Скачай ту тёлку

Глава 7

Мы втроем живо обернулись на голос и уставились на давешнего охранника, которого Квага совсем недавно одарил куском шифера и молотком. Видимо, турок не дежурил у задней двери, а просто вышел покурить и теперь возвращался обратно, когда внезапно наткнулся на нас.

Мы бросились врассыпную. Охранник выбрал из трех целей самую простую – Катю – и, не мудрствуя лукаво, устремился к ней. Девочка явно пребывала не в лучшей физической форме; быстро задохнувшись, она замедлила шаг и тем самым позволила турку себя поймать.

- Герман! – Ее крик заставил меня резко остановиться и обернуться.

Турок обхватил ее обеими руками и прижал к себе, как родную дочь. Я закусил нижнюю губу: надо было вытаскивать Катю из его лап, но как это сделать, я попросту не знал.

- Ну че ты? – окликнул меня Квага.

Я оглянулся на него, потом снова уставился на девушку. Ее взгляд умолял о помощи.

- Что тут происходит? – воскликнул Огуз, вылетев из каморки.

Увидев меня, он удивленно выгнул бровь. Ему понадобилось буквально две-три секунды, чтобы оценить обстановку.

А потом он выхватил из кобуры пистолет.

Иногда страх оказывается куда сильней, чем желание помочь плачущей девушке. Вчера на меня впервые наставили пистолет, и я от неожиданности просто завис, будто старый «пентюх». Теперь же я бросился бежать, как опаздывающий в страну чудес кролик, и выстрелы позади подгоняли меня получше любых часов. Бутылки разлетались от пуль, а я все бежал, петляя между рядами паллетов, пока не вылетел в дверь. Едва я оказался в коридоре, Квага захлопнул ее и задвинул железный засов. Мы устремились к выходу из склада, понимая, что засов не задержит турок надолго. Выскочив наружу, мы побежали в направлении города, надеясь, что на нас просто забьют и догонять не станут. В конце концов, кто такие Герман и Квага?

Эх, скорей бы попасть домой…

И вот тут мне будто мощнейшую пощечину отвесили. Я замер, как вкопанный, а потом медленно оглянулся назад. Квага, пробежав еще несколько метров, тоже остановился и удивленно покосился в мою сторону. Оба мы тяжело дышали: бегать нам доводилось не слишком часто.

- Чего ты встал, Герман? – воскликнул Квага, улучив момент между частыми вдохами и выдохами. – Погнали!

- Не могу я уйти, старик, - ответил я. – Неправильно это.

- В смысле? – не понял мой рыжий друг. – Это ты из-за Кати, что ли?

- Из-за Кати, - нехотя подтвердил я. – Надо ее вытащить.

- Герман, это уже не просто шуточки, - сказал Квага, пристально глядя на меня. – Там вооруженные турки и эта гнида Лопарев. Что мы с ними поделаем?

- Ах, это не шуточки? – неожиданно зло воскликнул я. – А когда мы Катю качали, наугад, так, развлечения ради – это вот для тебя еще «просто шуточки» были, да?

- Ты там тоже был, если не помнишь! – оскорблено парировал рыжий гений.

- Я-то помню. И именно поэтому предлагаю тебе вернуться. Это ведь мы с тобой ее скачали, мы разворошили муравейник. И пока она не попадет домой, мы ее должны защищать, понимаешь? Мы в ответе за тех, кого мы скачали, Квага. Если ее убьют, эта кровь будет на наших руках.

Он стоял, глядя на угрюмое здание склада, и не знал, что ответить. Взгляд его был хмурый, линия губ – прямой, словно линейкой чертили, а брови гуляли вверх-вниз, как болтающиеся на воде хлипкие лодчонки. Квага отчаянно пытался перебороть свой страх, и я не торопил его, понимая, что пересилить себя и вернуться в осиное гнездо крайне непросто.

- Давай хотя бы отдышимся для начала? – попросил он наконец.

Я облегченно вздохнул и охотно кивнул:

- Давай.

* * *

Стянув мокасины, Гармашов прошел в комнату дочери и со всего размаху плюхнулся в кресло. Он чувствовал себя разбитым и опустошенным. Если утром, до визита к Селиванову, Костя был полон надежд, то теперь все они его оставили. Он вновь стоял у стены, сложенной из вопросов, и растерянно перебегал с одного кирпичика на другой. Ни перелезть, ни пробить… Безысходка полная.

Внезапно мобильник взорвался раскатистой трелью. Гармашов вынул телефон из кармана и, посмотрев на дисплей, удивленно выгнул бровь. Поднеся трубку к уху, Костя спросил:

- Что-то случилось, па?

- Привет для начала, - отозвалась трубка голосом Гармашова-старшего.

- Привет.

- Ты когда наконец отцу кружку занесешь, которую мне Катенька подарила? – сварливо проворчал телефон.

- Слушай, па, мне сейчас не до кружки, если честно… - пробормотал Костя.

Он не стал говорить о том, что Катя пропала: и без того едва функционирующее сердце старика могло не вынести подобного удара.

- Опять по уши в работе? – с пониманием произнес отец.

- Угу.

- Ну, отправь, как сможешь, ладно?

- Включай приемник, - сдался Гармашов. – Сейчас через Катин комп вышлю.

Он огляделся по сторонам в поисках злосчастной кружки. Куда же она запропастилась? Костин взгляд гулял по комнате до тех самых пор, пока не наткнулся на «вертушку», одиноко стоящую на краю стола.

- А что, если так… - неуверенно пробормотал Гармашов, нажав кнопку включения.

Едва он вошел в «Рупор» - русский аналог допотопного иноземного «Скайпа» - динамики тут же ожили:

- Так ты дома, что ли?

- Да, - сказал Костя.

- Чего я тебя не вижу?

- Тут камера отключена…

Он запустил «Каталог» и, пролистав список доступных для передачи вещей, выделил кружку. Оказывается, все это время она стояла на книжном шкафу, так что углядеть ее из кресла попросту не представлялось возможным.

- А чего ты не в офисе? – продолжал расспросы старик.

- Взял работу на дом, - соврал Гармашов. – Принимай.

Шкала передачи споро окрашивалась в красный цвет. Костя откинулся в кресле и устало зевнул: сказывалась бессонная ночь. Усталость практически умоляла главу «Н-Транса» вздремнуть хотя бы часок-другой, но он упрямо гнал ее прочь: пока не найдется Катя, спокойно поспать все равно не удастся.

Внезапно шкала пропала, и на экране появилось сообщение: «Сбой передачи». Одновременно с этим со шкафа вниз плюхнулась фигурная ручка и, стукнувшись о пол, запрыгнула на ковер, где и замерла, блестя гранями в лучах ленивого апрельского солнца. Гармашов уставился на ручку так, будто это была граната с выдернутой чекой. Мысли в голове начали споро выстраиваться в логическую цепочку…

«Рупор» глюкнуло, и кружка передалась не полностью. Так бывает, пусть и очень редко. В итоге у Гармашова-старшего теперь есть кружка с отколотой ручкой, а у Кости – собственно ручка, которая теперь лежит на ковре.

Ручка на ковре.

Внезапно Гармашов все понял. Он споро открыл редактор прошивки и забрался в святую святых «энтэшки» - программный код, отвечающий за работу нового детища «Н-Транса». Взгляд скользил по строкам проворно, словно опытный серфенгист по волнам. Нормально, отлично, похоже на правду… а вот это что?

Гармашов нахмурился. Попытавшись пройти по ссылке на подпрограмму, он неожиданно уткнулся в защитный барьер. Скрипя зубами, Костя уставился на мигающее сообщение на экране.

Что же ты там спрятал, Лопарев?

«Пора вспомнить прошлое?» - усмехнулся внутренний голос.

Не теряя времени даром, Костя через домашнюю сеть нырнул в папку «НЗ», где хранилось множество мелких программок, которые глава «Н-транса» написал еще до кооперации с «Прометеем». Большинство, разумеется, не относилось к разряду «выдающихся» – скорее, это были просто шутихи, созданные с одной целью только – набить руку. Однако имелись в директории фишки и посерьезней.

Например, грубоватый, но действенный «Медвежатник» - отменный взломщик паролей. Костя всегда давал своим программам звучные имена, чтобы не путаться в них спустя время.

Запустив «Медвежатник», Гармашов натравил его на Лопаревский пароль. Взломщик провозился с защитой ведущего программиста «Н-транса» не меньше пяти минут, что свидетельствовало о неплохой подготовке Бориса. Однако в конечном итоге суровый «Медвежатник» взял верх в этом непростом поединке, чем вызвал у создателя самодовольную улыбку: в тот момент он почувствовал себя едва ли не Стивом Джобсом.

Однако то, что открылось Гармашову в следующий миг, заставило его улыбку упорхнуть прочь. Это был настоящий прорыв. Лопарев нашел способ транспортировать человека. Живого человека. С помощью «вертушки».

Гармашов, не мигая, смотрел на экран и не верил своим глазам.

Но почему Лопарев ничего ему не сказал? Это же Нобелевка, не меньше… и новое будущее для всего человечества. Никаких тебе поездов, автомобилей, кораблей и самолетов – только нуль-транспортировка.

Но, похоже, Лопарева мало волновала идея всеобщего счастья. Скорее всего, данная подпрограмма была создана с одной-единственной целью – выкрасть Катю. Лопарев хочет заставить Костю плясать под свою дудку и для этого похитил его дочь. Что нужно Борису? Деньги? Вряд ли. Пост главы «Н-транса»? А вот это уже больше похоже на правду…

Мобильный зазвонил снова: Гармашов-старший наверняка желал узнать, почему у Катиной кружки откололась ручка. Костя, не раздумывая, сбросил вызов и тут же набрал номер Селиванова.

- Алло? – послышалось в трубке.

- Товарищ капитан! – взволнованно воскликнул Гармашов. – Кажется, я знаю, кто и как похитил мою дочь.

На том конце провода Селиванов отставил в сторону чашку кофе и весь обратился в слух.

* * *

На этот раз мы решили соригинальничать и войти через главные двери. Логика была проста – от двух безоружных программистов из захолустного городка никто такой откровенной наглости не ждет. Ставка сыграла: мы беспрепятственно проникли внутрь и оказались в широком коридоре, освещенном парой поросших паутиной ламп дневного света, которые закреплены были под потолком. Шаги гулким эхом отдавались от стен. Мы приближались к дверям, ведущим в общий зал склада. Квага проверил планшет и, в ответ на мой вопросительный взгляд, кивнул: сеть в порядке. Выкрутимся, если что.

Внезапно из зала послышались голоса. С каждой секундой они становились все громче. Я встревожено покосился на Квагу: кажется, сюда шли люди Огуза. Взволнованные, мы метнулись к первой попавшейся двери, намереваясь спрятаться за ней; к счастью для нас, она оказалась не заперта.

- Это еще что? – пробормотал Квага.

Мы стояли на бетонной площадке метр на метр, от которой вниз уходила узкая лестница с металлическими ступенями и перилами.

- Пойдем, что ли? – сказал я со вздохом.

- Туда? Что-то не шибко хочется… - признался мой рыжий друг.

- Нет, можно, конечно, стоять и ждать, пока люди Огуза нас найдут, но мне такая перспектива не слишком нравится, - пожал плечами я.

- Мне тоже, - нехотя признал Квага. – Что ж, тогда пошли, что делать?

Что находилось внизу, мы могли только предполагать. Из подслушанного диалога Огуза и Лопарева я понял лишь то, что у них имеются общие дела с неким Айдыном, которому отец Лопарева контрабандой поставляет расширители интернет-канала, запрещенные в большинстве стран мира. И, надо думать, расширители эти нужны туркам не для пересылки стеклотары – наверняка тут замешано что-то покруче, вроде оружия или наркотиков.

Лестница наконец-то закончилась, и мы уткнулись в массивную железную дверь со смотровым окошком. Прислушавшись, я различил шум голосов. Внезапная догадка поразила меня своей простотой; на самом деле, эта версия должна была прийти на ум сразу, но, любой логике вопреки, она где-то загуляла по дороге и явилась в голову только сейчас.

То, что я увидел, отодвинув заслонку в сторону, лишь подтвердило мое предположение.

Внутри были девушки. Рыжие, белые, длинноногие, пышногрудые – на любой вкус. Будущие наложницы турецких богатеев, в том числе – уже означенного Айдына. А Лопарев нужен бандитам, чтобы упростить торговлю живым товаром. Это же так удобно – за считанные секунды можно переслать девушку в Стамбул, Багдад или вообще на Аляску, лишь бы там интернет был. Всего-то надо вооружиться «вертушкой», подъехать к подходящей под описание клиента красотке и одним нажатием клавиши отправить ее в пункт назначения. И девушке уже никуда не деться – ни паспорта, ни других документов при себе нет, страна – чужая и недружелюбная, да и с деньгами облом; как итог, ей остается лишь потакать желаниям нового хозяина, оплатившего ее покупку через веб-мани, и надеяться, что в один прекрасный день толстосум смилуется и отправит ее обратно на историческую родину.

Надежда умирает последней, верно?

- Ужас какой… - пробормотал Квага.

Его голос привлек внимание пленниц. Возбужденные, они кинулись к двери и, с надеждой глядя на нас через смотровое окошко, заголосили:

- Вы кто?

- Вы не похожи на людей Огуза!

- Вы ведь нас спасете, мальчики? Ну, пожалуйста…

- Да откройте уже эту проклятую дверь!

- Видели, что они с Юлькой сделали?

При упоминании Юльки девушки заохали, загалдели еще громче, а мне вспомнились слова Огуза: «Одна половина в Пушкине, вторая в Анкаре». Наверное, в середине передачи пресловутый вирус разорвал связь, и несчастная Юлька, конечно же, не пережила этого сбоя. Наверное, Огуз показывал Лопареву то, что не передалось – нежно собранные в полиэтиленовый пакет останки бедняжки.

Я представил, что подобное вполне могло случиться с Катей, когда мы беззастенчиво выдернули ее из питерской квартиры, и невольно поежился. Квага, судя по всему, подумал о том же – по крайне мере, лицо его приобрело зеленоватый оттенок.

- Ну мы и кретины… - пробормотал он.

С ним сложно было поспорить. Прервись передача немного раньше, и мы с Квагой моментально перешли бы из разряда незадачливых хакеров в разряд невольных убийц.

- Ну чего вы ждете, мальчики? – Одна из пленниц просунула худенькую руку в оконце и тронула меня за плечо. – Откройте уже, не томите!

- Да у нас и ключа-то нет… - пробормотал я, инстинктивно отшатнувшись назад.

- Гляди-ка, кто тут! – послышалось откуда-то сверху.

Галдеж напуганных девушек, похоже, привлек внимание проходивших мимо турок. Двое верзил смотрели на нас сверху вниз и криво улыбались при этом.

- Кончаем их? – спросил носатый крепыш, обращаясь к смуглому напарнику.

- Давай лучше к Огузу отведем. Пусть он сам решает, как с ними поступить.

Размахивая планшетом, Квага отчаянно пытался поймать сеть, однако здесь, в подвале, сделать это было практически нереально.

Мы наконец-то попались.

Девушки провожали нас разочарованными стонами и оханьями. Турки отобрали у рыжего гения планшет и с равнодушным видом попросту растоптали драгоценный девайс. На глазах Кваги навернулись слезы: он безумно любил своего маленького микропроцессорного товарища, не раз выручавшего его и до, и во время нашего путешествия в Питер. И вот теперь планшет почил под каблуком носатого турка…

Грусть, тоска и обида.

- Огуз! – воскликнул смуглый, когда они вместе с напарником ввели нас в общий зал.

- Чего тебе? – донеслось из каморки.

- Мы тут тех двоих поймали, которые с девкой по складу ошивались.

- О! – воскликнул Огуз, появляясь из своего убежища. – Так они же сбежали вроде бы?

- Видимо, решили вернуться, - пожал плечами носатый.

- За сукой, наверное, пришли, - хмыкнул Огуз.

Ухватив меня двумя пальцами за подбородок, он вздернул его вверх и, глядя мне в глаза, спросил:

- Так ведь, гаденыш?

- Так, - нехотя пробормотал я.

- Дружба, сострадание и любовь косят молодежь хлеще, чем наркотики и выпивка, - хохотнул Огуз. – Вы что же, всерьез рассчитывали ее спасти?

Мы молчали. Он потешался над нами, смеялся в лицо, прекрасно понимая, что ни я, ни Квага уже никак не можем помешать их планам. Огуз явно относился к той категории людей, которые глумятся над слабыми, а сильным преданно «шестерят», выполняя любые их приказы и поручения в надежде на похвалу.

- Где вы их нашли? – спросил предводитель турок, убрав руку от моего лица.

- У девок, - отозвался смуглый. – Они зачем-то к ним в подвал поперлись, те верещать начали, ну, а мы это услышали и спустились посмотреть, из-за чего шум.

- Так вы еще и товар мой хотели украсть? – Огуз с неодобрением покосился на нас с Квагой. – Фига се вы дерзкие!

И снова мы ничего не сказали в ответ. Он скрипнул зубами, поняв, что разговор не клеится, и нетерпеливо воскликнул:

- Короче! Раз уж вы здесь, не стану лишать вас удовольствия наблюдать перенос вашей дражайшей Катеньки Гармашовой в Анкару. По счастливой случайности, тамошний наш клиент, Айдын, счел возможным заменить погибшую проститутку вашей юной спутницей. Более того, он даже пообещал заплатить сверху, если мы все-таки передадим ему вашу подружку.

- Я думал, она нужна вам, чтобы надавить на Гармашова! – вырвалось у меня.

Сердце бешено стучало в груди. Для Кати перенос в Анкару был равносилен долгой и мучительной смерти. Я представил, как жирный и потный турок прижимает к себе перепуганную девушку, и едва сдержал рвоту.

- Ха! – саркастически усмехнулся Огуз, победно глядя на нас сверху вниз. – Да на кой нам этот долбанный программист? Глупый, глупый мальчик! Пусть «Н-Транс» процветает, нам это только на руку, ведь, пока он процветает, мы за ширмой спокойно будем делать наши дела… И зачем вы ее скачали, а? – спросил он с неожиданной грустью. – Жили бы себе в своем городишке, никого не трогали, так нет же - надо было вам высунуться! И чего ради, спрашивается? Для чего?

- Это был научный эксперимент, - пробормотал Квага, пряча взгляд в пол.

- И чему же он вас научил? – сощурился турок.

- Что не надо совать нос, куда не надо, - буркнул я.

- Правильно! Правильно, черт побери! – воскликнул Огуз, нелепо всплеснув руками. – Но, к сожалению, поняли вы это слишком поздно. Как там в вашей дурацкой пословице? Хорошая мысля приходит опосля… Очень к месту!

Он потянулся к кобуре, когда из глубин зала внезапно раздался голос:

- Руки вверх, да так, чтобы я их видел!

Огуз от неожиданности замер; лишь глаза его бегали из стороны в сторону, пытаясь разглядеть говорившего. Из-за паллетов, бесшумно ступая, стали выходить вооруженные автоматами полицейские в полной амуниции. Они шустро окружили нас с турками и замерли, ожидая дальнейших приказов командира.

- Проверить каморку! – выйдя из укрытия, воскликнул высокий усач, судя по лычкам, капитан полиции. – И чтобы девочка не пострадала!

Двое автоматчиков живо нырнули в каморку и практически тут же вернулись: один подталкивал в спину Лопарева, а второй вел за собой нашу зеленоглазую спутницу, бережно обнимая ее за плечи свободной рукой.

- Катя! – воскликнул мужчина в белом плаще, появляясь из-за спины капитана.

- Папа! – просияла девушка и бросилась к отцу.

Они встретились в самой середине зала и сжали друг друга в объятьях. Я смотрел на Гармашова и видел, как в уголках зажмуренных глаз блестят слезы радости, которые в самые трогательные моменты невольно просачиваются наружу назло подспудному желанию мужчины не показывать окружающим свою слабость. Если бы программиста попросили описать чувства, которые переполняли его в тот чудесный миг, он бы наверняка вспомнил такие слова, как «счастье», «облегчение», «покой».

Но, несмотря на бесконечную радость от воссоединения с дочкой, у Константина Ивановича имелись еще другие дела, и потому Катю пришлось временно отпустить. Резко выпрямившись, глава «Н-Транса» быстрым шагом подошел к капитану полиции и замер рядом с ним. Взгляд Гармашова стал злым, колючим; он ненавидел всех, на кого сейчас смотрели стволы автоматов, и в особенности – предателя Лопарева.

- Гнида, - процедил Константин Иванович, сверля в мерзавце дырку за дыркой.

- Это, значит, и есть ваш Лопарев? – уточнил капитан полиции, глядя на поникшего программиста.

- Он самый, - отрывисто кивнул Гармашов.

- У них еще в подвале девушки заперты! – воскликнул я. – Они их там собрали для пересылки в Турцию!

Дула всех без исключения автоматов разом уставились на меня, отчего по спине тут же забегали назойливые мурашки. Мне сразу вспомнилась сценка, которую я представлял себе уже неоднократно – та самая, в которой полицейские врываются в Квагину квартирку и наставляют на нас стволы, а их главный объявляет, что мы по уши вляпались. И если раньше я не особо переживал, то теперь готов был душу дьяволу продать, лишь бы оказаться подальше от угрюмых копов и разгневанного отца, который, нахмурив брови, смотрел на меня из-за спин автоматчиков.

- А это еще кто? – спросил он, обращаясь то ли к капитану, то ли к Лопареву.

Поймав на себе вопросительный взгляд Кваги, я едва заметно кивнул и уже открыл было рот, чтобы начать свою исповедь, когда окружающую тишину внезапно взорвал тонкий девичий голос.

- Друзья.

Я своим ушам не поверил. Приподнявшись на цыпочках и вытянув шею, я удивленно уставился на нашу зеленоглазую проблему.

Катя стояла посреди зала, перекатываясь с носка на пятку. Капюшон Квагиной толстовки она отбросила назад, и потому светлое лицо девушки было хорошо видно всем присутствующим. Ее глаза снова блестели от слез, но на сей раз это были не те слезы, которые вынуждают тебя действовать вопреки обстоятельствам и здравому смыслу; эти, нынешние, уверяли:ты все сделал правильно.

Поймав мой взгляд, Катя улыбнулась мне – добродушно и непринужденно – и на всякий случай уточнила:

- Мои друзья, па.

* * *

Николай Трофимович сидел в кресле и смотрел по телевизору репортаж о пушкинской банде, которая занималась транспортировкой русских девушек в Турцию. Способ транспортировки почему-то не уточнялся; корреспондент, пробубнив свой текст и заверив зрителей, что «абсолютно все участники банды будут наказаны», передал слово метеорологу и спешно исчез с монитора.

Выключив бесполезный ящик, Николай Трофимович достал из кармана мобильный и отправил на один из номеров телефонной книги всего одно слово: «Конец». После он вытащил из трубки сим-карту и, подойдя к раскрытому окну, выкинул ее из квартиры.

- Во времена… - проворчал старик, проковыляв к своему моноблоку и щелкнув кнопку включения.

Первым делом Николай Трофимович сунулся в «Рупор», где не бывал ни разу за последние два дня. Едва программка открылась, в углу экрана появилось сообщение:

«Пользователь van_sem удалил вас из друзей».

Щелкнув на уведомление, Николай Трофимович обнаружил прощальный текст, которым Иван Семенович решил порадовать старого приятеля. Сообщение Гармашова-старшего гласило:

«Узнав подробности дела от моего сына, я вынужден сообщить вам, Николай Трофимович, что вы – форменный мерзавец, а сын ваш – негодяй и преступник. Открытие Бориса могло перевернуть мир, а он распорядился им так эгоистично и глупо! Но вы, надо думать, тертый калач, Николай Трофимович, и найдете способ избежать наказания… к сожалению.

Мне жаль, что я столько времени потратил на общение с вами.

И мне безмерно жаль, что из-за таких, как вы, страдает наука. Вы не даете ей осуществлять главную ее задачу – делать человеческую жизнь лучше. Вы – главный тормоз научного прогресса.

Прощайте.

P. S. Brûle dans l'enfer, le bouc.**»

- Кругом одни полиглоты… - пробормотал Николай Трофимович и, сняв очки, потер переносицу двумя пальцами.

Нужно было звонить адвокату.

Срочно.

** - в переводе с франц. «Гори в аду, козел»

КОНЕЦ