Глава 16 ЖАДНОСТЬ И КРОВЬ Август – сентябрь 1217 г. Ицзин-Ай

Кто эти люди и родом откуда?

Им двадцати ещё нет.

Вэнь И-До. Площадь Тяньаньмынь

(перевод Л. Черкасского)

Баурджин дал своё согласие стать государем. В конце концов, именно об этом он и думал всё последнее время. Заговорщики – самые знатные и влиятельные люди города – явились в тот же день, вызванные Фанем, и даже не пытались скрыть своей радости. Как Сиань Цо в своём ведомстве, так и Баурджин во власти, судя по всему, устраивал всех. Что ж, иметь такую поддержку – это неплохо. Но взять власть в свои руки – это одно, а вот удержать её – совсем другое. И здесь нужно было, хорошо подумав, создать свою тайную сеть осведомителей и шпионов в этих самых вот высших кругах. Перетащить на свою сторону Фаня – похоже, парень вполне искренне впал в истерику после того, как его миссия завершилась столь удачно.

Впрочем, у князя всё ж таки оставались некоторые сомнения, нет, не насчёт Фаня, насчёт власти. Был ведь ещё и некий Цзунь Сян, тоже не так давно провозглашённый властелином Си-Ся. А сейчас Ицзин-Ай становился очагом сепаратизма.

– Цзунь Сян не начнёт войну, – придя в себя, вдруг заявил секретарь. – Он слишком слаб и зависим.

Баурджин усмехнулся и погладил бородку:

– Я тоже так полагаю. Думаю, Чингисхан и Угедей окажут нам всяческую поддержку.

– О! Я тоже размышлял об этом! – истово воскликнул юноша. – При дворе Чингисхана есть человек, пользующийся большим уважением всей тангутской знати…

– Ты говоришь о Елюе Чуцае, Фань?

Секретарь удивлённо округлил глаза:

– Вы его знаете?

– Знаком. И, полагаю, он нам поможет.

– Да-да, конечно, поможет, ведь мы давно поддерживали с ним связь, и…

Баурджин еле сдержал смех: ну, конечно, Елюй Чуцай будет на стороне нового властелина – это ведь во многом его собственная идея, и идея Шиги-Кутуку. И тому, и другому Чингисхан верит, другое дело, что он может поручить принять решение своему наследнику – властелину центрального улуса. Если им станет – а, может, и стал уже? – Угедей – то никаких проблем не будет. А вот если Толуй или, скажем, Джучи… Ладно, подождём, посмотрим. А вообще, наверное, стоит направить Угедею небольшой, но боеспособный отряд. Так, на всякий случай.

– Хорошее оружие, – Баурджин с искренним восхищением разглядывал арбалет.

Маленький, изящный, словно дорогая игрушка.

– Здесь особая сталь, – охотно пояснил секретарь. – И довольно сложный механизм – видите эти колёсики, пружину?

Князь вдруг расхохотался:

– Да уж, не хуже, чем в браунинге!

– В чём, господин?

– Сунский? – игнорировав вопрос, Баурджин кивнул на арбалет.

Фань пожал плечами:

– Почему сунский – наш! В западной части города есть одна мастерская. О, оружейник Эрнай-чи великий мастер! И работу свою ценит, берёт недёшево… Осторожнее со стрелой, господин.

– Знаю, она отравлена.

– Яд уже разложился – он не очень стоек. Просто можете порезаться – остриё заточено с двух сторон, словно меч или кинжал. Ой! – Фань вдруг насторожился. – Слышите чей-то голос в приёмной? Кто-то пришёл. Я пойду, посмотрю?

– Давай, – разрешил нойон.

Он, конечно, хорошо понимал, что Фань исполняет – и всегда исполнял – роль некоего соглядатая в пользу местной знати, однако – лучше знакомый шпион, чем неизвестный. К тому же секретарь был юношей искренним и умным – и Баурджин рассчитывал со временем полностью перетянуть его на свою сторону.

– К вам господин Инь Шаньзей вместе с господином Жэнем, государь! – вернувшись, почтительно доложил Фань.

Ну да, следователь, в общем-то, и должен был явиться с докладом. Интересно, а Жэнь с ним каким боком? Надо бы убрать арбалет со стола – Жэнь вполне может споткнуться, свалиться, пораниться вот этой вот стрелой…

Войдя, посетители поклонились. Нет, на этот раз Жэнь Сужень никакого разгрома не учинил. Может быть – пока?

– Есть новости, князь! – дождавшись, когда Фань уйдёт, коротко доложил Инь Шаньзей.

– Говори!

– Ещё одно странное убийство. У реки, в камышах, найдёт труп юноши, судя по одежде – бродяги. Со спины срезана кожа.

– Что?! – возбуждённо воскликнул нойон. – Опять! Едем, посмотрим.

– Да, господин, – следователь поклонился. – Но вот ещё мой помощник хотел кое-что доложить.

– Доложишь по пути, Жэнь! Что ты так смотришь на арбалет?

– А можно взглянуть на него поближе, господин?

– Э, нет! Ещё поранишься. Впрочем, смотри из моих рук.

Ещё больше вылупив глаза, парень внимательно осмотрел оружие.

– Ну? – Баурджин нетерпеливо покусал губу. – Что-нибудь высмотрел?

– Интересная какая штука. И стрела тоже очень интересная. Такие стрелы только к подобному самострелу и подходят. Вот, в нашей деревне похожий случай был, нет, не с арбалетом, с плугом…

– Идём, идём, Жэнь, – князь набросил на плечи синий дорожный плащ. – По дороге расскажешь.

Намётом выехав из ворот дворца, небольшой отряд всадников сразу повернул к реке.


Убитый был молод и тощ. Спутанные, мокрые от воды волосы, бледная кожа. Со спины, как раз меж лопатками, аккуратно срезай кусок.

– А они не торопились, – негромко заметил нойон. – Ишь, какой квадратик вырезали. В прошлый раз было так же?

– В точности так, господин.

– И что скажете?

– Можно предположить, что меж лопатками у обоих был выколот какой-то рисунок или иероглиф – до таких вещей есть охотники-коллекционеры.

Баурджин задумчиво кивнул, не сводя глаз с трупа:

– Очень может быть, Инь. Есть у нас мастера-каллиграфы?

– Думаю, есть, – следователь почесал бородку. – Их всех должен знать некий господин Та Линь, владелец лавки писчих принадлежностей и бумаги. Очень увлекающийся человек! Я пошлю Жэня?

– Да, пусть пока просто поговорит с этим Та Линём и составит список коллекционеров. Дальше решим.

Отправив Жэня, князь вскочил на коня и, махнув рукой воинам, поскакал во дворец – на сегодня было намечено ещё немало важных дел.

Иероглифы, – на скаку рассуждал Баурджин, – да, можно предположить, что несчастные парни пострадали из-за своей любви к нательным росписям. Чёрт! Надо было сказать Иню, чтоб выяснил, было ли у убитых что-нибудь общее? Впрочем, Инь опытный следователь, выяснит всё и так, уж как-нибудь обойдётся и без ценных указаний начальства. Иероглифы… Сколь почтенно и изысканно великое искусство каллиграфии – и надо же, его так вот опошлить, поместить в коллекцию рисунки на человеческой коже! Прямо фашизм какой-то!

Да не просто поместить, а специально для этого пойти на убийство! Та Линь, Та Линь… Да, у него лавка, где можно иногда встретить неплохую каллиграфию и рисунки. Кажется, Турчинай как-то упоминала его. Да ведь он вхож в её круг! Забавный такой толстяк в алом халате. Кстати, похоже, этот Та Линь знал о том, кто скрывается под именем «Свежий ветер». Знал? Если знал, то…

Князь поднял коня на дыбы.

– Ты… и ты! – Баурджин ткнул пальцем в грудь подскочившим воинам. – Знаете, где писчебумажная лавка Та Линя?

– Да, господин наместник!

Наместник, ха-ха… пока ещё наместник.

– Догоните судебного секретаря Жэня! Ну, того смешного парня, что ездил сегодня со мной. Пусть не заходит ни в какую лавку, а срочно – срочно! – мчится ко мне.

Кивнув, воины взяли коней в рысь. Баурджин посмотрел им вслед и задумчиво повернул к дворцу.

Каллиграфы… «Свежий ветер»…

– Фань! – едва войдя, нойон бросил на пол плащ. – Ты, кажется, отдал свои иероглифы в лавку Та Линя? Ну, после выставки.

– Да, господин, отдал. Не ради денег, – юноша вдруг смутился. – А просто… Просто мне захотелось, чтоб их увидели простые люди… или кто-нибудь приобрёл для своей коллекции.

– А Та Линь знал, что «Свежий ветер» – это ты?

– Знал. Только он и знал… Но откуда вы…

– Я же занимался каллиграфией, мальчик! – громко расхохотался князь. – А это уж такое искусство, что весь характер каллиграфа, все его привязанности, тайны, даже внешность, отражается в рисунке, словно в серебряном зеркале. Так что, не знаю, как другие, а я сразу понял, кто такой «Свежий ветер». И что его мучает какая-то тайна. Теперь знаю какая – заговор!

– О, господин, – Фань низко опустил голову. – До сих пор не могу поверить, что вы простили меня.

Подойдя ближе, князь обнял юношу за плечи:

– Ты мне очень сильно помогаешь, Фань. Ты мне нужен! И, знаешь, я вовсе не думаю, что смогу полностью доверять новому секретарю. И вот ещё, как там наш гость? К сожалению, я не смог с ним пообщаться сегодня.

– О, это славный молодой человек, – улыбнулся Фань. – Учит меня своему языку. Точнее – пытается учить, как и я его – тангутскому.

– Вот как? И что же ты уже выучил, интересно послушать?

– Ммм… – секретарь смешно наморщил лоб и поднял глаза к потолку. – Вот: je suis, tu es, il, elle est…

Баурджин захохотал, заржал даже, словно скаковая лошадь. Ну конечно – уж никак гимназист Петенька не мог оставить своего нового приятеля без столь необходимого каждому культурному человеку французского языка! Спряжение глагола «этр» – что может быть прекраснее?

В этот момент за дверями, в приёмной раздался вдруг жуткий грохот.

– Что там такое? – вздрогнув, воскликнул Фань. – Неужели упала крыша?

– О, нет, нет, – не прекращая хохотать, замахал руками князь. – Думаю, это всего-навсего явился Жэнь. Ну, тот самый парень, помощник следователя.

– Пойду, посмотрю!

Секретарь только и успел распахнуть дверь, как на пороге появился Жэнь Сужень – ну, кто же ещё-то?

Поклонился:

– Звали, господин наместник?

– Звал, звал. Что там за грохот, Жэнь?

– Да там какой-то цветочный горшок стоял…

– О, боги, боги! – с горестным стоном Фань воздел руки к потолку. – Прекрасная фарфоровая ваза эпохи Сражающихся царств!

– Так этот горшок разбился. Вот, у нас в деревне тоже был такой случай…

– Хватит, хватит. Жэнь! Лучше скажи – ты успел зайти в лавку?

– Нет, господин наместник, не успел. Прискакали эти олухи, из стражи, набросились, во дворец притащили. Уж здесь только соизволили объяснить, что вы меня звали. Слушаю, господин наместник!

А Баурджин и забыл – зачем он звал парня? Ну, хотел, чтоб тот пока не тревожил лавочника Та Линя, человечка, надо сказать, муторного. А ещё? Ага, вот!

– Ты, кажется, ещё с утра хотел о чём-то доложить, Жэнь?

– Да, о самостреле. Это ведь работа мастера Эрнай-чи?

– Да, так, – посмотрев на князя, кивнул секретарь. – Именно этого мастера.

– И стрела – его же работы…

– Эй, эй, – Баурджин поспешно придвинул арбалет к себе. – Только не касайся стрелы, Жэнь, да и самострела тоже. Издалека смотри! Так что ты хотел сказать?

– Точно такой же стрелой был застрелен управитель дворца Чу Янь, – доложил, наконец, помощник следователя. – Там, на месте убийства, обычно ребятишки играют в догонялки и в «чижа», есть такая игра, у нас в деревне тоже в неё играли, надо взять палку, выкопать ямку и…

– Так! Ребятишки в момент убийства убежали смотреть на драку!

– Господин, да вы всё знаете!

– Ну, положим, пока не всё, – князь улыбнулся в усы и поощрил. – Рассказывай, рассказывай, Жэнь.

Секретарь Фань от всей этой, во многом не очень-то понятной ему, беседы лишь глазами хлопал.

– Сначала – о самостреле, – ободрённый явной заинтересованностью наместника, продолжал помощник следователя. – Я нашёл-таки мастера – этого самого Эрнай-чи. Показал ему стрелу, поговорил. Она – стрела-то – сделана специально для самострела особого рода, каковых Эрнай-чи за последние лет пять изготовил всего три – один купил какой-то знатный вельможа…

При этих словах Фань потупился и сконфуженно кашлянул.

– Второй – богатый киданьский купец, и третий – женщина. Она, кстати, заказала подобное оружие первой – уже более пяти лет назад.

Баурджин резко пристукнул ладонью по столу:

– Что за женщина?

– Пока не известно, господин. Мастер сказал, что от неё приходил здоровенный парень, слуга – он не назвал свою хозяйку, но велел сделать спусковой механизм как можно мягче, так и сказал – «под женскую руку», Эрнай-чи это хорошо запомнил. Так и сделал, как заказано. Тот же слуга потом самострел и забрал, заплатил щедро.

– Женщина… – задумчиво повторил князь.

– Теперь – о драке. Её учинили специально, чтобы отвлечь ребят. Я отыскал драчунов – нормальные незлобивые парни, совсем как в нашей деревне. Их нанял за двадцать цяней какой-то здоровый тип, похоже, что слуга какой-то женщины – от него сильно пахло.

– Неужели имбирным пивом?

– Нет, благовониями, господин. От мужчины не может так пахнуть, значит – он был рядом с женщиной.

– А что за благовония?

– Жасмин! Сильный запах жасмина.

Жасмин! Господи! Господи! Да это ж любимый запах Турчинай! Совпадение? Может быть. Но надо проверить, слишком уж много этих самых совпадений! И этот садик, где убили Чу Яня – он ведь не так и далеко от особняка Турчинай. И Та Линь – её знакомый. С этим Та Линём надо-таки составить беседу, определённо надо. С нажимом такую беседу, как в особых отделах общались. И немедленно арестовать – чтоб не сбежал, мало ли!

Турчинай… Нет! Нет! Нет! Эта милая обворожительная женщина просто не может быть столь изощрённой преступницей и шпионкой! Впрочем – именно такие они, шпионки, по большей части и есть! Кстати, ещё Сиань Цо предупреждала о ней. Хм… Сиань говорила, что Турчинай весьма зла. Но как может быть зла женщина, истово занимающаяся благотворительностью, кормящая несчастных бедных детей? Нет, не детей – подростков, лет пятнадцати… пятнадцати… Тем, убитым, с вырезанной на спине коже, тоже было примерно столько же – лет пятнадцать. А Турчинай, прежде чем накормить бедолаг, заставляла их мыться до пояса, хотя, наверное, достаточно было вымыть руки… Нет, недостаточно – для того, чтобы увидеть рисунок, изображённый на спине! Что там такое написано? А тех, кто не хотел мыться – мыли насильно или прогоняли. Не хотел мыться… немытый… Господи, господи, вот что-то такое вертится в памяти. Кто-то там мылся – не мылся… Что-то связанное со следователем Инь Шаньзеем. Нет, с его людьми… Кижи-Чинай – доверенное лицо Иня, вот кто не мылся, точнее, мыл только голову! И ему ведь тоже примерно лет пятнадцать. Так-так-та-а-ак…

– Вот что Жэнь! Быстро лети к своему начальнику, пусть как можно быстрее разыщет своего человечка по имени Кижи-Чинай и немедленно – слышишь, немедленно! – тянет его ко мне.

– Кижи-Чинай? – почесав затылок, уточнил помощник следователя. – А, помню такого. Вечно грязный – голову только моет, даже не купается.

– Вот-вот, – провожая глазами Жэня, задумчиво проговорил князь. – Сейчас и выясним, почему он не купается и что скрывает.

За дверь снова послышался грохот!

– Ха! – Баурджин весело посмотрел на Фаня. – Кажется, у нас в приёмной две вазы стояло?

Уже примерно часа через два юный бродяга Кижи-Чинай предстал перед глазами наместника в компании Инь Шаньзея и Жэня.

– Ну, – Баурджин не стал терять времени. – Снимай свои лохмотья!

– Но, господин…

Поняв, что ничего уже не поделать, подросток со вздохом скинул свою грязную и вонючую рубаху с оборванными рукавами.

– Повернись спиной!

Ага!

Вот он, таинственный знак – двойной иероглиф! Написан, судя по всему, уверенной рукой умного и властного человека, склонного к хитрости и, даже, можно сказать, к коварству, привыкшего добиваться своих целей.

– Линь Ханьцзы, – тихо прочёл Инь Шаньзей. – Кажется, это чьё-то имя. И ещё тут, у него на спине, какие-то цифры, очень большие цифры, господин. Ещё что-то, тоже, наверное имя… Да, имя – какой-то Чуньбань… или Чуйбай… И ещё один иероглиф… Турфан!

– Я вижу, – коротко кивнул князь. – Ну, Кижи-Чинай, что стоишь? Рассказывай! Думаю, твой рассказ будет нам весьма интересен.

– О чём рассказывать-то, господин? – Кижи-Чинай шмыгнул носом.

– О всей твоей жизни. Только с самого детства – не надо, начни лет с десяти.

– Расскажу, – неожиданно улыбнулся подросток. – Может, оно и к лучшему, что всё так вышло?

Рассказ Кижи-Чинай оказался довольно-таки интересным, но, в принципе, Баурджин чего-то подобного и ждал.

Их было трое маленьких десятилетних рабов, купленных смотрителем одной из ямских станций на Турфанской дороге. Смотрителя звали Ван Ли – это был высокий и крепкий старик с властным взглядом и доброй душой, отнёсшийся к малолетним невольникам, как к собственным детям. Кормил, поил, кое-чему учил – жаль, быстро умер, точнее, погиб – на ям как-то напали разбойники, правда, прорваться за ограду им не удалось – хиленькая оказалась банда, – но шальная стрела зацепила-таки смотрителя, угодив прямо в сердце.

– Незадолго до смерти Ван Ли как раз и сделал нам на спинах рисунки, сказал, что на счастье. Мы потом смотрели – у всех было кое-что одинаковое, но кое-что – разное. Я ведь не дурак, господа, и, когда бродяжничал, попросил одного парня срисовать то, что у меня на спине – смог разобрать только одно слово – Турфан. Это ведь город такой. Остальное – какие-то имена, мне они ни о чём не говорили. Но на всякий случай я никогда и никому не показывал надписи – я же не такой дурак, как Ши Кай и Янь Ду – ну, те двое ребят, с которыми жил. После смерти Ван Ли – а тому уж лет пять – мы сбежали, а уж дольше каждый пошёл своей дорогой. Янь Ду я, кстати, видел с месяц назад – мы ещё поболтали, он просил меня поговорить с хозяином постоялого двора, ну, где я служу, чтобы тоже куда-нибудь и его пристроил. Условились встретиться, я поговорил, да вот только Янь Ду почему-то не пришёл.

– Фань! – подумав, позвал Баурджин. – Быстренько выясни всё о Ван Ли, смотрителе станции на Турфанской дороге, погибшем пять лет назад, и о некоем господине Лине Ханьцзы. Постарайся побыстрее, Фань.

– А не нужно стараться, господин! – секретарь усмехнулся. – Линь Ханьцзы и Ван Ли – одно и то же лицо. Я уже вам, кажется, по этому вопросу докладывал, вместе со стариком архивариусом Сань Канжу. Помните, вы просили выяснить о бывшем супруге госпожи Турчинай?

– Что?! – князь, наконец, вспомнил.

Ну конечно же! Ну, вот и встало всё на свои места! За исключением малости…

– Фань, тогда, пожалуйста, выясни, кто такой господин Чуньбань или Чуньбай, он, кажется, как-то связан с Турфаном. Что смеёшься, неужто и это знаешь?

– Знаю, господин, мой отец и мой дед – финансисты и ворочают немаленьким деньгами. Чуньбай вовсе не человек, а турфанский торговый дом, очень и очень надёжный. Принимает на хранение неограниченное количество золота и серебра, предоставляет средства в долг, выпускает бумажные деньги, выдаёт векселя…

– Вексель! – Баурджин в азарте хватил кулаком по столу, так, что лежащий там арбалет подпрыгнул и жалобно звякнул. – Ну, точно, так оно и есть! А ну-ка, глянь ему на спину, Фань! – князь жестом велел Кижи-Чинаю поворотиться. – Похоже это на вексель?

– Нет, не похоже, господин, – усмехнулся секретарь. – Это сам вексель и есть! Только не на пергаменте или бумаге, а на человеческой коже. Всё, как полагается – указание торгового дома, подпись клиента – «Линь Ханьцзы» и сумма… Ого! Да здесь просто огромное количество денег указано!

– Теперь ясно, куда делись все богатства Линя Ханьцзы! А если покопаться в обстоятельствах его смерти, думаю, найдётся похожая стрела, – князь погладил рукой арбалет и перевёл взгляд на Кижи-Чиная. – Вы, я полагаю, конечно же, сравнивали между собой свои рисунки?

– Да, господин, сравнивали, – юный бродяга, похоже, никак не мог прийти в себя от всего только что услышанного. – Надписи у нас немного разные, то есть большие иероглифы одинаковы, а остальные нет.

– И ты никогда не пытался их прочесть? Не поверю!

– Я же неграмотен, но всё же как-то подошёл к уличному писарю, уже здесь, в Ицзин-Ай. Спину не показывал, не дурак, показал срисованные на бумагу копии. Имя мне оказалось незнакомым, а названия городов я запомнил – Турфан, это у меня, Сучжоу – у Ши Кая, а у Янь Ду – Нинся.

– Всё правильно, – кивнул головой секретарь. – Именно в этих городах и расположены крупные торговые дома.

– Эх, кабы мне знать всё это раньше! – болезненно скривился Кижи-Чинай.

Фань скептически улыбнулся:

– Думаю, тебе вряд ли б выдали деньги без тайного слова.

Баурджин поднялся на ноги и хлопнул оборванца по плечу:

– Ничего, парень, не переживай! Главное – жив остался, не как твои сотоварищи. Что же касаемо денег – уже сегодня вечером ты сможешь неплохо подзаработать. Сходив на обед к госпоже Турчинай!

– Нет, нет, господин! – повалился на колени подросток. – Я не пойду, не пойду! Эта Турчинай меня, несомненно, убьёт и сдерёт кожу! Нет…

– Не беспокойся, ты пойдёшь не один, – тихо промолвил князь и обдал бродяжку таким взглядом, от которого тот сразу заткнулся.

А Баурджин азартно потирал руки:

– Кажется, сегодня настанет счастливый день для многих молодых воинов – они смогут себя показать в настоящем деле! Фань! Скажи Ху Мэньцзаню и Керачу-джэвэ, путь сейчас же приведут ко мне всю сою молодёжь. Так, чтоб парни выглядели не старше шестнадцати!

– Так и я подойду ведь, – заявил вдруг дотоле молчащий Жэнь Сужень. – Страсть, как обожаю всякие приключения. Надо мной за это ещё в деревне смеялись.

– Ты?! – Баурджин взглянул на парня с некоторой долей ужаса, а потом рассмеялся и махнул рукой. – Что ж, не буду препятствовать. Пускай потом икается Турчинай!

Раздав подчинённым инструкции, наместник простился с ними до вечера и принялся за придирчивый отбор приведённых начальниками стражи парней. Надо сказать, задачка неожиданно оказалась не такой уж и лёгкой – сотники хотя и божились, что их парням всего-то по шестнадцать лет, но выглядели те на все двадцать – этакие мускулистые хорошо упитанные горы, отнюдь не похожие на бесприютных бродяжек. С горем пополам Баурджин отобрал трёх человек. Маловато… ещё б хотя бы парочку.

– Можно я пойду, господин? – неожиданно попросил Фань.

– Ты?!

Вот уж от кого нойон вовсе не ожидал подобного! Что, хочет несколько загладить свою вину? Зачем? Какой в этом смысл? А хотя пусть как хочет.

– Ты умеешь держать оружие, Фань?

– Да, я занимался в фехтовальной школе, – секретарь, казалось, обиделся. Впрочем, его проблемы.


И вот, наконец, настал чудесный, расцвеченный разноцветными фонариками вечер, пахнущий фиалками и жасмином. Баурджин, приказав заложить лучшую свою коляску, с шиком подкатил к воротам особняка Турчинай.

– О, господин мой! – вдова сбежала по лестнице вниз, едва увидав князя. – Как долго вы у меня не были! Если б вы только знали, какое это счастье для меня – видеть вас в своём доме, вы бы, конечно, приходили сюда гораздо, гораздо чаще! Ну! – Турчинай протянула руку. – Идёмте же, мой повелитель!

Ах, как она была пленительна и прелестна – с высокой причёской, в алом – с вышитыми драконами – халатике из тонкого шёлка, с изящными серебряными браслетами и узеньким ожерельем на тонкой лебединой шее! Каким колокольчиком звучал тоненький голос! Боже, боже, неужели всё, что только что узнал о ней Баурджин – правда?!

Войдя в покои прелестницы, князь первым делом подошёл к выходу на галерею – во внутреннем дворе, алча халявного угощения, уже толпились юные бедолаги. Наместник узнал Кижи-Чиная, Жэня, ещё пару воинов Ху Мэньцзаня. А где же Фань? Не соизволил прийти? А чего ж тогда просился? Господи! Баурджин присмотрелся – да вот же он! Растрёпанный, с голыми ногами, в какой-то невообразимо ветхой хламиде. Замаскировался, надо сказать, здорово!

Ага, вот он подошёл к месту для омовения… разоблачился… Следом за ним – Кижи-Чинай…

– Что вы там такое увидели, мой господин?

Как всегда неслышно, Турчинай подошла сзади.

– Всё кормишь сирот?

– Да. Мне очень жаль этих бедняжек.

Обняв гостя за плечи, вдова заглянула ему в глаза и, крепко поцеловав в губы, увлекла за собой в опочивальню, на ходу скидывая халат…

Едва успела обнажиться грудь, как в дверь постучали.

– Кто ещё там?

– Непредвиденные трудности, госпожа! Илянь ранен!

– Ранен? Неужели…

– Да, попался один «расписной»!

– Последний. Подожди, я сейчас выйду… Любимый, я вынуждена тебя… Что с тобою, любимый? Почему ты так смотришь?

Не говоря ни слова, Баурджин схватил прелестницу-вдовицу в охапку и проворно связал её же поясом, тут же засунув в рот какую-то скомканную тряпицу – кляп. И – не говоря ни слова и не оглядываясь – вышел прочь.

Бах!

Сбитый с ног могучим ударом в скулу, покатился вниз по лестнице подвернувшийся под руку слуга, тот самый, что так не вовремя явился с докладом. Перепрыгивая через три ступеньки, Баурджин как мог быстро спустился в двор… Сидя за длинным столом, бедняги-подростки спокойно ели.

– Там, под лестницей, вход, – обернувшись, шепнул Фань.

Князь даже хохотнул, глядя на него – ну и замарашка! И быстро шмыгнул под лестницу, оказавшись в небольшом помещении, по-видимому, служившем для разделки мяса.

Оказался, надо сказать, вовремя!

По полу, зажимая живот и плача, катался Кижи-Чинай, двое парней Ху Мэньцзаня деловито отбивались от наседавших слуг всеми подручными средствами, а вскарабкавшийся на стол Жэнь, выкрикивая угрозы, вращал над головой окровавленным топором. Что, кого-то уже успел уложить?

Слуги – дюжие молодые парни – с опаской посматривали на него, но нападать не осмеливались.

Ага! Вот они кого ждали!

Хлопнув боковой дверью, в каморку влетел какой-то бородач с луком…

Правда, натянуть тетиву князь ему не дал – треснул с размаху в ухо!

Всё происходило настолько быстро, что никто и вякнуть не успел, как Баурджин, выхватив у ближайшего слуги широкий нож, ринулся в схватку.

Бам! Бам! Бам!

Бегая вокруг стола, князь едва успевал парировать удары слуг, но молился при этом только об одном – как бы Жэнь не перепутал его со слугою да не двинул топором, что есть дури!

Ввух!

Вот, то-то и оно – топор со свистом пролетел над головою. Слава богу, зацепив кого-то из слуг.

– Берегитесь!

Князь распластался по полу – пропуская над головой пущенный в него нож. Обернулся:

– Спасибо, Фань.

И ударил бросившегося на него вражину.

Их было много, врагов, до и своих хватало – и в этой сложившейся путанице очень трудно было контролировать ситуацию. Трудно, но нужно!

Смотря как бы сквозь врагов, Баурджин чётко фиксировал все их движения… Ага, вот один бросился к двери – наверняка за подмогой.

– Фань, Жэнь! А ну подоприте столом дверь!

– А как же эти?

– Не беспокойтесь!

Нанося удары налево и направо, Баурджин, словно разъярённый бык, оттеснил-таки слуг в дальний угол – трёх, четвёртый и пятый уже валялись на грязном полу и громко стонали, судя по всему, не допуская даже и мысли о возможности дальнейшего сопротивления. А загнанная в угол троица ещё огрызалась, ещё пыталась достать князя длинными, остро отточенными прутьями, пока Баурджин, рассвирепев, ухватил в руки скамейку…

Эх, раззудись плечо!

Одному по башке! Второй не успел пригнуться… Третий присел – да тут же получил удар ногой в брюхо!

– Здорово дерётесь, господин наместник!

А это кто ещё?

Баурджин обернулся…

Ху Мэньцзань! А за ним – воины! Господи, наконец-то!

– Господин, прикажете всё здесь разнести? – с готовностью осведомился сотник.

– Нет-нет, не надо шуметь, не то ещё разбудим хозяйку, – ухмыльнувшись, князь кивнул на второй этаж. – А ну-ка, прогуляемся, посмотрим. Фань, можешь пойти со мной.

– Это Фань?! – Ху Мэньцзань вытаращил глаза на замарашку. – Ну вы даёте, господин секретарь!

– Он храбро бился. Хватит разговоров, за мной!

Турчинай так и не смогла развязаться – не раззява какой-нибудь связывал, а бывший фронтовой разведчик, в своё время перетаскавший с передовой немало фрицев. Лишь отползла в угол и, злобно сверкая глазами, что-то мычала.

– А-а-а! – плюхнувшись на ложе, хамски ухмыльнулся нойон. – Кажется, это пресловутая гражданка Турчинай? А что, у вас в Хорезме принято встречать гостей вот так, сидя в углу?

Загрузка...