Скажи, что простишь (СИ)

Глава 10

После общения со Светой у меня портится настроение. Жалко ее до слез. Она хорошая, а мужик достался… Не мужик, а ходячий генератор проблем, пожиратель душ, а вообще абъюзер с большой буквы М.

А ведь она так любила его. Я помню тот день, когда она пришла с горящими глазами и сказала, что встретила того самого. Мы еще тогда посмеялись, что теперь у нее есть ради кого сердце из груди доставать. Кто же знал, что этот гад так и поступит? Достанет, поиграется и растопчет.

У них дикая история, хотя… Ничего дикого. Обычная история для семей, в который замешаны деньги. И Света на своей шкурке убедилась, что быть единственной наследницей папиного состояния не так уж и весело. Это не делает тебя счастливой, это делает тебя товаром, который хотят продать подороже. И твои чувства никого не интересуют.

Так с ней и случилось. Подруге потребовалось два года, чтобы вырваться из этой западни. Отбросить в сторону иллюзии, набраться смелости и разорвать порочный круг. Только до конца свободной ей уже не стать — малыш, который так весело барахтается у нее в животе, навсегда связал их со Смолиным.

Мысли о незавидной судьбе подруги отвлекают меня от мыслей о своих собственных проблемах.

У меня разве лучше? Поженились, продержались все два месяца, а потом все просрали. Ну не молодцы ли?

Стыдно. Из-за того, что, поддавшись эмоциям оба забыли о главном. О том, что у человека есть рот! И этим ртом можно говорить. Если бы мы просто нормально поговорили тогда, то всего этого бы не было. Но увы. Егора развели на ревность, и он наломал дров, а я добила остатки.

Тот, кто это провернул с нами – сволочь хитрожопая. Но и мы не лучше. Такую любовь в унитаз спустили. Или не спустили? И есть шанс начать все заново?

За нашими плечами измены, которые не измены, развод. Какие-то девицы у Егора, и до зубовного скрежета правильный Мирон у меня. Так себе багаж, если честно. Но что, если попытаться отставить все это барахло за порогом и сделать первый шаг навстречу друг другу?

Как оказалось, такими думами заморачиваюсь только я. У Малова все просто.

Вечером он притащился ко мне с большой спортивной сумкой.

— Это что?

— Это я переезжаю.

— Ээээ…ммм…пффф…

Мое красноречие сделало ручкой и ушло в туман. Я только глаза таращила, пока он выкладывал стопку футболок, джинсы. Носки. Семь штук, восьмой куда-то ожидаемо запропастился. Труселя. И зубную щетку.

— Егор, — зову его шепотом, — а я тебе разрешала?

Малов посмотрел на меня так, будто я сказала какую-то дичь и ушел в ванную, а я тихонечко присела на край дивана и попыталась найти логическое объяснение происходящему.

Не нашла. Пригорюнилась. Наверное, просто снится.

Тем временем в дверь раздался звонок.

— Я открою! — хозяйничает Егор, выскакивая из ванной.

— Но…

— Это ко мне.

Оказывается, он заказал доставку. Не пиццу или сет роллов, а пять здоровенных пакетов, забитых доверху продуктами.

Малов сам все распихивает по полкам холодильника и в конце удовлетворенно выдает:

— Вот, совсем другое дело.

Действительно.

Я смотрю, как он распоряжается на мой кухне и прикидываю свои шансы на то, чтобы выпереть его на улицу. Они примерно равны нулю, потому что если этот бычок решил остаться, то столько угодно можно его пихать – с места не сопрешь.

Остается второй вопрос. Хочу ли я его выпихивать?

Пока я мучаю себя дурацкими вопросами, Егор достает бутылку красного, наливает два бокала и один из них протягивает мне.

— Повод?

— Я с женой съехался.

— У тебя разве есть жена? Что-то я не вижу, кольца на пальце.

Малов молча достает свое старое кольцо из кармана. Надо же не выкинул…

Достает и второе кольцо. То самое, которое я когда-то бросила в чашу для кальянного пепла.

— Ты зачем их сохранил?

— Знал, что пригодятся.

У меня сердце колотится где-то в горле. Сильно колотится, надрывно, и ладошки от волнения вспотели, и в голове хрен пойми, что творится. Все происходит слишком быстро, слишком неправильно… Или, наоборот, правильно? И судьба просто дает нам дуракам все исправить и переиграть с самого начала?

— Я разве на что-то соглашалась?

— А разве ты хочешь отказаться? — спрашивает Малов, напряженно всматриваясь в мои глаза.

Я тону в его взгляде, захлебываюсь, не понимая, как все это время могла жить без него. Он дурень, но мой. И играть бедную, несчастную обиженку я не хочу и не буду. Все эти звездострадания не для меня. Я девка простая, хочу жить здесь и сейчас, с тем, кого люблю.

Но это не значит, что нервы ему мотать не буду.

— Если думаешь, что я вот так просто все забуду, то зря.

— Это уже мои проблемы – сделать так, чтобы ты забыла, — отмахивается он, и я ни капли не сомневаюсь, что он наизнанку вывернется, чтобы все исправить, — ты мне просто скажи, что простишь. Пусть не сейчас, а со временем. Мне этого будет достаточно.

Блин, а куда я денусь? Прощу конечно. Уже простила.

Забираю один из бокалов и задумчиво кручу им, наблюдая за тем, как алая жидкость стекает по стенкам.

— И что потом?

— Потом? — переспрашивает он, — потом мы будем жить долго и счастливо, и всех бесить своими довольными лицами.

— Хороший план, — невольно улыбаюсь.

Мы аккуратно чокаемся бокалами. Я отпиваю половину, Егор до дна. Отставляет посуду в сторону и потирает руки.

— Ну с, предлагаю отметить это бурным сексом.

— Эй! — возмущаюсь я, но меня уже тащат в комнату, — на это я согласие точно не давала!

— Ты забыла, что я секс-террорист?

Забудешь тут, как же.

***

Спустя час мы валяемся на кровати, разморенные и довольные. Я не понимаю, что творится в моей жизни, но одно знаю наверняка, так задорно трахаться и улетать у меня получается только с Маловым. Нас будто делали друг под друга. Стопроцентное попадание.

Но секс — ведь это не главное? Остальные проблемы тоже как-то надо решать.

— Мы снова вместе? — спрашиваю, задумчиво выводя пальцем неприличное слово на крепком мужском животе, — да?

— У тебя остались какие-то сомнения?

Егор звучит как довольный сытый кот.

— У меня навалом сомнений и вопросов. И главный из них, а не совершаю ли я ошибку, пытаясь второй раз войти в ту же реку?

Он обнимает меня одной рукой и прижимает к себе. Гладит по волосам, едва ощутимо прикасается к ним губами:

— Больше никаких ошибок, Лен. Хватит.

— А если снова начнется какой-нибудь мрак? Жизнь ведь штука долгая и сложная.

— Давай просто пообещаем друг другу, что если начнутся проблемы и возникнут какие-то сомнения, то поделимся ими друг с другом, а не станем заниматься самоедством и додумывать то, чего нет.

— Думаешь, получится?

— Все зависит только от нас.

Похоже, у Вселенной был план. Подкинув нам эту ситуацию, она хотела научить нас главному — умению говорить друг с другом. Озвучивать то, что терзает, а не ждать, когда партнер догадается сам или прочитает мысли, и потом обижаться, что этого не происходит.

Полезный навык, если честно. Уверена, что многим в этой жизни его не хватает.

— А теперь иди сюда, — он усаживает меня сверху. Одну руку кладет на талию, второй сжимает грудь, перекатывая моментально напрягшийся сосок между пальцев, — пиздец, ты красивая.

Я обычная. Не хуже и не лучше остальных, не выделяющая из толпы – пройдешь мимо и не заметишь. Но Егор всегда смотрел на меня так, будто никого прекраснее в жизни не встречал. И от его пошлых, грубоватых комплиментов я чувствовала себя как минимум королевой. Да что там королевой…богиней! Я не знаю, как ему это удавалось, но рядом с ним неуклюжая Ленка превращалась в Елену Прекрасную.

Видать права была бабушка, когда говорила, что главное в жизни – это встретить правильного мужика. С ним расцветешь, как роза по весне. А с неправильным засохнешь, как сорняк.

С Маловым я цвела.

Оставив в покое мою грудь, он спускается ниже. Ведет пальцами по животу, плавно смещается на бедра. Рассматривает меня, а я и не думаю закрываться, потому что с ним превращаюсь в бесстыдницу, в маньячку, готовую к любым экспериментам.

Его член снова наливается желанием несмотря на то, что до этого мы час не могли оторваться друг от друга. Под шальным взглядом Малова я трусь об него мокрыми складками. Балдею от жгучих, скользких прикосновений.

— Я сейчас кончу, — хрипит мой бывший муж.

— Э-нет, дружок, так просто ты от меня не отделаешься.

Немного сдвинувшись назад, обхватываю ладонью горячий блестящий от смазки ствол, и неспешно вожу вдоль него, наблюдая за тем, как Егор прикрывает глаза. Ему в кайф, мне тем более. Приподнявшись, провожу головкой по своей промежности, а потом плавно утапливаю в себе. Ощущение наполненности так восхитительно, что не могу сдержать стон.

Медленно двигаю, слегка покачивая бедрами. Насаживаюсь миллиметр за миллиметром, а когда опускаюсь до самого конца, останавливаюсь, упиваясь своими ощущениями. Потом так же медленно начинаю подниматься.

— Издеваешься?

— Пытаю.

Это пытка удовольствием для двоих. У меня самой сердце колотится как ненормальное, дыхание в хлам и внутренности сводит от желания получить разрядку, но я продолжаю свое темное дело, и неспешно, с оттяжкой и остановками двигаюсь на Егоре.

Хочу, чтобы это продолжалось вечно.

Но у Вечно свои планы. Потому что в самый разгар, когда уже не остается ни границ, ни здравого смысла, раздается звонок. Телефон валяется рядом, и на экране безжалостно высвечивается сухое «Мирон».

— Пошел к черту, — переворачиваю телефон лицом вниз, но Егор внезапно требует.

— Ответь.

— Но…

— Сейчас. Ответь.

Я ничего не соображаю, но покорно беру трубку и подношу ее к уху.

— Да?

В тот же миг Малов крепко сжимает мои бедра и толкается вперед. Так же медленно и мучительно, как это делала я сама. В глазах насмешка.

— Говори, — шепчет одними губами и снова двигается навстречу.

И мне приходится закусить губу, чтобы не застонать в трубку.

Я поняла. Это подлая, гадкая, извращенная месть!

Пытаюсь подняться, но он держит крепко и еще плотнее усаживает на себя, а из динамика доносится:

— Лен, привет.

— Угу, — мычу я. — при…привет.

***

— Может, сходим куда-нибудь, — предлагает он, не представляя какой беспредел творится на другом конце провода, — я соскучился.

Малов, конечно все слышит и издевается. Ревниво сверкая глазами, блокирует меня за бедра, не позволяя ни подняться, ни как-то помешать его движению. Толкается, вжимаясь в меня на всю длину.

— Соскучился?

Я даже голос свой не узнаю. Он сиплый и пьяный. Дурной. И Мирон, каким бы тугим не был, слышит это.

— Лен, у тебя все в порядке?

Снова толчок, в этот раз резкий, выбивающий стон из груди.

— Да…да, — пытаюсь закусить губы, чтобы уж совсем не опозориться, но как же сложно. Особенно, когда наглая рука, бесцеремонно накрывает сладко пульсирующее место между ног.

Я прикрываю динамик и шиплю:

— Я тебя прибью!

— Обязательно, — мерзавец улыбается и продолжает свое черное дело. Доводит меня до безумия.

Смотрю, на сильное тело под собой и дурею. Тем временем из трубки доносится уже почти истеричное:

— Лена! Что с тобой? Тебе плохо?!

О да… Так плохо, что сейчас рассыплюсь на тысячу маленьких довольно хрюкающих Леночек.

— Все хорошо. Ты просто разбудил меня.

— Что с голосом? Что за стон? — докапывается Мирон.

— Потянулась неудачно. Ногу свело.

— Не хорошо врать, — издевается Егор, и в отместку я впиваюсь когтями в каменный пресс, — Ай!

— Что это?

Да как вы меня задолбали.

— В животе урчит, — огрызаюсь и, желая поскорее закончить с этим фарсом, произношу, — я никуда не пойду с тобой, Мирон. Между нами все кончено.

Сколько раз я ему это уже говорила? Когда уже дойдет?

— Да я просто по-дружески…

— Все. Конец.

— Но…

— Финиш.

— Лен...

— До свидания, — скидываю бессмысленный разговор, — все, доволен?

Егор кивает и, спустя мгновения мой мир переворачивается. Вот я сижу на нем, а вот уже распластана на кровати, придавлена тяжелым телом, и губы горят от жадного поцелуя.

Малов ненасытен. Терзает меня, доводит до исступления, наказывает за свою ревность и, клеймит, стирая все, что было прежде.

Я – его, он – мой. Остальное не важно.

Вечером я отправляюсь в кино со Светой. Она уже совсем круглая и очень забавная. Мне безумно хочется, чтобы она, наконец, тоже стала счастливой и так случается, что ее Счастье, живущее в уютном животике, решает, что пора познакомиться с мамочкой именно сегодня.

На середине сеанса у подруги начинается резь в животе, а спустя несколько минут и вовсе отходят воды.

Всю дорогу до больницы она лежит на заднем сиденье и причитает:

— Слишком рано. Рано!

— Все будет хорошо, — я стараюсь ее поддержать и утешить, но у самой от страха кишки сводит. Я плохо понимаю в детях, но знаю, что в животе они должны сидеть ровно девять месяцев. У Светы все происходит раньше на несколько недель.

К счастью, нас уже встречают. Прямо к такси привозят каталку и бережно помогают на нее забраться.

— Ну что, дорогая, рожаем, — спокойно произносит строгая врач, едва только взглянув на Свету.

Подруга зеленая от страха. Я кажется тоже. Чувствую себя бесполезной и бестолковой, но, к счастью, мне находится дело. Перед тем, как Свету увозят, она сует мне ключи от своей квартиры.

— Привези мою родильную сумку. Она готовая уже. В шкафу в моей комнате.

Я хватаюсь за это дело со всей дурью и ответственностью. Мчу к Светке домой, по дороге задолбав таксиста:

— Быстрее пожалуйста. Еще быстрее. Ну что так медленно?! Там человек рожает!

Кажется, он готов перекреститься, когда высаживает меня у Светкиного дома, но я спешу его расстроить:

— Ждите! Сейчас обратно поедем.

Я бегу к подъезду, врываюсь в лифт и судорожно жамкаю кнопку нужного этажа. Металлическая коробка неспешно ползет наверх, нервируя меня еще больше.

Но самый треш случается, когда я в темноте путаюсь с замком, не попадая трясущимся ключом в скважину, а за спиной раздаются тяжелые, торопливые шаги.

Если это маньяк, то в его же интересах пройти мимо, потому что я сейчас так взвинчена, что отпинаю по почкам не задумываясь.

Оборачиваюсь, но в тот же момент в лицо бьет свет от фонарика. И мне требуется несколько секунд, чтобы проморгаться и понять, что это не маньяк, а кое-кто похуже.

Смолин!

— Где Света?

Сказала бы я где…

— В клинике. Рожать собралась.

— Но ей еще две недели ходить!

Надо же внимательный какой.

Впрочем, у меня нет времени на то, чтобы пререкаться с ним. Коротко описываю ситуацию, но когда он спрашивает, почему ему не позвонили, не могу удержаться от шпильки:

— А кто ты такой, чтобы тебе звонить?

Он делал моей подруге слишком больно. Она из-за него перестала улыбаться и стала похожа на тень! Я ему этого не прощу. Никогда… Но кажется, ему похер. Кирилл забирает у меня сумку и командует:

— Поехали. Я отвезу.

Ну и правильно. Пусть везет. Пусть участие принимает, а то все они горазды нервы мотать, а как до роддома доходит, так у них лапки.

Но когда мы приезжаем в клинику, Кир меня удивляет. У него не лапки, у него лапищи с огромными когтями. Он вверх дном все переворачивает, чтобы у Светки была лучшая палата и лучшие условия. Пока идет операция, как тигр в клетке мечется по коридору, и когда из-за закрытых дверей раздается надрывный детский плач, меняется в лице.

В холодных голубых глазах появляется что-то чему я не могу дать определения, но впервые мне кажется, что он не так плох, как я о нем думала.

***

Наивная! Он хуже! Гораздо хуже! Просто горный тролль, пожирающий на завтрак хрупких девственниц.

А как его иначе назвать, если на следующий день, вернее на утро, когда все нормальные люди еще спят, он будит меня звонком. Не по телефону, и даже не в домофон, а в дверь!

— Кто там, — ворчит Егор, сонно притягивая меня к себе.

— Не знаю. Может соседка, — наивно отвечаю я и ползу открывать.

Вижу на пороге Смолина и рефлекторно захлопываю перед его носом дверь.

Снова звонок.

Сон уже как рукой сняло. Я поправляю короткую пижаму и снова открываю:

— Чего тебе?

— Помощь нужна. Собирайся.

Я слышу, как в комнате что-то падает. Кажется, это Малов свалился с кровати, услышав в такую рань мужской голос.

— Что-то со Светой?

— У нее все хорошо, — он сдержано улыбается и тут же хмурится, уставившись на что-то за моей спиной.

Оборачиваюсь и вижу Егора, замотанного в простыню. Выглядит грозно и очень внушительно. И взгляд такой, что прям ууух.

Кирилл смотрит на него, на меня и жмет плечами, мол его это не касается:

— Она ничего не покупала к рождению дочери. А я понятия не имею…

— Ни слова больше! — останавливаю его жестом, — дай мне десять минут на сборы.

Я бегу в спальню, на ходу столкнувшись с Маловым:

— Кстати, знакомьтесь. Это Егор, это Кирилл. Дальше сами.

Пока они что-то бухтят в прихожей, я судорожно ношусь по комнате, хватаю в охапку вещи и бегу в ванную.

А когда выхожу. Они оба меня ждут в полной боевой готовности. Егор уже даже курку надел и обулся. Как у него это получается? В одной простыни же был!

Он перехватывает мой изумленно-возмущенный взгляд и усмехается:

— В армии нас и не таким фокусам научили.

Фокусник хренов.

Я выталкиваю их из квартиры, запираю дверь, и мы втроем едем в детский магазин. Мне стыдно признаваться, но я тот еще помощник, когда дело касается детей, и Смолин очень сильно облажался, если думал, что я сейчас четко и размеренно проведу его между полок, пальцем указывая на то, что надо купить.

Ага. Сейчас!

А как же завопить, схватив розовую распашонку: смотри какая красота? Или пустить слезу при виде крошечных пинеток?

В общем, хорошо, что Смолин – мужик богатый, потому что бедный бы повесился, ибо набрали мы сто-о-олько всего, что пришлось заказывать грузовое такси. Кроватка, пеленальный стол, ванночки, пирамида из памперсов и десяток пакетов с детским барахлишком.

Светка точно по голове за такое не погладит, но плевать. У меня оправдание есть – я в шоке от того, что творится в моей жизни. От того, что Кирилл оказался не таким говнюком, как я его считала, оттого что мы снова с Маловым, оттого что все так быстро меняется!

Со всей тщательностью я подхожу к обязанностям крестной и занимаюсь подготовкой Светиной квартиры к возвращению хозяйки с малышкой. А мужики мне помогают.

Пока я перестирываю и глажу все детское добро, они дружно собирают кроватку и всю остальную мебель. Потом вместе убираемся, расставляем все по местам, и довольные проделанной работой, расходимся по домам.

Я все думаю о том, что Кирилл поменялся, и что я не ожидала от него такой прыти. И даже говорю от этом Егору, на что он реагирует на удивление спокойно:

— И что такого? — жмет плечами, — когда ты будешь в роддоме, я тоже все буду готовить к твоему возвращению.

У меня аж холодный пот по спине заструился.

В роддоме? Он серьезно?

Я не из тех женщин, которые едва увидев мужика, тут же прикидывают сколько детей у них будет. Но сейчас, если честно, кольнуло. Сильно и томительно. К щекам прилил нестерпимый жар, потому что я внезапно представила себя беременной круглой и неуклюжей. А рядом Малова. И от этих фантазий так сильно застучало в груди! А еще почему-то захотелось улыбнуться.

Смущенная собственной реакцией, я поспешно отвернулась, чтобы Егор ничего не заметил, но яркая, реалистичная картинка так и осталась перед глазами.

Я думаю об этом весь день до самого вечера. И чем дольше это продолжается, тем отчетливее понимаю, что я не против. Да какое там не против! Я просто до дрожи хочу своего малыша. Пацана, с такими же глазами, как у Малова.

Эта мысль настолько обескураживает, что я хожу как в воду опущенная и лопочу какой-то бред, когда Егор пытается выяснить, что со мной. Однако ближе к вечеру случается то, что немного сбивает мой материнский инстинкт.

Звонит Сашка. Тот самый приятель, которого Егор попросил разобраться с подставой.

— Я раскопал подробности по вашему делу, — раздается в трубке, и мы с Маловым переглядываемся, — пришлю на почту. Разбирайтесь.

— Спасибо. Я перед тобой в долгу.

— Ерунда, — произносит невидимый собеседник.

Они с Егором еще о чем-то говорят, но я уже не слушаю. У меня внутри стягивается пружина и просыпается кровожадный демон, который готов разорвать всех, кто в прошлом приложил руку к нашему расставанию.

От нетерпения аж подбрасывает. Егор тоже на взводе и, когда мы садимся перед ноутбуком, не с первого раза набирает пароль от своей почты.

Во входящих – письмо от Александра Карпова, а в нем какие-то документы, сканы и фотографии.

И на одной из них, названной «заказчик», изображен Мирон и та самая девка, с которой я застала Егора с кальяном.

— Убью, — глухо рычит Малов. И в кой-то веки я с ним полностью и безоговорочно согласна.

***

Перед нами раскрывается просто волшебная картина.

Мирон, нытик и маменькин сынок, внезапно оказывается главным злодеем этой истории, а размалеванная телка рядом с ним – никто иная, как его двоюродная сестрицы. Но главный парадокс и насмешка ситуации заключается не в этом.

— Так это же …как его… Ефимов! Как я его сразу-то не узнал? — изумленно выдает Егор, открыв следующий файл. В нем общая школьная фотография, — мы с ним вместе учились. Вот смотри.

Он тычет пальцем в какого-то задохлика с нечёсаными волосами:

— Редкостный задрот был. Не то что я. Глянь, какой красавец, — указывает на здоровенного улыбающегося балбеса в последнем ряду, — прекрасен, как печенька.

Я сокрушенно сжимаю переносицу:

— Только не говори, что эта Печенька в школе чморила заморыша-одноклассника.

Он мнется:

— Ну…было дело. Мы как-то портфель его в женском туалете утопили. Потом куртку стащили. А уж сколько раз жвачки подкладывали и бумажки на спину крепили и не сосчитать.

— Егор, — стону, закрыв лицо руками.

— Ну а что? Он противный такой был, ты бы знала. В свое оправдание могу сказать, что он за дело получал. Вечно на всех ябедничал, подло подставлял и голову не мыл. Просто брр, — его передергивает. Потом он хмурится, — и как ты могла с ним…

Под моим грозным взглядом затыкается.

— Ты что не понимаешь? — наезжаю на него, — ты его в школе доводил, и он за это на нас отыгрался…И когда я с ним встречалась, он голову мыл!

А вот характер и правда с гнильцой был. Просто мне на него так плевать было, что я этого даже не замечала. Вплоть до того инцидента на горке, когда Егор спас от алабая, а мой как бы молодой человек, стоял в это время в сторонке и ждал исхода.

— Да кто ж знал, что он таким говном злопамятным окажется, — смущенно басит Малов. Но раскаяния в голосе ноль. Непробиваемый.

Я отвешиваю ему легкий подзатыльник:

— Эх ты…дуб!

— Чего сразу дуб-то?

Он бухтит, а я дальше листаю присланные детективом материалы. Снова фотография, снова общая. Растерянно рассматриваю какие-то однотипные лица. В голове что-то крутится, но мысль ухватить не получается. До тех самых пор, пока Малов не выдает:

— Какой ты в школе цыпой была. Прям ууххх.

Пелена с глаз падает, и до меня наконец доходит, что это фотография моего выпуска.

Цыпа, про которую Малов так смачно сказал «ухх», стоит в последнем ряду и выше на полголовы, чем рядом стоящие мальчишки. На голове кудри какие-то. Глаза намазаны синим, губы – алым.

Стыдоба. Но Егор, кажется, искренне восхищается.

— Зачем он это прислал, — недоумеваю, а взгляд уже скользит по рядам, — зачем…ооо…

— Что?

— Это…это… — судорожно стучу ногтем по рыжей очкастой обезьяне во втором ряду, — это…

Пока я пытаюсь вспомнить слова, Малов убирает в сторону мою руку и придвигает нос к фотографии, пытаясь рассмотреть, что меня так взбудоражило:

— И что? Чучело какое-то.

— Это Нинка! — хватаюсь за сердце. Егор ни черта не понимает, поэтому приходится пояснять, — Нинка…Ефимова.

— Эта что ли? — он возвращает фотку, на которой Мирон с двоюродной сестрой.

— Да!

— Фига себе она изменилась.

Бывшая одноклассница и правда преобразилась. Уже не рыжая и не очкастая, и даже не худющая, как палка. В отличие от меня обзавелась весьма приличными титьками.

Малов задумчиво трет бровь:

— Дай угадаю. Ты тоже ее в школе доводила?

Нервно сглотнув, я киваю:

— Не то слово. Она меня жутко бесила… Она всех жутко бесила. Подхалимка, крыса и обманщица! Сколько раз перед учителями подставляла – не сосчитаешь. А на выпускном полезла к моему парню…Бывшему парню, — добавляю, заметив, что Малов начинает грозно сопеть, — наговорила ему про меня с три короба, чуть ли проституткой не выставила. Только он не поверил и с лестницы ее спустил, а я потом добила, устроив разборки при всех. И мне не стыдно за те слова! Я оборонялась…

Замолкаю, с трудом переводя дыхание и вспоминая тот злосчастный вечер. Как тогда Нина шипела. Называла меня дурой, а парня моего дегенератом. А еще она кричала, размазывая по щекам потекшую тушь:

— С этим не получилось, так с другим получится.

Конечно, я не восприняла ее слова всерьез, и не вспоминала о них, до сегодняшнего дня.

— Ну и кто из нас дуб? — усмехается Егор, когда я рассказываю ему о том случае.

— М-даааа….

Сидим, молчим, перевариваем.

Кто бы мог подумать, что двое неприятных персонажей из нашего раздельного прошлого окажутся не просто знакомыми, а родственниками и спустя годы, решат отыграться за старые обиды.

Кто еще кроме нас двоих мог вытащить такой «счастливый билет»?

Аж трясет от злости. Это же надо! Два каких-то лоха развели нас, а мы ничего и не поняли.

Меня передергивает, когда думаю, как радовался Мирон, заполучив девушку своего школьного врага и как брызгала кипятком Ниночка, увидев мою перекошенную морду тогда в кальянной.

— Предлагаю скинуться на снайпера, — рычу, захлопывая крышку ноутбука.

— У меня есть идея получше.

— Ракета? Гранатомет?

— Давай пригласим их на нашу свадьбу?

— Что? — глупо хлопаю глазами. А Малов торопливо продолжает:

— Ты только представь, как их разорвет, когда они узнают, что несмотря на все козни, мы снова вместе.

— Фиг с ними с кознями. Мне показалось…Или ты сделал мне предложение?

— Ну…да, — трогательно краснеет и, неправильно расценив мою хмурую физиономию, тут же идет на попятный, — чисто из стратегических целей.

— Я согласна.

— На войне все средства хороши, — продолжает тормозить.

Поэтому я обхватываю ладонями его пылающее лицо и выдыхаю:

— Я согласна!

И дело не в стратегиях. И не в войне.

Я просто больше никому и никогда не позволю нас разлучить.

А эти двое…что ж, я уверена судьба все расставит по своим местам.