Система и структура языка в свете марксистско-ленинской методологии

Системный подход к изучению языковых явлений (канд. филол. наук Н.И. Заплаткина)

Существенной чертой процесса научного познания реальных объектов является использование философских понятий (категорий), которые, отражая всеобщие свойства явлений действительности, помогают более глубоко изучить объективный мир. Одними из таких понятий являются философские категории – система и структура, часть и целое, форма и содержание. Эти категории широко применяются в языкознании. Вытекая из природы объективного мира, они дают основу для методов изучения и языковой действительности.

Для развития современной науки большое значение имеют проблемы методологии. Осознание способов и методов научно-познавательной деятельности очень важно для любой науки, в том числе и для науки о языке [6, 3 – 6; 12, 28; 19, 10]. Очевидно, что результаты исследования, их оценка непосредственно зависят от исходных теоретических предпосылок, от подхода к постановке проблемы [12; 17].

Важно понимать, что любой объект действительности – сложное, многогранное явление, изучение которого требует разносторонности его рассмотрения. Это следует из диалектики предмета и диалектического метода. Диалектический метод находит одно из своих выражений в системном принципе исследования, который становится все более характерным для научных исследований.

Суть системного принципа исследования, как подчеркивается в работах Г.П. Мельникова, А.С. Мельничука, В.Н. Садовского и др., заключается в представлении объекта в его целостности, с одной стороны, и в выделении составляющих его элементов, определении их взаимоотношения – с другой [7; 13; 14; 20].

Специфика системного подхода состоит в том, что он направлен на изучение объекта в целом и во взаимоотношении его элементов, на выявление закономерных связей между составляющими систему элементами, на описание объекта именно в том аспекте, в каком он представляет систему.

Этому положению диалектического метода отвечают принципы системного подхода, позволяющие разносторонне, многоаспектно рассмотреть изучаемый объект действительности.

Понимание языка как сложного образования, в котором могут быть выделены составные части и схемы связей или отношений между ними, дает основание для применения системного подхода в науке о языке как средства осмысления языковых явлений [13; 15; 23].

Основными понятиями при системном подходе являются система и структура.

В научной литература содержится множество определений системы, которые полноправно могут быть различными не только в разных дисциплинах, но и в пределах одной области науки [5; 14; 20]. Такое положение вещей – множественность пониманий системы – является (в соответствии с принципом дополнительности Н. Бора) не только естественным, но и необходимым, поскольку служит базой для развития науки, для построения научных теорий, роль которых определяется тем, насколько адекватное описание, объяснение и прогнозирование объектов системного исследования они дадут. По отношению к языку как многогранному явлению с бесконечным числом аспектов его рассмотрения также может быть дан целый ряд определений системы. В основе же каждого из них должно находиться философское понимание системы.

Конкретное определение системы соответствует определенному аспекту познания объекта и поставленным задачам исследования.

Основополагающими признаками при определении системы являются:

1) относительная неделимость элементов системы;

2) иерархичность системы;

3) структурность системы [20].

Необходимость и достаточность названного ряда признаков может изменяться в соответствии с задачами исследования. Однако перечисленные признаки являются существенно необходимыми для определения системы. Остановимся отдельно на каждом из них. Предварительно уточним смысл употребляемых при этом понятий «множество» и «элемент». Множество – это класс (группа) объектов, обладающих некоторым свойством. Объекты, составляющие множество, называются его элементами. Теперь вернемся к истолкованию признаков системы.

1. Относительная неделимость элементов системы. Элементы системы являются неделимыми с точки зрения данной системы. Элементы данной системы могут подвергаться дальнейшему членению, но для других задач, и, следовательно, составлять другие системы. Иными словами, элементы потенциально делимы, но в данной системе мы имеем дело с неделимыми элементами.

Признак потенциальной делимости элементов тесно связан с потенциальной делимостью систем, то есть с иерархичным построением систем.

2. Иерархичность системы. Этот признак системы предполагает возможность расчленения данной системы на ряд других систем (подсистем), с одной стороны, или вхождение данной системы в качестве элемента в иную, более широкую систему – с другой. Таким образом, любая система представляет собой сложный объект, имеющий иерархическое строение.

3. Структурность системы. Структура – это способ организации элементов, схема связей или отношений между ними. Следовательно, приведенное философское определение системы заключает в себе утверждение, что система в своей основе структурна (структурирована) [5; 16; 21]. Другими словами, как система не существует без элементов, находящихся во взаимосвязи, так невозможна она и без структурной организации ее элементов.

Здесь важным является вопрос о диалектике элементов системы и структуры. Элементы и структура представляют собой диалектическое единство, это стороны одного и того же явления. Правомерно допустить в определенных целях анализ либо самих элементов в отвлечении от схемы их связей или отношений, либо изучение схемы отношений в отвлечении от элементов. Однако оба пути – это дополняющие друг друга этапы научного исследования, направленные на познание объекта в целом, каждый из них не должен быть абсолютизирован.

Итак, мы изложили сущность системных принципов исследования и представили необходимые понятия. Теперь на конкретном примере покажем практическое использование системных принципов для анализа лингвистических единиц.

Определим задачу исследования – анализ графемной структуры односложных слов. Односложные слова отличаются целым рядом признаков. Для нас важны два из них: количество графем в слове; расположение и количество неслогообразующих графем (условно C) относительно слогообразующей графемы (условно V)[2]. В соответствии с первым признаком будем определять класс слова, а со вторым – тип слова. Исходным для системного подхода является представление объекта в качестве системы. При этом необходимо дать рабочее определение системы и задать способ ее формирования. Здесь следует подчеркнуть, что мы, вслед за Г.А. Климовым, имеем в виду формирование систем в качестве научных абстракций, которые являются отражением объективной данности, отражением реально существующих систем с целью их изучения [12].

В нашем исследовании будем исходить из определения системы, данного А.И. Уемовым [26]. Примем, что система – это множество элементов с заранее заданным свойством (P) и отношением (R) между ними.

Свойство (P) и отношение (R), по которым задается множество элементов, образующих систему, называются системообразующими признаками. Следовательно, данная система формируется на основе пары системообразующих признаков.

Построим, исходя из параллелограмма П. Менцерата [33], схему теоретически возможных вариантов сочетаемости C и V для односложного слова (рис. 1). Схему теоретически возможных вариантов односложного слова в силу ее универсальности (она включает все возможные комбинации слогообразующей графемы с неслогообразующими) можно считать моделью односложного слова.

Рассмотрим модель односложного слова с позиций системного подхода. Для этого, сформулировав определенную пару системообразующих признаков, выделим системы односложных слов в тех аспектах, которые соответствуют нашим задачам. Элементами таких систем будут исходные, неделимые, с точки зрения каждой системы, единицы. Отношения, на которых реализуются свойства элементов, составляют структуру системы.

Примем слово в качестве исходного элемента. Системообразующее свойство (P₁) – «состоять из некоторого количества графем» и системообразующее отношение (R₁) – «увеличение количества графем в слове» формируют систему слов, охватывающую все элементы модели. Поскольку системообразующее отношение (R₁) реализуется на свойстве, исходя из которого были определены классы слов, то подученная система является системой классов слов.

Системообразующее свойство (P₂) – «иметь различную группировку С относительно V» – и системообразующее отношение – «равное количество C в начале и в конце слов» объединяют в систему слова, находящиеся по центральной диагонали модели. То же свойство (P₂), но в паре с другим отношением (R₃) – «большее количество C в начале слова, чем в его конце», и в паре с отношением (R₄) – «большее количество в конце слова, чем в его начале» объединяют в системы слова, расположенные справа и слева от центральной диагонали.

Системообразующие пары – свойство (P₂) и отношение (R₅) – «одинаковое количество C относительно V»; свойство (P₂) и отношение (R₆) – «зеркальное отображение между словами» выделяют системы слов, находящиеся справа и слева от центральной диагонали.

Системообразующее свойство (P₃) – «иметь некоторое количество C в начале слова» и системообразующее отношение (R₇) – «количественное различие C (от нуля до n) в начале слова», а также свойство (P₄) – «иметь некоторое количество C в конце слова» и отношение (R₈) – «количественное различие C (от нуля до n) в конце слова» вычленяют системы слов, которые соответственно расположены по косым диагоналям.

Анализ структуры слова (в данном случае – графемной) предполагает изучение составляющих его частей. Так, определенные задачи могут быть поставлены в отношении части слова, состоящей из одних неслогообразующих графем. В таком случае мы должны расчленить слово (которое было элементом в выделенных выше системах) и взять из него только группу неслогообразующих графем в качестве элемента для новых подсистем. В извлечении одной системы из другой, в выведении подсистемы из системы, в расчленении элемента на части, одна из которых является элементом для формирования другой системы, проявляется свойство иерархичности систем. Итак, элементом подсистемы является группа неслогообразующих графем, которая может быть равна от 0 до n графем. Определим следующие системообразующие признаки: свойство (Р^I) – «быть неслогообразующей графемой (группой неслогообразующих графем)» и отношение (R^I) – «порядок следования графем по позициям[3] перед V». На основании этой пары признаков выделяется подсистема начальных групп неслогообразующих, а именно[4]: C_IV, …, C_IIC_IV, …, C_IIIC_IIC_I, …, и т.п.

Свойство (P^I) и отношение (R^II) – «порядок следования графем по позициям после V» образуют подсистему конечных групп неслогообразующих: … VC_I, …, VC_IC_II, …, VC_IC_IIC_III и т.д.

В принципе возможно дальнейшее расчленение систем на подсистемы соответственно поставленным задачам. Мы не будем этого делать, поскольку ставили перед собой цель показать лишь некоторые возможные пути системного рассмотрения избранного объекта научного анализа.

Итак, в соответствии с заданными парами системообразующих признаков мы сформировали системы односложных слов, каждая из которых представляет тот или иной аспект анализа структуры односложного слова. В одних случаях это системы с точки зрения длины слова (класс слов), в других – это слова с точки зрения взаиморасположения C и V (тип слов), в третьих – это только часть слова (группа неслогообразующих графем).

Принципы системного подхода являются исходными при типологических исследованиях, поскольку не перечень отдельных элементов, а система элементов должна составлять основу структурной типологии [24; 32]. Системное сравнение может быть принято в качестве методического приема типологического анализа, так как включает в себя не только выявление системных отношений между элементами в пределах одной системы, но и определенные соотношения двух или более языковых систем между собой. Главное место в системных исследованиях занимает проблема анализа и описания систем. Здесь важным является следующее:

1. Основанием для типологического сопоставления систем должны служить типологические критерии, выбор которых зависит от целей исследования.

2. Сравнимость систем находится в зависимости не только от самих систем, но и от критериев сравнимости; системы, сопоставимые по одним критериям, могут оказаться несопоставимыми по другим критериям.

3. Основой сравнения может быть как элемент системы, так и соотношение элементов между собой.

Дадим толкование этих положений на примере: приведем фрагмент из типологического сопоставления графемной структуры односложных слов, выполненного автором на материале славянских языков [11].

С целью типологического сопоставления начальных и конечных систем неслогообразующих графем введены признаки, которые, взаимно дополняя друг друга, служат задаче изучения функционирования графем в неслогообразующих группах графем, помогают раскрыть взаимоотношения графем в группе, то есть выявить некоторые особенности сочетаемости неслогообразующих графем в начале и в конце односложных слов. Кроме того, вводимые признаки должны явиться критериями для типологического сопоставления исследуемых языков и основанием для получения типологических классификаций фактов в пределах одного языка и соответственно классификаций рассматриваемых языков. Такими критериями в нашем исследовании могут быть признаки, установленные Ф. Херари и Г. Пейпером [30].

1. Полнота позиции. Этот признак характеризует употребительность графем в данной позиции. Полноту позиции определим как отношение числа неслогообразующих графем, употребляемых в данной позиции, к общему числу неслогообразующих графем данного языка,

2. Частота графем, определяемая при анализе данной подсистемы неслогообразующих графем в процентах от количества слов, содержащих данную подсистему неслогообразующих графем, а при сравнении употребительности графем во всех начальных (конечных) подсистемах – в процентах от количества слов, содержащих все начальные (все конечные) подсистемы неслогообразующих графем.

3. Активность графем. Способность данной графемы сочетаться с другими графемами называется активностью. Активность графемы измеряется отношением числа графем, с которыми она сочетается, к общему числу неслогообразующих графем (в процентах) для данного языка. Следует отличать активность графемы в отношении предшествующих ей графем от активности графемы относительно следующих за ней графем.

4. Симметричность графем. Графема (X) симметрична относительно графемы (Y), если наряду с последовательностью (XY) встречается последовательность (YX).

5. Рефлексивность графем. Графема (X) является рефлексивной, если последовательность графем (XX) имеет место в исследуемом материале.

Теперь покажем, каким образом можно с помощью перечисленных признаков осуществить анализ элементов подсистем и провести их типологическое сопоставление.

Прежде всего необходимо обеспечить сравнимость подсистем, то есть мы должны опираться на сравнимые, тождественные единицы. Анализируемые славянские языки с точки зрения графического сходства графем не тождественны. Одна подгруппа языков, в состав которой входят русский, украинский, белорусский, болгарский и сербский, использует кирилличный алфавит (назовем ее подгруппой A), другая, в состав которой входят чешский, словацкий и польский языки, – латинский алфавит (назовем ее подгруппой Б). В первую очередь нам необходимо отождествить графемы с точки зрения их принадлежности к тому или иному алфавиту, затем в каждой подгруппе – по их графическому сходству. Результатом отождествления графем будет установление графем либо общих для всех языков данной подгруппы (это графемы: б, в, г, д, ж, з, к, л, м, н, п, p, с, т, ф, х, ц, ч, ш – в подгруппе А; b, c, d, f, g, h, j, k, 1, m, n, p, r, s, t, w, s – в подгруппе Б), либо общих для части языков данной подгруппы (й^*, щ^* – для русского, украинского, белорусского и болгарского языков в подгруппе А; č^*, d′^*, ň^*, š^*, t′^*, v^*, x^*, ž^*, q^* – для чешского и словацкого в подгруппе Б), либо свойственных одному из них, то есть единичные графемы (ў° – для белорусского, j°, ђ° љ°, њ°, ħ°, ү° – для сербского в подгруппе A и ř° – для чешского, l′° – для словацкого, ć°, z°, ń°, ś°, ź°, ż° – для польского в подгруппе Б)[5].

Далее остановимся на истолковании следующего положения системного подхода к объекту анализа, то есть на сопоставимости систем в зависимости от типологических критериев. Следуя этому положению, нужно оговорить, что подсистемы, имеющие в составе групп неслогообразующих графем одну графему (C_IV … и VC_I), а также три и более графем (C_n … C_IIIC_IIC_IV … и VC_IC_IIC_III … C_n), сопоставимы только по первому и второму признакам, а подсистемы, имеющие две графемы (C_IIC_IV … и VC_IC_II), – по всем пяти признакам. Хотя при условии расширения определения активности, симметрии и рефлексии на большее число элементов сопоставление оказалось бы возможным. Для однографемных же групп неслогообразующих графем сопоставление подсистем по третьему, четвертому и пятому признакам совершенно недопустимо.

Сравнение подсистем неслогообразующих графем по признаку полноты позиции в качестве типологического критерия дает четкое основание для выведения правила употребительности графем в данной позиции. Так, в приводимом исследовании установлены следующие правила:

1. Для однографемных подсистем – неслогообразующие графемы в I позиции (то есть в непосредственной близости к V) начальных и конечных подсистем используются полностью только в русском, украинском, болгарском и сербском языках.

2. Для двуграфемных подсистем – неслогообразующие графемы в I и во II позициях в начальных и конечных двуграфемных подсистемах используются не полностью.

3. Для трехграфемных подсистем неслогообразующие графемы в I, II и III позициях начальных и конечных подсистем используются не полностью.

Признак полноты позиции является основанием не только для выведения такого рода правил, но и для установления групп графем отличающихся друг от друга свойством употребления в начальных и конечных подсистемах, либо только в начальных, либо только в конечных подсистемах. Выявленные же группы графем с данным свойством, в свою очередь, соответственно классифицируют рассматриваемые славянские языки. Приведем к примеру таблицу классификация славянских языков по признаку употребления графем в однографемных подсистемах (табл. 1).

Относительно критерия частоты естественным является то, что установленные частоты графем отличаются друг от друга. Следовательно, типологическим критерием сопоставления подсистем по данному признаку должны быть не сами частоты, а соотношение частот. Для установления их соотношения применяется процедура упорядочения графем по их частотным зонам. С целью определения частотных зон графем в данной позиции для каждого языка отдельно следует разделить величину, полученную в результате вычитания наименьшей частоты из наибольшей, на несколько интервалов (в зависимости и задач исследования). Мы в своем исследовании определили пять интервалов частотных зон: «очень частые», «частые», «нечастые», «редкие» и «очень редкие» графемы. Разместив графемы по соответствующим зонам, мы тем самым сгруппировали графемы по признаку их частоты. Сопоставление же полученных групп графем служит основанием для классификации языков по данному признаку (табл. 2).

Таблицы, составленные по признаку частоты графем в каждой позиции в отдельности для подсистемы данной длины, показывают, какие графемы характеризуются высокой частотой, какие – низкой.

Сопоставление же таблиц как по частоте графем, так и по употреблению их в данной позиции представляет широкий материал для решения целого ряда лингвистических задач. Например, исследователем могут быть освещены следующие вопросы: как меняют частоту графемы при их употреблении в различных позициях подсистем одинаковой длины, существует ли зависимость употребления графем от вида подсистем (то есть от начальной или конечной подсистемы), сколько и какие конкретно позиции может замещать данная графема, есть ли связь частоты графемы с ее непосредственным расположением относительно слогообразующей графемы V. Сошлемся на некоторые установленные нами особенности неслогообразующих графем и их подсистем:

1. Наибольшая длина подсистем неслогообразующих графем (групп графем), общая для всех рассматриваемых языков, равна трем графемам как для начальных, так и для конечных подсистем.

2. Сопоставление частоты подсистем различной длины выявило обратную зависимость между длиной подсистемы и ее частотой. Во всех анализируемых славянских языках наиболее частотны одно- и двуграфемные начала и концы односложных слов.

3. Свойство ряда неслогообразующих графем обязательно употребляться в позиции, предшествующей рассматриваемой. Так, употребление графемы в в IV позиции начальных подсистем в русском языке (всхрап) свидетельствует о том, что в употребляется и в III (взмах), и во II (вход), и в I (век) начальных позициях.

4. Свойство каждой графемы замещать определенное количество позиций либо в начальной, либо в конечной подсистеме.

5. Ряд графем может употребляться только в непосредственной близости к слогообразующей. Например, графема л встречается только в I позиции начальных подсистем украинского, белорусского и сербского языков; графема й употребляется только в I позиции конечных подсистем русского, украинского, белорусского и болгарского языков.

6. Графема, замещающая несколько позиций, употребляется с высокой частотой только в одной из них. Например, для графем в, л, р наиболее характерна I позиция двуграфемных начальных подсистем, а для г, с – II позиция этих же групп.

7. Некоторые графемы резко меняют частоты при употреблении в различных позициях подсистем одинаковой длины. Например, резкий подъем частоты в I позиции двуграфемных начальных подсистем наблюдается у графем л, р. Графема же с имеет более высокую частоту во II позиции этих подсистем; в конечных подсистемах к, р, гораздо чаще употребляются в I позиции.

С методической точки зрения активность графем удобно представить матричным способом (табл. 3). Благодаря этому способу можно легко увидеть, какие сочетания и в каком количестве характерны для каждой позиции графемы.

Активность графем можно сопоставить как с количественной стороны, так и с качественной. Для типологического сопоставления с количественной стороны необходимо определить единый типологический признак, поскольку число активности графем различное. Таким признаком может быть коэффициент активности (КА) графем. В этом случае после установления коэффициента активности графем следует применить процедуру упорядочения графем по соответствующим зонам активности. Для определения зон активности наибольшее число активности графем (выраженное в процентах) нужно разбить на несколько интервалов. Затем к каждому из них отнести графемы с соответствующими показателями. В итоге получим группы графем по признаку их активности. Далее с целью выявления общих и различных свойств каждой графемы в отношении ее активности в различных подсистемах следует отметить, в каких зонах и в каких подсистемах данного языка встретилась конкретная графема. Следствием такого рассмотрения будут классификационные таблицы. Показатель активности также является основанием для установления групп графем с определенными свойствами. Одна из них состоит из графем, данная активность которых свойственна только началу слов, другая – из графем, данная активность которых характеризует только конец слов, третья из графем, данная активность которых присуща и началу и концу слов.

Типологический признак активности графем (как и признаки полноты позиции и частоты графем) также является признаком, по которому возможно осуществить сопоставление подсистем не только поэлементно, но и по соотношению элементов между собой.

Сопоставление подсистем по признаку симметричности графем выявляет ряд симметричных пар, свойственных либо только начальной подсистеме, либо только конечной подсистеме, либо и начальной и конечной подсистемам. Приведем некоторые примеры.

Симметричная пара сп – пс отмечена во всех рассматриваемых языках данной подгруппы: спорт – псих (рус.), спiр – псар (укр.), спеў – псяр (белор.), спящ – псалт (болг.), спис – псар (серб.);

шп – пш в русском (шпик – пшик), украинском (шпиг – пшик) и белорусском (шпунт – пшык);

дв – вд, св – вс, хв – вх в русском (двор – вдох, свист – все, хвост – вход), украинском (двiр – вдих, свiт – всяк, хвiст – вхiд), болгарском (двор – вдам, свод – вси, хвощ – вход);

зв – вз, кв – вк в русском (звон – взор, квас – вкус) и болгарском (звук – взет, квит – вкус);

зд – дз, хт – тх в украинском (здiр – дзот, тхiр – хто) и белорусском (здор – дзет, хто – тхор),

а также лг – гл, рж – жр в русском (лгун – глаз, ржа – жрец) и белорусском (лгун – глузд, ржа –жрэц);

рв – вр в русском (рвач – врач) и украинском (рвач – враз);

тк – кт в русском (ткач – кто);

чв – вч, шв – вш, гв – вг в украинском (вчас – чвал, шво – вшир, гвалт – вгиб);

ск – кс в русском (скат – ксендз) и белорусском (скiт – ксендз);

зб – бз, зг – гз, фт – тф в белорусском (збег – бзiк, згон – гзымс, фтор – тфу);

тв – вт в болгарском (твар – втор).

Симметричная пара ск – кс в русском (риск – кекс), украинском (тиск – кокс), белорусском (пуск – флекс), болгарском (риск – бокс) и сербском (диск – викс);

рб – бр, лк – кл, рг – рг, рд – др, рк – кр, рн – нр, тр – рт, фр – рф в русском (горб – бобр, шелк – цикл, торг – негр, ярд – кадр, парк – акр, терн – жанр, фетр – порт, шифр – шурф), украинском (скарб – зубр, полк – цикл, ерг – негр, смерд – кадр, парк – акр, горн – жанр, лiтр – форт, шифр – шарф), белорусском (герб – зубр, толк – цыкл, торг – тыгр, лорд – кедр, торк – акр, фiрн – жанр, метр – мiтр, шыфр – торф);

нм – мн в русском (сонм – гимн), украинском (сонм – гiмн) и болгарском (сонм – химн);

рв – вр в русском (нерв – лавр) и украинском (нерв – лавр);

чт – тч в русском (причт – матч) и белорусском (прычт – скетч);

нг – гн в белорусском (тунг – стогн);

жд – дж в болгарском (чужд – гудж) языках.

Следуя единой процедуре системного анализа, мы должны после установления симметричных пар графем сопоставить их наличие в обоих видах подсистем. Вследствие такого сопоставления определим, какие пары графем являются признаками начала слов (в случае, если данные пары графем отмечены только в начальной подсистеме), какие пары графем являются признаками конца слов (если данные пары графем встречаются только в конечной подсистеме) и какие пары графем характеризуют и начало и конец односложных слов (если данные пары графем выявлены в обоих видах подсистем).

Для исследования важно провести анализ не только в плане наличия той или иной пары графем в данной подсистеме, но и в плане установления частоты симметричных пар графем.

Такие же этапы анализа проводятся и в отношении признака рефлексивности графем. Сопоставление подсистем по данному признаку обнаруживает ряд графем, обладающих свойством рефлексии в начальной подсистеме: вв, сс для русского языка (вверх, ссек), вв для украинского языка (ввiз), сс для белорусского языка (ссеч); в конечной подсистеме: лл, мм, нн, пп, сс, тт для русского языка (балл, грамм, финн, грипп, класс, ватт) и нн для украинского (фiнн).

Проведенный анализ позволяет сделать вывод, что явление симметрии и рефлексии на материале односложных слов не характерно для анализируемых языков.

Итак, мы описали один из возможных способов типологического сопоставления подсистем по заданным признакам. Каждая подсистема при этом определялась количеством и набором элементов, различным свойствами элементов и видов соотношений между ними.

Сопоставлению подвергались не только элементы подсистемы, но и их соотношения, не только свойства графем, но и отношения, на которых реализовывалось данное свойство графем. Зависимость сопоставимости подсистем от критериев можно увидеть в том, что типологические критерии активности, симметрии и рефлексии графем теряют смысл для подсистем, состоящих из одной графемы.

Сопоставление подсистем осуществлялось по единой процедуре: вначале устанавливаются типологические характеристики каждой графемы в фиксированных позициях отдельно в начальных и конечных подсистемах, затем сопоставляются характеристики графем во всех позициях каждой подсистемы данной длины и, наконец, сравниваются типологические характеристики графем во всех позициях всех подсистем независимо от длины.

Таким образом, принципы системного анализа дают исследователю, с одной стороны, четкий аппарат описания, анализа избранного объекта, позволяют рассмотреть его с разных точек зрения, с другой стороны – богатый материал для всестороннего осмысления лингвистических единиц, для проникновения в их сущность. Полученная же под разными углами зрения информация, дополняя друг друга, представляет общую картину исследуемого явления.

1. Энгельс Ф. Диалектика природы. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 339 – 626.

2. Маркс К. Капитал. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23. – 907 с.

3. Ленин В.И. Философские тетради. – М.: Политиздат, 1969. – 782 с. – (Полн. собр. соч., т. 29).

4. Ленин В.И. Еще о профсоюзах. – Полн. собр. соч., т. 42, с. 264 – 304.

5. Белецкий А.А. Отношение компонентов языка. – Структурная и математическая лингвистика, 1977, вып. 5, с. 3 – 11.

6. Бiлодiд I.K. Методологiчнi питання сучасного мовознавства. – В кн.: Методологiчнi питання мовознавства. К.: Наук. думка, 1968, с. 3 – 12.

7. Блауберг И.В., Садовский В.Н., Юдин Э.Г. Системный подход в современной науке. – В кн.: Проблемы методологии системного исследования. М.: Мысль, 1970, с. 7 – 49.

8. Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. – М., 1961. 152 с.

9. Бурлакова М.И., Николаева Т.М., Сегал Д.М. и др. Структурная типология и славянское языкознание. – В кн.: Структурно-типологические исследования. М.: Изд-во АН СССР, 1962, с. 3 – 19.

10. Зализняк А.А., Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. О возможности структурно-типологического изучения некоторых моделирующих семиотических систем. – В кн.: Структурно-типологические исследования. М.: Изд-во АН СССР, 1962, с. 134 – 144.

11. Заплаткина Н.И. Графемная структура односложных слов в славянских языках. – Автореф. дис. … канд. филол. наук. – Киев: Ин-т языковедения АН УССР, 1975. – 24 с.

12. Климов Г.А. Фонема и морфема. – М.: Наука, 1967. – 127 с.

13. Мельников Г.П. Язык как система и языковые универсалии. – В кн.: Языковые универсалии и лингвистическая типология. М.: Наука, 1969, с. 34 – 45.

14. Мельничук А.С. Понятия системы и структуры языка в свете диалектического материализма. – В кн.: Ленинизм и теоретические проблемы языкознания. – М.: Наука, 1970, с. 38 – 69.

15. Общее языкознание: Внутренняя структура языка. – М.: Наука, 1972. – 565 с.

16. Овчинников Н.Ф. Структура и симметрия. – В кн.: Системные исследования. М.: Наука, 1969, с. 111 – 121.

17. Перебийнiс В.С. Кiлькiснi та якiснi характеристики системи фонем сучасноi украiнськоi лiтературноi мови. – К.: Наук. думка, 1970. – 270 с.

18. Рамишвили Г.В. Рец. на кн.: Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. – Вопр. языкознания, 1962, № 6, с. 135 – 139.

19. Русанiвський В.М. Методологiя, теорiя i частковi методи лiнгвiстичних дослiджень. – Мовознавство, 1975, № 2, с. 3 – 11.

20. Садовский В.Н. Основания общей теории систем. – М.: Наука, 1974. – 279 с.

21. Свидерский В.И. О диалектике элементов и структуры в объективном мире и в познании. – М.: Соцэкгиз, 1962. – 275 с.

22. Сетров М.И. Принцип системности и его основные понятия. – В кн.: Системные исследования. М.: Наука, 1969, с. 156 – 168.

23. Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование. – М.: Наука. 1971. – 294 с.

24. Успенский Б.А. Структурная типология языков. – М.: Наука, 1965. – 273 с.

25. Уемов А.И. Вещи, свойства и отношения. – М.: Изд-во АН СССР, 1963. – 184 с.

26. Уемов А.И. Системы и системные исследования. – В кн.: Системные исследования. М.: Наука, 1969, с. 62 – 86.

27. Уемов А.И. Системы и системные параметры. – В кн.: Проблемы формального анализа. М.: Наука, 1969, с. 80 – 96.

28. Уемов А.И. Логический анализ системного подхода к объектам и его место среди других методов исследования. – В кн.: Системные исследования. М.: Наука, 1969. с. 80 – 96.

29. Философский словарь. – М., 1975.

30. Херари Ф., Пейпер Г. К построению общего исчисления распределения фонем. – В кн.: Математическая лингвистика. М.: Мир, 1964, с. 11 – 46.

31. Щедровицкий Г.П. Проблемы методологии системного исследования. М.: Наука, 1964. – 203 с.

32. Якобсон P.O. Типологические исследования и их вклад в сравнительно-историческое языкознание. – Новое в лингвистике, 1963, вып. 3, с. 95 – 105.

33. Menzerath Р. Typology of Languages. – J. Acoust. Soc. Amer. 22: 1950, N 6, p. 689 – 690.

Диалектика формы и содержания в марксистско-ленинском языкознании (канд. филол. наук Н.С. Афанасьева)

В теории познания при рассмотрении процессов развития явлений важно понимание категорий содержания и формы. Любой предмет, любое явление в природе и обществе имеет свое содержание и свою форму:

Состояние развития, в котором находится любое явление, вещь, обусловливает тот факт, что в них

Процесс развития в целом характеризуется двумя последовательными этапами: первый – медленные, постепенные изменения в структуре объекта, их называют количественными; второй – внезапные, скачкообразные изменения, возможные только в результате предварительных количественных изменений. Этот этап определяется как качественные изменения. В первом случае наблюдаются поступательные, эволюционные процессы, которые создают почву для следующих за ними революционных процессов. Последние приводят к качественным изменениям существующего, к его коренному преобразованию. Таким образом, переход количественных изменений в качественные является всеобщим законом развития, рассматриваемого в диалектическом материализме как движение, развертывание противоречий.

Для понимания процесса движения, в основе которого лежит закон единства и борьбы противоположностей, необходимо рассмотреть ряд объективных взаимообусловленных категорий: целого и части, сущности и явления, возможности и действительности, системы и структуры, содержания и формы.

Изучение категорий диалектики – содержания и формы – составляет предмет нашего анализа, цель которого заключается в раскрытии новых аспектов процесса развития.

Диалектико-материалистическое понимание содержания предполагает рассмотрение этой категории как цельности, совокупности составных элементов предмета (объекта), его свойств, признаков, внутренних процессов, связей и противоречий. Главной тенденцией содержания является тенденция изменчивости, форма есть способ существования, развития, выражения содержания, его внутренней организации. Вследствие того что форма представляет способ внутренней организации содержания, проблематика формы получает дальнейшее развитие в категории структуры[6]. Основной для формы является тенденция устойчивости.

В материалистическом учении о форме и содержании можно выделить следующие основные моменты:

1. Единство содержания и формы. Оно состоит в том, что с определенным содержанием всегда соотнесена определенная, обусловленная данным содержанием форма.

2. Взаимоотносительный характер содержания и формы. То, что в одной объективной связи является содержанием, в другой может рассматриваться в качестве элемента формы:

3. Относительная независимость формы от содержания, то есть ее относительная самостоятельность. В развитии содержания и формы всегда существуют противоречия. Содержание развивается быстрее, а форма не изменяется автоматически с изменением содержания – в своем развитии она отстает от него. Это объясняется противоположными тенденциями, характеризующими данные категории: содержание – изменчиво, текуче; форма – устойчива. Форма реагирует не на всякое изменение в содержании, а лишь на определенную степень (в зависимости от количественного накопления) данного изменения.

4. Развитая форма. Признание неразрывности связи содержания и формы сопровождается понятием развитой формы как необходимого существования явления. Известно, что формы есть менее общие и более общие. Первые представляют собой способ связи элементов какого-то единичного, конкретного явления; вторые выступают в качестве общего принципа внутренней организации элементов в целом ряде близких, аналогичных, повторяющихся явлений. Именно в таком случае она принимает характер закона[7].

5. Внутренняя и внешняя формы. Только относительно можно разделить форму на внутреннюю и внешнюю, в зависимости от круга связей, которые определяются и объединяются данной формой. Внешняя и внутренняя формы взаимосвязаны, взаимообусловлены и взаимозависимы [29, 31 – 33].

6. В тесной связи с вопросом относительной самостоятельности формы выступает положение о ее активной роли. С одной стороны, форма находится в единстве с содержанием и не может быть безразличной к нему; с другой – в силу относительной самостоятельности формы – ее отношение к содержанию может быть как положительным, так и отрицательным. Активная положительная роль формы лежит в основе всякого развития.

Необходимой предпосылкой исследования природы языка в плане диалектического соотношения его формы и содержания есть разграничение взаимодействия указанных всеобщих философских категорий и их преломления через призму конкретной науки (в нашем случае науки о языке). Кроме того, наличие указанных моментов не требует, чтобы в каждом исследовании внимание ученого было равномерно направлено на каждый из них. Как отмечает А.С. Мельничук, задача

Прежде чем перейти к интерпретации соотношения философских категорий содержания и формы в языке, считаем необходимым остановиться на освещении вопроса, относящегося к важным проблемам теоретической лингвистики: правомерно ли сводить содержание единицы языка к ее значению (семантике), а отсюда – что следует понимать под значением единицы языка. Известно, что семантика, значение – одна из сторон содержания лингвистической единицы. Другой стороной является ее звуковое или буквенное наполнение, которое одновременно представляет собой элемент формы данной единицы [27, 53]. Содержание как философская категория – понятие высшего порядка, и здесь главным является осознание примата содержания над формой. В конкретной науке необходимо рассматривать содержание с учетом частей (сторон), из которых оно состоит.

Теперь перейдем к толкованию значения лингвистической единицы. Определяя значение как конституирующий признак самого слова, лингвисты под ним понимают

Следовательно, значение – это отражение внешнего мира в определенных понятиях, восприятиях, ощущениях, которое, согласно В.И. Ленину,

Носителем значения являются знаки[8].

Поскольку в слове существует несколько ступеней знаковых отношений, то и сам термин «значение» в лингвистике многозначен, например, сигнификативное (смысловое), денотативное (предметное или референтное), грамматическое, лексическое и т.д.

Каждый уровень языка определяет иерархию значения лингвистических единиц, способность этой единицы быть составной частью единицы высшего уровня. Для лексикологии, например, основным является значение по сигнификату. Именно это значение очень близко к понятию[9], что и приводит часто к смешиванию и отождествлению их. В некоторых случаях понятие и значение полностью сливаются («интервал», «морфема»), а в определенных группах слов, например ономах, связь между понятием и значением вообще отсутствует, и эта особенность вместе с единичностью акта номинации и непосредственной связи с дискретным объектом действительности выделяет собственные названия в особую подсистему в общей лексической системе языка.

Если общее лексическое значение, состоящее как из существенных семантических признаков (дифференциальных и интегральных), так и несущественных (ассоциативных), индивидуально по отношению к слову, то грамматическое значение является общим, «стандартным» для целого класса слов.

Любое значение лингвистической единицы (лексическое, грамматическое и т.д.), являясь одной из частей содержания, определяется прежде всего отнесенностью этой единицы к тому или иному лингвистическому уровню: фонетическому, лексическому, грамматическому и т.д.

Теперь перейдем к основной нашей задаче, состоящей в попытке интерпретировать ранее указанные основные моменты, касающиеся категорий содержания и формы. В лингвистике известна такая формулировка:

Как представляется, такое определение формы и содержания недостаточно. Язык – сложное явление. Он изучается на фонемном, морфемном, лексическом, синтаксическом, семантическом уровнях. Исследователь обращается к лингвистическим знакам, каждый из которых имеет свой план выражения и содержания, следовательно, свою форму и содержание. (Заметим, что элементами языка являются и фонемы, но они не имеют означаемого, не имеют понятийного значения, семантики.) Поэтому, говоря о форме и содержании в языке в общем плане, необходимо учитывать уровень, к которому относятся анализируемые явления или факты, так как при универсальности принципов диалектики формы и содержания для языка в целом гносеологическое значение имеет конкретная интерпретация диалектической связи.

Недостаточным в определении формы и содержания в лингвистических единицах является понимание под содержанием семантики, значения (без учета составного характера содержания), а под формой звуковой или графической оболочки.

Известен иной подход к изучению формы и содержания лингвистических единиц, учитывающий не только звуковую оболочку, но и внутреннюю организацию, структуру лингвистической единицы. Например, звуковой оболочкой морфемы до, является сочетание двух фонем, что представляет внешнюю форму этой морфемы. Однако морфема до воспринимается как знак благодаря определенной структурной организации – практически возможного в украинском языке сочетания данных фонем и ее функции в слове. Знаковое содержание морфемы выражено структурой морфемы. И именно поэтому элементы морфемы (фонемы), являясь носителями содержания, выступают как его элементы. Следовательно, в

Под внутренней и внешней формами можно рассматривать также следующие характеристики: внутреннее строение, например, закономерности сочетания фонем в названной морфеме (внутренняя) и сочетание морфемы до с другими морфемами в слове (внешняя). Сочетание фонемы до можно отнести к разряду морфем только на основании того, что она занимает определенное место в структуре украинских слов.

Более сложным по сравнению с морфемой является взаимопроникновение и взаимообусловленность данных категорий в слове. Достаточно наглядно это иллюстрируется схемами, предложенными В.И. Перебейнос (см. с. 49).

Как видно из схем, элементы и отношения могут входить и в содержание и в форму лингвистической единицы.

В зависимости от задач первостепенным может быть как изучение слова с точки зрения его значения, что позволяет, например, установить структуру лингвистической единицы[10], так и исследование внешней и внутренней формы слова, класса слов и т.д.[11]

Диалектика связи между категориями содержания и формы универсальна для всех уровней языка. Но при исследовании единиц разных уровней взаимосвязь этих категорий образует разные аспекты в зависимости от цели описания.

Исследуя знаковые функции синтаксических единиц, например словосочетаний, которые являются промежуточными между номинативной функцией слов и коммуникативной функцией предложений, установлено, что в иной (по сравнению со словом, морфемой) системе зависимостей выступают такие явления, как внешняя форма, внутренняя форма, содержание (значение, семантика) в содержимое[12].

Внешней формой словосочетания является звуковая оболочка не каждого слова отдельно, а контаминированная звуковая оболочка синтагмы. Внешняя форма не несет синтаксической информации (если речь идет о синтагматическом членении предложений). Внешняя форма словосочетаний на лексическом уровне также несущественна для получения лингвистической информации. Исключение представляют только два вида сочетаний: первые характеризуются тем, что в них происходит внутренняя рифмовка слов; вторые – тем, что они детерминированы только парным сочетанием, как правило, коротких слов (фразеологизмы, фразеологические сочетания, антонимы, паронимы) типа: туди й сюди, нi те нi ce, говорити-балакати, день i нiч, батьки й дiти и др. Более существенной для исследования словосочетаний есть их внутренняя форма, выражающая, как и в морфеме, структурные отношения между словами, детерминированные правилами грамматики. Как и на морфемном уровне языка, элементы внешней формы (в словосочетании – слова) становятся элементами содержания (содержимого). Но если морфема идентифицируется только через соединение элементов содержимого, то словосочетание выделяется как знак в большей мере на понятийном уровне. Следовательно, на первый план выходит категория содержания как проявление номинативной функции словосочетаний. Это не исключает того, что описание номинативных значений последних может осуществляться двумя путями: описанием сочетаемости элементов, образующих словосочетания, с целью установления соответствующих номинативных групп; прослеживанием в пределах данных номинативных групп закономерностей сочетаемости слов.

Анализируя сочетаемость элементов содержимого, в данном случае в пределах словосочетания, приходим к установлению общих принципов организации формы, то есть к понятию развитой формы, потому что она возникает лишь на уровне структуры.

Развитой формой словосочетания является ядерная структура[13], репрезентированная дистрибутивной формулой[14]. То, что язык в силу своих особых законов налагает ограничения на способность сочетания слов друг с другом, приводит к установлению определенных типов допустимых (правильных) словосочетаний, фраз, которые способны подвергаться различным трансформациям. Например, глагол + существительное – допустимо, глагол + прилагательное – нет, возвратный глагол + существительное в именительном падеже – допустимо, возвратный глагол + существительное в винительном падеже – нет[15]. Следовательно, в силу определенного способа организации элементов образуются соответствующие типы структур, которые распространяются на целый ряд явлений. Для вербального словосочетания ядерной структурой, например, является конструкция V + N – читаю книгу и т.д.

Известно, что язык, отражая бесконечно познаваемый мир, не может быть конечным. Ядро репрезентирует основные ограничения в сочетаемостях элементов языка. Естественно, что ядерные структуры конечны, число их невелико. Например, по наблюдению З.С. Хэрриса, в английском языке зафиксировано 9 ядерных структур (конструкций) фраз.

Возвращаясь к другим, указанным ранее моментам диалектической связи формы и содержания, интерпретированных относительно языка на уровне словосочетаний, находим подтверждение их универсальности. Относительная независимость формы от содержания, ее частичный консерватизм четко проявляется в ассоциативном стилистическом синтаксисе, в котором богатство содержания вкладывается в ограниченные грамматикой языка типы подчиненных зависимостей слов. Часто на уровне синтаксиса номинация осуществляется не в форме слова и словосочетаний, а через описание – сравнение.

Правильное философское осмысление категорий формы и содержания лингвистических единиц является определяющим в каждом исследовании. Необходимо учитывать именно диалектику связей между формой и содержанием, взаимодействие их в пределах одного и того же языкового явления и между явлениями разных уровней языка, что и обусловливает выбор методов исследования.

Все это позволяет считать нецелесообразным обострение некоторыми авторами вопроса о том, что составляет основу языка, что прежде всего должно быть предметом исследования: элементы или отношения, форма или содержание [37, 144]. В этом билатеральном единстве нельзя выделять главную, существенную сторону, ибо не противопоставление элементов и отношений, не выявление примата одного из них, а диалектическое единство и взаимообусловленность того и другого лежат в основе языковой системы [21, 6 – 7; 26, 57].

С вопросом соотношения значения и формы языковых единиц тесно связана проблема изучения семантического уровня языка, которая очень важна как в общетеоретическом, так и в прикладном языкознании.

Естественные языки являются своеобразными моделями окружающего нас мира. Связь между языком и реальной действительностью очень сложна. Последняя хотя и представляет собой тот же предмет познания для всех людей, однако способ упорядочения идей об этой окружающей действительности в каждом языке свой. Мы разграничиваем информацию, которую получаем из внешнего мира, организовываем ее в понятия и распределяем значения так, как нам диктует наша языковая система. Следовательно, никто не может описывать природу абсолютно независимо от языковой среды, в которой он воспитывается с детства [33, 174 – 175; 12]. Таким образом, существует двусторонняя зависимость между значением языковых высказываний и структурой языка. Будучи разными в разных языках, значение и структура должны приспосабливаться друг к другу так, чтобы удовлетворяя одному условию: структура языка должна обеспечивать отображение реальной действительности, а значение языковых высказываний должно строиться таким образом, чтобы связи, возникающие между ними, вместе с этими значениями образовали бы систему языковых высказываний, которая бы и отображала действительность [11, 130].

Характерной чертой отображаемой действительности является ее материальное единство, которое проявляется в том, что вещи объективного мира существуют не изолированно, а во взаимодействии друг о другом. И эти

Значит, отношения не менее объективны, чем сами предметы, и поэтому так же, как и предметы, должны находить свое отображение в языке. В соответствии с этим информация о любом предмете, явлении и т.д. внешнего мира образуется двумя компонентами:

Выраженные языковыми средствами данные отношения называем семантическими. Вместе номинативная и релятивная информация образуют семантическую информацию.

Носителем информации о предметах, вещах объективной действительности в текстах является семантика слов. Именно изучению последней посвящено большинство семантических исследований. Вопрос передачи релятивной информации языковыми средствами менее изучен, однако без его разработки проблема исследования семантического плана языка не может быть полностью решена.

Релятивная информация в тексте выражается как в явном, так и неявном виде. Например, в украинском языке существует небольшая группа слов, которая называет определенные семантические отношения. К ней принадлежат существительные типа властивiсть (рус. свойство), тотожнiсть (рус. тождество); прилагательные, которые соотносятся с указанными выше существительными: тотожнiй (рус. тождественный), властивий (рус. свойственный), глаголы типа мати (рус. иметь), призначатися (рус. назначаться), складатися з (рус. состоять из) и образованные от этих глаголов причастия; наречия типе пiзнiше (рус. позже), ранiше (рус. раньше). В остальных случаях семантические отношения в языке выражаются с помощью морфологических (флексии, суффиксы) и синтаксических средств (различные синтаксические конструкции). Относительно последних известно, что грамматически одинаково оформленные сочетания слов могут выражать разные семантические отношения, которые существуют между предметами, отображенными компонентами этих сочетаний. Иначе говоря, мы имеем дело с омонимией языковых единиц, объединенных одной дистрибутивной формулой.

Так, словосочетаниям ламповий пiдсилювач (рус. ламповый усилитель), дискова пилка (рус. дисковая пила), молекулярний потiк (рус. молекулярный поток), машинний переклад (рус. машинный перевод) в украинском языке отвечает одна ДФ (прилагательное + существительное) – II + I, но все они выражают при этом разные семантические отношения. Назовем эти отношения соответственно порядку приведенных выше словосочетаний: «иметь в своем составе активным элементом» (отношение предмета II к предмету II₂, который входит в состав первого и с помощью которого первый предмет выполняет свое действие); «иметь форму» (отношение предмета к своей форме); «состоять из» (отношение целого к его частям); «инструментальное отношение» (отношение действия к предмету, с помощью которого данное действие осуществляется). Необходимость снятия подобной омонимии синтаксических конструкций особенно четко встала при разработке машинных алгоритмов анализа текстов, написанных на естественном языке. Такой анализ, как правило, предвидит определенное понимание текста, в результате которого устанавливается смысл текста, то есть соотношения между текстом и обозначаемой моделью действительности.

Существует не один путь исследования семантики. Так как сами предметы и отношения действительности взаимосвязаны и взаимообусловлены, то считается, что между значениями слов также существуют взаимосвязь и взаимообусловленность. Это положение и лежит в основе исследования отношений в языке, когда тип семантического отношения выявляется на основе установления «смыслового признака», «валентности», или «вещественно-семантических категорий» слов, сочетанием которых это отношение передается [23, 192 – 204]. Следовательно, характерной для данного подхода есть соотнесенность с предметной областью, описываемой в определенных текстах. Принятый при этом семантический критерий («смысловой признак», «смысловая валентность») в значительной мере допускает субъективизм, что отрицательно сказывается на результатах анализа. Уже имеются попытки, направленные на избежание этого субъективизма [22]. Известны также работы, в которых исследователи стремятся подойти к семантике высказывания через раскрытие его структурного значения, выявляющегося в отношении одних языковых единиц к другим на парадигматической оси языка [7].

Теоретической основой возможности изучения семантических отношений в пределах самого языка является ранее высказанная мысль о том, что значение (составная часть содержания) и языковые средства его выражения представляют собой диалектическое единство формы и содержания.

Указанное единство обусловливает возможность изучения языковых единиц через их лингвистическую форму. Лингвистической формой любой фразы украинского языка является ее буквенная или звуковая оболочка, ее дистрибутивная структура; отношения между элементами, организованными этой структурой, ее трансформационные возможности и т.д. [26, 54 – 55]. Всякое высказывание – это совокупность языковых форм для выражения нужного значения. Система формальных средств языка и система выраженных с помощью этих средств значений пребывают в диалектическом единстве [25, 163 – 164]. А отсюда постулируется наличие тесной взаимосвязи в пределах высказывания между закономерностями структурного и семантического характера. Из системного же характера языка, который проявляется в том, что между единицами разных его уровней существует определенная зависимость, делается вывод о принципиальной возможности изучения явлений и закономерностей семантического уровня языка через явления и закономерности других его уровней[16]. Вообще, как отмечает в связи с этим Ю.Д. Апресян, в тексте все, включая и его фонологическую структуру, обусловлено и организовано значением, и поэтому значение во многократно опосредствованном виде отображается даже на фонологическом уровне [8, 24].

Но описывать значение языковых единиц, исходя из фонологических признаков текста, было бы нецелесообразно именно потому, что семантическая структура текста очень отдалена от фонологической. Более непосредственной представляется связь между семантикой и морфологической структурой языковых единиц. Эта связь отмечена многими исследователями украинского, русского и других языков. Например, при описании образования глаголов с помощью сложного префикса обез- в грамматике украинского языка отмечается, что в сочетании с этим префиксом глаголы обозначают

Аналогичное соответствие между определенными суффиксами и значением слова наблюдается и в английской терминологии [30, 27 – 30]. В плане исследования семантических отношений, выраженных словосочетаниями грамматических признаков (суффикс, префикс, тип основы), его структурно-грамматические подтипы в некоторых случаях могут однозначно прогнозировать выраженный ими тип отношения [15, 22 – 23].

Какой бы ясной ни казалась связь между морфологическими и семантическими признаками, во многих случаях она не является прямой. В морфологическом строе языка существует большое количество непродуктивных, нерегулярных элементов и явлений, связь которых со значением практически утрачена. Наиболее непосредственна и наименее усложнена наличием непродуктивных и нерегулярных элементов связь между семантической и синтаксической структурой текста.

Итак, мы попытались осветить вопросы диалектической связи философских категорий формы и содержания с проекцией на конкретную науку – науку о языке. Единство содержательной и формальной сторон, которыми характеризуется природа языка, обусловлено многими факторами. Изучение взаимосвязи, взаимообусловленности содержания и формы обязывает лингвистов учитывать и специфику отношений в языке, особенности отражаемой языком объективной действительности и многочисленные аспекты коммуникативной функции языка.

1. Маркс К. Дебаты по поводу закона о краже леса. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 119 – 160.

2. Энгельс Ф. Диалектика природы. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 343 – 626.

3. Ленин В.И. Конспект книги Аристотеля «Метафизика». – Полн. собр. соч., т. 29, с. 323 – 332.

4. Ленин В.И. Философские тетради. – М.: Политиздат, 1969. – 782 с. – (Полн. собр. соч., т. 29).

5. Ленин В.И. Статистика и социология. – Полн. собр. соч., т. 30, с. 349 – 356.

6. Гегель Г. Энциклопедия философских наук. – М.: Мысль, 1974. – T. 1. 452 с.

7. Апресян Ю.Д. Современные методы изучения значений и некоторые проблемы структурной лингвистики. – В кн.: Проблемы структурной лингвистики. М.: Изд-во АН СССР, 1963, с. 102 – 149.

8. Апресян Ю.Д. Экспериментальное исследование семантики русского глагола. – М.: Наука, 1974. – 251 с.

9. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. – М.: Сов. энциклопедия, 1966. – 608 с.

10. Бенвенист Э. Уровни лингвистического анализа. – Новое в лингвистике, 1965, вып. 4, с. 434 – 450.

11. Васильев С.А. Семантическая структура языка и ее отношение к действительности. – В кн.: Логика и методология науки. М.: Наука. 1967, с. 125 – 136.

12. Васильев С.А. Философский анализ гипотезы лингвистической относительности. – Киев: Наук. думка, 1974. – 135 с.

13. Галкина-Федорук Е.М. О форме и содержании в языке. – В кн.: Мышление и язык. М.: Госполитиздат, 1957. с. 352 – 427.

14. Головин Б.Н. Введение в языкознание. – М.: Высш. школа, 1977. – 311 с.

15. Грязнухiна Т.О. Вираження ситуативних вiдношень (об″ектних та iнструментальних) мовними засобами. – В кн.: Мовознавчi студii. К.: Наук. думка, 1968, с. 20 – 25.

16. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка. – Новое в лингвистике, 1960, вып. 1, с. 264 – 390.

17. Жовтобрюх М.А., Кулик Б.М. Курс сучасноi украiнськоi мови. – К.: Рад. школа, 1961. – Ч. I . 407 с.

18. Иванов В.В. Роль семантики в кибернетическом исследовании человека и коллектива. – В кн.: Логическая структура научного знания. М.: Наука, 1965, с. 75 – 91.

19. Информационно-поисковая система БИТ. – К.: Наук. думка, 1968. – 219 с.

20. Кедров Б.М. О содержании и объеме изменяющегося понятия. – Философские записки, АН СССР, 1953, вып. 6.

21. Колшанский Г.В. Некоторые вопросы семантики языка в гносеологическом аспекте. – В кн.: Принципы и методы семантических исследований. М.: Наука, 1976, с. 5 – 30.

22. Кравчук И.С. Интерпретация синтаксических связей на основе самообучения ЭЦВМ: Автореф. дис. … канд. филол. наук. – Киев, 1968. – 20 с.

23. Леонтьева Н.Н. Об одном способе представления смысла текста. – В кн.: Информационно-поисковые системы и автоматизированная обработка научно-технической информации. М.: ВИНИТИ, 1967, ч. 1, с. 192 – 205.

24. Мельничук О.С. Принципи вивчення природи мови. – В кн.: Методологiчнi питання мовознавства. К.: Наук. думка, 1966, с. 24 – 36.

25. Перебейнос В.И. К вопросу об использовании структурных методов в лексикологии. – В кн.: Проблемы структурной лингвистики. М.: Изд-во АН СССР, 1962, с. 163 – 174.

26. Перебийнiс В.С. До питання про спiввiдношення категорii форми i змiсту в лiнгвiстичних одиницях. – В кн.: Методологiчнi питання мовознавства. К.: Наук. думка, 1966, с. 50 – 60.

27. Розенталь М.М. Ленин и диалектика. – М.: ВПШ и АОН СССР при ЦК КПСС, 1963. – 524 с.

28. Русанiвський В.М. Структура украiнського дiеслова. – К.: Наук. думка, 1971. – 315 с.

29. Свидерский В.И. О диалектике элементов и структуры в объективном мире и в познании. – М.: Соцэкгиэ, 1962. – 275 с.

30. Скороходько Э.Ф. Вопросы перевода английской технической литературы. – К.: Изд-во Киев. ун-та, 1963. – 91 с.

31. Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. – М.: Просвещение, 1975. – 271 с.

32. Уемов А.И. Вещи, свойства и отношения. – М.: Изд-во АН СССР, 1963. – 184 с.

33. Уорф Б. Наука и языкознание. – Новое в лингвистике, 1960, вып. 1, с. 169 – 183.

34. Уфимцева А.А. Семантический аспект языковых знаков. – В кн.: Принципы и методы семантических исследований. М.: Наука, 1976, с. 31 – 44.

35. Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение. – Избр. тр. М.: Учпедгиз, 1956, т. 1, с. 23 – 200.

36. Хидекель С.С. Взаимодействие двух уровней в системе словообразования. – Уровни языка и их взаимодействие, 1967, вып. 4.

37. Ходова К.И. Варьирование и синонимия в грамматике старославянского существительного. – Вопр. языкознания, 1975, № 5, с. 114 – 127.

38. Харрис З. Совместная встречаемость и трансформация в языковой структуре. – Новое в лингвистике, 1962, вып. 2, с. 528 – 637.

39. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. – Л.: Наука, 1974. – 428 с.

Соотношение части и целого в лингвистических единицах (мл. науч. сотр. И.Ф. Савченко)

Марксизм-ленинизм учит, что суть диалектики представляет собой раздвоение единого и познание противоречивых частей его [3, 345 – 346].

Вопросы взаимоотношения частей и целого переплетаются с проблемой элементов и системы, связи элементов в систему. Эти проблемы нашли свое выражение в науке о языке, который описывается как система систем с присущими им разными признаками в силу разной природы составляющих их единиц.

В науке имеется несколько подходов к изучению объектов. Один из них – расчленение сложного на все более и более простые составные части и изучение их особенностей. Считается, что, расчленив целое на части и изучив их характерные черты, мы получим данные об особенностях целого. Такой метод эффективен, пока наука имеет дело с простыми объектами. На данном этапе науки становится необходимым метод, который помог бы исследовать системы все возрастающей сложности, особенности которых не выводятся из особенностей их составляющих частей. Такой метод исходит из понимания объекта как единого целого, в основе его лежит мысль, что целое имеет качественные особенности, которые отсутствуют у частей, но в значительной мере определяются их свойствами [28].

В наше время, когда наука разветвляется и специализируется, все чаще наблюдается сближение довольно отдаленных отраслей знаний.

В общей теории систем, которая является междисциплинарной областью научного исследования и характеризуется поиском общности закономерностей самых различных явлений, проблемы части и целого, элементов и системы получили широкое освещение.

Различие между целым и суммой его частей имеет довольно сложный характер. Вот что думает по этому поводу А.А. Реформатский:

Целое существует благодаря твердо фиксируемым взаимоотношениям между его частями. Связи в целом, в свою очередь, обусловливаются качественными характеристиками частей. Образование или исчезновение связей происходит с изменениями особенностей как частей, так и целого. Часть в целом проявляет лишь те качества, которые необходимы для образования целого. Другие качественные характеристики частей в конкретном целом выступают в виде запаса неиспользованных возможностей. Взаимоотношения частей при образовании целого определяются:

1) образованием взаимодействующих связей между частями целого. Надо заметить, что целое образуют не любые случайные объекты, а только те, которые имеют определенные возможности, внутренние соответствия для связей;

2) утратой некоторых особенностей частей при вхождении в состав целого;

3) появлением у целого новых особенностей, обусловленных как особенностями составных частей, так и возникновением новых связей между частями [26].

При образовании целого различается: исходный компонент – потенциальная часть; актуальная часть, возникшая из исходного компонента; целое, содержащее в своем составе актуальные части [4, 76]. Исходные компоненты, действуя между собой избирательно, устанавливают связи, образуя целое. При этом, изменяясь, они превращаются в части. Часть – это не исходный компонент, она обладает в отличие от него новыми свойствами, приобретая в составе целого особые функции. Части – это результат внутреннего развития целого.

В целом в зависимости от соотношения свойств, которые лежат в основе целого, и свойств, которые не принимают активного участия в формировании целого, происходят процессы объединения и разъединения, интеграции и дифференциации. Общие характеристики частей – основа интеграционных процессов, которые ведут к образованию целого, а различительные свойства частей, выступающие в них в виде запаса неиспользованных возможностей, являются основой для разложения, распада целого, следовательно, обусловливают процессы дифференциации. Соотношение интенсивности интеграции и дифференциации в организации целого являются двигающей силой развития нового [25]. На объединяющие свойства языковых элементов указывает Э. Бенвенист, замечая, что при переходе от одного уровня к другому проявляются интегративные свойства элементов, и в результате объединения каких-то свойств происходит рождение нового качества [5, 441].

Каждое целое стремится сохранить свою структурную целостность. Для этого в нем должны установиться устойчивые отношения между различными ее частями. Такая устойчивость достигается тогда, когда части взаимно дополняют друг друга. Взаимодополняющие отношения создаются путем отбора более устойчивых связей и разрушением менее устойчивых. Так в целом развиваются противоречия, внутренние противоположно направленные силы. Разрушению системы противостоит процесс интеграции частей-элементов. Возникновение общих признаков ослабляет системные противоречия и направлены на сохранение целостности системы. Ослабляя системные противоречия через взаимное приспособление разных частей целого, интеграция создает тем самым условия для новой дифференциации на высшем уровне.

Противопоставление целого и его частей имеет относительный характер. Любой фрагмент объективной действительности можно рассматривать и как целое, и как часть некоторой большей целостности в зависимости от задач, которые ставит перед собой исследователь. В истории научной мысли понятие части и целого время от времени пересматривается. Целое мыслилось состоящим из частей, и потому считалось более сложным, чем часть. А часть, следовательно, должна быть более простой, чем целое. Ф. Энгельс писал:

Переворот в мышлении, означавший научную революцию, по мысли Б. Кедрова, был связан с утратой таких понятий, как часть и целое, простое и составное [8]. Элементарные частицы, будучи сложными образованиями (поскольку они способны к взаимным коренным превращениям), не являются ни простыми, ни составными. Атомное ядро, как и структуру элементарных частиц, следует мыслить как организованное не из готовых, уже возникших и имеющихся налицо микрочастиц, а из виртуальных, еще не возникших, но реально возможных при определенных условиях.

Язык, как и всякая реальная действительность, является предметом исследования, к которому полностью относятся слова Ф. Энгельса о части и целом. Тем не менее языкознание до сих пор обращается к этим понятиям. Изучение языка в терминах части и целого не означает, что речь идет об установлении пределов членения / нечленения языковых фактов. Языкознание второй половины XX ст. оперирует двумя типами целого, которые базируются на принципиально отличных отношениях между частями:

· объединение лингвистических единиц как однородных элементов на основе парадигматических отношений;

· объединение в целое лингвистических единиц как разнородных элементов при помощи синтагматических отношений.

В парадигматических и в синтагматических объединениях элементов действуют отношения дифференциации и интеграции. В парадигматике отношения дифференциации базируются на разных, в синтагматике – на одинаковых качественных признаках элементов. Отношения же интеграции в парадигматических соединениях базируются на одинаковых свойствах, в синтагматических – на разных свойствах частей. Слова и морфемы отождествляются с другими словами и морфемами в парадигмах и противопоставляются другим словам и морфемам в синтагмах. При парадигматическом анализе устанавливается тождественность единиц, при синтагматическом – каждая единица характеризуется тем, что она не похожа на все другие.

По М.В. Панову, парадигматические и синтагматические отношения можно изобразить так [15, 10 – 11]:

По вертикали действуют силы притяжения, образуются парадигмы. По горизонтали – силы отталкивания, образуются синтагмы. Если x – фонема, то синтагма – это морфема, состоящая из фонемосочетаний, а парадигма – ряд фонем, которые позиционно чередуются. Если x – морфема, то синтагма – слово, состоящее из морфем, а парадигма – морфы в разных окружениях. Если x – слово, то синтагма – словосочетание или предложение, а парадигма – падежные формы этого же слова. В синтагматике проявляется полное несходство единиц при объединении в целое, их разграниченность. Каждая единица отличается от других своими индивидуальными особенностями. Фонема а не похожа на фонемы о, с, н и другие в русском языке. Но эти единицы объединяются, устанавливая между собой определенные структурные отношения при образовании единицы более высокого уровня, например морфемы анонс. План выражения морфемы по определенным законам строится из фонем, то есть морфема имеет свою структуру. В синтагматике происходит построение, образование единиц. В парадигматике устанавливается тождество единиц, их повторяемость в разных позициях, разных окружениях. На вертикальной оси образуются системы, множества, классы: система фонем, классы гласных и согласных фонем, система морфем и т.д., на горизонтальной – единицы: морфема как система, слово как система.

Целое (а значит, и система), образованное на синтагматической оси, качественно отличается от целого, образованного на парадигматической оси. Эти две системы отличаются разной степенью упорядоченности, связанности элементов. В парадигматике однородные элементы объединяются в целое по общему признаку, а именно по общности позиций, функций, в которых они употребляются. В зависимости от характера позиций, функций выделяются разные парадигмы. Элементы, имеющие большее число позиций, образуют большую парадигму [22, 71]. Все гласные русского языка образуют систему-парадигму на основе того, что они обладают свойством (а свойства лежат в основе возможных связей и зависимостей между элементами) находиться в словах между согласными. Эти гласные внутри системы не являются однородными элементами вследствие того, что они по-разному членят пространство дифференциальных признаков. Каждая гласная представляет собой парадигму, которая в свою очередь состоит из ряда вариантов, встречающиеся в морфемах в разных позициях:

Все фонемы языка объединяются в большую общую парадигму-систему, которая имеет функцию быть материальным субстратом языка и различать смысл. Все морфемы языка также представляют собой систему, они имеют функцию нести лексическое, грамматическое, деривационное и словоизменительное значение и быть составными частями слова. Система морфем распадается на ряд подсистем в зависимости от позиции, которую они занимают в слове, и своей семантики: префиксальные морфемы, корневые, суффиксальные, морфемы-флексии. Каждая из этих морфем представляет собой систему в парадигматике, объединяющую ряд таких морфов-вариантов данной морфемы, как

· воз-, вос-, вз-, вс- – варианты префиксальной морфемы воз-: возвратить, восходить, взыграть, вспенить;

· бир-, бр-, бер- – варианты корневой морфемы бир: собирать, брать, беру;

· -еват-, -оват- – варианты суффиксальной морфемы -оват-: сиреневатый, красноватый.

Одному означаемому в парадигматике соответствует несколько означающих.

Иначе организована синтагматическая система. Одному означаемому в синтагматике соответствует одно означающее. Каждый элемент выступает представителем определенного класса элементов (парадигм элементов) и, как отмечает В.М. Солнцев, отношение элементов в синтагматике является не отношением конкретных элементов между собой, а отношением классов [22, 68]. Отношения между языковыми единицами, противопоставляясь, взаимно дополняют и обусловливают друг друга. Каждая единица языка, взаимодействуя с другими единицами в линейных последовательностях, несет в себе потенциальную возможность образовывать классы. Конкретные элементы (определенные фонемы, морфемы, слова), вступая между собою в связь как представители определенных классов, образуют некоторую единицу. Эта единица имеет четкую, строгую организацию, структуру. Исчезновение или прибавление элемента в этой системе ведет к изменению ее структуры. Слово может потенциально состоять из префикса, корня, суффикса и флексии. В тексте же встречаются слова, имеющие только корень; корень и префикс; корень, два префикса; корень, префикс и суффикс; корень, суффикс и флексию и т.д. Но в синтагматике соединяются не любые представители классов, а только элементы, классы которых принадлежат к одному и тому же уровню языка. Между собой не соединяются представители фонем и морфем, морфем и слов, а только элементы разных подсистем системы фонем: гласные и согласные, элементы разных подсистем системы морфем: префиксальные и корневые и т.д.

Не все ученые придерживаются того мнения, что система характерна и для синтагматики, и для парадигматики. А.А. Реформатский считает, что элементы в парадигматике образуют систему, а в синтагматике – структуру [18, 30].

Но тогда пришлось бы считать, что возможна система без структуры, а структура без системы. Иначе интерпретирует систему и структуру в связи с понятиями части и целого А.С. Мельничук.

Иначе говоря, система рассматривается им как способ объединения элементов, образующих более сложное целое, а структура – как способ расчленения целого на его элементы-части и их взаимосвязи.

Понятия часть и целое тесно связаны с понятием лингвистический уровень.

Понимание уровня связано с представлением о языке как иерархично построенной системе, которая состоит из ряда других подсистем. Согласно учению Э. Бенвениста об уровнях, в языке различаются уровни фонем, морфем и лексем. Семантический и фонетический уровни определяют верхнюю и нижнюю границу языковой структуры, они связывают язык с внеязыковой реальностью. Единица каждого высшего уровня состоит из компонентов, которые формально тождественны единицам нижнего уровня. Если бы язык был искусственным образованием, то он строился бы наподобие игрушечной матрешки, в которой фонемы состоят из дифференциальных признаков, а морфемы строятся из фонем, слово – из морфем и т.д. Однако единица высшего уровня является не просто более длинной или более сложной единицей, она не сводится к простой сумме единиц нижнего уровня даже в плане выражения. Как утверждает О.П. Суник, действительного тождества между словом и его составными частями, даже когда они внешне совпадают со словом, не существует. Это подтверждается экспериментально. Звучание чистых основ и словоформ, которые совпадают с этими основами, оказалось разным [23, 33 – 52].

При расчленении единицы данного уровня получаем не единицы нижнего уровня, а формальные элементы этой же единицы, которую мы расчленили. Для того чтобы признать эти формальные сегменты единицами, нужно установить их функцию как интегрантов на высшем уровне. Каждая единица на своем уровне нераздельна, но она может распадаться на меньшие единицы, которые характеризуются специфическими признаками нижнего уровня. Так, слово нельзя разложить на меньшие единицы, каждая из которых имела бы номинативную функцию, присущую слову как целому. Но его можно разложить на единицы, меньше слова, которые будут иметь свои функции, необходимые им для составления такой сложной целостности как слово.

Единицы разных уровней строятся по-разному. Как отмечает С.Д. Кацнельсон, «слово относится к морфеме совсем не так, как морфема к фонеме», и «слово состоит из морфем совсем не так, как предложение „состоит“ из слов» [7, 39]. Каждый уровень организован по собственным законам. Изоморфизм присущ единицам только данного уровня, между уровнями он не действует. Переход единиц нижнего уровня к единицам высшего уровня происходит постепенно, через промежуточные ступени. На каждом уровне существует несколько интеграционных типов, комбинаций единиц. Принято различать простые единицы, сочетание этих единиц и сложные единицы [14, 92 – 119].

Т.П. Ломтев на фонемном уровне выделяет такие подуровни: фонемы; превокали, вокали, поствокали, которые состоят из фонем; слог, который состоит из превокали, вокали и поствокали в фонемной цепочке [11, 223]. Но не всякое сочетание фонем, разрешенное законами определенного языка, может входить как формальная часть в единицу высшего уровня. Сочетание фонем, составляющее слог, и сочетание фонем в морфеме не будут строиться по одним законам, хотя и могут совпадать. На слог язык накладывает ограничение в количестве гласных, в морфеме это ограничение не действует. Для того чтобы сочетание фонем -рис- в украинском языке стало морфемой, необходимо приписать ему определенное место в слове и соотнести с определенным кругом значений: рис-ка (морфема), рис-ку-ва-ти (слог).

Взгляды ученых на закономерности взаимодействия частей при объединении в целое (фонем в морфемы, морфем в слово) и на структурные условия, которые обусловливают эти взаимодействия, несколько изменились в языкознании. Предполагалось, что такому взаимодействию благоприятствует подобие элементов, то есть «подобное притягивается подобным». Так описывает фонемную структуру слога В.И. Постовалова [17, 11], устанавливая коэффициент структурной близости фонем. В основе ее исследования лежит мысль, что способность фонем к сочетанию зависит от внутренней структуры, то есть от состава их дифференциальных признаков. Другими словами, фонемы объединяются в слог на основе общих дифференциальных признаков. Но в конце своей работы В.И. Постовалова приходит к выводу, что в тексте невозможно по значению дифференциального признака одной из фонем определить значение дифференциального признака другой фонемы.

Существует и такая гипотеза, что сочетаемость согласных зависит от разницы в дифференциальных признаках между фонемами: язык избегает тех сочетаний, в которых фонемы отличаются максимальным или минимальным количеством дифференциальных признаков [29]. Эта гипотеза была проверена на сочетании гласных фонем, но она не подтвердилась [16, 72 – 78]. Предполагалось, что чем бóльшая разница существует между двумя гласными сочетаниями, тем больше частота созданного ими соединения.

В более поздних работах находит отражение принцип комплементарности взаимодействующих частей. При взаимодействии частей основное значение приобретает не их сходство, уподобление одного другому, а их взаимодополняющие характеристики. Принцип комплементарности связей между фонемами хорошо продемонстрирован в работе В.И. Перебейнос при вычислении расстояния между фонемами. Известно, что вся совокупность фонем делится на четыре группы: гласные, сонорные, звонкие и глухие согласные. Была вычислена средняя разница, в дифференциальных признаках между данной фонемой и совокупностью групп фонем, совокупностью всех фонем, расстояние между фонемами в группах и построена диаграмма этих расстояний. Выяснилось, что фонемы на диаграмме группируются следующим образом: ближе к группе гласных фонем располагаются сонорные, потом глухие и за ними следуют звонкие. Таким образом, глухие оказались ближе к гласным, чем звонкие [16, 92].

Как морфема, так и слово могут иметь разные типы фонемной структуры, состоящие из соотношения гласных и согласных (C – согласный, V – гласный): CCV, CVC, CVCC, VCC, CCCV, CCVCCCC, CVCVC и т.д. Но основными являются такие типы, в которых согласные симметрично или ритмично соединяются с гласными, дополняя друг друга [26, 16, 21]: CVC, CVCV, VCVC и т.д. Две согласные, близкие по месту и способу образования, не могут начинать собой морфему, то есть морфема не может иметь в начале сочетания ПП, ПВ, ПФ, БП, ББ, БФ, ТТ, ТД и т.д. [27, 17].

Принцип дополнительности действует и при объединении морфем в слове. Наиболее характерным типом фонемной структуры префикса в русском языке является CV (согласный + гласный), то есть тип, открытый к корню справа, а суффикса – VC (гласный + согласный), открытый к корню слева.

Сам по себе корень пис- не имеет цельного номинативного значения, он приобретает его, соединяясь с морфемами -ать, на-, пере-, -ание: писать, написать, переписать, писание. Этот корень существует и выделяется благодаря своей противопоставленности остальным частям слова, которые его дополняют и встречаются в словах с другими корнями: накричать, перебежать.

Объединение и разъединение элементов происходит как в синтагматике, так и в парадигматике. Но процессы интеграции и дифференциации присущи и самим единицам. Мысль о том, что порождение цепочек единиц и самих единиц – разные процессы, была высказана В.В. Мартыновым [12, 98]. Языковая единица состоит как бы из двух частей: объединяющей, интегративной, которая связывает ее с другими такими же единицами, и различающей, дифференциальной, которая противопоставляет ее другим единицам при помощи индивидуальных признаков. Фонемы д и т – смычные, переднеязычные, зубные – это их интегративные свойства. Но отличаются они друг от друга признаком присутствие / отсутствие голоса – одна звонкая, другая глухая. Слова лес, лес-ной, лес-овик объединяет общий корень лес-, а разные суффиксы к этому корню придают словам индивидуальность. Эти две стороны языковой единицы, интегрирующая и дифференцирующая, находятся во взаимодействии одна с другой. Под действием одной из них единица отталкивается от системы, возникают ее варианты. Действия другой направлены на объединение единицы в систему, на ограничение ее вариативности. Но являются ли варианты единицы ее частями?

Не все части, на которые членится слово, равноценны. Среди частей, выделяемых в слове, есть единицы значимые и единицы, лишенные значения. Но существует и другая точка зрения, что в слове нет и не может быть незначимых частей [24, 73]. Части, наделенные значением, являются морфемами. Части, структурно или семантически дефектные, не достигают статуса морфем и называются субморфами. Семантически значимые части в зависимости от того, какой тип значения они выражают, и в зависимости от места в слове делятся на служебные – корни и неслужебные – аффиксы [9, 13]. Корни выражают индивидуальные лексические значения, аффиксы – классифицирующие, формообразующие, словообразовательные, словоизменительные значения. При этом грамматическое значение является обязательным в слове, а лексическое – факультативным (ср. местоимения). Разница между служебными и неслужебными морфемами состоит в том, что аффиксы не могут подняться в ранге выше единицы морфологического уровня, они выступают только как части слов. Неслужебные же морфемы – корни – могут быть и частями слов, и словами (неким целым), и выступать единицами, то есть частями следующего синтаксического уровня (в качестве предложения) [9, 116]. Субморфы – это строевые единицы нерегулярных форм, ущербные либо семантически, либо структурно, либо и в том и в другом плане. В состав субморфных единиц входят и квази-морфы, и особые структурные единицы – интерфиксы. Квази-морф отличается своей связанностью деривационными аффиксами или сочетаемостью с ограниченным кругом основ. Интерфиксы – это такие единицы слова, которые не имеют ни лексического, ни грамматического, ни деривационного значения, но наделены чисто строевой функцией. Интерфиксам присуще не значение, а значимость. Функция интерфикса состоит в том, чтобы устранить скопление гласных или согласных на морфемном шве или изменить вид основы, не свойственный данному языку – иметь исход на гласную или согласную. Все эти единицы являются частями слова. Морфема входит как составная часть в слово. Она является научной абстракцией и представлена в слове в виде одного из своих вариантов – морфа. На синтагматической оси морфы не являются частями морфем, а только ее репрезентантами. Морфы на синтагматической оси входят в систему-целое только через морфему. На парадигматической оси морфы являются частями целого – морфемы. Одной из задач морфонологии и является определение границ варьирования морфов при их объединении в морфему как в плане выражения, так и в плане значения. Неудачная попытка ввести новую единицу морфонологического уровня морфонему была основана на отождествлении разных фонемных последовательностей как членов одного морфемного ряда в синтагматике.

Понятие части и целого в лингвистике носит довольно сложный характер, выдвигает целый ряд лингвистических проблем: соотношение синтагматического и парадигматического уровней, проблемы языковых единиц, вариативности и ряд других. Так языкознание отображает и использует марксистское учение о части и целом на своем конкретном материале.

1. Маркс К. Капитал. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23. – 907 с.

2. Энгельс Ф. Диалектика природы. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 339 – 626.

3. Ленин В.И. Философские тетради. – М.: Политиздат, 1969. – 782 с. – (Полн. собр. соч., т. 29).

4. Абрамова Н.Т. Диалектика части и целого. – В кн.: Структура и форма материи. М.: Наука, 1967, с. 72 – 89.

5. Бенвенист Э. Уровни лингвистического анализа. – Новое в лингвистике, 1965, вып. 4, с. 434 – 450.

6. Будагов Р.А. К критике релятивистских теорий слова. – В кн.: Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. М.: Изд-во АН СССР, 1961. с. 5 – 29.

7. Кацнельсон С.Д. О теории лингвистических уровней. – В кн.: Вопросы общего языкознания. М.: Наука, 1964, с. 32 – 42.

8. Кедров Б. О научных революциях. – Наука и жизнь, 1975, № 11, с. 12 – 16.

9. Кубрякова Е.С. Основы морфологического анализа. М.: Наука, 1974. – 319 с.

10. Ломтев Т.П. Общее и русское языкознание. М.: Наука, 1976. – 381 с.

11. Ломтев Т.П. Фонология современного русского языка. – М.: Высш. школа, 1972. – 224 с.

12. Мартынов В.В. Кибернетика, семиотика, лингвистика. Минск: Наука и техника, 1966. – 147 с.

13. Мельничук А.С. Понятие системы и структуры языка в свете диалектического материализма. – В кн.: Ленинизм и теоретические проблемы языкознания. М.: Наука, 1970, с. 38 – 69.

14. Общее языкознание: Внутренняя структура языка. – М.: Наука, 1972. – 565 с.

15. Панов М.В. Русская фонетика. – М.: Просвещение, 1967. 438 с.

16. Перебийнiс В.С. Кiлькiснi та якiснi характеристики системи фонем сучасноi украiнськоi лiтературноi мови. – К.: Наук. думка, 1970. – 270 с.

17. Постовалова В.И. Фонологическая структура слога: Автореф. дис. … канд. филол. наук. – М.: Ин-тут языкознания АН СССР, 1967. – 270 с.

18. Реформатский А.А. Принципы синхронного описания языка. – В кн.: О соотношении синхронного анализа и исторического изучения языков. М.: Изд-во АН СССР, 1960, с. 22 – 39.

19. Реформатский А.А. Введение в языковедение. – М.: Просвещние, 1967. – 542 с.

20. Реформатский А.А. О членимости слова. – В кн.: Развитие современного русского языка. 1972. М.: Наука, 1975, с. 5 – 13.

21. Слипченко Л.Д. Фонемная структура лексики английского языка: Автореф. дис. … канд. филол. наук. – Киев: Ин-тут языковедения АН УССР, 1974. – 21 с.

22. Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование. М.: Наука, 1971. – 294 с.

23. Суник О.П. Слово, его основа и корень как разные морфологические категории. – В кн.: Морфологическая структура слова в языках различных типов. М.: Изд-во АН СССР, 1963, с. 33 – 52.

24. Супрун А.Е. Части речи в русском языке. – М.: Просвещение, 1971. – 135 с.

25. Тахтаджян А.А. Текстология: история и проблемы. В кн.: Системные исследования. М.: Наука, 1972. с. 200 – 275.

26. Чистяков В.Г., Крамаренко Б.К. Опыт приложения статистических методов к языкознанию. – Краснодар, 1929.

27. Чурганова В.Г. Очерк русской морфонологии. М.: Наука, 1973. – 239 с.

28. Энгельгардт В.А. Часть и целое в биологических системах. – Природа, 1971, № 1, с. 24 – 36.

29. Saporta S. Frequency of consonant clusters. – Language, 1955, v. 31, N 1.

Симметрия в лингвистических системах (канд. филол. наук М.П. Муравицкая, канд. филол. наук Л.Д. Слипченко)

Современные науки характеризуются общностью и понятий и методов анализа фундаментальных проблем в исследовании материального мира, а также процессов его познания [10, 3]. Это говорит о том, что приближается время интеграции наук – эпоха, о которой мечтал Д.И. Менделеев, когда весь мир будет объят одной наукой, одной истиной, одной промышленностью, одним братством, одной дружбой с природой [цит. по: 22, 49]. Общенаучные понятия: информация, система, структура, инвариант, симметрия – обогащают каждую науку. Связывая научные теории с общими диалектико-материалистическими представлениями о мире, они при помощи математических дисциплин одновременно формируют процессы познания, придают его результатам объективную и эвристическую (прогнозирующую) силу [2, 187]. Поэтому использование общенаучных понятий свидетельствует об усовершенствовании знаний [12, 11]. Это усовершенствование осуществляется в результате математизации наук как необходимого процесса в поступательном движении познания от

Использование понятия симметрии связано с развитием системных исследований в современных науках. Объекты последних понимаются при этом как системы с различной степенью сложности, создаваемой взаимодействием элементов, а способ объединения элементов в системе рассматривается как структура системы данного объекта. В процессе анализа системы исследователь различает элементы и их отношения. Элементы и отношения в действительности не существуют друг без друга и как таковые служат исходным, первичным материалом познавательной деятельности, результаты которой могут быть представлены в виде различных моделей одного объекта. Эти модели являются вторичными, субъективными образованиями, в которых познание творчески отражает объект [9, 107]. В.И. Ленин писал:

В процессе творческого познания исследователь, изучая структуру объекта как системы, основное внимание должен уделить отношениям между взаимозависимыми элементами системы, особенно способу объединения элементов. При этом и отношения и элементы никогда не перестают быть первичными, а их отражение в моделях – вторичным. В моделировании систем вещи не предшествуют свойствам и отношениям, а следуют за ними: они исследуются не сами по себе, а в плане определенных свойств и отношений [21, 88].

Симметрия – это объективное свойство структуры системного объекта, которое позволяет субъекту характеризовать отношения между взаимозависимыми элементами как гармонические, эстетично упорядоченные. В широком понимании симметрия – это

Эвристическая ценность общенаучного понятия симметрии стала особенно ощутимой в связи с переходом наук от детерминистских представлений о строении мира к системному анализу. Ведь причинный характер связи явлений обеспечивается ее необходимостью. Теоретический системный анализ этой необходимости выявляет последнюю как результат структуры явлений. Таким образом, причинная связь структурна и поэтому может быть понята только через структуру [16, 112].

Понятие симметрии, как отметил В.И. Вернадский, имеет глубокую эмпирическую основу в биосфере [4, 22]. Оно связано с понятием красоты и гармонии. Посредством идеи симметрии человек на протяжении веков пытался постичь и создать порядок, красоту и совершенство [3, 37]. Еще пифагорейцы считали, что законы природы могут быть выражены симметричными системами чисел и их отношениями [22, 16].

Непосредственным основанием для определения симметрии и асимметрии служит диалектический характер отношений между тождеством и различием. Понятия тождества и различия связаны с основным принципом диалектики, которая является учением о том, как

В научных обобщениях, которые соответствуют действительности, указываются не только те или иные виды симметрии и асимметрии, но и определенные формы их единства [6, 49]. Поскольку симметрия – это тождество не вообще, а в различном и противоположном, то симметрические свойства структуры объекта как системы обнаруживаются в различных частях, сторонах этой структуры. При этом геометрическая симметрия является лишь одним, хотя и наиболее наглядным, видом симметрии.

Идеальных симметричных систем не существует ни в природе, ни в моделях. В последних симметричность зависит от способов ее отображения, в частности, от выделения элементов, отношения между которыми образуют симметрию системы. В связи с этим важное методологическое значение приобретает разработка процедур отождествления внешне различных, но внутренне тождественных элементов. В то же время относительность симметрии не лишает ее эвристической ценности. Этот факт подчеркивался и в структурной лингвистике:

Применение общенаучного принципа симметрии в языковедческих исследованиях стало возможным в связи с пониманием языка как системы знаков [20]. Знак – двусторонняя сущность, единство содержания и формы его воплощения. При этом означающее развертывается только во времени и характеризуется заимствованными у времени признаками: оно представляет протяженность, и эта протяженность лежит в одном измерении, она линейна [20, 80]. Акустические означающие всегда линейны, их элементы следуют один за другим, образуя цепь. Это свойство означающих становится еще очевиднее при изображении их на письме [20, 81].

Изучение структуры языковых знаков, например морфем или слов как цепочек фонем, помогает раскрыть законы строения языковых единиц высшего ранга из единиц низшего ранга. Так, сочетания фонем в начале и в конце слова в украинском языке [18, 119], как и во многих других языках [11, 27], осуществляется по одному из законов симметрии – закону зеркального отражения, В украинском языке характерными двуфонемными сочетаниями согласных (из групп фонем: сонорная, звонкая, глухая) в начале слова являются сочетания «глухая + сонорная» и «звонкая + сонорная», а в конце слова – их зеркальные отражения: «сонорная + глухая» и «сонорная + звонкая». При этом закон зеркального отражения носит здесь не абсолютный, а вероятностный характер, что подтверждается также анализом сочетаний конкретных согласных фонем [18, 122, 126]. В таких случаях действие закона зеркального отражения проявляется в том, что частота данного сочетания в определенной позиции преобладает над его частотой в противоположной позиции [18, 122, 206].

Знание особенностей строения начала и конца слова имеет важное теоретическое и практическое значение для решения проблемы выделения в речевом потоке значимых единиц и, соответственно, для разработки алгоритмов автоматического членения речи на эти единицы. Но прежде чем изучать строение элементов (морфем, слов) из единиц низшего ранга (фонем), следует эти последние установить объективно, иначе не будут вскрыты объективные законы построения сложных элементов из относительно простых. Именно поэтому в труде по украинской фонологии [18] исследованию фонемной структуры слова предшествует формализованное описание фонем, выделение фонем при помощи четко эксплицированных процедур отождествления вариантов фонем, а также объединение различных согласных фонем в группах: сонорные, звонкие, глухие. Последовательность, согласно которой вначале выделяются единицы низшего ранга и их группы, а потом исследуется строение единиц высшего ранга (морфем, слов) из предварительно выделенных единиц низшего ранга (фонем), важна потому, что симметрия и асимметрия структур (морфем, слов) носит относительный характер: симметрия в слове существует как симметрия определенных сочетаний определенных групп фонем или фонем в определенных позициях слова. Важно подчеркнуть, что выделение фонем как идеальных, то есть принципиально не наблюдаемых единиц [8], обеспечивает познание глубинного характера симметрии слова или морфемы. Симметричные фонемные структуры одних и тех же слов не всегда соответствуют их поверхностным звуковым или графемным структурам и наоборот. Сравним в украинском языке: шчоб – несимметричная фонемная и звуковая структура (CCVC), щоб – симметричная графемная структура (C – V – C), тʼiлʼки – симметричная фонемная и звуковая структура (C – V – C), тiльки – иная симметричная графемная структура (CV – CV – CV).

При объединении вариативных единиц в одно множество (сведении вариантов фонемы к одной фонеме-инварианту, при группировании фонем-инвариантов) по найденному в отношениях между анализируемыми единицами их общему неизменному, постоянному – инвариантному – свойству исследователь переходит с уровня непосредственного наблюдения на уровень абстрактного мышления, в процессе которого он как субъект, познающий активно, не может не осознавать, во-первых, видимости эмпирических данных об объекте и, во-вторых, зависимости результатов абстрагирования от его способов, которые направлены на проникновение во внутреннюю тождественность частей объекта, систематизирующую различное в единое целое.

Еще Демокрит подчеркивал, что изучение объектов, постигаемых мышлением, обеспечивает познание истины; чувственное восприятие дает материал лишь для предположений и мнений, а не для истинного знания [5, 78]. По Платону, поскольку ощущение часто дает ненадежные и нередко одновременно противоположные сведения, то необходимо принять меру, используя которую мышление могло бы определить степень проявления тех или иных свойств объектов, не аппелируя при этом к данным ощущений, потому что наука начинается там, где мышление формирует объективные критерии истинного знания [5, 79].

Большое внимание принципам выделения лингвистических единиц как ненаблюдаемых идеальных сущностей уделил Ф. де Соссюр. Он подчеркивал важность изучения тождеств и различий в структурной (внутренней) лингвистике, истинным объектом которой является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя:

Ф. де Соссюр отмечал, что проблема тождества совпадает с проблемой сущности и единицы, являясь ее осложненным и обогащенным развитием, что понятие значимости в конечном счете покрывает понятие и конкретной единицы, и сущности, и реальности [20, 111].

Таким образом, использование понятия симметрии в языкознании обогащает общенаучный опыт применения этого понятия. Во-первых, оно подчеркивает необходимость четкого, эксплицитного, процедурного выделения единиц системы, отношения между которыми образуют симметричную структуру. Без такого выделения не может быть объективных результатов, представленных в форме, определенной относительно использованных процедур выделения единиц (сравним, например, симметрию структуры слова, представленного в виде групп согласных и гласных фонем). Во-вторых, оно связано с необходимостью выделения единиц, отношения между которыми образуют симметричную структуру, как ненаблюдаемых идеальных сущностей – пучков отношений. Такое выделение дает возможность проникать в глубинную структуру элементов, состоящих из этих единиц, и в результате изучать систему элементов по глубинным признакам.

Исследование фонемной структуры одноморфемных словоформ украинского языка на уровне классов фонем (гласных V и согласных C) обнаруживает определенные формы единства, соотношения симметричных и асимметричных структур анализируемых словоформ [18, 166]. Интересно, что самые продуктивные цепочки фонем, то есть такие, которые моделируют наибольшее количество словоформ, построены симметрично. Среди трехфонемных сочетаний преобладают структуры типа CVC (ось симметрии проходит через гласную), среди пятифонемных – CV – C – VC (ось симметрии проходит через согласную, а левая и правая части представляют зеркальное отражение друг друга); среди четырехфонемных наибольшую продуктивность имеют две разновидности, являющиеся зеркальными отражениями друг друга, каждая из которых сама по себе асимметрична: CCVC и CVCC [18, 167]. Симметрическое строение самых продуктивных моделей одноморфемных словоформ связано с законом предпочтения, согласно которому небольшое количество в основном симметричных и не очень длинных цепочек из гласных и согласных фонем моделирует значительное количество одноморфемных словоформ украинского языка. Отсюда правомерно предположение о том, что в активной (оперативной) памяти носителя языка преобладают единицы простые и симметричные. Закон предпочтения определяет соотношение прагматических и эстетических характеристик языка. Простота, оперативность, симметрия характеризуют язык как знаковую систему, которая служит средством человеческого общения.

В текстах современной украинской художественной прозы [24] среди ста наиболее употребительных слов четвертую часть составляют однофонемные (например, в, з, i, а) и двуфонемные (не, на, за, до, ja … – структура CV и одна структура VC – осʼ). Остальные слова имеют симметричную (58) или асимметричную (17) фонемную структуру. При этом среди длинных, с более сложной фонемной структурой – и сравнительно менее частотных! – слов меньше слов симметричных. В художественных текстах среди высокочастотных слов преобладают два типа симметричных структур:

· CVC – вiн, цей, весʼ, тоj, jак … (всего 18) и

· CV – CV – бу-ти, во-на, во-ни, ру-ка, се-бе … (15).

Остальные симметричные структуры (25) могут рассматриваться как производные от структур CVC и CV – CV при которых возможны изменения вида симметрии (см. рис. 2 и 3; в квадратных скобках отмечено количество высокочастотных слов данного типа).

Среди асимметричных 17 слов (из 100 наиболее частотных) преобладают трехфонемные: про, хто, длʼа, шчо, вже, шче.

Симметричность в строении слова русского языка исследовали В.Ф. Чистяков и Б.К. Крамаренко [25]. И в родственных и в неродственных языках наблюдается определенное соотношение между симметричными и асимметричными структурами слов [28; 30].

Как показывает анализ 57 тысяч слов [29], английскому языку свойственна зеркальная и ритмичная симметрия гласных и согласных фонем [19]. Причем симметрично построенные слова – это, в основном, короткие цепочки фонем из групп C и V, к тому же такие, которые имеют высокую моделирующую силу. 67% слов описываются симметричными цепочками (что составляет 14% всего инвентаря цепочек) и 33% – асимметричными цепочками фонем. Чрезмерность симметрии нивелировала бы экспрессивные свойства означающего, сделала бы его монотонным, поэтому даже среди структур высокой моделирующей силы – таких 90 – третья часть принадлежит асимметричным структурам, охватывающим около 20% слов. Необходимость в системе языка асимметричных структур [23 , 73] является следствием того, что в результате постоянных изменений, происходящих в языке, одни структуры приобретают симметричность, другие становятся асимметричными [19, 14].

Таким образом, соотношение между симметрией и асимметрией является принципом, который лежит в основе строения и функционирования элементов системы языка как экспрессивного средства общения, а также его развития (динамики во времени).

Исследование фонемной структуры слова обнаруживает ограничения, которые накладывает язык на знак, произвольный по своей природе. Эти ограничения – наилучшая из возможных баз исследования, так как они показывают, каким образом разуму удается ввести принцип порядка и регулярности в некоторые участки всей массы знаков и этим не допустить чрезмерного усложнения в построении системы языка [20, 128].

Итак, геометрическая симметрия языковых означающих характеризуется соотношением симметричных и асимметричных пространственных структур. Эти структуры представляют собой идеальные – фонемные и субстанциональные – звуковые линейные образования.

Взаимосвязь между означающим и означаемым также может изучаться с точки зрения теории симметрии, позволяющей моделировать в пространственных формах симметричные и асимметричные структуры в соотношениях языковых означающих с означаемыми. Наличие отношений симметричных (одно означающее имеет одно означаемое, то есть различным означающим соответствуют различные означаемые) и асимметричных структур (одно означающее служит для выражения более чем одного означаемого – омонимия, или одно означаемое выражается более чем одним означающим – синонимия) (рис. 4) является диалектическим следствием произвольности знака. Эта произвольность, отмечал Ф. де Соссюр, теоретически обосновывает свободу устанавливать любые отношения между звуковым материалом и идеями [20, 84 – 85].

Мысли Ф. де Соссюра углубил С.О. Карцевский, отметив, что означающее и означаемое не покрывают друг друга полностью, их границы не совпадают во всех точках: один и тот же знак имеет несколько функций, одно и то же значение выражается несколькими знаками [7, 85]. Благодаря асимметричному дуализму структуры знаков лингвистическая система может эволюционизировать. Асимметрия звучания и значение знака как следствие приспособления к требованиям конкретной ситуации, возможность одного означающего иметь в определенных случаях и контекстах разные значения и возможность разных означающих иметь одинаковые, синонимичные значения обусловливает взаимодействие общего (социального, семиологического) с отдельным (индивидуальным, психичным) в процессе общения. Индивид выражает себя, чтобы его понял другой. Поэтому семантические вариации звучания регулируются семиологическим характером языка. Одновременно, поскольку психичное, индивидуальное не может быть сведено к общему, то знак (звучание) должен быть гибким, приспособленным к новой, конкретной ситуации. Именно абстрактный, обобщающий характер знака (непривязанность одного звучания к одному значению) обеспечивает возможность его транспозиции, то есть использования в новом значении, в ином, втором обобщении, которое ассоциируется с первым.

Если бы знак был неподвижен, подчеркивает С.О. Карцевский, то язык был бы собранием этикеток. В то же время невозможно представить себе язык, знаки которого были бы подвижны до такой степени, что они ничего бы не значили за пределами конкретных ситуаций. Из этого следует, что природа лингвистического знака должна быть неизменной и подвижной одновременно [7, 85]. Использование языковых знаков напоминает процесс познания: новое (новая ситуация) включается в известное старое (обозначается общеупотребительным словом). В связи с тем что знак произволен, говорящие употребляют его в переносном значении. Но замечают это тогда, когда разрыв между «адекватной» и случайной ценностью знака довольно значителен, чтобы произвести впечатление [7, 88]. Впрочем, замечает С.О. Карцевский, тождество знаков при транспонировании сохраняется, поскольку носители знака мотивируют новую ценность старого знака. Очевидно, что эта мотивация остается в пределах полисемичного знака; именно с ослаблением мотивированности и возникает омонимия (в узком понимании), тождество знаков не сохраняется [15]. Омонимия и противоположное явление – синонимия – две стороны одного общего принципа: всякий лингвистический знак является в потенции омонимом и синонимом одновременно [7, 87].

В концепции С.О. Карцевского асимметрия выступает в качестве принципа отношений между звучанием и значением (означающим и означаемым), то есть между двумя сторонами произвольного знака как элемента системы языка. Существование, функционирование и развитие этой системы может быть объяснено именно с позиций асимметричного дуализма.

Таким образом, симметрия и асимметрия (первая означает покой и скованность, вторая в качестве ее полярной противоположности – движение и свободу [3, 45 – 46]) взаимодействуют и в структуре означающего, и в соотношении означаемого и означающего – в языковом знаке.

В новейших работах анализируется взаимодействие симметрии и асимметрии в системе лингвистических знаков. Так, Г.П. Мельников в статье «О типах дуализмов языкового знака» исследует противоречивые и взаимодополняющие тенденции и явления, определенные С.О. Карцевским как омофония и гетерофония [14]. Существенным в этом исследовании является подчеркивание того факта, что для полисемии (омофоничное явление) и синонимии (гетерофоничное явление) характерна «антитезия» – противопоставление в речевом контексте благодаря неполной тождественности смысловых оттенков. При омонимии неполная тождественность переходит в полную нетождественность значений. При абсолютной синонимии отсутствует антитезия, также как и при изонимии (употреблениях одного слова), метасемии (каламбурах), тропонимии (метафорах). Вне контекста, в системе языка (где значимость не актуальна, а узуальна) антонимия, омонимия и соответственно тропонимия и метасемия характеризуются различными значениями, а синонимия, полисемия, абсолютная синонимия и изонимия – тождественными. Кроме того, омонимия, полисемия, метасемия, изонимия характеризуются тождественностью звучаний; антонимия, синонимия, тропонимия, абсолютная синонимия – нетождественностью звучаний.

По трем бинарным признакам синтезия / антитезия (сближение / противопоставление смыслов в контексте), омосемия / гетеросемия (тождественность / нетождественность значений слов в системе языка), изоморфия / гетероморфия (тождественность / нетождественность звучаний) получаем восемь (2³ = 8) семасиологических понятий, система которых может быть представлена в виде куба – трехмерной пространственной модели (рис. 5). Кубу соответствует график синсемических отношений (рис. 6). Вершины куба, связанные его диагоналями, моделируют семасиологические явления, которые характеризуются противоположными свойствами. Сравним, например, абсолютную синонимию (тождественность контекстуальных смыслов, тождественность значений в системе языка, различия формы – 001) и омонимию (нетождественность контекстуальных смыслов, нетождественность значений в системе языка, тождественность формы – 110). В рассмотренных здесь отношениях абсолютная синонимия 001 и омонимия 110 дополняют друг друга. Сравним также изонимию 000 – антонимию 111; тропонимию 011 – полисемию 100; метасемию 010 – синонимию – 101. Именно эти противопоставления инвариантны для каждой пары семасиологических понятий, объединенных в одну систему.

Куб является идеально симметричной фигурой. Любая плоскость, пересекающая его пополам (на два параллелепипеда или на две призмы), делит куб на две противоположные – левую и правую – зеркальные совмещающиеся фигуры.

Рассмотрим соотношение семасиологических понятий, моделируемых, например, параллелепипедами (рис. 7). Полисемия, омонимия, синонимия и антонимия противостоят изонимии, метасемии, абсолютной синонимии и тропонимии как явления, характеризующиеся противопоставлением смыслов в контекстах, явлениям, характеризующимся сближением смыслов. Полисемия, синонимия, изонимия, абсолютная синонимия противостоят омонимии, антонимии, метасемии, тропонимии как явления, характеризующиеся тождественными значениями в языке, явлениям, характеризующимся различными значениями. И наконец, синонимия, антонимия, абсолютная синонимия и тропонимия противостоят полисемии, омонимии, изонимии, метасемии как явления, характеризующиеся тождественностью звучаний, явлениям, характеризующимся различными звучаниями.

Суть системы семасиологических понятий получает более глубокое представление в результате анализа Г.П. Мельниковым отношений между диагоналями куба, связывающими эти противоположные понятия:

Асимметрия лингвистического знака (в понимании С.О. Карцевского): тенденция означающего иметь иные функции, нежели его собственная (как при полисемии 100), и тенденция означаемого выражать себя иными средствами, кроме собственного (как при тропонимии 011), обусловлена речевым контекстом.

На диагонали – 001 и 110 – при абсолютной синонимии и омонимии асимметрия знака, заключающаяся в соединении двух тенденций – тенденции избыточности (различные звучания для одного значения) и тенденции экономии (одно звучание для различных значений) – напротив, не обусловлена контекстом. Этот факт подчеркивает в своих трудах А.А. Реформатский. Таким образом, диагональ С.О. Карцевского и диагональ А.А. Реформатского объясняют свойства семасиологического пространства, противоположные относительно влияния речевого контекста на значение и тождественные относительно асимметрии знака. При изонимии (000) и антонимии (111) действует принцип симметрии знака: противопоставление значений соответствует противопоставлению форм – звучаний; одно значение – одна форма, разные значения – разные формы. Диагональ 000 – 111 Г.П. Мельников предлагает назвать осью Ф. де Соссюра. Эта диагональ и диагональ С.О. Карцевского моделируют противоположные свойства знака: асимметрию и симметрию. Более всего эта противоположность выразительна при сопоставлении диагонали А.А. Реформатского: абсолютная синонимия 001 – омонимия 110 (диагональ асимметричных знаков) и диагонали симметричных знаков: синонимия 101 – метасемия 010 (ось И.А. Бодуэна де Куртенэ). При синонимии контекстуально различным и узуально тождественным значениям соответствуют различные формы (звучания), при метасемии (каламбурах) контекстуально тождественным и узуально нетождественным значениям – тождественные звучания.

Ценность работы Г.П. Мельникова заключается в анализе взаимодействия асимметричных и симметричных отношений между означаемым и означающим – между содержанием и формой (звучанием) знака. Исследователь расщепил понятие означаемого на контекстуальный смысл и узуальное значение. Анализ соотношения асимметрии и симметрии системы семасиологических понятий связан здесь с объединением в одной системе значения знака как элемента семиотической системы и значения знака как элемента другой системы – системы функционирования языка, использования носителями языка семиотической системы в речи. Тем самым социальный аспект системы знаков и ее структура, которая характеризуется взаимодействием асимметрии и симметрии, рассматривается в качестве обусловливающих друг друга. Объединение фактов систем языка и системы речи обогащает систему семасиологических понятий, помогает раскрыть взаимодействие симметрии и асимметрии, без которого не возможны ни сама система, ни ее развитие.

Таким образом, с точки зрения теории симметрии можно изучать и структуру означающего (в частности, фонемное строение слова, морфемы), и соотношение между означающим и означаемым в знаке, и соотношение между знаками лингвистической системы. Во всех случаях важен анализ форм взаимодействия симметрии и асимметрии, который включает «фактор человека» как носителя языка. Так, продуктивные модели фонемной структуры слов и морфем в отличие от непродуктивных характеризуются симметричностью и простотой. Слова, описываемые продуктивными моделями, удобны в общении. В то же время среди продуктивных моделей слов есть и асимметричные цепочки фонем, иначе способы выражения мысли не были бы экспрессивными. Симметрия и асимметрия в системе лингвистических знаков, произвольных по своей природе, может быть глубоко рассмотрена лишь в результате анализа типов контекстуальных смыслов, имеющих психический, ассоциативный характер и возникающих в процессе общения.

1. Ленин В.И. Философские тетради. – М.: Политиздат, 1969. – 782 с. – (Полн. собр. соч., т. 29).

2. Бирюков Б.В. Г. Вейль и методологические проблемы науки. – В кн.: Вейль Г. Симметрия. М.: Наука, 1968, с. 174 – 191.

3. Вейль Г. Симметрия. – М.: Наука, 1968. – 191 с.

4. Вернадский В.И. Размышления натуралиста: Пространство и время в неживой и живой природе. – М.: Наука, 1975. – 174 с.

5. Гайденко П.П. Как возникала наука. – Природа, 1977, № 1, с. 74 – 84.

6. Готт В.С., Перетурин А.Ф. Симметрия и асимметрия как категории познания. – В кн.: Симметрия, инвариантность, структура (философские очерки). М.: Высш. школа, 1967, с. 3 – 70.

7. Карцевский С.О. Об асимметрическом дуализме лингвистического знака. – В кн.: Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX вв. в очерках и извлечениях. М.: Просвещение, 1965, ч. 2, с. 85 – 90.

8. Климов Г.А. Фонема и морфема. – М.: Наука, 1967. – 127 с.

9. Копнин П.В. Диалектика как логика и теория познания. – M.: Наука, 1973. – 324 с.

10. Кузнецов Б.Г. Ценность познания. – М.: Наука, 1975. – 167 с.

11. Курилович Е. Понятие изоморфизма. – В кн.: Курилович Е. Очерки по лингвистике. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1962. – 466 с.

12. Лафарг П. Воспоминания о Марксе. – М.: Изд-во полит. лит-ры, 1967. – 32 с.

13. Левин А.Е. Неизбежное «после». – Природа, 1976, № 4, с. 90 – 99.

14. Мельников Г.П. О типах дуализмов языкового знака. – Науч. докл. высш. школы. Филол. науки, 1971, № 5, с. 54 – 70.

15. Муравицька М.П. Психолiнгвiстичний аналiз лексичноi омонимии. – Мовознавство. 1975, № 3, с. 59 – 67.

16. Овчинников Н.Ф. Структура и симметрия. – В кн.: Системные исследования. М.: Наука, 1969, с. 111 – 121.

17. Овчинников Н.Ф. К проблеме единства физического знания. – Природа, 1971, № 2, с. 106 – 110.

18. Перебийнiс В.С. Кiлькiснi та якiснi характеристики системи фонем сучасноi украiнськоi лiтературноi мови. – К.: Наук. думка, 1970. – 270 с.

19. Слипченко Л.Д. Фонемная структура лексики английского языка: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Киев: 1974. – 21 с.

20. Соссюр де Ф. Курс общей лингвистики. – М.: Соцэкгиз, 1933. – 272 с.

21. Уемов А.И. Логический анализ системного подхода к объектам и его место среди других методов исследования. – В кн.: Системные исследования. М.: Наука, 1969, с. 80 – 96.

22. Урманцев Ю.А. Симметрия природы и природа симметрии. – М.: Мысль, 1974. – 229 с.

23. Хоккет Ч.Ф. Проблема языковых универсалий. – Новое в лингвистике, 1970, вып. 5, с. 45 – 76.

24. Частотный словарь современной украинской художественной прозы: (Пробная тетрадь). – Киев: Ин-т языковедения АН УССР, 1969. – 218 с.

25. Чистяков В.Ф., Крамаренко Б.К. Опыт приложения статистического метода к языкознанию. – Краснодар, 1929.

26. Щедровицкий Г.П. Методологический смысл проблемы лингвистических универсалий. – В кн.: Языковые универсалии и лингвистическая типология. М.: Наука, 1969, с. 46 – 98.

27. Hill A.A. Introduction to Linguistic Structures. – New York, 1958.

28. Kramský J. A Quantitative Phonemic Analysis of Italian Mono =di= and Trisyllabic Words. – Travaux liguistiques, Prague, 1964, 1, p. 129 – 145.

29. The Concise Oxford Dictionary of Current English. – Oxford: Clarendon press, 1951. – 1528 p.

30. Vérteš E. Statistische Untersuchungen über den phonetischen Aufbau der Ungarischen Sprache. – Acta linguistica, 1954, 4.