Сирия - перекресток путей народов

Первое убийство

Наша история, к сожалению, не восходит непосредственно к Адаму и Еве. Сад Эдема находится, по-видимому, в соседнем Двуречье, и каждый гость Ирака, если захочет, может в этом убедиться. Энергичные бюро путешествий доставляют туристов, интересующихся историей возникновения рода человеческого, из Багдада за 500 километров южнее — в Курну, к тому месту, где Тигр сливается с Евфратом и уже как Шатт-эль-Араб устремляется к Персидскому заливу.

Здесь был рай — по крайней мере в этом клянутся служащие бюро путешествий и бургомистр небольшого местечка, — где Еве удалось соблазнить своего Адама — событие, тысячекратно повторяющееся ежедневно и достойное упоминания лишь потому, что тогда оно совершилось впервые. Табличка-указатель — это все, что сегодня еще напоминает о саде Эдема.

Но сейчас нас занимает не само грехопадение, а те важные последствия, которые оно имело для рода человеческого вообще и для нашей истории в частности: если бы эта встреча осталась без последствий, то старания, усилия и искусство, которые создатель проявил при сотворении Адама и — надо признаться — Евы тоже, были бы потрачены напрасно. Или же в дальнейшем при сотворении каждого человека ему пришлось бы самому прикладывать руки, что, несомненно, скоро бы наскучило ему. Таким образом, род человеческий избавил его по крайней мере от этой заботы. Сотворенный однажды, он дальше размножался сам!

«И Адам познал Еву, жену свою, — сказано сдержанно в Ветхом завете, — и она зачала и родила Каина и сказала: „Приобрела я человека от господа“»; «И еще родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец; а Каин был земледелец». После того как оба выросли, они как сообщает Библия, поссорились, по-видимому из-за того, что господь неодинаково оценил их труд. Каин почувствовал себя обойденным. «И сказал Каин Авелю, брату своему: „Пойдем в поле“». «И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его».

И тут начинается наша история.

Согласно арабскому преданию, в основу которого легли преимущественно христианские и еврейские легенды, ото первое в истории человечества преступление совершилось неподалеку от вершины горы Касъюн (высота — 1200 метров), вокруг которой раскинулся Дамаск. Шекспир, тоже, по-видимому, знал об этом. В первой части «Генриха VI» епископ Уинчестерский говорит Глостеру:

Библия не очень ясно излагает причину, побудившую совершить это кровавое преступление, зато в арабском варианте о ней говорится вполне конкретно: здесь замешана женщина! Оба, и Каин и Авель, любили свою сестру — в Библии о ней не упоминается, — оба хотели на ней жениться. Вероятно, Авель, который был моложе, имел больше шансов. Вот почему Каин убил его. Стало быть, ревность послужила мотивом самого древнего убийства!

Дорога к месту преступления проходит по узким, круто поднимающимся переулкам аль-Акрада, Курдского квартала. Когда я карабкаюсь наверх мимо детей, они смотрят на меня с любопытством, несколько недоверчиво и полунасмешливо. Они следуют за мной, сначала боязливо, потом смелее, и скоро меня сопровождает целая ватага ребят. Наиболее храбрые кричат «хэллоо», «мисьео» и «гудбай». Привлеченные криками, в дверях показываются женщины с лицами, закрытыми покрывалами, что характерно для этой местности, и, завидев мужчину, быстро исчезают. Некоторые рискуют выглянуть еще раз, когда я уже прошел мимо. Что ищет здесь одинокий «уруби», европеец? Пища для разговоров у колодца обеспечена.

Дорога становится круче. Здесь, наверху, совсем другая, здоровая жизнь. Глиняные домишки лепятся один над другим. Кое-где встречаются и одноэтажные каменные дома, защищенные от постороннего глаза высокими глиняными стенами. Когда случайно открываются ворота, то видишь небольшой внутренний двор, на удивление уютный и чистенький. Цветущие кусты и деревья оживляют картину и дают благодатную тень.

Наконец добрался до верхнего яруса домов. Город кончился, и ватага ребят отстала от меня. Им стало жарко и скучно. «Только иностранцы и сумасшедшие способны в такую жару лезть в гору!» — вероятно, думают они.

Узкая тропинка проходит по каменистой осыпи. Еще четверть часа, и я у цели: на месте преступления! Передо мной древнее каменное сооружение. Арабский географ Ибн Баттута, для своего времени больше других путешествовавший по свету, упоминает о нем в путевых заметках середины XIV века. Магарат ад-дам — «Пещера крови» — называют его арабы. Стена окружает старую мечеть. Пещера уходит глубоко в скалы. Она стоит такого трудного подъема. Но не только из-за древних углублений, где услужливый сторож показывает капли крови, имеющие якобы отношение к библейскому убийству, но и ради удивительно красивого вида, открывающегося отсюда на Дамаск, стоило подняться. Незабываемое зрелище! Как воротник к шее, прижимается верхняя часть города к подножию Касъюна. Едва различим лабиринт улиц и переулков старого города с топкими минаретами и зеленоватыми или отливающими светлым серебром куполами мечетей, которых здесь не менее двухсот пятидесяти.

Мне нужно немало времени, чтобы сориентироваться. Наконец в море домов различаю главные улицы и несколько заметных точек. Вон там большой прямоугольник мечети Омейядов. Как и во всех арабских жилищах мимо которых я только что карабкался наверх, высокая стена окружает внутренний двор, откуда посетитель попадает в молельный дом. Далее видны купола мечетей и три стройных минарета.

Я узнаю центральную площадь с высокой бронзовой колонной посреди, воздвигнутой в честь открытия телеграфной линии между Дамаском и Хиджазом. Но в памяти дамаскиицев и всех арабов это событие, символизирующее освоение Ближнего Востока империалистами с их далеко идущими военными целями, занимает значительно меньше места, чем событие, связанное со зверским умерщвлением десятков сирийских патриотов, повешенных на этом месте 6 мая 1910 года по приказу турецкого главнокомандующего.

Неподалеку от центральной площади я различаю широкую Бейрутскую улицу, идущую вдоль реки Барады, а позади нее великолепно расположенную территорию ярмарки, выделяющуюся огромным обелиском с флагами стран-участниц. Восточнее — площадь, окруженная безвкусными зданиями контор. Отсюда до самой горы Касъюн тянется современный жилой квартал. Улицы здесь шире, очертания домов привлекательнее, между ними раскинулись площади и скверы. Эти новые кварталы Дамаска ничем не отличаются от современных кварталов больших городов.

Взгляд скользит над морем домов, устремляясь к опоясывающей Дамаск широкой зеленой зоне — Гуте, сады и поля которой дают по нескольку урожаев в год. Дамаск (особенно Гута) — дар Барады. Разветвляясь на бесчисленное множество каналов и канальцев, она обводняет местность, насколько у нее хватает сил, и, полностью исчерпав себя, пропадает в песках пустыни.

Сирийцам нравится, когда им говорят, что их столица — самый древний город на земле. Он действительно относится к древнейшим из населенных мест мира. Название Димашк (Дамаск) встречается уже в египетских текстах 18-й династии (примерно в 1500 году до н. э.) и на ассирийских табличках. Книга «Бытия» Ветхого завета, которая относится к числу древнейших исторических книг, в сообщении о поражении царей Содома и Гоморры касается этого города.

Согласно официальной статистике, в Дамаске проживает 850 тысяч жителей. Но что такое официальная статистика, да еще на Востоке! В лучшем случае это 850 тысяч зарегистрированных сирийцев. Но поскольку многие жители сельской местности уходят в город в поисках лучшей работы и более высокого заработка, то для достижения своих целей они находят пути и средства вопреки желанию властей. Естественно, что осуществление контроля над плотностью населения в городских жилых кварталах и регистрация жителей наталкиваются на некоторые трудности. Поэтому, надо полагать, настоящее число жителей в Дамаске давно перевалило за миллион.

Мысль о том, что на том самом месте, где я сейчас стою, много тысяч лет назад так же стояли люди и смотрели вниз на город, размышляя о жизни его обитателей, об их радостях и нуждах, как-то по-особому волновала меня. Конечно, десять тысяч лет по сравнению с возрастом пашей земли — четыре миллиарда лет — лишь миг. Даже если бы история человечества началась примерно миллион лет назад, и то десять тысяч лет — всего сотая часть. Тем не менее сколько надежд, сколько счастья, разочарований и боли довелось испытать людям за это время. И чему только по научилось прилежное человечество: возделывать землю, приручать и делать полезными животных, добывать и обжигать глину, излагать письменно свои мысли и уметь читать написанное, прясть шерсть и шить одежду, выплавлять и закалять металл. Но одновременно они научились и уничтожать себе подобных и усовершенствовали технику уничтожения своих жилищ и самих себя. Роду человеческому понадобились тысячи лет, чтобы освоить планету, на которой он живет; прошло еще две тысячи лет — и он научился покидать свою планету и снова на нее возвращаться. Вместе с тем ему удалось открыть такую гигантскую силу, которая способна ее уничтожить. Если человечество хочет и дальше жить, оно должно наконец исключить войну как средство решения спорных вопросов, а также ликвидировать режимы, извлекающие из нее пользу. И только тогда человечество вступит в свою настоящую историю, а все прошедшие тысячелетия станут его предысторией.

Арабский вариант легенды об убийстве Авеля рассказывает, что Каин, не зная, как поступить с мертвым братом, водрузил его на плечи и носил его так сорок лет (данные о времени, разумеется, значительно колеблются), пока не увидел, как с неба упали два ворона и стали бороться. Один из них убил другого и зарыл. Каин воспринял увиденное как знак волн божьей. Он выкопал яму, положил в нее Авеля и засыпал его землей. Так совершилось первое захоронение. Это место также можно посетить.

Я уезжаю из Дамаска по дороге, ведущей на Бейрут. Меня сопровождает Ахмед Кош, молодой сирийский учитель, который хорошо знает обычаи и нравы своей родины и имеет многочисленных родственников. Обрывистые скалы поднимаются по обеим сторонам узкой долины. Ни кустика, ни травинки не растет на гребне горного хребта. Но дорога, пересекающая несколько предместий и затем сворачивающая со своего основного направления, идет вверх по течению Барады через сочно-зеленые долины. Ее сопровождают рельсы узкоколейки, соединяющей Дамаск с Бейрутом. Расстояние между обоими городами по воздуху составляет всего 80 километров, а длина железнодорожного пути, пересекающего две высокие горные цепи — Антиливан и Ливан, — почти вдвое больше. Поезду нужно для этого 10 часов, не удивительно, что большинство предпочитает автомобиль.

Наша машина обгоняет поезд. Сегодня пятница, у мусульман праздничный день. Тысячи жителей столицы используют свободные дни, чтобы выехать в зону отдыха — Зебдани, курортное место, расположенное недалеко от Дамаска на высокогорном плато, зажатом между голыми горными хребтами Антиливана. Хотя ореховые деревья на железнодорожной насыпи и зачастую скалы, сквозь которые проложена дорога, находятся в опасной близости от рельсового пути, сотни молодых людей висят на наружных стенках вагона, стоят на подножках, выступающих наружу, судорожно ухватившись за открытые окна. Никто не пытается воспрепятствовать такому легкомыслию, да это и не возымело бы действия. Сначала я подумал, что вагоны переполнены. Ничего подобного! Ахмед показал на пустые купе. Это волнует и веселит, потому что рискованно. Молодые люди, смеясь, машут нам, а когда поезд поровнялся с абрикосовой рощей, оттягиваются на руках особенно далеко, чтобы сорвать с веток плоды; некоторые спрыгивают на повороте: отсюда им ближе добираться в свою деревню. Ну что может случиться! Все в руках Аллаха! Ну а если что и произойдет, то это судьба. «И в несчастье проявляется воля Аллаха», — цитирует Ахмед из своих запасов пословиц.

Два локомотива тянут поезд. Я думаю, один только для того, чтобы свистеть, что он и делает почти непрерывно: машинисту, вероятно, доставляет удовольствие и пассажирам тоже. К радости машиниста, мы довольно долго едем вровень с поездом. Ахмед показывает табличку на паровом котле, которая заставляет меня застыть в немом почтении. «Хемниц 1896», — читаю я с благоговением.

Дорога пролегла через живописные деревни, утопающие в зелени тополей, апельсиновых, абрикосовых и ореховых рощ, взбирающихся по крутому склону горы. Такое расположение позволяет жителям видеть местность далеко вокруг над крышей живущего ниже соседа. Крыша эта служит для просушки белья или зерна, а летом на пей спят. Еще 35 километров — и мы подъезжаем к деревне Сук-Вади-Барада (Базар на реке Бараде). Отвесные голые скалы окружают долину. На одной из вершин, на высоте 1200–1400 метров, поднимается белый купол мавзолея — могила Авеля. Здесь, так говорит легенда, Авель, наконец, обрел покой.

Путь к вершине горы нелегкий. От машины требуется многое. Мы рады, когда наконец добираемся до цели. И здесь тоже каменная стена, внутри которой два больших помещения. Могила длиной 6 метров и шириной 1 метр покрыта плотным слоем ковриков и платков — зеленых, желтых, красных.

Мы недолго остаемся единственными посетителями. Скоро остановилась машина с иорданским номером. Поразительно, сколько арабов может уместиться в одном автомобиле. Я насчитал семерых взрослых — один за другим они выползали из автомобиля, как из рога изобилия. А ребятишек мне так и не удалось пересчитать. Посетители привезли с собой платки и положили их на могилу, один из них прикрепил к стене метровую свечу. Женщина подвела к могиле больного ребенка, оторвала от его рубашки лоскут материи и привязала к железной решетке, где уже висело много подобных лоскутов. Ахмед объяснил, что мать надеется таким образом вернуть ребенку здоровье. Я заметил, что все это очень злит Ахмеда. «Ну, теперь ты видишь, какие проблемы нам нужно еще осилить!»

Я успокаиваю его. В высокоиндустриализированной ФРГ есть знахари и гадалки, их услугами пользуются даже видные деятели. Он кивает:

— Да, это верно, все зависит от общественной формы.

Он радуется, что машина из Иордании. Позднее Ахмед говорит, что речь идет об античной Абиле, расположенной недалеко от деревни Сук-Вади-Барада, — столице римской тетрархии Абилены. От древней дороги, проходившей по течению Барады, в нескольких километрах отсюда, сохранились кое-какие остатки. Связь легенды об Авеле с этим местом основывается, стало быть, на смешении имен.

Но заблуждения весьма живучи, и я сам не раз убеждался в этом. В конце концов легенда отсылает нас к истокам истории человечества, к святым, творящим чудеса. Что по сравнению с этим воспоминания двухтысячелетней давности? Руины этого периода в некоторых районах Сирии можно встретить в каждой деревне. Римские колонны служат там подпорками в жилищах, хлевах и курятниках, а коринфские капители — скамейками для стариков. Ну что ж, удовлетворимся тем, что мы побывали на могиле Авеля!

Десятитысячелетний Иерихон

Теперь оставим легенды об Адаме и Еве и их детях и обратимся к данным науки о ранней истории человечества. Они тоже ведут на Ближний Восток. К древнейшим находкам человеческого скелета относятся, в частности, найденные в иорданской долине, под Убайдийей, части черепа, пролежавшие в земле более пятисот тысяч лет. Первые экземпляры рода человеческого, называемые homo erectus (человек прямоходящий), жили ордами, были охотниками и собирателями растений. Они изготовляли из галечника примитивные каменные орудия, пока наконец не научились делать ручное рубило. Пустынная и голая сейчас, эта местность была покрыта когда-то пышной растительностью. Густые леса гор и долин изобиловали многими видами животных.

Кости, возраст которых исчисляется сотнями тысяч лет, найденные в пещерах Палестины, Ирака и Ирана, сильно отличаются от тех, что были найдены под Убайдийей. Эти различия свидетельствуют о значительном скачке в развитии человечества, приблизившем его к человеку нового периода (homo sapiens), многочисленные свидетельства которого были обнаружены в Передней Азии.

Спустя несколько тысячелетий, в конце среднего периода каменного века, происходит новый важный переворот в истории человечества — переход от охоты и собирания, от использования продуктов растительного и животного мира для поддержания человеческой жизни, к возделыванию земли и разведению скота, то есть к сознательному производству средств для жизни. Этот грандиозный переворот начался, вероятнее всего, также в Передней Азии. Он привел к небывалому росту производительности труда, благодаря чему постепенно исчезали черты первобытного общества; он явился также предпосылкой для того, чтобы людям не нужно было кочевать, как номадам, постоянно подыскивая места для стоянок, угодья для охоты и пастбища для скота, а они смогли бы осесть в плодородных и климатически благоприятных областях. В связи с формированием классов постоянные поселения развивались в города-государства.

Я хорошо понимаю, что навлеку на себя гнев моих сирийских друзей, но в интересах правды должен сказать: есть места еще более древние, чем Дамаск. И это относится прежде всего к Иерихону, оазису неподалеку от того места, где Иордан впадает в Мертвое море.

Как воды Барады питают Дамаск, так и Иерихон питается водой источника Айн-эс-Султан. Его именем арабы называют холм севернее города — Тель-эс-Султан. Уже в конце прошлого столетия он привлек внимание археологов и до сих пор считается одним из важнейших мест археологических находок предметов раннего исторического периода.

В 1907 и 1908 годах немецко-австрийская группа исследователей под руководством профессоров Эрнста Зеллина и Карла Ватцингера впервые приступила к раскопкам у горы Султана. Она скоро натолкнулась на две параллельно идущие крепостные стены из высушенного на солнце кирпича. Наружная стена имела толщину 2 метра и высоту 8–10 метров, а толщина внутренней стены достигала 3,5 метра.

Археологи определили, что эти стены были возведены между 1400 и 1200 годами до н. э. Понятно, что их быстро отождествили с теми стенами, которые, как сообщает Библия, рухнули от мощных звуков труб израильских племен. Согласно Библии, город был завоеван и сожжен, все живое уничтожено. Полководец Иисус Навин пощадил лишь блудницу Рехаб (Раав), потому что она прятала людей, посланных им на разведку в Иерихон.

Во время раскопок археологи натолкнулись на слои строительного мусора, представлявшие для науки еще больший интерес, чем находки, подтвердившие сведения Библии о войне. Но первая мировая война приостановила дальнейшие научные исследования. Прошло больше двадцати лет, пока группа англичан под руководством профессора Джона Гарстанга смогла продолжить раскопки, затем работа была прервана из-за сложной политической обстановки. И только после второй мировой войны, в 1953 году, английскому археологическому отряду во главе с доктором Кетлин М. Кеньон удалось сделать открытие, ставшее сенсационным. Оно совершенно изменило наши представления о начале развития человечества. Исследовательская группа мисс Кеньон пробилась сквозь 40 культурных слоев и обнаружила наконец сооружения новокаменного периода с громадными постройками, относящимися к тому времени, когда, казалось бы, должны были жить только кочующие племена, добывающие себе пропитание охотой и собиранием растений и плодов. Мощные каменные стены с оборонительными башнями высотой 10 метров защищали пространство примерно в 2,5 гектара, где круглые, похожие на палатки дома населяло примерно 2 тысячи человек. Чтобы точнее определить возраст этих сооружений, были применены новейшие научные методы, например радиоуглеродный метод. Физики-атомщики при исследовании изотопов установили, что можно определить возраст предметов по соотношению радиоактивного и стабильного изотопов углерода. Путем зондирования было установлено, что самые древние стены этого города относятся к VIII тысячелетию, то есть их возраст — примерно 10 тысяч лет. На основании этих исследований историки получили абсолютно новую картину развития и технических возможностей, которыми располагало человечество 10 тысяч лет назад.

Впрочем, мисс Кеньон не нашла одного — черепков, надежного источника археологических оценок. Жители круглых домов еще не знали гончарного дела, поэтому ученые полагают, что это был период предкерамического неолита.

Иерихон расположен западнее реки Иордан. Территория в июне 1967 года была оккупирована Израилем. Когда я в мае того же года собирался в поездку, я не предполагал, что Иорданская впадина станет ареной боев и мирную тишину нарушат взрывы гранат и стоны умирающих.

Путешественника, покидающего столицу Иордании, Амман, ожидает хорошая дорога. Она идет через горы, лишенные растительности, на юго-запад и круто падает с высоты 1200 метров, устремляясь к Иордану, до которого от горы — всего 5–10 километров. Амман расположен примерно в 800 метрах над уровнем моря, устье Иордана — около 400 метров ниже этого уровня. В 30 километрах от города на обочине дороги возвышается камень, от которого как бы исходит магическая сила, действующая но крайней мере на всех проезжающих там европейцев: все останавливаются, выходят из машины и позируют перед фотоаппаратами. «Си левел» («уровень моря»), — оповещает камень, почему-то по-английски, а не по-арабски. Мы пересекаем ординарную нулевую точку, как говорят специалисты. Начиная отсюда, местность лежит уже ниже уровня моря.

Но спуск продолжается. У километрового столба с отметкой 38 перед наблюдателем в раскаленном воздухе раскинулась удивительная панорама: внезапно каменистые склоны горы обрываются к Иорданской впадине. Светлым серебром отливает широкая поверхность Мертвого моря. Севернее от него зеленой кляксой среди коричневых скал лежит древний Иерихон — цель пашей поездки. Теперь, уже ввысь (на высоту 800 метров), уходят коричневые скалистые горы на западном берегу Иордана. Там — Иерусалим.

Машина пересекает безрадостную голую местность, напоминающую своими кратерами картины лунной поверхности, и приближается к Иордану, расположенному на 392 метра ниже уровня моря — к реке Судеб на Ближнем Востоке. Только на расстоянии нескольких метров от реки справа и слева по берегам пробивается оживляющая ландшафт зелень. Сразу же за Мостом короля Хусейна боковая дорога сворачивает к озеру, которое со времен седой старины называется Мертвым морем. Я решил переночевать в отеле, носящем такое же название. Кто может устоять перед соблазном отдохнуть в этом знаменитом месте, где все в превосходной степени? Это самая низкая точка на земной поверхности. Озеро — самое соленое на земле: в одном литре воды содержится 200 граммов соли (в Средиземном море — 35 граммов, около берегов Балтийского моря — от 2 до 4 граммов). И оно самое известное среди христиан, иудеев и мусульман из-за упоминаний в Ветхом завете.

Я не погрешу против истины, если скажу, что пребывание на озере никакого удовольствия не доставляет. Нестерпимо жарко. Влажность воздуха крайне высокая. Ни ветерка. Кондиционеры в отеле не работают. Вода из душа идет тоненькой тепловатой струйкой. А купание в озере не освежает. Соленая, очень теплая вода держит тело на поверхности, так что плыть можно в любом положении. Требуется усилие, чтобы согнуть в воде руку; она выпрыгивает, как резиновый мяч, лишь только расслабляешь мускулы. Поэтому то, что рассказывают об императоре Веспасиане, весьма правдоподобно: чтобы убедиться в чудодейственной силе моря, он приказал бросить в море нескольких пленных, связав их по рукам и ногам. Конечно, они не утонули.

Однако через несколько минут соль начинает жечь лицо. В наиболее чувствительных местах тела возникает неприятный зуд. А когда брызги попадают в глаза, их жжет так нестерпимо, что сдуру начинаешь тереть глаза мокрыми руками, после чего пулей выскакиваешь на берег и опрометью бежишь под теплый пресный душ. Там, где топкая струйка не попадает на тело, мгновенно образуются белые кристаллы соли, так что жжение еще долго не проходит.

На следующее утро меня будит гул голосов. Высовываюсь из окна и вижу необычную картину: современный туристский автобус, окруженный толпой немолодых дам, которые, не жалея глоток, говорят все одновременно. Одни из них изнывают от жары в строгих, закрытых платьях, другие, наоборот, облеклись в мини-юбки или шорты, и смотреть на них не очень приятно. Толстый переводчик с трудом утихомиривает их на плохом английском языке и начинает свою лекцию:

— Мы находимся в самой низкой точке земной поверхности; здесь, на этом озере, стояли города Содом и Гоморра, на которые бог за грехи их обрушил с неба огонь и серу; здесь жена Лота превратилась в соляной столб. Длина озера — восемьдесят пять километров, а максимальная ширина его — шестнадцать километров. Наибольшая глубина — четыреста метров. Его питают Иордан и несколько небольших речек, оттока оно не имеет. Однако притока воды не хватает, чтобы возместить испарение. Поэтому в течение тысячелетий уровень воды упал на сто двадцать метров. В этом тайна его исключительно высокого и постоянно увеличивающегося содержания соли, что в сочетании с относительно высоким процентом бромидов и хлористого магния исключает существование там живых организмов. Рыбы, попавшие в озеро с быстрым течением Иордана, живут не боле одной минуты, и, насквозь просоленных, волна выбрасывает их на берег. Дамы, пожалуйста, поторопитесь, автобус отправляется через пятнадцать минут.

Дамское общество снова зашумело, а некоторые из дам, особенно отважные, под неистовый визг остальных погрузили ноги в воды Мертвого моря с таким видом, будто это был первый шаг в преисподнюю.

Зайдя в бар, я увидел там гида и сел рядом, предложив ему порцию топика. Не переставая вытирать пот с лысины, он объяснил мне причину полного отсутствия мужчин в группе туристов. Оказывается, все эти женщины — американки, вдовы, мужья которых еще при жизни заключили страховые договоры с известным туристским агентством. Оно обязалось в случае смерти мужа за соответствующие взносы, сумма которых зависит от его возраста и состояния здоровья, смягчать боль скорбящих вдов четырехнедельным путешествием по наиболее интересным туристским маршрутам мира.

— Вот так они и носятся, — мой собеседник смотрит нервно на часы и продолжает, — от Тауэрского моста к Эйфелевой башне, а оттуда к Колизею, потом к Акрополю, а по пути от могилы Христа непременно посещают казино «Ливан» и — к Мертвому морю с заездом в Иерихон. На последние два места запланировано пятьдесят минут, значит, с вычетом времени на дорогу, по двадцать минут на каждое.

Он хлопает в ладоши и загоняет свое пестрое общество в автобус. Уже включен мотор, и я быстро решаю ехать вслед за этими своеобразными туристами.

Всего несколько километров, и транспарант, натянутый поперек улицы, приветствует посетителя: «Welcome to Iericho!» («Добро пожаловать в Иерихон!»). Более резкого контраста, чем контраст между серо-коричневой, почти лишенной растительности, каменистой местностью и сочно-зеленым оазисом, едва ли можно представить. Высокие пальмы растут по обеим сторонам дороги. Мы проезжаем несколько прекрасных вилл. В садах — цветущие кустарники, разнообразные деревья. Красным и золотым отливают финиковые пальмы. Перед современным зданием кино — большая группа эффектно одетых молодых людей. Но автобус не останавливается: 20 минут на Иерихон. Примерно километра два от города — и мы у цели. Проволочный забор огораживает территорию раскопок. Само собой разумеется, путь в далекие тысячелетия не бесплатный. Я покупаю себе билет; у дам все оплачено заранее. Прихрамывая, опираясь на костыль, подходит сторож. Гид еще быстрее говорит заученное: «Самый древний город в мире… знаменитые стены Иерихона… упоминаются в Библии… разрушен звуками…» Показывая некоторые валы и рвы, предупреждает, чтобы не подходили слишком близко к выкопанным археологами траншеям.

По туристок сдержать уже невозможно. Они растекаются по всей территории раскопок. Счастье, что в особенно опасных местах натянуты канаты, предупреждающие полет в прошлое. В некоторых шахтах посетителю разрешается спуститься по ступенькам в глубину. Самые храбрые не отказываются и от этого — все-таки оплачено. Беспрестанно щелкают фотоаппараты. «Ten thousand years ago!» («Десять тысяч лет назад!»), «It’s wonderful is n’t?» («Удивительно, не правда ли?») — слышу восторженные возгласы.

Пытаюсь вмешаться и сказать обладательнице восхитительной пестрой шляпки, что она стоит перед стеной, относящейся к первой половине II тысячелетия до н. э., а вал VIII тысячелетия находится в противоположном углу территории раскопок, но возбужденная женщина не дает мне говорить. Она жадно хватается за возможность поделиться с кем-нибудь, кто не относится к обществу туристок, своими впечатлениями о мире и обрушивает на меня бурный поток восторженных восклицаний, из которых я, к сожалению, не понял и половины. Только одно мне было ясно: здесь говорит тот, кто, уж конечно, знает мир! Англичане очень милы: их легко понять. Французы, наоборот, давно уже не так галантны, как утверждают: они говорят на очень смешном языке, а их Эйфелева башня нисколько не выше, чем Эмпайр Стэйт Билдинг. Вот в Италии ей понравилось гораздо больше, особенно город, где ездят не в автомобилях, а в гондолах. Мадам не сразу вспоминает название города, и я прихожу на помощь ее памяти. Под конец падающую башню в Пнзе она перемещает в Неаполь, а Везувий — в Сицилию, и я перестаю исправлять такие мелочи. Опустив глаза и покраснев, она сообщает, что, собственно говоря, в арабские страны она не хотела ехать, потому что слышала, будто здесь крадут женщин и увозят их в пустыню, в гаремы шейхов. Я уже не помню, успокоил ее мой ответ или разочаровал.

Гид снова хлопает в ладоши, смотрит на часы и приглашает ехать дальше. А я все еще не сказал моей собеседнице, что она так и не увидела самые древние в истории человечества стены. Ну да ладно, она, впрочем, как и ее спутницы, к концу путешествия по свету все так перепутает, что ей будет не до этих каких-то двух тысячелетий.

Когда автобус отъехал, я возвратился к месту раскопок, к руинам, немым свидетелям далекого прошлого. Можно легко различить стену вала с вырубленным в скале рвом в 9 метров шириной и 3 — глубиной. Полностью откопана башня. Я сажусь на краю траншеи и предлагаю хромому сторожу сигарету. Тот садится рядом со мной и закуривает. Беседуем на английском. Он был солдатом в Арабском легионе при Глабб-паше, а ногу ему прострелили в 1949 году во время первой арабо-израильской войны. Словно угадав мои мысли, он показывает на мощные крепостные сооружения, которые говорят о том, что жители этих ранних поселений тоже не чувствовали себя в безопасности. Сторож рассказывает, что во время раскопок были найдены даже останки убитых. Поселение было завоевано, вероятно, в VII тысячелетии — так думают археологи. «Война и снова война, уже десять тысяч лет!» — горестно говорит он и стучит костылем по своей деревянной ноге. Мы оба не подозреваем, что в этот момент полным ходом идет подготовка Израиля к нападению на соседние арабские государства и через каких-нибудь три недели война принесет новые страдания в долину Иордана.

Приглашает царь

И снова прошли тысячелетия. Вероятно, в VII тысячелетии люди научились использовать металл, выплавлять из руды медь и обрабатывать ее. Почти в то же время возникло искусство обработки глины — керамика; обожженные глиняные сосуды вытеснили каменные, деревянные и кожаные.

С ростом эффективности труда человек мог уже производить больше, чем ему было необходимо для личного потребления. Возникло разделение труда, и появилась возможность жить за счет эксплуатации рабочей силы других. В результате этой эволюции в VI тысячелетии существовавший ранее общественный порядок, основывавшийся на правилах совместной жизни равноправных членов племени, постепенно сменился другим — образовались классы. Все более прогрессирующее общественное разделение труда привело к развитию самостоятельных ремесел. На месте первых станов возникли поселения, потом города, распространившие свое влияние на большие территории. Особенно успешно этот процесс проходил в долинах крупных рек, таких, например, как Евфрат, Тигр и Нил, где уже в VI тысячелетии плодородие земель было значительно повышено с помощью хитроумной системы каналов. Такие значительные строительные мероприятия требовали строгой системы организации труда, которую можно было осуществить только посредством сильной центральной власти.

В конце IV тысячелетия развитие классового общества завершилось образованием государства. Слава шумерских городов-государств, таких, как Урук, Ур, Лагаш в Южной Месопотамии, ставших носителями самой передовой культуры своего времени, дошла до наших дней. Шумеры создали одно из величайших достижений человеческого гения: на рубеже IV и III тысячелетий им удалось передать человеческую речь с помощью знаков и, таким образом, создать систему письма. Но и оно не было результатом внезапного вдохновения. Развитию письма предшествовал длительный процесс, начавшийся с изображения предметов и затем через этап развития письма, при котором вместо рисунков предметов конкретные понятия выражались посредством ряда знаков-символов этих предметов, приведший наконец к определенной ступени, когда знак уже больше не был связан с конкретными предметами и тем самым мог применяться и для обозначения абстрактных понятий.

Наряду с шумерскими культурами на юге Двуречья в III тысячелетии на севере развились города-государства аккадцев, говоривших на восточносемитском языке. В Ниневии, Ашшуре и Мари возникли цветущие государства, занимавшие во второй половине III тысячелетия обширные территории. К этому времени (примерно 2300 год до н. э.) появились первые значительные личности, имена которых донесла до нас история. Одному аккадскому военачальнику низкого происхождения (по легенде его еще грудным младенцем мать положила в корзину и пустила по реке, а нашел его некий водонос и воспитал) удалось с помощью войска захватить власть и создать первое по-настоящему великое царство Востока. Он взял себе имя Шаррумкен, что означает ни мало ни много как «истинный царь» (это имя, которое впоследствии носили также два ассирийских царя, нам лучше всего известно в его древнееврейской передаче в Библии как Саргон) Шаррумкен подчинил шумеров и продвинулся, как говорится в сообщениях того времени, «до кедрового леса и серебряных гор» — определение, под которым нетрудно угадать Ливанские горы и горы Тавра. При Шаррумкене Аккад был заново отстроен как царский город. Вскоре его царство простиралось от Верхнего моря (Средиземного) до Нижнего (Персидского залива). Во всех больших городах царства возникали грандиозные строения из кирпича, который сначала сушили на солнце, а потом обжигали в печах. Вся центральная часть страны между Евфратом и Тигром была усеяна многоэтажными ступенчатыми башнями — зиккуратами, по которым боги должны были спускаться к верующим.

Западносемитским кочевым племенам, на которых распространяется общее понятие «амориты», примерно в 2000 году до н. э. удалось наконец распространить свою власть на большую часть территории Сирии и Ирака. Хаммурапи правил в 1792–1750 годах огромным государством из Вавилона. Он нападал на своих союзников, которые помогали ему сломить сопротивление аккадцев и шумеров, и уничтожал их, среди них были и цари государства Мари. Однако ему не удалось распространить свое господство на побережье Средиземного моря, в то время уже контролируемое фараонами. Но наибольшую славу принесла ему кодификация существующего права. Хотя уже до него другие цари составляли своды законов, его труд является самым всеобъемлющим в древнюю эпоху, и он был первым, кто облек это мероприятие в такую выразительную форму. Он приказал высечь на большом обелиске 282 параграфа. В конце текста он призывает свой народ: «Пусть он заставит прочесть мной написанный памятник, и пусть он услышит мои драгоценные слова, а мой памятник пусть покажет ему его дело. Пусть он увидит свое решение, пусть успокоит свое сердце пусть сильно скажет: Хаммурапи, владыка, который для людей как родной отец… справедливо управлял страной!

К наиболее важным поселениям этого раннего периода человеческой истории относятся Библ на ливанском и Угарит — на сирийском побережье Средиземного мор а также Мари в сирийской части Евфрата. Так как оба средиземноморских города играют в истории Финикии очень большую роль, мы перенесем посещение этих мест в следующую главу, а сейчас обратимся к Мари.

Этот город долго оставался вне поля зрения археологов. Раскопки шумерских и аккадских городов вызвал широкий интерес, а в обнаруженных там материалах снова и снова упоминались царство Мари и его роскошная столица. Во время раскопок в Вавилоне была найдена даже статуя Пузур-Иштар, царя Мари. (Голова этой статуи находится в настоящее время в Переднеазиатском музее Берлина.) Обнаруженные в Ниппуре глиняные таблички характеризуют Мари как важный экономический и политический центр. Заметки, относящиеся к более позднему времени, указывают, что в конце III тысячелетия Мари достигло небывалого расцвета. Во многих местах были найдены восторженные сообщения путешественников, посетивших Мари и прославлявших красоту города, жизнерадостность его жителей и образцовый порядок в стране. Так, царь Угарита послал своего сына в Мари, и он тоже подтвердил, что даже самые красочные описания бледнеют перед действительностью. Понятно, что такого рода сообщения лишили археологов сна; им было известно только, что город должен находиться где-то на половине пути между Вавилонией и Средиземным морем. Первые попытки обнаружить город окончились неудачей. И тут помог случай — отец многих открытий, Шел 1933 год. В это время Сирия была подмандатной территорией Франции. В Абу-Кемале, небольшом местечке на границе Сирии с Ираком, изнывал от скуки начальник французского военного поста лейтенант Кабанэ. Он проклинал судьбу, забросившую его в это забытое богом место на краю Сирийской пустыни. Население оседлое, и ему трудно в песках найти и защищать то, что его правительство именует «французскими интересами и привилегиями». Внезапно с деревенской улицы до него донесся шум, вырвавший его из раздумий. Лейтенант Кабанэ быстро пристегивает ремень. Взволнованно жестикулируя, и комендатуру проталкиваются арабы. Все говорят одновременно, но он не понимает ни слова. Тогда те начинают кричать в надежде, что так их лучше поймут. Наконец лейтенант разобрал: это жители соседней деревни Телль-Харир, которые хотят ему сказать, что они похоронили одного деревенского жителя… К черту, думает лейтенант, У меня с живыми достаточно неприятностей, какое мне дело до мертвых! Нет, месье лейтенант опять неправильно понял. Не о мертвом речь. Дело в том, что при захоронении мертвого нашли другого мертвеца — из камня!

Лейтенант Кабанэ насторожился. Ему, как и многим европейцам, пришлось долгое время жить на Востоке. Естественно, он не ушел от чар, исходящих от древней истории, следы которой встречаешь буквально на каждом шагу. Он открыл в себе любовь к археологии. Эта привязанность вынудила его оставить мысли о неблагодарности судьбы, схватиться за фуражку и идти с арабами к могиле. Там, в 11 километрах от Абу-Кемаля, он убеждается: во время похорон арабы натолкнулись на древнюю статую из камня. Она представляет собой человека, одетого в длинную юбку, украшенную богатой, равномерно расположенной, тонко сбегающей вниз бахромой. Лейтенант приказал аккуратно откопать фигуру, сам счистил с нее землю — поступок, воспринятый стоящими вокруг жителями деревин с большой неприязнью, так как он казался им не подобающим для лейтенанта, — и унес к себе. Там Кабанэ ставит фигуру на стол и под ее внимательным, смущающим взглядом пишет длинный, подробный рапорт начальству по службе обо всем случившемся.

И теперь происходит… Нет, сначала решительно ничего не происходит! Нетерпеливый лейтенант, преисполненный надежды, что каменная фигура избавит его от повседневной скуки, чувствует себя разочарованным. Проходят месяцы, жизнь продолжается, как будто бы ничего и не было. Он снова пишет рапорты, такие же, как и прежде: о размолвках среди деревенских жителей; о встречах с представителями английской администрации, которым поручена «защита британских интересов и привилегий» в соседнем Ираке, по другую сторону границы; о бедуинах, которые, как и тысячи лет назад, кочуют от одного пастбища к другому, нимало не заботясь о решениях конференции в Сан-Ремо, определившей границы подмандатной территории; о подозрительных лицах, появляющихся ночью и натравливающих население против Франции, а затем снова исчезающих, прежде чем их можно схватить, и доставляющих лейтенанту одни неприятности.

И вдруг, когда лейтенант почти уже забыл о летнем открытии и его надежды давно превратились в прах, он получает бумагу, скрепленную печатью, и с волнением читает, что на пути в Абу-Кемаль находится экспедиция известных ученых, чтобы начать раскопки в Телль-Харире. Он едва осознает это. Возглавляет группу профессор Андрэ Парро, один из известнейших археологов и ориенталистов. И причиной всему его рапорт!

Уже в декабре прибывает исследовательская группа. Ей не терпится осмотреть холм, и лейтенант Кабанэ горд, что может их сопровождать. У профессора Парро прямо камень с души свалился: место почти нетронуто. Нетерпеливому любителю-археологу Кабанэ поставили в заслугу, что он устоял перед искушением копать на свой страх и риск; по незнанию он мог причинить много вреда.

Археологи взялись за работу. Но вместо того чтобы копать, чертят, рисуют и фотографируют, высчитывают и вымеривают. И только 23 января 1934 года профессор Парро в первый раз вонзает лопату в грунт.

Это был звездный час археологической науки.

История археологии знает немало предприятий, проводившихся в исключительно трудных климатических и прочих условиях, когда успех приходил много позднее, а иногда и вовсе не приходил, когда приходилось преодолевать болезни и попадать в опасные для жизни ситуации. Она имеет своих героев, отдавших ей жизнь или принесших ей жертву, чтобы открыть человечеству путь в его прошлое. Едва ли существует какое-либо другое археологическое предприятие, которое привело бы к такому успеху, да еще так быстро, как раскопки Мари.

Несколько лопат, воткнутых, разумеется, не случайно, после тщательных расчетов (в археологии больше, чем где-либо, имеет значение выражение «известно где!»), — и исследовательская группа наталкивается на еще одну каменную фигуру. Длиннобородый мужчина, на нем одежда из косматой шкуры, оставляющая правое плечо открытым, представляется сам. Его визитная карточка нацарапана на открытом плече клинописью. И, затаив дыхание, профессор Парро расшифровывает: «Ламги-Мари я… царь Мари… Великий жрец-правитель бога Энлиля, который посвящает свою статую Иштар».

Ламги-Мари, давно известный по древним текстам властитель, соглашается лично открыть онемевшим от удивления ученым дорогу в свое царство почти через четыре тысячи лет. Великолепие, которое он им покажет, превзойдет все ожидания.

За несколько периодов раскопок — летом они прерывались из-за убийственной жары, потом их приостановила вторая мировая война — исследовательская группа осваивает холм площадью в 80 гектаров. Один только царский дворец, гордость династии, занимает 2,5 гектара. В ходе работ откопано более 300 помещений и дворов: покои властителя и его чиновников, храмовые дворы, рабочие помещения для писцов и ремесленников. Все здания города были построены из глиняного кирпича. Здесь тоже в центре города возвышается зиккурат, который, как уже упоминалось, призван склонить богов спуститься с неба и принести жителям счастье, здоровье и богатство. Были откопаны даже школьные помещения.

Профессор Парро сообщает о своих впечатлениях: «Оборудование кухонных и купальных помещений может использоваться и сейчас, четыре тысячи лет спустя после гибели города, не требуя ремонта».

Самое важное для ученых богатство таят огромные архивные и библиотечные помещения. Уже во время первого периода раскопок археологи обнаружили 1600 табличек с клинописным текстом — число, возросшее в процессе последующих раскопок до 23 600. Понадобились колонны грузовиков, чтобы вывезти находки. Таблички рассказывают о жизни и деятельности при дворе и в жилых кварталах столицы. Одни содержат литургические правила, другие — указания царя чиновникам, третьи — отчеты о строительстве каналов, списки около двух тысяч ремесленников, указания надсмотрщикам, поручения архитекторам, расчеты с торговцами. Был найден весь архив государственного аппарата. Работа, которой хватит До конца жизни многим ученым, способным разгадать тайну табличек, перенесена в Париж. Их расшифровка откроет нам мир прошлого.

Государство Мари создали западносемитские племена. Известно, что примерно к 3000 году до н. э. город был уже населен и вырос в значительный центр. Он вел оживленную торговлю с многими странами; его богатство вызывало зависть и восторг других государств. Город много раз разрушался, между прочим и царем Шаррумкеном, и отстраивался заново. На рубеже III и II тысячелетий, когда в начале правления династии аморитов город окончательно смог освободиться от господства шумеров, он достиг расцвета. Затем, на 33-м году правления Хаммурапи, он был завоеван и после восстания горожан в ответ на жестокости отряда вавилонских захватчиков так сильно разрушен, что вообще исчез из истории.

При раскопках наряду с глиняными табличками было обнаружено много статуй. На основе соглашения с сирийскими властями их поделили: половина была отправлена в Лувр, половина осталась в стране, сначала в Алеппо (Халеб), позднее в Дамаске. За статуей Ламги-Мари, почитавшего Иштар, последовали бюсты других властителей, облаченных также в лохматые шкуры. Вскоре появилась и собственной персоной сама богиня. Она пришла к нам из 1800 года до н. э. и сегодня является главным объектом внимания современного, хорошо оборудованного и богато оснащенного музея в Алеппо: Иштар, богиня плодородия. Ее статуя почти в человеческий рост — 1,42 метра — вырублена из белого известняка. В руках она держит слегка наклоненную вперед вазу, из которой с помощью очень хитрого механизма, вмонтированного внутри статуи, ключом била вода. Сильно облегающее платье оставляет открытыми ее босые ноги. На обнаженных руках — браслеты. Шею украшает тяжелое, в шесть рядов, жемчужное ожерелье. Украшение из рога на голове статуи свидетельствует о том, что это — божество. Богиня улыбается. Первоначально она была выкрашена в яркие тона, что, по-видимому, усиливало ее привлекательность. В волосах остались следы красной краски.

От этой скульптуры, так же как и от других найденных в Мари скульптур, исходит своеобразная прелесть. Они сильно отличаются от шумерских, в облике которых, как известно, проглядывает строгость.

Среди особенно ценных находок, помещенных в музее Алеппо, есть большой бронзовый лев. Бронза в странах Двуречья была уже известна примерно в 4000 году до н. э., то есть приблизительно на 2500 лет раньше, чем в Центральной Европе. Этот лев — интересный пример использования бронзы в древнем изобразительном искусстве.

Помимо статуй ученые извлекли на поверхность фрески, краска которых удивительно хорошо сохранилась, а также раскрашенные терракотовые сосуды, изделия из перламутра и золота, ожерелья, браслеты, драгоценные камни, печати и много сосудов из глины, некоторые из них 1,5 метра высотой. Были найдены даже две модели жилых домов, выполненные из глины, — вероятно, эскизные проекты архитекторов для их заказчиков: восемь комнат равномерно размещены вокруг четырехугольного внутреннего двора, окруженного стеной.

Прежде чем расстаться с Мари и его сокровищами, следует упомянуть еще об одной небольшой скульптурной группе. Она, как мне кажется, совсем несправедливо стоит на заднем плане одной из витрин Алеппского музея. Правда, у обеих изображенных здесь фигурок отсутствуют головы. Наверное, какой-нибудь солдат из войска Хаммурапи отбил их. Может быть, он увидел в статуэтке что-то предосудительное, так как, несомненно, она изображает любовную пару — мужчину и женщину, сидящих, тесно прижавшись друг к другу. Он обнимает свою подругу, как бы защищая ее, она протягивает ему, видимо с некоторой нерешительностью, руку. Эта скульптура свидетельствует о том, что и четыре тысячи лег назад людям были свойственны те же чувства радости и боли, что испытываем мы сейчас.

По предметам изобразительного искусства, по содержанию глиняных табличек можно судить о том, что труд крестьян, ремесленников и торговцев, а также труд певцов и музыкантов пользовался огромным уважением. Должно быть, очень жизнерадостный народ жил в этом высокоорганизованном государстве в период его расцвета. Ни один художник не счел необходимым изваять статую воина, и клинописные знаки ничего не сообщают о завоевательных походах против других народов. Но нередко говорится о том, что жители Мари стремились предотвратить нападения грабителей, среди которых часто упоминаются бени йамин (веньямин). Это открытие вызывает большой интерес, так как название этого народа встречается в Ветхом завете в связи с Авраамом, родоначальником еврейского народа. Многие расценивают упоминание бениаминитов писцами Мари как доказательство того, что приблизительно в это время племена евреев появились в Северной Месопотамии и через государство Мари двинулись на юг, где мы их еще встретим.

Тот, кто познакомился с историей открытия Мари, прочел сообщения профессора Парро, будет с бьющимся сердцем ждать встречи с этим древним городом-государством.

Дорога от Дамаска до Мари по суше долгая: нужно проехать 800 километров по петляющему, переполненному транспортом шоссе. Друзья советуют мне лететь самолетом сирийской пассажирской авиакомпании до Дейр-эз-Зора, и я следую их совету. Дряхлый, дребезжащий ДС-3 поднимается в воздух с дамасского аэродрома. Я сижу с пятью другими пассажирами на деревянной скамье, установленной вдоль фюзеляжа. Нас несколько раз крепко швырнуло. Сквозь небольшие окошки самолета я вижу не слишком много и, раздосадованный, иду в носовую часть. По-видимому, я внушаю пилоту, единственному члену экипажа, доверие, так как, поняв мой интерес, он любезно освобождает мне пустое кресло помощника пилота. Теперь я могу от души фотографировать. Когда я среди песков увидел каменные степы и, сравнив по карте, удостоверился, что это арабский замок Эль-Гарби в пустыне Каср-аль-Хейр, пилот из симпатии ко мне опустил ДС-3 на несколько сот метров. Над Пальмирой (современный Тадмор), легендарным городом царицы Зенобии, он даже сделал круг.

Полет над пустыней длится еще добрых полчаса, прежде чем мы прибываем в Дейр-эз-Зор. Пилот приземляется на скромном аэродроме города. Я хотел взять такси до Мари, но мне не сразу удалось это: водитель, к которому я обратился, отмахнулся, как только я назвал место, куда нужно ехать. Поехав в Мари, я наверняка разочаруюсь, говорит он. Там нечего смотреть. 130 километров туда, 130 — обратно, да еще по такой жаре. Его брат — владелец хорошего рыбного ресторана, не лучше ли мне… Но я не хочу в ресторан, я хочу в Мари. Водитель пожимает плечами и запрашивает цену, во много раз превышающую положенную, и наконец садится за баранку. Машина везет нас по очень хорошему шоссе по направлению к Багдаду. По обеим сторонам дороги раскинулась широкая равнина.

Скучный, однообразный ландшафт. Наконец, оставив позади 130 километров, мы увидели табличку: «В Мари». Через несколько сот метров после поворота подъезжаем к крестьянскому дому, откуда выходит мужчина и машет мне блокнотом. Теперь не остается никаких сомнений: я прибыл в нужное место. Служащий администрации музея получает деньги за вход. Преисполненный надежд, я выхожу из машины. Всякий раз испытываешь волнение, когда приближаешься к месту, в котором люди тысячи лет назад жили, работали, создавая культурные ценности. Через несколько шагов экскурсовод останавливает меня и сообщает, что я стою на зиккурате. Я не вижу даже следа ступенек. Песчаный холм — и ничего больше. Только зал с его внушительной двадцатишестиметровой длиной да множество проходов, дворов, стена, достигающая в некоторых местах 5 метров высоты. Можно увидеть огромные, почти в человеческий рост, и очень широкие в диаметре глиняные кувшины, которые служили, вероятно, для хранения запасов продовольствия. Вся территория усеяна черепками, я мог бы загрузить весь багажник «настоящими глиняными черепками из Мари». Остальное разрушено эрозией.

То, что пережило под защитой масс земли четыре тысячи лет, не выдержало и тридцати лет после окончания раскопок. Все столбы, опорные балки, колонны, статуи давно вывезены и вызывают удивление и восторги в больших, оснащенных кондиционерами залах музеев. А что осталось, развеет ветер.