Сирруш

Глава 6

Долина реки Сарасвати представляла собой обширную равнину, усеянную тут и там многочисленными деревушками. Жители этих поселений каждый день трудились на целой сети каналов, питающих поля, на которых выращивались всевозможные культуры — пшеница, ячмень, хлопок, бобовые растения и другие. Собранный урожай питал не только здешние деревни. Его отправляли крупными партиями в столичные города — Хараппу и Мохенджо-Даро. Каналы, обеспечивающие водой посевные площади, брали свое начало из вод могучей реки Сарасвати, которая, хоть и уступала размерами своему брату Синдху, но, тем не менее, обладала достаточным объемом водных ресурсов, дабы обеспечивать долину нужным количеством воды.

Последний раз Шанкар был в этих краях около трех лет назад после очередной охоты на диких зубров. Общая картина долины, ее дивные естественные красоты, вкупе с плодами трудов человеческих, произвели на него тогда неизгладимое впечатление. Охотник считал эту часть света одной из самых приятных и уютных уголков на земле. Полупустые грунтовые дороги, соединяющие одно поселение с другим, проходят меж широких полей, на которых поспевают золотистые злаки, колосящиеся на свежем ветру. Засевные площади плавно сменяются лугами для выпаса домашнего скота. Периодически встречаются местные жители, всегда приветливые и улыбающиеся, готовые принять путника в собственном доме и подсказать дорогу. Ближе к деревням людей на полях становится больше, жизнь не перестает течь ни на миг, подобно реке Сарасвати, наполняя регион своей силой. Таким запомнился этот край Шанкару.

Восседая на своем белоснежном коне, он покинул территорию джунглей, окружавших долину полумесяцем с запада и севера, и вступил на грунтовую дорогу, ведущую к одной из первых деревень. Цокот копыт о грунт гулко отдавался в полуденной тишине. Солнце, находившееся в самом зените, нещадно палило. В какой-то момент охотник начал жалеть, что покинул прохладную тень джунглей. Теперь он мечтал поскорее оказаться в деревне. Под спасительной соломенной крышей, и с кружкой пива в руке. Шанкар с трудом подавлял желание пришпорить лошадь и преодолеть оставшееся расстояние галопом. Однако кобыла скакала без отдыха с раннего утра. Она тоже изнывала от палящего зноя. Из ее пасти вырывался тяжелый храп. Поэтому он не стал рисковать и решил поберечь животное.

Вытерев тыльной стороной ладони пот со лба, Шанкар заметил, что луга, окружавшие дорогу с обеих сторон, выглядят далеко не так привлекательно, как они запомнились ему в последний раз. Трава сильно поредела и потеряла в высоте. Она утратила былую зелень, отдаваясь болезненной желтизной. Охотник прищурил глаза и озадаченно нахмурил брови. Почва изрядно выветрилась и просохла, покрывшись сеткой из многочисленных трещин. Если бы не растительный покров, она бы походила на каменистую пустыню. Шанкар почувствовал, как семена тревоги, посеянные несколько дней назад, дали всходы и теперь стремительно ползут вверх, словно молодые деревца, тянущие стебли к солнцу.

Продолжая двигаться по грунтовой дороге и взбивая копытами пыль, он заметил впереди высокий сал, раскинувшийся у кромки тракта. В тени его листьев лежал местный пастух в дырявой и грязной рубахе, выцветшей от долгого пребывания на солнце. Напротив через дорогу паслось небольшое стадо овец, щипавшее скромную траву. Подъехав немного ближе, Шанкар подметил, что пастух внешне напоминает своих подопечных. Кудрявые волосы песочного цвета. Приплюснутый нос и близко посаженные черные глаза. Широкий рот с полными губами, массивными челюстями и таким же массивным подбородком. Приблизившись почти вплотную, охотник увидел, что пастух держит между губами тростинку и перекатывает ее из одного уголка рта в другой. В глазах застыло выражение глубокой скуки.

Однако, завидев Шанкара, его взор слегка просветлел.

— Подходи, добрый путник, — приветливо помахал он рукой, — передохни от жары под сенью этого прекрасного сала, — он поднял взгляд вверх к кромке дерева, — ветерок так приятно играет его листьями. Звук их шелеста ласкает слух. Успокаивает и убаюкивает. Не правда ли?

— Что верно, то верно, — согласился охотник, спешиваясь и привязывая лошадь к салу.

— Вы издалека?

— Мохенджо-Даро, — Шанкар отстегнул флягу с водой от седла и, не без удовольствия, сел рядом с пастухом.

— Далековато, — присвистнул тот, — просто путешествуете или по делу?

— По делу, — охотник отпил из фляги, а затем протянул ее пастуху.

— Нет, благодарю, — вежливо отказался он, продолжая жевать тростинку, — я нахлебался с утра на день вперед так, что жажды не испытываю.

Шанкар пожал плечами и убрал флягу. Все равно, вода в ней нагрелась и напоминала прокисшее молоко.

— И что же за дело привело к нам столичного человека?

— Сарасвати.

— А-а-а, — протянул пастух и выплюнул тростинку, — понимаю.

— Что с рекой? — задал вопрос в лоб Шанкар.

Пастух пожал плечами:

— Не знаю, это вам глава деревни пусть расскажет. Ему-то лучше знать. Я ведь в речных вопросах ничего не смыслю. Но скажу так, добрый путник, — он почесал затылок, — последнее время староста ходит какой-то озабоченный.

— Озабоченный? — переспросил охотник.

Пастух кивнул:

— Хмурый, как небо в пасмурную погоду, только не плачет. Ни с кем не разговаривает, окромя гонцов, что он посылал на север к верховьям Сарасвати.

— А что там, в верховьях? — поинтересовался Шанкар, чувствуя, что эта информация крайне важна.

— А шер его знает, — пастух отломил новую тростинку и сунул ее в рот, — нам, простым смертным, он в последнее время ничего не докладывает.

— Понятно, — протянул охотник, про себя решив переговорить со старшим на деревне.

— Угу, — буркнул пастух и тупо уставился на овец.

Только сейчас Шанкар осознал, что пастух произнес незнакомое ему слово и спросил:

— А что такое шер?

Тот отвлекся от созерцания кудрявых барашков и непонимающе воззрился на охотника.

Кажется, на мгновение, он потерял нить разговора:

— А?

— Вы сказали «шер». Что это значит?

— А-а-а, — протянул пастух, — вы про это, — он снова почесал затылок, а затем осмотрел пальцы, будто намереваясь увидеть там блох, — гостил у нас как-то один странник. Шел он откуда-то с запада, — пастух небрежно махнул в ту сторону рукой, — и вот, за обедом, я спросил, не повстречался ли у него на пути синха? Я еще помню, что тот посмотрел на меня тогда, словно на идиота… Я ведь не похож на идиота?

— Нет, — заверил его Шанкар, однако, когда пастух вновь зачесал с тупым видом затылок, слегка усомнился в праведности своих слов.

— Ну вот, тот мужчина спросил, о каком таком синха я говорю. Пришлось объяснять, что, мол, зверюга такая. Полосатая, клыкастая, усатая и рычит постоянно, — пастух попытался изобразить рык синха, но получился лишь жалкий хрип, который рассмешил бы даже котенка. Кроме того, он чуть не проглотил тростинку. Раздраженно выплюнув ее, пастух продолжил. — Ну, странник понял, о ком я толкую, и сказал, что у него на родине, в Парсусе[1], таких зверей называют шер, — тут пастух пожал плечами, — мне показалось сие название более звучным, чем привычное синха.

— Хм, — безразлично хмыкнул Шанкар.

Монотонный рассказ пастуха, вкупе с убаюкивающим шелестом листьев и сильной жарой, навеяли на него дремоту. Глаза начали слипаться сами собой, но он усилием воли сумел прогнать сонливость.

— Вот так, — закончил свой рассказ пастух и опять уставился на овец.

Окончательно победив сон, охотник спросил:

— Что происходит с лугами?

— А?

— С лугами, — терпеливо повторил Шанкар.

Пастух перевел взгляд в указанном направлении:

— А че с ними не так?

Охотник вскинул брови:

— Разве не видно? Земля высохла и потрескалась. Трава поредела и приобрела желтый оттенок, — он взял из-под ног в ладонь ком земли и демонстративно надавил — тот тут же рассыпался на мелкие крошки, словно зола из очага. Подхваченные ветром, они разнеслись по округе.

— Не знаю, — вновь зачесал затылок пастух, — вы лучше у главы спросите, он…

— Разбирается в этих вопросах лучше, чем вы, — закончил за него Шанкар.

— В-о-о-о, — он поднял указательный палец вверх, — правильно мыслите.

— Вы меняете места выгона?

Пастух тупо уставился на него:

— Нет, а зачем?

Шанкар едва сумел сдержать стон:

— И сколько лет вы пасете здесь овец?

— Я не помню, — пастух опять полез пальцами на затылок.

Понимая, что больше ничего от него не добьется, Шанкар поднялся. Как бы хорошо ни было сидеть под салом, но нужно продолжать путь. Да и компания пастуха начинала его утомлять.

— Уезжаете? — спросил тот.

— Да, мне пора, — бросил охотник, отвязывая кобылу и вскакивая в седло.

— Жаль, — сказал пастух. В его тоне было ровно столько жалости, сколько испытывает женщина к таракану на кухне.

— Доброго вам дня, — вежливо попрощался Шанкар, выезжая на дорогу под палящие лучи солнца.

— И вам того же, — бросил ему в след пастух, глаза которого вновь приняли отсутствующее выражение.

Вскоре Шанкар оставил за своей спиной луга для выпаса скота. Впереди начинались поля с засеянными злаками и первые оросительные каналы. На горизонте показалась ближайшая деревня. Работников на полях оказалось меньше обычного. Видимо, большинство из них пережидали жаркое время суток под крышами своих жилищ.

Обливаясь потом и, то и дело, прикладываясь к фляге, Шанкар мечтал поскорее оказаться в прохладном месте.

Поселение представляло собой небольшую деревушку с двумя параллельными улицами, окруженную со всех сторон полями, которые покрывала сеть оросительных каналов. Река Сарасвати находилась немного восточнее, примерно в получасе езды верхом. Дом главы располагался на невысоком пригорке южнее остальных хижин. Это было двухэтажное здание из необожженного сырцового кирпича.

Не долго думая, Шанкар направил кобылу в сторону жилища старосты, в уме предвкушая прохладное омовение и отдых за кувшином свежей воды. О том недоразумении, что осталось болтаться во фляге, охотник и думать не желал.

Распугав по пути ватагу загорелых до черна детей, которые в изумлении уставились на его лук за спиной и копье, прикрепленное к седлу, Шанкар остановил кобылу возле массивной деревянной двери и спешился. Животное издало фырк облегчения и мотнула головой. Потрепав лошадь по загривку, охотник решительно и громко постучал.

По ту сторону послышались шаркающие шаги и скрип отодвигаемого засова. Дверь слегка приоткрылась, и на пороге показался худой щуплый старик, подслеповато щурящий серые глаза из-под густых седых бровей, сросшихся на переносице орлиного носа.

— Что вам угодно? — прохрипел он скрипучим голосом.

— Мне нужно видеть главу деревни, — ответил Шанкар.

— По какому поводу?

— Насчет Сарасвати.

Лоб старика пробороздили морщины:

— А вы, собственно, кто будете?

— Шанкар. Охотник из Мохенджо-Даро, — он вытер пот со лба и мысленно попросил Богиню-мать, дабы та вразумила старику впустить его внутрь как можно скорее.

— А, вы, наверное, тот благородный охотник, которого хотел к нам прислать Его Светлость, да хранит его здоровье Богиня-мать, — догадался старик.

— Совершенно верно, — Шанкар моргнул, дабы сбросить с глаз соленые капельки пота.

— Входите, — старик распахнул дверь и отошел в сторону, пропуская его внутрь.

Очутившись в прохладном сумраке комнаты привратника, Шанкар испытал настоящее облегчение.

— Можете оставить свои палки здесь, — прошамкал старик.

«Палки?».

Однако охотник спорить не стал, а спокойно снял со спины лук, отстегнул кинжал от пояса и поставил свое добро в углу, на который показал скрюченным пальцем привратник. Копье осталось снаружи, прикрепленное к седлу лошади.

— Я провожу вас до ванной комнаты, — старик зашлепал вперед босыми ногами, — смоете дорожную пыль, расслабитесь, а затем пройдете в гостиную. Староста примет вас там.

Шанкар устало пожал плечами и, молча, пошел следом. Зайдя в комнату слева, они оказались в квадратном помещении с местами для омовений. Возле каждого стояли по одной кадке и кувшину с водой.

— Полотенце на крючке за дверью, — пробубнил старик и скрылся за порогом.

Шанкар подошел к одному из небольших возвышений и потрогал руками сосуды. В кадке была холодная вода, в кувшине — горячая. Видимо, ею при необходимости разбавляли ледяную. С презрительной усмешкой на губах, Шанкар отодвинул подальше кувшин и, сняв насквозь пропитанную потом рубаху и набедренную повязку, окатил себя холодной водой. Издав блаженный вздох, он вытерся полотенцем и вновь нацепил набедренную повязку, однако рубаху одевать не стал. Вместо этого, он замочил ее в другой кадке, выжал и повесил на крючок поверх полотенца.

«Полагаю, хозяин не будет против. Я ведь, все-таки, почетный гость, как-никак».

Уверенно кивнув своим мыслям, Шанкар вышел из ванной комнаты в коридор, где его поджидал привратник.

Казалось, старика ничуть не смутила почти полная нагота охотника:

— Готовы? Тогда идемте в гостиную.

Они прошли несколько шагов по коридору, а потом свернули в комнату справа. Прямоугольное помещение оказалось скромно обставленным. Глиняный пол устилал простой шерстяной ковер серого цвета. Из круглого отверстия в потолке проникал солнечный свет, падая лучами на низкий квадратный столик, на поверхности которого виднелись пара терракотовых кувшинов без росписи, два глиняных стакана и тарелка с пшеничными лепешками. Два плетеных тростниковых стула довершали скудный интерьер.

— Садитесь. Господин Нараян сейчас спустится.

Шанкар, не заставляя упрашивать себя дважды, последовал приглашению и уселся на один из стульев, тут же потянувшись к одному из кувшинов, не обращая внимания на привратника, который, к тому времени, тихо удалился. В сосуде оказалась вода. Холодная. Налив полный стакан, охотник быстро осушил его большими глотками, а затем снова заполнил его до краев и повторил. Почувствовав, как живительная влага растекается по организму, Шанкар откинулся на спинку стула и стал ждать. В животе сильно урчало, как от раскатов грома приближающейся грозы. Но охотник не спешил отведать пшеничных лепешек. Будет не слишком вежливо, если хозяин дома застанет его с набитым ртом.

Благо ждать пришлось недолго.

Вскоре в коридоре послышались неуверенные грузные шаги. Человек периодически бубнил себе что-то под нос. Наконец, он показался в проеме, и перед охотником предстала фигура главы деревни. Короткие песочного цвета волосы, тронутые на висках сединой. Озабоченный взгляд из-под нахмуренных густых бровей. Орлиный нос, на котором вздулись вены и полопались сосуды, из-за чего он покраснел, словно красноперый луциан[2]. Худощавое, но жилистое тело, прикрытое длинной белоснежной рубахой с подолом до колен и вырезом на левом плече. Одного быстрого взгляда охотнику оказалось достаточно, дабы определить — глава деревни пьян и, судя по всему, не просыхает уже пару дней.

— Явились? — проворочал тот заплетающимся языком.

— Рад встрече, староста Нараян, — холодно поприветствовал хозяина дома Шанкар. Вид главы вызывал у него легкую неприязнь, которую он постарался скрыть.

— А уж я-то как рад, — язвительно произнес Нараян, скорчив гримасу обезьяны и, шатаясь, входя в комнату, — что смогу, наконец, снять груз проблем со своих плеч и взвалить их на кого-нибудь другого, — трясущейся рукой он ухватился за спинку стула напротив и, крякнув, плюхнулся на сиденье.

«Еще один, — подумал Шанкар, — сначала Девадат решил свалить на меня свои проблемы, теперь этот. Только почему ими должен заниматься я?».

Тростниковое плетение заскрипело под ним от такой неслыханной наглости. Не обращая на эти звуки абсолютно никакого внимания, глава деревни вцепился тонкими пальцами в другой кувшин с такой силой, будто от его содержимого зависела вся его жизнь. Трясущимися руками он наполнил стакан. Как Нараян ни пытался, часть вина пролилась на поверхность стола под недовольный бубнеж его хозяина. Да, во втором сосуде оказалось именно вино. А вода в первом, очевидно, предназначалась для разбавки. Но староста даже не помышлял об этом.

— Не переусердствуйте с вином, — сказал Шанкар.

— Обойдусь без ваших советов, — огрызнулся тот.

Расплескав часть содержимого, и оставив пару багровых пятен на рубахе, Нараян залпом осушил стакан и вновь начал его заполнять.

Разумно предположив, что обмен любезностями закончен, охотник перешел к делу:

— Что с рекой?

— Понятия не имею, — глава деревни рыгнул.

Шанкар резко нахмурив брови:

— Это шутка какая-то?

— Разве я похож на шутника? — ответил вопросом на вопрос Нараян, беря в руку наполненный стакан.

— Нет, — покачал головой охотник, скрещивая руки на груди и оглядывая старосту уже с нескрываемым презрением.

— То-то же.

— Вы похожи на подзаборного пьяницу.

Рука со стаканом застыла, так и не дойдя до губ Нараяна. Даже пальцы перестали трястись. Лицо старосты приобрело малиновый оттенок, сливаясь в единый цвет с орлиным носом, а взгляд пытался буквально испепелить охотника, сидевшего напротив. Но Шанкар оставался непроницаем. С уст Нараяна уже готово было сорваться грязное ругательство, однако остатки трезвого разума вынудили его не произносить их в адрес жреческого посланника. Рот главы деревни беззвучно открылся и захлопнулся. Как у рыбы.

— Так что с рекой? — повторил охотник.

— Если бы я знал, то не стал бы посылать в столицу за помощью, — проворчал Нараян, осушая-таки стакан и, едва не промахиваясь, ставя его на стол.

— Но что-то заставило вас послать за мной, — нетерпеливо надавил Шанкар.

Около минуты Нараян просто сидел, уставившись затуманенным взором в пол. Краснота постепенно сходила с его лица, кроме носа.

Наконец, он выдавил:

— Мелеет.

— Мелеет?

— Да.

— Когда начала?

— Около полугода назад, — насупился глава деревни.

— И вы послали за мной только сейчас?! — едва сдерживая гнев, возмутился охотник.

— Я не разбираюсь в реках, синха тебя раздери! — сорвался на крик Нараян.

Шанкар и бровью не повел:

— Как быстро Сарасвати теряет воду?

— Она отступает от берега более, чем на десять локтей в месяц, — глава деревни шмыгнул носом и, наконец, перевел взгляд на охотника, — нам приходится с удвоенной силой накачивать воду в каналы. Ее пока хватает, но силы людей на исходе. Мы не привыкли к таким нагрузкам.

Шанкару было жаль сельчан, но не их старосту.

— Есть предположения, касаемо причин обмеления?

— Нет, — он опять потянулся к кувшину.

— И поэтому вы решили упиться вусмерть?

— Не твое дело, — на этот раз Нараян не удержал стакан, и тот выпал из его, ходивших ходуном, пальцев. С гулким звуком он ударился о шерстяной ковер, разливая содержимое по полу. Издалека проступившие пятна напоминали кровь.

— Ошибаетесь, — с трудом сохраняя самообладание, охотник подался вперед, — теперь это мое дело. И в ваших же интересах способствовать мне в поисках решения проблемы. Если, конечно, не хотите оказаться в тюрьме Цитадели.

Нараян злобно стрельнул глазами, но ничего не ответил, продолжая, покачиваться на стуле. Взывать к его совести и благоразумию было бессмысленно. Староста так сильно напился, что готов был рухнуть на пол в любой момент.

Шанкар откинулся на спинку стула:

— Поэтому я повторяю свой вопрос — есть предположения по поводу причин обмеления реки?

— Нет, — выплюнул Нараян.

— Зачем вы посылали гонцов к верховьям реки?

Нараян вздрогнул и тупо уставился на охотника:

— Какая макака вам это наплела?

— Отвечайте на вопрос!

— Проверить, как там наши лесорубы поживают, — пролепетал он, — от них что-то давно не было известий.

Лицо Шанкара побелело, как сахар:

— В верховьях Сарасвати ведется вырубка леса?

— Нет, они просто погулять ушли, — огрызнулся Нараян.

«И здесь тоже самое, что и на Синдху. Но с какой целью?».

Пропуская мимо ушей словесный выпад главы деревни, Шанкар спросил:

— Для чего потребовалось вырубать лес?

Почти онемевшим языком Нараян пролепетал:

— Для строительства нового поселения. Нужно расчистить территорию под дома, каналы, огороды, — он взмахнул рукой, — все дела.

Глаза Шанкара сузились:

— И какие вести принесли вам гонцы?

— Никаких.

— То есть?

— Они до сих пор не вернулись, — с выражением упрямого быка, Нараян взглянул на охотника.

Шанкар устало вздохнул:

— Ясно. Похоже, от вас сейчас больше ничего не добиться. Я займусь поиском решения, но сперва отдохну. У вас ведь найдется отдельная комната?

— Абхе! — заорал во все горло глава деревни.

В коридоре послышались тихие шаги. Шанкар ожидал снова увидеть старого привратника, однако на зов Нараяна явился вовсе не он.

В проеме показалась невысокая девица с распущенными волнистыми и черными, как смоль, волосами, ниспадавшими ей прямо на плечи. Шанкар подметил про себя, что девушка имеет точно такой же орлиный нос, как и хозяин дома, только без красных сосудов. Скользнув взглядом вниз, охотник увидел, что она обнажена по пояс. Маленькие груди выпирали вперед, словно два бугорка, а пурпурная юбка плотно облегала бедра и стройные ноги. Девица с интересом наблюдала за происходящим, изящно прислонившись к косяку и наматывая волосы на указательный палец левой руки.

— Отведи почтенного посланника жрецов в комнату для гостей, — пробубнил Нараян.

— Как скажешь, отец, — хриплым голосом ответила она.

«Отец? Выходит, мне не показалось».

Игривым жестом Абхе поманила охотника за собой. Тот встал, при этом забирая со стола кувшин с вином и тарелку пшеничных лепешек. Нараян неуверенно попытался его остановить, но все, что у главы деревни получилось, так это раскачать стул и грохнуться вместе с ним на глиняный пол.

Шанкар презрительно смотрел на него сверху вниз:

— Я оставлю вам кувшин с водой. Говорят, при похмелье она крайне необходима. Советую протрезветь как можно скорее, иначе вам не поздоровиться.

Нараян злобно промычал нечто нечленораздельное и попытался подняться. Охотник потерял к нему всякий интерес. Через мгновение он уже поднимался по лестнице следом за Абхе, невольно следя за движением ее округлых бедер под юбкой.

— Ваш отец всегда так пьет?

— Только последнюю неделю, — бросила та через плечо, поднимаясь на второй этаж и идя по узкому коридору, освещенному лучами солнца из окна на лестничном пролете.

— Мне повезло, — буркнул Шанкар себе под нос.

— О, вам может повезти еще больше, — сладко проворковала Абхе, открывая первую левую дверь, — вот ваша комната, господин…

— Шанкар.

— Красивое имя, — прошептала она, стоя в проеме.

Он почувствовал, как сердце в груди начало стучать чуть быстрее, поэтому поспешил отвести взгляд и вошел в помещение.

Это оказалась небольшая комната с ровными углами и арочным окном, выходящим на деревенскую улицу. Справа стояла обычная деревянная кровать на низких ножках и прикроватная тумба. Поставив кувшин с тарелкой на нее, Шанкар подошел к окну и мельком глянул наружу. Его кобыла по-прежнему переминалась возле входа в жилище Нараяна под палящими лучами послеобеденного солнца. Никто так и не удосужился отвести усталое животное на конюшню. Чуть поодаль местная детвора продолжала резвиться в придорожной пыли и уничтожать палками орды лопухов. Местные жители, переждав полдень, выходили из глиняных хижин, собираясь вернуться к работе на каналах.

— Вам нужно что-нибудь еще? — услышал он позади себя томный голос Абхе.

— Да. Отведите мою лошадь в конюшни.

— Я передам привратнику. Еще что-нибудь?

Он отвернулся от окна. Абхе продолжала стоять в дверном проеме, прислонившись к косяку. Ее пухлые губы были слегка приоткрыты.

— Больше ничего. Я хочу отдохнуть с дороги.

— О, я знаю толк в отдыхе, — Абхе загадочно улыбнулась, — могу помочь расслабиться.

Шанкар медленно приблизился к ней. В ее глазах он заметил страстный огонь. В какой-то момент охотник уже был готов дать свое согласие на столь манящее предложение, но в следующую секунду перед его невидимым взором предстала Нилам. С ее длинной черной косой и огромными, словно два сапфира, глазами. Возникшее, было, желание мгновенно улетучилось.

— Нет, благодарю, — холодно ответил Шанкар и захлопнул дверь прямо перед ее носом.

Улегшись на кровать, предварительно запихнув в рот пшеничную лепешку, охотник задумчиво уставился в гладкий глиняный потолок. С улицы доносился веселый ребяческий смех.

«Ну и деревня. Пастух идиот, староста пьяница и его дочь… его дочь… та еще…».

Он не смог подобрать подходящего слова.

Громко вздохнув, охотник закрыл глаза и быстро погрузился в крепкий сон. Усталость с дороги дала о себе знать.

[1] Парсус — Древняя Персия (Иран).

[2] Красноперый луциан — вид лучеперых рыб из семейства луциановых (окунеобразные). Распространены в западной части Индийского океана.