Глава 2

Половина комнат нашего этажа оказалась открытой. Тут и там в дверях торчали головы, и я не знала, куда деваться от стыда под прицелом десятков любопытных глаз. Даже если я каким-то чудом сумею оправдаться, слухи все равно пойдут. Будут потом тыкать пальцами – вон та, которую в тюрягу утащили. За что? Да неважно за что, взяли, значит виновата.

Хорошо хоть девушки с нашего факультета, с которыми я перезнакомилась, жили на втором этаже, одну меня занесло на третий. Хотя какая разница, все равно и наши узнают. А потом и Родерику донесут. При этой мысли захотелось провалиться сквозь землю. Даже если меня каким-то чудом выпустят и удастся вернуться в университет, не решит ли он, что ему незачем связываться с преступницей?

Не о том я думаю, совсем не о том. Отвернется ли от меня Родерик или нет, пока неизвестно, и это не будет иметь никакого значения, если мне не удастся убедить дознавателей, а потом и судью в своей невиновности. Но как их убедить, если даже Оливия мне не поверила?

– Ногами быстрее перебирай! – Плешивый грубо пихнул меня в спину, сбивая с мысли.

Мы вышли в университетский парк – хвала всем богам, сегодняшний день оказался свободным от учебы, и почти все еще спали. Редкие студенты, зачем-то прогуливающиеся в такую рань, глядели на меня, окруженную тремя стражниками, с удивлением. Неужели меня так и поведут до самого дворца правосудия?

Мелькнула дурная мысль – сбежать. Сперва от стражников, потом из города. Затеряться: мир большой, и в нем наверняка полно мелких белобрысых девчонок вроде меня. Да, придется попрощаться и с университетом, и с надеждой на лучшую жизнь, но если альтернатива – каторга ни за что? Рвануть вон хоть в те кусты, долететь до полигона, сквозь него и через ограду…

– Не рыпайся, – сказал плешивый, точно угадав мои мысли. – Бегать не буду, много чести. Клинком в спину запущу, запишем сопротивление при задержании, и вся недолга. Родственникам тело выдадим.

– У меня никого нет.

– Значит, за казенный счет похоронят.

Я промолчала. Двое, что шли рядом, взяли меня под локти, будто не были уверены, что увещевания плешивого подействовали.

– Пустите, – буркнула я. – Не побегу.

Не помогло. Так, под белы руки, меня протащили по городу до самого дворца правосудия. Не знаю, правда ли каждый встречный глазел мне вслед, но казалось, именно так. Нужно было бы обдумать, как буду выкручиваться, а у меня в голове не осталось ни одной мысли, все вытеснил стыд. Все силы уходили на то, чтобы не расплакаться. Я же ни в чем не виновата, а меня волокут под конвоем, как преступницу!

Дворец правосудия считался шедевром архитектуры: колонны, лепной портик, белый мрамор фасада, символизирующий чистоту правого дела, гранитная лестница к парадному входу. Я парадной лестницы не удостоилась. Все так же под руки меня провели в неприметную дверь в торце здания. Дальше – сквозь коридор, выкрашенный в зеленый оттенок, на задний двор, где, скрытая дворцом, стояла следственная тюрьма.

Когда стена из красного кирпича заслонила солнце, я сглотнула ком в горле. Выйти-то я отсюда выйду, да только вряд ли на свободу, скорее – в пересыльную тюрьму и потом на каторгу. Какая-то часть меня твердила, что отчаиваться рано, что я невиновна, нужно только подумать, найти правильные слова и убедить судью. Другая злобно хихикала над первой. Чьим словам скорее поверят – барона или простолюдинки? А если Бенедикт нашел и подкупил студентов, готовых лжесвидетельствовать в его пользу?

Кто вступится за меня? Оливия? Но даже если она и захочет – не сможет не покривив душой заявить, будто не отходила от меня весь вечер. Родерик? Его вообще не было на том балу. Близнецы? Они заводили новые знакомства. Зато им придется рассказать, как они волокли меня пьяную домой – и после этого ни одному моему слову не поверят. Скажут, даже если и не вру, просто не помню с перепоя, что натворила. Разве редко в пьяном угаре дерутся или убивают?

Меня провели еще по одному коридору, когда-то беленому, а теперь серому, в комнатушку с зарешеченным окном, таким грязным, что солнечный день по ту сторону казался сумерками – а может, это просто для меня весь мир погрузился в сумерки? Стражник средних лет перетряхнул мою сумку, прощупав каждый шовчик – как будто до него это сделали плохо.

– Стой смирно, руки в стороны, – велел он и огладил мои плечи. Я дернулась.

– Что вы делаете!

– Стой смирно! – рявкнул он. – Сдалась ты мне, сиськи у вас у всех одинаковые! И прежде, чем я успела рот открыть, добавил: – А будешь рыпаться, доиграешься до полного досмотра. Знаешь, что это такое?

Нет, и не хочу знать. Впрочем, на самом деле стражник и не ждал моего ответа.

– Парней позову, чтобы раздеть помогли, и все, что на тебе было, перетрясу, а потом между ног загляну.

Я застыла, не в силах поверить, что это происходит со мной.

– Вот так-то лучше, – проворчал он. – Протащишь в камеру шило да пырнешь кого, а кто отвечать будет? Скажут, Бен недоглядел. Так что стой смирно, девка, не нарывайся. Телеса мне твои ни к чему, но работа есть работа.

Меня затрясло, закружилась голова. Стражник, наконец, перестал меня ощупывать, выпихнул в коридор, где два незнакомых надзирателя снова повели куда-то. Коридор, лестница вверх, еще коридор с рядами железных дверей. По команде я встала лицом к стенке, проскрежетал засов, меня втолкнули в дверь, и она захлопнулась.

В нос ударил запах давно не мытых тел, аж слезы на глаза навернулись. Стараясь дышать как можно реже, я огляделась. Прямо напротив двери светлело окно, перечеркнутое решеткой, два женских силуэта на его фоне казались черными. Под окном – нары вдоль всей стены, одни на всех.

Я сморгнула, привыкая к освещению, наконец разглядела остальных «постоялиц». Шесть женщин, все старше меня, а, может, они только выглядели старше. Одежда на всех выцветшая, заношенная, словно прошедшая сквозь несколько рук. Наверное, так оно и было. Господа часто дарят старую одежду слугам, те потом отдают ее бедным, и дальше, и дальше… вон то платье с вытканными цветами когда-то было нарядным. Волосы у всех немытые, у некоторых и нечесаные. Неужели я стану такой же за время пребывания в тюрьме?

Стану. Немытое тело пахнет не розами, и я ничем не отличаюсь от других. Меня замутило.

– Какую цацу к нам привели, – женщина в платье в цветочек сползла к краю нар, разглядывая меня. Остальные тоже зашевелились, задвигались, рассаживаясь и занимая все свободное место. Не знаю, чего они ждали – то ли что я начну упрашивать, то ли что сяду на пол. Я отошла от двери на шаг, замерла, прижимая к груди сумку со своими вещами. Надо было подумать, что-то сказать, попробовать найти с этими женщинами общий язык – кто знает, сколько я тут пробуду – но ни одной мысли не было в голове, их вытеснило отчаяние.

У меня нет родных, чтобы похлопотать. Только однокурсники, Оливия и Родерик. Станут ли они напрягаться, или покачают головой и забудут о моем существовании?

– Да еще и в штанах, – поддакнула «цветочку» ее соседка. – Что-то я среди наших такую не помню.

– Не похожа она на уличную, и что в облаву попала, не похоже. Поди из дорогого борделя, – фыркнула третья. – За что тебя, клиента обчистила?

– Ни за что, – огрызнулась я.

Женщины заржали.

– Ну да, все мы тут ни за что, – отсмеявшись, сказала та, что в цветочек. Склонила набок голову, разглядывая меня. – Ишь, чистенькая. Думает, она тут лучше нас. Слышите, девчонки, эта невинная овечка считает, что она лучше нас!

Снова смех. Я стиснула зубы. Молчать. Не нарываться. Да, у меня есть магия, и я раскидаю жриц любви за пару мгновений, но что дальше? Невозможно быть все время начеку, невозможно никогда не есть и не спать, рано или поздно меня достанут, и никакая магия не спасет.

– И одежка хорошая, – вторая, зайдя сбоку, бесцеремонно пощупала полу моего кителя. – Поди и в сумке что хорошее есть.

Я отступила, уперлась лопатками в дверь, что есть силы сжимая сумку.

– Дай сюда по-хорошему, – велела «цветочек». – Ты себе еще купишь.

Я покачала головой.

– Лучше не лезь.

– Не нарывайся, детка. Нас много, ты одна.

Да, их много, а я одна. Но мои вещи уже перетряхнули грязными руками. Хватит.

– Лучше не лезь, – повторила я. Надежда решить дело миром таяла, но я должна была попытаться. – Там нет ничего ценного.

– Может, для знатнючьей подстилки и нет ничего ценного, а мы – девушки неприхотливые, нам все сгодится, – подошла ко мне ближе третья. Резким рывком вцепилась в сумку, дернула. Затрещала ткань.

Единственная моя память о матери.

Я выпустила свою вещь и безо всякой магии двинула в нос «цветочку», что стояла ближе всех. Она отшатнулась, вскрикнув. Не дожидаясь, пока опомнится она и остальные, я ударила в живот ту, что отобрала у меня сумку, выхватила ее из ослабевших пальцев, закинув лямку себе на плечо. Третья сама шарахнулась от меня, и я не стала ее бить, но с нар соскочили еще трое, да и «цветочек», опомнившись, размахнулась.

Я выставила щит. Вязкий, самый простой. Кулак «цветочка» влетел в него и застрял, не коснувшись меня. Она дернулась раз, другой и заверещала. Ее вопль подхватили остальные. Перекричать их не стоило и стараться, и я выпустила магию.

«Цветочек» потеряла равновесие, плюхнулась на пол. Зря я надеялась, что освободившись, она заткнется – вопли стали еще громче. В следующий миг я поняла, что она смотрит не на меня, а за мою спину, но прежде, чем успела развернуться, меня ударило по затылку.

Искры посыпались из глаз, за первым ударом последовал второй – поперек лопаток – и еще один, по плечу. Я развернулась, вскинула руки, закрываясь, но от очередного удара дубинкой рука повисла плетью, а следующий – в висок – просто свалил меня на пол.

Меня подхватили, куда-то поволокли. В голове звенело, перед глазами плыло, и никак не получалось встать на ноги – впрочем, способна ли я идти, не интересовало никого, кроме меня. Снова проскрежетала дверь, меня втолкнули в какую-то темную каморку. Силуэт стражника заслонил свет.

– Принес?

– Да.

Что-то холодное коснулось шеи. Щелчок! Я закричала – показалось, будто череп распирает изнутри, выдавливая наружу глаза, барабанные перепонки. На какое-то время перестало существовать все, кроме боли. Но, похоже, длилось это недолго, потому что, когда я снова смогла слышать и видеть, дверь еще не захлопнулась.

– Почему сразу блокатор не надели?

– Быдло, кто ж знал?

Я нервно хихикнула – в самом деле, кто ж знал, что у студентки боевого факультета окажется магия. Задохнулась от тычка торцом палки в грудь, свернулась на полу.

– Ничего, посидишь в карцере – успокоишься, – сказал тот же голос, что спрашивал, почему не надели блокатор.

Захлопнулась дверь, оставив меня в полной темноте.

Встать удалось не сразу – болело все тело. Но подниматься пришлось – каменный пол был ледяным. Кое-как выпрямившись, я повертела головой туда-сюда, поднесла к лицу ладонь с растопыренными пальцами. Тьма не изменилась, как будто света здесь вовсе не было. Шагнула, выставив перед собой руки, и взвизгнула, когда пальцы коснулись ледяной склизской стены. Шаг в другую сторону – стена, такая же мерзкая на ощупь.

Меня затрясло. Я обхватила руками плечи, съежилась на корточках. Согреться не вышло. Сырой камень тянул из меня тепло, кажется, вместе с жизнью. Я всхлипнула, ткнувшись лбом в колени.

Может быть, это просто кошмар с перепоя? Может быть, я проснусь?

Но все было слишком реальным для сна. Болело тело – будто на нем живого места не осталось, онемели ноги от сидения на корточках, а когда я попыталась встать, это оказалось так больно, что слезы полились градом. Нет, это не сон. Все по-настоящему. Я одна в промозглой темноте. Без магии.

Может быть, еще есть надежда? Может, Оливия расскажет госпоже Кассии, а та попросит мужа? Может быть, у Родерика найдутся влиятельные знакомые, если он захочет за меня заступиться.

Может быть. Нужно просто подождать, и я ждала. То опускалась на корточки, то снова поднималась, пыталась прыгать, чтобы не замерзнуть. Понять, как быстро течет время в кромешной мгле, было невозможно, зато силы утекали слишком быстро. И когда иссякли они, пропала и надежда.

Оливия не поверила мне, а Родерик… кто я ему? Просто очередная смазливая девчонка.

В ледяной темноте я осталась одна.


Загрузка...