его пространству и самому ангару. Конечно, способам и методам ведения полевой разведки он не был обучен, но все же имел врожденную собранность и внимательность. Чем и решил воспользоваться сейчас. Необходимо было учесть многие факторы. Во-первых, здешние мекки могут не знать о восстании — металлические стены экранируют радиоволны. Хотя вряд ли, если принять во внимание тщательную подготовку бунта. Во-вторых, мекки обычно действовали как единый организм, и, значит, бдительность отдельно взятой особи была ослаблена. В-третьих же, если мекки ждут незваных гостей, то они наверняка возьмут под наблюдение именно этот путь, как самый удобный.

Ксантен подождал до начала захода солнца, заодно закусив приготовленными заранее бутербродами с вяленым мясом и сыром, запил несколькими глотками слабого красного вина, и приготовился к осмотру ангаров.

Ксантен беспрепятственно подошел к стене ближайшего ангара. Солнце еще не закатилось, и перед ним скользила его собственная длинная тень. Он прижался ухом к стене ангара, но ничего не услышал. Тогда он дошел до угла и осторожно выглянул — нигде ни души. Что ж, тем лучше, теперь — к дверям. Войдя во внешнюю дверь ангара, Ксантен увидел коридор, уходящий в глубину, по бокам которого располагались одинаковые двери. Одна из них привлекла внимание Ксантена мощной металлической обивкой. Он толкнул дверь и вошел внутрь. Как выяснилось с первого же взгляда, дверь вела в зал управления и наблюдения за всем ангаром. На отполированных до блеска столах не было ни грамма пыли. Панели компьютеров и информационных устройств — черная эмаль, стекло, белые и красные переключатели, — все казалось установленным только вчера.

Ксантен подошел к большому, во всю стену, экрану, перед которым стоял стол, отличавшийся от другим обилием предметов управления — рычагов, переключателей, тумблеров, и даже верньеров. Посмотрев на пустой экран, Ксантен сел за стол, посидел, представив, как за этим столом сидели его далекие предки, и вдруг, сам того не ожидая, перещелкнул несколько переключателей и утопил большой белый рубильник в левом углу стола. Экран ожил. На нем появилось объемное изображение черной громады космического корабля. Мекков не было. На полу ангара лежали разнообразные детали механизмов корабля, в корпусе зияли отверстия панелей, указывая места отсоединений. Несомненно, корабль не был готов к полету.

Некоторые ученые в разных замках занимались теоретической стороной пространственно-временных переходов. Розенхокс из Маравала даже вывел несколько уравнений, которые, будучи примененными на практике, позволяли избежать опасного эффекта просачивания. Но ни один джентльмен, даже если он и унизится до того, чтобы коснуться рукой инструмента, не в состоянии собрать заново, установить и настроить сваленные в кучу на полу приборы и механизмы.

Он проверил еще два ангара — картина повторялась. Лишь подойдя к четвертому, он расслышал слабые звуки, доносившиеся изнутри. Включив экран в зале наблюдения, он увидел работающих мекков. Как всегда, они поражали экономностью движений и отсутствием какого-либо производственного шума. Ксантен пришел в ярость, видя, как хладнокровно уничтожается его имущество. Он ворвался в ангар и, хлопнув себя по бедру, сурово произнес:

— Немедленно приведите механизмы в порядок! Как вы посмели трогать собственность людей!

Мекки повернули к нему свои жуткие лица, рассматривая Ксантена черными горошинами линз-наростов по обе стороны головы.

— Как?! — проревел Ксантен. — Вы еще раздумываете? — Он извлек припасенный заранее хлыст, обычно используемый как символ власти, и щелкнул им об пол.

— Слушаться меня! Ваше смехотворное восстание закончено!

Но мекки не двинулись с места. Не проронив ни звука, они стремительно обменивались мыслями и вырабатывали коллективное решение. Ксантен двинулся на мекков, нанося безжалостные удары по их единственному уязвимому месту — липкому, бугристому «лицу».

— По местам! — гремел он. — Хорошенькие ремонтники! Вместо того, чтоб чинить, все переломали! А ну, за работу!

Издавая свои обычные тихие вздохи, которые могли означать все что угодно, мекки расступились, и Ксантен увидел еще одного, стоявшего на ведущем в открытый люк корабля трапе. Он был крупнее остальных — таких Ксантену встречать еще не приходилось, — и в руке держал бластер, направляя его прямо в голову Ксантена. Взмахом хлыста тот вовремя осадил прыгнувшего на него с ножом мекка и, не целясь, выстрелил в стоящего на трапе. К счастью, он не промахнулся. Ответный выстрел прошел лишь в дюйме от его головы.

Остальные мекки перешли в атаку. Прислонившись спиной к металлической обшивке корабля, Ксантен расстреливал их по мере приближения, уклоняясь от летящих в него кусков металла.

Мекки отхлынули. Видимо, они решили переменить тактику. Оставаться в зале было бессмысленно. Хлыстом он расчистил себе дорогу в администраторскую. Под градом металла, колотящего в обзорное окно, он не спеша пересек помещение и вышел в надвинувшуюся ночь.

Поднималась большая желтая луна, своим шафранным сиянием напоминавшая старинную тусклую лампу. Глаза мекков не были приспособлены к темноте, и Ксантен решил подождать их у входа. Пустившиеся было за ним в погоню мекки, выйдя на улицу, падали навзничь с пробитыми головами.

Мекки отступили обратно в ангар. Оглядываясь, Ксантен пошел прочь, глядя прямо перед собой. Вдруг неожиданная мысль заставила его остановиться. Тот мекк, с бластером, он был крупнее других, более темной окраски, но самое важное — в нем чувствовалась необычная для мекка уверенность в себе, почти властность, как бы странно это ни звучало. Но, с другой стороны, кто-то ведь составил план восстания, у кого-то из них родилась эта дикая мысль!

Подумав, Ксантен вновь направился через посадочную площадку к ангарам. Морщась от стыда, он еще раз напомнил себе про осторожность. Да, хорошие настали времена, если благородный джентльмен вынужден опасаться — подумать только — каких-то мекков. Он спрятался за одним из ангаров, где дремало около полудюжины крал лов.

Краллы, так же, как и мекки, были родом с планеты Этамин. В естественном состоянии эти жители далекой планеты представляли собой массивные, прямоугольные куски плоти. Их заключали в прямоугольную раму, защищали от солнца, насекомых и грызунов синтетическими «кожами», приживляли резервуары для питательного сиропа и вводили проводники в двигательные центры очень примитивного мозга. Мышцы соединялись с рычагами шатунов, приводивших в движение роторы и колеса шасси. Краллы были очень экономичным, легко управляемым и долгоживущим видом транспорта. Использовали их, в основном, для перевозки грузов, земляных работ и пр.

Ксантен осмотрел погруженные в сон краллы. Все они были одного типа — металлическая рама на колесах, впереди прикреплен землеройный нож.

Затем он обнаружил небольшой бункер, где находилось несколько контейнеров с сиропом. Ксантен погрузил с дюжину на ближайший экипаж, а все остальные проткнул ножом, залив весь пол липкой жидкостью. Мекки питались сиропом несколько другого состава их запас, видимо, хранится в другом месте — скорее всего, в жилых бараках. Ксантен взобрался на кралла, повернул ключ на «активность», толкнул кнопку «Движение» и надавил рычаг реверса. Кралл дернулся назад. Ксантен затормозил, развернув экипаж по направлению к баракам. То же самое он проделал с остальными тремя, а затем привел их в движение. Краллы покатились вперед. Землеройные ножи пробили металл барачной стены, крыща задрожала и осела, а краллы продолжали движение, сокрушая все на своем пути.

Окинув взглядом результаты работы, Ксантен удовлетворенно хмыкнул и вернулся к краллу, которого оставил для себя. Взобравшись на сидение, он немного подождал. Из бараков никто не вышел, все мекки были заняты в ангаре. Запас питательного сиропа уничтожен, многие из них погибнут от голода.

Вдруг от ангара отделилась одинокая фигура. Мекк! Его, наверное, привлек шум в ангаре. Ксантен сжался на сидении, и как только мекк миновал кралла, оплел его шею хлыстом и потянул — мекк рухнул на землю. Не мешкая, Ксантен спрыгнул на землю, вытаскивая из-за пазухи бластер. Это был еще один необыкновенно крупный мекк, но теперь Ксантен заметил, что у него нет сиропного мешка — это природный мекк! Невероятно! Как ему удалось выжить? Возникало огромное количество вопросов, ответов на которые пока не находилось. Придавив шею мекка ногой, Ксантен срубил торчавшую из затылка антенну-шип. Теперь мекк был лишен связи с остальными, брошен на произвол судьбы — состояние, непереносимое даже для самых стойких из них.

— Встань! — приказал Ксантен. — Полезай наверх! — Он щелкнул кнутом для большей убедительности.

Мекк, поначалу настроившийся игнорировать Ксантена, после одного-двух ударов подчинился. Ксантен залез внутрь, включил кралла и направился на север. Птицы, скорее всего, не смогут доставить обратно и его, и пленного мекка, и в любом случае поднимут слишком большой шум, а это опасно. Поэтому Ксантен отдал предпочтение краллу.

ГЛАВА 5

Благородные жители замков не любили покидать их стены в ночное время. Хотя признаваться в этом считалось недостойным, суеверные страхи одолевали обитателей. Многие повторяли рассказы якобы очевидцев о том, как, застигнутые темнотой вблизи поросших травой развалин, они наблюдали лунных духов, слышали жуткую потустороннюю музыку или звуки охотничьего рога.

Другим виделись зеленые огни и призраки, мчавшиеся меж деревьев нечеловеческими прыжками. Руины же аббатства Хог пользовались особо дурной славой из-за будто бы обитавшей там Белой Ведьмы. Утверждали, что она требует дань с проходящих мимо. И хотя трезвомыслящие люди потешались над этими глупостями, гулять по ночам без особой надобности было не принято. Действительно, если привидения поселяются в местах упадка и трагедий, то равнины Старой земли должны просто кишеть потусторонними существами, особенно местность, которую пересекал сейчас Ксантен.

Луна поднялась уже довольно высоко. Экипаж катился на север по древней дороге. Ее потрескавшиеся бетонные плиты ярко белели в свете луны. Дважды Ксантен замечал мигающий оранжевый свет по сторонам дороги, а один раз ему почудился высокий силуэт в тени кипариса: кто-то, казалось, следил за ним. Пойманный мекк наверняка задумал какую-нибудь пакость, можно не сомневаться, с ним надо держать ухо востро.

Дорога вела через бывший город, от которого оставались еще кое-какие строения. Здесь витал дух упадка и печали, и даже бродяги не решались в нем останавливаться.

Луна достигла зенита. Вокруг расстилался выписанный в тысячах оттенков серебра и тьмы пейзаж. Очарованный этой красотой, Ксантен решил, что несмотря на все удобства их собственной цивилизации, вольная жизнь кочующих Бродяг имеет свои преимущества. Мекк сзади еле слышно завозился. Ксантен, не поворачиваясь, щелкнул в воздухе кнутом. Пленник затих.

Всю ночь кралл катился вдоль старой дороги. Луна бледнела и клонилась к западу. Восточный горизонт заиграл всеми оттенками желтого, затем красного цвета, и наконец над далекой горной цепью взошло солнце.

В этот момент внимание Ксантена привлек поднимавшийся справа столб дыма. Он остановил кралла и, вытянув шею, разглядел стоянку бродяг примерно в четверти мили от дороги.

Ему показалось даже, что он различает на палатке знакомую идеограмму. Если так, то он встретил именно то племя, с которым недавно сразился отряд Гарра.

Ксантен по возможности привел себя в порядок и, улыбнувшись про себя, направил кралла к лагерю кочевников. Около сотни долговязых, худых, одетых в черное мужчин наблюдали за его приближением, около дюжины выскочили вперед и направили свои луки на Ксантена. Тот ответил им недоумевающим взглядом и подъехал прямо к палатке. Встав с сиденья, он прокричал:

— Эй, Гетман, проснулись ли вы?

Через минуту из палатки появился сам Гетман. Как и остальные, он носил свободную черную одежду, закрывавшую все тело и голову, с узкой прорезью для лица. Сквозь нее были видны светлые глаза и карикатурно-длинный нос.

Ксантен вежливо кивнул.

— Взгляни сюда, — он указал на мекка позади себя. Гетман отвлекся не больше чем на секунду, а потом снова продолжил тщательный осмотр Ксантена.

— Его народ восстал против благородных жителей замков, — рассказывал Ксантен. — Они задумали уничтожить всех людей на планете. После этого они, скорее всего, примутся за кочевников. Поэтому замок Хагедорн делает предложение кочевым бродягам. Приходите к нам! Мы накормим, оденем и вооружим вас. Мы обучим вас правилам боя, дадим искуснейших в военном деле предводителей. Когда мы сотрем мекков с лица земли, вы сможете заняться интересной и важной работой по техническому обслуживанию замков.

Лицо Гетмана исказилось зловещей усмешкой.

— Значит, эти чудовища решили покончить с вами. Жаль, что этого не случилось раньше! Но для нас это не имеет значения. И они, и вы — нам чужие, и скоро ваш прах развеет ветер!

Ксантен пропустил оскорбления мимо ушей — уж очень важен был этот разговор.

— Если я правильно понял, ты не считаешь нужным сплотиться перед лицом угрозы. Мы ведь с вами люди Земли, одно племя.

— Вы не люди. Это мы — всегда жившие на нашей планете, пившие ее воду, дышавшие ее воздухом — настоящие земляне. А вы и ваши безобразные слуги — вам здесь не место! Желаю успеха во взаимном истреблении.

— Ну что ж, я понял. Напрасно взывать к родственным чувствам. А как насчет собственной выгоды? Ведь когда мекки поймут, что добраться до жителей замков они не в состоянии, то повернут оружие против вас.

— Когда нападут — тогда и ответим. А пока пусть поступают, как им вздумается.

Ксантен в раздумье посмотрел на небо.

— И тем не менее, даже сейчас мы хотели бы принять вас в замок и сформировать военный отряд.

Кочевники презрительно засмеялись:

— А потом вы пришьете нам на спины мешки для сиропа. Ха-ха!

Ксантен оставался невозмутимым.

— Сироп очень питателен и удовлетворяет все потребности организма.

— Так почему бы вам самим его не есть?

Ксантен был само терпение.

— Если вы дадите нам оружие, мы используем его для защиты самих себя, и не ждите от нас помощи. Вы дрожите за свою шкуру — так покиньте замки и станьте вольными бродягами.

— Дрожим за свою шкуру? Что за чушь! Никогда! Замок Хагедорн неприступен, как и большинство остальных.

Гетман покачал головой.

— Если бы мы захотели, то в любой момент взяли бы ваш замок и перебили бы вас во сне, как глупых павлинов.

— Что?! — воскликнул в гневе Ксантен. — В своем ли вы уме?

— Несомненно. Темной ночью мы запустили бы лазутчика на воздушном змее. Оказавшись на крепостной стене, он спустил бы канатную лестницу, и через четверть часа замок был бы наш.

— Изобретательно. Но нереально. Птицы сразу обнаружат ваш змей. Или ветер вдруг стихнет... Но мы отклонились в сторону. Мекки не станут запускать змея, они окружат Хагедорн и Джанейл, а потом, разъяренные неудачей, нападут на вас.

— Ну и что? Мы уже не раз сражались с людьми из Хагедорна. Трусы, один на один мы заставим вас есть землю, презренные псы!

Брови Ксантена презрительно приподнялись:

— Боюсь, что ты забываешься. Я предводитель клана из замка Хагедорн. Лишь нежелание утруждать себя удерживает меня от того, чтобы проучить тебя как следует.

— Бах, — палец Гетмана указал на одного из лучников, — пощекочи-ка этого наглеца.

Тот спустил тетиву, но еще раньше луч Ксантена превратил в пепел стрелу, лук и даже руку воина. Крик несчастного затих где-то в холмах.

— Придется поучить вас вежливости, для вашего же блага.

Схватив Гетмана за волосы, он прошелся несколько раз хлыстом по его спине и плечам.

— Пока хватит. Надеюсь, я могу требовать элементарного уважения от мерзких навозных жуков.

Он подхватил Гетмана и забросил его на кралла. Затем развернул экипаж и, не оборачиваясь, покинул лагерь бродяг, защищенный от стрел спинкой кресла.

Гетман, придя немного в себя, выхватил кинжал.

Ксантен искоса взглянул на него.

— Не глупи! А то мне придется тебя связать и заставить бежать за краллом.

Гетман заколебался, потом сплюнул и спрятал кинжал.

— Куда ты меня везешь?

— Никуда. Просто нужно было выходить из положения. Можешь слезть. Как я понимаю, ты по-прежнему не согласен с моим предложением.

— Когда мекки разрушат замок, мы уничтожим мекков, и Земля очистится от звездной проказы!

— У вас просто не все дома. Ладно, ступай обратно. В следующий раз подумай, прежде чем неуважительно обратиться к джентльмену.

Гетман спрыгнул с кралла и гордо зашагал прочь.

ГЛАВА 6

К полудню Ксантен добрался до Овальной долины, что располагалась недалеко от замка.

Здесь, на берегу небольшой речушки без названия, находилась деревушка Искупающих — жители замка считали их неврастениками; во всяком случае, это был весьма любопытный народ. В прошлом многие из них занимали видное положение в обществе, некоторые прославились в науках и искусстве, но все они, включая и ничем не примечательных, были приверженцами одного из самых оригинальных и даже эпатирующих философских учений. Им приходилось заниматься трудом, не отличающимся от труда пейзанов. Но жизнь в трудах и нищете (по меркам замка, разумеется) доставляла им удовольствие.

Учение это уже успело разделиться на разные направления. Приверженцев одного из них называли конформистами, другие же требовали перемен и получили за это название радикалов.

Замок и деревня не имели между собой прочных связей. Иногда Искупающие обменивали в замке фрукты и полированное дерево на инструменты, гвозди и лекарства, иногда благородные жители замков отправлялись на экскурсию в деревню, чтобы послушать песни и посмотреть пляски Искупающих.

Ксантен не раз участвовал в таких вылазках, и у него возникла симпатия к жителям деревушки, таким простым и естественным.

Он свернул на знакомую тропинку, вьющуюся среди кустов смородины, и выехал на небольшое пастбище, где пощипывали травку корова и несколько коз. Оставив кралла под деревом, Ксантен проверил запас сиропа и обратился к пленнику:

— Ты что будешь есть? Сироп? Э-э, да ведь у тебя же нет резервуара... Чем ты питаешься? Болотной грязью? Боюсь, тут не найдется ничего в твоем вкусе. Ну, как хочешь, пей сироп или жуй траву, только не вздумай бежать — я слежу за тобой!

Мекк, скорчившийся в углу, даже не пошевелился.

Ксантен направился к поильному желобу. Набрав в ладони воды из-под крана, он омыл лицо и сделал пару глотков. Повернув голову, он обнаружил приближавшихся к нему жителей деревни. Одного из них он хорошо знал. Это был член семьи Аури, недавно присоединившийся к Искупающим.

— Доброго здоровья, Филидор, — приветствовал его Ксантен. — Это я, Ксантен.

— Само собой, к чему эти формальности?

Ксантен отвесил легкий поклон.

— Прошу прощения, не учел местных нравов.

— Избавь меня от своего остроумия. Зачем ты привез этого ободранного мекка? Чтобы мы его усыновили? — пошутил в ответ Филидор.

— Э, да ты не промах! Но разве вы ничего не знаете?

— Мы здесь как на необитаемом острове, бродяги и то знают больше нас.

— Тогда приготовься. Мекки подняли бунт и напали на замки. Безмятежный и Делора уже разрушены, их жители перебиты; то же самое грозит и остальным.

Филидор покачал головой:

— Меня это ничуть не удивляет.

— Неужели ты нисколько не взволнован?

Он подумал, прежде чем ответить.

— Лишь постольку, поскольку это может затронуть нас.

— Но если я не ошибаюсь, — напомнил Ксантен, — вам тоже угрожает опасность. Мекки собираются уничтожить всех людей, бежать некуда.

— Да, пожалуй, — вздохнул Филидор, — нам придется собрать совет.

— Я могу кое-что предложить вам, если вы сочтете это приемлемым. В первую очередь необходимо подавить восстание. Дайте нам людей, мы их обучим, вооружим и приставим к ним лучших полководцев Хагедорна.

Филидор удивленно взглянул на него.

— Неужели ты действительно думаешь, что мы — Искупающие — станем вашими солдатами?

— Почему бы и нет? — совершенно искренне отвечал Ксантен. — Речь идет о вашей жизни.

— Человек умирает один раз.

Теперь настал черед Ксантена удивляться.

— И это говорит бывший джентльмен Хагедорна? Это слова храброго человека перед лицом опасности? Или ты забыл уроки истории?

— История человека — это не история его технических достижений, поражений и побед. Это скорее сложная мозаика, где каждое стеклышко — человек и его совесть.

Ксантен прервал его негодующим жестом.

— Ты чересчур все упрощаешь, благородный Филидор, я не так туп. Есть разные аспекты, и ты смотришь с точки зрения морали. Но краеугольный камень морали — выживание рода человеческого; то, что способствует этому, то и хорошо.

— Неплохо сказано, — признал Филидор. — Но позволь продолжить свою мысль. Скажи, может ли народ уничтожить того, кто грозит заразить его смертельной болезнью? Да, скажешь ты. Хорошо. А если тебя преследуют десять умирающих от голода зверей — имеешь ли ты право убить их? Да, скажешь ты, хотя уничтожишь больше, чем спасешь. А если, скажем, человек живет один в хижине посреди долины, и с неба спускается сотня кораблей, чтобы стереть его в порошок, имеет он право уничтожить эти корабли, если сможет? Да, имеет. А если вся планета, все расы ополчатся против него — имеет ли он право уничтожить их, защищаясь? А если нападающие — такие же люди, как и он сам? А если существо, несущее болезнь, — это он? Как видишь, дать однозначный ответ не так просто. Мы долго его искали и не нашли. И поэтому мы избрали путь, дающий хотя бы спокойствие. Я — против убийств, я против всякого насилия и причинения вреда.

— Ух! — презрительно фыркнул Ксантен. — Значит, если в деревню придет отряд мекков и начнет убивать детей, ты не встанешь на их защиту?

Филидор сжал губы и отвернулся. Вместо него ответил другой Искупающий:

— Филидор определил основные принципы нашего мировоззрения. Но не всегда удается им следовать. В описанном тобой случае пришлось бы переступить через наш закон.

— Посмотри, Ксантен, узнаешь ли ты кого-нибудь из присутствующих? — сменил тему Филидор. Ксантен огляделся. Неподалеку от него стояла девушка, как ему показалось, очень красивая. На ней была белая, свободная блузка, а в волосы вплетен красный цветок.

— Да, — кивнул он, — я ее видел. Гарр пытался увезти ее в свой замок.

— А помнишь ли ты подробности?

— Конечно, помню. Совет старейшин категорически возражал — из соображений контроля над численностью. Гарр пытался обойти закон. Он сказал: «Я держу фанов. Иногда их число доходит до шести и даже до восьми, и никто против этого не возражает. Я буду называть девушку фаном и держать вместе с остальными». Но я и многие другие протестовали, едва не дошло до дуэли. Гарр был вынужден отказаться от своих намерений.

— Да, так и было, — подтвердил Филидор. — Мы пытались отговорить Гарра, но он отказался слушать нас и угрожал напустить на нас своих мекков. Пришлось отступить. Правильно ли мы сделали, слабость это или сила?

— Иногда лучше забыть о морали, — ответил Ксантен. Но ведь то же самое и с мекками. Они разрушают замки, уничтожают землян. Если мораль требует отойти в сторону — ее нужно отбросить!

Филидор горько усмехнулся.

— Какая ирония судьбы! Мекки, так же, как и пейзаны, птицы и фаны, были привезены с других планет, им переделали тела, их заставили удовлетворять наши капризы. Уже одно это было большим грехом и требовало искупления, но вместо того, чтобы раскаяться, вы хотите приумножить зло!

— Не стоит теперь копаться в прошлом, — сказал Ксантен, — но если таково ваше мнение, то укройтесь хотя бы за стенами замка.

— Я не пойду в замок, — решительно заявил Филидор, — может, другие и сочтут это возможным, но мне лучше находиться вне стен.

— Ты будешь ждать смерти?

— Нет, мы укроемся в горах.

— Но в горах вы долго не продержитесь, ведь там ничего нет — даже охота, и та весьма затруднена, а жилье, одежда, тепло...

— Не впервые люди живут в таких условиях. У нас все есть, не беспокойся.

Больше говорить было не о чем, и Ксантен побрел обратно к краллу.

— Если передумаете, приходите в Хагедорн!

И он покинул деревню.

Дорога пересекала долину, потом взбегала на холм. С его вершины Ксантен различил вдали очертания замка.

ГЛАВА 7

В замке, после того, как Ксантен привел себя в порядок, переоделся, и наскоро перекусил хорошим куском жаркого, был собран совет. Ксантен докладывал Совету:

— Использовать корабли невозможно — мекки привели их в негодность. Нам придется отказаться от надежды на помощь Обитаемых Миров.

— Печальные новости, — мрачно констатировал Хагедорн. — Ну что ж, продолжай, благородный Ксантен.

— На обратном пути я встретил племя бродяг и вступил в переговоры с их Гетманом. Я попытался склонить их к сотрудничеству с нами, описав все возможные выгоды. Но они, как мне показалось, не отличаются сообразительностью. Несмотря на мои предложения и обещания, я не услышал ни одного слова, достойного разумных людей. Они совершенно не хотят помогать нам. Я с отвращением покинул их лагерь.

Посетил я также деревню Искупающих, в Дальней Долине, и сделал им сходное предложение, однако безуспешно. Они слишком далеки от действительности. И те, и другие намерены скрываться.

— Это им не поможет, — покачал головой Беандри. — Они выиграют время, но рано или поздно мекки до них доберутся, их педантизм слишком хорошо известен.

— И это в то, время как мы могли бы организовать из них боевые отряды, — раздраженно заметил Гарр. — Что ж, пусть бегут, как-нибудь обойдемся.

— Пока что мы в безопасности, — возразил на это Хагедорн, — но что будет, когда остановятся машины? Когда перестанут действовать лифты или, к примеру, кондиционеры? Мы либо задохнемся, либо замерзнем.

Но Гарр продолжал оставаться оптимистом:

— Мы должны подготовиться к лишениям и перенести их достойно. Кроме того, машины в отличном состоянии, и можно не опасаться поломок ближайшие лет пять или шесть. А за такой срок многое может случиться.

Заговорил Клагорн, до этого не принимавший участия в споре.

— Ваша программа так же утопична, как планы бродяг и Искупающих. Она не предусматривает развитие ситуации.

— Достопочтеннейший Клагорн может предложить что-нибудь более действенное? — вежливо поинтересовался Гарр.

Клагорн кивнул. Как показалось Гарру, выглядел он невыносимо самодовольно.

— Существует очень простой способ победить мекков.

— Так позвольте же нам ознакомиться с ним! — вскричал пораженный Хагедорн.

Взгляд Клагорна пробежал по лицам джентльменов, сидевших за покрытым бархатом столом: бесстрастное лицо Ксантена; напряженное, презрительное — Беандри; старый Иссет, все еще красивый, неподвластный времени; озабоченный Хагедорн, на чьем лице ясно читалась нерешительность; рядом — элегантный Гарр; потом Овернел, заранее обозленный будущими неудобствами; Аури, играющий табличкой слоновой кости, то ли уставший, то ли потерянный; и лица остальных — сомневающиеся, высокомерные, нетерпеливые. Лишь на лице Флоя играла тихая блуждающая улыбка, или, как назвал ее потом Иссет, ухмылка слабоумного, призванная подчеркнуть его полное неучастие в этом утомительном деле.

— Нет, пока не время. Но хочу предупредить: даже если мы переживем восстание, наш замок уже не сможет оставаться таким, как раньше.

— Ох! — воскликнул Беандри. — Мы теряем достоинство, мы становимся смешны, рассуждая с тревогой о каких-то скотах!

Ксантен приподнялся в волнении:

— Беседа действительно не из приятных, но не забывайте — разрушен Безмятежный, взята Делора. Кто знает, что происходит сейчас в остальных замках? Не будем же прятать головы в песок, перед нами серьезная угроза!

— Чтобы ни случилось, — подвел итог Гарр, — Джанейл в полной безопасности, мы также. Жители других замков могут погостить у нас, если, конечно, смогут найти оправдание столь унизительному бегству. Лично я не сомневаюсь: очень скоро мекки угомонятся и будут умолять нас пустить их обратно.

Хагедорн недоверчиво покачал головой.

— Маловероятно. Что ж, теперь, думаю, можно разойтись.

Первым вышел из строя радиопередатчик. Это произошло неожиданно скоро и, как и предполагалось, восстановить систему не удалось. Некоторые — в частности, ученый Гарр и почтенный Урегус — предположили, что аппаратура была преднамеренно повреждена мекками перед уходом. Правда, как отмечали другие, система и раньше не отличалась надежностью: мекки постоянно возились с какими-то поломками в контурах, и, следовательно, выход аппаратуры из строя — результат непродуманности конструкции. Гарр и Урегус осмотрели аппарат, но причину неисправности не обнаружили. Было решено, что починка предусматривает полную переделку схемы, для чего потребуются соответствующие приборы и инструменты, не говоря уже о новых деталях.

— Осуществить это невозможно, — заявил Урегус на Совете, — потребуется несколько лет квалифицированного труда, а у нас нет даже подготовленного техника. Починку придется отложить.

— Теперь ясно, — заявил старейший из предводителей, Иссет, — что мы оказались недостаточно предусмотрительны. Конечно, трудно иметь дело с этими мужланами из Обитаемых Миров, но нам все же следовало позаботиться о связи с ними.

— Дело не в отсутствии предусмотрительности, — возразил Кламон, — наши предки не желали, чтобы кто-то совал нос в их дела здесь, на Земле. В этом причина отсутствия связи.

Иссет хотел было что-то сказать, но его прервал Хагедорн:

— Как сообщил Ксантен, космические корабли приведены в негодность. Можно ли их починить? Кто из наших ученых смог бы на практике применить свои глубокие познания? Кроме того, необходимо взять ангары под наш контроль.

— Это нетрудно! — заявил Гарр. — Дайте мне шесть взводов пейзан и шесть краллов, оснащенных бластерами и радугометами, и я отобью ангары.

— Вот это уже дело, — поддержал его Беандри, — это какое-то начало. Могу предложить свою помощь в обучении пейзан. Пусть я ничего не понимаю в оружии предков, но моим военным опытом можете располагать.

Хагедорн нахмурился и сжал рукой подбородок.

— Здесь есть кое-какие трудности. Во-первых, у нас всего один экипаж — тот, на котором приехал Ксантен. И что касается пушек — они находились в ведении мекков и могут быть умышленно испорчены, как корабли. Благородный Гарр, это по твоей части, что ты нам посоветуешь?

— В последнее время я не проверял состояние орудий. И вряд ли удастся сделать это сегодня — процедура «Созерцания Старинных Вышивок» займет все наше время, вплоть до «Часа Вкушения Закатной Тиши». — Он посмотрел на часы. — Пора заканчивать Совет. Через какое-то время я надеюсь собрать информацию относительно оружия.

«Созерцание Старинных Вышивок» и «Час Вкушения Закатной Тиши». Если название первого из занятий отражает его содержание, то название второго уже перешло в разряд эвфемизмов. Так обозначалось время, когда жители замка обменивались визитами, наслаждались прекрасными винами и ароматом благовоний, короче, это был час отдыха и бесед в преддверии обеда.

— Наше время действительно истекает, — согласился с ним Хагедорн. — Твои фаны участвуют в представлении, Гарр?

— Только две, — ответил тот. — Лазуль и Одиннадцатая Загадка. Я не могу подобрать ничего подходящего для Воздушной Чудесницы или маленькой Голубой феи. А Глориана все еще требует выучки. Сегодня, я думаю, внимание привлечет Варифлора.

— Возможно, хотя я слышал о ней и другие отзывы. Ну что ж, продолжим завтра. Благородный Клагорн, ты, кажется, хочешь что-то сказать?

— Именно так, — подтвердил Клагорн. — У нас мало времени, и мы должны его использовать наилучшим образом. Я имею серьезные возражения против пейзан в качестве солдат. Это кролики, а мекки — волки. Нам нужны не кролики, а пантеры.

— Э-э... Возможно.

— Вы спросите, где же взять пантер? — Клагорн обвел взглядом собравшихся. — Негде. Тогда следует срочно заняться превращением кроликов в пантер. Предлагаю отложить все развлечения, пока наше будущее не станет более определенным.

Предложение это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Некоторое время члены Совета сидели молча. Хагедорн открыл было рот, собираясь что-то сказать, но, не найдя слов, закрыл снова. Первым пришел в себя Беандри. Он издевательски захохотал:

— Похоже, наш эрудит ударился в панику.

— Здесь не о чем говорить, — пренебрежительно заметил Гарр. — Мы не будем менять образ жизни из-за наглой выходки слуг. Мне стыдно даже предположить такое.

— А вот мне нисколько не стыдно, — заявил Клагорн с тем простодушным выражением лица, которое так бесило Гарра. — Нашей жизни грозит опасность, и надо отбросить второстепенное.

Гарр встал и сделал в сторону Клагорна традиционный жест, выражающий презрение. Клагорн комично передразнил его. Ксантен, не переносивший Гарра, откровенно рассмеялся.

Гарр поколебался, но гордость подсказала ему, что продолжать не стоит. Он повернулся и прошествовал к выходу.

«Созерцание Старинных Вышивок» — зрелище, ежегодно разыгрываемое фанами, одетыми в роскошные одежды, — происходило в Большой Ротонде, занимавшей северную оконечность центральной площади.

Многие джентльмены и кое-кто из дам содержали фанов. Это были существа из пещер луны Альбиеро-7 — кроткий народец, игривый и привязчивый по натуре, который после нескольких лет направленной селекции превратился в расу очаровательных сильфов весьма пикантной красоты. Закутанные в тончайшую дымку газа (выделявшегося железами за ушами), это были веселые, наивно-тщеславные и самые безобидные существа на Земле. Большинство джентльменов очень любили их, но что касается леди... Ходили слухи, что некоторые из них в припадке ревности поливали фанов раствором аммиака с добавлением корня огрэ, отчего кожа тускнела и дымка исчезала навсегда.

Джентльмен, влюбившийся в фана, подвергался осмеянию. И хотя смешение крови придавало фанам внешность грациозных девушек, и их любили, может быть, чаще, чем женщин, но скрыть это было невозможно — бедное существо начинало чахнуть, дымка постепенно исчезала, и становилась ясно, что такой-то джентльмен обошелся со своим фаном неподобающим образом. В этом отношении женщины сохраняли приоритет. Вели они себя весьма зазывно, так что фаны рядом с ними выглядели наивно и бесхитростно. Продолжительность их жизни составляла примерно тридцать лет, причем последние десять фаны, уже потерявшие всякую привлекательность, исполняли черную работу на кухне, в детских и гардеробных.

В церемонии Созерцания больше внимания уделялось фанам, а не вышитым накидкам, хотя последние, сотканные из дымки фанов, отличались удивительной красотой. Владельцы фанов занимали места в первых рядах, ликуя, когда фан делал удачный пируэт, и пряча глаза от стыда, если поза того была далека от совершенства. Представление сопровождалось игрой на лютне, играющий при этом не мог быть родственником семьи владельца фана.

Это не было признанным соревнованием, но зрители выделяли понравившихся им фанов, и их восторг весьма укреплял репутацию хозяина.

Сегодняшнее «Созерцание» было задержано почти на полчаса — из-за Совета. Паузу пришлось заполнять импровизацией. Но леди и джентльмены проявили снисхождение к молодым пейзанам, прилежно исполнявшим не свойственные им функции. Наконец представление началось. Фаны были как всегда очаровательны. Они изящно поворачивались под аккорды лютни, то приникая к помосту, то вдруг распрямляясь, упругие, как пружина, и, завершая выступление поклоном, спрыгивали вниз. В середине действия в зал робко протиснулся пейзан и что-то взволнованно зашептал подошедшему к нему кадету. Кадет направился к кабинке из полированного янтаря, где сидел Хагедорн. Выслушав, тот кивнул, проронил что-то в ответ и спокойно продолжал смотреть. Зрители успокоились.

Развлечение продолжалось. Прекрасно выступила грациозная пара, принадлежавшая Гарру, но зрителей покорила очаровательная Лурлин, впервые принимавшая участие в празднестве, — ее хозяином был Флой. В заключение все фаны вышли на помост и исполнили финальный менуэт, после чего, кокетливо попрощавшись с публикой, покинули Ротонду. Леди и джентльмены не спешили расходиться. Они потягивали ароматные напитки, обменивались впечатлениями, договаривались о встречах и назначали любовные свидания. Хагедорн сидел нахмурившись.

Внезапно он поднялся, и в зале сразу же воцарилась тишина.

— Мне жаль омрачать ваше веселье, но я только что получил известия... Замок Джанейл атакован. Огромное количество мекков окружили его и, имея в своем распоряжении сотни краллов, опоясывают замок земляным валом. Лучевая пушка по-прежнему неисправна, несмотря на имеющиеся чертежи и описания.

— На что они рассчитывают, — донеслись до него удивленные возгласы, — ведь стены замка достигают двухсот футов в высоту!

— Трудно сказать, но известие это, тем не менее, вызывает тревогу. Мы должны быть готовы к подобной осаде. Наше положение не так плохо: вода поступает из глубоких скважин, прорытых здесь же, в замке. У нас достаточные запасы продовольствия, механизмы работают на солнечной энергии. При необходимости мы сможем синтезировать и пищу непосредственно из воздуха — так, по крайней мере, уверил меня наш знаменитый биохимик Ладиснейм. И все же хорошего мало. Пусть каждый из вас обдумает сказанное и сделает вывод. Завтра — собрание Совета.

ГЛАВА 8

— Думаю, что сегодня, — начал Хагедорн, открывая собрание, — следует оставить в стороне формальности и переходить сразу к делу. Благородный Гарр, что вы узнали касательно пушек?

Одетый в эффектную форму овервельских драгун — серое с зеленым, — Гарр аккуратно поставил на стол свой морион, расправив при этом плюмаж, и начал доклад:

— Как удалось выяснить, из двенадцати пушек четыре функционируют вполне нормально, четыре выведены из строя мекками. Остальные не работают по неизвестным нам причинам. Я отобрал с полдюжины пейзан, способных работать с инструментами, и приказал им осмотреть и исправить пушки, выведенные из строя мекками, чем они и занимаются. Вот все, что касается пушек.

— Новости не слишком утешительные, — заметил Хагедорн. — А как обстоят дела с формированием боевых отрядов?

— Скоро начнем обучение. Мулл и Берзелиус заняты отбором молодых самцов, пригодных к военному делу. Дело это трудное. Пейзаны лучше приспособлены к выпалыванию сорняков, чем к ведению боевых действий.

Хагедорн, выслушав, обратился к Совету:

— Будут ли еще какие-нибудь предложения?

— Если бы эти мерзавцы оставили крал лов, — подал голос Беандри, — мы могли бы установить на них пушки, с этим бы пейзаны справились. Тогда мы отправились бы в Джанейл и, напав с тыла, перебили бы их, как собак!

— Но чего, собственно, хотят эти чертовы мекки?! — воскликнул Аури. — Почему после столетий спокойной жизни они словно взбесились?

— Я тоже задаю себе этот вопрос, — отвечал Хагедорн. — Ксантен, ты вернулся с пленником, допросил ли ты его?

— Нет, — сказать по правде, я даже забыл о нем.

— Почему бы не сделать это прямо сейчас? Может, он нам что-нибудь подскажет. Благородный Клагорн, ответь нам как знаток мекков — мог ли ты ожидать от них такого коварства? И чего они добиваются, захватывая наши замки?

— Мекки способны планировать весьма сложные операции, — не спеша начал Клагорн. — Но их жестокость удивляет меня не меньше вашего. Как специалисту мне известно, что они напрочь лишены преимуществ, даваемых цивилизацией: умения понимать и создавать прекрасное; и, как следствие, не обладают чувством собственности. Мне часто приходила в голову мысль — не осмелюсь назвать ее теорией — о том, что биологическая структура мозга тесно связана с характером мышления. Принимая во внимание, как бессистемно формируются в нашем мозгу мысли, начинаешь удивляться способности человека к осмысленным действиям. Нам не присуща рациональность, мысль наша представляет собой импульс, генерируемый эмоциями.

В противоположность нашему, мозг мекка представляет собой чудо упорядоченности. Он имеет четкую форму куба и состоит из клеток, соединенных между собой волокнами микроскопической толщины.

Сопротивляемость току в них равна нулю. Каждую клетку заполняет силика — жидкость с переменной проводимостью, образуемая соединением окислов металлов. Благодаря такому строению их мозг способен сохранять огромное количество информации, размещенной в определенном порядке. Мекк ничего никогда не забывает, он лишь стирает ненужную информацию. Кроме того, общеизвестно, что мозг мекка может работать как радиопередатчик или радар.

Но при всем этом мекки начисто лишены эмоций. Они ничем не отличаются один от другого, среди них нет личностей. Это естественное следствие коллективного мышления. Они служили нам потому, что не имели ни амбиций, ни зависти, ни стыда. К нам они не испытывали ни любви, ни ненависти. Не думаю, чтобы они так сильно изменились с тех пор. Нам трудно представить эмоциональный вакуум, в котором живут мекки — ведь мы окутаны вихрем разнообразных чувств. Мекки холодны, как кусок льда. Их кормили, давали жилье — и они находили такие условия вполне удовлетворительными. Что же случилось теперь? Я долго искал ответ на этот вопрос, но все причины, какие я только мог вообразить, оказывались при ближайшем рассмотрении просто смешны. Лишь одно предположение показалось мне заслуживающим внимания, хотя если это так, то ничего в итоге не изменится...

— Так что же? — нетерпеливо выкрикнул Гарр. — Говори!

Все взгляды были устремлены на Клагорна, и тому стало не по себе.

— Я думаю, они решили уничтожить человеческую расу.

Молчание затягивалось и приобрело зловещий оттенок.

Хагедорн повернулся к Ксантену.

— Это пригодится вам во время допроса. Действуйте!

— Если благородный Клагорн не против, мне бы хотелось, чтобы он присутствовал при этом.

— Рад быть полезен, но боюсь, никакие сведения нам сейчас не помогут. Надо готовиться к войне.

— Нельзя ли воспользоваться каким-нибудь хитроумным способом — вызвать, к примеру, электрический резонанс в мозгу мекка?

— Это невозможно. Их организмы защищены от внешнего воздействия. Хотя стоит попробовать лишить их радиосвязи. Благородные Урегус и Бернал, вы обладаете необходимыми знаниями, — могли бы вы сконструировать такой прибор?

Урегус нахмурился.

— Что значит сконструировать? Я мог бы начертить схему, но где взять детали? Не будем же мы, как чумазые подмастерья, рыскать по складам и мастерским. — Он возвысил голос. — Больно, что приходится напоминать об этом, но неужели вы столь низкого мнения о наших способностях?

Хагедорн поспешил его успокоить:

— Конечно же, нет! Мне и в голову не приходло оспаривать ваши достоинства! И тем не менее в столь тревожной ситуации обстоятельства могут привести к большему унижению, если мы не поступимся некоторыми принципами сейчас!

— Отлично, — заявил Урегус, на губах его застыла невеселая усмешка, — тогда вы лично и отправитесь со мной в подвалы. Что вы скажете на это?

Хагедорн собрался было ответить, но его перебил Клагорн:

— Прошу прощения, джентльмены, но речь идет об основополагающих принципах, и мы просто обязаны выработать общее для всех решение.

— Прошу всех высказаться, — добавил Хагедорн.

Поднялся Гарр:

— Благородный Клагорн может поступать так, как подсказывает его натура, — заговорил он сладким голосом, — я не вправе ему указывать. Что же касается меня, — голос его окреп и возвысился, — то я никогда не унижу высокого звания джентльмена. Это так же естественно для меня, как привычка дышать. Не собираюсь идти на компромисс и превращаться в пародию на самого себя! Мы, обитатели замка Хагедорн, являемся кульминацией развития человечества, любое отступление от наших правил есть шаг назад — то есть деградация. Я слышал, здесь кто-то произнес слово «тревога». Какое постыдное заблуждение! Удостоить этого определения мышиную возню разболтавшейся прислуги! По-моему, это просто недостойно!

Одобрительный шепот пробежал за столом совета.

Клагорн откинулся на спинку кресла, словно отдыхая. Его голубые глаза перебирали лица присутствующих, как бы раздумывая, на ком из них остановиться, затем он обратился к Гарру:

— Не стоит обижаться на ваши слова, ибо главное не в них. Куда важнее то, что весь Совет полностью разделяет вашу точку зрения. Я больше не могу уговаривать, разъяснять, увещевать. Здешняя атмосфера стала слишком затхлой, я покидаю вас. Желаю вам пережить наступление мекков, хотя сильно сомневаюсь в этом. Мекки — народ умный, с большими возможностями, лишенный предрассудков и болезненной гордости. Вы их недооцениваете!

Клагорн опустил свою табличку в щель и встал из-за стола.

— Прощайте!

Хагедорн умоляюще протянул руки.

— Погоди, не покидай нас в гневе, Клагорн! Одумайся! Нам нужна твоя мудрость, твой опыт!

— Но вы не собираетесь им воспользоваться, и значит, мое присутствие здесь — бесполезная трата времени.

С прощальным жестом он покинул зал Совета.

Хагедорн медленно опустился на прежнее место. Остальные крутились, покашливали, вертели в руках таблички. Чувствовалась общая неловкость. Гарр прошептал что-то на ухо сидевшему рядом Виасу, тот в ответ важно кивнул. Хагедорн снова заговорил:

— Нам будет очень не хватать благородного Клагорна, его интуиции и проницательности... К настоящему моменту мы достигли совсем немногого. Благородный Урегус, тебе, наверное, придется развить идею излучателя на следующем заседании, а тебе, Ксантен, допросить пленного мекка. Тебе же, благородный Гарр, мы поручаем ремонт лучевых пушек. Но главное, мы так и не выработали плана помощи осажденному Джанейлу!

— А что происходит в остальных замках? — поинтересовался Марун. — Мы давно не имеем новостей оттуда. Я предлагаю разослать птиц, пусть разведают обстановку.

— Верно. Хорошее предложение. Ты и проследишь за этим, Марун. На этом мы завершим Совет.

Одна за другой вернулись посланные Маруном птицы. Они принесли печальные вести:

— Морской остров опустошен! Мраморные колонны усеяли берег. Жемчужный купол рухнул, а в садовых фонтанах плавают трупы.

— В Маравале все мертвы — джентльмены, фаны, пейзаны. Даже птицы, увы, покинули развалины.

— Делора — ах, роз, роз, роз! Гнетущая картина. Ни одной живой души!

— Алюм тоже опустошен. Знаменитые резные ворота разбиты в щепки. Погас вечный Зеленый Огонь.

— Безмятежный пуст. Трупы пейзанов заполнили колодцы.

— Туанг — безмолвие.

— Утросветный — смерть!

ГЛАВА 9

Три дня спустя после совета Ксантену пришла в голову одна идея. Чтобы ее осуществить, он запряг шестерку птиц и направился с ними к Дальней Долине.

Выкрикивая свои обычные жалобы, птицы сначала промчались большими прыжками по взлетной площадке, явно стараясь вытряхнуть Ксантена из кресла, потом оторвались от земли и начали по спирали набирать высоту, и замок Хагедорн превратился в изящную игрушку далеко внизу.

Совершив положенный круг над замком, промчавшись над утесами и сосновыми лесами Северного Гребня, птицы поймали восходящий поток теплого воздуха и, расправив крылья, начали медленно спускаться к Долине.

Они проплывали над землями Хагедорна: садами, полями, виноградниками, поселками пейзанов. Промелькнуло озеро Моод с его павильонами и доками для яхт, затем тучные пастбища, где бродили коровы и овцы. Наконец показалась и стала приближаться Дальняя Долина. Ксантен указал птицам место посадки. Птицы, которые из любопытства предпочли бы сесть поближе к деревне, обиженно загалдели и так тряхнули его при посадке, что он, несмотря на весь свой опыт, едва не вывалился кубарем.

С трудом удержавшись на ногах, Ксантен приказал птицам не ссориться и вести себя пристойно, дожидаясь его возвращения, и зашагал по знакомой тропинке, направляясь к видневшейся вдали деревушке Искупающих.

Ягоды уже поспели, и несколько девушек бродили по рощице, наполняя ими корзинки. Среди них была и та, которую собирался присвоить Гарр.

Проходя мимо, Ксантен задержался и вежливо поздоровался с ней.

— Мы с вами уже встречались, если мне не изменяет память?

Улыбка девушки была и печальной, и капризной.

— Нет, память вас не подвела. Мы встречались в Хагедорне, потом вы доставили меня сюда. Тогда было темно, и я не рассмотрела как следует вашего лица. — Она протянула корзинку. — Вы голодны? Хотите ягод?

Такой красивой девушке трудно было в чем-либо отказать. Разговорились, Ксантен узнал, что зовут ее Глис Лугоросная, и что родителей своих она не знает, но, скорее всего, это жители замка, отдавшие на воспитание Искупающим свое внелимитное дитя. Ксантен вгляделся в черты ее лица, но не смог обнаружить сходства ни с одним из семейств Хагедорна.

— Возможно, ты происходишь из замка Делора. В твоих чертах есть фамильное сходство с Косанзасами, славящимися красотой своих женщин.

— Есть ли у тебя супруга? — с наивной прямотой спросила Глис.

— Нет, — честно ответил Ксантен, действительно за день до того порвавший с Араминтой. — А ты замужем?

Она отрицательно покачала головой:

— Тогда бы я не собирала сейчас ягоды, это работа для девушек. Зачем ты прилетел к нам?

— По двум причинам. Во-первых, чтобы повидаться с тобой, — услышав собственные слова, он с удивлением осознал, что это действительно так. — У меня не было возможности поговорить с тобой, а я хочу узнать: такая ли ты веселая, как и красивая?

Девушка вздохнула, и Ксантен так и не понял, польщена ли она: ведь комплименты джентльмена иногда влекли за собой печальные последствия.

— А кроме того, я прибыл поговорить с Клагорном.

— Ты найдешь его там. — Голос Глис стал холоден и неприветлив. — Он занимает крайний дом слева. — Она снова принялась собирать ягоды.

Ксантен поклонился в знак благодарности и направился к указанному дому.

Клагорн, облаченный в шаровары из домотканого полотна, рубил топором хворост для очага. Заметив Ксантена, он прекратил работу, оперся о топор и вытер пот со лба.

— А, это ты. Рад тебя видеть. Что нового в Хагедорне?

— Все по-старому. Рассказывать не о чем, хотя и пришел с новостями.

— В самом деле?

— Я допрашивал пленного мекка. Жаль, что тебя при этом не было, многие ответы были мне не ясны.

— Продолжай, возможно, я смогу тебе помочь.

— По окончании Совета я спустился в кладовую, где был заключен пленный мекк. От голода он совсем ослаб. Я дал ему воды и питательного сиропа, на которые он с жадностью набросился, а затем попросил принести рубленых моллюсков. Я послал прислугу, и требуемую еду принесли. Он съел очень много. Как ты уже знаешь, это был необычный мекк — ростом с меня и без сиропного мешка. Я внимательно рассмотрел его. Отрубленный шип-антенна уже вырос заново, и он мог связаться с остальными мекками. Сопоставив увиденное, я спросил:

«Благородные жители замка поражены самим фактом восстания. Нам казалось, вы вполне удовлетворены жизнью, это не так?»

«Естественно». — Я вполне уверен, что мекк просигналил именно это слово. Никогда бы не подумал, что мекки способны к таким выражениям.

«Хорошо, — сказал я, — так в чем же мы ошибались?»

«Мы больше не желаем на вас работать. Мы хотим жить в соответствии с нашими традиционными представлениями».

Этот ответ удивил меня. Я даже не подозревал, что у мекков могут быть какие-то представления, тем более традиционные.

Клагорн кивнул:

— Я тоже был поражен, обнаружив у них развитые умственные способности.

«Зачем же тогда убивать, — спросил я, — зачем уничтожать одну жизнь, чтобы улучшить другую?» — Произнося эту фразу, я понял, как неудачно она сформулирована. Мекк тоже это заметил, и просигналил что-то вроде: «Вы сами вынудили нас к этому своим обращением. Мы могли бы вернуться на Этамин, но Земля нам нравится больше. Мы оборудуем ее по-своему».

Казалось бы, все ясно, но мне почудилась некоторая недоговоренность в его словах. И, поразмыслив, я спросил:

«Это понятно, но зачем убивать и разрушать? Земля велика, выберите место и живите там.»

«Невозможно, — ответил мекк. — По вашим словам, мир тесен для двух соревнующихся разумных рас. Вы хотите отослать нас обратно на Этамин.»

«Чушь! — воскликнул я. — Абсурд, неужели ты веришь в это?!»

Но мекк стоял на своем: «Нет. Два благородных жителя Хагедорна стремились занять высший пост. Один из них заверил нас, что, если его изберут, он отправит нас на родную планету, что это цель его жизни».

«Чудовищное недоразумение, — сказал я, — один человек не может говорить от лица всех.»

«Разве? — удивился мекк. — Один мекк всегда говорит за остальных. Мы думали, у людей то же самое.»

«У нас каждый говорит и думает отдельно, — объяснил я ему, — и безумец, который плел вам эту чушь, просто преступник. Но теперь все прояснилось. Мы обещаем не отвозить вас на Этамин. Снимете ли вы осаду с Джанейла? Тогда мы позволим вам спокойно уйти.»

«Нет, — сказал мекк. — Уже поздно. Мы уничтожим людей. Этот мир тесен для двух рас.»

Тогда я сказал: «Мне очень жаль, но в таком случае придется тебя убить».

Он прыгнул на меня и накололся на мой кинжал. Это было легче, чем убивать спокойно сидящего. Теперь, Клагорн, ты знаешь все. Кто же из вас, ты или Гарр, навлек на нас это несчастье? Боюсь, что вина за все ляжет на тебя!

Клагорн нахмурился.

— Вина? Ответственность, но не вина. Я был наивен, но не имел злого умысла.

Ксантен в ужасе отшатнулся:

— Клагорн! Твое хладнокровие меня поражает! До этого, когда всякие недоброжелатели, вроде Гарра, открыто называли тебя сумасшедшим...

— Успокойся, Ксантен, — раздраженно воскликнул Клагорн. — Это показное биение в грудь неуместно. Что я сделал? Моя вина в том, что я слишком старался. Да, я хотел стать Хагедорном и отпустить рабов домой. Я потерпел поражение, рабы взбунтовались. О чем еще говорить? Мне это надоело, не таращь на меня глаза!

— Ах, тебе надоело! — вскричал Ксантен. — Тебе не нравятся мои глаза, а кто ответит за тысячи смертей?!

— Рано или поздно это должно было случиться. Предлагаю вам оставить бесполезные упреки и с той же энергией заняться собственным спасением. От меня вы способа спастись не узнаете.

— Клагорн, я прилетел сюда, чтобы снести твою высокомерную голову с плеч!

Клагорн, не слушая больше, занялся рубкой дров.

— Клагорн!

— Ксантен, поори лучше на своих птиц.

Ксантен повернулся и пошел прочь. Девушки, собиравшие ягоды, с удивлением смотрели на него и уступали дорогу. Глис среди них не было. Еще более взбешенный, он зашагал дальше. Пройдя ярдов сто, он увидел полянку с поваленным деревом. На пне сидела Глис и любовалась какой-то травинкой. Глубоко вздохнув, Ксантен приблизился к ней. Она подняла голову, в ее волосах он заметил свежий цветок.

— Отчего ты такой сердитый?

Ксантен присел рядом с ней.

— Сердитый — не то слово. Я просто в отчаянии. Клагорн знает, как нам спастись, но не хочет открывать секрет.

Глис Лугоросная засмеялась, словно зазвенел веселый колокольчик.

Ничего подобного ему слышать не приходилось.

— Секрет? Все его знают, даже я!

— Конечно, секрет, — настаивал Ксантен, — иначе зачем бы его скрывать?

— Тогда слушай. Если ты боишься болтливости птиц, я скажу тебе на ухо. — И она прошептала несколько слов в ухо Ксантена.

Сладчайший дурман окутал его, и простой смысл сказанного не сразу был им осознан. Он разочарованно вздохнул:

— Какой же это секрет? Древние скифы называли это «бафос», хитрая уловка. Но это позор для джентльмена. Ведь мы же не танцуем с пейзанами? И не приносим птицам ароматные настойки, и не обсуждаем с ними достоинства наших фанов?

— Позор?! Ах, так! — Глис вскочила на ноги. — Тогда говорить со мной — это тоже позор! Или сидеть рядом со мной, или делать смехотворные предложения!

— Но я не делал никаких предложений! — запротестовал Ксантен. — Я сижу здесь, соблюдая все правила приличия...

— Слишком много приличий, слишком много чести! — С поразившей Ксантена страстью она вырвала из волос цветок и бросила его на землю, намереваясь растоптать. — Вот так!

— Подожди, — кротко остановил ее Ксантен. Он нагнулся, поднял цветок, поцеловал его и снова вплел в волосы Глис. — Я вовсе не слишком гордый. И я буду стараться.

Он хотел было обнять Глис, но она отстранилась.

— Скажи мне, — с неожиданной суровостью спросила она, — у тебя есть эти ваши странные женщины-насекомые?

— Фаны? Нет, я не держу фанов.

Услышав это, Глис расслабилась и позволила Ксантену обнять себя.

Птицы при этом гоготали, мяукали и издавали отвратительный скрежет своими крыльями.

ГЛАВА 10

Проходило лето. Тридцатого июня в Хагедорне и Джанейле отпраздновали День Цветов, хотя насыпь вокруг Джанейла росла с каждым днем. Ксантен на своей крылатой шестерке под покровом ночной темноты прилетал в Джанейл и предлагал эвакуироваться в Хагедорн с помощью птиц. Он был готов забрать с собой всех желающих, если таковые найдутся. Совет замка выслушал его с каменными лицами и разошелся, не удостоив ответом. И Ксантен, обуреваемый разнообразными чувствами, возвратился в Хагедорн. Доверяясь только верным друзьям, он организовал тайную группу из тридцати или сорока джентльменов, придерживающихся одинаковых с ним взглядов. Но тайна сохранялась недолго, и основные принципы их организации стали вскорости достоянием всех.

Традиционалисты, как и следовало ожидать, обвинили их в трусости и всячески издевались над молодыми людьми. Ксантен и единомышленники сдерживались и не отвечали на оскорбления.

Вечером девятого сентября замок Джанейл пал. Страшную новость принесли в Хагедорн испуганные птицы, которые снова и снова повторяли свой рассказ визгливыми голосами.

Хагедорн, измотанный постоянной тревогой, снова собрал совет. Совет констатировал печальный факт — Хагедорн остался последним замком на Земле.

— Мекки не могут причинить нам вреда, — заявил Хагедорн, — у них не получится взять наш замок тем же способом, что и Джанейл — стены слишком высоки. Мы в безопасности. Но какой жуткий поворот судьбы — Хагедорн остался последним оплотом человеческой цивилизации!

Заговорил Ксантен, голос его звучал искренне и страстно:

— Двадцать лет, тридцать лет, пятьдесят — какая разница меккам? Стоит им окружить замок — и мы в ловушке. Неужели вы не понимаете, что у нас осталась последняя возможность бежать из этой огромной клетки, в которую превратится скоро Хагедорн!

— Ты предлагаешь бежать, Ксантен? Что за низкое слово! Какой позор! Забирай свою банду и беги — в степи, в болота, в тундру! Только избавь нас от своих панических воплей, трус!

— Что ж, Гарр, коль скоро я превратился в «труса», не вижу ничего постыдного в бегстве, — невозмутимо отвечал Ксантен. — Стремление выжить вполне нравственно, эту мысль я слышал из уст крупного ученого.

— Неужели? Кто же он?

— Благородный Филидор, если тебя интересуют детали.

Гарр картинным жестом хлопнул себя ладонью по лбу.

— Имеешь ли ты в виду Филидора-Искупающего? Да ведь он из самых крайних радикалов, даст сто очков вперед всем искупающим вместе взятым. Ксантен, одумайся, сделай милость!

— Если мы освободим себя от замка, — упрямо продолжал Ксантен, — впереди у каждого будут еще годы жизни.

— Но ведь наша жизнь немыслима без замка! — возразил Хагедорн. — Что мы, в сущности, без него? Звери дикие? Кочующие бродяги?

— Живые люди!

Гарр фыркнул и демонстративно отвернулся. Хагедорн в растерянности помотал головой.

Раздался голос Беандри.

— Ксантен, ты всех нас растревожил, а зачем? В замке мы в полной безопасности, как в утробе матери. Какой же прок все бросать? Запятнать свое имя, отказаться от благ цивилизации — ради чего? Чтобы, испуганно озираясь, пробираться средь диких лесов? Другой выгоды я не вижу.

— Джанейл тоже был неприступен, — возразил Ксантен. — Где теперь его неприступность? Там смерть и опустошение. Покинув замок, мы останемся в живых. И у нас есть более приятная перспектива, чем красться средь диких лесов.

— Иногда смерть предпочтительнее жизни, — ответил ему старый Иссет. — Почему я не могу дожить с честью последние годы?

В зал вбежал Робарт.

— Благородные члены Совета! К замку приближаются мекки!

Хагедорн затравленным взглядом окинул присутствующих.

— Какие будут предложения? На чем мы остановимся?

Вскинулся Ксантен.

— Пусть каждый поступит так, как он считает нужным. Я устал спорить. Распусти Совет, Хагедорн, чтобы каждый мог заняться своими делами. Я лично намерен покинуть замок.

— Совет окончен, — объявил Хагедорн, и все поспешили к крепостным стенам, чтобы своими глазами увидеть происходящее. По главной дороге двигались толпы пейзан, за плечами каждого болталась котомка. Далеко за ними, у кромки Варфоломеевского леса, уже виднелись краллы и аморфная, коричнево-золотистая масса: полчища мекков.

Аури указал окружающим на восток.

— Смотрите, вон они, поднимаются по Болотной низине.

Он повернулся к западу:

— И туда посмотрите — Бамбридж полон мекков! — В одном порыве все повернулись к Северному Гребню. Гарр указал на цепь бронзовых фигурок.

— Вот они, проклятый сброд. Окружают! Что ж, пусть теперь сдохнут. — И он направился к своему жилищу, демонстрируя окружающим спокойствие и презрение к опасности. Остаток дня он провел, занимаясь обучением любимой Глорианы — фана, подающего большие надежды.

На следующий день осада замка началась. Повсюду можно было заметить следы активной деятельности мекков — строились бараки, склады, бункеры для хранения сиропа. Внутри этого кольца, но за пределами радиуса действия лучевых пушек, работящие краллы выбрасывали на поверхность земли целые холмы породы. За ночь холмы выросли и вытянулись в сторону замка. То же самое повторилось и на следующее утро. Замысел мекков стал проясняться — это были защитные валы над входами в туннели. Туннели же вели к основанию скалы, на которой располагался замок.

На следующий день насыпи достигли скальной породы. Из противоположного отверстия стали появляться краллы, груженные колотым камнем. Они сбрасывали свой груз на поверхность и снова исчезали под землей. За время осады всего было прорыто восемь туннелей. Из каждого рекой потек щебень и порода, выгрызаемые из основания скалы, поддерживающей замок. Все стало понятно усеявшим парапеты жителям Хагедорна.

На шестой день осады солидный кусок склона вдруг задрожал, раскололся, и громадный клин скалы, почти что доходивший до основания стен, рухнул вниз.

— Если так пойдет и дальше, — заметил Беандри, — мы продержимся не дольше Джанейла.

— Пойдемте! — призвал всех Гарр. — Пора испытать нашу пушку. Сейчас поднимем туннели на воздух и посмотрим, что будут поделывать эти негодяи. — Он направился к ближайшему орудийному посту и приказал пейзанам снять защитный чехол.

Оказавшийся неподалеку Ксантен насмешливо предложил свои услуги:

— Позвольте помочь вам, благородный Гарр, — сказал он, сдергивая материю, — теперь извольте пострелять, если желаете.

Гарр недоуменно взглянул на него, потом подскочил к пушке. Почти с разбега прыгнул в кресло стрелка-оператора, просунул руки в рукава управления и быстро нащупал пальцами сенсоры наведения, коррекции, мощности и выстрела. Гарр, подумав, двинул средним пальцем левой руки, переведя тем самым орудие в импульсный режим максимальной мощности. По ладоням пробежал электрический импульс готовности. Закрепив на висках сенсоры наведения-прицеливания, Гарр волевым усилием опустил книзу раструб излучателя и навел его на гребень насыпи. Так же, волевым усилием, Гарр произвел выстрел. Однако вместо ожидаемого, почти невидимого днем, столь опасного для всего голубого излучения пушка извергла бордово-красное пламя. Пламя ударило в насыпь, и она тут же обуглилась, песок и камни расплавились и потекли, кругом пахнуло жаром. Гарр радостно вскрикнул, чуть не подпрыгнув в кресле, однако потом призадумался. Ведь выстрел был совсем не максимальной мощности. Гарр движением пальцев установил средней мощности потоковый режим, и потом снова перешел в импульсный режим повышенной мощности. Снова пушка бросила вперед заряд энергии, но на этот раз это был тот самый смертельный нежно-голубого цвета конусообразный луч, не знающий препятствий. Послышался треск. Попавшая под удар часть насыпи вспыхнула кроваво-красным цветом, вспухла и превратилась в раскаленный вулкан. Расплавленные камни и куски земли разлетались в стороны на огромное расстояние, на защитников замка пахнуло огненным ветром. Жар был настолько велик, что многие закричали. Все, что находилось на расстоянии полета стрелы от места удара, превратилось в прах. Но находящиеся ниже тридцати футов земли представляли собой прекрасную теплоизоляцию. И хотя кратер раскалился добела, диаметр его не увеличивался. Гарр, злобно улыбаясь, едва дождался нового заряда накопителей энергии пушки, и снова произвел выстрел...

Однако, как и бывает в таких случаях, орудие повело себя совсем не так, как ожидалось. Использование оружия предков без должной подготовки всегда чревато непредсказуемыми последствиями. Так получилось и в этот раз. Гарр не учел каких-то особенностей, и вместо выстрела в пушке вдруг что-то щелкнуло, по ней пробежала мелкая судорога, болезненно отразившись в теле Гарра, и пушка превратилась в бесполезную груду металла.

Оправившись от боли, Гарр бросился осматривать механизм. Затем, махнув рукой, повернулся и пошел прочь.

Через четверть часа еще один большой кусок отвалился от восточного склона, а перед закатом то же произошло на западном, где линия стен составляла одну прямую со склоном.

В полночь Ксантен и его единомышленники вместе с женами и детьми покинули замок. Шесть птичьих команд совершали рейсы между замком и лугом неподалеку от Дальней Долины, успев задолго до рассвета перевезти всех. Никто не пришел их проводить.

ГЛАВА 11

Неделю спустя обвалился еще один кусок восточного склона, увлекая за собой часть контрфорса из сплавленного камня. У входов в туннели лежали огромные кучи вынесенной наверх породы. Разрушения еще не были катастрофическими: был нанесен серьезный урон, но все еще можно было поправить. Меньше всего пострадал южный, покрытый террасами, склон. Но месяц спустя после начала осады от него неожиданно отделился солидный участок, трещина пересекла главную дорогу, обрушив при этом каменную балюстраду, украшенную бюстами знаменитостей. На следующий день рано утром Хагедорн собрал Совет.

— Обстоятельства, — начал он, тщетно пытаясь придать голосу энергию и живость, — нисколько не улучшились за последнее время. Действительность превзошла самые худшие ожидания. Положение катастрофическое. Признаюсь, у меня не вызывает восторга перспектива провалиться в преисподнюю вместе со всем нажитым добром.

— И мне тоже страшно! — в отчаянии признался Аури. — Смерть — что смерть! Каждый рано или поздно умрет. Но стоит мне подумать обо всех моих драгоценностях, как становится нехорошо. Мои хрупкие вазы разбиты в черепки! Мои драгоценные накидки изорваны! Мои фаны задушены! А фамильные люстры? Все это преследует меня каждую ночь.

— Твои вещи не ценнее других, — прервал его стенания Беандри. — И это всего лишь вещи. Когда не станет нас, какое кому до них тогда дело?

Услышав эти слова, Марун содрогнулся:

— В прошлом году я заложил в погреб восемнадцать дюжин бутылей первоклассных благовоний — двенадцать дюжин «Зеленого Дождя» и по три дюжины «Валтасара» и «Файдора». Вот это трагедия!

— Если бы мы только знали... — простонал Аури. — Я бы тогда... Я бы... — Голос его затих. Наступило томительное молчание; наконец, Гарр раздраженно топнул ногой.

— Давайте обойдемся без рыданий. Ведь у вас был выбор, помните? Ксантен склонял вас к побегу. Сейчас он и его прихвостни скитаются где-то в северных горах вместе с Искупающими. Мы предпочли остаться — на горе или на радость. К сожалению, получилось на горе. Примем же свою участь как джентльмены!

Совет вяло поддержал Гарра. Хагедорн извлек на свет бутыль бесценной «Радаманты» и наполнил чаши с небывалой щедростью.

— За наше славное прошлое — если будущего уже не осталось!

Ночью в окружавшей замок цепи мекков было замечено какое-то беспокойство. В четырех местах вспыхнул огонь, доносились приглушенные крики. На следующий день темп работы несколько снизился.

После полудня большой участок восточного склона рухнул вниз. Через мгновенье, помедлив, словно в величественном раздумье, высокая стена раскололась и рухнула тоже, отделяя тылы шести Жилищ благородных семейств.

А через час после захода солнца на взлетную площадку опустилась шестерка птиц. Из плетеного кресла выскочил Ксантен, сбежал вниз по спиральной лестнице и спустился на центральную площадь перед дворцом. Увидев его, Родственники позвали Хагедорна, даже не пытавшегося скрыть своего удивления при виде Ксантена.

— Что ты здесь делаешь? Мы думали, ты на севере, вместе с Искупающими.

— Искупающие не ушли на Север, они присоединились к нам, и мы сражаемся.

Челюсть Хагедорна отвисла от изумления.

— Сражаетесь? Джентльмены сражаются с мекками?!

— Да, и очень решительно.

Хагедорн недоверчиво покачал головой.

— И Искупающие тоже? Странно, мне казалось, они собирались бежать на Север.

— Да, некоторые так и сделали, Филидор, например. Среди Искупающих есть разные фракции, как и в замке. Но основная часть осталась. К нам присоединились также бродяги, и с пылом фанатиков сражаются с врагом. Прошлой ночью мы подожгли четыре бункера с запасами сиропа и уничтожили более сотни мекков и дюжину краллов. У нас тоже есть потери, и очень болезненные, так как нас мало. Поэтому я здесь. Нам очень нужны люди, становитесь в наши ряды!

— Я созову жителей. Поговори с ними.

Горько жалуясь на тяжелую судьбу, птицы всю ночь трудились, перевозя благородных джентльменов, несколько протрезвевших после страшных событий и горящих желанием, позабыв условности, драться за собственную жизнь. Но были и такие, которые даже сейчас упрямо отказывались пойти на компромисс с многовековыми устоями. Покидая замок, Ксантен на прощанье как мог постарался приободрить их:

— Утешайтесь тем, что стены у вас по-прежнему надежные, оставайтесь в замке, пока мекки не найдут способ проникнуть внутрь и уничтожить вас.

Затем он повернулся к Хагедорну:

— А ты летишь с нами или нет?

Хагедорн тяжело вздохнул.

— Замку пришел конец, что уж теперь... Я ухожу с вами.

Но неожиданно ситуация изменилась. Мекки, окружая замок осадным кольцом, не рассчитывали на сопротивление со стороны Долины. На сопротивление замка они тоже не рассчитывали. Поэтому, располагая бараки и хранилища сиропа, они руководствовались соображениями удобства, а не возможности обороны. Это было на руку лазутчикам и диверсантам из стана людей. Можно, приблизиться незамеченными, нанести ощутимый урон и отступить без потерь. Нападения диверсантов повторялись все чаще, и в конце концов мекки вынуждены были отступить. Кольцо осады превратилось теперь в полукруг, но, несмотря на такое нарушение их планов, мекки отступать не собирались.

На контролируемой территории мекки собрали уцелевшие емкости с сиропом, краллов, оружие и боеприпасы в один плотный лагерь, подступы к которому охранялись простой, но довольно эффективной системой сигнализации, освещались прожекторами, и при малейшем подозрении, простреливались дозорными, что делало лобовую атаку практически невозможной.

Просовещавшись целый день, повстанцы решили напасть с воздуха, и во время воздушной атаки небольшими силами ударить по земле. Шесть легких платформ были нагружены пузырями с горючим, к каждому пузырю крепилась зажигательная граната. Каждую платформу должны были нести десять птиц.

В полночь они взлетели и, набрав высоту, спланировали на лагерь мекков. Когда птицы на бреющем полете пролетали над лагерем, сидевшие на платформе люди сбрасывали зажигательные бомбы. Лагерь мекков охватило пламя. Горели хранилища сиропа, метались перепуганные краллы, круша строения и давя своих новых хозяев. Прожекторы оказались разбитыми группой диверсантов, молчаливо атаковавших лагерь, и люди под покровом темноты бросились довершать разгром. После короткой, но жестокой схватки они овладели выходами из туннелей, где укрылись оставшиеся в живых мекки. Восстание, похоже, было подавлено.

ГЛАВА 12

Постепенно пожар угасал. Люди — сотни три из замка, двести Искупающих и несколько десятков кочевников — собрались в одном из туннелей, обсуждая дальнейший план действий. Совещание затянулось, так как каждый народ предлагал действия, исходя из своего жизненного уклада и привычек. Жители замка, в общем-то, совершенно неподготовленные к таким действиям, в основном давали путаные советы, лишь нарушающие составление плана дальнейших действий. Но, в конце концов, план был составлен.

На рассвете группа джентльменов, чьи близкие остались в замке, отправились туда, чтобы привести их. Вместе с ними вернулись и те, кто не пожелал в свое время покинуть замок — Беандри, Гарр, Иссет и Аури. Они поздравили победителей искренне, но несколько суховато.

— Что же вы думаете делать теперь? — поинтересовался Беандри. — Мекки в ловушке, но добраться до них невозможно. Если они запаслись сиропом, то смогут продержаться несколько месяцев. Держать их в блокаде и, постоянно ожидая каких-либо нападений, жить в постоянном напряжении, по-моему, не самое лучшее.

— Конечно, — тут же вмешался Гарр, — как неплохой специалист в военном деле, я бы предложил следующее — установить на кралла лучевую пушку и ударить из нее по меккам. Большинство погибнут, а те, кто выживет, пригодятся для работы.

— Нет! — воскликнул Ксантен, — не будет больше смертей и крови. Все оставшиеся в живых мекки, а также пейзаны, будут отправлены на их родные планеты.

— Кто же, по-вашему, будет обслуживать жителей замка? — холодно поинтересовался Гарр.

— У вас остаются синтезаторы сиропа. Пришейте их на спину — и проблема питания решена! С остальными бытовыми делами, конечно, несколько труднее — многое придется научиться делать самим.

Гарр надменно приподнял бровь.

— К счастью, это лишь твое дерзкое мнение. Хагедорн, ты тоже считаешь, что цивилизация должна угаснуть?

— Она не угаснет, — отвечал тот, — при условии, разумеется, что мы приложим к этому усилия. Но в одном я убедился окончательно — рабства больше не должно быть!

Вдруг со стен замка раздался отчаянный крик:

— Мекки! Они проникли сюда и захватили нижние уровни! Спасите нас!! — И ворота медленно закрылись.

— Как это могло случиться? — воскликнул Хагедорн. — Ведь мекки загнаны в туннель!

— Думаю, у них был заготовлен ход в замок, — живо сообразил Ксантен.

— Нужно немедленно выбить их оттуда! — Хагедорн бросился вперед, словно намереваясь в одиночку атаковать мекков. — Мы не можем позволить им грабить замок!

— К несчастью, — вздохнул Клагорн, — стены защищают мекков от нас гораздо надежней, чем нас от них.

— Но можно использовать птиц!

Клагорн с сомнением покачал головой:

— Они выставят стрелков. Даже если удастся высадить десант, прольется море крови. А ведь они превосходят нас численностью!

Хагедорн застонал:

— Одна мысль о мекках, роющихся в моих вещах, убивает меня!

— Слушайте! — Сверху донеслись хриплые выкрики.

— Смотрите, люди на одной из стен!

Ксантен бросился к птицам, напуганным и поэтому смирным.

— Поднимите меня над замком! — приказал он. — Повыше, чтобы нас не достали пули.

— Будьте осторожны, — предупредила одна из птиц, — в замке творятся страшные вещи!

— У меня крепкие нервы! Поднимайтесь!

И птицы взмыли в воздух, стараясь держаться за пределами опасной зоны.

Каким-то чудом одна из пушек все-таки стреляла, и за ней столпилось человек тридцать — женщины, дети, старики. На всей остальной территории, куда не доставали пушечные выстрелы, роились мекки. Центральная площадь была усеяна трупами — джентльмены, леди, их дети, — все, кто предпочел остаться в замке.

За пушкой стоял Гарр. Заметив Ксантена, он издал бешеный вопль, развернул пушку и выстрелил вверх. По счастью, это все-таки был не смертоносный луч, а лишь его слабое подобие. Несмотря на то, что прицел был верен, энергия пушки смогла уничтожить только двух птиц. Остальные, сплетясь в клубок, вместе с Ксантеном полетели вниз, и четыре оставшихся в живых каким-то чудом сумели у самой земли затормозить падение.

Совершенно обессиленный, Ксантен пытался выпутаться из ремней. К нему подбежали возбужденные люди.

— Ты не ранен? — кричал Клагорн.

— Нет, только очень испуган.

— Что там видно, сверху?

— Все мертвы, осталось буквально несколько человек. Гарр совсем обезумел, он стрелял в меня.

— Смотрите! Мекки на стенах! — закричал Морган, заметив неуклюжие фигурки, карабкающиеся по укреплениям.

— О-о! Смотрите, смотрите! Они прыгают... Нет, их сбрасывают!

Стороннему зрителю трагично и жутко было бы смотреть, как страшно медленно, как будто время замедлило свой равномерный бег, маленькие фигурки людей и мекков, вцепившихся с них в последнем смертельном объятии, отделялись от парапета и устремлялись вниз, к земле, навстречу гибели. Но, никакого наблюдателя, конечно, не было, и время не замедляло своего бега. Все защитники замка, находившиеся на стенах, погибли. Замок Хагедорн оказался в руках мекков.

Ксантен задумчиво рассматривал изысканный силуэт замка, такой знакомый и близкий, — и теперь такой чужой!

— Они долго не продержатся. Надо всего лишь разрушить солнечные батареи или накопители — и у них не будет энергии для синтеза сиропа.

— Давайте сделаем это немедленно, — предложил Клагорн, — пока они сами не догадались об этом. Птицы!

Вскоре четыре десятка птиц — каждая несла по два обломка скалы величиной с человеческую голову — тяжело поднялись в воздух, облетели замок и, вернувшись, доложили, что солнечных батарей больше не существует.

Осталось только заложить выходы туннелей, чтобы мекки не вырвались наружу.

— А что же будет с пейзанами? И с фанами? — тоскливо заметил Хагедорн.

Ксантен грустно покачал головой.

— Теперь мы все должны стать Искупающими — слишком много грехов.

— Мекки продержатся не более двух месяцев, я уверен в этом. — Клагорн как-то пытался приободрить окружающих.

Но прошло почти полгода, пока однажды утром не отворились ворота замка и наружу не выбрался изможденный мекк.

— Люди! — просигналил он. — Мы умираем от голода. Мы не тронули ваших сокровищ, выпустите нас или мы все уничтожим.

— Наши условия таковы, — отвечал ему Клагорн. — Мы сохраним вам жизнь, если вы приведете в порядок замок, соберете и похороните убитых. Потом вы почините корабли, и мы доставим вас обратно на Этамин.

— Ваши условия приняты. — Мекк едва держался на ногах. Произнеся слова капитуляции, он упал без сознания.

Пять лет спустя Ксантен, его жена, Глис Лугоросная, и двое прекрасных малышек находились по своим делам в окрестностях реки Сены. Воспользовавшись возможностью, они посетили замок Хагедорн, в котором жили теперь всего несколько десятков человек. Среди них был и Хагедорн.

Он сильно постарел за эти годы. Волосы поседели, щеки ввалились. Былой величавой осанки тоже не было. Годы согнули его. И в глазах, еще не явно, но уже виднелась старческая доброта и смирение. Трудно было определить его настроение. Они стояли вблизи скалы с возвышающимся на ней замком, укрывшись в тени развесистого орехового дерева, а дети неподалеку играли в какую-то свою игру.

— Теперь это просто музей, — рассказывал Хагедорн, — а я в нем смотритель. Этим же делом, по-видимому, будут заниматься последующие Хагедорны, потому что замок обязательно нужно сберечь, ведь здесь собраны бесчисленные сокровища. Замок дряхлеет, уже появились призраки. Я сам не раз их видел по ночам. Э-ге-ге, какие были времена, правда, Ксантен?

— Да, — согласился тот, — но я бы не хотел их вернуть. — Они помолчали, оглядывая громаду замка, будто видели его впервые.

— Грядущие поколения — что они будут думать о нас? — промолвил Хагедорн, задумчиво глядя на резвящихся детей. — О наших сокровищах, книгах, искусных вышивках?

— Они будут приходить сюда наслаждаться, как это делаем мы сегодня, — после паузы, вздохнув, ответил Ксантен.

— Да, там есть чем полюбоваться. Не пойдешь ли ты со мной, Ксантен? У меня еще сохранился запас старого благородного вина.

— Благодарю тебя, но мне не хочется тревожить старые воспоминания. Мы продолжим наш путь.

— Я понимаю тебя, Ксантен. Ну что ж, прощай, счастливого пути.

— Прощай, Хагедорн! — И они с сыном зашагали обратно в мир, снова принадлежащий людям.