Было ещё довольно рано, когда во вторник мы приземлились в аэропорту Ла Гардиа. Келли приклеился к нам, как ярлык к чемодану, а Люсиль по-прежнему ворчала, что не понимает, почему мы не связали наши планы с полицией.
— Потому что с полицией не связывают планов. В полицию являются с повинной или полиции сдаются.
— Может, тогда нам лучше сдаться, Харви?
— Харви Крим не сдаётся! — мрачно возвестил я.
— Господи, Харви, они же на нашей стороне. Они тоже хотят разыскать Синтию. Почему бы нам не помочь им?
— Во-первых, только та помощь ценится полицией, каковая…
— Какая сложная фраза, Харви…
— Какая разница. Главное, что ты меня поняла.
— Если ты считаешь, что синтаксис не имеет никакого значения, Харви, то, стало быть, мы потеряли способность общения.
— Ладно. От общения с подонками страдает, в первую очередь, синтаксис. Это тебя удовлетворяет? Я приношу свои глубокие извинения, если выразился неизящно.
— Харви!
— Ну, ладно. Буду с тобой совершенно прям и откровенен. Ты, наверное, слышала, как я жаловался на моего босса Алекса Хантера и язвенника лейтенанта Ротшильда, но они агнцы по сравнению с мистером Гомером Смедли, вице-президентом третьей в мире страховой компании. И если люди думают…
— Вон такси, Харви, — перебила меня Люсиль.
Мы сели в такси, а Келли в следующую машину. Я дал водителю десятку и сказал:
— Это на чай. Я дам ещё пятёрку в дополнение к тому, что будет на счётчике. Мы едем в отель «Рицхэмптон», что на Мэдисон-авеню.
— Кого прикажете убить, мистер? — радостно осведомился таксист.
— Решай сам. Видишь зелёную машину за нами?
— Да.
— Можешь её потерять?
— За десять долларов я потеряю Джона Эдгара Гувера[5] и сорок его ребят. Спите спокойно.
Машина рванула вперёд, а Люсиль мне напомнила, что я обещал рассказать ей о Гомере Смедли.
— Знаешь, кто правит компанией? — спросил я. — И знаешь, с чем страховая компания имеет дело? С деньгами. А что любят мои шефы? Опять же деньги. Вышеупомянутый Гомер Смедли вручил мне чек на пятнадцать тысяч долларов, и я обещал за это представить ему Синтию целой и невредимой. А он мне сказал — цитирую дословно или почти дословно: «Если вы не найдёте её, Харви, то пожалеете, что родились на свет божий». Это может показаться пустым бахвальством, но надо знать Смедли. Ты понимаешь, на что он способен?
— Я понимаю, что этот наш водитель способен нас убить, причём он явно собирается это сделать в самое ближайшее время.
Я был готов признать, что либо он отличный шофёр, либо полный псих. Пока мы обменивались репликами, он выехал со стоянки и поехал по пригородам к улице Квинза со скоростью шестьдесят миль в час. Зелёный «Додж» с Келли на борту отчаянно старался не отстать. Я душой болел за своего водителя, который и понятия не имел, что за ним гонится полицейский. Если его поймают, то он отсидит три месяца, да ещё заплатит сотню долларов. Я понял, что мой долг прибавить ему ещё пятёрку.
— Скажем им до свидания, — хмыкнул он, и машина, резко свернув на двух колёсах, оказалась у кладбища, там повернула направо, налево и понеслась по улице вдоль кладбища, которая была водителю, похоже, хорошо знакома. Затем он выскочил на ещё одну пригородную улицу, повернул один раз, другой, после чего вырулил на широкую, обсаженную деревьями улицу, с которой были хорошо видны силуэты Манхэттена. Вид был красивый, а Келли исчез, как будто его и не было в природе вовсе.
— Ты не жалеешь денег, когда хочешь организовать убийство, — заметила Люсиль. — Мы вполне могли пообедать в Плазе…
— Мы добились своего.
— То есть.
— Мы потеряли Келли.
— Раз уж мы оказались в Нью-Йорке, то я помогла бы тебе избавиться от нашего друга Келли тридцатью тремя способами, причём без риска свернуть себе шеи. Но ты, как и все американские мужчины, с пелёнок смотрел телевизор…
— Дама, — подал голос шофёр, — вы против богатства?
— А, лучше смотрите на дорогу, — раздражённо буркнула Люсиль.
— Дама, меня не надо учить, как водить машину. Но человек должен есть-пить, вот и приходится зарабатывать доллары тяжким трудом.
Я не сказал ни слова. Наконец, мы подъехали к отелю «Рицхэмптон».
— Слава Богу и за это, — сказала Люсиль.
— За что же?
— Мы живы.
— Да, да, — рассеянно отозвался я, думая о своём офисе, где не был со вчерашнего дня. Если позвонить Хантеру, то он попытается прямо по телефону оторвать мне уши за то, что я исчез, и потребовать, чтобы я немедленно появился в компании. Но если не звонить, никаких вопросов не возникнет, и я спокойно смогу продолжать поиски. Поэтому мы вошли в вестибюль отеля, и я позвонил из автомата Мейзи Гилман, которая всегда в курсе всех дел. Люсиль ждала меня у будки. Она, похоже, вообще забыла о своей библиотеке. Затем откуда ни возьмись появился местный детектив Майк Джекоби. Я заметил, как он переменился в лице, завидев Люсиль. Я одновременно слушал, как он объясняется с Люсиль, и внимал Мейзи Гилман, очень хотевшей понять, где меня носит нелёгкая.
— В Канаде. Так и передайте Хантеру. Я иду по горячим следам. А что случилось-то?
— Да ничего, — сказала Мейзи, — кроме того, что Хантер не находит себе места и глубоко сожалеет, что не может вас заполучить.
— Передайте, что я ему позвоню попозже, — сказал я.
— Это его не удовлетворит.
— Тогда пусть застрелится.
Но от Мейзи было не так легко отделаться, и пока она подробно рассказывала мне о происходящем в фирме, Джекоби и Люсиль поглощенно о чём-то беседовали. Увы, я не мог понять, о чём именно. Затем Джекоби вдруг поклонился, поцеловал Люсиль руку и удалился. Кажется, я повесил трубку, не дослушав щебет Мейзи. Я вышел из будки и спросил Люсиль:
— Не подводит ли меня моё зрение?
— А что такое ты увидел?
— Я видел, как этот мозгляк целовал тебе руку.
— Да, и, по-моему, это очень неплохой европейский обычай.
— Ньюарк, штат Нью-Джерси, — вот его Европа. А куда он делся? Я хочу с ним потолковать.
— Его должны обработать бритвой.
— Бритвой?
— Да, это особый вид стрижки. Стоит три доллара, он стрижётся два раза в месяц — причём, раз в месяц — бритвой.
— Отлично. Я рад, что тебе так хорошо известны его обычаи. Но я хочу поговорить с ним немедленно.
— Я уже говорила с ним, Харви.
— Причём тут ты? Я хочу задать ему кое-какие вопросы. Например, не возвращались ли в отель Синтия с этим графом. Чёрт возьми, у меня к нему два десятка вопросов.
— Ну, конечно, они вернулись. Это лишний раз показывает, какой ты умный. Мне бы и в голову не пришло искать их здесь. Но они вернулись, словно почтовые голуби.
— И что?
— И ничего. Они наверху, в номере для новобрачных.
— Прямо сейчас?
— Ну, конечно. Как здорово, Харви. Я о том, что ты заработаешь массу денег.
— Причём тут деньги? — удивлённо воззрился я на Люсиль.
— Разве мы не работаем вместе?
— По-моему, тебе пора перестать симулировать и вернуться в библиотеку. Когда вернётся Джекоби?
— Сразу, как подстрижётся. Он собирался на ланч. Он приглашал меня составить ему компанию. Он обещал сводить меня в «Колони». Он сказал, что готов поспорить: ты никогда не приглашал меня туда.
— Он великий гостиничный сыщик. Рыщет по всем отелям. Это уж точно. Ну ладно, можешь постоять здесь или возвращайся на работу. А я иду в номер для новобрачных.
Люсиль схватила меня за руку, посмотрела в глаза и холодно сказала:
— Только попробуй, Харви Крим. После того, как я прошла с тобой весь путь, ты вдруг бросаешь меня. На такое способен не человек, а крыса.
— Я думаю о твоей безопасности.
— Либо я иду с тобой, либо закатываю при всех скандал.
— Ты этого не сделаешь.
— Хочешь проверить? — осведомилась Люсиль.
Мы подошли к лифту и я сказал лифтёру:
— Семнадцатый этаж. Номер для новобрачных.
— О вас докладывали? — осведомился лифтёр.
— Вне всякого сомнения, — отозвался я и мысленно решил потом объяснить Люсиль, что хладнокровие и уверенность способны творить чудеса. На семнадцатом этаже был холл и три двери.
— Средняя дверь ведёт в номер для новобрачных, — пояснил лифтёр. — Правая — в президентский, левая — в номер для бизнесменов.
— Есть тут кто-нибудь, кроме графа с его молодой женой?
— В их номере никого. Но в президентском разные странные люди.
— Только не говорите мне, что там президент.
— В этом отеле он не остановится. Если тут что-то и есть президентское, то разве что цена.
Его физиономия сияла, и хотя он был не прочь постоять и полюбоваться внешностью Люсиль и моим остроумием, дела позвали его, и он уехал. Просто удивительно, сколько народу получало удовольствие от одного вида Люсиль.
— Ну что ж, — сказал я ей. — Синтия, стало быть вернулась.
— Харви, — начала Люсиль, взяв меня за руку. В её голосе послышались какие-то новые нотки, и я удивлённо посмотрел на неё.
— Харви, тут что-то не так.
— Почему это?
— Неужели тебя ничего не смущает? Нет, тут что-то явно не так. Должны быть голоса, музыка, а я ничего не слышу.
— Хорошая звукоизоляция, — пояснил я. В маленьком фойе имелся толстый ковёр, стены были обиты синтетически расписанными обоями, в углу стояла скамейка в неогреческом стиле и маленький столик, а на нём ваза со свежими цветами. Шикарная обстановочка.
— Не слишком ли легко нас сюда впустили? — спросила меня Люсиль.
— Лифт — великое дело.
— Харви, не хохми. У тебя есть оружие?
— Ты с ума сошла. Зачем оно мне?
— Но ты ведь частный сыщик, — не унималась Люсиль. — А частные сыщики носят при себе оружие.
— Я расследователь страховой компании.
— Харви, давай дождёмся Джекоби.
— Джекоби! Это же курам на смех! Великий оперативник. Ну его — с его европейскими манерами.
— Бога ради, Харви, не надо шутить. Я никак не могу взять в толк, почему нам нельзя было обратиться к сержанту Келли и лейтенанту Ротшильду? Зачем тогда вообще полиция? Я ещё не видела ни одного фильма, где беды можно было бы избежать, не позвав полицию. Знаешь, по ходу действия наступает такой момент, где все зрители с двумя извилинами бормочут: «Ну, скорее, позвоните в полицию!» Но нет, идиот-герой, придуманный умниками из Голливуда, об этом и слышать не желает. Вместо этого он храбро шагает навстречу беде и бац!
— Я же говорил тебе: подожди меня внизу, — сердито прошипел я.
— Ладно, Харви, я больше не буду.
У двери был декоративный медный молоток. Я трижды постучал, и не успели стихнуть мелодичные звуки, как дверь открылась, и я вошёл. Люсиль вошла за мной, и дверь за нами закрылась. У дверей возник высокий загорелый человек. Рост его был шесть футов два дюйма, никак не меньше. На нём был серый пиджак, узкие брюки, ковбойские тиснёные серебром сапоги и широкополая ковбойская шляпа. В руке у него был пистолет сорок пятого калибра, снабжённый глушителем. Он улыбнулся, не разжимая губ, затем кивнул и, махнув рукой с пистолетом, пригласил нас в гостиную. Возможно, вы не имели возможности убедиться, до чего выразительными бывают эти короткие взмахи руки с пистолетом, но уж поверьте мне на слово. По ней можно чётко представить себе, в каких отношениях с оружием находится этот человек. Встретивший нас молодец, смею вас уверить, был с ним на короткой ноге. Он давно и крепко дружил со всем, что стреляет. Так, по крайней мере, мне показалось, и я не испытал ни малейшей потребности проверять мои догадки на практике. Я послушно вошёл в гостиную. Люсиль за мной.
В гостиной я увидел объект — или точнее, объекты — моего поиска. Высокая, хорошо сложенная молодая женщина сидела в кресле в состоянии полного ступора. На полу, вытянувшись во весь рост, лежал молодой человек. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы сказать: это был граф Гамбион де Фонти, он же Валенто Корсика. Это был ухоженный и вполне пригожий молодой человек. В петлице у него была белая гвоздика, что делало его похожим на упавший на пол манекен, из тех, что красуются в витринах универмагов. Но из манекена не может хлынуть кровь, а у этого человека на полу из трёх пулевых ран в груди обильно текла кровь.
В комнате было ещё четверо мужчин, один из них отличался невероятной тучностью. «Толстяк Ковентри» — мелькнуло в моём мозгу. Странное имя… И тут я вспомнил, что говорил мне Ротшильд.