Теперь, передо мной стояла задача обезопасить свои деньги и обрубить концы, чтобы ничего не указывало на то, что эти деньги были заработаны таким не слишком честным способом. Тем более, что в какой-то бульварной газетенке начала подниматься волна, касающаяся подобного заработка. Даже приводился текст одного из писем. Правда ко мне этот текст не имел никакого отношения, так как был совершенно другим, но все же стоило поберечься. Похоже моя идея понравилась, и кто-то решил запустить подобный бизнес от своего имени. Впрочем, меня это уже не особенно волновало.
Зайдя в банк, я решил проконсультироваться управляющим по этому вопросу. Не то чтобы я собирался выложить ему всю подноготную денежных поступлений, как раз наоборот, и поэтому я попробовал решить некоторые вопросы с его помощью. Сейчас, ко мне относились несколько иначе, чем раньше. Тогда я был всего лишь кандидатом на усыновление, и по сути никем. Сейчас, мало того, что я стал мистером Фридманом, так еще сумма на нашем с матушкой счету, возросла более чем в пять раз, и соответственно отношение ко мне было совсем иным.
Отдельный кабинет, чашечка кофе, сигары предложенные управляющим, были восприняты, как нечто естественное. Мой же вопрос, состоял в том, что я якобы собираюсь несколько упорядочить свой бизнес. Возможно закрыть лишние счета в других банках, или же перевести поток поступлений на свой банк. Все это было воспринято с пониманием и одобрением, но меня сейчас волновало то, что по всем документам, я ношу другое имя, и не вызовет ли это некоторых трудностей с задачами, которые я поставил.
Как оказалось, ничего страшного в этом нет. В мэрии имеются доказательства, что я, и фон Бюлов, одно и тоже лицо. Вернее сказать являюсь преемником фон Бюлова. И подобные случаи далеко не единичны, следовательно ничего невозможного здесь нет. И поэтому если я отдам подобное распоряжение своему банку, то без каких-либо проблем, лишние счета будут аннулированы. Правда в некоторых случаях это может потребовать некоторых средств, все зависит от заключенных договоров. Я заверил управляющего, что никаких неустоек по договорам не предусматривалось, а мгновением позже, просто передал имеющиеся у меня документы для ознакомления. И пока я с наслаждением курил настоящую гаванскую сигару, запивая затяжки прекрасным кофе, управляющий изучал поданные ему документы.
Как итог, я выписал на имя банка доверенность на закрытие счетов во всех банках, кроме того, в котором я сейчас находился, соответственно с переводом средств на основной счет. Таким образом, я обрубал возможные концы. Хотя конечно, при желании доказать, что это именно я являюсь сборщиком «пожертвований», будет не слишком сложно. К тому же как оказалось имеются документы, с помощью которых вполне можно соотнести Алекса Бюлова с Алексом Фридманом. С другой стороны, подобный бизнес пока еще не находится под запретом, следовательно, никаких законов я не нарушал. Да и теплится кое-какая надежда о том, что тайна вкладов не пустой звук. Ну а, то что бизнес был построен, на добровольных пожертвованиях, так ведь наверняка и кто-то другой, тоже слегка обогатился. Возможно несколько меньше чем я, но тем не менее.
Мойша Либензон страдал. И было из-за чего. Его левая рука, сломанная в двух местах, покоилась в гипсе. Под правым глазом лиловел огромный синяк, сползающий на половину щеки, а из-под бинта укутывающего, голову, виднелся кровоподтек. О нескольких выбитых зубах, и вывихнутой, при неудачном падении ноги, можно было и не упоминать.
Сидя в кресле у потухшего камина, он покачивался взад-вперед и что-то шептал в полголоса. Если бы кто-то прислушался к его шепоту, то услышал бы богохульные слова, адресованные всем, до кого мог дотянуться в своей памяти, и главным упреком было то, что ему хотя и дали талант торговли, но не дали ума, чтобы он мог вначале подумать, а уж потом решать стоит ли давать собственный адрес для сбора средств.
Начиналось все просто прекрасно. Разослав письма по своим знакомым, которые наверняка должны были раскошелиться и пожертвовать старому еврею, свои кровные доллары, а затем и дать письмам продолжение, он засел в своей лавке и потирая руки, уже подсчитывал барыши, надсмехаясь над тем неудачником, который вместо почтового адреса, указал в письмах номер банковского счета.
— Это же надо было додуматься и указать банковский счет! — потешался Мойша. — А то, что с дохода снимут тридцать пять процентов прибыли он не подумал? Ну уж нет, я-то точно не наступлю на эти грабли. Моё оно и есть моё, а государство пусть кормят неудачники, которым некуда девать деньги и не хватает ума.
Пожертвования начали приходить уже на второй день. Причем, что интересно, хотя Мойша отметил свое имя в первой строке, всего в десяти посланиях, но получил вместо десяти двенадцать долларов. Видимо кто-то из клиентов проявил особую благодарность. Впрочем, это была только затравка. Основной доход он надеялся получить из тех писем, где был записан на более высоких позициях.
Несколько дней была полная тишина. Лишь на пятый день с момента отправки корреспонденций, на его адрес упали пять писем. На шестой чуть больше, а потом повалили валом. Мистер Либензон, едва успевал их обрабатывать, поэтому уже через день, в лавке некуда было ступить из-за конвертов, валявшихся буквально на каждом шагу. Почтальоны, грозились написать на него жалобу из-за того, что большую часть времени приходится носить послания отправленные именно на его имя. Более того, случалось так, что, принеся утреннюю почту, почтальону приходилось делать тоже самое в обед, а то и вечером. И ладно бы если бы это били одно-два письма, так ведь нет! Порой приходилось брать дополнительную сумку, ато и мешок чтобы унести все посления. Пришлось затыкать им рты оплачивая их лишние похождения. Правда на фоне поступлений это были сущие гроши, но все равно пришлось переступать через себя, и дядя Миша сильно переживал из-за этих лишних расходов. Уже к концу декады, пожертвования от незадачливых адресатов достигли десяти тысяч долларов. Дядя Миша ликовал. В мыслях уже перебирался подальше от этого вонючего Бруклина, а вместо крохотной лавчонки, видел себя владельцем огромного магазина со стеклянными витринами и такими же прилавками, где в свете мощных лам поблескивали золотые украшения, и играли многочисленными гранями бриллианты и изумруды. Правда его радость длилась не очень долго, потому что пришли они. Были ли это мальчики сеньора Галуччи, или же боевики Алессандро Валеро, дядя Миша так и не понял. Но по большому счету, все это было не так уж и важно, потому как пришедшие не стали ничего выяснять. Ему просто сломали руку, подбили глаз и нанесли несколько ударов гибким и тяжелым резиновым шлангом по голове, а потом, вывернули на изнанку всю лавку, забрали из нее все более или менее ценные вещи, и уж тем более всю сегодняшнюю 9выручку, что поступила через почту. А в конце, один из бандитов сказал, что если он желает продолжать торговлю в своей лавке, то обязан каждую неделю отстегивать банде по пять сотен долларов. А уже возле выхода добавил:
— И это еще по-божески, судя по твоему доходу — бандит поддел носком лакированной туфли лежащий на полу разорванный конверт, — с тебя надо брать гораздо большую сумму.
Мистер Либензон схватился за голову и отчаянно завыл, понимая, что проиграл. Проиграл, не только в этом, казалось бы, сверхприбыльном деле, а проиграл во всем. Теперь придется срочно продавать все. И лавку, и квартиру и сломя голову, бежать на другой конец страну, где все начинать заново. А самое паршивое, во всем этом было то, что, зная о том, что его заставили платить дань, за его лавку не дадут и гнутого гроша, да и квартиру придется скорее отдавать задешево только потому что тянуть время — значит подвергать себя ненужному риску. И хотя письма еще продолжали поступать, но как оказалось, теперь все это отслеживалось, и уже в конце недели ему пришлось отстегнуть первый взнос в пять сотен баксов. Учитывая то, что письма вот-вот закончатся, мистер Либензон срочно подыскивал место, куда можно было уехать, чтобы освободиться от навязчивых клиентов.
Мистер Браун, отправив почтой два доллара мистеру Либензону, отложил письмо в сторону, решив размножить его несколько позже, но заботы собственного бизнеса, несколько отвлекли его от этого дела, и вскоре он благополучно забыл об этом письме, вспомнив о нем совершенно случайно, когда, находясь неподалеку от лавочки старого еврея услышал доносящиеся оттуда шум и крики. Что именно там происходило стало понятно, когда в дверях показалась довольно известная личность, пересчитывающая стопку долларовых купюр, и что-то бросившая хозяину сего заведения. Разбросанные возле лавочки вскрытые конверты, говорили сами за себя. Поэтому мистер Браун, поспешил удалиться от этого места, как можно быстрее и незаметнее, изо всех сил молясь господу и благодаря его за то, что тот отвлек его от этого неправедного заработка, и уберег от бандитов.
Позже, на всякий случай он решил оборвать все связи с этим неудачником, Либензоном решив, что здоровье все-таки дороже. А отложенное когда-то письмо, несколько размноженых, но так и не отправленных экземпляров, в тот же день благополучно были сожжены в камине.
Бобби Смит, так и не дождался ни единого перевода. Впрочем, уже через несколько дней после отправки писем, он завербовался на работу в серебряных рудниках штата Невада, и благополучно уехал на заработки. Об отправленных письмах он вспомнил только через полгода, но так как находился в это время, слишком далеко от Нью-Йорка, то решил, что, либо послания были отправлены обратно адресанту, потому он сменил место жительства, либо их присвоил кто-то другой, заняв место в его бывшей квартире. Впрочем, хорошенько поразмыслив, решил, что отправленный доллар не такая большая потеря, чтобы из-за этого убиваться, и благополучно забыл обо все этом. Тем более, что нынешняя работа, хоть и требовала физических усилий, но тем не менее достаточно хорошо оплачивалась, и задумываться о чем-то еще не имело смысла.
У меня, же все складывалось просто прекрасно. При закрытии счетов в других банках, на основной счет капнули еще около пятидесяти пяти тысяч, и на этом эпопея с «письмами счастья» была завершена.
В принципе, находящаяся на моем счету сумма, позволяла уже не задумываться о будущем, по всем моим подсчетам, ее вполне должно было хватить не только мне, но и будущему потомству, во всяком случае в качестве стартового капитала. Но учитывая то, что вести жизнь рантье откровенно скучно, я перебирал в памяти дела, которые могли бы принести мне неплохой доход, при минимуме затрат.
Первым делом вспомнился СКС с его незабвенным «Режимом бога», вот только единственный компьютер, который сейчас существовал назывался канцелярскими счетами, и и боюсь на его костяшках не было записано ни единой мелодии. Вроде бы самым передовым сейчас считался герр Цузе из Германии, разрабатывающий первую в мире счетную машину. Но о том, что на ней можно выполнять, что-то кроме рассчетов, он я думаю, даже не задумывался. А из того, что я помнил из будущего, большей частью приходило на ум пара первых строк, ну от силы куплет. Да и пели сейчас несколько в другом стиле, так что вряд ли что-то из будущего пришлось бы, кому-то по душе. Опять же учитывая кризис и недавнюю депрессию, вряд ли народу захочется песен, тут бы пожрать вволю, хотя бы раз в день.
В один из дней, мы с матушкой, по ее просьбе, посетили местный госпиталь, где лечились в основном люди, живущие в нашем городке или входящие в немецкую диаспору. Судя по приему, оказанному нам, фрау Фридман здесь хорошо знали. Как сказала она сама, раз или два в год, она посещает это место с целью благотворительности, оставляя в местной дирекции небольшие суммы в размере пятисот, редко тысячи долларов. Для нас, эти суммы действительно не были столь существенны, зато стоило матушке недавно схватиться за сердце от волнения, так карета скорой помощи примчалась буквально в течении пары минут, и вообще, создалось впечатление, что она ждала вызова буквально за углом нашей усадьбы. Вносить некоторые пожертвования на содержание госпиталя семья начала еще при живом муже, и матушка старалась поддерживать это традицию после его смерти, и привлекая к ней сейчас и меня. Я был совершенно не против всего этого, и потому не стал отказываться от этой поездки.
Вместе с главным врачом мы прошлись по госпиталю, при этом он показывал нам все, что мы хотели видеть, и кроме того между делом отчитался за прошлые взносы, показав, что за их счет было отремонтировано целое крыло здания, и сейчас, пациенты находятся гораздо лучших условиях чем раньше. Выйдя из очередного помещения, я слегка отстал, закуривая сигарету, хотя сам врач и не выпускал сигары изо рта всю дорогу, я все же придерживался того, что находящимся здесь людям сигаретный дым будет вреден, и потому если и закуривал, то только на свежем воздухе. В этот момент, у прогуливающегося по аллее госпиталя десятилетнего мальчика с загипсованной ногой, случайно упал костыль, я тут же наклонился чтобы его поднять и с удивлением почувствовал его вес. Вроде бы и невеликая конструкция, а весит, пожалуй, килограммов пять. Так мне показалось. В тот же момент, в голову пришло воспоминание о том, что в моем времени были подлокотные костыли. Простые до невозможности. Состоящие всего лишь из одной раздвигающейся стойки и и двух упоров, для ладони руки и поддерживающего упора в районе локтя. По сравнению с этим деревянным подмышечным чудом, небо и земля.
Тут же отрешившись от происходящего вокруг меня, я начал вспоминать элементы его конструкции. Алюминий хоть в листах, хоть в трубах, наверняка уже производится на территории страны. На счет пластика не знаю, но временно его можно заменить чем-то другим, например, тот же упор для руки сделать из алюминия, но обшить поверх либо резиной, либо кожей. В крайнем случае сделать что-то из дерева. Думаю мастера для этого найдутся. Конечно в итоге выйдет чуть тяжелее чем пластмасса, но все равно много легче чем тот, что я только что поднял. К тому же, насколько я помнил из когда-то прочитанного, подмышечный костыль может доставлять некоторые неудобства для подмышечной области тела, натирать ее и соответственно вызывать раздражение кожи, возникновение язв и тому подобные гадости. Подлокотный же лишен всего этого. А учитывая простоту конструкции, то и его сборка будет проходить гораздо легче, следовательно, себестоимость будет лишь совсем немного превышать стоимость материалов.
— Алекс, сынок! Что с тобой?
Возле меня стояла фрау Фридман и дергала меня за рукав, пытаясь вывести из ступора.
— Ты меня напугал, Алекс! Что произошло?
— Все в порядке, матушка. Просто именно сейчас, я понял, чем буду заниматься последующее время. Боюсь, у меня будет несколько меньше времени на отдых.
— Ну, что ты говоришь, сынок, я только рада тому, что ты наконец определился с будущим делом. Не подскажешь с чем оно связано?
— Это будут некоторые медицинские приспособления. Думаю, что спрос на них будет очень большим, при низкой себестоимости товара.
— И что же это будет? — вмешался в разговор стоящий рядом главный врач.
— Боюсь пока рано об этом говорить, сэр. Предстоят некоторые хлопоты с патентом, но первые же образцы изделий будут испытываться в вашем госпитале. Это я могу пообещать наверняка.
Матушка, услышав последние мои слова, даже слегка вздернула подбородок, и оперевшись на мою руку слегка прижалась ко мне, показывая свою гордость за меня.
Следующие несколько дней, я практически не выходил из дома, готовя чертежи, и описание будущего подлокотного костыля. И пусть простит меня канадец Томас Фаттерман, который и изобрел эти костыли в 1950 году, но я сделаю это первым. К тому же меня гложут большие сомнения в его авторстве, потому что, я точно помню, что перед самым отъездом в США к сыну, я просматривая довоенные фотографии случайно наткнулся на фото изображающее раненых мальчишек Гитлерюгенда, и один из них точно опирался на нечто похожее. Учитывая то, что фотография датировалась 1945 годом, получается, что Томас, тоже видел либо ее, либо что-то похожее и потому просто воспользовался чужими наработками, выдав их за свои. (В дополнительных материалах фотография 1945 года, где ясно видны подобные костыли. Скорее всего США, как обычно не признала патент чужой страны, а после поражения Германии, об этом патенте позабыли)
Закончив с описанием и чертежами, как оказалось, заявка должна была подаваться в двух экземплярах, я оправил ее заказным письмом в Библиотеку Конгресса САСШ. И стал дожидаться ответа. Решив, до получения патента, не привлекать к себе внимания началом производства чтобы не плодить конкуренции.