Сияние луны

7

– Как же я боялся, что придется сообщить Каэдэ о твоем исчезновении, – сказал Макото, когда в темноте мы пробирались к храму. – Боялся больше любой битвы.

– А у меня был страх, что ты бросишь меня, – ответил я.

– Я-то надеялся, ты лучшего мнения обо мне! Несмотря на долг оповестить госпожу Отори, я бы оставил на берегу Йоро с лошадьми и едой и вернулся обратно сразу же после разговора с ней. – Макото тихо добавил: – Я бы никогда не оставил тебя, Такео. Знай это.

Мне стало стыдно за свои сомнения, и я замолчал. Он крикнул людям на карауле и получил ответ.

– Никто не спит? – удивился я, потому что обычно мы стояли на страже по очереди.

– Нам не спалось. Ночь такая безветренная и жаркая. Ничто не предвещало грозы, задержавшей вас. Последние пару дней казалось, будто за нами кто-то следит. Вчера Йоро пошел собирать дикий ямс в лесу и заметил за деревьями человека. Должно быть, разбойники, о которых говорили рыбаки, прослышали про нас.

Ступая по заросшей тропе, мы шумели, как стадо быков. Если за нами шпионят, им уже известно о моем возвращении.

– Возможно, они боятся, что мы отберем у них власть, – предположил я. – Уничтожим их, когда вернемся большим отрядом, вшестером их не взять. Отправимся с первым лучом солнца, будем надеяться, они не устроят нам засаду на дороге.

Было сложно определить, который час и сколько осталось до рассвета. Старое здание храма полнилось странными звуками – скрипом дерева, шелестом соломы. По ночам в лесу ухали совы, а один раз послышалось, как кто-то осторожно ступает на мягких лапах – дикая собака или волк. Я пытался заснуть, но из головы не шли те, кто желал моей смерти. Вполне вероятно, что нас выследили, тем более после такой задержки. Рыбаки могли проболтаться о моем плавании на Ошиму, а шпионы Племени разбросаны повсюду. И дело не только в вынесенном мне смертельном приговоре – многие теперь захотят совершить кровную месть за родственников.

Если днем я начинал верить пророчеству, то ранним утром оно не казалось столь уж надежным. Я шел к цели шаг за шагом и не мог стерпеть мысли, что умру, не достигнув ее. Однако против меня ополчилось много народа, и только такой сумасшедший, как Е-Ан, может надеяться, будто я справлюсь со всеми.

Видимо, я задремал, а, открыв глаза, увидел светло-серое небо, начинали петь птицы. Рядом спал Йоро, глубоко и ровно дыша, как ягненок. Я коснулся плеча, и он проснулся с улыбкой на лице. Однако, поняв, что вернулся в реальность, сильно огорчился.

– Тебе снился сон? – спросил я.

– Да. Я видел брата. Живого. Он позвал меня за собой и ушел в лес за нашим домом. – Йоро с трудом поборол чувства и поднялся на ноги. – Мы выходим в путь прямо сейчас, да? Пойду подготовлю коней.

Мне вспомнился собственный сон о матери. Что же хотят сообщить нам усопшие? В утреннем свете храм казался совсем чуждым. Хотелось поскорей выбраться из этого неуютного, враждебного места.

Кони хорошо отдохнули за время моего отсутствия и скакали быстро. Было по-прежнему жарко и душно, серые тучи висели без ветра. Когда мы поднимались по крутому склону, я обернулся назад на берег, подумав о рыбаке и его ребенке, но в лачугах не осталось признаков жизни. Мы все были как на иголках. Уши ловили малейший звук, напрягались, чтобы расслышать его в топоте копыт, побрякивании упряжки и шума бурлящего моря.

На вершине утеса я притормозил взглянуть на Ошиму. Остров обволокло туманом, вверху короной клубились облака.

Йоро остановился рядом, воины продолжили путь в лес. Воцарилась тишина, в которой я услышал знакомый звук – нечто между скрипом и вздохом – это натянулась тетива.

Я хотел предупредить Йоро и стянуть его вниз, но Шан отпрыгнул, чуть не выбив меня из седла. Пришлось ухватиться за шею коня. Йоро повернулся и посмотрел на лес. Стрела пролетела прямо надо мной и вонзилась ему в глаз.

Йоро вскрикнул от удивления и боли, закрыл лицо руками и упал вперед, на шею коня. Животное тревожно заржало, слегка подпрыгнуло и поскакало за остальными в лес, седок беспомощно качался из стороны в сторону.

Шан вытянул шею и осторожно двинулся к деревьям в поиске прикрытия. Впереди развернулся Макото с охраной. Один из воинов схватил уздечку напуганного коня Йоро.

Макото снял Йоро из седла. Когда я нагнал их, мальчик был уже мертв. Стрела проникла глубоко в голову, остановившись у задней стенки черепа. Я слез с коня и вытащил ее. Длинное древко заканчивалось орлиными перьями. Наверняка выпущена из огромного лука, какими пользуются мастера-лучники.

Сердце переполнила невыносимая боль. Стрела предназначалась для меня. Если бы я не услышал, как натянулась тетива и не пригнулся, Йоро был бы жив. Меня охватила сумасшедшая ярость. Я не успокоюсь, пока не зарежу убийцу.

– Засада, – прошептал Макото. – Давай спрячемся и посмотрим, сколько их.

– Нет, убить хотели меня, – ответил я тихо. – Дело рук Племени. Оставайтесь здесь, в укрытии. Я доберусь до него. Там один человек, максимум два.

Не стоило брать подмогу. Только я способен передвигаться беззвучно и незримо, только я смогу подобраться к наемнику близко.

– Я позову вас. Надо взять его живым.

– Если он один, мы лучше поедем вперед. Дай мне твой шлем, я сяду на Шана, чтобы запутать его. Он последует за нами, и ты нападешь на него сзади.

Я не знал, сработает ли этот план и где находится лучник. Он наверняка видел, что промахнулся, и догадается о преследовании. Однако если мои люди поедут вперед, они хотя бы не будут мешать мне. Мой враг убежал в лес, но я бегаю быстрей и тише.

Как только лошади поскакали дальше со своим печальным бременем, я стал невидимым и помчался вверх по склону меж деревьев. Маловероятно, что лучник остался там, откуда пустил смертоносную стрелу. Надо полагать, он направился на юго-запад, чтобы срезать угол и выйти там, где дорога возвращается на юг. Он не сможет определить, где я, если не обладает высшими племенными талантами.

Вскоре я услышал дыхание и легкую поступь по мягкой земле. Остановился и задержал в легких воздух. Лучник прошел в десяти шагах от меня, не заметив.

Это был Кикута Хаймэ, молодой борец из Мацуэ, с которым я тренировался. Последний раз я видел его перед соревнованиями, покидая Хаги с Акио. Тогда он, видимо, думал, будто мы никогда не встретимся снова, однако Акио не смог убить меня, как планировалось, и по мою душу послали Хаймэ. Через плечо был перекинут большой лук. Как и большинство тучных людей, Хаймэ передвигался, балансируя на внешней стороне стопы, и, несмотря на вес, быстро и бесшумно. Только мои уши смогли расслышать.

Я последовал за ним к дороге, откуда доносился топот лошадей, скачущих галопом, словно от погони. Один из воинов крикнул, чтобы Макото ехал еще быстрей, обратившись к нему: «господин Отори». Я с горечью улыбнулся. Моя будущая жертва быстро бежала вверх-вниз по склонам, пока не достигла скалистого участка с хорошим обзором на дорогу.

Хаймэ стал на камень, снял с плеча лук, приставил стрелу к тетиве, на глубоком вдохе натянул ее. На руках выступили мышцы. При схватке у меня не было никакого шанса одержать победу. Я мог бы зарезать его мечом, набросившись со спины, однако он умрет от первого же удара, а мне надо взять врага живым.

Он стоял недвижно, ожидая, когда объект появится из-за деревьев. Затаил дыхание. Я достаточно хорошо знаком с используемой им техникой и пройденной тренировкой, чтобы распознать полную концентрацию. Отгородившийся от мира человек со стрелой и луком. То было прекрасное зрелище, но я думал только о собственном желании увидеть, как он в муках умрет. Пришлось обуздать гнев. Осталось совсем мало времени сообразить, что делать.

Со мной по-прежнему было оружие Племени, включая набор метательных ножей. Они бы отлично послужили моей цели, хотя я владел ими далеко не в совершенстве. Я высушил и смазал ножи после того, как вымок в пиратской гавани, и они легко выскользнули из мешочка. Когда внизу появились кони, я выбежал из засады, оставаясь невидимым, и на ходу метнул ножи.

Первые два пролетели мимо, нарушив сосредоточенность Хаймэ. Он повернулся ко мне и уставился поверх головы с тем же изумленным выражением, какое принимал во время тренировок, когда я вдруг становился незримым. Я чуть не рассмеялся, хотя на душе кошки скребли. Третий нож задел щеку, и оттуда тотчас заструилась кровь. Борец непроизвольно шагнул назад, подступив к самому краю обрыва. Я бросил еще два ножа прямо в лицо и предстал перед ним воочию. В руке сверкнул Ято. Хаймэ отскочил назад, чтобы уклониться от удара, и покатился вниз по склону прямо коням под ноги.

Несмотря на падение и разрезанные щеки, понадобилось пять человек, чтобы повязать его в краткой схватке. Кикута не произнес ни слова, но искрился яростью и злобой. Надо было решать, убить ли его на месте или притащить с собой в Маруяму, где можно придумать медленную смерть, которая смягчит горечь от гибели Йоро.

Как только Хаймэ связали, я отвел Макото в сторону спросить совета. Из головы не выходили воспоминания, как мы вместе тренировались, чуть ли не друзьями были. Кодекс Племени требовал переступать через личные привязанности. Разве я не знал этого по собственному опыту, по тому, как Кенжи предал Шигеру? И все же мне было не по себе.

– Псина! – выкрикнул мне Хаймэ, за что получил пинок в живот.

– Как ты смеешь говорить подобное господину Отори?

– Иди сюда, господин Отори, – ухмыльнулся борец. – Мне надо кое-что тебе сказать.

Я подошел.

– У Кикут твой сын, а его мать мертва.

– Юки умерла?

– Как только мальчик появился на свет, ее заставили принять яд. Акио воспитает его сам. А Кикуты до тебя доберутся. Ты предал их, они не оставят тебя в живых. Помни, и у них твой сын.

Хаймэ зарычал, как зверь, высунул длинный язык, затем щелкнул зубами и откусил его. Глаза наполнились болью и яростью, но он не выдал ни звука, лишь выплюнул язык со струей крови, которая тотчас наполнила глотку. Могучее тело выгнулось и начало содрогаться в борьбе с навлеченной на себя смертью. Он захлебывался собственной кровью.

Я отвернулся. Мой гнев стих. Его сменил свинцовый груз, словно само небо упало мне на плечи. Я велел перетащить Хаймэ в лес, отрезать голову, а труп оставить волкам и лисам.

Тело Йоро мы взяли с собой. Остановились в городке у побережья, Охама, где провели заупокойную службу в местной часовне и заплатили, чтобы для него возвели каменный фонарь под кедрами. Подарили часовне лук и стрелы. Наверное, они до сих пор висят там, вверху под балками рядом с изображениями лошадей, поскольку место то посвящено богине лошадей.

Там есть и мои работы. Пришлось провести в городе почти две недели: сначала для похоронных церемоний и омовения от осквернения смерти, а затем на Фестивале Мертвых. Я попросил у священника чернила и кисточку и нарисовал на дощечке Шана. В рисунке отразилось не только уважение к коню, который снова спас мне жизнь, но и печаль по Йоро, по Юки, по жизни, полной чужих смертей. Тоска по Каэдэ, о ком я скучал с физической болью, разожгли во мне плотское желание.

Я рисовал как одержимый: Шана, Раку, Куи, Аои. Давно я не брал кисть в руки, и прохладные мазки чернил действовали на меня успокаивающе. Сидя в одиночестве безмятежного храма, я почти поверил, будто у меня нет иной жизни, кроме как в его стенах. Будто я отшельник, который проводит дни за написанием священных картин для паломников. Вспомнились слова настоятеля Тераямы, что он произнес, когда я впервые был там с Шигеру: «Возвращайся к нам, когда все закончится. Здесь всегда найдется место для тебя».

«А закончится ли это когда-нибудь?» – усомнился тогда я.

Часто на мои глаза наворачивались слезы. Я горевал по Йоро и Юки. Они были так преданны мне, их жизнь оказалась столь краткой – близкие люди погибли из-за меня. Крепло желание отомстить за них. Кровавое самоубийство Хаймэ было отвратительным. Неужели я вызывал бесконечную цепочку мести? Вспоминая Юки и наши отношения, я жутко пожалел… о чем? О том, что не любил ее? Может, я не испытывал к ней такой страсти, как к Каэдэ, но я желал ее, и теперь ощущал болезненное вожделение, плача по гибкому телу, что уснуло навеки.

К счастью, пришедший Фестиваль Мертвых дал мне возможность попрощаться с ее духом. Я зажег свечи за всех, кто умер раньше меня, и попросил у них прощения и покровительства. Прошел год с тех пор, как я стоял на берегу реки в Ямагате вместе с Шигеру, и мы пускали по течению кораблики со свечами, год, как я впервые произнес имя Каэдэ, увидел, как вспыхнуло ее лицо, понял, что она меня любит.

Похоть доставляла мне муки. Я мог бы возлечь с Макото и снять напряжение, а кроме того, утешить его. Несмотря на постоянный соблазн, я сдерживался. Днем, рисуя часами, я вспоминал прошедший год и все содеянное за это время, боль и страдания, навлеченные на тех, кто оказался рядом. Кроме решения уйти в Племя, все мои ошибки, как стало ясно теперь, проистекали из неуправляемого вожделения. Если б я не сблизился с Макото, он не выдал бы тайну Каэдэ ее отцу. Не перейди я ту же черту с Каэдэ, она бы не находилась при смерти от выкидыша. Не имел бы я телесной связи с Юки, она была бы жива, и наш сын не стал бы меня убивать. Я думал о Шигеру, который не женился и озадачил всех своим воздержанием: он поклялся госпоже Маруяме любить только ее и никого более. Нет другого человека, кто дал бы подобную клятву, и чем дольше я размышлял об этом, тем больше мне хотелось подражать ему во всем. Опустившись на колени перед богиней Каннон с лошадиной головой, я поклялся ей, что отныне вся моя любовь, плотская и сердечная, будет принадлежать только Каэдэ, моей жене.

Разлука показала, насколько она нужна мне: Каэдэ – оплот, дающий мне силу и равновесие. Любовь к ней – противоядие ярости и горю, и, как любое спасение, я храню ее глубоко в сердце.

Макото страдал не менее меня и проводил время в молчаливой медитации. Мы практически не разговаривали днем, но после ужина начиналась долгая беседа. Он, конечно же, слышал, что сказал Хаймэ, и пытался расспросить о Юки, о сыне, но поначалу я не мог о них говорить. На четвертую ночь фестиваля мы вернулись с побережья и выпили вина. Преодолев временную холодность, я почувствовал к нему небывалое доверие и решил поведать пророчество.

Макото внимательно слушал описание древней слепой женщины, ее святой внешности, пещеры, молитвенного колеса, знака Потаенных.

– Я знаю о ней, – сказал он. – Многие, кто стремится к святости, идут искать ее, но редкий человек находит путь.

– Меня привел туда Е-Ан.

Мой друг молчал. Была теплая безветренная ночь, и ширмы стояли открытыми. Полная луна роняла свет на храм и рощу. Волны накатывали на галечный пляж. Потолок пересек геккон, маленькие лапки присосались к балке. Свистели комары, вокруг ламп кружили мотыльки. Я задул пламя, чтобы они не обожгли крылышки. Света луны хватало, чтобы осветить комнату.

– Тогда я должен поверить, – наконец произнес Макото, – что ему благоволит Просветленный, как и тебе.

– Святая женщина сказала мне: «Все едино». Тогда я не понял, что это значит, но позже, в Тераяме, вспомнил, что говорил Шигеру перед смертью, и мне все стало предельно ясным.

– Ты можешь выразить это словами?

– Нет, но оно истинно и руководит моей жизнью. Между людьми нет различий: касты и связанные с ними предрассудки – иллюзия, отделяющая нас от истины. Так относятся ко всем Небеса, так должен поступать и я.

– Я с тобой потому, что люблю тебя и верю в справедливость твоего дела, – улыбнулся он. – Не думал, что ты станешь еще и моим духовным наставником!

– Мне ничего неизвестно о духовности, – признал я, решив, что Макото смеется надо мной. – Верования детства пришлось оставить, и их не заменить никакими иными. На мой взгляд, все религиозные учения состоят наполовину из истины и наполовину из полного безумия. Люди так высоко их почитают, будто они принесут спасение. В любом веровании есть место для правды, и она везде едина.

Мой друг рассмеялся:

– Несмотря на всю свою невежественность, ты лучше понимаешь суть, чем я после долгих лет обучения и споров. Что еще сказала тебе святая?

Я повторил ему слова пророчества: «В тебе перемешаны три крови. Ты рожден среди Потаенных, но жизнь твоя вышла на поверхность и более тебе не принадлежит. Земля выполнит повеление Небес. Пять битв принесут тебе мир, четыре победы и одно поражение».

Тут я остановился, не зная, продолжать ли дальше.

– Пять битв? – переспросил Макото. – Сколько уже было?

– Две, если считать Йон-Эмона и его разбойников.

– Так вот почему ты тогда спросил, можно ли назвать ту схватку битвой! Ты во все это веришь?

– Обычно да. Не стоит?

– Я бы поверил любым словам святой, если бы мне выпало встать перед ней на колени, – тихо произнес Макото. – Что-нибудь еще?

– «Многие падут в боях, – процитировал я, – но ты останешься невредим, если только смерть не придет от руки собственного сына».

– Сочувствую. Какое ужасное бремя, тем более для человека, который так хочет детей. У тебя будет много сыновей.

Меня тронуло, что он так хорошо знает мои желания.

– Когда я думал, что Каэдэ потеряна для меня навсегда, я спал с девушкой из Племени, которая помогла мне вынести Шигеру из Инуямы. Ее звали Юки. Это она принесла его голову в храм.

– Я помню ее, – тихо сказал Макото. – Право, мне никогда не забыть, как она приехала с той ужасной вестью.

– Она была дочерью Муто Кенжи, – пояснил я. – Даже не верится, что Племя так над ней надругалось. Они хотели заполучить моего ребенка, и как только он родился, ее убили. Я горько об этом сожалею: не стоило поддаваться страсти, ронять свое семя и тем самым лишать ее жизни. Если я паду от руки собственного сына, то получу по заслугам.

– Молодым свойственно ошибаться, – успокоил меня Макото. – Судьбой предписано страдать от последствий. – Он крепко сжал мне руку. – Правильно сделал, что рассказал мне обо всем. Это лишь подтверждает мои представления о тебе: ты избранник Небес и находишься под их защитой, пока не достигнешь своей цели.

– Жаль, что они не защищают меня от горести.

– Тогда бы ты точно достиг просветления, – сухо ответил он.

Полная луна вызвала перемену погоды. Жара спала, воздух стал свежее. В утренней прохладе ощущалось приближение осени. Как только закончился фестиваль, поднялось настроение. Вспомнились слова настоятеля о том, что у меня много добровольных последователей. Надо забыть о горе и продолжать начатое дело, чтобы смерть моих соратников не была напрасной. Как-то в небольшой деревеньке Хинодэ, с дальнего краю Трех Стран, Шигеру сказал мне: «Только дети плачут. Взрослые сдерживают себя».

Мы планировали отправиться в путь на следующий день, но после обеда произошло небольшое землетрясение: лишь зазвенели колокольчики и залаяли собаки. Вечером толчки повторились уже сильней. В одном из домов упала на пол лампа, мы жили неподалеку и целую ночь помогали людям остановить распространение огня. В итоге задержались еще на пару дней.

Когда наконец-то тронулись, я с ума сходил от желания увидеть Каэдэ. В Маруяму добирались ускоренным темпом: вставали рано утром и загоняли лошадей до поздней ночи под убывающей луной. Скакали молча, остро ощущая отсутствие Йоро, не в силах испытывать прежний задор. Покоя не давало дурное предчувствие.

Шел час Собаки, когда мы въехали в город. В домах уже погасили свет. Заперли ворота замка. Охранники радушно нас поприветствовали, но не развеяли тревоги. Должно быть, я просто устал и вымотался после долгой дороги. Хотелось попасть в горячую баню, хорошенько подкрепиться и возлечь с женой. У входа в дом меня встретила ее служанка Майами. Едва увидев ее лицо, я понял, что-то случилось.

Велел сообщить Каэдэ о моем возвращении, но женщина пала на колени.

– Господин Отори… – запинаясь, произнесла Майами. – Госпожа уехала за сестрами в Ширакаву.

– Что? – Я ушам своим не верил. Каэдэ уехала одна, не спросив моего разрешения? – И давно? Когда она должна вернуться?

– Уехала вскоре после фестиваля. – Служанка едва сдерживала слезы. – Не хочу напрасно тревожить его светлость, но она давно должна была вернуться.

– Почему ты не поехала с ней?

– Госпожа не захотела взять меня. Она решила ехать верхом и прискакать обратно до вашего прибытия.

– Зажгите свечи и пошлите за господином Сугитой, – приказал я, хотя его уже наверняка разбудили.

Я вошел в дом. В воздухе будто остался аромат Каэдэ. Занавески и рисованные ширмы в уютных комнатах были созданы по ее задумке. Ее присутствие ощущалась повсюду.

Майами велела служанкам принести лампы, в спальнях появились темные фигуры. Одна приблизилась ко мне и сообщила, что баня готова, но я собирался сначала поговорить с Сугитой.

Войдя в любимую комнату Каэдэ, я посмотрел на письменный стол, за которым она переписывала сведения о Племени. Деревянная коробка с записями всегда стояла рядом. Исчезла. Интересно, взяла ли Каэдэ ее с собой или спрятала?

Вошел Сугита.

– Я доверил тебе мою жену, – сказал я. Во мне не было гнева, лишь холодность, окутавшая сознание. – Почему ты позволил ей уйти?

Его удивил вопрос.

– Простите меня. Госпожа Отори настояла на поездке. Она взяла с собой много воинов во главе с Амано Тензо. Мой племянник Хироши тоже поехал. Это путешествие ради удовольствия, чтобы повидать дом и привезти сюда сестер.

– Тогда почему она не вернулась? – Я понимал, что ничего страшного не произошло, и нечего так путаться.

– Я уверен, она прибудет завтра, – уверил Сугита. – Госпожа Наоми часто выезжала одна. В домене все привыкли к тому, что хозяйка путешествовала самостоятельно.

Служанка принесла еду и чай. За трапезой мы коротко обговорили мою поездку. Я не стал вдаваться в подробности – вдруг ничего не получится, – лишь сказал, что разрабатываю долгосрочную стратегию.

От братьев Миеси не пришло никаких вестей. По-прежнему никто не знал, что на уме у Араи и Отори. Мне казалось, будто я брожу в полутьме. Хотелось поговорить с Каэдэ, терзало отсутствие каких-либо вестей. Жаль, что у меня нет сети шпионов… Уже не первый раз я подумал, возможно ли найти одаренных детей – сирот Племени, если таковые живут на свете, – и собрать их для личных нужд. С особой тоской вспомнился собственный сын. Унаследует ли он наши с Юки таланты?

Если так, то его используют против меня.

– Я слышал, юный Йоро погиб, – сказал Сугита.

– К несчастью, да. Его сразила стрела, которая предназначалась мне.

– Какая радость, что его светлость остались живым! – воскликнул он. – Что произошло с наемником?

– Умер. И это не последняя попытка. Дело рук Племени. – Интересно, знает ли Сугита о моем племенном происхождении, и какие слухи ходили в мое отсутствие? – Кстати, моя жена делала некоторые записи. Где коробка и свитки?

– Она никогда не выпускала их из вида, – ответил он. – Если здесь нет, значит, забрала с собой.

Не желая показывать обеспокоенность, я замолчал. Сугита ушел, и я начал мыться, позвав служанку потереть мне спину. Хотелось, чтобы неожиданно появилась Каэдэ, как в доме Нивы, но вдруг вспомнилась Юки.

Оставшись один, я погрузился в горячую воду, думая о том, что скажу Каэдэ. Надо поведать ей о роли сына в пророчестве, но как найти слова.

Майами расстелила постель и собиралась потушить лампы. Я спросил ее о коробках с записями и получил тот же ответ, что от Сугиты.

Сон долго не приходил. Закричали первые петухи, и я погрузился в тяжелую дремоту на рассвете. Когда проснулся, солнце было высоко, весь дом был полон звуков жизни.

Вошла Майами с завтраком, заворковала, чтобы я отдыхал после утомительного пути, но тут раздался голос Макото. Я велел Майами пригласить друга внутрь, однако он кричал через окно, не утруждая себя снимать сандалии.

– Вставай скорей! Вернулся мальчик, Хироши!

Я вскочил, опрокинув поднос. Служанка испуганно взвизгнула и принялась поднимать тарелки. Я грубо приказал принести мне одежду.

Наспех одевшись, я вышел к Макото.

– Где он?

– У дяди. Мальчик в жалком состоянии. – Макото взял меня за плечо. – Сожалею, но он принес ужасную весть.

Первой мыслью, пришедшей мне в голову, было землетрясение. Я вспомнил, как мы тушили пламя, и представил Каэдэ в ловушке горящего дома. Лицо Макото скривилась от боли, я испугался, но не мог произнести страшные слова.

– Она жива, – быстро успокоил меня он. – Однако Амано и остальные воины погибли. Уцелел только Хироши.

Я вообразить не мог, что произошло. Никто не посмел бы причинить Каэдэ зла на землях Маруямы и Ширакавы. Неужели ее похитило Племя, чтобы расплатиться со мной?

– Это дело рук господина Фудзивары, – сказал Макото. – Она сейчас в его доме.

Мы метнулись через двор к воротам замка, вниз по склону, через мост и в город. Перед домом Сутиты собралась небольшая толпа, все молчали. Мы пробрались меж людей и вошли в сад. Двое конюхов пытались поднять на ноги изможденного коня. Бока потемнели от пота. Глаза закатились, изо рта шла пена. Вряд ли он когда-либо встанет.

– Мальчик скакал день и ночь, чтобы добраться быстрей, – продолжал Макото, но я едва различал слова. Все вокруг воспринималось особо остро: блеск деревянного пола в доме, аромат цветов в альковах, пение птиц в кустах сада. В голове глухой голос повторял: «Фудзивара?»

К нам навстречу вышел Сугита с пепельным лицом. Он был не в состоянии что-либо произнести. Передо мной стояла тень человека, что еще вчера был полон сил. Казалось, он готов лечь и умереть.

– Господин Отори… – запинаясь, произнес он.

– Мальчик не ранен? Может говорить?

– Заходите и посмотрите сами.

Хироши лежал в дальней комнате. Окна выходили в зеленый сад с ручьем. Там было прохладней, чем в остальных комнатах, жаркие утренние лучи солнца упирались в пышную листву. Две женщины стояли на коленях рядом с мальчиком. Одна вытирала влажной тряпкой лицо и руки. Другая держала чашку чая, пытаясь напоить его.

Обе замерли и поклонились мне до земли. Завидев меня, Хироши попытался подняться.

– Господин Отори… – прошептал он, и глаза наполнились слезами. Затем он взял себя в руки и проговорил: – Простите. Простите меня.

Мне было жаль его. Мальчишке так хотелось стать настоящим воином, жить по воинскому кодексу. Я опустился рядом и погладил его по голове, подстриженной, как положено ребенку. Ему далеко до совершеннолетия, однако он старается вести себя, как мужчина.

– Расскажи мне, что произошло.

Хироши не сводил глаз с моего лица, но я отвел взгляд. Он говорил тихим, ровным голосом, словно повторял это не раз по дороге домой.

– Когда мы подъехали к дому госпожи Отори, вассал Шойи предал нас! Не доверяйте ему. Он сказал, будто сестры находятся в гостях у господина Фудзивары. Она послала за ними, но вассал, вернувшись, сообщил, что их там больше нет. Фудзивара обещал только лично поведать госпоже Ширакаве, где они. Постоянно называл ее девичьим именем. Мы отправились к нему на следующий день. Нас вышел встречать некий Мурита. Как только госпожа Отори въехала в ворота, ее схватили. Амано, что стоял рядом, убили на месте. Больше я ничего не видел… – Голос дрогнул. Мальчик набрал в легкие воздуха. – Мой конь сорвался с места, и я не мог удержать его. Надо было выбрать более послушного, а мне понравился этот – такой красивый. Амано не раз упрекал меня, говорил, что конь не по мне. Я не послушал. И не сумел защитить госпожу.

По щекам покатились слезы. Женщина вытерла ему лицо.

– Надо благодарить твоего коня, – мягко проговорил Макото. – Он спас тебе жизнь, и если бы ты не ускакал, мы бы не знали, что произошло.

Я не мог найти слов в утешение Хироши.

– Господин Отори, – произнес он, пытаясь подняться. – Я покажу дорогу. Мы должны поехать и забрать ее.

От перенапряжения у ребенка остекленели глаза. Я взял его за плечо и уложил обратно. Пот растворялся в слезах. Мальчик весь дрожал.

– Ему нужен покой, но он переживает и рвется встать, – сказал Сугита.

– Посмотри на меня, Хироши.

Я наклонился вперед и заглянул ему в глаза. Он тотчас уснул. Расслабилось тело, выровнялось дыхание.

Женщины ахнули и пугливо переглянулись. Они отпрянули от меня в сторону, лишь бы не коснуться одежды, опустили головы.

– Спать он будет долго, – сказал я. – Это ему как раз и нужно. Сообщите мне, когда проснется.

Я поднялся на ноги. Макото и Сугита тоже встали, вопросительно глядя на меня. В душе я горел от ярости, а внешне был спокоен.

– Идем со мной, – велел я Сугите.

На самом деле мне хотелось поговорить с Макото наедине, однако нельзя было оставлять Сугиту одного. Вдруг ему вздумается вспороть себе живот? Клан Маруяма присягнул в первую очередь Каэдэ, а не мне, и не известно, как они отреагируют на такую весть. Я доверял Сутите больше остальных и понимал, если он будет предан мне, за ним последуют другие.

Мы перешли мост и поднялись по склону к замку. Толпа снаружи выросла, на улицах появились вооруженные мужчины. Кругом витал дух волнения – не паники и даже не тревоги – люди просто бродили, обменивались слухами, готовились к неожиданному походу. Надо было принимать решение, пока не разгорелся огонь и ситуация не вышла из-под контроля.

Пройдя ворота, я сказал Макото:

– Собирай людей. Берем половину воинов и выступаем против Фудзивары. Сугита, ты должен остаться тут и держать город. Мы оставим тебе две тысячи человек. Принесите в замок продовольствие на случай осады. Отправляемся завтра утром с первыми лучами солнца.

Макото тревожно произнес:

– Не спеши. Мы понятия не имеем, где сейчас Араи. Ты запросто можешь попасть в ловушку. Нападение на господина Фудзивару, дворянина столь высокого положения, только подорвет твою репутацию. Лучше подумать…

– Я не могу ждать, – оборвал я друга. – Я должен привезти ее обратно. Ступай.

День прошел в безумной беготне. Я знал, что нужно действовать незамедлительно. Жители Маруямы были в ярости, и этим стоило воспользоваться. Любое промедление выставит меня трусом, и люди снова начнут сомневаться в моем праве. Я с полной ясностью осознавал, на какой иду риск, делая один опрометчивый шаг за другим, но иной путь был немыслим.

Вечером я велел Сугите собрать старейшин. В течение часа подошли все. Я уведомил их о своих намерениях, предупредил о возможных последствияхи сказал, что жду от них поддержки. Никто не стал возражать – наверное, побоялись, видя мой гнев, – однако уверенности не было. Они относились к тому же поколению, что Фудзивара и Араи, и руководствовались тем же кодексом. Я доверял Сугите, однако сможет ли он поддерживать в них верность в отсутствии Каэдэ, если уеду еще и я?

Затем я решил проехаться верхом, чтобы привести в порядок мысли, размяться перед долгой дорогой и посмотреть на состояние земель.

Собрали около половины урожая риса, земледельцы трудились день и ночь, чтобы успеть до непогоды. Все говорившие со мной выразили беспокойство: скоро ожидается неминуемый тайфун, вокруг полной луны – гало, начался перелет гусей, ноют кости. Я распорядился, чтобы Сугита отдал приказ воинам помочь в укреплении канав и плотин против наводнений. Они, несомненно, станут противиться, но страх перед стихией должен сломить их гордость.

Почти случайно я оказался на краю деревушки, где поселились неприкасаемые. В воздухе висел привычный запах гари и свежей крови. Несколько человек, вместе с Е-Аном, снимали шкуру с мертвого коня. Я узнал чалого, который не мог подняться утром. Подозвав Е-Ана, я спустился с Шана и отдал уздечку приехавшему со мной конюху. Я подошел к берегу реки, неприкасаемый присел на корточки, отмывая с рук кровь.

– Слышал новости?

Он кивнул, взглянул на меня и спросил:

– Что вы намерены делать?

– А как мне следует поступить? – Я хотел узнать, что думает бог, услышать еще одно пророчество, в котором говорится о Каэдэ, о нашем будущем. Я бы слепо поверил ему.

– Впереди три битвы, – сказал Е-Ан. – Две победы и одно поражение. Затем вы будете править в мире от моря до моря.

– С моей женой?

Он отвел взгляд на воду. У запруды стояли две белые цапли. С ивы вспорхнул зимородок, мелькнув оранжево-голубым оперением.

– Если вам предстоит проиграть одну битву, то лучше сделать это сейчас, – ответил он.

– Если потеряю жену, мне будет плевать на все остальное, – возразил я. – И я убью себя.

– Этого делать нельзя, – поспешил отговорить меня Е-Ан. – У бога для вас своя миссия. Вы должны послушно следовать его воле. – Я молчал, и он продолжил: – Нам не плевать. Мы оставили все ради вас. Не плевать людям в землях Отори, которые страдают от гнета. Мы переживем войну, и за ней наступит мир. Не бросайте нас.

Стоя у безмятежной реки при заходящем солнце, я подумал, что если не верну Каэдэ, у меня разорвется сердце. Над самой поверхностью воды пролетела серая цапля, глядя на свое отражение. Сложила огромные крылья и опустилась почти без всплеска. Повернула к нам голову, наблюдая, убедилась, что мы не представляем опасности, и принялась молча пробираться по мели.

Моя цель отомстить и вступить в права наследования. Тогда исполнится пророчество. Но я никому не позволю так просто отнять у меня возлюбленную. Нет другого выбора, как поехать за ней, даже если из-за этого придется пожертвовать всем.

Я попрощался с Е-Аном и поскакал обратно в замок. Мне передали, что Хироши проснулся и ему лучше. Я велел привести его ко мне. Ожидая, я обыскал резиденцию, нет ли где коробок с записями, но не нашел от них и следа. Вот еще один повод для беспокойства. Если их украли, значит, в дом смогло пробраться Племя и повторит попытку в любой момент.

Хироши пришел ко мне перед сумерками. Он был бледен, под глазами выступили темные синяки, но в целом мальчик быстро оправился. Физически и духовно он не уступал взрослому мужчине. Я расспросил его о подробностях и заставил описать местность вокруг имений Ширакавы и Фудзивары. Он рассказал, как убили Раку, сильно меня опечалив. Черногривый конь был первым, кого я оседлал, он связывал меня с Шигеру и кратким периодом жизни в Хаги в роли его сына. Я подарил Раку Каэдэ – тогда больше было нечего, – и он привез ее в Тераяму.

Я отослал всех, чтобы поговорить с Хироши наедине, а теперь велел ему придвинуться ближе.

– Обещай никому не говорить о том, что я сейчас тебе скажу.

– Клянусь, – ответил он, встрепенувшись. – Господин Отори, я обязан вам жизнью и сделаю все, чтобы спасти госпожу Отори.

– Мы обязательно освободим ее. Я отправляюсь завтра же.

– Возьмите меня с собой, – взмолился мальчик. Я бы с удовольствием, но мальчик еще не выздоровел.

– Нет, ты должен остаться здесь.

Хироши думал возразить, но опомнился и прикусил губу.

– Помнишь, моя жена переписывала кое-что. Она взяла это с собой?

– Да, оригинал и копии, – прошептал он. – Мы спрятали их в Ширакаве, в священной пещере.

Я мысленно поблагодарил Каэдэ за мудрость и предусмотрительность.

– Об этом кому-нибудь известно?

Мальчик покачал головой.

– И ты сможешь показать дорогу?

– Конечно.

– Никому не говори, где они. Однажды мы с тобой отправимся туда.

– А потом накажем Шойи, – злорадно произнес он. Потом добавил: – Господин Отори, я могу задать вам один вопрос?

– Конечно.

– В тот день, когда погиб мой отец, убийцы вдруг стали невидимыми. Вы так умеете?

– С чего ты взял?

– Женщины у меня в комнате сказали, будто вы колдун. Простите меня. Но вы делаете столько странных вещей. Сегодня усыпили меня. – Хироши посмотрел на меня и нахмурился. – Это был необычный сон. Красочный. Я понял многое, чего раньше не знал. Если вы умеете становиться прозрачным, может, и меня научите?

– Не всему можно научить, – ответил я. – Есть таланты, которые даются от рождения. У тебя и так много навыков и превосходное воспитание.

Мои слова вызвали у него слезы.

– Мне сказали, что умер Йоро.

– Да, его убил наемник, метивший в меня.

– И вы расправились с ним?

– Я бы уничтожил его, но он покончил с собой сам. Откусил себе язык.

Глаза Хироши засияли. Я хотел выразить свое отвращение к порочному кругу кровопролитий и мести, однако вряд ли этот сын воина сможет меня понять, даже после кикутского сна. Мне нужно было сказать кое-что еще.

– А многие люди считают меня колдуном?

– Ходят такие слухи, – признал он. – Среди женщин и идиотов.

– Я опасаюсь предательства. Именно поэтому хочу оставить тебя здесь. Если вдруг появится опасность, что Маруяма захочет вступить в союз с Араи, дай мне знать.

Хироши смотрел на меня в упор:

– Никто не посмеет предать господина Отори.

– Мне бы твою уверенность.

– Я сам прискачу сообщить вам, – пообещал мальчик.

– Только возьми покладистого коня, – предупредил я.

Я отослал Хироши обратно в дом дяди и велел подать ужин. Вернулся Макото с отчетом. Все было готово для отправления ранним утром. Однако после трапезы он снова попытался отговорить меня:

– Это полное безумие. Завтра я не произнесу ни слова против и буду с тобой, но пойми, нельзя сначала украсть у дворянина невесту, а потом идти на него в атаку…

– Мы законные муж и жена, – ответил я. – Это он совершил безумный поступок.

– Разве я не предупреждал тебя в Тераяме, как воспримут твой брак сильные мира сего? Нынешнее положение дел – результат твоей опрометчивости, и она же приведет тебя к гибели, если не остановишься.

– Ты уверен, что в тебе говорит не ревность? Ты всегда обижался на мою любовь к Каэдэ.

– Только оттого, что это чувство разрушит вас обоих, – тихо ответил он. – Страсть делает тебя слепым. Ты ошибался. Надо покориться и попытаться заключить мир с Араи. Не забывай, возможно, у него в заложниках братья Миеси. Нападение на Фудзивару вконец выведет его из себя…

– Мне не нужно таких советов! – разгневался я. – Покориться и отдать жену? Меня будет презирать весь мир. Лучше умереть!

– Скорей всего, мы все умрем, – ответил он. – Сожалею, что мне приходится говорить тебе такие вещи, Такео, но это мой долг. Я не раз утверждал, твое дело – мое дело, и я последую за тобой, что бы ты ни решил.

Я был слишком зол, чтобы продолжить разговор. Сказал, что хочу остаться один, и позвал Майами. Она вошла с красными от слез глазами, забрала подносы и разостлала постель. Я мылся, думая, как не скоро смогу снова залезть в кадку с теплой водой. Я не пытался усмирить свою ярость, потому что если она утихнет, то освободится место для горя или хуже – дурного предчувствия. Лучше уж оставаться в мрачном настроении, свойственном Кикутам. Оно придает мне бесстрашие. Вспомнилось наставление Мацуды: «Если воин сражается отчаянно, он уцелеет. Если хочет уцелеть, погибнет».

Пришло время сражаться отчаянно – потеряв Каэдэ, я потеряю все.

Утром Майами была еще печальней, рыдала, прощаясь, и ей начинали вторить служанки. Зато мужчины на улицах выглядели радостно, многие горожане открывали окна и махали нам вслед. Я взял с собой только воинов, в основном Отори и тех, кто приехал со мной из Тераямы. Пусть земледельцы спокойно соберут урожай и постоят за свои дома. Большинство людей Маруямы осталось защищать замок, хотя некоторые решили присоединиться проводниками и разведчиками.

У меня было около пятисот всадников и столько же лучников, конных и пеших. Остальные солдаты вооружились палками и копьями. Длинной вереницей растянулись вьючные лошади и носильщики с припасами. Я гордился тем, как быстро собрал и снарядил армию.

Мы дошли до переправы через Асагаву, где нанесли поражение Йоде Нариаки, когда я заметил, что за нами плетется Е-Ан с группой неприкасаемых. После реки мы повернули по дороге на юг, к Ширакаве. Я никогда не путешествовал там раньше, но знал, что понадобится не меньше двух дней, чтобы добраться до дома Каэдэ. Макото сказал, резиденция Фудзивары лежит еще дальше к югу.

Когда мы сделали привал на обед, я пошел поговорить с Е-Аном, чувствуя на себе взгляды воинов. Я навострил уши, полный решимости подвергнуть наказанию любого, кто выскажется против, но никто не посмел открыть рот.

Е-Ан бросился к моим ногам, и я велел ему подняться.

– Зачем вы увязались за нами?

Он улыбнулся, обнажив сломанные зубы.

– Чтобы хоронить мертвых.

Я не хотел слышать столь холодящего сердце ответа.

– Погода меняется, – продолжил Е-Ан, глядя на высокие тучи, развешанные подобно конским гривам на небе к западу. – Приближается тайфун.

– А у тебя нет для меня хороших вестей?

– У бога всегда для вас хорошие вести, – признал он. – Я должен напоминать вам о том, что будет после.

– После?

– После проигранной битвы.

– Может, я ее не проиграю!

Я, право, не мог представить себе такого исхода событий: воины были в хорошей форме и готовы идти в бой, а мой гнев пылал как никогда ярко.

Е-Ан ничего больше не сказал, его губы молча задвигались – он молился.

Макото, казалось, тоже молился, когда мы продолжили путь, или погрузился в медитацию, как бывает у монахов. Он выглядел безмятежным и замкнутым, словно обрубил всякую связь с миром. Я почти с ним не разговаривал, продолжал злиться, однако мы ехали бок о бок, как уже было не раз. Сколько бы мой друг ни сомневался в разумности похода, я знал, он не оставит меня. Ритмичный топот копыт принес спокойствие, и я перестал сердиться.

Над нами затянулось небо, на горизонте стало еще темней. На ночь мы разбили лагерь рядом с маленьким городом. Рано утром пошел дождь. К полудню лило как из ведра, что замедляло наш ход и понижало дух. Я продолжал верить, что все обойдется дождичком. Макото опасался, что мы застрянем в Ширакаве, которую сильно заливает при такой погоде.

Однако мы так и не добрались до Ширакавы. Приблизившись к границе владений Маруямы, я послал вперед разведчиков. Они вернулись вечером и сообщили, что на равнине впереди разбило лагерь войско – чуть меньше полутора тысяч человек. Там развевались знамена Сейшу, среди которых был замечен герб господина Фудзивары.

– Враг вышел встречать нас, – сказал я Макото. – Знал, что мы придем.

– Самого его здесь наверняка нет, – ответил мне друг. – Однако он может управлять союзниками. Как я и боялся, тебе устроили ловушку. Твоя реакция была слишком предсказуемой.

– Пойдем в атаку на рассвете.

Меня успокаивало, что войско противника немногочисленно. Фудзивара не так уж страшен; чего я боялся, так это сразиться с Араи и его тридцатитысячной армией. Последний раз я слышал, будто Араи находится в Инуяме, далеко за востоке Трех Стран. Однако до нас не доходило никаких вестей за все лето, он запросто мог вернуться в Кумамото, а оттуда всего один день до Ширакавы.

Я подробно опросил разведчиков о местности. Один из них, Сакаи, здесь вырос. Если бы не плохая погода, место вполне годилось для боя. Это была небольшая равнина, окаймляемая с юга и востока горными цепями, открытая с других сторон. Меж гор имелся проход на юг, откуда, вероятно, и прибыл наш враг. Широкая долина вела на север, прямо до приморской дороги. Выбранный нами путь из Маруямы выходил на эту долину за пару миль до первого скалистого обнажения пород на равнине.

На плоскогорье было мало воды, поэтому землю не вспахивали. Кони паслись на дикой траве и собирались вместе раз в год по осени. Ранней весной трава выгорала. Сакаи сказал, в молодости госпожа Маруяма любила охотиться здесь с ястребами. До захода солнца мы увидели несколько орлов, парящих в поисках пищи.

Долина за спиной придала мне уверенности. В крайнем случае туда можно отступить. Хотя я не собирался этого делать и возвращаться в замок. В мои планы входило продвигаться только вперед, громить всех, кто станет на пути, забрать жену и отплатить»за оскорбление. Однако Мацуда учил меня, идя в бой, думать об отступлении, и, несмотря на гнев, я не буду напрасно жертвовать людьми.

Ни одна ночь не казалось мне столь длинной. Дождь поутих и к утру превратился в приятную морось. Мы поднялись до рассвета и двинулись вперед с первым лучом солнца, развернув знамена Отори.

Перед краем долины я велел всем остановиться. Взял с собой Сакаи и под покровом деревьев подступился к самой равнине. На юго-восток тянулись небольшие круглые холмы, покрытые высокой травой и дикими цветами. Местами выбивались серо-белые камни причудливых форм, некоторые поросли желтым и рыжим лишайником.

От дождя почва стала вязкой и скользкой, над равниной лентами тянулся туман. Через пару сотен шагов уже ничего не было видно, зато я четко слышал врага: ржание лошадей, крики людей, скрип и звон упряжек.

– Как далеко вы зашли прошлой ночью? – прошептал я Сакаи.

– До первого горного хребта, немного дальше отсюда. Чуть не напоролись на вражеских разведчиков.

– Значит, они знают, что мы здесь. Почему они до сих пор не напали на нас? – Стоило ожидать засады в начале долины, однако, судя по звукам, армия стояла наготове, но не двигалась.

– Возможно, они хотят воспользоваться преимуществом склона, – предположил он.

Со склоном им действительно повезло, однако он был не сильно крутым и не давал значительного перевеса. Меня больше беспокоил туман, мешавший увидеть, сколько перед нами людей. Я молча продвинулся вперед, прислушиваясь. Сквозь шум дождя и шелест деревьев я различал два войска – мое и вражеское – равных размеров… или? Шум от армии Фудзивары нарастал подобно морскому приливу.

– Говоришь, видел максимум полторы тысячи?

– Сотен двенадцать, – ответил Сакаи. – Готов биться об заклад.

Я покачал головой. Возможно, погода, бессонная ночь и дурное предчувствие преумножили тревогу. Или подвел слух. Однако, вернувшись обратно, я подозвал Макото и командиров и поделился с ними опасениями, что войско противника значительно превосходит наше. Если это подтвердится, мы тотчас отступим по сигналу горна.

– В Маруяму? – спросил Макото.

Именно туда мы и планировали, но нужен запасной вариант. Ведь именно такого хода ожидает от нас враг, и если он уже атаковал замок, мы окажемся в ловушке. Я отвел Макото в сторону и сказал:

– Если против нас выступит Араи, мы не выдержим бой. Единственная надежда – добраться до побережья и попросить Тераду переплавить нас на Ошиму. Тебе придется опередить нас и найти Риому. Он договорится обо всем с Терадой Фумио.

– Тогда все подумают, будто я первым бежал с поля боя, – возразил он. – Я хотел бы остаться с тобой до конца.

– Мне больше некого послать. Ты знаешь Риому и путь. Не исключено, что нам всем придется спасаться бегством.

Макото удивился:

– Чувствуешь неладное? Думаешь, это та самая битва, которую нам предстоит проиграть?

– Мало ли что, я должен обезопасить моих людей. Я потерял многих и не могу распрощаться с оставшимися. В конце концов, впереди еще две победы!

Макото улыбнулся, и мы пожали руки. Я вернулся к войску и дал сигнал идти в наступление.

Первыми двинулись конные лучники, за ними – пешие и всадники по бокам. Когда мы вышли из долины, по моему сигналу лучники разбились пополам и разошлись по обе стороны. Я велел пешим солдатам остановиться на том расстоянии, куда не долетят вражеские стрелы.

В тумане показался противник. Я послал вперед воина Отори, который громко выкрикнул:

– Господин Отори Такео хочет пройти по этой территории! Уступите дорогу или готовьтесь к смерти!

Кто-то прокричал в ответ:

– Господин Фудзивара хочет покарать самозванца Отори! Мы заполучим его голову и твою до полудня!

Должно быть, мы казались им жалким сбродом. Самоуверенные солдаты зашагали вниз по склону, выставив копья. Наши лучники тотчас окатили их градом стрел. Посыпался ответный удар, но мы находились вне досягаемости. Наши всадники понеслись вперед сквозь строй пеших солдат к лучникам, те не успели даже наложить новые стрелы.

Затем хлынули вперед пешие и сдвинули врага вверх по склону. Мои воины были в хорошей боевой форме, к тому же одержимы удивительным неистовством. Казалось, их не остановить. Враг отступил быстрей, чем я ожидал, и мы бежали за ними с обнаженными мечами, рубя наповал.

Справа от меня сражался Макото, слева – горнист, и мы дугой поднимались вверх. Равнина шла холмами до отдаленных хребтов на востоке. За очередным подъемом перед нами предстало устрашающее зрелище. В одной из впадин между холмами находилась огромная армия – западная армия Араи. Воины стояли наготове, над ними вились знамена.

– Труби в горн! – крикнул я человеку слева. Давно надо было поверить собственным ушам. Горнист приложил инструмент к губам, и по долине разнесся жалобный вой, эхом отражаясь от гор.

– Назад! – скомандовал я Макото, который с трудом повернул коня и помчался галопом.

Конь противился, не желая покидать друзей. Шан заржал на прощание. Однако совсем скоро мы все развернулись и скакали за Макото по долине.

Я гордился тем, как сражались мои воины, но больше всего меня порадовало в то туманное утро, что они мгновенно послушались приказа и стали отступать.

Проворность разворота озадачила врага. Они надеялись, что мы бросимся за ними вниз по холму, прямо в лапы людей Араи. В начале сражения мы нанесли врагам значительный урон, и их наступлению мешали трупы павших и воцарившаяся неразбериха. А тут еще полил сильный дождь, превратив землю под ногами в скользкую грязь. Нам повезло, что мы находились ближе к долине с каменистой почвой.

Я скакал сзади: поторапливал воинов и временами отбивался от ближайших преследователей. Там, где долина сужалась, я оставил двести лучших воинов, чтобы они держали оборону как можно дольше и выиграли время для отступления основных сил.

Мы ехали весь день и к ночи оторвались от преследовавших, хотя потеряли людей и арьергард – половину воинов. Я велел всем отдохнуть пару часов. Погода ухудшалась, набирал силу ветер. Поэтому мы продолжили путь ночью и на следующий день: практически не ели, не переводили дух, иногда сражались с группами нагнавших нас всадников и отчаянно пробирались к побережью.

Той ночью мы приблизились к Маруяме, и я послал Сакаи вперед выяснить положение в городе. Из-за непогоды он предложил ретироваться в замок, а я по-прежнему не хотел ввязываться в долгую осаду и сомневался в преданности жителей. Мы сделали короткий привал в храме, подкрепились и успокоили лошадей. Усталость стерла воспоминания о том времени. Я осознавал, что потерпел поражение – бесповоротное. Отчасти жалел, что не погиб на поле боя в попытке спасти Каэдэ, отчасти продолжал верить в пророчество, которое должно сбыться. Веки опускались от усталости и боли, тело ломило от жажды сна.

Меж столбов гулял порывистый ветер, то и дело сотрясалась крыша, приподнималась, будто собиралась улететь. Воины почти не разговаривали – вокруг витал дух безропотного смирения. Мы не переступили порог в страну мертвых, но неумолимо туда направлялись. Кроме караульных, все спали, но я не мог заснуть. Мой долг – привести армию в безопасное место. Я понимал, что нужно идти дальше, не дожидаясь рассвета, но мне было жаль будить измученных людей.

«Еще пару минут, – повторял я про себя, – вот-вот вернется Сакаи». Наконец сквозь шум дождя и ветра послышался топот копыт, и, как мне показалось, не одного коня, а двух.

Я вышел на веранду, всмотрелся в темноту и увидел Сакаи, за ним Хироши соскользнул со спины старой костлявой клячи.

– Я встретил мальчика на дороге около самого города, – выкрикнул Сакаи. – Он скакал к нам! В такую-то погоду! I

Они были троюродными братьями, и в его голосе звучала гордость.

– Хироши! – позвал я, и он подбежал к веранде, расстегнул хлюпающие сандалии и пал на колени.

– Господин Отори.

Я затащил его в храм от дождя и изумленно осмотрел.

– Дядя мертв, город сдался людям Араи! – гневно сообщил мальчик. – Поверить не могу! Как только вы уехали, старейшины приняли такое решение. Дядя не мог согласиться с ними и покончил с собой. Люди Араи приехали рано утром, и старейшины сразу уступили.

Хотя я и ожидал подобных вестей, удар был слишком жесток. Особенно огорчила смерть Сугиты, столь преданного вассала Каэдэ. Хорошо, что я прислушался к внутреннему голосу и рассчитал отступление на побережье. Надо тотчас отправляться, пусть караульные разбудят людей.

– Ты проделал такой путь, чтобы сообщить мне? – спросил я Хироши.

– Даже если вся Маруяма предаст вас, я не стану, – сказал он. – Я обещал приехать, выбрал самую смирную лошадь в конюшне!

– Лучше бы ты остался дома. Неизвестно, что ожидает меня.

– Мне самому стыдно, – тихо произнес Сакаи. – Я не сомневался, что они будут на вашей стороне.

– Нельзя их винить, – возразил я. – Араи намного могущественней, а Маруяма, как известно, не выдержит долгую осаду. Лучше сдаться сразу, уберечь людей и сохранить урожай.

– Они думают, что вы вернетесь в город, – сказал Хироши. – Большая часть людей Араи поджидает вас у Асагавы.

– Хорошая весть. Им и в голову не придет, передвигаться к побережью. Если будем скакать день и ночь, доберемся туда за пару дней. – Я повернулся к Сакаи. – Нельзя допустить, чтобы ребенок ослушался старейшин и отдал жизнь заведомо проигранному делу. Забери Хироши обратно в Маруяму. Я снимаю с вас всякие обязательства.

Оба категорически отказались покинуть меня, времени спорить не было. Воины уже стояли наготове. Шел сильный дождь, однако ветер спал, пробудив надежду, что гроза пошла на убыль. В темноте пришлось передвигаться не быстрей быка. Люди впереди освещали путь факелами, которые часто гасли и дымились. Мы слепо шли следом.

О подвигах Отори написано много сказаний, баллад и хроник, но ни одна из них не захватывает дух так сильно, как описание нашего отчаянного и обреченного бегства через страну. Мы все были молоды и обладали неукротимой энергией и безрассудством, свойственным этой поре. Скакали быстрей, чем можно представить, но все же недостаточно быстро. Я всегда ехал сзади, подгонял людей и никому не давал потеряться. В первый день мы отбили два нападения настигших нас противников, выиграв драгоценное время для отрыва основного войска. Затем преследование прекратилось. Полагаю, враг решил, что мы не станем продолжать путь в самое сердце бушующей грозы.

Дождь с ветром хлестали нас всю дорогу; малейшее ухудшение погоды, и не осталось бы шанса переправиться на кораблях. На вторую ночь Шан так устал, что едва переставлял ноги. Пока конь с трудом шагал, я дремал у него на шее, и мне снилось, будто рядом едут покойные. Вот Амано окликнул Йоро, и юноша рассмеялся в ответ. Вот ко мне приблизился Шигеру, а сам я восседаю на Раку. Мы направлялись в замок Хаги, как в день моего усыновления. Я увидел в толпе врага Шигеру, однорукого Андо, и услышал вероломные голоса господ Отори. Повернул голову и хотел предупредить, но тут увидел его уже при смерти на берегу реки Инуямы: глаза помрачнели от боли, изо рта текла кровь.

– Ято у тебя? – спросил он, как и тогда.

Я резко проснулся. Так промок, что чувствовал себя духом реки, который вдыхает воду вместо воздуха. Впереди подобно призракам двигалась армия. Издалека доносился шум прибоя, на рассвете показалось открытое ветрам побережье.

Острова скрывало полотно дождя, с каждой минутой крепчал ветер. Он завывал словно демон в муках. Мы подошли к утесам, где некогда поджидал меня Хаймэ. Две сосны вырвало с корнем и бросило поперек дороги. Пришлось поднять их, чтобы проехать на лошадях.

Я возглавил войско и повел людей к храму Каттэ Йонья. Одно из зданий лишилось крыши, остатки соломы перекатывались по саду. К уцелевшей части был привязан конь Макото. Он свесил голову, стоя рядом с незнакомым мне жеребцом. Сам Макото был внутри с Риомой.

Не успели они открыть рот, как я понял: надежды никакой. Меня поразило, что Макото сумел добраться сюда. И совсем чудом казалось, что он нашел Риому. Я обнял обоих, переполняясь благодарностью за верность. Позже выяснилось, Риому прислал Фумио, велев передать, что меня встретят, как только прояснится погода.

Мы потерпели поражение не из-за отсутствия предвидения, храбрости или выдержки. Нас подвела погода, великая стихия, сама судьба.

– Е-Ан тоже здесь, – сообщил Макото. – Он сел на свободного коня и поскакал за мной.

Я и не вспоминал Е-Ана во время бегства к побережью, но не удивился нашей встрече. Он словно должен был появиться сверхъестественным способом, как всегда возникал в моей жизни. Мне не хотелось говорить с ним. Я слишком устал, а еще надо было разместить людей в зданиях храма, напоить коней и спасти остаток промокшей провизии. Потом придется ждать, пока угомонится тайфун.

Прошло два дня. Я проснулся посреди ночи и понял, что меня разбудила тишина. Ветер утих, с карнизов стекали капли, а дождь прекратился. Люди вокруг спали как убитые. Я поднялся и вышел наружу. Звезды светили ярче ламп, воздух стал чист и холоден. Я пошел взглянуть на коней. Меня тихо поприветствовали караульные.

– Погода прояснилась, – радостно сказал один.

Я проник на старое кладбище. В разрушенном саду подобно призраку появился Е-Ан. Он всмотрелся мне в лицо.

– Вы в порядке, господин?

– Надо решать, поступить ли, как следует воину, или нет, – ответил я.

– Вы должны благодарить Бога, – ответил он. – Поражение позади, остальные битвы принесут победу.

Я говорил то же самое Макото, но тогда меня еще не сокрушили дождь и ветер.

– Настоящий воин вспорол бы себе живот, – вслух подумал я.

– Вы не можете распоряжаться своей жизнью. У Бога есть на вас виды.

– Если я не убью себя, мне придется сдаться Араи. Он наступает мне на пятки, Терада не успеет забрать нас.

Ночной воздух был прекрасен. Я слышал приглушенный шелест крыльев совы, в старом пруду квакала лягушка. Волны шуршали по галечному побережью.

– Что собираешься делать, Е-Ан? Вернешься в Маруяму?

Я с ужасом представил, что станет с неприкасаемыми без моего покровительства. В стране волнения, и на них обрушится еще больший гнев. Их превратят в козлов отпущения: возненавидят земледельцы, устроят гонения воины.

– Я очень близок к Богу, – заявил он. – Думаю, он скоро заберет меня.

Я не знал, что ответить.

– Вы избавили моего брата от страданий в Яма-гате, – вдруг вспомнил он. – Если представится случай, даруйте и мне свободу.

– Не говори так, – возразил я. – Ты спас мне жизнь, а теперь просишь убить тебя?

– Пожалуйста. Я не боюсь смерти, но боюсь боли.

– Возвращайся в Маруяму, – велел я. – Возьми коня, на котором прискакал. Держись подальше от дороги. Я пришлю за тобой, если смогу. Но знай, Араи, скорее всего, уничтожит меня. Вероятно, мы больше не увидимся.

Он слегка улыбнулся.

– Спасибо за все, что ты сделал для меня, – сказал я.

– Все, что произошло, это часть божьего замысла. Благодарите Его.

Я проводил Е-Ана до конюшни и поговорил с караульными. Они удивленно наблюдали, как я отвязал жеребца, и неприкасаемый запрыгнул на него.

Когда он исчез в темноте, я снова лег, но не смог заснуть. Я думал о Каэдэ и своей любви к ней. Думал о странной жизни своей. Хорошо, что я прожил ее именно так, несмотря на все ошибки. Ни о чем не пришлось сожалеть, разве что о тех, кто погиб из-за меня. Наступил ярчайший рассвет. Я тщательно вымылся и причесал волосы. Когда проснулись воины, велел им сделать то же. Позвал Риому и поблагодарил его за службу. Попросил его подождать, пока дойдут вести о моей смерти и передать их Фумио на Ошиму. Затем собрал людей и выступил перед ними с речью.

– Я намерен сдаться господину Араи. Надеюсь, взамен он сохранит вам жизнь и примет к себе на службу. Я благодарен вам за вашу преданность. Никому еще так не служили, как мне.

Приказав им ждать в храме под предводительством командиров, я попросил Макото, Сакаи и Хироши следовать за мной. Макото нес знамя Отори, а Сакаи – флаг Маруямы, оба разорванные и запачканные грязью. Кони с трудом передвигались, однако поднявшееся солнце разогрело их немного. Над головой пролетел косяк диких уток, в лесу протрубил олень. Ярко-голубое небо было ясным, только над Ошимой повисли облака.

Мы миновали выкорчеванные ветром сосны. Гроза оставила выбоину на дороге и скосила утес, где прятался Хаймэ. Валуны скатились вместе с оползнем. Кони пробирались сквозь преграды, а я думал о борце. Попади стрела в цель, были бы живы Йоро и многие другие. Тело Хаймэ лежало неподалеку незахороненным. Скоро за него отомстят.

Мы уехали довольно далеко, когда послышался быстрый топот копыт. Я поднял руку, чтобы все остановились. К нам приближались всадники, около сотни. Над ними развевались два знамени с гербом Араи. Завидев нас, они резко придержали коней.

Предводитель поскакал вперед. На нем были доспехи и искусный шлем, украшенный месяцем.

Спасибо солнечному теплу, я больше не дрожал и мог говорить твердо.

– Я Отори Такео. Это Сугита Хироши, племянник господина Сутиты из Маруямы. Я прошу вас сохранить ему жизнь и вернуть клану. Пусть его сопроводит двоюродный брат Сакаи Масаки.

Хироши молчал. Я гордился им. Предводитель слегка кивнул, что, видимо, означало согласие.

– Я Акита Цутому, – представился он. – Мне велено доставить господина Отори к господину Араи. Он желает говорить с вами.

– Я готов сдаться господину Араи, – сказал я, – при условии, что он пощадит моих людей и возьмет их к себе на службу.

– Они могут следовать вместе с вами, если настроены мирно.

– Пошлите за ними Кубо Макото. Он велит им сдаться без боя. Где его светлость?

– Неподалеку отсюда. Переждал тайфун в Шухо. Макото уехал с львиной долей воинов, а мы с Сакаи и Хироши поехали дальше за Акитой.